Битва за Эллиоты. Часть 4

И открыв дверь, адмирал увидел китаянку, которая, что то, весело напевая, открывала окно в палату. Ли, услышав шум за спиной, замерла и обернулась. И увидев адмирала, смотрящего на спящего сына, произнесла:

— Господин, молодой господин спит. Ночью жар спал, он пришёл в себя, я напоила его бульоном, и молодой господин уснул.

После чего мягко, почти не слышно ступая, подошла к кровати и встала за спиной у Вирениуса. А адмирал, подойдя к сыну, взял в руки его ладонь и, сжав их, удовлетворённо кивнул и произнёс:

— Коля, Коля, как же ты меня напугал. До смерти напугал.

После чего коснувшись лба сына и удостоверившись, что жар спал, а лейтенанта просто сморил здоровый сон, адмирал снял фуражку, перекрестился и добавил:

— Благодарю тебя господи, за милость твою.

И надев фуражку, повернулся и сказал, обращаясь уже к китаянке:

— Иди домой, отдохни. Ты же устала. А тебя, пусть кто ни будь, из остальных, подменит. Тебе и с детьми побыть надо.

[6] По этой причине, в Советской Армии, испытания химического оружия, в лабораторных условиях, производились на кошках.

[7] Фунт, в Российской империи равнялся 140 пуда или 0,40951241 кг.

4

У основания мола продолжал работать механический пулемёт Буторина. Что можно было чётко опознать по его длинным, неторопливым и неоднородным, очередям. В ответ, со стороны города послышались выстрелы. Которые, тут же были подавлены дружными залпами, судя по звукам выстрелов, русских винтовок Мосина, которыми был вооружён Эллиотский батальон. На вооружение этого батальона трофейных винтовок Арисака не хватило. Адмирал бросил взгляд назад, в сторону пришвартованных к молу миноносцев и увидел, подходящего к нему, мичмана фон Гернета, который, поднеся руку к околышу фуражки, доложил:

— Хунхузы шалят, ваше превосходительство. Банда, человек двадцать.

— Понятно, господин мичман. И странно, что японцев не видно, — проговорил в ответ адмирал и, снова поднеся к глазам бинокль, добавил, — Хотя уже и должны были появиться. Но вот хунхузы, могут помешать последнему взводу выйти к своим.

— Возможно японцы тушат пожар на угольных складах, ваше превосходительство, — предположил фон Гернет, — По крайней мере, дым оттуда, идёт явно реже. Да и смотрите, ваше превосходительство, на берегу. Левее от мола. Возле Карантинной пристани. Похоже наши нижние чины.

Вирениус перевёл взгляд, в указанном направлении, и увидел, что вдоль берега, укрывшись от взглядов хунхузов бетонным парапетом Карантинной пристани, и под прикрытием орудий стоящего у берега миноносца, перемещается несколько десятков человек, в форме русских моряков. При этом четверо несут одного, на импровизированных носилках. Достигнув мола, они подали раненого, выскочившим им навстречу матросам. Которые помогли взобраться на мол и остальным. А потом прибывшие матросы, неся раненого, стали быстро перемещаться вдоль мола к маяку. И увидев кондуктора, командовавшего взводом, адмирал произнёс:

— Кондуктор, доложи, что случилось. Из-за чего задержка?

Кондуктор, построил взвод, поставив всех по стойке смирно, после чего, закинул за спину пистолета-пулемёта и, удерживая оружие за ремень, произнёс:

— Ваше превосходительство, при выдвижении, вдоль Инженерного проспекта, обнаружили матросов Смирнова и Арсеньева. При этом матрос Арсеньев нес на себе товарища, который сорвался с крыши и сломал ногу. При возвращении взвода, у пирса, услышали звуки выстрелов и взяли трошки правее. Вышли к морю. И вдоль берега вышли к своим.

Адмирал Вирениус оглядел строй взвода и увидел на левом фланге самого низкорослого, худощавого, но при этом как говориться жилистого, матроса. У которого, был самый изнурённый вид. И отсутствовала винтовка.

— Этот? Нес на себе товарища.

— Так точно, ваше превосходительство! — ответил кондуктор, — Он нёс. Почти весь Инженерный проспект на себе.

Адмирал посмотрел на весьма высокого и массивного матроса, который лежал на носилках, покачал головой и произнёс:

— Командуй кондуктор, согласно плана, начать погрузку на миноносец. Командиру миноносца, передайте моё распоряжение, раненого доставить на 'Адмирала Посьета'. Арсеньева ко мне.

А потом, обернувшись, адмирал, уже обращаясь к мичману фон Гернету, добавил:

— Передайте командиру роты, пусть отходят в зону погрузки на миноносцы. Взвод прикрытия снять с основания пирса '221-му'.

— Есть ваше превосходительство, — ответил мичман. Но адмирал уже повернулся к матросу. Который вытянулся во фрунт, по-уставному ел начальство, и доложил о прибытии. Но, по всему было видно, что матрос сильно трусит.

— Ну-с, братец, рассказывай, как дело было. И где винтовка?

— В нужнике утопил, ваше превосходительство. Понял, что напарника и две винтовки на себе не унесу. Так я затворы вынул, а сами винтовки в нужник, что во дворе был, и опустил. А затворы вот они.

Адмирал кивнул и приказал:

— Затворы выкинешь в море. Но как так случилось, что только вы двое отстали?

— Ваше превосходительство, — матрос продолжал тянуться и пучить глаза, но было видно, что он испуган и побледнел, — Мы были в дозоре возле Городского Сада. Заметили в глубине сада японцев. В морской форме. Выслали вестового. Когда же японцы подобрались совсем близко, приготовились открыть огонь. И выслали другого вестового, к их высокоблагородию, командиру батальона, что японцы выходят к Инженерному проспекту. Но тут увидели сигнал об отступлении, стали спускаться, и Смирнов сорвался с крыши. Черепица поползла. И упав, он сломал ногу. Пришлось утопить винтовке в нужнике, сняв затворы и забрав патроны. А потом нести Смирнова на себе. Пока с нашими не встретились. Там они мне ужо трошки помогли.

— Говоришь, японцы в Городском Саду? — адмирал взглянул в сторону города.

— Ни как нет, ваше превосходительство, уже дальше прошли. Их дозорные были в середине проспекта, когда мы, с нашими, повстречались. Япошки дома обшаривали.

— Всё ясно, братец, — кивнул адмирал, наблюдая, как мимо него, пробегают к миноносцам, два взвода морских пехотинцев. А '221-й' навалился на мол, у его основания, и к нему подбегают матросы последнего взвода, — Ты всё правильно сделал. Сам погибай, а товарища выручай. Всё, как учил генералиссимус Суворов. Благодарю за службу!

— Рад стараться! — рявкнул в ответ, сразу повеселевший матрос.

— И ещё братец, — адмирал достал из кармана кошелёк, из которого вытащил пятёрку и протянул матросу, — это тебе за спасение боевого товарища.

— Покорнейше благодарю! — снова рявкнул довольный матрос, принимая ассигнацию от адмирала.

— И последнее, негоже такому бойцу, как ты, братец, без оружия быть, а по сему, — с этими словами адмирал снял с плеча ремень, с кобурой пистолета Маузера и протянул оружие матросу, — как добудешь себе винтовку, вернёшь.

— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство! Это мы за раз, — матрос принял оружие и тут же накинул ремень, от кобуры через плечо, — как только у япошек винтовку отберу, так за раз и принесу.

— И последнее, вот тебе пачка патронов, и ступай братец, — произнёс адмирал, отдавая матросу новую пачку патронов и осматриваясь. А заметив у одного из офицеров роты, ставший популярным в Порт-Артуре пистолет. В молодом офицере адмирал узнал мичмана Александра Александровича Колчака, старшего сына капитана первого ранга Александра Фёдоровича Колчака. Командира четвёртого отряда миноносцев. А сам же мичман, будучи офицером 'Лейтенанта Буракова', оказался одним из двух офицеров, что отказались покидать миноносец. После того, как миноносец разломился. И приложивших все усилия, что бы части миноносца были доставлены в Порт-Артур. Но командование миноносцем принял мичман Витгефт, сын адмирала Витгефта. А, так как двух офицеров, на один аварийный миноносец, было многовато, то мичмана Колчака командировали в Элиотский батальон. Для службы в этом батальоне, отец мичмана, и приобрёл сыну пистолет Маузера. Причём, пистолет был в двадцатизарядном варианте. И, увидев оружие мичмана, адмирал произнёс, обращаясь уже к офицеру:

— Господин мичман, обучите нижнего чина обращению с оружием.

— Есть, ваше превосходительство, обучить нижнего чина обращению с пистолетом Маузера, — только и оставалось, что ответить офицеру.

Четвёрка 'Циклонов' отошла от мола. Возле которого остался только '226-й', со своим призовым автоматом фирмы 'Виккерс', ствол которого был направлен вдоль мола, а сорокамиллиметровые снаряды были весьма солидным аргументом, для тех, кто попытался бы преодолеть узкую полосу мола. При этом все остальные миноносцы направились, занимать свои места в ордере. Кроме одного, что направился к 'Адмиралу Посьету', чтобы доставить пострадавшего матроса к врачу.

Адмирал Вирениус, ещё раз осмотрел в бинокль порт Дальнего и произнес, обращаясь к стоявшим рядом с ним нижним чинам:

— Играть, сигнал 'внимание'!

Предстояло сделать последнее дело, что оставалось в городе Дальней, передать японской стороне подданных микадо. Причём так, чтобы их не обидели китайцы. Которые и так косо смотрели на японок. Довольно свободно чувствовавших себя в Дальнем. Но сейчас они сидели, в ожидании своей судьбы, возле маяка. Настороженно поглядывая на адмирала. На первый призыв к перемирию ответа не последовало. Впрочем, как и на несколько последующих. Но вот со стороны города, на призыв, так же ответила японская труба. И адмирал приказал матросу развернуть белый флаг, как сигнал о начале переговоров. И с противоположной стороны, над зданиями, у основания мола взвился белый флаг.

— Я с вами, ваше превосходительство, у вас только палаш, при себе, — предложил мичман фон Гернет, — Стоило ли отдавать свой пистолет нижнему чину, зная о предстоящих переговорах.

— Стоило, господин мичман, стоило, — не оборачиваясь, ответил адмирал, — Ваше, иное отношение к нижним чинам, не как к людям, может стоить вам жизни. Подумайте об этом. Да и вам господин мичман нельзя идти со мной. У вас будет два важных задания.

— Я могу узнать какие именно задания, мне предстоят, ваше превосходительство? — мичман внимательно посмотрел на адмирала.

— Да, господин мичман, задание первое, вам предстоит заминировать все кучи угля, которые окажутся доступны нам. Как в портах, так и на железнодорожных станциях. У вас же, кажется, остались ещё мины, в виде кусков угля?

— Да, ваше превосходительство, остались, — согласился мичман, — Ровно три дюжины. Но скорее всего, заряд в полтора десятка золотников, не способен причинить корабельному котлу значительные повреждения.

Вирениус продолжал смотреть в сторону противника, ожидая появления делегации от японцев. Но пи этом адмирал отвечал на слова фон Гернета.

— Господин мичман, для нас важно, что при взрыве будет выходить из строя котёл, что гарантированно ставит на ремонт корабль. А мы должны всячески уменьшать превосходство противника в силах над нашим флотом. Ну и мешать снабжению войск противника. Как на море, так и на суши. Так что распределение оставшихся мин, по угольным складам противника станет вашей, господин мичман, основной задачей в ближайшее время. Ко второй задаче приступите, когда подкинете все мины.

— А что будет за вторая задача, ваше превосходительство?

— Вы владеете немецким языком, господин мичман?

— Да, — удивлённо ответил фон Гернет, — Это мой родной язык, но зачем это необходимо?

— Просто вам, господин мичман, предстоит прорваться в Чифу, — произнёс адмирал, — И под видом немецкого коммерсанта, совершить путешествие в Циндао. Там примите груз, приобретённый, военно-научным отделом. В виде охотничьих, магазинных винтовок Маузера с телескопическими прицелами[8]. Патроны к ним. Ну и лекарство, гексоген. Потом вам будет необходимо всё это доставить в Порт-Артур.

— Но, ваше превосходительство, гексоген понятно, но зачем нам винтовки фирмы Маузер? — мичман внимательно посмотрел на адмирала.

— Вопрос там не в винтовках, а в прицелах к ним, — ответил адмирал, — Я прогнозирую, что в условиях осаждённой крепости, эти винтовки скажут своё слово. Весьма весомое слово. И мне пора, японцы появились. Вы же мичман оставайтесь тут, и как только я махну рукой, высылайте японок.

С этими словами адмирал, в сопровождении двух нижних чинов, направился навстречу четырём японцам. Которые, увидев, что русских всего трое замешкались, было, но продолжили движение навстречу русским.

— Командир второго батальона[9] Морского полка капитан-лейтенант Ямагучи, — первым представился, на хорошем английском языке, старший из японцев, поднеся руку к фуражке, внимательно смотря на адмирала. Хотя японец и стремился сохранить невозмутимость, но в его глазах буквально читалось желание того, что русский адмирал объявит о своём желании сдаться. Но Вирениус только внутренне усмехнулся и, отдав честь, произнёс, тоже на английском языке, давая тем самым знак, что готов провести переговоры на этом языке:

— Контр-адмирал Вирениус, командующий второй Минной дивизией.

После чего, адмирал протянул руку японцу, которую тот пожал, слегка склонив голову в знак уважение. Вынудив и адмирала Вирениуса сделать этот жест восточного уважения, но всё-таки склонив голову значительно выше, чем это сделал японец. И по завершению всех предварительных процедур адмирал произнёс:

— Не буду долго держать вас в неведенье, господин капитан-лейтенант, по поводу этой встречи. Но волею судьбы, под моё покровительство попало несколько нонкомбатантов, подданных микадо. Которых я хочу передать вам, господин Ямагучи, из рук, в руки. Опасаясь за их жизни, если они попадут в руки китайцев. Уж больно плохую память о себе оставила японская армия, в этих землях[10]. И я опасаюсь, что среди китайцев могут найтись те, кто будет угрожать жизням слабых и беззащитных женщин. Вы примите их под свою защиту, господин Ямагучи? И отведёте их в безопасное место, дабы мы могли и дальше спокойно убивать друг друга?

Сказать, что японец был разочарован, это было ничего не сказать. Досада буквально сквозила из его лица, но всё-таки сдерживая себя Ямагучи произнёс:

— Господин адмирал, я готов принять от вас этих подданных божественного императора. И обеспечить их безопасность.

Вирениус полуобернулся в сторону маяка и призывно махнул рукой. Заметив, как японки, всей толпой, засеменили в их сторону. Неся в руках саквояжи. Увидев японок, да и ещё в таком количестве, и отнюдь не в замученном виде, а буквально цветущих, японец приподнял бровь и добавил:

— Мне было очень лестно, познакомиться с таким воином, как вы, господин адмирал. Скажу честно, я не ожидал, такого вашего отношения к подданным микадо.

— Я исхожу, из того, господин капитан-лейтенант, что мы люди, — ответил Вирениус, — И должны оставаться людьми. В любых условиях. Да и не в моих правилах, что бы погибали дети и молодые женщины. Это те, кто должен выжить, в любых условиях.

— Интересная жизненная концепция, — наблюдая, как мимо них проходят женщины, ответил японец, — Она очень похожа с той концепцией милосердия, что декларирует, ваш граф Толстой, хотя и не идентична ей.