Старший брат Одина

Врач запрыгнул на броню и скрылся в люке. Загрохотал мотор — Адольф завел "кайман". Курт взялся за скобу, но тут кто-то схватил его за рукав.

— Вы ведь профессиональный военный? Дневной снайпер, кажется? — спросил его насмерть перепуганный мужчина в форме полковника полиции. — Что вы здесь посоветуете?

Курт обернулся, обвел взглядом серые тела, ссыпающиеся вниз по дороге, ворота, раскрывшиеся, как невиданный цветок, и сказал проникновенно:

— Как дневной снайпер, могу посоветовать только одно — взять гранатомет.

Испуг на лице полковника сменился изумлением. Курт запрыгнул в БТР и закрыл люк за собой.

— Поехали, — сказал он Адольфу.

Сначала все шло как всегда — Адольф вел, Алоиз косил противника из пулемета, а пассажиры сидели на полу и помалкивали. Вдруг у Рамона зашумело в ушах, как это бывает при резком повышении давления.

— Черт, — пробормотал Адольф и стал ожесточенно тереть нос. Алоиз перестал стрелять. Курт проворно поднялся на ноги и стащил его с места стрелка. Гул в ушах Рамона все нарастал, и когда шум стал нестерпимым, врач непроизвольным движением отгородился от него — словно опустил на окне звуконепроницаемую штору. Адольф упал лицом вперед. Рамон воспользовался случаем и приник глазами к освободившемуся видоискателю.

Площадка перед воротами колонии представляла собой кровавое месиво из тел. Адольф, теряя сознание, успел заглушить мотор, но не все водители "кайманов" были профессионалами такого уровня. Прямо на глазах Рамона два неуправляемых БТРа столкнулись лоб в лоб. Рамон развернул видоискатель. Никто не стрелял; монстры шли по трупам, а люди, ожидавшие их за "кайманами", катались в судорогах по земле. Чудовища играючи рвали солдат, которые были не в силах ответить им ничем.

Рамон снова крутанул ручку и наконец увидел дирижеров этого спектакля.

Они неторопливо вышли из ворот колонии, оставив за своими спинами все сильнее разгонявшуюся темно-зеленую спираль. Их было пятеро, трое мужчин и две женщины. Двое носили темно-зеленые ватники заключенных. Увидев на одной из женщин изумительно элегантное темно-синее пальто и шляпу с пером, Рамон испытал краткое, но мощное чувство нереальности происходящего. Однако он быстро сообразил, что женщина, очевидно, приехала на свидание к мужу или любовнику. Оставшихся двоих врач узнал. Это была секретарша Винченцо Элоиза и его же младший лаборант, Маттео. Эти двое о чем-то переговаривались между собой, Рамон видел, как шевелятся их губы. Элоиза засмеялась.

— Ты готов? — спросил Курт.

— Да, но я же не знаю, как...

— Рамон, бля, а я не знаю, как ты все это видишь. Сделай уж как-нибудь!

Рамон оторвался от видоискателя и представил на голове Курта каску.

— Давай, — сказал врач.

Он не слышал, как Курт выстрелил, потому что в тот же миг на его собственную голову опустился пудовый молот. Рамон отчетливо ощутил, как его мозги брызнули через уши. Врач непроизвольно зажал уши руками, плача и воя от боли. Но он не переставал думать о каске, нацистской каске с рогами времен второй мировой, нахлобученной на голову Курта. Рамону показалось, что сейчас его голова разорвется, но вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось.

Адольф сел и посмотрел на Рамона безумными глазами.

— Что это было? — спросил он.

Врач не успел ответить — мягкая темнота обняла его, и он грузно осел на пол.

— Рехнуться можно, — сказал изумленный Адольф. Но тут многолетние навыки взяли свое, водитель БТРа посмотрел в видоискатель и тут же позабыл о Рамоне. Двигатель зарычал, и "кайман" закрутился на месте. Время от времени Адольф бросал его из стороны в сторону, словно бешеную блоху на раскаленной сковороде. Алоиз ударился головой о сапоги Рамона и очнулся.

— Ты не можешь вести поровнее? — недовольно спросил он брата.

— А ты не мог бы пострелять немножко, а то мне, знаешь, приходится давить их! — огрызнулся Адольф.

Алоиз изменился в лице и стащил Курта с сиденья. Быстро проверив пульс, Алоиз убедился, что друг жив, и осторожно опустил его на пол.

— Ему нужен свежий воздух, — сказал знакомый голос прямо в ухо Рамону.

— По ходу, ему уже ничего не нужно, — возразил другой.

Врач почувствовал, как его поднимают. Он открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть надвигающийся сверху сияющий круг.

— А я не верил в эти байки про свет в конце тоннеля, — пробормотал Рамон.

Внизу кто-то хихикнул. В центре круга появилось лицо Адольфа.

— И правильно делали, док, — сказал он, ухватил врача за плечи и вытащил из БТРа. — Осторожно, ножками, вот так...

Дрожащий Рамон привалился к "кайману" — ног он еще не чувствовал. Наверху что-то загрохотало, и в грязь рядом с ним спрыгнул Курт. Последними спустились близнецы. Адольф молча достал флягу, сделал несколько глотков и передал брату. Алоиз пить не стал, но вопросительно посмотрел на Курта. Тот отрицательно мотнул головой.

— Хотите шнапса, герр доктор? — спросил Алоиз.

Рамон кивнул. Алоиз протянул ему фляжку. Врач сделал несколько глотков. Шнапс обжег пищевод, но в глазах у Рамона прояснилось. Врач огляделся.

В тучах над зоной зиял узкий овальный колодец, из которого лился серенький свет усталого солнца. Применение "пружин" всегда вызывало такой эффект. Все вокруг было завалено сплетенными телами людей и монстров. Рамон несколько секунд смотрел на пятерых людей — двоих заключенных, даму в элегантном пальто, парня в белом халате и девушку в короткой юбке — лежавших посреди пустого пятачка у самых ворот. Врач ощутил приступ тошноты и отвел глаза. Три БТРа гоняли по полю с десяток уцелевших монстров, направляя группку от одного к другому короткими очередями с башен. Так опытные футболисты пасуют друг другу мяч. Водители явно забавлялись. Чудовища метались из стороны в сторону, воя от ужаса и обреченности. Рамон вернул флягу и тут увидел радостных, возбужденных людей, со всех сторон идущих к их БТРу. Курт очень быстро понял, что они намерены делать.

— Да не надо, ребята, — сказал он. — Еще уроните, блин...

Рамон выскользнул из толпы. Ему действительно был необходим свежий воздух.

Кай Эйхманн помчался к западным воротам колонии на своем лендровере, едва темно-зеленая спираль и розовый защитный контур "пружины" растаяли в воздухе. Кай увидел дыру в воротах, распластанные тела и толпу людей около одного из "кайманов". Там кого-то качали с энергичными криками, длинный силуэт то и дело взмывал в воздух. Эйхманн остановился перед опрокинутым полицейским "фордом". Отсюда Кай не мог видеть, кого там качают, но думал, что знает, кто это. Эйхманн вышел из джипа. На броне своей машины стоял один из близнецов Штайнбреннеров и вопил во все горло. Кай прищурился. Это оказался тот из братьев, которого Эйхманн и искал — на лице у парня не было шрама. Алоиз тоже заметил руководителя Шербе. Штайнбреннер отрицательно покачал головой.

Эйхманн прислонился к боку лендровера, стащил с головы пилотку и вытер лицо.

Вот и все; можно было ехать домой.

Из-за перевернутой легковушки прямо на руководителя Шербе вышел темноглазый мужчина в грязном белом халате. Эйхманн узнал его — этот самый медик оттащил отца от Курта. Врач тоже вспомнил Кая и сказал приветливо:

— Ваш сын сегодня прямо герой дня.

— Вы его врач?

Мужчина кивнул.

— Кай Эйхманн, руководитель Шербе, — сказал глава нацистов, протягивая руку.

— Рамон Гонзалес, психиатр, — представился тот, отвечая на рукопожатие.

— Хотелось бы побеседовать с вами, Гонзалес, — сказал Кай. — Пойдемте в джип.

— Вы понимаете, что я не все могу вам рассказать? — пристально глядя на руководителя Шербе, спросил Рамон.

Эйхманн криво усмехнулся.

— Что-то лучше, чем ничего, — сказал он. — Прошу.

Он сел в лендровер. Врач начал обходить машину. Эйхманн перегнулся через сиденье и открыл пассажирскую дверь.

Кай Эйхманн задумчиво постукивал крагой по рулю.

— Вот, значит, как обстоят дела, — сказал руководитель Шербе наконец.

— Да. Общую картину я вам обрисовал, — ответил Рамон. — Ничего фатального в этом нет. Но наблюдаться надо. И, безусловно, сменить образ жизни. Больше Курту так жить нельзя.

— Вы подтвердите свои слова об этом ученом перед президентом Александром? — спросил Кай.

— Хоть сейчас.

— Тогда поедем, — сказал Эйхманн и завел машину.

— Ваш сын был красивым подростком? — спросил Рамон.

В жестком лице главы нацистов что-то сломалось, волевые черты поплыли, как снег на дороге весной.

— Так он вам и об этом рассказал, — прошептал Кай Эйхманн.

Врач смущенно потер переносицу.

— Нет. Я не думаю, что Курт может обсуждать эту тему с кем бы то ни было, — сказал Рамон. — Но если я скажу, что увидел те события в голове одного из ваших парней, вы мне вряд ли поверите.

— Поверю, — сказал Эйхманн. — Вы удивительный человек, Гонзалес. Да и я видел, как вы разговаривали с Алоизом Штайнбреннером.

— Что Курт с ними сделал? — тихо спросил Рамон. — Как...

— Курт был очень хорошим гранатометчиком, а стрелковое оружие никогда не любил, говорил, что он не девчонка, чтобы вышивать бисером, — с трудом произнес Эйхманн. — Но в доме Руделя была старинная винтовка, трофейная... Никто уж не узнает, как Курт до нее добрался. Фьессу и Шефферу он прострелил... самый низ живота. А Руделю вогнал в задний проход раскаленную кочергу и запер их, еще живых, умирать в подвале.

— Если бы какие-нибудь выродки потребовали моего ребенка, чтобы сотворить с ним такое, — сказал Рамон. — Я бы его застрелил или сам лег, но не отдал бы! Или, может, вас не было в Шербе, когда это произошло?

— Я был дома, когда это случилось. Но я ничего не мог сделать, — сухо сказал Эйхманн. — Между кланами Руделей и Эйхманнов старая вражда, во время войны Рудель был в вермахте, а мы — в СС. Они взяли его... для того, чтобы раздавить меня.

— Мне кажется, — сказал Рамон безжалостно. — Им это удалось.

Президент и Мигель стояли напротив раскуроченных центральных ворот колонии. Это направление прорыва было ложным, но бились монстры по-настоящему. Вся президентская свита куда-то рассосалась. Винченцо умчался, скорее всего, потрошить трупы в поисках Нобелевской премии, Кай уехал за сыном сразу, как только спираль отработала, а Рамирес сказал, что такое дело надо отметить и ушел за тем, чем обычно отмечают. Александр только сейчас заметил электрошокер, который секретарь неуверенно крутил в руках.

— Где вы это раздобыли, Мигель? — спросил президент.

— Мне дал один парень из оцепления, — смущенно ответил секретарь. — Сказал, что вид у меня какой-то слишком ботанический...

Александр хмыкнул. Из-за угла колонии вывернул джип руководителя нацистов. С другой стороны появились Рамирес с бутылкой в руках и Винченцо. Генерал и ученый оказались рядом с президентом одновременно с лендровером Эйхманна.

— Присоединяйтесь, — сказал Рамирес выпрыгнувшему из джипа руководителю Шербе. Винченцо раздавал пробирки, протирая их полой халата. Кай Эйхманн отрицательно покачал головой.

— У нас не принято пить за рулем, — сказал он.

Александр увидел на пассажирском сиденье силуэт второго человека.

— Ну пусть хоть Курт с нами выпьет, — сказал президент.

Эйхманн дернул щекой. Дверца открылась, и из джипа выбрался полный мужчина в бушлате и очень грязном халате. Александру он показался смутно знакомым.

— Я уж и не чаял увидеть вас в живых, Гонзалес, — сказал Винченцо.

Президент сообразил, что видел врача в записи допроса Курта. Александр протянул Рамону свою наполненную пробирку и сказал:

— Говорят, вы с Куртом во время прорыва отмочили нечто невероятное?

— Это все Курт, — ответил Рамон. — Я только прикрыл его.

— Обеспечение тылов, — наставительно сказал Рамирес. — Одна из самых важных стратегических задач во время боя...

Александр взял себе пробирку из рук Винченцо. Ученый сердито покосился на Гонзалеса — из-за психиатра он сам остался без тары. Президент и его свита выпили молча, без тостов.

— Нам пора возвращаться, — сказал Кай Эйхманн.

— Разрешите поблагодарить вас, — сказал президент. — Правительство Аргентины в моем лице готово...

— Мне ничего не нужно, — перебил его Эйхманн.

Рамирес от такой дерзости поперхнулся спиртом.

— Я приезжал сюда за сыном, но он отказался вернуться домой, — продолжал руководитель Шербе. — Я знаю, что по вашим законам Курт считается преступником, нельзя ли как-нибудь решить этот вопрос... амнистия, например.

— Меня тоже бы очень устроило, если бы ваш сын уехал в Шербе, — вздохнул Александр. — Хорошо. За то, что он сегодня сделал, многое простится. Я думаю, даже все. Но как же нам быть дальше? Один такой человек, как Курт, находящийся на свободе, опаснее всех этих монстров...

Александр пнул валявшийся рядом труп медведя.

— При президенте Пероне существовал пост советника президента по делам идеологических меньшинств, — подал голос Мигель. — И если руководство Шербе утвердит кандидатуру Курта Эйхманна...

— Утвердит, — сказал Кай.

Рамирес налил всем по второй.

— Вот и замечательно, — сказал Александр. — Вы уверены, что не хотите выпить с нами? Посадите за руль кого-нибудь...

— Ничего, что из моей пробирки? — спросил Рамон.

Эйхманн махнул рукой и взял пробирку у молодого врача. Винченцо совсем потемнел лицом — уже второй круг его обходили.

— Прозит, — сказал Эйхманн и выпил.

— Я вас очень прошу, — голос нацистского руководителя прервался, но он справился с собой и продолжал: — Не ставьте над Куртом больше никаких... опытов.

— Так это ведь не мы, герр Эйхманн, — начал президент.

Кай Эйхманн молча посмотрел на ученого.

— Винченцо...? — спросил президент.

Ученый опустил глаза и забормотал:

— Ну, вы понимаете, мы хотели изучить этот вирус... Мы искали вакцину...

— И для этого били бедного парня током? — безжалостно спросил Рамон.

Рамирес тихо крякнул. Александр прищурился, лицо его стало жестким.

— Мигель, — обратился он к секретарю. — Дайте-ка эту штучку герру Эйхманну.

Винченцо попятился.

— Прекратите! — визгливо прокричал он. — Научный интерес...

Мигель подал главе нацистов электрошокер.

— Валяйте, Эйхманн, — сказал президент. — Отведите душу. У вас был тяжелый день, но у Курта-то таких дней было гораздо больше...

Александр посмотрел на Рамона и добавил:

— Если у вас возникнут проблемы на работе, Гонзалес, обращайтесь прямо ко мне.

Винченцо закричал.

Ветер взметнул к небу столб серого пепла, закрутил его в карикатурном подобии отработавшей "пружины" и понес развеивать по пампасам останки всех живых существ, по несчастливой случайности в тот день оказавшихся в исправительной колонии Кармен-де-Патагонес.

Сумочка Ланы стояла на самом краю прикроватной тумбочки. Лана слишком сильно хлопнула дверцей, когда пошла в душ, и сумочка с мягким шлепком осела на пол. Всякая женская ерундистика посыпалась из нее. Александр наклонился, подобрал сумочку и не глядя стал забрасывать вещи обратно. Вдруг рука его наткнулась на что-то маленькое, круглое и холодное. Александр перевел взгляд.