| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Продолжая улыбаться, торопливо семеню дальше. Но не успеваю сделать и нескольких шагов, как что-то заставляет меня обернуться.
Скрежет полозьев... Останавливаюсь, наблюдая, как женщина выходит на дорогу, таща за собой ребёнка на санках. По голому асфальту. Что она творит?! Идиотка!
...Дальше всё происходит невообразимо быстро...
Не знаю, откуда он появился — тёмный силуэт автомобиля, прорезав снежную пелену, стремительно приближается к замершим посреди дороги фигуркам...
Смеркается. Метель. Спальный район. Тупиковая дорога. Куда так разгоняться?
Противный свист — колёса заблокировало.
Выключенные фары. Даже габаритных огней нет.
Грудь сжимается, будто невидимые руки комкают тело.
...Всего несколько секунд... миллиард мыслей...
Кажется, я кричу. Не могу сказать точно — ничего не слышу, кроме грохочущих ударов пульса в ушах.
Бух... бу-бух... бу-бух...
Ощущение собственной ничтожности.
Что-то смутно знакомое...
Пульсирующей волной нарастает напряжённость...
Мышцы сводит судорогой. Даже кажется, что волосы становятся дыбом...
Кожу покалывает и что-то, почти ощутимое физически, стекает по немеющим рукам...
...Выдох. Через силу...
Тело не принадлежит мне. Растворяюсь в ритме сердца...
Так надо.
...Не задумываясь...
Замираю я — и весь мир вместе со мной.
Пик. Апогей.
Сводит зубы.
Боль.
Не могу больше.
Металлический привкус во рту, звон в ушах...
Раз — и схлынуло.
Невыносимо яркая, ослепительная вспышка — и я начинаю куда-то проваливаться, а перед глазами продолжают мелькать кадры.
...В первое мгновение ничего не происходит. Потом машина словно натыкается на невидимое препятствие. Вдавливается радиаторная решётка... Сминается крышка капота...
Автомобиль резко виляет вбок. По инерции продолжает движение...
...Металлический скрежет — пронзительный, отдающийся дрожью во всём теле...
...Вылетает на обочину.
Внезапно возникшая прямо перед глазами слякоть...
...Темнота...
* * *
Опять болит голова. Опять тошнит. Да что там — опять больница!
...Ненавижу больницы...
Когда я окончательно прихожу в себя, меня из отделения интенсивной терапии переводят в общую палату — к ещё пятерым таким же, "идущим на поправку": трём бабушкам преклонного возраста и двум женщинам средних лет...
Проведённая здесь ночь превращается в пытку — ужасная головная боль на фоне всеобщего храпа. А когда, уже под утро, всё-таки удаётся задремать, меня вновь посещает видение-кошмар...
Мой крик будит не только соседок по палате, но и мирно дремлющую на посту медсестру — последняя даже прибегает посмотреть, всё ли у нас в порядке.
...Смотрю в потолок, считая минуты — сначала до рассвета, потом — до утреннего обхода...
К восьми приходит мама. И я со слезами на глазах умоляю её забрать меня отсюда под расписку...
Сейчас мне просто плохо. Очень-очень плохо. Хочу домой... может, там будет легче.
Но, в лучшем случае, меня выпишут не раньше, чем через неделю. Кровоизлияние в мозг и девятидневная кома — это "не цацки-пецки", как выразился мой лечащий врач.
Поэтому, пока — капельницы и уколы, через пару дней — очередная томография, а там... а там видно будет. А ещё — врачи не могут найти причины этого. Давление — в норме, сосуды — тоже...
Мама говорит, что первые четыре дня было совсем плохо — стабильно тяжёлое состояние без каких-либо изменений. Потом наметилось улучшение — я начала урывками приходить в себя... но сама ничего об этом не помню.
Говорят, я бредила. Плакала. Кричала. Кого-то звала. О чём-то просила...
Ещё раз убеждаюсь, что по телевизору показывают ахинею — в реальной жизни человек, вышедший из комы, едва ли в состоянии связать пару слов. Это сейчас я могу произнести длинное предложение, ни разу не запнувшись. А моими первыми воспоминаниями после пробуждения стали непослушный заплетающийся язык — я слово "пить" осилила с непонятно какой попытки — и разбегающиеся, словно тараканы после Дихлофоса, мысли...
На второй день после перевода в общую палату я кое-как беру себя в руки и требую у мамы расчёску и зубную щётку с пастой. А ещё — прошу привезти мне нормальный халат. Жду...
Навестит или нет?
Знаю, что он был рядом, когда я в последний раз приходила в себя.
Помню, как пыталась тогда собрать обрывки воспоминаний в единое целое...
А из того, что было до, помню не так уж много. Только страх. Даже нет, не так. Липкий, отвратительный ужас — отголоски этого чувства до сих пор заставляют меня поёживаться. Но... не могу понять, что именно меня так напугало.
Ещё не даёт покоя одна фраза. Не знаю, когда я её слышала, и слышала ли вообще... не знаю, мужчина её произнёс или женщина, но слова прочно засели у меня в голове.
"Ещё один неконтролируемый выброс энергии — и мы потеряем её. Скорее всего, она погибнет. Наиболее оптимистичный прогноз — выгорит..."
Кажется, дальше было ещё что-то, но этого я уже не помню.
"Выгорит..." Переносное значение этого "термина" мне не знакомо, но есть кое-какие догадки. Думаю, выгореть — это что-то сродни превращению в "энергетического инвалида". Незавидная участь.
...Машина не задела ни женщину, ни ребёнка. Это хорошо. А я — выкарабкаюсь. Главное — чтобы подобные ситуации не стали традицией.
Усмехаюсь про себя. Вот, уже шутить пытаюсь. Выкарабкаюсь, никуда не денусь. Только бы продержаться до выписки. А там — однозначно что-нибудь придумаем...
* * *
Леся приходит прямо с утра и почти час развлекает меня болтовнёй, пересказывая последние новости. Слушаю её вполуха — сегодня я чувствую себя совсем неважно, что, в общем-то, неудивительно — ночь опять выдалась бессонной. В результате от вчерашнего оптимизма не остаётся и следа — не надолго же меня хватило...
Днём пытаюсь отоспаться — и опять "ловлю" кошмар. Кажется, что-то из прошлого... впрочем, не хочу сейчас об этом думать...
А он всё-таки приехал.
Уже вечером, когда я раздумываю, а не залечь ли пораньше спать, он звонит уже из фойе, спрашивая номер палаты. А я отвечаю, что встречу его на своём — четвёртом — этаже возле лестницы.
Странная смесь чувств: радостное волнение перемежается со смутной тревогой. Я не понимаю наших отношений, и это мне не нравится. Да, они выходят за рамки стандартной схемы "учитель-ученик". Но... к чему мы пришли?
— Как ты? Терпимо? — Настолько задумалась, что даже не заметила, как он подошёл. Стоит теперь передо мной, нерешительно улыбаясь. А у меня в ответ на его улыбку что-то предательски сжимается в груди.
Просто хорошие человеческие отношения... Почти дружба.
...Будто нож в сердце...
Сидим на подоконнике. Рядом. Молча. Мне нравится вот так сидеть с ним и молчать. Кажется, что именно так — правильно. И... будто слова здесь лишние.
Наверное, мне нельзя волноваться — лёгкое покалывание в затылке превращается в болезненную пульсацию. Морщусь. Кажется, пора прилечь... А уходить неохота.
Моя гримаса не остаётся незамеченной.
— Хуже стало? — Я только вымученно улыбаюсь в ответ. Потом заставляю себя кивнуть.
Мне трудно ходить... даже говорить трудно. И он это видит. Его ладонь накрывает мои пальцы, легонько сжимая их. Потом он спрыгивает на пол и протягивает мне обе руки.
— Ты устала. Не буду больше тебя мучить. Отдыхай, набирайся сил.
...Уже заходя в коридор, оглядываюсь. Стоит, смотрит мне вслед... Увидев, что я обернулась, улыбается.
— Держись. — Вздыхает...
...А улыбка так и не коснулась его глаз...
* * *
Наконец-то. Дождались. Выписка.
Могла бы — запрыгала бы от радости... Но — не могу.
Дикая усталость. Еле переставляю ноги. Каждый шаг, каждое движение — через силу.
"Просто нужно оказаться дома и как следует выспаться..."
Забирают меня мама и... Руслан Андреевич — кажется, пока я лежала без сознания, они успели познакомиться. Не знаю, что именно он ей рассказал и о чём умолчал... но они так мило общаются... Ох, знала бы она, что это — та самая "подружка", у которой я раньше периодически ночевала, думаю, беседа бы пошла несколько в ином ключе...
Выходим на улицу. Тёплый ветерок пахнет весной. Неуловимый запах, который невозможно описать словами... и нельзя ни с чем спутать.
Последнее воспоминание — снежная пурга. А сейчас кое-где уже пробивается яркая молоденькая травка...
Четверть часа езды — и мы на месте. Ехали молча: я — в полудрёме, а мама категорически убеждена, что отвлекать водителя болтовнёй — плохо. Замечательное качество. Вот так ломаются стереотипы.
Зато теперь, когда мы уже приехали, она приглашает Руслана зайти к нам на чай. У меня аж внутри всё замирает. А он... отказывается. Говорит, что мне нужно отдохнуть...
Поблагодарив его и попрощавшись, мама уходит вперёд — открывать кодовый замок на подъездной двери; он у нас сломан, через раз срабатывает.
А мы остаёмся стоять возле машины.
— Спасибо, — отчего-то смущаясь, говорю я.
— Выздоравливай. — Грустно улыбается он, легко коснувшись пальцами моей щеки. Опускаю глаза. — И не пугай меня больше так...
Последняя фраза звучит... странно. Очень серьёзно. И ещё — мне показалось, что он собирался что-то добавить, но промолчал.
Клацает открывающаяся дверь. Мама ждёт меня. А я стою, не двигаясь с места. Мне нужно что-то сказать... но голова предательски опустела.
Отступает на шаг.
— Иди, отдыхай...
Дома я останавливаюсь перед большим зеркалом в прихожей и долго, очень долго рассматриваю себя.
Под глазами залегли чёрные тени...
Похудела — выпирающие ключицы и заострившиеся черты лица. Полупрозрачная, словно восковая, кожа...
Кра-са-ви-ца...
...Мама колдует над плитой, разогревая ужин. А я, чтобы чем-то себя занять, накрываю на стол.
— Он тебе нравится. — Блюдце выскальзывает из ослабевших пальцев и с жалобным звоном раскалывается о край раковины.
— Доча, ты чего? Руслан — симпатичный парень. И так за тебя переживает... Кстати, он кто? Аспирант? Интересно у вас там принято... — Испытующе смотрит на меня. Ох, не зря она завела этот разговор...
Что б ей такого хорошего ответить?
Не знаешь, что говорить — молчи. Золотое правило.
Так и не дождавшись ответа, мама ещё что-то щебечет, собирая осколки. А я стою... и молчу... молчу...
* * *
Вопреки всем ожиданиям, дома легче не становится. Головные боли, видения, кошмары...
Таблетки, призванные купировать боль, практически не действуют... да я и не уверена, что они совместимы с остальными лекарствами...
Видения тушить практически не получается — наверное, силы ещё недостаточно восстановились...
При родителях я стараюсь держаться, но наедине с собой сдаюсь. Мне кажется, что я балансирую на тонкой грани безумия. Или она уже осталась далеко позади? Не знаю. Не могу сказать точно...
Я потеряла представление о разнице между сном и явью. Между видениями, кошмарами и своей настоящей жизнью. Всё смешалось в калейдоскоп каких-то обрывков. И леденящего душу ужаса.
Усталость.
Апатия.
А Руслан... Он пытается вытащить меня из этого ада. Каждый день навещает меня. Гуляет со мной и Черри в парке...
Я не понимаю.
Не понимаю, что заставляет его это делать. Ведь, после того поцелуя в наших отношениях ровным счётом ничего не изменилось. Будто ничего и не было...
...Почти дружба...
Он мне объяснил потом, что ему тогда пришлось слегка зачерпнуть моей силы, открыто заявляя свои права на "жертву" — на меня, то есть.
Да... Сыграли мы тогда, конечно, мастерски. Просто блестяще. Зал, правда, не разразился овациями и "Оскара" нам не вручили... но это — дело наживное. Главное, что та жутковатая тётка поверила.
Смущает лишь то, что я тоже поверила... Поверила, что это было настоящим... Что после этого что-то изменится...
Не изменилось.
Тогда, зачем ему это сейчас? Играть на публику уже не нужно. Чем он руководствуется?
Просто проявление хорошего отношения? Неужели он не видит, что делает со мной? Хотя нет, правильно. Не нужно ему этого видеть...
И я держусь. Изо всех сил держусь и стараюсь не показывать, насколько мне приятно — и больно — его видеть. И так каждый раз. Приятное, в общем-то, событие превращается в пытку...
А сегодня он вручил мне букетик подснежников. Зачем? В груди щемит настолько сильно, что приходится заново учиться дышать. И тогда я не выдерживаю.
— Зачем вы это делаете? Если из жалости, то... не надо.
Смотрю на него, гордо вскинув голову. А он встречает мой взгляд с подчёркнутым спокойствием.
— А если нет?
Сердце заходится. Моё спокойствие — напускное, а его?..
Тут Черри с лаем бросается к какому-то мужичку, зигзагами продирающемуся сквозь кусты.
Смесь облегчения и раздражения.
...А момент был упущен...
Глава 37
...Прохлада шероховатого камня под пальцами. Я настолько устала, что вынуждена опереться на стену, чтобы не упасть. Сколько это уже длится? Я потеряла счёт дням... Сколько из тех, кто был тут тогда, остались в живых?..
В воздухе висит едкий запах испражнений. Здесь слишком тихо. А это может значить только одно: мы повержены.
И эта тишина пугает больше, чем крики и стоны раненых... чем рычание этих тварей...
Желудок урчит, напоминая о необходимости найти пищу. Звук кажется неестественно громким и заставляет меня замереть на месте, прислушиваясь...
Сколько я уже не ела? Не помню... Губы потрескались и кровоточат. Недавно — день, два назад? — я побрезговала затхлой водой... Не лучшее решение — с тех пор мне так и не удалось ничего найти...
Медленно бреду вдоль стены. Если удастся выбраться из цитадели... Если получится незамеченной пройти по городу... миновать крепостную стену... Слишком много "если".
В нос бьёт резкий запах гниющей плоти. Останавливаюсь, напряжённо вглядываясь в полумрак галереи. Может, там и нет ничего страшного... Может, это один из тех, кому удалось продержаться до конца... И кого теперь некому предать земле...
Мне удалось выжить. Пока. И я всё чаще и чаще ловлю себя на чувстве зависти к тем, кто погиб при первых атаках... В бою. И не видел того, что было потом...
...Вроде бы, никого. Делаю ещё несколько шагов — и... кажется, воздух вокруг меня сгустился. Он сковывает движения... даже дышать становится трудно...
Шаг, другой... на пределе возможностей. По щекам текут слёзы...
Шепчу слова молитвы, до крови закусывая губы.
Когда кажется, что уже всё... когда силы готовы окончательно покинуть тело, внезапно ощущаю невероятную лёгкость — будто за спиной выросли крылья...
Торопливо иду к выходу из галереи... Нога ударяется обо что-то тяжёлое — и оно катится вперёд по коридору, наполняя его звоном, заставляющим всё пространство вибрировать и сосредотачивающимся где-то под арочными сводами...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
