После недолгих размышлений Боня попросил Свету приземлиться прямо по центру развалин древнего города, фактически — на окраине города нынешнего. Может быть, метрах в ста от последнего строения.
— И если тебе не трудно, — попросил он ее, — походи пока драконом. Все равно, все видели, как ты подлетаешь, а так хоть есть надежда, что с расспросами будут приставать повежливее...
— Вообще-то, мне драконья форма более естественна, чем человеческая, — отозвалась Света. — Так что усилия мне требуется прилагать, как раз чтобы человеком оставаться. А так я даже отдохну. Если еще и поем в волю.
— Так ты для меня так старалась? — умилился Боня.
В ответ Света только стрельнула в него глазками. Учитывая ее нынешний облик, зрелище получилось не для слабонервных.
Приземлились они прямо среди развалин, посреди какого-то большого зала, от которого теперь сохранился только контур с остатками стен в пару кирпичей высотой. Да и то не всюду, видимо, старый кирпич активно использовали при строительстве новых зданий. То, что в старом городе оставалось еще столько неиспользованного "строительного материала" говорило о его мощи в древние времена. Ну и о неприхотливости современных кочевников, которым юрты все-таки были милее каменных зданий.
Кстати, одна из таких юрт, довольно большая и странной пестрой раскраски, напоминавшей лоскутное одеяло, оказалась в непосредственной близости (метрах в ста) от Бониного лагеря. Возможно, юрта и была "лоскутной", т.е. собранной из разноцветных кусков войлока.
Боня отметил про себя странных соседей, но сейчас был занят строительством собственного шатра. По его просьбе пикси наготовили целую кучу белоснежно-матовых кусков своей "материи" еще на подлете к городу. Теперь они быстро сформировали каркас шатра и обтягивали его, спаивая заготовки между собой. По Бониному плану шатер должен был быть большим и вытянутым в длину, вроде ангара. Метров десять в ширину и метров двадцать пять в длину, закругляясь на торцах. Львиную часть шатра, метров двадцать (погонных, а не квадратных, естественно) рядом с главным входом, выделили Свете. Остальную часть шатра поделили на три секции уже вдоль, примерно по три метра шириной и пять длиной: для Бони, пикси и горгулий.
Мебель пикси тоже быстро соорудили по старым образцам: стулья "рыболова", пару столиков, кровати-гамаки (себе Боня все-таки попросил сделать койку побольше, в надежде, что Света не все время в даконей форме будет). Даже Свете что-то вроде громадного надувного матраса соорудили, оказалось, что воздухонепроницаемую материю пикси тоже делать могут.
Свое "полетное" кресло Боня притащил в секцию к Свете. Та свернулась вокруг него клубочком. Горгульи застыли с обеих сторон входного полога шатра. Пикси построились тремя эскадронами (три шеренги по четыре гвардейца) в воздухе за спинкой кресла. Боня быстро сформировал себе доспехи из твердой маны, прицепил к поясу кинжал, взял в руки посох и уселся в кресло ждать гостей.
О посохе следует сказать отдельно. Это, можно сказать, была Бонина "контрабанда". Его идею прихватить с собой отводок мелорна не одобрили ни Света, ни эльфы. Просто цыкнуть на них Боня, не ожидавший такого единодушия, сразу не среагировал, так что потом решил не скандалить, а сделать все по тихому. Сходил к краю леса, вытянул из корня ближайшего мелорна прямой росток размером с посох, пропитал его маной под завязку и отделил от дерева. Оставил отводку только пару листочков на самой макушке и спрятал их внутри шара твердой маны. Вроде, такая трость с хитрым набалдашником. Все равно, расковырять шар и проверить никто, кроме самого Бони, в этом мире не в состоянии. Отводок, правда, при этом сильно перепугался, но Боня его после долгой мысленной беседы все-таки успокоил. Обещал ни в коем случае его не потерять и всячески о нем заботиться, а заодно соблазнял уникальной возможностью хоть немного мир посмотреть. Чем уж там мелорны смотрят, Боня не знал, но отводок заинтересовался, и теперь Боня улавливал исходящие от своего посоха эмоции гордости и любопытства.
Сцену Боня и его команда оформили "красиво", но вот зрителей-посетителей что-то не наблюдалось. Как будто их прилет остался незамеченным. Прошло около часа. Горгульи стали переминаться с ноги на ногу. Пикси сломали строй и облепили кресло и самого Боню с ног до головы. Лучше всех было Свете — она просто дрыхла на своем матрасе на полу. Ну и посох, навершие которого Боня машинально поглаживал, излучал эмоции спокойствия и благожелательности. (Прямо как мурлыкающего кота на коленях гладить, — подумал Боня. — Даже лучше: шерсть не летит и ощущения приятнее...)
Боня послал пару пикси на разведку. Те моментально вернулись.
— Кто-то идет! Большой!
Боня прислушался. Уши у него остались прежними, а вот слух, как, наверное, и все остальные чувства, в следствие апгрейда стал острее. Из-за полога шатра и вправду можно было расслышать сначала осторожные шаги, потом сдерживаемое дыхание.
По Бониному знаку горгульи и пикси (кроме разведчиков) приняли первоначальное положение. Затем пикси-разведчики подхватили полог шатра и резко его распахнули.
В проеме шатра оказался несомненно женский силует на фоне уже почти совсем темного неба. Судя по позе, "гостья" пыталась потихоньку заглянуть в щелку, подглядеть, что же внутри. Теперь же она жалобно пискнула на высокой ноте и села на пятую точку. Боня создал шарик довольно яркого света и послал его вперед — зависнуть над "гостьей". Света открыла один глаз и чуть приподняла голову. "Гостья" попыталась отползти назад, как была в сидячем положении, опираясь на руки за спиной. Горгульи вежливо подхватили ее под руки и помогли подняться, точнее, просто поставили на подгибающиеся ноги, после чего затащили в шатер "пред Бонины очи". Шарик света вплыл вместе с ними и теперь ярко освещал все вокруг, зависнув под потолком (Боня мысленно сам себя похвалил за ловкость).
Появилась возможность рассмотреть "гостью" повнимательнее. Девочка (или девушка?), одета в какие-то пестрые тряпочки и ленточки. Черные волосы собраны во множество тонких полуметровых косичек. В косичках ленточек нет, но какие-то ремешки вплетены. С цветом кожи что-то непонятное. Вроде, почти нормальный, но с каким-то пепельно-сине-зеленым отливом. Мордашка — совсем юная, но довольно симпатичная, Почти круглой формы с очень большими черными глазами и носом-пуговкой. Рот небольшой, губы того же странного оттенка, что и кожа, только ярче и темнее. И раздвигают губы, слегка вступая наружу, аккуратные такие, абсолютно белые клыки, причем и верхние, и нижние одновременно. Странно, но общего приятного впечатления о внешности девушки клыки не портили и кровожадного вида ей не придавали, возможно потому, что был этот самый вид крайне напуганным.
Фигура у девушки тоже была неплохая, но немного гротескная. Ростом не ниже Бони, но много объемнее. Странное сочетание подчеркнутой женственности форм (тут не 90-60-90, а, скорее, 120-60-120) с явно немаленькой физической силой и четким рельефом мышц. Не качок, но спортом (или иными физическими упражнениями) занимается всю жизнь. Руки, правда, довольно изящные и не загрубевшие, так что чем же "гостья" так форму поддерживает, Боня недоумевал. И решил, что пора прекратить затянувшуюся паузу.
— Здравствуй, луноликая, — Боня и сам не понял, с чего это его понесло на такую "восточную" манеру разговора. Света неодобрительно хмыкнула. — Как тебя зовут и что привело тебя к моему шатру?
Вопрос был идиотский, и Боне стало за него стыдно даже раньше, чем он его договорил, но важное выражение лица он умудрился не потерять. К его удивлению, "гостья" попыталась упасть на колени (горгульи помешали) и заговорила вполне внятно:
— О, великий Ашин-Эди! Твою ничтожную рабыню зовут Улдуз-Хатун, а мой отец, Хан Сартек-Муалим много дней молил всех богов прислать тебя и спасти народ Хифчаков от злых богов Юга и Севера, да не отвернутся от нас духи предков!
— Погоди, ничего не понял, — в Боне вдруг захотелось похвастаться знанием монгольской истории. — Как это хан может быть муалимом (учителем)? Твой отец, что, еще и религиозный лидер?
— Мой отец — верховный шаман народа Хифчак и он — младший брат Великого Хана Гулюка, да пролятся его дни вечно!
— Ну что ж, логично, — согласился Боня. — Старший сын — хан, а младший делает карьеру на религиозном поприще. Только я — никакой не "аршин" и уж тем более не "седьмой" (эди — семь). Меня зовут деус Боня Волохов.
— Деус? Ой, и вправду от тебя золотой свет разливается... Сам Тэнгэр Эцег... (Небо-Отец), — Улдуз неожиданно обмякла и попыталась упасть. Просто грохнуться ей не дали горгульи, но, убедившись, что девочка пребывает в полном отрубе, мягко опустили ее на пол.
Боня своим стандартным приемом направил на нее поток концентрированной маны. Не помогло. То есть некоторую часть маны девочка в себя впитала, возможно, даже больше, чем это требовалось эльфу, но в себя не пришла. Пришлось отправить эскадрон пикси на реку за водой.
— Бонь, давай лучше я с ней поговорить попробую, — неожиданно предложила Света. — Видишь, девочка тебя боится и стесняется...
— А дракона она бояться не будет, — саркастически хмыкнул Боня.
— Ну, я все-таки женщина. Или ты об этом уже забыл?
— Пока с ситуацией не определимся, боюсь, что и в правду лучше мне об этом не вспоминать. Когда ты в драконьей форме, тебе местные хрен чем повредить смогут, мне так спокойнее будет. Не думаю, что нас не заметили, скорее, еще не решили, как себя с нами вести. Не хотелось бы, но исключать нападение с их стороны пока нельзя.
Пикси сумели прямо на лету соорудить целых три здоровых бурдюка из своей ткани и теперь притащили их полными воды. В каждом — литров по десять. Боня хотел аккуратно побрызгать водой Улдуз в лицо, но не удержал угол бурдюка и вылил на нее пару литров. Получилось не очень вежливо, зато эффективно. Девочка вскочила прямо из положения лежа.
— Извини, у меня случайно так получилось, — попробовал извиниться Боня, но, кажется, напрасно. Улдуз ему явно не поверила, но и столь же явно считала, что он был в своем праве так поступить.
— Прости меня, неразумную, блеск твоей силы ошеломил меня, — забормотала она, разрываясь между желаниями упасть на колени и сделать ноги. В итоге получилось что-то вроде книксена. Боня оценил:
— О. я смотрю, воспитание северных соседей не осталось для тебя чуждым!
— Ой, а что я сделала? Я и сама не поняла. Только отцу ничего такого не говорите. Он у нас ярый сторонник старины и хранитель традиций. Он меня убьет! — девочка, правда, сказала все это довольно легкомысленным тоном. В то, что отец может ее убить, она явно не верила.
— Хорошо, передай отцу, что я с удовольствием приму его завтра утром. Только я не Тэнгэр Эцег и к сотворению этого мира отношения не имею. Хотя я тоже деус и хочу вернуть этому миру те возможности, которые он утратил много тысяч лет назад, когда умерла магия. Ты видишь, кто меня сопровождает? Сплошь магические существа. Пикси, горгульи (их, кстати, зовут Эвриала и Сфенон). А дракон — это Света, моя жена, между прочим. И она хотела с тобой поговорить.
— Ты женат на Тэн-Шоне? А как же вы...— Улдуз замялась, но очень выразительно посмотрела Боне, скажем, ниже пупка. Тот даже застеснялся.
— Рано тебе еще о таком рассуждать!— вмешалась в разговор Света, — Но можешь не беспокоиться, у нас все хорошо. А вот небесной волчицей (Тэн-Шон) меня обзывать не надо. Я, конечно, понимаю, что волк у вас зверь уважаемый, но я — чистокровный дракон, светозарная, нет, солнценосная из клана Волоховых! Понятно?
Улдуз уже явно устала бояться или удивляться. Теперь Боня улавливал только исходящие от нее эмоции любопытства пополам с восторгом. Как же, девочка в сказку попала! Она переместилась поближе к Свете и уселась на пол рядом с ее мордой.
— Ты такая красивая! Можно я тебя поглажу?
— Ты меня с кошкой не путай! — фыркнула Света. — Но если интересно потрогать, что у меня за шкура, так и быть, разрешаю. Крепкая она, мечом не прорубишь.
Боня с интересом посмотрел на Улдуз. При таких формах и такой непосредственный ребенок по поведению! Боня решил не мешать женскому разговору и тихонько выскользнул из шатра.
Наступила ночь, и черно-фиолетовое небо было усыпано яркими звездами. Луны не было. Кажется, в этом мире ее не было вообще. Но, благодаря своему ночному зрению, Боня видел вокруг все очень четко. Разве что в черно-белом цвете. Развалины вокруг шатра были совсем невысокими, поднимаясь над землей на один-два кирпича. Только метрах в ста темнело почти полностью сохранившееся здание. Или хотя бы стена от него. От нечего делать Боня решил посмотреть, что это такое. Тем более, что воздух был наполнен приятными ароматами степных трав, легкий ветерок дул в сторону города и реки. В общем, лепота, и хотелось прогуляться.
Боня не спеша дошел до высокой стены и стал ее обходить, весело помахивая посохом. Настроение у того тоже было отличное, а, может, Бонино передалось. Вообще, чем больше Боня общался с мелорнами, тем больше поражался. Растение и разумное! Может, не совсем, как человек, но ведь и люди разные бывают. А тут у него в руках совсем молодой отводок, но тоже — личность. Или ему все знания и опыт старого дерева предались?
За углом Боню ждали. Какие-то три шкафоподобные личности: каждый ростом под два метра и весом не менее двух центнеров. Причем — сплошных мышц. Один держал в поводу коней, а двое других разделились и двинулись к Боне. Один — прямо в лоб, другой — за спину, отсекая путь к отступлению.
— Ну что, колдунишка, сам пришел,— крайне неприятным голосом начал первый "шкаф". — Хан приказал тебя к нему доставить, но голову можно и отдельно от тела, неверная собака!
Боня мысленно выругался. Надо же, о Свете беспокоился, а сам поперся гулять без своего ПП, хорошо хоть доспех не убрал. Орать и звать на помощь не хотелось, но голос он все-таки повысил:
— Ты не слишком вежлив, воин. А зря! И я не колдун, а деус. Передай своему хану, что если он хочет меня видеть, пусть сам ко мне приходит, а больше хамов и дураков не посылает!
"Шкаф" нехорошо усмехнулся и потянулся к рукоятке сабли. Боня перехватил посох и попытался ударить его набалдашником. "Шкаф" только небрежно вскинул вверх левую руку в латной перчатке, прикрываясь от удара, одновременно правой выхватывая саблю.
Рукопашным боем, а тем паче боем на посохах, Боня никак не владел. Некоторое время он посещал занятия по карате, но реалистично оценивал свои возможности и бить ногами профессионального воина даже не стал и пытаться. Вся его надежда была продержаться до прихода подмоги. В том, что его сложное положение кто-нибудь из команды заметил, он не сомневался.
Только вот посох думал явно по-другому. Вместо того, чтобы застрять в латной перчатке "шкафа", он немыслимым образом изогнулся, обошел руку и засветил противнику в лоб. Не слабо так засветил. На шлеме воина образовалась круглая вмятина сантиметров пять глубиной, а сам он осел на землю, так и не успев замахнуться саблей.
