Старший брат Одина

Пылающую полосу вокруг себя.

Лана воспрянула духом. Пятясь, она начала отступать к воротам. Звери неотступно следовали за ней, но раскаленную границу пересечь не пытались. На вышке застрекотал пулемет. Пыльные фонтанчики взметнулись в двух шагах от Ланы. Она ойкнула, споткнулась и упала. Круг исчез. Чудовища, воя, бросились к ней. Пулеметчик замолчал, боясь, очевидно, задеть в свалке ту, кого хотел спасти.

Лана услышала скрип ворот.

— Выходят! Они прорвались! — возбужденно закричал кто-то.

Рамирес покачал головой и сказал:

— Времени хватит, чтобы мог проскочить только один человек.

— И Эйхманн об этом знает? — отрывисто спросил Александр.

— Конечно, господин президент, — ответил генерал. — Он ведь профессионал.

Курт несколько секунд смотрел на БТРы со свастиками на бортах, на толпившихся за ними людей в респираторах, а затем стал спускаться им навстречу. За спинами солдат, у сине-белой полицейской машины Курт заметил мужчину в дорогом деловом костюме. Но узнал его не сразу, хотя это лицо смотрело с передовицы почти каждой газеты.

Возможно, потому, что на тех фотографиях президент всегда улыбался.

А этот мужчина — нет.

Президент что-то сказал стоявшему рядом солдату, тот почтительно козырнул и отдал автомат. Президент вышел за оцепление. Вслед за ним бросился мужчина в мундире с генеральскими погонами. Александр сделал еще несколько шагов, на ходу прижимая приклад к плечу, и остановился прямо перед БТРом.

Курт слишком часто видел мир таким образом, как сейчас президент, чтобы испугаться по-настоящему. Парень застыл на месте. Он смотрел в эти голубые глаза, побледневшие от ненависти, словно в какое-то чудовищное зеркало. Александр слишком долго целился; автомат заплясал в его руках. Даже если он бы президент сейчас выстрелил, он бы и в ворота не попал.

Эйхманн зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, повернулся спиной к застывшим от напряжения людям и неторопливо пошел обратно к воротам.

Лана едва успела закрыть глаза. Шлюз накрыло волной белого пламени. Первым упал медведь, и ворота шлюза наконец-то закрылись. Волки залаяли, затем лай перешел в высокий, невыносимый визг — чудовища умирали. Лана открыла глаза, когда все стихло. Она поднялась на ноги, отряхнула юбку.

На этот раз Курт ждал ее у открытой двери. Лана быстрыми шагами подошла к нему и замахнулась. Она хотела влепить Курту затрещину, не такую, как в романтических фильмах, а по-настоящему, от души. Так, чтобы полетели сопли и клацнули зубы. Но парень успел перехватить ее руку.

— Хочешь меня ударить? — усмехаясь, сказал он. — Ударь. Но я не из тех, кто подставляет вторую щеку. Или ты думаешь, что я тебе не отвечу? Отвечу, Лана, отвечу. С удовольствием... Там, где я родился, мужчина, не избивающий свою жену до синяков хотя бы раз в неделю, не считался мужиком...

— Нацистский выродок! — прохрипела Лана, пытаясь вырвать руку. — Отпусти меня!

— А я-то надеялся услышать что-нибудь новое, оригинальное, — сморщился Курт.

Он стиснул ее запястье так, что Лана чуть не закричала от боли. Парень прикрыл глаза.

— Кто-то лысый перед тобой на коленях... А, так это я... — измененным голосом произнес он. Лана с изумлением ощутила горячую волну, поднимающуюся от бедер. — Я умоляю о пощаде, я весь в слезах... Буйная у тебя фантазия — этого даже я себе представить не могу...

— Прекрати, — севшим голосом пробормотала Лана. Дыхание у нее участилось.

— Ты меня отталкиваешь.... Я вцепляюсь в твою юбку... Я поднимаю ее...

Женщина застонала и согнулась пополам, уткнулась в грудь Курту.

— Так что, отпустить твою руку? — спросил Курт. — Или, может, дать тебе вторую?

Лана усилием воли выпрямилась.

— Черный квадратный колодец, — вдруг сказала она, прищурясь. — А, это монитор радара... На нем зеленые треугольнички — корабли телкхассцев...

Курт отшатнулся, попытался вырвать руку, но Лана крепко вцепилась в нее.

— Лана, прошу, не надо, — пробормотал парень. — Мне...

-Ты ловишь их в алый кружочек прицела, — торжествующе продолжала она.

— Нет! — простонал Курт.

— Ты нажимаешь гашетку, и снаряд сходит с направляющих... Ворота... Стальные ворота открываются... Так что, выпустить твою руку или, может, дать вторую?

— Продолжай, — севшим голосом сказал Курт. — Я нашел тебя губами...

— Снаряд уходит в черную пустоту...

— Я целую тебя, — сказал Курт. — ЦЕЛУЮ ТЕБЯ...

— Тьма становится ослепительно белой, клокочущей...

Для Ланы перестало существовать все, кроме его руки. Курт откинулся назад, всей спиной навалившись на ворота.

— Один-один, — хрипло сказал он. — Так может быть, все-таки выйдем отсюда?

Парень толкнул дверцу ногой.

— Все равно я тебе это запомню, — сказала Лана. — Что ты меня бросить хотел...

— Запомни, — ответил он устало. — Но запомни и то, что я вернулся.

Дверца машины захлопнулась за Ланой. Разбрасывая вокруг себя фонтаны грязи, полицейский "форд" помчался к городу.

— Почему задержались около ворот? — спросил Рамирес. — Эйхманн, вы меня слышите? С вами все в порядке?

Курт отвел глаза от машины, скакавшей по кочкам и выбоинам дороги не хуже пампасского оленя, и столкнулся взглядом с Александром. Президент стоял рядом с генералом и пристально смотрел на Курта, ожидая ответа.

И хотя винтовки в руках у Александра больше не было, выражение его глаз не изменилось.

— У женщины был шок, — сухо сказал Курт. — Подкосились ноги...

— Вы смогли активировать "пружину"? — спросил генерал.

Курт кивнул.

— Раскроется она минут через десять, — сказал Эйхманн. — Монстры попытаются выбраться из зоны. Основной прорыв пойдет через центральные ворота. Разрешите мне помочь людям там.

— Вас отвезут, — кивнул Рамирес и потерял к нему всякий интерес.

Курт побрел к ближайшей машине.

Рамон увидел, как полицейский "форд" затормозил рядом с БТРом братьев. Выбравшегося покурить Адольфа по пояс заляпало жидкой грязью. Немец сказал что-то очень выразительное, но неслышное за шумом мотора. Из "форда" вышел парень, в котором Рамон с большой радостью узнал Курта. Лицо Адольфа расплылось в улыбке. Курт что-то объяснил водителю, и тот уехал.

— Мама, роди меня обратно! Какие люди! — воскликнул Курт.

Друзья размашисто обнялись. Врач тоже хотел поговорить с Эйхманном. Рамон направился к парням.

— Алоиз, вылезай! — подходя, услышал Рамон голос Адольфа. — Ты глянь, кто явился!

Из люка показался хмурый Алоиз. Увидев Курта, он весь расцвел и поспешно спрыгнул на землю.

— А по рации передали, что ты к центральным воротам уехал, — сказал Алоиз, обнимая друга.

— Монстры перехватывают радиопереговоры, — сказал Курт. — Мне надо было, чтобы они так и подумали.

Алоиз покачал головой.

— Мастак ты наводить тень на плетень...

— Потому и жив до сих пор.

— Как сам? — спросил Адольф.

— Я очень устал, — признался Курт.

— Пойдем, посидим в "каймане", — предложил Алоиз.

Вдруг братья вытянулись во фрунт. Курт оглянулся. Рамон тоже заметил бегущего к БТРу давешнего генерала и понял, что это старший Эйхманн. Высокопоставленный нацист растерял всю свою величественность и надменность. Он выглядел так же нелепо, как петух, которого разгневанная хозяйка гоняет по двору поганой метлой за то, что он клюнул ее ребенка. Врач, не желая вмешиваться в семейную сцену, остановился, не доходя до БТРа метров пяти.

— Курт, — закричал генерал. — Курт!

Младший Эйхманн передернул автомат и с выражением безмерного отчаяния на лице ткнул ствол себе под подбородок. Генерал замер на месте.

— Курт... — повторил он растерянно.

Рамон, опомнившись, бросился вперед и цепко схватил генерала под локоть.

— Назад! — процедил психиатр. — Отойдите, я прошу вас!

Старший Эйхманн невидящим взглядом посмотрел на него и сделал шаг назад.

— Еще отходим, — сказал Рамон, увлекая его за собой. Старший Эйхманн не сопротивлялся. Врач пристально посмотрел на Алоиза через плечо. Тот что-то мягко сказал Курту. Слов Рамон не разобрал, но интонации Алоиз выбрал верные — младший Эйхманн медленно опустил автомат.

Завизжав тормозами, рядом с Рамоном и генералом остановился сине-белый "форд". Из окна высунулся Рамирес.

— Поедемте к центральным воротам, Эйхманн, — сказал генерал. — Говорят, там будет главный прорыв...

Курта Рамирес не заметил за спинами рыжеволосых братьев. Старший Эйхманн молча открыл дверцу и сел в машину. "Форд" зарычал, выбираясь из лужи, и стронулся с места. Рамон обернулся. Курт стоял у "каймана", закрыв глаза и тяжело опираясь на автомат, как на костыль.

— Завязывайте с кокаином, Эйхманн, — гневно бросил Рамон. — Я вам это как врач говорю!

— Вы слишком строги к нему, герр доктор, — мягко сказал Алоиз. — Бывают ситуации, когда...

— Давайте вы не будете говорить, что мне делать, а я не скажу вам, на что сесть ? — морщась, сказал Курт.

Алоиз с тревогой посмотрел на врача, но Рамон неожиданно усмехнулся.

— А я уже давно там сижу, и ножки свесил, — сказал врач. На лице Алоиза появилась неуверенная улыбка. Ухмыльнулся даже Курт. Адольф шумно, с облегчением выдохнул.

— Я не спорю, что иногда бывают очень сложные ситуации, — сказал Рамон. — Но может, лучше не загонять себя в них, чем потом всякую дрянь жрать?

— Вы совершенно правы, герр доктор, — сказал Алоиз почтительно.

Курт вдруг скривился, словно от боли.

— Извините нас, мы на минутку, — сказал Алоиз.

Он обнял Курта за плечи и повел за БТР. Адольф забрался внутрь. За машиной парни остановились. Рамон ощутил влагу на лице и непроизвольно облизнулся. Дождь, собиравшийся с самого утра, наконец начался. Врач еще увидел бритый, измазанный черт знает в чем затылок Курта, когда младший Эйхманн, вздрагивая всем телом, уткнулся лицом в плечо Алоизу.

А затем башня "каймана" развернулась, скрывая друзей от взглядов назойливых чужаков.

Утомленный Алоиз сидел на мокрой земле, прислонившись спиной к колесу. Курт стоял спиной к нему и курил, пряча от дождя сигарету в кулаке. Алоиз смотрел, как на бритом затылке друга оседают капли дождя. Они повисали на коротких светлых волосах, собирались в струйки и стекали за шиворот набухшего от влаги черного свитера. Курт передернул плечами, выходя из глубокой задумчивости, и провел рукой по голове, стирая воду. Алоиз воспользовался моментом и тихо спросил:

— Может, хватит быть в контрах со всем миром?

Курт отрицательно покачал головой.

— Нет, в контрах со всем миром я был раньше, — сказал он и выпустил дым. — Теперь осознал, что это глупо. Теперь в контрах только с его определенной часть. Тоже глупо, но уже умнее.

— Курт, а не пора ли тебе стать тем, кто ты есть? — сказал Алоиз.

Курт обернулся и посмотрел на него очень странным взглядом. Приободренный, Алоиз продолжал:

— Вернуться к началу?

Курт отвернулся.

— Вряд ли мне удастся снова войти в те ворота, — сказал он жестко. — Но твоя помощь, Алоиз, скоро будет мне нужна.

— Все, что угодно, Курт, ты же знаешь, — ответил Алоиз.

— Ты можешь раздобыть немного пластита?

— Да хоть вагон. Какой объект?

— Примерно такой же, — сказал Курт, махнув рукой в сторону зоны.

— Ну, пластита — не пластита, а что-нибудь подходящее я найду, — ответил Алоиз.

— А кто сейчас работает на телепортационной установке?

— Толстый Фриц.

-Ты можешь с ним договориться на переброску, но так, чтобы это не фиксировалось нигде? Деньги у меня есть.

— Не, он нас запалит, — покачал головой Алоиз. — А тебе вообще далеко надо? Может, на этом доберемся?

Он похлопал по ободу колеса. От удара несколько размокших комков грязи сорвались и рухнули в колею. Курт задумчиво осмотрел машину.

— А кто материально ответственный? — спросил он. — Не хотелось бы никого не подставлять, если...

— Машина записана на меня, — сказал Алоиз спокойно.

— Значит, договорились, — произнес Курт.

— Охранники покидают периметр! — пронеслось по цепи. — Расчетное время раскрытия "пружины" три-пять минут! Приготовиться на случай атаки!

— Там какая "пружина", типа А или В? — спросил Алоиз.

— В.

— И то хорошо, хоть трупы убирать не погонят.

— Полезли, — сказал Курт.

В глазах Алоиза плеснулось темное счастье. Курт поднял руку, словно защищаясь, и сказал:

— Конечно, я с вами поеду... А ты что думал?

Обойдя БТР, Курт заметил в толпе Рамона. Врач стоял, опершись на бампер полицейской машины, и курил. Невозмутимый Рамон среди бегущих в разные стороны солдат казался глазом урагана. Курт поманил врача рукой.

— Какой феерический писец, — рассеянно сказал Рамон, подходя.

Парни обернулись. Над зоной стремительно и бесшумно росла вверх сияющая зеленая спираль. Она заметно качалась из стороны в сторону, как вырвавшаяся из матраса пружина, отчего и получила свое название.

— Ты как будто первый раз это видишь, — пристально глядя на Рамона, сказал Курт.

— На Мальвинах была не "пружина в коробке", их тогда еще не разработали, а "зиккурат", — ответил Рамон.

Достигнув заданного размера — чуть выше здания администрации колонии, — спираль на миг застыла, сменила цвет с салатно-зеленого на цвет болотной тины, и заполнилась внутри розовой дымкой.

— Ну, сейчас начнется, — пробормотал врач.

Спираль выплюнула в небо ядовито-розовый поток. Дым, на глазах твердея, устремился вниз. Когда розовый потеки достигли земли, стало очевидно, что основанием пирамиды является периметр колонии. Спираль заискрилась.

— Если ты знаешь, что здесь сейчас начнется, — тихо сказал Курт. — Так бери ноги в руки и чеши отсюда!

Рамон оторвался от созерцания спирали, которая начала крутиться и крутилась все быстрее, постепенно расширяясь в основании. Врач отрицательно покачал головой.

— Курт, я в Буэнос-Айресе родился. И гулял там не только по площади Сан-Игнасио... С обрезом как-то справлялся, неужели ты думаешь, что я автомат в руках не удержу?

— Тогда поедешь с нами, поможешь мне, — сказал Курт.

Алоиз ловко забрался на броню и откинул люк. Рамон недоверчиво посмотрел на Курта.

— Я до сегодняшнего утра был человеком, — сказал врач тихо.

— Выбирать не приходится, — вздохнул Курт. — И кстати, имей в виду — мы с тобой заразны.

— И что теперь? — тихо спросил Рамон.

— Охранники угостили тебя кокаином? — последовал кивок. — Тогда дня три в запасе у тебя есть...

Врач покачал головой и ухватился за скобу, чтобы залезть наверх.

— Иезус Мария, — пробормотал он. — Что это такое?

Ворота колонии побелели, словно раскалившись. Стальные листы вспучились огромным пузырем, а в следующий миг в них появилась сияющая дыра. Края отверстия, сначала бывшего не больше футбольного мяча, стремительно расползались во все стороны. А сквозь свет были отчетливо видны серые лохматые морды.

— Монстры пошли на прорыв! — закричали рядом. — Со штабом не связаться, сплошные помехи!

— На такие вещи волки и свиньи не способны, такие штуки могут откалывать только подобные нам, — сказал Курт. Рамон сплюнул. — И нам с тобой придется загнать их обратно. Я могу или стрелять, или защищать себя; тебе придется меня прикрыть.