| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Леся замолкает. Всхлипывает. Но тут же пытается изобразить улыбку и откашливается.
— Извини, это — не лучшая тема для застольной беседы, но я просто не могу и дальше держать всё это в себе. Так вот, помимо того, что я не знаю, как оказалась снаружи машины, со временем я начала замечать за собой некоторые странности. Оказалось, что эмоции, которые я ощущаю — не всегда мои. Вот, например, тогда, возле памятника — я услышала тебя. Ужасное ощущение, вот что я тебе скажу...
* * *
Мне оставалось только глазами хлопать. Столько информации за один раз — это уже слишком. Ужас, как Лесе удалось это пережить? С другой стороны, похоже, мы с ней действительно удачно нашли друг друга. Ведь кто поймёт человека "со странностями" лучше, чем другой такой же бедняга?
— А ты... Даже не знаю, что сказать... — по-моему, я просто лишилась дара речи. — Погоди пару минут, в голове это всё не укладывается...
— У меня у самой это до сих пор в голове не укладывается, хотя уже столько времени прошло. Если бы не эта свистопляска с эмоциями, я бы, скорее всего, с удовольствием убеждала бы саму себя, что всё, о чём я только что тебе рассказала — плод моего больного воображения, результат серьёзной травмы головы... придумала бы ещё тысячу правдоподобных объяснений, и, в конце концов, сама бы в это поверила. Но я не смогла. Не после того, как та женщина-эксперт в ГАИ сказала мне, что, если бы не ремни безопасности, эта поездка стала бы для нас с Лёшей последней. И что никто не знает, как я оказалась вне машины — ведь лобовое стекло было всё в крови и трещинах, но осталось на месте, а двери пришлось вырезать автогеном... и почему мой ремень был разодран в клочья... Знаешь, эти подробности пугают меня больше всего. Из-за них я почти уверена, что всё это мне не привиделось.
Вздохнув, она поднимает взгляд на меня, будто ждёт чего-то...
— Мне тоже кажется, что тебе это не померещилось. Почему — попытаюсь объяснить чуть позже. Ты мне лучше скажи, что врачи по этому поводу говорят?
— А что врачи? Сказали, что всё зажило на удивление быстро. Я к ноябрю уже вовсю в школу бегала. Это притом, что поначалу все вообще сомневались, что я ходить хоть к Новому году начну. Помимо закрытой черепно-мозговой, было ещё два компрессионных перелома позвоночника, сломано несколько ребёр, обе голени — тоже сломаны в нескольких местах и, вдобавок к этому — перелом правого бедра. Что-то с коленями, не помню, как они это назвали. Руки — вообще крошево, под общим наркозом собирали. Но на то, чтобы всё это срослось, ушло чуть больше месяца. А по поводу побочных эффектов — я же никому о них не распространялась. Боялась, что по обследованиям затаскают, а мне так хотелось покоя...
— Понимаю. Удивительно, что ты с такой лёгкостью обо всём рассказываешь...
— Как тебе объяснить... После того, что я думала, будто умираю, или даже уже умерла — я научилась радоваться жизни. Каждому её мгновению. Самым незначительным её проявлениям. Оказаться живой — это уже само по себе счастье.
— Да, тут ты права. И не поспоришь ведь. Спасибо. А то я, наивная, думала, что уж мне-то пришлось хуже всех. После твоего рассказа, я, пожалуй, многое переосмыслю. И, думаю, нам есть, что обсудить. Со мной тоже кое-что случилось. Кое-что мерзкое. Об этом здесь никто не знает, кроме моих родителей, да и им я не рассказала многого из того, что стало происходить со мной после... по той же причине, что и ты. И ещё я думала, что мне не поверят. Да и пытались мы к врачам обращаться — не помогло. Почему-то мне кажется, что ты меня поймёшь. Просто выслушай меня, хорошо? А потом вместе подумаем, как нам быть дальше. Кстати, будь добра, плесни мне ещё своего замечательного варева, если не сложно...
Наконец-то закончив свой рваный монолог, я одним глотком опрокидываю в себя содержимое маленькой чашечки и мысленно возвращаюсь в тот июньский день — почти на год назад — который перевернул всю мою жизнь.
Глава 3
...Одна из последних тренировок в этом сезоне должна была состояться в пятницу вечером.
Бальные танцы — это, прежде всего, тяжкий труд, что бы по этому поводу не думали сторонние наблюдатели. Конечно же, глядя на порхающие над паркетом пары, среднестатистический зритель и не заподозрит, сколько усилий приложили танцоры, чтобы добиться этой непринуждённости. И, тем не менее, многое из того, что нас окружает, является на самом деле не совсем таким, каким кажется.
Наш танцевальный клуб арендовал помещения во Дворце Культуры одного из ведущих предприятий города. Это здание можно было с чистой совестью назвать грандиозным — построенное в форме куба, оно являлось монументальным напоминанием о былом величии Советской державы. Его размеры поражали воображение: в центре находился концертный зал на тысячу мест — с огромной сценой, партером, амфитеатром и многоярусными балконами. А вокруг этого зала — на все шесть этажей в высоту — тянулись многочисленные коридоры, переходы, лестницы, проходные комнаты, малые залы, кабинеты, рекреации...
Все желающие попасть внутрь этого бетонного гиганта могли воспользоваться одним из четырёх действующих запасных входов... или же войти через главные двери в отделанное мрамором паркетное фойе со строгим консьержем за широкой стойкой. К слову, нетрудно догадаться, что у "чёрных входов" никто не дежурил.
Помимо нашего клуба в этом здании располагались и другие кружки и студии, но ДК был настолько большим, что практически всегда казался безлюдным. А субботним утром, на которое была перенесена наша пятничная тренировка, и вовсе создавалось впечатление, что во всём этом внушительных размеров здании нет совсем никого, кроме нашей танцевальной группы, пары тренеров и консьержа.
Тренировка началась в девять утра, и прошла по обычному расписанию. Полтора часа физической нагрузки: бег, отжимания, приседания, упражнения на растяжку и прочие прелести в том же духе, затем — час танцевальной разминки для разогрева всех мышц — будто они до этого не разогрелись — и лишь потом, собственно, два часа непосредственно оттачивания танцевального мастерства. Последние месяцы у нас был особый "жестокий" режим, введенный в преддверии закрытия сезона и приуроченного к нему чемпионата страны. Честно говоря, параллельно я занималась боевым самбо, и могу со всей уверенностью заявить, что там нагрузка была более щадящей...
Когда наши четыре с половиной часа "неземных наслаждений" как-то незаметно пролетели, мы всей группой ввалились в раздевалку — уставшие, но вполне довольные жизнью. Никто никуда не торопился, все пребывали в благодушном и расслабленном настроении.
Неспешно переодеваясь, мы делились планами на лето. Кажется, все решили запастись новыми впечатлениями и посмотреть на мир — кроме нас с Вадимом. Мы с ним к тому моменту уже три года вместе танцевали, и половину этого срока являлись парой не только на паркете, но и по жизни. Что, в принципе, не удивительно — подобное в нашей среде случается сплошь и рядом.
К слову, я была самой младшей в этой группе, мне тогда только-только исполнилось пятнадцать. А Вадим был на четыре года меня старше, и наши коллеги, шутя, прозвали его "истинным любителем детей". Незаслуженно, в общем-то, обзывали, ведь мы с ним никогда не заходили дальше поцелуев... Тоже, кстати, была проблема.
Я-то знаю, что ему хотелось большего, хоть он ни разу даже намёка на подобное развитие событий себе не позволил. Говоря начистоту, я тоже вполне разделяла его желания — одна только реакция моего тела на его присутствие в зоне досягаемости чего стоила — но моральной готовности к такому шагу не ощущала. Что-то меня каждый раз останавливало, словно в голове срабатывал какой-то блок.
А ведь проявлять инициативу в случае чего пришлось бы именно мне — Вадим слишком трепетно ко мне относился, чтобы действовать настойчиво и решительно. Боялся меня обидеть. Эх, знал бы он, о чём я с завидным постоянством думала... Хотя, если бы он вдруг об этом узнал, мне было бы очень-очень стыдно...
Поживём — увидим. Тогда я считала, что у нас в запасе есть ещё год, прежде чем мне придётся навсегда покинуть этот город. Само собой разумеется, родители не спрашивали моего мнения относительно смены места жительства, а просто поставили перед фактом, показывая фотографии новой квартиры. И, естественно, я злилась. А толку-то? Вадиму я не стала ничего об этом говорить, откладывая этот неприятный разговор на потом и внушая себе иллюзию отсутствия проблемы... В общем, действовала как страус, прячущий голову в песок...
А перспектива переезда меня не просто раздражала — бесила. Мне казалось, что родители ломают этим мне жизнь. У меня ведь были друзья, школа, танцы, самбо... Особенно было жаль танцы, поскольку мне очень повезло с той группой, и было понятно, что на новом месте я даже пытаться не буду начать всё с начала...
Вообще-то, я попала в группу, где все были значительно меня старше, из-за довольно серьёзной проблемы: когда у меня начался период бурного роста, все мои ровесники оказались минимум на полголовы меня ниже, а это, в свою очередь, значило, что партнёра своего возраста мне не видать... Вот и предложили мне, двенадцатилетней, попытать счастья со взрослыми — как мне тогда казалось — дядьками и тётками, перейдя в группу "от шестнадцати и старше".
Поначалу я их очень стеснялась, а в присутствии Вадима вообще краснела с завидной регулярностью, но за пару месяцев всё же пообвыклась. Продолжать и дальше испытывать неловкость в присутствии человека, к которому тесно прижимаешься по два-три часа в день, три-четыре раза в неделю — и это только на общих занятиях, не считая индивидуальных — было бы, по меньшей мере, просто смешно. И, к тому же, не стоило забывать, что любой представитель рода человеческого — удивительное существо, имеющее свойство адаптироваться к любым нюансам окружающей среды...
Из-за ширмы, разделяющей раздевалку на мужскую и женскую половины, выглянул Егор. Его фирменная лукавая улыбка не оставляла равнодушной ни одну представительницу прекрасной половины общества, а мне всегда почему-то казалось, что он улыбается даже во сне. Все мы, конечно, были в курсе того, что их с Ингой вертикальные выражения страстей довольно часто переходят и в горизонтальную плоскость, но можно же было хотя бы притвориться, что держишься в рамках приличий? Тем более, когда вы не одни в раздевалке.
В Егора одновременно прилетели три туфли — ему ещё повезло, что на всех шпильках были защитные колпачки. У нас, конечно, стеснительные не приживаются... но одно дело — когда приходится светить бельём и телом в силу обстоятельств, переодеваясь в рекордные сроки к следующей программе в компании товарищей по несчастью, и совсем другое — когда можно этого избежать. Так что, злодей получил по заслугам и поспешно ретировался. Никто так и не понял, чего он вообще от нас хотел.
Пожав плечами, я надела ажурную кофточку с глубоким вырезом на груди и коротенькую джинсовую юбочку, в которых пришла на тренировку утром. Да, минимум одежды — как раз то, что надо, когда на улице в тени +36RС. Это, конечно, не особо спасает, зато, если дунет ветерок — вполне можно жить. Обуваться я пока не стала. Зачем сразу менять одни десятисантиметровые шпильки на другие, если можно дать ногам хоть немного отдохнуть? Хотя, с другой стороны, в такой обуви мне удобно и ходить, и танцевать, поэтому в заслуженном отдыхе нуждались не столько ноги, сколько вены...
А, тем временем, все уже переоделись и собирались уходить — только меня ждали. Мы всегда в полном составе доходили до автобусной остановки, где стояли, беседуя, пока все не разъедутся, после чего вместе с Вадимом и Егором пешком шли по домам.
Нам с ними было относительно по пути — грубо говоря, в одну сторону. Поэтому сначала мы провожали Вадима — его дом был ближе всего к ДК, затем — меня, после чего Егор в гордом одиночестве отправлялся к себе. На всю дорогу у меня уходило минут сорок, которые, при желании, можно было растянуть на час, но в хорошей компании любой промежуток времени почему-то всегда кажется значительно короче, чем есть на самом деле...
Но именно тогда я намеревалась пойти домой одна. Для начала мне нужно было зайти в один специализированный магазин, находящийся в другой части ДК — присмотреть новые туфли-лодочки для конкурсной европейской программы. Потом я собиралась дойти до телефона-автомата в главном фойе и созвониться с одноклассницей, чтобы зайти к ней за списками экзаменационных вопросов, которые удалось достать её маме-учительнице.
Девятый класс, конечно, не одиннадцатый, но к экзаменам надо было готовиться — я на медаль всё-таки шла... И, к тому же, мне нужно было о многом подумать, а в обществе Вадима голова упорно отказывалась работать. Поэтому я сказала, что сама отдам ключи от раздевалки вахтёру — тренера уже сбежали, суббота как-никак — и пожелала всем удачно отдохнуть на выходных.
Вадим поцеловал меня на прощание, в результате чего наше выражение взаимных симпатий несколько затянулось. А прервал его всё тот же Егор, который, как выяснилось, уже успел спуститься вместе со всеми на первый этаж, подождать нас там и подняться обратно, чтобы ехидно поинтересоваться, "а чем это мы тут занимаемся?" и "не нужна ли помощь?" В результате я залилась румянцем, быстро чмокнула Вадима в щёку и сбежала на верхний этаж — в уборную — только бы больше не видеть этой фирменной ухмылочки Егора, который просто не мог отказать себе в удовольствии лишний раз вогнать меня в краску.
Металлические набойки гулко цокали по мраморным ступеням. Этот этаж был последним. Выше — только технический и некое подобие чердака. Казалось, сюда вообще редко кто забредает, хотя я ещё помню, как в детстве мы занимались в одном из этих проходных залов... Ну, если честно, не столько занимались, сколько играли в догонялки и прятки. Особенно — в прятки, потому что такое количество ниш и колонн, казалось, было создано специально для этой игры.
Подойдя к двери с табличкой "Женская уборная" — интересно, а более чопорного названия не было? — я, тихонько хмыкнув, вошла в помещение.
Вымытый, чуть ли не сверкающий, кафель... белые блестящие раковины без единого рыжего потёка... не битые и не залапанные зеркала... мыло в мыльницах... За следующей дверью — туалет: ряд кабинок с закрывающимися на защёлки дверями и пахнущим хлоркой полом. Вечно пустые мусорные вёдра — неужели кроме уборщиц сюда никто не заходит?..
Умылась холодной водой — щёки просто огнём горели. Эх, Егор-Егор... Я-то понимала, что его подколки напрочь лишены злобы, но смущаться от этого не переставала.
Через несколько минут я уже шла обратно, к лестнице. До сих пор не знаю, что заставило меня пройти мимо неё и направиться к витражному окну — как раз в тот зал, где я ещё ребёнком играла в прятки. При этом я настолько погрузилась в размышления, что ничего не видела и не слышала — хотя вряд ли даже полный спектр тревожных сигналов от всех органов чувств смог бы уберечь меня от того, что случилось потом...
* * *
Я вырываюсь из цепких лап прошлого. Моргаю. Смахиваю слёзы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
