Весна веры

Уточнить задание Никон не успел, в дом заглянул мальчишка.

— Никон-Ваныч, там, говорят, письмо от енарала!

— Какого еще енарала?

— Валежника...

Никон два и два сложил быстро.

Письмо от Валежного? И что ж мы пишем?

— Беги, скажи, сейчас буду.

— Хорошо, Никон-Ваныч.

И только пятки засверкали.

— Когда выезжать-то? — напомнил о себе Фрол.

— Да хоть бы и завтра с утра.

— Отлично. Как раз в храм зайти успеем.

— Зачем? — как всякий приличный анархист, Счастливый и в Творца не верил! Понятно ж, оно само все так организовалось! Вот плыли в пространстве атомы, потом надоело им, сложились они — и ать!

Даешь вселенную!

А человек вообще недавно с пальмы слез, как на некоторых посмотришь, так и тянет хвост поискать. Неотброшенный!

Теория вероятности и вероятность подобной случайности? Как водится, пятьдесят процентов. Либо сложилось, либо не сложилось. В данном случае — сложилось.

— Так ежели упырица... хошь не хошь, а святой водицы прихватить надо!

— Глупости то и суеверия!

— Может и так, Никон Иваныч. Но жить мне больше хочется...

Счастливый нахмурился. Так, с испорченным настроением, и пришел к воротам, за письмом от 'енарала Валежника'.

Да... никто не совершенен! Даже самые-самые преданные сподвижники, и те... сколько ж еще из людей эту религиозную чушь вытряхивать придется?

Века, не иначе!

* * *

Послание от генерала Счастливый открыл прямо там. В воротах.

Прочитал.

Подумал пару минут.

В принципе, все было ясно. Вы нам помощь, а мы все, как было. И никакой свободы для Хормельской волости!

Ни рядом, ни боком, ни далеко, ни близко... в лучшем случае чегой-то потом отжалеют. А может, и нет. Все эти 'енаралы', белая кость, голубая кровь... А Никон-то из крестьян. По их меркам — быдло.

Значит что? Ему можно слово дать. Но держать это слово не обязательно.

Знает, сталкивался.

Правда, про Валежного говорят, что он честный. И что?

И наплевать!

Счастливый, может, и передумал бы. Но сейчас как-то все один к одному сложилось. И Сенька, и Фрол, и храм, и Валька, и...

— Взять его!

Речи у Никона всегда хорошо получались, обаятелен был, подлец! А уж сейчас, когда ему дико хотелось выплеснуть раздражение... хоть на кого...

Гонцу и слова сказать не дали!

Никон разорался так, что в Борхуме, небось, слышно было. И про права Хормеля.

И про свободы!

И про вечное угнетение, кое Валежным продолжено будет...

И про негодяев, которые такие приказы развозят и не краснеют.

И — в заключение...

— ...за такое только одно наказание и быть может! Повесить негодяя!

Дерево, веревка и мыло — не корона императорская, найти несложно. Мигом и принесли, и петлю сделали, и перекинули...

Хоть и пытался сопротивляться гонец, но куда там! Добавили кастетом по башке, да и сунули в петлю. Мигом душа отлетела.

— Вот наш ответ тирании! — пафосно провозгласил Никон.

И отправился восвояси. Его чуток отпустило.

Село неподалеку от Зараево.

— Творец милостивый, спаси и сохрани тору Яну, помоги ей во всех ее начинаниях...

Не просто так Прасковья прошла пешком аж тридцать километров. И обратно столько же пройдет. Было поверье такое, что ежели на день весеннего солнышка помолиться за кого, Творец тебя обязательно услышит. Но Прасковья для верности не поленилась до храма дойти.

Было ей за что Творца благодарить!

Было ей, за кого Творца молить.

Как хотите, а тора Яна ей самим Творцом и послана была! Когда б не она, и детей бы Прасковья не сберегла, и подруге не помогла, и вообще...

А так — все она сделала, как тора сказала!

И землянку вырыла, и продуктов запасла, и...

Выжили они! Считай, уже до весны дотянули, скоро и лето, первая зелень пойдет, прокормимся... она и своих детей сберегла, и чужим помогла...

Считай, в деревне почти никто и не помер, так, человек десять. А что по другим делалось, она знала. Целыми деревнями вымирали...

Страшно это.

А потому сейчас Прасковья шептала молитву, упрашивая творца позаботиться о торе Яне. Которая где бы ни была, а ей помогла... побереги ее, Творец!

Прасковья так никогда и не увидела свою спасительницу. Так никогда и не узнала, кем была странная тора. Но до самой смерти, которая будет еще нескоро, она будет делать две вещи. Каждый год она будет делать запасы — мало ли что?

И каждый год, в этот день, она будет ходить в храм и молиться за тору Яну. Только за нее...

Сама жива, дети живы, что еще надо?

Спасибо тебе, Творец. И ей спасибо...

Валежный, Беркут.

Сны Антон Андреевич видел крайне редко. А потому и запоминал их очень хорошо.

Сейчас ему снилось то, чего он не видел никогда. Даже не думал, что таковое существует.

Снилось Валежному, что стоит он посреди громадной залы. Да такой, что дворец в Звенигороде хибарой кажется. Облезлой и некрасивой.

А тут все настолько роскошно...

Стекло, белые узоры... или это лед?

Но потрогать Валежный ничего не успел.

Мелькнула белая тень, генерал на мгновение отвлекся, а когда повернулся обратно, рядом с ним стояла женщина.

Даже с большой буквы. Тора.

Явно дворянка, и такая... ну такая...

Никогда Валежный таких потрясающих красавиц не видел! Волосы белые, лицо словно из мрамора, одежда роскошная...а глаза огромные, так и светятся...

— Тор генерал, — шевельнулись розовые губы.

— Тора, — даже во сне Валежный опустился на одно колено. За что и был вознагражден. Ему протянули белую ручку для поцелуя.

Да, увидь Аделина Шеллес-Альденская и эту красавицу, и ее жест, величественный, изящный, она бы с досады все волосы у себя на голове вырвала. Хоть и хороша она была, но до такого совершенства не дотягивала.

— Я рада видеть вас, генерал. Вам кажется сейчас, что это лишь сон, но вы его обязательно вспомните. Верьте мне.

— Это не сон, тора?

— Жрецы говорят о душе. Когда человек спит, его душа покидает тело и путешествует. Иногда по его родному миру, иногда по соседним. Сегодня вы пришли ко мне в гости.

— Это — другой мир?

Вопреки всем представлениям, Валежный паниковать не стал.

Сон же! Душа, другой мир... да хоть бы что! Лишь бы еще на эту красоту посмотреть! Все же... война — это тяжело. Кровь, смерть, грязь, поневоле душа устает, ломается в ней что-то важное. А посмотришь на такое совершенство, и легче становится.

Вспоминаешь, что в мире и красота есть, и вдохновение, и... и вообще! Хороша же! До невероятности!

— Это другой мир, — подтвердила красавица. — Не волнуйтесь, тор генерал, с вами ничего не случится.

— За такое и умереть не жалко! — не удержался Валежный. И был вознагражден благосклонной улыбкой и легким жестом, приказывающим встать.

— Мне не нужна ваша смерть, генерал. Мне нужна ваша победа.

— А уж мне-то как нужна, — вздохнул Антон Андреевич, поднимаясь с колена. — Все бы отдал, хоть жизнь, хоть душу...

— Мне ваша душа не нужна, тор генерал. А вот слова мои вы запомните. Я та, кто покровительствовал императорской династии. И ее последняя представительница поклялась мне кровью и жизнью.

Валежный напрягся.

— Так одна из дочерей императора жива?

— Жива, тор. Более того, она наследует трон Русины. Перед смертью отец передал ей наследство, и она приняла — все.

Валежному чуть дурно не сделалось.

— Кто!? Когда?! Где!?

Хелла, а это была именно она, покачала головой.

— Антон Андреевич, я вам сказать ничего не могу. У всех свои ограничения, у всех свои законы. Разве что на Звенигород идти подождите. Подождите в Беркуте.

— А она... придет?

— Тор генерал...

Хелла погрозила тонким пальчиком, и Валежный смирился.

— А долго ли ждать?

— До лета успеете, — прозвенел хрустальный голос. И все начало таять.

Исчезли хрустальные чертоги, исчезла красавица, и последней, появившейся невесть откуда, исчезла из его сна белая сова. Громадная, полярная неясыть.

Впрочем, Хелла не обманула.

Проснувшись, Валежный отлично помнил свой сон. И...

Сон?!

Или все-таки в этом что-то есть?

Он не знал ответа. Но... может, и впрямь подождать в Беркуте до лета? Заодно и со 'счастливчиками' разобраться?

Тут недалеко, чего спешить? Заодно Логинов по тылам врага пройдется, Алексеев, опять же, закрепится — и чего еще надо?

Подождет он чуточку, не переломится.

Дочерей императора он помнил. Хотя и смутно.

Вроде не красавицы... такие мышки серые... странно даже, в кого? Мать там красота невиданная... то есть уже виданная. До ночного видения Аделине далеко было.

Увидит — узнает?

Авось, и узнает. Надо только в женские лица внимательнее вглядываться. А еще...

С утра Валежный вызвал к себе адъютанта и распорядился о двух вещах.

Первая — перепись населения в Беркуте. Поголовная, с регистрацией в комендатуре. Надо ж узнать, какой ущерб населению нанесли освобожденцы. Да и продукты раздавать, опять же, по списку.

И вторая.

Регистрация любого прибывающего в Беркут. В той же комендатуре.

Чтобы у Валежного хоть шансы были встретиться с дочерью императора. Хоть какие...

Яна, Русина.

— Смотри, какой!

Топыч показывал Гошке и Мишке обыкновенную медведку. Поймал, пока они на привал встали. Весной это несложно, она из нор вылезает, пропитание ищет. Эта, правда, ранняя, но и весна жаркая. Здесь, в Хормеле всегда тепло.

— Это кто? — удивился городской ребенок Гошка.

— Какой страшный! — Мишке тоже раньше с медведкой сталкиваться не доводилось.

Маша попросту пискнула и убежала к доброй тете Яне. А то ж!

Если кто видел медведку, животное это жутковатое. Крупное, панцирное, и вообще... одни глаза чего стоят! Угрожающе разумные.

Энтомологи таких тварей обожают, но вот остальные...

— Это сверчок-крот! — со знанием дела объяснил Топыч. — Если такой заведется, считай, пропало! У нас-то не было, а вот в деревне за леском, там водились. Там песочек, озеро, вот... когда мы с батей туда ездили, он мне поймал показать.

— А почему крот?

— А вот, смотри, какие лапы! Что у крота!

— А почему сверчок?

— Так поет же!

Гошка поежился.

— Да... такого бы кому за шкирку запустить...

Трое мальчишек переглянулись. И посмотрели туда, где рядом с костром сидела Яна. А рядом с ней...

Вот кто бы сомневался? Жом Михаил!

С недавних пор он Яне просто прохода не давал. Вежливо послать его не получалось, слов он не понимал, а убивать... Яна медленно дозревала, до убийства во имя Хеллы, но справедливо опасалась реакции богини. Обидится еще за такой 'подарочек'.

Яна бы точно обиделась.

Вот и сейчас, сидит она у костра, тискает Машку, которая так и ластится, так и лезет к ней на руки, а Михаил нудит рядом.

— Тора Яна, вы самая удивительная женщина из всех, виденных мной! Вы не просто умны и красивы, вы потрясающе находчивы...

И ведь слова-то все правильные, хорошие. Но если бы их говорил кто-то другой!

А сейчас у Яны просто сил не было.

И нудит, и моросит, и словно кислотой по крыше. Скоро разъест ее окончательно... да что б тебя!

Мальчишки, вон, носятся, чего-то нашли, разглядывают, а она тут сидит... к ним подойти?

Нет, уже определились, дальше помчались.

Яна бы с удовольствием побегала бы с ними, но куда тут?

— Они жука нашли, — пискнула Маша. — Большого! Стрррашного!

Букву 'р' она научилась произносить совсем недавно, и теперь очень этим гордилась.

— Бывает, — Яна бы тоже на жука посмотрела. Все приятнее, чем на Михаила. Но куда ж деваться?

Обычно готовили на весь день вечером, с утра повар устраивал что-то легкое, вроде вареных яиц, каши, хлеба с мясом. А в обед просто разогревал, что с вечера сварил.

Сегодня это была курица.

Куриный бульон, рис с курицей, пироги, ну и так, всякие заедки по мелочи. С точки зрения Яны — роскошь. Она бы и просто хлеба с молоком пожевала, или даже с водой, но когда ты путешествуешь в большой компании...

Ладно! Готовить не ей, мыть посуду тоже не ей, а повар молодец. У него все получается — тарелку вылижешь. И это на костре! В походно-полевых условиях!

Профессионал, одно слово!

А вот и мальчишки! Их появление заставило Михаила заткнуться, и Яна одарила малышню благодарной улыбкой.

— Что за жука вы нашли?

— Так, мелочь, — отмахнулся Потап. Выглядел он при этом поразительно довольным.

— Дядя Миша, а вы не знаете, как называется такой зеленый жук? — уточнил Миша, ненавязчиво перемещаясь поближе к Михаилу — старшему.

— Какой?

Признаться, что он чего-то не знает, Михаил не мог. Тем более, на глазах у Яны. Девушка подозревала, что речь идет об обыкновенной бронзовке, но не рано ли для них? Они вроде как майские... с другой стороны, природа везде разная. Может, и выполз какой жук-шизофреник?

Гошка переместился к Федору Михайловичу и тоже что-то спросил.

Яна наблюдала за всем этим концертом с веселой улыбкой. Вот не сойти ей с этого места, малышня что-то задумала. Но что?

И против кого?

Пусть действуют! Война ли, мир, но дети остаются детьми, и им надо бегать, играть, им надо устраивать шкоды и проказы. Жизнь продолжается, и если дети шалят, она продолжается правильно.

Испуганный ребенок никогда вредничать не будет.

А если начали... оттаивают. Слава Богу, страхи и ужасы уходят в прошлое...

Для Яны это было очень важно. Она уйдет. Но ее сын будет жить, радоваться жизни, у него будут друзья... уже есть. Хорошая, слаженная команда, судя по их действиям...

— Давайте вы потом вопросы зададите? Нам обедать пора!

Повар разогрел все, сложил в судки и отправил им на стол. Михаил потянулся к крышке верхнего... Федор Михайлович был занят внуком, Яна Машкой, а от Михаила как раз отстали, и он решил начать трапезу. Потянулся, снял крышку...

Над привалом пронесся дикий визг.

Прямо на курице, источающей упоительный аромат, сидела крупная медведка. И хлопала на Михаила глазами, ей-ей.

А потом еще и крылья распахнула, и рванула вперед. Жарко все-таки... курица-то горячая.

Михаил дожидаться перелета не стал. Он шарахнулся назад, шлепнулся на спину и быстро-быстро пополз подальше от страшного зверя. Помочь ему, увы, Яна не смогла.

Сама сползла навзничь от хохота.

Она как раз медведок не боялась. На них знаете, как рыбачить здорово? Сом на медведку клюет всегда! Если в заводи он есть, конечно. Если он не клюнул, значит, его там просто нет.

Так что...

Яна их и копала, и ловила, и рыбачила с ними... вы копченого сома пробовали? Нет? А зря. Невероятно вкусно, главное, не сообщать никому, что именно он кушает.

— Гошка!!!

Догадаться, кто именно подсунул сие очаровательное создание в судок, было несложно.

— Мама, она, наверное, сама влезла.

— Так-таки и сама? — Федор Михайлович быстро пришел в себя, понял, что никто не пострадал, и принялся командовать. — Мишка, хватит валяться!

— Я... она... выпороть их всех!!! Немедленно!!!