Все комедии заканчиваются свадьбами!

Остальной народ уже поел и хрустел печеньем и пирогами под разнообразные напитки.

— Матюха, ты зашёл когда, у тебя лицо было, как к Милахи на новый год, — начал Женька. — Как тебе подарочки?

— Нормальные, — усмехнулся Матвей, с аппетитом наворачивая борщ из громадной тарелки. — Сам делал!

Матвей отъелся, отоспался, утром вскочил бодрый. Развлекал одного сына, пока Рита кормила второго, потом мыл и одевал по очереди, унес в гостиную, оставив Ритинью досыпать кверху попой под толстым одеялом. Дети таращили на папу глаза, дули губки и отрабатывали на папиных пальцах хватательный рефлекс. Устали через полчаса, собрались было поплакать, но папа положил обоих под ключицу, в ухо тяжело застучало сердце, так спокойно и надёжно, что убаюкало почти мгновенно. Матвей сидел так с полчаса, пока на кухню не спустились тесть с тёщей.

— Доброе утро, — Людмила Евгеньевна не сдержалась, подошла погладить младших внуков. — Спят мои сладкие котики! Ты завтракал, Матюха?

— Нет, — папа ловко переложил в люльку на полозьях сразу обоих мальчишек, укрыл, немного поднял 'крышу'. — Помочь, мам?

— Что будешь, омлеты колотить или вафли печь? — не стала отказываться Людмила Евгеньевна. Игорь Вадимович тем временем вытаскивал из старенького холодильника огромные кастрюли с собачьими деликатесами, кошачьей нарезкой, раскладывал в миски, перекладывал в вёдра. За окном уже призывно голосили.

— Сейчас, я бате помогу, чтобы два раза не ходить, — накинул куртку, вернулся, набрал полные руки. В открытую дверь просочились домашние коты, брезгливо трясли лапами в тазу, вырывались от Игоря, не давая вытирать.

— Не хотите лапы мыть, или на улицу не ходите, или домой, как остальные, — внушал Игорь Вадимович, отряхиваясь от мстительно оставленных хищниками клоков шерсти.

Матвей, улыбаясь, выставлял на специально сделанном крытом помосте у гаражей миски с едой для кошек, предпочитавших свободу. Над гаражами давным-давно были сделаны теплые домики для подброшенок, а в холодную погоду им даже включали отопление.

— Кормёжка у вас не хуже, чем в столовой армейской. Порции по любому больше, — погладил толстого котяру с раздвоенным ухом и наглой мордой. — Что, Билли, весна? Опять всю ночь своим кискам песни орал?

Собаки ревниво загавкали у вольера, бас Полковника эхом отдался от противоположного берега, заметался между деревьев.

— Тихо, перебудите всех, — цыкнул на псов хозяин от крыльца.

Матвей забрал тару, пошёл в дом, поглядывая на светлеющее небо. Наступало то время года, которое ему особенно нравилось. Днём уже начинало таять, крыши наперегонки отращивали сосульки, ночью подмораживало. По-особенному пахло свежестью, как будто зима перед уходом решила постирать заношенные снежные покрывала. Тропинки приятно похрустывали ледком, тянуло пробежаться, и он глубоко вдохнул в предвкушении.

Его не было минут пять, а Людмила Евгеньевна уже развила бурную деятельность. Одновременно пеклись вафли на двух вафельницах, жарился бекон на одной огромной сковороде и овощи на другой, тостер беспрерывно плевался поджаренным хлебом, на гриле пеклись сосиски, в одной мультиварке доваривалась молочная каша, в другой гречневая.

— Мам, точно помощь нужна? — с восхищением оглядывая поле деятельности, уточнил зять.

— Да, — пропела Людмила, что-то одновременно переворачивая и помешивая. — Бей яйца!

Все позавтракали и разъехались — кто на работу, Людмила Евгеньевна в городок за внуками, забрать пораньше из яслей и школы. Алина и Женя редко оставались со своей оравой одни, по пальцам можно было дни пересчитать, бабушка не видела старшеньких всего-то один вечер, а уже соскучилась. На даче остались Екатерина Юрьевна, Лина с близняшками и Волконские. Рита с детьми так и спали, нисколько не потревоженные привычным утренним сборищем, Лина своих увела в игровую.

— Матвей, иди побегай, — предложила Русанова, усаживаясь у них в гостиной с книжкой и хорошим видом на колыбельку. — Я тут за всеми присмотрю.

— Рита проснётся, пусть мне позвонит, — попросил Матвей, уходя переодеваться.

Утоптанная тропа пружинила под ногами, уводила всё выше в гору. Лес его помнил, здоровался взмахом упругой ветки, бросал под ноги хвою и шишки. Матвею было хорошо, спокойно. Он был там, где хотел, в ладу с собой. Он любил небо, полёты, но принял решение уйти, пусть временно, потерять несколько лет лётной практики, понимал, что за это время другие уйдут далеко вперёд, усовершенствуется техника. Пусть. Матвей был уверен, что сможет вернуться, а сейчас у него есть дела поважнее. Научиться купать мелких, например. Имена им дать! Подпрыгнул, ухватив высокую почти горизонтальную ветку, подтянулся, спрыгнул. Энергия била ключом и выплеснулась боевым индейским кличем.

— И почему Геля майских праздников не дождалась? — ворчал Женька, торопливо одеваясь после стремительного душа и пытаясь одновременно застегнуть брюки и завязать галстук. — Завтра бы по-человечески встали, нормально собрались и поехали.

— Потому что в мае жениться — всю жизнь маяться, — просветил уже одетый в парадное Матвей. — Теща распорядилась.

Было немного непривычно видеть парней в гражданском, но Ангелина, когда звонила приглашать, категорически объявила, что дресс-код допускает любой вид одежды, кроме формы. — Хоть голые приходите, только не в парадке. Вот она у меня где, — показала над макушкой.

— И это говорит человек, который в даже в увольнение платье ленился надевать, — беззлобно подколола Рита. — Ладно. Будут тебе красивые парни в пиджаках, я давно Матвея нарядить хотела. Кстати, ты на Глеба как размерчик подобрала?

На Волконского костюм пришлось шить на заказ, Женька с Вадимом пожертвовали выходным ради шопинга и отпросились на три часа тридцатого апреля, что само по себе было подвигом. Как бы то ни было, этот квест они прошли и теперь осталось только успеть на роспись. В этот раз выкуп невесты без них прошёл. Хотя, если честно, Ангелина, припоминая похищение невест, не очень-то их отсутствию печалилась, в отличие от Глеба.

— Давайте выдвигаться уже, — Лина, немного нервничая, вышла из соседней комнаты. — Пока дети отвлеклись. Не успеем, будут вопить и скандалить!

Поскольку не только Серебро и Волконские ворчали на свадьбу в будний день, выездная регистрация была назначена на четыре вечера в подмосковной усадьбе, которую владельцы сдавали в аренду как раз под свадьбы и юбилеи. Нарядный шатер на улице, много цветов, улыбающиеся гости и жених, нервно дергающий шеей в тугом воротничке. Ангелине было все равно, только бы в этот раз свадьба, наконец, состоялась. За три года они пытались торжественно пожениться четыре раза, но то Глеба отправляли в очередную командировку, то она срочно улетала, и родители опять звонили организаторам и приглашенным и извинялись. Самим Глебу и Ангелине было хорошо и так, они расписались еще в Хабаровске, но родителям, особенно Королевым, надо было свадьбу "как у людей". В результате было потрачено много денег, еще больше — нервов, и теперь четверка сватов в предобморочном состоянии ожидала во всех смыслах долгожданное событие. Новобрачные обменялись кольцами и поцелуями, регистратор захлопнула папку и с дежурной улыбкой удалилась, фотограф подскочил исполнять 'сессию'.

— Здорово, — улыбаясь, подошел к Серебро-Волконским Андрей Щербаков, махнул кому-то. — Вот кого точно рад видеть, мужики, так это вас!

К ним широким шагом уже двигались Наум Марыкин и Роман Седов. Мужики тискали друг другу руки, хлопали по плечам, Ромка обнял Риту, попробовал покружить.

— Седов, ты бессмертный? — Рита, смеясь, вырвалась.

— Я чисто по-дружески, — сделал тот наивные глазки.

— Ну, дай и я тебя обниму, по-дружески, — шагнул к нему Волконский.

— Да ну тебя, еще ребра сломаешь, — отступил на шаг. — Матюха, ты все в ширь растешь, что ли? Монгола догоняешь, как его там звали?

Свадьба шла своим чередом — еда, танцы, конкурсы. Горячительное лилось рекой, гости развеселились, некоторые — разоткровенничались.

— Все равно не понимаю, — Марыкин, развалившись, откинулся на стуле, активно жестикулировал. — Ты же мужик! Мужик! Дети, памперсы, кашки-какашки — это бабские дела.

Матвей молча пил минералку.

— На... это тебе? Она, значит, героиня, на Марс полетит, а ты, каблук, дома детишек нянчить? — пьяно рассмеялся.

— Не лез бы ты к людям, — посоветовал Щербаков. — Без тебя разберутся.

Не угомонившийся Наум понес что-то уж совсем несусветное, и Матвей поднялся и вышел, чтобы избавить себя от искушения. Поискал глазами жену, отошедшую минут двадцать назад поболтать с однокурсницами. Она стояла с Алиной и Матвею показалось, что Рита недавно плакала.

— Что, родная? — обнял, поцеловал в мягкие кудри.

— Да ну их, — всхлипнула. — Сами еще никого не родили, но я уже мать плохая!

— Наплюй слюной, Ритуль, — он сжал ее крепче. — Пойдем, потанцуем. Лялька, как насчет баттла?

— Я візьму той рушник,

Простелю, наче долю,

В тихім шелесті трав,

В щебетанні дібров.

І на тім рушничкові

Оживе все знайоме до болю,

І дитинство, й розлука, і вірна любов.

І на тім рушничкові

Оживе все знайоме до болю,

І дитинство, й розлука,

Й твоя материнська любов.

Влад Есин не в первый раз исполнял эту песню красивым звучным баритоном, и всегда у Милы щемило сердце от того глубинного, исконного и настоящего, что в ней было. Но сегодня, пожалуй, он пел её зря. У всех женщин слезы навернулись, а Людмила Евгеньевна, всю неделю упорно старавшаяся не плакать, поднялась и ушла в дом. Рита, все понявшая, отдала сидевших у нее на коленях детей мужу, тронула за плечо Вадима, кивнула Жене и они втроем пошли следом за матерью. Мама сидела у себя в спальне на постели, уткнувшись лицом в скомканный халат, плечи вздрагивали.

— Мама, мамулечка, — Рита с Женей сели по обе стороны, старший встал перед ней на колено, все трое обняли, прижались. — Ну, не плачь...

— Дети, дети, — обняла Риту, по очереди притянула к себе сыновей. — Как вы у меня выросли... Теперь всех сразу не обниму... опять вы от меня улетаете, так далеко и надолго... — бессвязно шептала сквозь всхлипы.

— Мама, ну что ты,— уговаривал Вадим. — Всего полгода, пусть месяцев восемь. Видеосвязь каждую неделю, каждый день связь с ЦУП.

— Мы ведь и раньше подолгу дома не были, — Женя погладил маму по щеке, поцеловал.— Скоро вернемся, будем служить в отряде, у тебя на глазах.

— Скоро вернемся, — вторила Рита. — Совсем скоро!

Мила по голосу определила, что дочь на грани истерики, мгновенно собралась.

— Конечно, — улыбнулась легко. — Просто я что-то накрутила себя, да песня еще эта трогательная. Ладно, давайте выбираться, а то нас поисковая команда разыскивать будет, может, даже с собаками.

Поисковая команда действительно встретила их в прихожей.

— Мам? — тревожно пробасил Никита, заглядывая ей в лицо.

— Все в порядке? — Кирилл теперь тоже был выше нее на полторы головы, но это все еще был тот самый мальчик, что не любил оставаться дома один и всегда старался держать маму за руку, как мамонтенок хвостик.

— Мила, — Игорь извлек ее из окружения, посмотрел в глаза, вытер мокрые щеки. — Давай, успокаивайся.

Она нырнула к нему под руку, прижалась близко-близко, покивала.

— Пойдемте, — отстраняясь. — Гостей проводим, детей пора укладывать. Завтра утром встанем, посидим спокойно, позавтракаем и поедете.

Рита, попрощавшись с Нетесиными, Келлерами, Есиными, Быковыми тепло обнимавшими, желавшими легкого полета, скорейшего возвращения, уставшая, опустошенная пошла к себе. Матвей уже купал мальчишек, дети смеялись, баловались. Села на пол рядом с низкой ванной, смотрела, не замечая, что плачет.

— Так, ихтиандры, вылезаем и укладываемся. Сказка нас ждет, спать не ложится, — Матвей, приговаривая, вытер сыновей, одел в широкие штанишки и майки, понес в детскую. Рита шла следом, испытывая грусть и досаду от того, как мало ее было в их жизни. Она приходила поздно, видела их утром и перед сном, да в единственный выходной. Их растил отец, и оттого, что она улетает, мало что для них изменится.

— Прилечу, пройду карантин и третьего рожу, — сердито пообещала она себе. — Буду сидеть в декрете до школы. С рук не спущу ни младших, ни старших! И вообще, уволюсь. Пусть Матвей семью кормит.

— Что ты ворчишь? — обнял сзади муж. — Хочешь третьего — будет третий. И четвертый.

— И пятый, — твердо сообщила Марго.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Мне уже хочется проводить тебя скорее, — целуя ее волосы, глаза, плечи.

— О? — вяло удивилась Рита, забираясь ему под майку.

— Каждый день твое возвращение будет ближе, — сжал до боли, противореча себе, не желая отпускать.

— Я вернусь к тебе, — поклялась горячо. — К вам! И мы никогда больше не расстанемся. Обещаю!