Обернувшимся вместе с другими Клуну и Лукну дуот Мэдль показал языки, скорчив гримасы, не менее пахабные. Лон и Люн тоже высокомерно смерили выпендрежников, при этом ловко вписавшись в поворот. Однако дуоту Эёуху до всех них как до йейля.
— Мы непременно что-нибудь придумаем, брат... — не умея общаться мысленно как-то иначе, подобно Пингу и Понгу.
— Я смогу... — неопределенно ответил напряженный Хуан.
Весь дуодек заметил озабоченность своего цео. Проведя с ним много лет, алсы научились угадывать или точно определять его настроение. И оно оказалось неахти. Игривый настрой после сна под сенью Кюшюлю сходил на нет под накатывающим валом безответных вопросов, коим еще не время звучать, как бы ни хотелось задать. Это все четко освоили еще в первой цепи — всему свое время. И алсы постоянно учились его определять для и в разных ситуациях.
Полдник состоял из наколотых на съедобные шпажки из семян иглистого орешника Счакт-счакт(*) кусочков свежей брюквы, морковки, турнепса и сахарной свеклы, прореженные листьями сельдерея, щавеля и веточкой укропа, а так же с повязанными вокруг стрелами лука. Пили кисло-сладкий сок из грейпфрута и стеблей кислофила. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы определить приготовленное сервами на ужин меню — наверняка минимум рис с цитрусовым жмыхом и кисловатый же овощной салат, а гурманам что-то из феллядэ(*). Но не о блюдах в головах Хуана и Хоана ползли мысли, громоздкие и грузные, в общем, на букву "г" в большинстве.
Братья Эёух не разделяли радости Эрина, не понимали напряжения деканов, не принимали рок одиночества. За почти год они обзавелись приятелями, когда-нибудь со временем под бдительным присмотром старших ставших бы кем-нибудь большим. Но после за миг пролетевшей почти недели знакомства с Пингом и Понгом... Их земной поклон и слезы в Клёне тронули их души — пожухли на этом фоне комплименты, беззлобные подначки и другие незатейливые знаки внимания от чужих. Все чужие, как верно сказал проректор. Все чужие...
— Поздравляю с сорок первым! — обрушилась пятерня Вука, ставшего сорок вторым в центурии, на сутулую спину Хуана. Дважды уже они дышали друг другу в спины, вот и третий наступил со сменой позиций.
— Чего вы такие квелые-то, не рады? — подошел Юньгз, занявший с братом сорок шестое место в первичной рейтинговой таблице.
Дуодеки после полдника расположились в своих листьях, где на панелях их спален светились строчки и столбцы с именами и названиями. Длилось деление ознакомления с итоговыми результатами аттестации, продублированными в мнемокристаллах, хранимых каждым дуотом в своем рискусе. И все, с главными оценками свидевшись, полнились желанием пообщаться на эту тему.
— Никто в этот раз не поднялся из Ринаэ выше... — взгрустнул Лукн.
— Да наплюй! Всех оставят на местах!
— Ага! Вона какой разброс у Эрина, хы-хы! — вторя тону произнес Тальд.
— Кха! Тьянкльцы-то как теперь раздуются от гордости!
— Обошли две трети звена из супрем-гима! — размашисто жестикулировал Кацор, вслух развивший мысль брата Пацора.
— Плакали чьи-то баллы... — скосив на дуота Укня лукавые глаза редкого бруснично-серого цвета. Красный оттенок вообще редкость, двое на всю параллель, и оба в дуодеке Ринаэ.
— Да уж, Хоан, не попадись вы на крока, занимали б место в третьем десятке... — посетовал на свою долю Клун.
— Хи-хи, да обе пары изумрудных к ним угодили! — засмеялся Щахэ.
— Во-во, вспомните...
— Завянь, песок! — огрызнулся на Щано Мадль, показав кулак. Брат нарочито громко подбил свое сиденье, роль коего исполнял сложенный подушкой футон.
— Хы! Да просто их Панг лишь по двум предметам не на последней строчке!
— Ну точняк окбес-тупица!.. — сощурил златые глаза Киэтш на дернувшегося, но сдержанного хватом брата Хуана.
— Гы-гы, Вадль, тупой тут ты, а пубы с виду неучи, — ухмыльнулся Тарту, вертя в руках желтый хрусталь мнемокамня, светящегося изнутри от магии чтения.
— Первые по логике с интуицией никак не тупые, — добавил такой же худощавый Турта, глядя карими очами на для наглядности выведенную им на свою панель фусумы таблицу, где вторую строчку занимал дуот Укля, не имеющий ни голоса, ни слуха, ни развитого вестибулярного аппарата, отчего и зависший в пятой декаде.
Оба криво улыбнулись на косые взгляды Хоана и Хуана, видимо чему-то своему вдобавок кивнувшими.
— Пфе, чё о нем заладили? Забудьте этот кошмар... — пренебрежительно фыркнул Лон. Его опалили изумрудные глаза, перехваченные молчаливо и загадочно сверкающими карими. Хуан сдулся, вновь промолчав.
— Кошмарный пуба... застращал кроху Юолна во сне! У-у-у-у! — начал дразнить расставивший руки-когти Мадль под смех Тальда, локтем сбившего близнецу более резкое слово.
— Цы, бездарь, — высокомерно обозвал его цикнувший Люн, выразив тем самым все презрение к паяцу, постоянно цепляющемуся к его сравнимому с Ульхом росту.
— Мякнул маленький да удаленький, хэ-хэ! — беззлобно рассмеялся Юньгз, показательно крутанувший задом в знак места по облекто.
Треп длился и длился, хотя в целом дуоты выговаривались вяло. Одновременно использовать ментал для просмотра кристаллов и мыслеречи ни у кого из алсов не получалось, а большая часть рейтинговых таблиц уже к ужину сокроется старшими, к ночи вовсе их изымут из мнемнокристаллов. Следовало хорошенько запомнить ряды и столбцы цифр, пока давали возможность.
Традиционно в начале двадцать третьего деления появились деканы, начавшие перечислять громкие заслуги и промахи своих дуотов. Один позабыл финт, другой промешкал с порошком, третий подобрал любопытную рифму, четвертый нарочно запятую не там поставил. Неназванные отсутствовали, каждого хотя бы раз похвалили и отругали — бесстрастная система оценщиков все учла. На старших лежала серьезная воспитательная задача по отделению зерен от плевел — поводы для наград и выговоров должны укладываться в проводимую политику, быть за реальные достижения в ранее трудных для освоения областях или непозволительную безалаберность. Это уже потом, на занятиях, инструкторы и менторы будут ставить в примеры таланты и способности, осуждая ленивых и прочее, но уже не за баллы личного кэша алсов.
Прошедшая аттестация для мальков-ежей выдалась бурной на события. Активным источником послужил новичок, дуот Панг, ставший критическим фактором, отобравшим у Кюшюлю пальму первенства по двадцать четвертому звену. Старшим стоило немало усилий исключить его из поводов для отъема баллов, присвоив ему, в целом как явлению, форс-мажорную категорию.
— Эёух, ты меня не слушаешь, — констатировал факт Инаэцео.
— Слушаем, цео, — через пяток ценций в полной тишине буркнул Хоан.
— Встать, дуот Эёух! — не повышая голоса, приказал декан. — Альфар, ко мне, — грубо позвав Хуана.
Алсы выпучили глаза и задергали ушами — крайняя степень недовольства, проявляемая в исключительных случаях.
— Ложь. Здесь. Не терпят. Дуот. — Заявил декан. — Эльф следующий.
Под вскрики и всхлипы он четырежды воспользовался изъятой из воздуха кисой, ставшей гибким и широким ремнем, отъездившим ягодицы, а потом еще дважды.
— Альфар в правый угол, эльф в левый!
Ему не посмели возразить раскрасневшиеся от гнева и обиды.
— Дуоты, — смягчившись и окидывая взглядом только сидящих, — в подобных ситуациях следует извиниться перед старшим, а не начинать пререкания. Ваше поведение не должно зависеть от личных переживаний и частных проблем. В среде равных это дурной тон, а с подчиненными или командирами категорически недопустимо. Всем ясно? — терпеливо разъяснил, в который уже раз, цео простую истину.
— Да, цео, — произнесли за всеми положенную фразу и Хоан с Хуаном, болезненно выведенные из своей задумчивости и разве что паром не исходящие в специально затемнившихся по воле декана углах.
Превозмогая себя, братья слушали возобновившуюся речь Инаэцео, повторившую их промахи. До самого ужина они кипели стоя, честно пытаясь внимать только вкрадчивому голосу, а не крику мыслей и привередливым отметинам, жгущим и жгущим без устали и регена.
Руки сервов сразу чувствовались — аромат в трапезной стоял обалденный. Из тех же продуктов они умели делать кратно более вкусную еду — Пропреп проходят все звенья, некогда становится кашеварить. И выглядели блюда не оркскими отрыжками, а претендовали на восхитительные произведения искусства, очаровывающие и глаз, и нос, и язык. Но и летающие тарелки не тронули Хоана и Хуана, все сильнее замыкающихся в себе от безысходности.
Накрутившиеся себя сверх всякой меры братья не смогли выдержать вида идущих за опростоволошенным центурионом Пинга и Понга. Их кастрюли взбурлили, сознание уплыло обмороком. И даже вместе со всеми вскочившие и сглотнувшие недопережеванное Вук с Кывом не попытались удержать неудачно завалившихся братьев Эёух, ударившихся шеями о ребра стола. В возникшей на тот момент тишине по трапезной отчетливо разнесся...
Глава 3. Лиефиль
Они резвились с Сержи, играясь в догонялки — побеждали пушистые ежики, казавшиеся одновременно и по-прежнему маленькими, и равно большими. Они не ведали сил тяготения, часто отдаваясь желтым, теплым, ананасовым, мокро шершавым и степенным "фа" — астрал перемешивал привычные физические чувства для впервые... вышедшего таким способом и так полно Леонарда.
Крещенный при рождении в другой вселенной он так и не вступил на круг сансары, все время оставаясь неразрывно связанным с тварным миром, и все еще будучи крепко опутанным сетями сансары, даже туже и плотнее прежнего. Выйдя из материальной оболочки через проложенный амикусом тоннель, он вровень с ними ступал по астралу, с наслаждением первооткрывателя отдаваясь потокам вслед за экскурсоводом Сержи.
Леонард... Это имя само всплыло сразу же, как свершился переход, в первые моменты огорошив и надолго дезориентировав Пинга и Понга, дуота Панга, Лиса, Лионэля и Наэнлоиса, Гаера, Ариэля, Арье, Леонардо... Сержи не мешали, став путеводными звездочками, якорями в расплывающейся реальности. Отделенные от целого ипостаси детей должны были рано или поздно измениться, синхронизироваться с ядром. Получилось рано. И недавно придуманное расслоение памяти поистине обратилось в выручай-палочку — эмоциональный психопроцесс протекал без шока и стресса, поразив одинокой внезапностью, без извечной спутницы с очередным испытанием болью.
Отныне большей части не придется скрываться от меньшей, выдумывая механизмы переключения фокуса сознания и работы в замаскированном фоновом режиме, изображая из себя подсознание. Лишним станет и непрестанный процесс тасования слоев и областей памяти для выдерживания строгости соответствия выбранным образам — ни к чему по декаде на дню оперировать собственный мозг по живому, доходя до абсурда.
Более не нужно изображать детство рукой или ногой. Ипостась эволюционировала в манифестацию, вернее два ядра — две впадшие в детство манифестации, Пинг и Понг, а не половинчатые извраты с альтерами. Один для Панга, незримого координатора, один, формально к нему относящийся, а на деле — рабочая лошадка артефактов и ассимилятор накопленного массива памяти друзей, и октоядро познающего нирвану в глубинах астрального океана жизни вместе с Лейо и Зефиром. Основа личности нуждалась в самоанализе и самообучении — она ее получила, а мелкий каприз в целую треть оставили барахтаться самостоятельно. Чужда культура — ценен опыт, но уже не самоцель.
Панг с умилением наблюдал за беззаботной игрой Пинга и Понга, в двадцати четырех телах вусмерть загонявших двух бедных Сержи, отомстивших тысячей своих частиц, начавших нещадно щекотать астральные тела. Панг и сам не мог помыслить о тех местах, куда добирались маленькие Сержи — наука широкого семейного круга пошла им впрок. Лейо и Зефир делились с ними знаниями, а феи с радостью включались в игры и забавы. Панг за всех четверых, хотя правильнее троих, взгрустнул — моменты из жизни своей семьи он не принял. Зачем лишать друг друга радости слушать и рассказывать или показывать во время таких желанных закатов или рассветов всем семейством? Личико упрямого Эурта пролилось бальзамом на душу, посеребрив Пинга и Понга, вновь собравшихся в два облакоподобных тела, в две кучевые тучки, бомбардируемые со всех сторон золотыми каплями Сержи. Однако эти двое могли себе позволить отрешиться от проблем тварного мира, а он нет.
Настал момент, когда настойчивый призыв боле нельзя оказалось игнорировать. Пинг с Понгом нехотя поддались сохраненным от ошейников доппельвита нитям, неуклонно и с все плавно нарастающей силой тянущим их астральные тела, души, в тварный мир, к оставленным материальным оболочкам.
— А, это опять вы... — разочарованно проговорил в ментал витающий призраком над своим телом Пинг.
Он скорчил рожу омерзения, дернув светлыми ушами, целехонькими и подвижными. Брови на чистом лбу задвигались, кучерявые волосы колыхнулись. А обращенное на проректора лицо с насыщенно цветастой радужкой выразительных очей в стройно загнутых ресницах отразило досаду.
— Послушайте, — следом начал Понг, выразивший досаду по отношению к телу и омерзение собравшимся, — положите это уродское убожество в чулан лет на двадцать, м? А потом быстренько снимете с нас оши и с чистой совестью отпустите на все четыре стороны с отметкой в документах "курс отбыл", или вовсе без них. И вы не обременитесь обществом чужеземных смутьянов, и мы не запачкаемся вашей ложью...
— Да к ялу это! Брат, возвращаемся... — подплыл к Понгу Пинг, всплеснувший руками, отчего мелкие кудряшки еще раз возмущенно качнулись.
Ректор, проректор, три инс-медитатора и еще какие-то эльфы — все пристально смотрели на них, представших в образе джиннов — ниже талии, подпоясанной золотистой нитью, ведущей к ошейникам, клубящееся облачко.
— Вы готовы ответить за свои слова, чдуасы? — уничижительно обратилась к ним Щоюрацажак, чей посох ослеплял, контролируя оба оши.
— Ну чего вы застряли? — Полетели обратно, братья! — проявили нетерпение проявившиеся на эфирном плане Сержи, задав крутой вираж вокруг своих.
— Конечно, Сержи! — обрадовался Пинг.
Он легко поймал в руки плюшевого ежика и совершенно чихал на возведенные инс-медиаторами конструкции, став облачком вокруг младшего братика, так же легко выскользнувшего нырком на глубину — не на таких ловушку строили.
— Пинг, постой, давай поговорим!.. — запоздало окликнул его проректор.
— Конечно, госпожа! Вот только не надо нас больше тащить за нить — мы сможем вытерпеть разрыв и нам помогут восстановиться... — последовав за улетевшими и отправив по золоту компактный мыслеобраз с монологом на верхнем элоре следующего содержания:
— Согласитесь, проректор, Ринацео отделался легким испугом и за десятки делений трезво осмыслил свое положение, Инаэцео получил время обдумать свою излишнюю инициативность, и вы сами остались живы — вообще никто не ушел на круг сансары по вине этой взбалмошной тетки, слепо решившей отомстить за Хэмиэчи, когда подвернулся подходящий случай. Однако, Вы лично, этрас Цандьбаун, не вправе говорить за всех, и ваше пафосное "не правда" в корне лживое изречение. Инс-медиторы лгут, определяя транс как особое состояние воздействия на окружающее — это насильственный прокол сферы допустимого с частичной или полной потерей воли, неизбежно отражающийся на психике индивида. Внутреннее воздействие первоочередно, внешняя цель вторична или вовсе отсутствует. Медитация — расширение или растягивание сферы или ее секторов. Остальное навыки, умения, способности. Вы не можете этого не знать, для чего-то намеренно подменяя понятия. И вы, этраис Щоюрацажак, солгали дважды, причем по одной из этих двух разных тем аж дважды. По остальным не знаю, но всяко в ноосфере найдется немало их грязного белья.
