Волчица и пряность. Том 2

Однако Якоб, многоопытный торговец, учёл, что контрабанда может завершиться неудачей, и тогда расписка будет погашена лишь частично из того, что останется у гильдии Ремерио после разорения: из долговых обязательств других компаний, из земель и зданий, принадлежавших гильдии. Обычно при разорении обязательства погашаются кредиторам из этого имущества пропорционально суммам в этих обязательствах. Таким образом, долговые обязательства были своего рода азартной игрой, достойной контрабанды золотом. Учитывая это, долговое обязательство было оценено в довольно скромные тридцать румионов. Но в случае успешности контрабанды Якоб обещал ещё сотню золотых. Даже так сумма была в несколько раз меньше указанной в обязательстве, но вероятность того, что гильдия Ремерио всё же разорится в ближайшие десять лет, так и не погасив долг, была достаточно велика. Так что цену Якоб назначил разумную.

Лоуренс сразу же вернул двадцать из полученных тридцати румионов в качестве извинений за ущерб, нанесённый им имени гильдии Роэн. Остальные деньги предназначались для оплаты разделки овец и молчания мясника.

Если контрабанда удастся, можно будет выплатить Норе двадцать румионов из дополнительной сотни, а затем пройтись по множеству мест, куда Лоуренс обращался, чтобы одолжить денег. Он должен был расплатиться с теми, кто ему дал в долг, и извиниться перед всеми остальными. Если на это уйдёт тридцать румионов, у Лоуренс останется ещё пятьдесят. Таким образом, у него будет примерно столько же, сколько после продажи перца в Поросоне. Итог, который можно было признать не иначе как чудом, учитывая, что совсем недавно он был готов отправиться рабом на галеру.

Потом по рекомендации своей гильдии Лоуренс встретился с мясником, заслуживавшим доверия и умевшим держать язык за зубами. Мяснику было уплачено достаточно много, чтобы быть уверенным, что он умело и без лишних вопросов сделает всё.

Покончив с этим, Лоуренс вернулся за одеждой в гильдию Ремерио, поручив её владельцу позаботиться об его подчинённых, вероятно, дрожавших сейчас от холода. Он также распорядился вернуть ему коня, о котором вспомнил только сейчас. Лоуренс распоряжался жёстко, рассчитывая, что всё будет сделано как можно скорее.

За всеми этими делами пролетела ночь, начало светать. Людей ещё не было на улицах, когда Лоуренс в полном одиночестве пошёл за Хоро, вдыхая утренний, холодный после вчерашнего дождя, воздух. Он направлялся в таверну, работавшую всю ночь благодаря, вероятно, мзде, выплачиваемой кому-то из городских чинов.

Город уже был залит неповторимым бледно-бирюзовым светом, который рассеивает небо перед восходом, когда Лоуренс добрался до таверны. Зашёл он туда минут на пять, внутри все посетители просто тихо пили, с грустью встречая рассвет.

— Добро пожаловать, — негромко поприветствовал Лоуренса хозяин, его тусклый голос вовсе не означал, что это место незаконное, скорее всего, он просто не спал всю ночь и устал.

— Ты, — услышал вслед за этим Лоуренс, и прежде чем он успел узнать голос, Хоро уже оказалась рядом с ним, держа в руках хлеб и маленький, чуть больше пивной кружки, деревянный бочонок в руках.

Если бы Хоро, одетую городской девушкой, служитель Церкви увидел в открытой ночью таверне, у неё могли быть большие неприятности. Однако, судя по тому, что на неё не обращали внимания, здесь такое случалось время от времени.

Хоро посмотрела на хозяина, сидевшего за прилавком, и тот, улыбнувшись, сонно махнул ей рукой. То, что Хоро держала в руках, он мог ей дать в надежде на будущие продажи.

— Ты, идём.

Если честно, Лоуренс хотел немного посидеть здесь и отдохнуть, но Хоро настойчиво потянула его за руку.

— Буду рад видеть снова, — донеслось до них сзади на выходе из таверны.

Лоуренс не знал, куда вела Хоро, он просто пошёл с ней рядом.

Было довольно холодно. В сыром воздухе облачка выдыхаемого пара долго не рассеивались.

— Ты, вот. Хлеб.

Лоуренс вдруг понял, что ничего не ел со вчерашнего полудня, в его животе заурчало. Хоро радостно рассмеялась и вручила ему кусок хлеба с овощами и беконом. Лоуренс тут же принялся за дело.

— Теперь это.

Лоуренс взял у неё бочонок, такой маленький, что Хоро могла его держать его одной рукой, исходившее изнутри бочонка тепло чувствовалось даже через деревянную стенку. Лоуренс вынул пробку и отпил, внутри оказалось подогретое молоко с медовухой.

— Лучше не придумаешь.

Сладкий и тёплый напиток сейчас самое подходящее лакомство.

— Итак, ты, — начала Хоро, как только Лоуренс закончил подкрепляться.

Как и ожидалось, она не собиралась дать ему вкусно поесть просто так.

— Я хочу тебя спросить о двух вещах.

Лоуренсу надо было быть готовым ко всему, о чём бы она ни спросила.

Хоро некоторое время шла молча.

— Насколько ты доверяешь той мелкой девчонке?

Ожидаемый, но не прозвучавший раньше вопрос. Хоро вообще достаточно непредсказуема, не поймёшь, когда, где и при каких обстоятельствах она может что-либо спросить. Лоуренс ещё глотнул сладкой медовухи и, не глядя на Хоро, начал отвечать:

— Я не знаю, насколько ей доверяю. Впрочем, если бы Нора и сбежала куда-то с золотом, за ней легко было бы проследить. Я не доверяю Норе в той степени, что предусматриваю и такую возможность.

Хоро выжидающе молчала.

— Даже если она заберёт золото, она его не продаст, если не уедет достаточно далеко, а истории о пастушке, которая запросто продаёт золото, случаются не каждый день, об этом скоро станет известно. Проследить будет легко.

Лоуренс, конечно же, не доверял Норе всецело. По своей природе торговца он не мог не думать о различных возможностях.

— Вот как. Ладно, допустим.

— А что ещё? — спросил Лоуренс.

Хоро бесстрастно посмотрела на него. Вряд ли она сердилась, скорее, не знала, как поступить. Но причину её нерешительности Лоуренс не понимал, и это вызывало серьёзное беспокойство. Ему казалось, что никакой вопрос не заставил бы её колебаться.

— Я отвечу на всё, что бы ты ни спросила. На этот раз я перед тобой в очень большом долгу, — заверил он, затем откусил ещё кусок уже остывшего хлеба и запил глотком медовухи.

Золотой утренний свет пропитал лёгкую дымку предрассветного воздуха и отразился от булыжников мостовой.

— Ты не будешь спрашивать? — уточнил Лоуренс.

Хоро глубоко вздохнула, затем схватилась рукой за подол его куртки.

Её маленькая рука дрожала, может, от холода. А может, от чего-то ещё.

— Ты...

— Мм?

— Может, ты помнишь, — Хоро с волнением на лице посмотрела на Лоуренса, — какое имя ты назвал, когда я стояла перед тем псом и той мелкой девчонкой?

Не было похоже, чтобы она шутила. Глаза Хоро смотрели серьёзно.

— В моей голове стучала кровь, и я не расслышала. Глупо, но меня это беспокоит. Ты тогда должен был назвать имя и это имя любой из нас. Ты, которое имя? Может, помнишь?

Лоуренс медленно шёл по городу, на который ложились первые лучи поднимавшегося солнца, и не знал, как ответить. Не знал, каков должен быть ответ. Собственно, он даже не помнил того, о чём его спросили. Однако было возможно, что Хоро в действительности помнит, к кому обращался Лоуренс, и ждёт от него подтверждения.

Не страшно, если бы Лоуренс прокричал тогда "Хоро". А вот если "Нора", получилось бы нехорошо. Если он ответит, что не знает, а на самом деле он звал тогда Нору, тогда Хоро обязательно разозлится. Значит, правильным было бы тихо произнести "Нора", обязательно добавив к этому разумную причину, по которой он звал именно её.

С другой стороны, Хоро действительно могла не расслышать. Тогда правильный ответ — "Хоро".

На этом месте своих размышлений Лоуренс осознал, как он глуп. Рядом шла мудрая волчица Хоро. Ложь она легко заметит.

Тогда правильным ответом будет...

— Я прокричал твоё имя.

Беспокойные глаза Хоро расширились, как у щенка, которого предали, потом они наполнились злостью.

— Ты, это ложь!

Её рука, сжимавшая его куртку, побелела от напряжения. Лоуренс поспешил заговорить:

— Да, верно. На самом деле я этого не помню. Однако...

Уши Хоро под треугольной шапочкой дёрнулись раньше, чем изменилось выражение её лица. Она должна была сразу понять, что в его словах сейчас не было лжи.

— Однако я уверен, что в той ситуации я бы прокричал твоё имя, — закончил Лоуренс, глядя прямо в глаза Хоро.

Злость в её глазах сменилась недоумением столь же молниеносно, как и появилась раньше. Если о словах нельзя судить, правдивы они или нет, её приходилось судить о них своей головой. И Лоуренс выложил ей самое убедительное объяснение, какое сумел найти.

— Там была ситуация, когда каждое мгновение на счету. Я уверен, что твоё имя само пришло мне на ум, потому что... — Хоро изо всех сил вцепилась в куртку Лоуренсу уже обеими руками, — потому что оно произносится немного короче.

Лоуренсу показалось, что он услышал, как сползает выражение с лица Хоро, но всё же продолжил:

— Кроме того, если бы я крикнул "Но-ра", ты бы разобрала, как бы быстро я не произносил. А "Хоро", напротив, вылетает мгновенно. Если у тебя в голове стучит кровь, ты можешь и не расслышать. Ну, как? По убедительности это действитель...

Хоро ударом кулачка в лицо остановила словоизлияния Лоуренса.

— Умолкни!

Удар даже маленькой, мягкой ручки Хоро может быть весьма болезненным. Особенно после того, что с ним сделали те типы из гильдии Ремерио.

— Ты крикнул моё имя, потому что оно произносится немного короче?! Ну и болван! — выкрикнула она, притянул Лоуренса ближе за куртку. — Я вне себя от злости! Потому что ты взаправду так думаешь!

И она отстранила Лоуренса от себя и отвернулась.

Лоуренс прикидывал, не лучше ли было просто солгать, однако он был уверен, что Хоро разозлилась бы в любом случае. Так он чувствовал.

Идя вместе с Хоро, Лоуренс не осознавал, куда они направлялись, пока не подошли к восточным воротам. Начинался обычный, будничный день, на улице появились люди, и они шли по своим делам.

Лоуренс пытался понять, что происходит, когда шедшая чуть впереди Хоро вдруг остановилась.

— Ты, — отрывисто сказала она, не поворачиваясь к нему. — Скажи имя, которое было тогда.

И в этот момент Лоуренс увидел длинный посох с колокольчиком на конце. С опозданием он обратил внимание на блеяние овец. Чуть дальше впереди от Хоро он разглядел пастушку и её чёрного пса. В этот момент можно было заявить, что контрабанда прошла успешно. Лоуренс не мог не обрадоваться этому, и из-за этого у него могло вырваться имя этой пастушки — Нора. Лоуренс улыбнулся тому, как умно и решительно вела себя Хоро. И потому он открыл рот, чтобы произнести имя и...

— Апчхи!

Никто не узнает, какое имя он собирался сказать.

Лицо повернувшейся к нему Хоро было перекошено, словно её ударили. Но Лоуренс, не обращая на это внимания, поднял руку и описал ею три кольца по часовой стрелке, как тогда, когда они впервые встретились с пастушкой. Увидев знак, Нора ответила, как положено пастухам.

Хоро обернулась к пастушке через плечо. Лоуренс этого и ждал.

— Хоро, — произнёс он.

Волчьи уши дёрнулись.

— В конце концов, позвать: "Хоро" действительно легче.

Хоро выдохнула большое белое облачко, будто она сдалась.

— Дурень...

Её улыбка, как от щекотки, была ему куда милее тёплого солнца поздней осенью.