Том 5. Гимназия

Том 5. Гимназия

Аннотация

Леонард, став дуотом Пангом, вроде как нашел пристанище на долгие годы. На горизонте маячит сбывшаяся мечта о вливании в общество, о пусть приемных, но родителях, о друзьях... Но дружба из-за неразумности одних и категоричности других повисла на волоске, как и мечты о будущем. Леонард в ущерб себе начинает применять жесткие меры в попытке стабилизироваться самому и отомстить обидчикам.

Глава 1. Полоса препятствий

— Нет, нет, Понг! Да как же!..

— Да вы совсем все тут с ума посходили?..

Хуан и Хоан. Крик души. Слезы ручьем и размазанные сопли. Их остановила стена, а догадаться обойти или развеять автономное кантио во время дикого стресса не смогли. Так и стояли в паре десятков метров, молотя кулаками о воздух — внутри все разрывалось от боли, глаза жгло, а в ногах бегали и жалобно фырчали два ежика, понимающие только: большому другу больно.

— А вы чего все молчите?! — обернулся ревущий Хуан.

Влага мешала видеть, иначе бы он разглядел — не одинок в слезах. Но он и не пытался что-то рассматривать — его вконец задушил плач. И на следующем всхлипе эльф-близнец обнял брата-альфара.

— Я не знал про амикуса, прости... — лицо эльфа перекосило. Он явно не слышал и не видел никого, кроме Пинга и Понга, стоящих перед ним со следами от слез и слизывавших их язычков на щеках.

— Лжете, — севшим голосом тут же ответил Пинг. Из этих троих он точно видел, как на выкрик Хуана отреагировали все до единого ежи-содалисы, только и бывшие у всех поголовно в двадцать четвертом звене. — В утреннем мнемообразе ясно видно, как Хэмиэчи недоумевал: "Как так курансы пару разных амикусов насмотрели — один же..." — горько передразнил он.

— Постойте... — начал было шагнувший к ним проректор.

Однако в этот момент его достигли два ежа дуота Эёуха, оглушительно зафырчавших под ногами и обративших буквально недавно восстановленную траву в лезвия любимым кантио своих бомльших. А дуот Панг сделал шаг назад. И пока сбитый с мысли эльф недоуменно взирал себе под ноги, дуот сделал еще щаг, и еще, отдаляясь от него и ежиной волны, самоотверженно начавшей бросаться на еще больше растерявшегося проректора третьего звена гимназии Кюшюлю.

— Кыш, кыш... — неуверенно произнес огорошенный эльф, разменявший не одну сотню лет — ячеистый щит рефлекторно возник коконом, а кожа налилась металлическим блеском от сработавших брэмпэтэ.

— Извините, проректор Цандьбаун, но пора начинать! — громко произнес слегка нервничающий инс-арма. — Иначе мы пропустим окно и сорвем... — уже тише и не увереннее, оборвавшись. Рядом с ним заголосило сразу несколько девчушек и ребят, начавших громко и умоляюще звать назад своих питомцев, бросившись к ним в общую почти двухсотенную кучу.

Тот отмахнулся со слегка отставленным мизинцем. На Цандьбауна накатывались волны рассерженных ежей, перед его глазами мелькали рассерженные морды, и две заплаканные. А в голове варилась каша из долга и обязательств, посоленная справедливостью. Инс-арма по-своему интерпретировал жест, снизив интенсивность защит сектора и позвав два десятка воинов стражи в помощь. Бравурный церемониал перехода отменялся — еле сдерживаемую толпу споро принялись телепортировать, захватывая и питомцев.

А в это время Пинг и Понг, ловко отстегнув и оставив перед собой кинжал, лук и колчан, сделали еще один шаг назад. Сердечки двух маленьких существ, бьющиеся часто-часто на их головах, оказались дороже всего и вся. А главное, оба прекрасно понимали, что это их нынешней ипостаси привязанности, всепоглощающее влияние на другие не имеющие.

Проректор выбрал свои непосредственные обязанности. Он не мог поступить иначе — декада одного не ждет. И зубы не сцепить, и кулаки не сжать, и не сорваться на крик. Эльф Цандьбаун с ворохом листьев и веточек, плотным комом облепившим навершие его посоха, застыл, обратившись в точку фокуса всей цепи — началась позвенная отправка дуодеков. Примерно за ницию карусель совершала оборот. Вот за провалившимися дуотами Ринаэ настал черед прима-дуодеков двадцать третьего звена, сорок алсов которых исполняли заключительные движения руками с зажатыми в них циллиндрами, на внешних концах которых развивались зеленые с золотой нитью ленты, собранные пучок — разведенные в стороны руки резко сошлись на уровне груди, красиво соединив два в одно. Алсы исчезли, испытывав на миг чувство свободного полета, по прихоти вестибулярного аппарата произвольно переворачивающего плоскость притяжения — мальчишки и девчонки появятся на старте, держащимися за поручни, стабилизирующие пространственную ориентацию. В этом смысле ежам не повезло — наверняка многие избавились от завтрака, получив синяки и ушибы.

За ницию деканы воздушными руками растащили кучу малу вокруг проректора. Центурион продолжал изображать статую, Ринацео так и сидел за стремительно вращающимся щитом стихий, тратя маэну. А все алсы дозатянули ремешки креплений. Самое тяжелое, пожалуй, это кольчужные доспехи, часто облегченные использованием особых деревянных пластин вместо железных — мифрилом щеголяли взрослые, а некоторые экземпляры адамантиевой кромкой или адамантитовыми вставками. Если взвесить все, что нацепили на себя и держали в руках дети, то получилось бы далеко за пять кило, а то и все десять у того же дуота Оюцэ, однако пока все полнились силами и привычная тяжесть всерьез не воспринималась. Сейчас основной заботой стала жара и духота, предвещающая очередной мощный ливень после обеда — многие решались потратить крохи маэны на вызов, ставший для многих чисто автоматическим, ветряных порывов, отчасти спасающих из-за общей беспорядочности.

— Центурии Эринаседаэ стройсь! — властным и непререкаемым тоном выдала команду Хэмиэчи девичей половины, походкой хищницы отошедшей от коллеги.

Однако ее послушались считанные десятки алсов — небывалое дело!

— Дуодек Инарэ, сесть!!! — грозно взорвалась туча.

Окрик подействовал — сели не только они. Вовремя — инс-арма подцепил к своему плетению нити помощников, отправляя очередной сороковник детей с их питомцами, у кого прижимаемыми к кольчужной груди, у кого к кожаным ремням с метательными ножами. Все внимание доставалось им, а не дуоту Пангу, одиноко стоящему неподалеку от куста, внутри которого находился управляющий конкатенацией разных магических модулей проректор.

Когда стали разлетаться ёжики, посыпались иголки с Сержи. Пинг и Понг развернулисьв сторону внешней стены из высокой и плотной зеленой стены, подстриженной овалом в разрезе, и принялись руками помогать сбрасывать жесткое покрытие — на месте оного образовывался мягчайший пушок. Успокоившиеся малыши размякли в волнах любви, вжимаясь в голову изо-всех сил — им стало плевать на весь мир, они страстно хотели изменить облик так, чтобы никогда не причинять им боль своим бомльшим и в то же время суметь их защитить в случае беды. Вскоре они дали себя отцепить и засунуть запазуху — туника превратилась в простейшего покроя жилетку. Они прильнули к груди напротив любящих сердец, беззаботные и милые, огражденные сном от проблем.

Вскоре после окрика женщины-центуриона, деканы переключились на возвращение какого-никакого порядка в стихийно образовавшуюся и галдящую детскую толпу. Оружия никто пока не оголил, но промедленье смерти подобно — подзатыльники, разводы за уши, шоковые электрические разряды. Трем последним дуодекам повезло больше — пусть и без танца, но они соединяли полученное в руки и послушно закрывали глаза перед самым переходом. приструненные питомцы жались к сханнкам. Стройных рядом не получилось, да к ним и не стремились — цео собирали детей в однородные группы, телепортируемые без лишних изысков. Сама, оставшаяся за старшего, она занялись мальчишками из Эрина, оставшимися без командования. И буквально заставила с применением силы вызвать обратно питомцев из астрала, куда их, нерадивых, в гневе отправили за непослушание и, по сути, предательство. Ревущего Цэё успокаивать и не пыталась — главное он сидит вместе с братом, и немедленно бежать мстить или отбирать они не собираются, как предлагали им поступить со всех сторон, выдвигая и более абсурдные идеи.

На Пинга и Понга внимания не обращали, а сами они не стремились никуда, уже готовясь к ментальному вторжению под предлогом стирания памяти — с кюшюлювцев станется. Придерживаемые сгибом рук мирно и счастливо посапывали, их не тревожил доносящийся сзади шум и суета. Они оба сожалели о случившимся между ними и Эёухом — до сих перед их глазами стояла сцена телепортации Хуана и Хоана в Зазеркалье, прожигающий взгляд последнего, через плащ и амуницию обнимающего альфара-близнеца. В головах неожиданно набившихся в друзья точно витали паскудные мысли о предательстве. У дуота Панга еще неделю назад вовсю хлестали бы эмоции, но не теперь. Себя он познал, но бежал не по малодушию или от страха, а к собственным знаниям, познанным на собственной шкуре собственным разумом. Сегодня в его копилку упала очередная горькая крупица, откупорившая бутыль с бальзамом на душу — малыши открыли один из аспектов ответственности, и не свалились в беспросветную пучину безмерной любви, выжигающей до тла.

— Панг, кто из родственников у вас есть за пределами Арездайна? — невинно спросил подошедший со спины, остановившийся шагах в семи. Его дуотов отправили жестко и грубо, первыми, а он не мог ничего возразить. И он не видел лица проректора.

— Мы еще не отделили кусок за прошедшую неделю, — отозвался Пинг, не поворачиваясь. — Но хорошо, что именно вы вознамерились первым поковыряться — вас не столь противно будет пропускать вовнутрь, Инаэцео, — следом едко заметил Понг, напрягший еще при приближении спину.

Так они хотели ответить, но оба сдержались — теперь было легко. Дуот Панг подозревал причину оказанного внимания в изъятии из близкой под ногами жилы через ее соприкасающийся с аурой участок не малого объема маэны взамен истраченной. На самом деле его подозрения простирались и на неблаговидные предлоги, но самая правдоподобная версия на глазах оказывалась и самой верной. В принципе, Пинг и Понг до его подхода перебирали варианты развития событий: рискнут ли запихнуть в Зазеркалье, а если, что наиболее вероятно в отсутствии прямых распоряжений начальства, рискнут, то остаться на старте? Или воспользоваться Веером или Вихрем Лезвий Валлуй? Лепестками собственного сочинения? Умчаться на своей Вертушке или Диске Плинга? Простереть ауру, досуха обсасывая по всему сечению? Взять в руки Клинки Ветра и метать с них Лезвия? Сжечь иглами Сержи или огнем змей-м-тату? А может просто щелкать пальцами дестабилизированные ложными узлами Сферы Огня?

— Невежливо стоять спиной к обращающимся к вам старшим и не отвечать на их вопросы, — строго.

Его фраза повисла в воздухе — дальнейшее общение переместилось в ментал. Сам он по дуге походкой декана, а не цео, пошел вперед, раз к нему не обернулись. А проректор так и стоял кустом. К нему из-под земли тянулись целые пучки нитей, в коих угадывались провода и питающие кабели — он отвечал почти за тысячу шестьсот шаблонных копий, по одной на каждого алса третьей цепи. В нетренированном истинном зрении он выглядел ярче Ра, причиняя резь органам восприятия, сродни физической.

— Но упустим детали и шелуху эпитетов. Сегодня вы оба вкусили насмешек, — начался переданный им речевой мыслеобраз, украшенный эмоциями. По мнению Панга, слово "воин" и цвет "лиловый" не сочетались, но декан упорно доказывал обратное, с укором взирая на непокорных улаов. — А каэлес Кюшюлю в схожей ситуации пребывает с самого вашего появления, между прочим. Впереди финальное испытание, самое важное и ответственное, где вы можете не стесняться других и не скрывать своих умений, отличающихся от принятых у нас стандартов. Если вас заботит мнение окружающих о вас — не упустите шанс. И квакши, кстати, являются прекрасным подспорьем в наших условиях.

Конечно, их заботило. Но отнюдь не мнение окружающих — пусть подавятся им. Главное поступки, а с ними полны швах. И не стоило так с земноводными мудрить, впрочем, тут дуот Панг признал — облажался. Но нисколечко не жалел о склизких тварях, коих Лис навидался на Юзи выше крыши, и в прямом смысле тоже — некоторые виды умели парить над кронами, охотясь своими длиннющими языками на питательных мошек с кулак размером, еще не ставших пищей кого-то другого.

Тем временем обладающий завидным терпением как бы между делом, элегантно и в то же время скупо, сложил у ног легко подхватываемой кучкой оставленное позади оружие. Он и не догадывался о поданной им самим идее, безусловно чуя нарастающую напряженность — не известно, как выпадет шар в запущенной им рулетке под названием "дуот Панг".

А все сто сорок четыре потока — два представительских, десять вспомоществующих, двенадцать теневых и сто двадцать сокрытых — с восторгом приняли мысль, попросив Лейо подсобить с силовыми линиями под травяным ковром. Десять ранее оставленных в облачном нутре Лейо ядер быстро соскучились, им обрыдло собирать статистику по числу стяжек и строчек на мешкоподобных простынях и одеялах, считать трудозатраты на татами и жилки на цисторисовых поверхностях. Потому они воспользовались бездействующими в телах — ну куда ежесекундно прикладываться быстро уставшим лениться? — пятью потоками в качестве органов восприятия — к помощи Лейо прибегать было стыдно. Вот всей гурьбой и разбирали по косточкам — по узелкам, связям, закономерностям — ошейники доппельвита, стремясь познать суть прекрасного, а сделаны все пять модулей оказались мастерски, судя по сравнению с окружающими Пинга и Понга в Кюшюлю инфэо — заклинаниями, творимыми и встроенными в окружающее. Пожалуй, оши уступали только посохам проректора и, вне сомнений, ректора. Брэмпэтэ, производимые в конечном итоге из тех же оши, в расчет не брались, как и кольца со всякими висюльками.

Центурион внес неоценимый вклад в открытие ларчика с оши — чего только стоил жезл контроля(!!!)! давно отслеженные выходные воздействия были сопоставлены с управляющими сигналами и логическими блоками. Правда, пришлось повозиться и таки обратиться во время завтрака за подсказкой к Лейо, но результат того стоил. А вот сейчас Лейо и Зефир сами активно включились в реализацию идеи, щадя чувства -поддержка без упреков и наставлений дорогого стоит, а от них и вовсе бесценна.

Могущие с головой выдать уши отсутствовали, а глаза скрывались, остальное держалось в узде — ничего в Пинге и Понге не давало понять стоящему напротив эльфу о судьбе его слов, отправленных пассажирами мыслей. Скривившись в горькой ухмылке, алсы подхватили протягиваемые нити управления полетом стандартно выдаваемого оружия, и ответили:

— Глупость не обеляет жестокость! — Округа нехай лопнет от смеха!

Они подкрепили слова отправленной в ментал сдвоенной мыслью, вложив половину скопленной маэны волей в желание. И оно расцвело пышным цветом на благодатной почве, заранее и качественно подготовленной — осечки не случилось.

Не успел звук затихнуть, а Инаэцео среагировать, как замкнулся протянувшийся со стороны инс-арма щуп, завершивший протокол аутентификации и перешедший к авторизации, долженствующий дать путь для телепортации в соответствующую копию шаблона Пропрепа. А тут еще и подставленные нити оружия притянулись, куда не следовало. В общем, в последний момент понявший, но не успевший среагировать декан вместе с одним из комплектов ушел под землю — визуально та его целиком схарчила, открыв подернутые бородкой травы плотоядные губы и сомкнув, как ни в чем не бывало. На месте Ринацео осталось же месиво — его щит стихий создал помехи, внесшие свои коррективы в процесс, таки завершившийся, но высосавший до капли маэну и львиную долю ки из собравшего в единый узор нити алсов из прима-дуодеков инс-арма, кулем упавшего на траву ристалища. Растворились на иной план бытия и мирно спящие Сержи.

Хэмиэчи-мужчина сохранил маску лица, зато роза на голове окончательно трансформировалась в ощетинившегося ежа, у которого вместо иголок оказалось потрясающее разнообразие резцов и клыков. А вот не посвященная в подробности женщина среагировала как должно, отдав приказ оши ударить по нервным окончанием хлыстом резкой и острой боли. Она видела две спины, не удосужившись хотя бы на Глаз Виката, и потому не могла лицезреть преображение горечи в сладостную полуулыбку победы. Пинг и Понг скользнули в состояние сомати, оставив всю ки и маэну вытатуированным змеям за миг до атаки оши, тогда же исчезла и одежка с обувкой, а два амулета вернулись в призрачное состояние.

Ярко вспыхнула пятерка камней на шее, радужно засверкав на все лады — короткое замыкание. Тот же фокус, что секундами раньше — оши перекинулись на костяки змей, наследниц эфирных тел Пинга и Понга. Полыхнул оплавивший все на метры — крохи не дотянув до все еще занятого плетением проректора — вокруг яростный огонь, ничуть не скрывший под собой черную чешую иллюзорно вымахавших змей — все нити оши тварного плана прочно зацепились за подставу. А слившиеся пары пламенных языков двумя плазменными полосами, от жара которых пожухли даже висящие снизу листья из кроны мэллорна и разлетелась всякая живность с всполошенными воплями, лизнули внешнюю стену из зелени, моментом вспыхнувшую — ослепительно яркое пламя пробило купола трех помещений, вылетев на километры за с ходу пробитый изнутри охранный периметр каэлеса. Весь колоссальный резерв оши выплеснулся в мгновение ока. Лопнула и кожная подвязка на обруч, выполненная ректором в день принятия.

Двое обратились в каменные статуи на обсидиановом пятачке — огонь насытился от других жертв. Широкая полоса оплава горела по краям до самого холма в пяти километрах поодаль, переставшего существовать — взрыв далеко разметал ошметки, накрыв шрапнелью угодья, готовые к борьбе с урожаем, а не с экстремальным осушением прожаренным с булыжниками щебнем, пропеченной глиной и остекленевшим черноземом, шинкующим яблоки, бананы, томаты и множество других культур, приносящих на местной обильно удобряемой плодородной почве от пяти урожаев в год. Но физические законы никто не отменял — гудящие потоки воздуха продуманно и быстро, качнув вперед, на спину уронили два окаменевших тела, издавшие при падении характерный для плотного твердого материала глухой звук, смешавшийся со звоном стекла, кусочки от обломанных гребней которого поскакали в разные стороны. Всем наблюдавшим открылись близкие к умиротворенности лица с закрытыми веками, лишенными ресниц, отсутствовали и брови, и особенно выделялись светлые пятна скальпов, очерчивающих характерную область роста некогда присутствовавших на голове волос, и с радужными отливами белоснежные отпечатки ладоней взрослого эльфа. Остался и соответствующий аурный след, и доппельвита совершенно четко свидетельствовали — души еще привязаны к ним и покинутым тварным оболочкам. Ошейники однозначно не рассчитывались на подобное состояние асма, слывущее одним из идеалов омрахум и в их среде не являющееся уникальной редкостью, но задачу удержания астральных тел выполнили добросовестно. Кстати, для татуированных змей тела окончательно превратились в стеклянные сосуды с непрозрачной задней стенкой — с какого боку не гляди, все равно видны переплетения их тел по линии позвоночника. Хоть с плеча гляди, хоть с груди, однако со стороны лиц поднимающиеся за ушами до лбов змеи совершенно в глаза не бросаются.

Слава Мэллорну! Никто толком не погиб, акромя немногочисленных полусдохших неудачников, получивших ожоги высшей степени тяжести, для того же человека оказавшиеся бы несовместимыми с жизнью — брэмпэтэ исправно выполнили свою функцию, при этом высосав из носителя энергию до самого её критического минимума, но их подавила мощь магического выброса, защитившего оболочки дуота Панга от неминуемого разрушения. Спасла тренированная с самого детства реакция — большинство на пути плазмы сумело сориентироваться, оправдывая имя Ориентали. И вовремя подоспевшие курансы — благо на время масштабных мероприятий в любом каэлесе всегда объявляется общее военное положение. И бдительная охрана, блокировавшая смертоносные лучи в ледовом туннеле, тем самым воспрепятствовав крупным разрушениям внутри охраняемого объекта — еще долго потом многих будоражила мысль: "Не дай Мэллорн они смотрели бы в сторону ствола!?.."

Перед рывком закруглившимися Дальньятом, Оучжаогом, Цандьбауном, Луэлянысом и поспешно на место происшествия явившейся вместе с легатом и двумя трибунами с несколькими адъютантами златовласой Щоюрацажак предстала настоящая полоса препятствий из нагромождения чужих поступков, помыслов и чаяний.

Глава 2. Неумолимое течение

Всплакнувшего раз Хоана понесло — остановиться не смог. Он треть ниции назад обозвал брата плаксой, а теперь, когда этот подлый цен, опростоволошенный и с йейльной пакостью на голове, решил подойти ближе, сам ему уподобился. Взахлеб, не имея шанса самостоятельно выбраться из накатившей истерики.

Последний крокодил так успешно притворился бревном, замаскировав ауру, что сумел обмануть обоих братьев Эёух, но Хоану повезло больше — в пасть угодила его левая нога до колена, прежде чем меч вошел через незащищенную глазницу в мозг твари. Раздробленная кость и рваная рана — уже порядком потрепанные сханнки не выдержали острых зубов на мощных челюстях — не помешали ему воспользоваться жгутом для остановки крови на финишном берегу, а доползти — плевое дело. Хуан меткостью не отличался — вот и сумела ящерица откусить ногу от середины бедра. Благо ей и удовлетворилась, подавившись от встопорщившихся чешуек и выплюнув оцарапавшую горло добычу далеко на берег — альфару лучше давалось собственное врачевание, потому он так же сумел доползти до финиша без потери сознания с позорным досрочным выбыванием. Единственный — первый раз на их памяти! — куранс посчитал его увечье наиболее тяжелым и требующим немедленного вмешательства — лубки, бинты, живгели(!!!). Нога была еще способна прирасти обратно, и следов не останется. А оши и так после пересечения границы резко ослабили болевые ощущения, начав тратить резерв на возбуждение регенерационных способностей организма.

Но не из-за возможной хромоты на сутки-двое убивались братья. Их взгляды сразу приковала выжженная полоса, начинающаяся с округлого пятна с двумя парами четких отпечатков ног по центру. Что там случилось с холмом и садами дальше по линии их взволновало меньше всего — следы соответствовали тому месту, где находились Пинг и Понг на момент перехода в Попреп братьев Эёух со всеми дуотам их дуодека.

Отбиваясь от ползущих лиан, уворачиваясь от прыгающих черепах и стрекочущих одонат, скрываясь за щитами от кислотно-ядовитых плевков пугливых лягух, лежа обессиленными в разоренном гнезде на ветвях дерева, заботливо объеденного от серпошных клещей(!!!) бывшими хозяевами, они оба в эти свободные от мыслей про векторы-шмекторы и прочую дребедень, обязательную для изучения и последующей сдачи, деления наконец-то смогли понять, почему их так тянет к дуоту Пангу.

Заурядные лица, дряблые мышцы, опять же этот цвет жидкого шоколада и меди разных степеней яркости. Поначалу на представлении их центурии единственное, что Хоан и Хуан отметили в плюс, так это самые крупные и роскошные из всех ежей и еще, пожалуй, пары вышних звеньев гениталии — только вечера с четвертой цепью, чьи умения, естественно, превосходили гимов их прежнего каэлеса, как-то скрашивали тоску и привносили удовольствие в посеревшие будни. Но за этими двумя чувствовалась небывалая твердость духа и живой ум, а так же опыт иной жизни, по иным правилам и моральным нормам. Необычайно богатый опыт, как подсказывало внутреннее чутье обоих братьев.

После первого трансфера Хуан и Хоан подсознательно потянулись к стабильности, к тем, кто может стать им опорой, островком спокойствия посреди бушующего океана жизни. Они нуждались в родных и близких, смутно помня кровных отца с матерью, только бабку родную с ними нянчившуюся за родителей. Второй трансфер вытащил наружу это их стремление, заострив. Но избившие их дуоты сразу и навсегда выпали из категории возможных друзей. А терпеливо ласковый цео нет, не стал нянькой, но и на роль отца хотя бы в мыслях не претендовал. Конечно, он проявлял заботу — читавшие когда-то романы для развлечения могли сравнить ее с дядиной или дедовской, но никак не с отцовской. Они четко уловили его грань: "Я отец, а вы дети. Не мои".

Братьям Эёух отчаянно требовалась скала, твердая спина с богатым жизненным опытом — знания корешков и порошков второстепенны. Тот или те, кто поведут их за собой, за кем бы хотелось следовать, не опасаясь подвоха, уверенно и надежно, кто подставит плечо в трудную минуту, не бросит и не предаст. И вот подарок судьбы — дуот Панг, Пинг и Понг. Они сочетали в себе многие мечты Хуана и Хоана, сумевших разглядеть под не внушающей приязни внешностью самородные алмазы. Тогда, во сне, они впервые за много лет всерьез подрались друг с другом, как оказалось, доказывая одно и тоже. Перепачканные кровью друг друга, они в том долгом сне искренне со всей душой поклялись не только в том, о чем их просили Пинг и Понг... А на утро у них сперва душа ушла в пятки, а потом столь же быстро поднялась ввысь — глаза на месте фингалов чесались, как и сломанные во сне переносицы, помятые бока и пересчитанные ребра с оттасканными ушами, но никаких следов не осталось, лишь полнота пережитого во сне, не отличимом от реальности — яви, как называли ее Пинг и Понг.

Конечно, декан быстро догадался — дуот Эёух что-то скрывает от него. Инаэцео понял — завязалась крепкая дружба, но какая-то странная, неизвестно на чем зародившаяся. Декан задавал каверзные вопросы во время трапез, перемен, пробежек до следующих классовых залов. Но Хуан и Хоан даже между собой не упоминали о снах — догадки о подслушивании после требования Пинга и Понга превратились в уверенность. И они оба очень старались не выдать секрета — ощущение пойманной за хвост удачи не покидало их, готовых вцепиться зубами за кусок своего маленького счастья посреди беспросветной тоски по неизвестно чему. И как никогда оказались близки к нарушению клятв на этом трижды проклятом ристалище! Только на злости на все и вся оба смогли от турникета на старте буквально пробежать большую часть полосы препятствий, преодолевая зыбучие пески и вязкие болота, кишащие пиявками. А потом все выигранное время слить на раздумья под то и дело начинающиеся всхлипывания, только чудом не переросшие в рев у Хуана, чудом и братом. Только клятва — мы во что бы то ни стало возвратим красоту Пинга и Понга! — дала сил справиться с собственными болезненными последствиями встречи с молодым крокодилом.

— Вспомни клятву! — сопроводив нецензурными мыслями образ, наорал тогда на осопливившегося братца Хоан, не сдержавший собственных слез и матерный крик боли на злополучный болотисто-речной сектор. Каждый находился в своей йейльской попе, но для всего звена они одинаковые, вплоть до звериных повадок и рисунка из жилок на листьях. Хуан прокусил себе губу, но как-то сумел справиться...

И вот, преодолев смертельные ловушки и препятствия, что они видят?! Оплавленные контуры стоп на обсидиановой черни, а шестое чувство слепо шарит в поисках друзей, не находя. Из них как дух выбили, выдернули последние опоры — даже их цео куда-то запропастился, а попытки успокоить пользующих их куранса и ментора-изи ни к чему не приводили — перед глазами воображение дорисовывало гигантский костер, в котором сожгли осмелившихся напасть на декана алсов.

Ни Хуан, ни Хоан уже не видели ничего за мутной пеленой и не воспринимали действительность, отталкивая и Кыва с Вуком, и Юньгза с Уньцом, помимо потери тяжелой доспешной юбки и колчана отделавшихся множественными царапинами и порезами с неглубокими укусами, коих один из знакомых им цео к ним направил как приятелей, с которыми они водились. Дуоты Мэдль и Укль, сидевшие поодаль, тоже заплакали было навзрыд, за кампанию, но их до икоты напугал присевший рядом центурион, одним своим видом прогнавший истерику и нагнавший страху — им, чьи ноги тоже побывали в крокодильих пастях, но легко отделались, это помогло, ведь уже не было больно из-за вмешательства оши, уже появился и третий дуодек, перед которым вообще должно быть стыдно показывать свою слабую сторону и распускать нюни. И тем более оба брата Эёух не слышали, в какой форме организовавшие междусобойчик четверо цео обсуждали огромный процент тяжелораненных среди своих подопечных, поголовно появляющихся вне общества содалисов. Четверо!

— Пройдемте... — вежливо обратился осанистый к осунувшемуся.

На мелком плетении мифриловой кольчуги адамантиевая проволока, одновременно служившая каркасом и украшением, смотрелась с особым изыском, удивительно подходя эльфу — не броня прямо, а великосветский наряд, если учесть причудливый узор из в крегмаоновой оправе трикратных алмазов белого, желтого и красного в центре оттенков, слепящих истинное зрение. Его глевия с длинным голубым лезвием с булатными разводами, сочетающая в себе и возможности боевого магического посоха, могла обрушиться и разрубить в любой момент. Его изумрудный плащ, умеющий маскироваться под окружающее, ниспадал сапфировыми волнами тончайшего растительного узора. На фоне военного трибуна гражданский декан смотрелся куцо и в какой-то мере не эстетично, а с маленьким луком, рассчитанным на детскую руку, и вовсе смешно. Уперев взгляд в землю, явно ожидавший подобного эльф, и не подумал сопротивляться, быстро скрывшись в портале, тут же схлопнувшимся за следом прошествовавшим конвоиром.

Появившийся одновременно с неудавшимся Ринацео Инаэцео целую децию окидывал взглядом поле стонущих и поскуливающих алсов, растрепанных и окровавленных. Целую децию внимал новостям от других цео, собравшихся в прежнем составе. И менее чем за ценцию переместился к дуоту Эёуху, на которого рядом дулись Выук и Эдль, активно двигающие ушами и постреливающие по сторонам своими бирюзово-серыми и светлыми кремово-малиновыми глазищами, полными обиды и непонимания складывающейся вокруг центурии ситуации.

— Эёух! — гневно и шипяще гаркнул цео, с двух рук разом отвесив смачные оплеухи братьям, обрызгавшим друг друга каплями крови, слюнями, соплями и слезами.

В миг их руки расцепились и взметнулись к загоревшимся лицам, вытянувшимися на полувсхлипе.

— Живо пейте! — подхватив деревянные кубки с дымящимся травяным настоем на мэллорновском меду и приказом всучив их двум алсам.

Ошеломленные и дезориентированные дети беспрекословно подчинились подкрепленной магией команде старшего. Инаэцео и тут не дал им времени сообразить, что к чему — кивнув ментору-лингуа, оставшемуся с ними, деликатно ожидающему, когда выплачутся, и пытавшемуся тихим голосом не дать им задохнуться собственными слезами, декан за донышки приподнял сосуды с густым киселем целебно-питательного зелья, опрокидывая содержимое прямо в поддерживаемые вторым взрослым детские головы. В умелом захвате им пришлось спешно глотать, и часть горьковато-сладкого варева, ужа давно принятого остальными дуотами, неизбежно потекла на шею и ниже, затекая под потные и грязные туники. Не успели они очухаться, как Инаэцео лично засунул в рот каждому бананово-кокосовые оладья на рисовой муке в листе кислофила(*), мелко нарубленные кусочки стебля которого подслащали кисель наравне с медом.

Пробужденные магией и химией рефлексы и пустой желудок взяли свое — Хоан и Хуан со звеняще пустыми головами запоздало принялись обедать, то и дело натыкаясь красными глазами на, казалось, закрывающего весь обзор цео, впервые открыто проявившего к ним написанные на лице чувства в ущерб остальным дуотам. В этот момент ментор-лингуа, умудрившийся ранее избавить их части доспехов, принялся пользовать насытившихся в ущерб порезам и покусам дуотов — большинство старших еще восстанавливали причиненные внутреннему периметру каэлеса Кюшюлю разрушения. Потому проследить одному за всеми оказывалось физически невозможно, а команда первой помощи вместе с десятком менторов, привлеченных с других звеньев, надолго обосновалась в Эрина, больше для наведения душевного здоровья. Плюс ко всему декурия воинов стражи в сверкающих боевых облачениях отделила, в том числе и звуковым барьером от стоящего гвалта, центурию мальчиков Эринаседаэ от девочек, вышедших с Попрепа не в пример гораздо более опрятными и целыми, но легко заражающимися вредным упадническим настроением.

Инаэцео тем временем вновь не дал братьям Эёух времени на раздумья, полностью отключив боль и заставив разоблачаться невзирая ни на что. И лично уложил на чистую и мягкую зеленую травку ристалища, наведя гипнотическое кантио — взоры обоих приковал золотой гобелен и листьев мэллорна высоко вверху, ставший вдруг очень близким, вытеснившим собой все остальное, включая звуки. Изменчивый рисунок: то руна счастья, то величавый лебедь, то распушивший златый хвост павлин, то быстрая речка или игривый ручей, то неведомая рыба, рассекающая крону величавого дерева. Они слышали завораживающий шелест и эхо задумчивого птичьего пения.

Рядом укладывали в тенета лечебного сна всех остальных, редко прибегая к жесткому принуждению, как с Хуаном и Хоаном, закрывшими глаза и задышавшими намного спокойнее и мягче, но продолжающими видеть хороводы золотых листьев и невероятно прекрасных цветов мэллорна. Вскоре все ристалище напоминало детскую спальню, всю стройность рядов оной портил лишь хаос среди Эринаседаэ.

Когда все уснули, стоявшие в постойке смирно воины активно включились в процесс наведения порядка. Амуниция стягивалась к преподавателям арма за пределы ристалища, где старшие эльфы сразу наметанным глазом сортировали простые туники и флофоли от кольчуг и копий с луками в разные кучи по степени испорченности и загрязнения.

Сама ректор через деление после погружения ристалища в сон, когда кроме гимов на нем никого не осталось, развеяла Пропреп. Исчезла душаще-давящее чувство, все древо, сбросившее выматывающую ношу, сделало кроной глубокий вздох свободы, вытянув в себя сознания спящих из тенет лечащего гипносна. Подобно древесным феям они запорхали в густой кроне средь злата радостных листьев, бело-серебряных гроздьев очаровательных цветов и жизнеутверждающих желудей. Всюду царила воздушность и облегчение, каждый гим так или иначе разделял чувства мэллорна Кюшюлю, предвкушающая неделю беззаботных каникул. Персонал гимназии получил возможность использования накопителей и применения темпоральных кантио наряду с пан-терральными.

Кафедры био, фло и лайф принялись за лежащих гимов: травы и корни нежнее оплетали тела, исцеляя и очищая теперь каждого в индивидуальном порядке под бдительным присмотром инструкторов и менторов; растительный ковер активно поглощал следы крови и мусор от разодранных ради доступа к ранам сханнок или туник; выросшие цвето-благом бутоны сыпали пыльцой, а ветерок ее разносил, помогая прогонять прочь душное зловоние от гари, медикаментов и вынужденных испражнений с блевотиной, частично выведшей из организмов подхваченную отраву или яд растительного или животного происхождения; на рубцы — царапины сами вскоре исчезнут — вручную накладывались содержащие необходимые минеральные и органические соединения гели, чары которых доставляли их прямиком в кровь и ткани, ускоряя и, в то же время, облегчая регенерационную нагрузку на детские организмы.

Преподаватели остальных дисциплин вынужденно занимались реконструкцией лапидеурба, латая дыры в потолках и при помощи сложной и тонкой темпоральной магии ювелирно возвращая изувеченным классным комнатам и залам их первоначальный вид. Трое проректоров со всеми цунтурионами терраформировали прилегающий к каэлесу участок садов, наново создавая ирригационную систему и ровным слоем вытряхая содержимое компостных ям. Минимум на десяток лет зацветет созданный ими бугристый луг — гобелен травостоя, призванный и радовать взгляд, и принимать экзамены, и наращивать плодородный слой, пригодный для будущих сельскохозяйственных нужд. А выпущенные черви и колонии специальных насекомых, добровольно предоставленные Хэмиэчи, помогут растениям быстрее и качественнее подготовить почвы. Завхоз и ментаты с шеф-поварами продолжали вести перерасчет меню, включающее свежие продукты, и складских запасов с учетом погибшего урожая, а сервы стряпать теперь уже полдник и готовиться к ужину, а так же помогать кафедре арма управляться с грязью — перепачканное оружие и доспехи требуют срочного внимания, без которого срок их службы сильно сократиться. Починкой, заточкой и подобным позже займутся сами гимназисты под присмотром менторов с инструкторами.

Цео занимались стиркой и латанием дыр в одежде, тем самым проявляя зримую заботу о прошедших граничащее со смертью испытание. Аккуратные стежки и заплаты плюс ко всему будут к вящей пользе напоминать о неудачах в Пропрепе, деканы постараются, да и сами дети обязательно выведают друг у дружки, что да почему — задачей взрослых окажется формирование правильного мнения, дабы промахи отделить от поводов для нехвастливой гордости. А к моменту очередного, состоящегося через полгода, тяжкого, промежуточные проходят по другим правилам, испытания алсы сошьют себе новое — переход на звено выше является неотъемлемым праздником с регламентированной атрибутикой.

— Их больше нет! — заладил хныкающий Хуан, сгорбившийся на шляпке самого отдаленного желудя.

— Заялил уже, жмых! Хватит причитать... — отозвался вторящий в позе Хоан со второго, выросшего из той же почки.

Братья Эёух совсем не чувствовали себя сказочными феями, как должно. Они относительно легко смогли отыскать друг дружку и отпархать подальше, в темную глубь, где вот уже битую декаду ниций предавались ял знает чему.

— Но я нигде не почувствовали их, брат!!! Понимаешь, нигде!.. — все же сорвался он на крик. — Ни там, ни тут... — еле слышно добавив сам для себя.

— Это еще ничего не...

— Их подло испепелили!!! — оборвал пытающегося рассуждать очередной вскрик нервничающего.

— Йейль! Да не могли их испепелить! Я не знаю...

— Вот именно, ничего-то ты не знаешь!!

— И ты, брат!!! — взорвался Хоан, рывком перескочивший на соседний желудь и схвативший Хуана за плечи, начав трясти. — Тоже не знаешь!

— Угу-у-у... — не стал начинать потасовку альфар, с силой прижавшийся к эльфу и всхлипнувший уже у него на плече.

Руки Хоана сами загладили брата по спине, успокаивая.

— Вот, братик, мы оба не знаем... Давай не будем пороть горячку, ладно?

— Угум, — носом ответил на шепот Хоана Хуан, видящий, но не чувствующий под пальцами прозрачных братовых крыльев с радужными переливами, формой напоминающих бабочкины, а видом стрекозиные.

— Ха! Зато мы знаем! — раздался злорадный голос Ывёлса.

Из-за листьев с разных сторон появилось восемь гим-фей, гнусно и зло ухмыляющихся, кроме двух мрачно хмурящихся, которых шепотом подзуживал Ваылс. И тут же из всех посыпалось:

— Они украли содалиса Цэё! Яловы окбесы! — оскалился Тюзо.

— И поранили декана! Клятые скомты! — вторил Тяуо.

— Да они болтами вылетели из Кюшюлю! Кхра-ха-кха! — каркающе рассмеялся Юоён.

— Ага! Все видели проженный след... — поддакнул брату Аоюн.

— Прямехом в холм Иттояци угодили, воры-пуба! — сплюнул Ывёлс.

— А я так любил мандарины с тех плантаций!.. — вздохнул Ваылс.

— Гадов уродских вытурили прочь! Га-ха! От их проклятых костей... — начал Тяуо.

— Да там и праха-то нет! Гы-гы! Все развеяно и удобрит новые фруктовые сады! — оборвал его Тюзо.

— Так-то, йейли! Неча к ежам переться из-за тридевяти земель и красть у них! — вставил веское Ваылс.

— За них вон даже деканы в попу полезли, дряные рыпуба! — ругнулся сквозь зубы Юоён.

— Рыпуба! Га-га-ха! Дрожите-дрожите, яловы подстилки! — подхватил Тяуо.

— Ибо неча было водиться с пуба! Ах, пустите-пустите... — спародировав бьющихся о воздушную стену.

— А ведь любящего их цео-ухмылочку под трибунал повели-то! Тьфу, ял! — схаркнул Тюзо с оглядкой на первого.

— И ведь верно! Сам трибун Эогльтанэссу его отконвоировал прямо с ристалища! Кхра-ха-кха!

— Ага, не успела эта своламчь появиться! — поддакнул Тяуо.

— Вперед, Юиёц, чего ты застыл?! — вдруг звучно гаркнул Аоюн.

— Давай, же Цеё! Наваляй плаксам! — вскричал Ывёлс.

— Они позор всех ежей! Вперед, Цао, давай, лупи сморчков!!! — воинственно поддержал Ваылс, толкнувший следом и брата-эльфа.

— Они дружили с вором и пуба! Значит, такие же йейли! — поддержал их Юоён.

— Под зад, под зад подстилкам! — загорелся азартом Тюзо, третьим бросившись мутузить и слово не вставивших братьев Эёух.

— Гы, да хоть заоритесь, — обозвав нецензурно и тут же метко пнув по названному.

— Те ноги ломайте!!! — гаркнул Юоён.

— Так уж наверняка! — пояснил Аоюн, первым пнувший ногой по левой стопе Хоана, как его светлый близнец по правой Хуана.

— Гха-ха! Круто! Я держу, Цэё, бей!..

— Верно! Калечных плакс сразу следом вышибут, гха-ха!

— Уйё! Валим!!! — вдруг панически вскричал Аоюн, не забывший стоять на стреме, вертя чуткими ушами.

И неожиданно задувший холодный и пробирающей жутью до мурашек на костях ветер сдул гнилые листья, еще не успевшие сломать кости поскуливающим Хоану и Хуану, которым тут, избивая, даже лиц не пожалели, разбив носы и сломав уши, а так кадыки. Вместе с ветром по веткам прошла дрожь возмущения, колыхнувшая желуди и златые листья, чей шорох создал иллюзию приближения посторонних и не нужных свидетелей. Но в надежде приоткрывшие мокрые и заплывающие глаза братья никого не увидели, и вновь взахлеб разрыдавшись — всего лишь предупреждающее недовольство Кюшюлю. За столько лет они попривыкли к течению эмоций мэллорна, на сей раз не сумевшему подхватить и унести их за собой к воздушной благодати — собственные переживания оказались сильнее и ближе дуба-переростка. Однако негатив создает заторы, а деканы часто рассказывают страшные байки... Но таким, как супрем-дуоты — с учетом статуса гимназии, — море по колено, да и проникновенная речь проректора пролилась мимо их ушей.

— Не верю... — как-то сумел просипеть Хоан, собравший волю в кулак. Их сломанные кисти все еще касались друг дружки, даря крохи утешения.

— Угу, — всхлипнул Хуан, так же громко дышащий.

До обоих запоздало дошла суть некоторых слов дуота Панга. От этого знания в груди стало невыносимо горько и противно, морозный жар сковал нутро, а изо рта с кашлем и кровью вылетели очередные обломки зубов. Пожаловаться означало открыть память и тем самым нарушить клятву...

Не сумевший отогнать чернь с погружающихся в мрачную бездну сердец теплый ветерок поник. Ласково обдав синеющие лица ароматом весны, он взвился вверх. Не прошла деция, как с еле слышным хрустом отошли ножки желудей от ветки. И ухнули в свободном падении строго по условиям аттестационной задачки два тела. Испугаться не успели — сердца едва не выпрыгнули наружу, когда их носителей нежно принял серебристый цветок — он долго пружинил, держа на клейком нектаре двух фей как двух мух ловушка. Потревоженная пыльца, забившаяся в нос и рот с глазами, пахла одуряюще, неожиданно подействовав как сильнейший галлюциноген.

Пробуждение для братьев Эёух выдалось неожиданным, и донельзя омерзительным. Светлая искорка не дала вновь победить черной меланхолии и ее товаркам, однако осталась полная память о том, как они вляпались, куда и в какой последовательности, а главное из-за кого возникла чесотка и зубовная боль.

А вокруг них повсюду вставали осчастливленные дети, бодрые, чистые, невредимые, многие поднимались с непередаваемым облегчением на лицах. Мэллорн бесследно забрал все телесные болячки, и лишь с душевными порезами не у всех совладал. Рядом с каждым аккуратно лежали повседневные флофоли, чистые и отглаженные, любовно зашитые, пахнущие принесенной из фруктового сада утренней свежестью, сладко морозной. Ткань приятно холодила пышущую здоровьем кожу. Желудки тактично намекали о времени полдника.

— Эрина! — Нариэ! — Иранэ! — Инарэ! — Ринаэ! — раздались свежие голоса цео. — Стройсь!

Справа и слева, насколько хватало взгляда, происходило то же самое. Алсы собирались перед деканами. Собирались неспешно, часто и недоуменно оглядываясь на то место, где еще два деления назад зиял черный след гари и разрушений, где вдалеке зиял дырой раскуроченный холм.

Девятка дуотов Эрина все никак не могла насмотреться на своего вернувшегося и подзагоревшего Рина, лишь мельком уделив внимание исчезнувшим разрушениям. Все они по-разному смотрели на него, а он на всех с одинаковой печалью в подернутых холодом и волнами грусти озерах глаз, затуманенных радостью возвращения к неожиданно, и на тот момент без объяснений, покинутому пять дней и шесть ночей назад обществу.

— Брависсимо, алсы! — раздалось меццо-сопрано отражений ректора в однотонном струящемся платье цвета Ра с золотыми контурами листьев мэллорна, кружащихся в такт вальса Кюшюлю. — Все вы здесь в очередной раз покорили Пропреп!

— Кьяа! — почти дружное в ответ. Дуот Эёух лишь языком обозначил, не чувствуя себя победителем. От цео не укрылось, но ведь и не скрывалось.

— Учитесь прилежно и работайте над ошибками. Аве, Кюшюлю! — завершила глава каэлеса свой краткий спич, по-военному и с неотъемлемой женской грацией совершив перед последними словами полук к необъятному стволу высоченного мэллорна.

— Аве, Кюшюлю! — звонкий хор с крепкими голосами старших. Земной поклон.

И хлынули алсы как муравьи ручьями в муравейник. Как не были узки проходы, давки и толчеи не случилось — нутро гимназии втягивало всех организованно.

— Ты уже подготовил рискус к переносу, Хоан? — на бегу к трапезной непринужденно спросил Кыв.

— Отвянь, а... — еле слышно выдохнул находящийся совсем не в настроении, тем более отвечать мыслеречью через оши на волне дуодека.

— Да нэ горюй, татами вездэ одынаковы, хэ-хэ, — хлопнул по плечу Хуана Вук в своей обычной манере, желая поддержать.

— Хы, да они ж по неопробованным членам убиваются! — зло пошутил неудачник-Мадль.

— Отставить разговорчики! — вмешался декан.

Ребята насупились, а братец Мадля Тальд совершил своими совсем невыдающимися причиндалами пахабное движение.

— Опять завидуют, — вслух не сдержался Уньц. То ли вступившись, то ли просто ради смеха вызвавший ухмылки, то ли как обычно стало невтерпеж пленять мысли.

— Цыц! — начал инкантить декан. Его кисти расплылись, а их тени отвесили два легких, но звучных и обидных подзатыльника.

Обернувшимся вместе с другими Клуну и Лукну дуот Мэдль показал языки, скорчив гримасы, не менее пахабные. Лон и Люн тоже высокомерно смерили выпендрежников, при этом ловко вписавшись в поворот. Однако дуоту Эёуху до всех них как до йейля.

— Мы непременно что-нибудь придумаем, брат... — не умея общаться мысленно как-то иначе, подобно Пингу и Понгу.

— Я смогу... — неопределенно ответил напряженный Хуан.

Весь дуодек заметил озабоченность своего цео. Проведя с ним много лет, алсы научились угадывать или точно определять его настроение. И оно оказалось неахти. Игривый настрой после сна под сенью Кюшюлю сходил на нет под накатывающим валом безответных вопросов, коим еще не время звучать, как бы ни хотелось задать. Это все четко освоили еще в первой цепи — всему свое время. И алсы постоянно учились его определять для и в разных ситуациях.

Полдник состоял из наколотых на съедобные шпажки из семян иглистого орешника Счакт-счакт(*) кусочков свежей брюквы, морковки, турнепса и сахарной свеклы, прореженные листьями сельдерея, щавеля и веточкой укропа, а так же с повязанными вокруг стрелами лука. Пили кисло-сладкий сок из грейпфрута и стеблей кислофила. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы определить приготовленное сервами на ужин меню — наверняка минимум рис с цитрусовым жмыхом и кисловатый же овощной салат, а гурманам что-то из феллядэ(*). Но не о блюдах в головах Хуана и Хоана ползли мысли, громоздкие и грузные, в общем, на букву "г" в большинстве.

Братья Эёух не разделяли радости Эрина, не понимали напряжения деканов, не принимали рок одиночества. За почти год они обзавелись приятелями, когда-нибудь со временем под бдительным присмотром старших ставших бы кем-нибудь большим. Но после за миг пролетевшей почти недели знакомства с Пингом и Понгом... Их земной поклон и слезы в Клёне тронули их души — пожухли на этом фоне комплименты, беззлобные подначки и другие незатейливые знаки внимания от чужих. Все чужие, как верно сказал проректор. Все чужие...

— Поздравляю с сорок первым! — обрушилась пятерня Вука, ставшего сорок вторым в центурии, на сутулую спину Хуана. Дважды уже они дышали друг другу в спины, вот и третий наступил со сменой позиций.

— Чего вы такие квелые-то, не рады? — подошел Юньгз, занявший с братом сорок шестое место в первичной рейтинговой таблице.

Дуодеки после полдника расположились в своих листьях, где на панелях их спален светились строчки и столбцы с именами и названиями. Длилось деление ознакомления с итоговыми результатами аттестации, продублированными в мнемокристаллах, хранимых каждым дуотом в своем рискусе. И все, с главными оценками свидевшись, полнились желанием пообщаться на эту тему.

— Никто в этот раз не поднялся из Ринаэ выше... — взгрустнул Лукн.

— Да наплюй! Всех оставят на местах!

— Ага! Вона какой разброс у Эрина, хы-хы! — вторя тону произнес Тальд.

— Кха! Тьянкльцы-то как теперь раздуются от гордости!

— Обошли две трети звена из супрем-гима! — размашисто жестикулировал Кацор, вслух развивший мысль брата Пацора.

— Плакали чьи-то баллы... — скосив на дуота Укня лукавые глаза редкого бруснично-серого цвета. Красный оттенок вообще редкость, двое на всю параллель, и оба в дуодеке Ринаэ.

— Да уж, Хоан, не попадись вы на крока, занимали б место в третьем десятке... — посетовал на свою долю Клун.

— Хи-хи, да обе пары изумрудных к ним угодили! — засмеялся Щахэ.

— Во-во, вспомните...

— Завянь, песок! — огрызнулся на Щано Мадль, показав кулак. Брат нарочито громко подбил свое сиденье, роль коего исполнял сложенный подушкой футон.

— Хы! Да просто их Панг лишь по двум предметам не на последней строчке!

— Ну точняк окбес-тупица!.. — сощурил златые глаза Киэтш на дернувшегося, но сдержанного хватом брата Хуана.

— Гы-гы, Вадль, тупой тут ты, а пубы с виду неучи, — ухмыльнулся Тарту, вертя в руках желтый хрусталь мнемокамня, светящегося изнутри от магии чтения.

— Первые по логике с интуицией никак не тупые, — добавил такой же худощавый Турта, глядя карими очами на для наглядности выведенную им на свою панель фусумы таблицу, где вторую строчку занимал дуот Укля, не имеющий ни голоса, ни слуха, ни развитого вестибулярного аппарата, отчего и зависший в пятой декаде.

Оба криво улыбнулись на косые взгляды Хоана и Хуана, видимо чему-то своему вдобавок кивнувшими.

— Пфе, чё о нем заладили? Забудьте этот кошмар... — пренебрежительно фыркнул Лон. Его опалили изумрудные глаза, перехваченные молчаливо и загадочно сверкающими карими. Хуан сдулся, вновь промолчав.

— Кошмарный пуба... застращал кроху Юолна во сне! У-у-у-у! — начал дразнить расставивший руки-когти Мадль под смех Тальда, локтем сбившего близнецу более резкое слово.

— Цы, бездарь, — высокомерно обозвал его цикнувший Люн, выразив тем самым все презрение к паяцу, постоянно цепляющемуся к его сравнимому с Ульхом росту.

— Мякнул маленький да удаленький, хэ-хэ! — беззлобно рассмеялся Юньгз, показательно крутанувший задом в знак места по облекто.

Треп длился и длился, хотя в целом дуоты выговаривались вяло. Одновременно использовать ментал для просмотра кристаллов и мыслеречи ни у кого из алсов не получалось, а большая часть рейтинговых таблиц уже к ужину сокроется старшими, к ночи вовсе их изымут из мнемнокристаллов. Следовало хорошенько запомнить ряды и столбцы цифр, пока давали возможность.

Традиционно в начале двадцать третьего деления появились деканы, начавшие перечислять громкие заслуги и промахи своих дуотов. Один позабыл финт, другой промешкал с порошком, третий подобрал любопытную рифму, четвертый нарочно запятую не там поставил. Неназванные отсутствовали, каждого хотя бы раз похвалили и отругали — бесстрастная система оценщиков все учла. На старших лежала серьезная воспитательная задача по отделению зерен от плевел — поводы для наград и выговоров должны укладываться в проводимую политику, быть за реальные достижения в ранее трудных для освоения областях или непозволительную безалаберность. Это уже потом, на занятиях, инструкторы и менторы будут ставить в примеры таланты и способности, осуждая ленивых и прочее, но уже не за баллы личного кэша алсов.

Прошедшая аттестация для мальков-ежей выдалась бурной на события. Активным источником послужил новичок, дуот Панг, ставший критическим фактором, отобравшим у Кюшюлю пальму первенства по двадцать четвертому звену. Старшим стоило немало усилий исключить его из поводов для отъема баллов, присвоив ему, в целом как явлению, форс-мажорную категорию.

— Эёух, ты меня не слушаешь, — констатировал факт Инаэцео.

— Слушаем, цео, — через пяток ценций в полной тишине буркнул Хоан.

— Встать, дуот Эёух! — не повышая голоса, приказал декан. — Альфар, ко мне, — грубо позвав Хуана.

Алсы выпучили глаза и задергали ушами — крайняя степень недовольства, проявляемая в исключительных случаях.

— Ложь. Здесь. Не терпят. Дуот. — Заявил декан. — Эльф следующий.

Под вскрики и всхлипы он четырежды воспользовался изъятой из воздуха кисой, ставшей гибким и широким ремнем, отъездившим ягодицы, а потом еще дважды.

— Альфар в правый угол, эльф в левый!

Ему не посмели возразить раскрасневшиеся от гнева и обиды.

— Дуоты, — смягчившись и окидывая взглядом только сидящих, — в подобных ситуациях следует извиниться перед старшим, а не начинать пререкания. Ваше поведение не должно зависеть от личных переживаний и частных проблем. В среде равных это дурной тон, а с подчиненными или командирами категорически недопустимо. Всем ясно? — терпеливо разъяснил, в который уже раз, цео простую истину.

— Да, цео, — произнесли за всеми положенную фразу и Хоан с Хуаном, болезненно выведенные из своей задумчивости и разве что паром не исходящие в специально затемнившихся по воле декана углах.

Превозмогая себя, братья слушали возобновившуюся речь Инаэцео, повторившую их промахи. До самого ужина они кипели стоя, честно пытаясь внимать только вкрадчивому голосу, а не крику мыслей и привередливым отметинам, жгущим и жгущим без устали и регена.

Руки сервов сразу чувствовались — аромат в трапезной стоял обалденный. Из тех же продуктов они умели делать кратно более вкусную еду — Пропреп проходят все звенья, некогда становится кашеварить. И выглядели блюда не оркскими отрыжками, а претендовали на восхитительные произведения искусства, очаровывающие и глаз, и нос, и язык. Но и летающие тарелки не тронули Хоана и Хуана, все сильнее замыкающихся в себе от безысходности.

Накрутившиеся себя сверх всякой меры братья не смогли выдержать вида идущих за опростоволошенным центурионом Пинга и Понга. Их кастрюли взбурлили, сознание уплыло обмороком. И даже вместе со всеми вскочившие и сглотнувшие недопережеванное Вук с Кывом не попытались удержать неудачно завалившихся братьев Эёух, ударившихся шеями о ребра стола. В возникшей на тот момент тишине по трапезной отчетливо разнесся...

Глава 3. Лиефиль

Они резвились с Сержи, играясь в догонялки — побеждали пушистые ежики, казавшиеся одновременно и по-прежнему маленькими, и равно большими. Они не ведали сил тяготения, часто отдаваясь желтым, теплым, ананасовым, мокро шершавым и степенным "фа" — астрал перемешивал привычные физические чувства для впервые... вышедшего таким способом и так полно Леонарда.

Крещенный при рождении в другой вселенной он так и не вступил на круг сансары, все время оставаясь неразрывно связанным с тварным миром, и все еще будучи крепко опутанным сетями сансары, даже туже и плотнее прежнего. Выйдя из материальной оболочки через проложенный амикусом тоннель, он вровень с ними ступал по астралу, с наслаждением первооткрывателя отдаваясь потокам вслед за экскурсоводом Сержи.

Леонард... Это имя само всплыло сразу же, как свершился переход, в первые моменты огорошив и надолго дезориентировав Пинга и Понга, дуота Панга, Лиса, Лионэля и Наэнлоиса, Гаера, Ариэля, Арье, Леонардо... Сержи не мешали, став путеводными звездочками, якорями в расплывающейся реальности. Отделенные от целого ипостаси детей должны были рано или поздно измениться, синхронизироваться с ядром. Получилось рано. И недавно придуманное расслоение памяти поистине обратилось в выручай-палочку — эмоциональный психопроцесс протекал без шока и стресса, поразив одинокой внезапностью, без извечной спутницы с очередным испытанием болью.

Отныне большей части не придется скрываться от меньшей, выдумывая механизмы переключения фокуса сознания и работы в замаскированном фоновом режиме, изображая из себя подсознание. Лишним станет и непрестанный процесс тасования слоев и областей памяти для выдерживания строгости соответствия выбранным образам — ни к чему по декаде на дню оперировать собственный мозг по живому, доходя до абсурда.

Более не нужно изображать детство рукой или ногой. Ипостась эволюционировала в манифестацию, вернее два ядра — две впадшие в детство манифестации, Пинг и Понг, а не половинчатые извраты с альтерами. Один для Панга, незримого координатора, один, формально к нему относящийся, а на деле — рабочая лошадка артефактов и ассимилятор накопленного массива памяти друзей, и октоядро познающего нирвану в глубинах астрального океана жизни вместе с Лейо и Зефиром. Основа личности нуждалась в самоанализе и самообучении — она ее получила, а мелкий каприз в целую треть оставили барахтаться самостоятельно. Чужда культура — ценен опыт, но уже не самоцель.

Панг с умилением наблюдал за беззаботной игрой Пинга и Понга, в двадцати четырех телах вусмерть загонявших двух бедных Сержи, отомстивших тысячей своих частиц, начавших нещадно щекотать астральные тела. Панг и сам не мог помыслить о тех местах, куда добирались маленькие Сержи — наука широкого семейного круга пошла им впрок. Лейо и Зефир делились с ними знаниями, а феи с радостью включались в игры и забавы. Панг за всех четверых, хотя правильнее троих, взгрустнул — моменты из жизни своей семьи он не принял. Зачем лишать друг друга радости слушать и рассказывать или показывать во время таких желанных закатов или рассветов всем семейством? Личико упрямого Эурта пролилось бальзамом на душу, посеребрив Пинга и Понга, вновь собравшихся в два облакоподобных тела, в две кучевые тучки, бомбардируемые со всех сторон золотыми каплями Сержи. Однако эти двое могли себе позволить отрешиться от проблем тварного мира, а он нет.

Настал момент, когда настойчивый призыв боле нельзя оказалось игнорировать. Пинг с Понгом нехотя поддались сохраненным от ошейников доппельвита нитям, неуклонно и с все плавно нарастающей силой тянущим их астральные тела, души, в тварный мир, к оставленным материальным оболочкам.

— А, это опять вы... — разочарованно проговорил в ментал витающий призраком над своим телом Пинг.

Он скорчил рожу омерзения, дернув светлыми ушами, целехонькими и подвижными. Брови на чистом лбу задвигались, кучерявые волосы колыхнулись. А обращенное на проректора лицо с насыщенно цветастой радужкой выразительных очей в стройно загнутых ресницах отразило досаду.

— Послушайте, — следом начал Понг, выразивший досаду по отношению к телу и омерзение собравшимся, — положите это уродское убожество в чулан лет на двадцать, м? А потом быстренько снимете с нас оши и с чистой совестью отпустите на все четыре стороны с отметкой в документах "курс отбыл", или вовсе без них. И вы не обременитесь обществом чужеземных смутьянов, и мы не запачкаемся вашей ложью...

— Да к ялу это! Брат, возвращаемся... — подплыл к Понгу Пинг, всплеснувший руками, отчего мелкие кудряшки еще раз возмущенно качнулись.

Ректор, проректор, три инс-медитатора и еще какие-то эльфы — все пристально смотрели на них, представших в образе джиннов — ниже талии, подпоясанной золотистой нитью, ведущей к ошейникам, клубящееся облачко.

— Вы готовы ответить за свои слова, чдуасы? — уничижительно обратилась к ним Щоюрацажак, чей посох ослеплял, контролируя оба оши.

— Ну чего вы застряли? — Полетели обратно, братья! — проявили нетерпение проявившиеся на эфирном плане Сержи, задав крутой вираж вокруг своих.

— Конечно, Сержи! — обрадовался Пинг.

Он легко поймал в руки плюшевого ежика и совершенно чихал на возведенные инс-медиаторами конструкции, став облачком вокруг младшего братика, так же легко выскользнувшего нырком на глубину — не на таких ловушку строили.

— Пинг, постой, давай поговорим!.. — запоздало окликнул его проректор.

— Конечно, госпожа! Вот только не надо нас больше тащить за нить — мы сможем вытерпеть разрыв и нам помогут восстановиться... — последовав за улетевшими и отправив по золоту компактный мыслеобраз с монологом на верхнем элоре следующего содержания:

— Согласитесь, проректор, Ринацео отделался легким испугом и за десятки делений трезво осмыслил свое положение, Инаэцео получил время обдумать свою излишнюю инициативность, и вы сами остались живы — вообще никто не ушел на круг сансары по вине этой взбалмошной тетки, слепо решившей отомстить за Хэмиэчи, когда подвернулся подходящий случай. Однако, Вы лично, этрас Цандьбаун, не вправе говорить за всех, и ваше пафосное "не правда" в корне лживое изречение. Инс-медиторы лгут, определяя транс как особое состояние воздействия на окружающее — это насильственный прокол сферы допустимого с частичной или полной потерей воли, неизбежно отражающийся на психике индивида. Внутреннее воздействие первоочередно, внешняя цель вторична или вовсе отсутствует. Медитация — расширение или растягивание сферы или ее секторов. Остальное навыки, умения, способности. Вы не можете этого не знать, для чего-то намеренно подменяя понятия. И вы, этраис Щоюрацажак, солгали дважды, причем по одной из этих двух разных тем аж дважды. По остальным не знаю, но всяко в ноосфере найдется немало их грязного белья.

Следует отдать должное инс-медитаторам — они сумели перестроиться, а ректор и не подумала ослаблять натяжение, наоборот. Панг предусмотрел ожидаемый вариант развития событий, будучи в эти мгновения неподалеку, в другом месте, ради попадания в которое и поддался тяге. И на сей раз узел чужой воли подвергся разрубанию — грубо, зато ценой очередного приоткрытия/преодоления завесы возможностей, вытекающих из монолога, исполнилась маленькая прихоть. Понг, заколебавшийся тихариться, воспользовался шансом и открыто плюхнулся в воду бомбочкой, подняв фонтанирующую тучу кровавых брызг, окативших близстоящих, и море шума, растекшегося в разные стороны. Следом штопором нырнул Пинг вместе со своим Сержи. Оба астральных аркана обвисли, потеряв жертв.

— Что здесь происходит!? Дети?!

Статный сереброволосый эльф в развивающихся лентами одеждах в тон изумрудным глазам и обильно сыплющим искрами непослушно волнистым волосам застал следующую картину: два обнимающихся детских торса, висящих в среде, условно подпадающей под определение "вода". Под ними медленно двигалась пара пушистиков, сосредоточенно выполняющих доверенную им ответственную работу — восстановление астральных тел. Они успели, щедро втягивая полтняком разлитую вокруг энергию с особым вниманием к плотным бесформенным кусочкам, неровным следом тянущимся куда-то вверх, реконструировать два пальца от длины ног, действуя с предельной концентрацией, щадя чувства своих старших братьев. Но дети все равно подрагивали, сея редкие радужные искорки с кудрявых волос цвета панг.

— Как вы сюда попали? Брысь! Кто вас так изуродовал? — зачастил пришедший вопросами. — Из Кюшюлю?!! — сам же ответил, безмерно удивившись и прервавшись.

Его одежды предназначались не для сокрытия его великолепной фигуры, плюс многочисленные руны служили не просто для красоты. Эльф ловко и неимоверно быстро сплетал пальцы рук и ног, оставаясь немыслимо грациозным. След из кусочков исчез, а сами они выстраивались подобно кусочкам паззла, реконструируя нижние части тела. Поверхность — слово слабо отражает суть явления — Океана Жизни мгновенно успокоилась, круги эха потухли, а на пределе ослабшей видимости заколыхалась сферическая граница, сокрывшая всю область.

— Медленнее... — выговорил Понг, смотрящий за спину Пинга, скромно потупившегося у него на плече. Их объятья стали крепче.

— Не смей обижать наших старших братиков! — ощетинились отогнанные было Сержи.

Похвала всегда приятна — решение выделить ядра не по планам бытия, а по манифестациям, целиком оправдало себя. А из-за вынужденно умеривших активность потоков в обоих ядрах, Пинг и Понг не могли воспринимать мыслеформы с той же скоростью, с какой их изрекал Чародей, внешний возраст которого примерно совпадал с Хэмиэчи — степенная взрослая мужественность. Панг все еще, к счастью, был занят.

— Извините, юные чародеи. Это ваш первый опыт погружения сюда, я прав? — скорректировался сереброволосый, подавивший желание облететь их по кругу и придавший своей одежке целомудренный вид. Ленты перестали походить на растрепанный клубок змей, свесившись вдоль тела и заколыхавшись подобно водорослям, весело поддающимся играющей с ними речке. И он дал время успокоиться и прийти в себя.

— Ага, мы впервые прыгнули...

— Благодарим, — толкнул Пинга Понг, прерывая. Тому досталось все наслаждение от погружения, доля боли пришла позже и на меньший отрезок.

И оба поклонились. Воля эльфа строила вокруг подобие тварного мира, он сам ее воплощал, сохраняя в астрале облик. Его терпение вознаградилось — облетать или вертеть не пришлось.

— Представьтесь, — обыденно произнес он, кивнув в ответ и заняв положение вровень с линией глаз. Сам он ими не вращал, нарезая линии точкой фокуса — без умения воспринимать сразу большой объем он бы столь далеко не ушел.

— Фырф! — возмущенно фыркнули Сержи, но в руки дались, извернувшись головами в сторону явившегося гостя.

— А, вы от ректора... — погрустнел Пинг. — Хотите подавить внезапной мощью и заарканить обратно в душегубку истинным именем, да? — крепче сжимая руку Пинга, Сержи прижимая к груди.

— Нет обоим, — скривился он. — Пинг и Понг, я прав? — все так же смотря прямо и не моргая.

— Кретинские псевдонимы, — буркнул Пинг, высказав давно наболевшее мнение. Он решил внять разуму и отнестись с недоверием к незнакомцу. Быть развеянным не боялся, просто стало бы обидно...

— Ваши характеристики оказались отчасти верны, — задорно ухмыльнулся он, сощурившись. — А не боитесь уничтожения своих якорей в тварном мире с последующим развоплощением? — посерьезнев.

— Вот ж напугали кота валерьянкой! Чего вам от нас надо? — взъерошился Понг. — Отпустите нас, мы вам ничего не сделали и помощи не просили... — нахмурился Пинг, теснее прижимаясь плечом.

— Мне запрещено хотеть иметь учеников? — картинно удивился Чародей, развлекаясь.

— Угу, одни цепляют на них доппельвита, другие доппельфатум, а ваш ошейник как зовется? — пыхтя гневом вопросил Понг, переполненный бурлящей энергией. — После Волосни вы прямо душка-ангел, но цель та же — привязать к себе... — мрачно заявил Пинг одновременно с Понгом.

Эльф отпрянул, вся показная веселость слетела, сброшенная меркнувшим светом, рентгеном просветившим Пинга и Понга, причинив зудящую боль.

— На вас только собственные узы, — задумчиво заключил незнакомец, вернувшись к своей быстро манере. — Полагаю, именно вы свидетельствовали воплощению некроартруктора, ослабленного и не успевшего набрать сил. Все сходится! Кюшюлю, оказывается, стало точкой прорыва... — его взгляд прожег Пинга и Понга. — Но я не вижу на вас его метки, — обвинительно заявил незнакомец, вновь перейдя на членораздельную речь.

— Извините нас, дядя Чародей, но убейте уже поскорее или свалите в Бездну, а? — Мы не боимся смерти... — Без боя не сдадимся! — За нас отомстят! — вставили свои пять фоллисов Сержи.

— Вас бы манерам поучить, да руки о дерьмо марать... Так!!!

Гость начал быстро инкантить. Сильный голос поднялся за мгновенья от "до" к "си" — "вода" стремительно отхлынула Пинга и Понга, фаза "воздуха" промелькнула вспышкой, осталась вакуумная сфера, лишенная энергии астрала. Фонтан искр с волос завял, план поглощения Чародея умер невоплощенным, переизбыток бесконтрольной силы перестал питать агрессивные страсти. Навалилась усталость на раздувшееся самомнение, угасли воспалившиеся ганглии воинственных желаний. Гость, оставшийся в пределах собственного кантио, слегка потеплел и даже вновь улыбнулся.

— Так лучше, я прав? — вежливо поинтересовался он, все еще вися поодаль, на расстоянии полутора десятков метров.

— Правы, спасибо, — виновато понурился Понг, почувствовавший себя самим собой, а не сказочным героем из легенд.

— Фы-фы-хфр! Мы ведь предупреждали, а вы не поверили! — раздулись от важности Сержи, щекоча дыханием.

— Со словами погорячился, увы. Но, юные чародеи, вы их заслужили, переоценив себя. Будь вы неимоверно круты и с семью пядями во лбу — без волевого контроля все это пшик, — наглядно продемонстрировав хрестоматийный пример. — Не стоит нарываться на сильных мира сего, но во сто крат хуже стелиться перед ними. Таких презираю.

Повисла долгая пауза. Изумрудные глаза больше не походили на нефритовые клинки, скорее на проклевывающиеся почки, совершенно безобидные и мирные.

— А теперь серьезно, мальчики, — приблизившись до метров трех. — В Кюшюлю действуют компетентные специалисты, и время аттестационных испытаний завершено. Как вы очутились в Аслаош-раом`Бодо? — его вопрос встретило непонимание. — Хорошо. Аслаош-раом — это энергетический слой астрала, сосредоточивший в себе всю энергию, питающую жизнь на Глорасе. Его верхние области называют океаном жизни. Аслаош-раом`Бодо — это пограничная область перехода астрала в его физическое воплощение в тварном мире, планетарный океан нашей дальней луны Бодо. Характеризуется труднодоступностью для Чародеев и высочайшей концентрацией праны, растворяющей в себе все низшие формы энергий. И прежде, чем я приму решение, расскажите мне все по порядку, начиная с появления в гимназии. Заметьте, это в ваших же интересах.

— Вы Мерцающий?.. — сглотнул Пинг, глядевший широко открытыми глазами.

— Хех, нет, но близко — Сверкающий. Меня удивляет ваше знание терминологии, но все же прошу вернуться к моему вопросу, юные сверкающие.

— Ну если коротко, то... — начал не испытывающий должного трепета Понг. — Нас за качественным образованием привел отец Лисауст. Застегивая ошейники подлого Хэмиэчи, он был вынужден раствориться в нас, отдав энергетической воронке свои силы ради нашего спасения. Потом подлец сам угодил в расставленную ловушку, а мы опять послужили проводниками энергий. Первый раз нас избили дети, второй раз Ринацео, заразив проклятьем. Ночью во сне приходила Волосня, но мы ей не поддались. А вечером нам разрешили доказать умение создавать артефакты, тогда-то мы и смогли, пройдя по лезвию бритвы, избавиться от болезненных меток, от которых спасовали курансы. А потом перед Зазеркальем появились Сержи, горящие желанием отомстить Ринацео за убийство другого нашего амикуса. Сильное желание обойтись без смертей отправило деканов вместо нас на полосу. Мы признали за собой ответственность за нападение и вторая Хэмиэчи вынесла нам приговор — так через нас прошли резервы ставших гиперасэнадовыми камней оши и вытолкнули из... из тварных оболочек. Совсем выкинули. Или выдавили через связь с Сержи. В общем, мы недолго радовались свободе — обманщица-ректор притянула нас обратно за аркан доппельвита. Я вспылил и вырвался из их сетей, устремившись вглубь астрала, к океану, а Пинг просто следом занырнул. Золотистые нити лопнули, располовинив нас. Мы не зря понадеялись на рассказы и уверения Сержи, пообещавших помочь регенерироваться. А потом явились вы и сбили расчеты...

— Гиперасэнад? — уточнил внимательно слушавший эльф, подспудно формирующий более полную картину через подключение к информационному слою.

— Гиперсфера четвертого порядка астрального энергетического адамантита, продвинутый аналог используемого в часах "Мечта Божественная" тессеракта, астрального гиперкубического кристалла. Разработка "Глобал`Сейф инкорпорэйтед", — отчеканил Понг. — Иначе бы ошейники тупо взорвались от переизбытка силы, все равно бы в итоге убив, — посчитав нужным пояснить.

— Сбил расчеты, значит, кхе-хе... А что ж табличку не повесили "не беспокоить"? — хохотнул он, пытаясь разрядить нагнетающуюся обстановку.

— Мы не ожидали, что заинтересуем сильных мира сего, способных здесь обитать... — ляпнул Пинг.

— Обитать? — весело выгнув бровь. — Вы вломились сюда с помпой, — вновь перейдя на серьезный тон. — И порядком наследили, всполошив многих. К счастью, для вас, я оказался ближе и успел первым — частицы ваших тел в умелых руках подходят для пленения лучше имени. Вы и смогли снять с них след своей ауры и забрать суть — это отличное достижение, молодцы, но недостаточное для выживания. Я правильно понял ваше стремление?

— Да, — кивнул Понг, поглаживающий все еще недоверяющих Сержи.

— Вероятно, под давлением обстоятельств вы прогрессировали быстрее воображения этраис Щоюрацажак и ее подчиненных, павших лицом из-за гипертрофированной скрытности и гордости. Подозреваю, ваш отец в анкете о многом намеренно умолчал, задобрив женщину и посредника подарком в виде, подозреваю, кое-какой своевременной информацией и новомодных часов. Очень, очень вовремя и экзотично выброшенных на рынок, к слову. И тема вашего отца любопытна. Вы получили его память, я прав?

— Она, гм, еще переваривается... — потупился Понг, которого локтем толкнул Пинг.

— И вы решили сбежать любой ценой, узнав подробности ритуала совершеннолетия, я прав?

— Ну, да... — его тон как-то незаметно вызвал у Пинга чувство вины за это. После промямленного ответа он решительно поднял взгляд.

— Неделю назад вы оба совершили осознанный и продуманный выбор, поступая в каэлес Кюшюлю на основе имеющихся данных. Обладаете развитым мышлением и умением ориентироваться в быстро меняющейся ситуации, вероятно, самими же и подстраиваемой. Что ж, Диасаестусирарум продолжает преподносить сюрпризы. Я поставлю вопрос ребром. Пинг. Понг. Сержи. Вы клянетесь оберегать Древо Ориентали как самих себя и братьев, чтить Его культуру и действовать с учетом Его интересов, провозглашаемых Его царем? — сотворив тонкое, многоплановое и энергоемкое плетение воли в виде символа эльфийского царства.

— Клянемся оберегать Древо Ориентали как самих себя и братьев, чтить Его культуру и действовать с учетом Его интересов, провозглашаемых Его царем, — поочередно произнес каждый, держась за ствол древа. Действительно, выбор совершен в день поступления, однако он ошибся с побуждениями. Впрочем, не показывающемуся Пангу втройне полегчало: и за друзей, и за себя, и за хорошо подчищенные следы.

Сплетенная фигура являлась вариацией пятизубчатой ваджры, одна сторона которой символизировала корни, вторая крону, а рукоять жезла — соединяющий их ствол. Ритуальное оружие, соединяющее в себе мощь магии, свойства меча, копья и булавы. Символом Ориентали является пятиконечная звезда из ваджров, похожая на пять переплетенных корнями мэллорнов — княжеский квинтет, главы пяти гильдий.

— Отныне вы крест-дордже(!!!) Древа Ориентали! — лукаво и одновременно торжественно заявил князь. — Дордже именуются слаженные группы чародеев, способные проникать в Аслаош-раом`Бодо, традиционно квин-дордже. Управляющая роль у прячущегося от меня Лисауста, а вы — ноги и руки, образно говоря. Вообще-то, каждый, обладающий мифриловым ваджром(!!!), — у него самого оказался адамантиевый, — является царским паладином, званием приравнен к армейскому трибуну и носит титул графа, но Сержи смогли показать себя только с деканом, а Панг с центурионом. До вашего совершеннолетия так и закрепим. Вы не рады?

— Это вы так восстанавливаете понесенные на Юзи потери? — прямо спросил Понг.

— Этот аванс призван сделать нас вашими должниками? — добавил Пинг.

— С вами не забалуешь! — искусно завертев между пальцев своим богато украшенным и отделанным ваджром, то похожим на ювелирное изделие, то на живое деревце. — Я принял ваши клятвы, досрочно сделав эльфа и... альфара равноправными листками Древа Ориентали без необходимости слияния или поглощения при помощи доппельвита, засвидетельствовав вашу и так объединенную силу. Не более, но и не менее. Вы не стали ни паладинами, ни графами из-за своего несовершеннолетия и упрощенных клятв, а ваджры всего лишь незнакомые инструменты, в пассиве увеличивающие ваши шансы в противостояниях напастям во время следующих самостоятельных погружений. Титул подтвердите после окончания гимназиума, а звание потребует прохождения колледжа и присяги одному из глав коронных конгрегаций: Социалу, Примогенитусу, Стихиалу, Армейцу или Соллерсу. Вам, кстати, рекомендую выбрать последнего. До присяги трону, увы, вас не допустят при всем желании и проявленной лояльности — дордже это царские длани, это скипетр в руках царя, единолично вершащего правосудие.

— Фрх! Мы тоже стали гражданами Ориентали?! — пискнул Сержи Пинга, дождавшись паузы.

— Личными сервами Пинга и Понга, несущих за вас всю полноту ответственности. Обретете права, когда пройдете через обряд воплощения и без потери памяти родитесь близнецами от эльфы или альфары, не причинив вреда матери, — совершенно серьезно кивнул князь.

— Фых-фпхрт! — невнятно фыркнули Сержи.

— Спасибо за пояснения, иллюстри. Можно еще вопросы задать?

— Князь Лиефтандэр Ор`Маммилляриэль, коротко Лиефиль, — представился гость. — Время есть, задавайте.

— Почему вы так поступили? — вакуум постепенно наполнялся "воздухом", но просто так парить в пустоте и вести беседу становилось психологически некомфортно, особенно с учетом темпорального характера пограничной сферы. Оттого вопрос Понга прозвучал резковато.

— Нас ослабляет все, что не усиливает. Всегда стараюсь следовать этому мудрому афоризму и вам советую. Про вас я рассуждал так. Раз существует серьезный резон искать пристанища в нашей стране с ее постулируемым правом сильного, то, во-первых, у вас есть осознаваемый расклад задатков, в чем мы, находясь здесь, убеждаемся, а, во-вторых, распознанные альтернативы оказались слабее. Полагаю, о ритуале вы догадывались и сами, начав загодя готовиться к побегу... от взглядов комиссии. Но беспросветная тупость низших чинов и пренебрежительное безразличие высших настолько достала вас, что, несмотря на старания моего перспективного протеже Цандьбауна, вы полностью разочаровались в выбранном пути буквально на первых же шагах и, красиво обведя всех вокруг пальца, с большой выдумкой сбросили привязку оши. Подозреваю, у вас намеренно были искажены эфирные тела при поступлении, однако их слишком быстро демаскировали, и вам пришлось как-то форсировать взлом оши и прощупывание горизонта событий, идя на критические риски. Вы мыслите категориями взрослых и вполне дееспособны. Все вы весьма занимательные персоны, которых я предпочел бы не видеть во врагах — да, я прочел обещание смерти в ваших глазах. И захотел заблаговременно избавить себя от возможных проблем, разрешив ваши.

Лиефиль ответил вполне развернуто и разговаривал как с равными. Это льстило.

— А если мы сделаем свои инструменты, ваджры? — задал очередной вопрос Понг.

— Да ради мэллорна, если сумеете! Не инструмент определяет асма, кто бы что ни думал.

— Лиефиль... как вы видите наше возвращение в гимназию? — взял слово Пинг.

— Это целиком вам решать. Но возвращаться придется — прохождение обязательно. С дезертирами и уклонистами поступают по всей строгости. Хех, Пинг, вижу, ответ не устраивает. Нарушились какие-то ваши далеко идущие задумки, я прав?

— Нарушились...

— Не унывайте так, воображение у вас отменное — покумекаете и, глядишь, еще чего измыслится, — хмыкнул эльф. И продолжил серьезным тоном:

— Однако вопрос задан правильно. Афишировать ваше положение нельзя, а поучиться манерам требуется, равно как и другим знаниям и навыкам. Ваджры созданы невидимыми для ошейных, однако, как с вами тут выяснилось, не для всех сделанных ими артефактов. Поэтому я надеюсь, что вы не совершите какую-нибудь глупость. И украшения с себя сами снимите перед заключительной стадией ритуала совершеннолетия. А уши, кому следует, я накручу и об остальном позабочусь. На счет своих учеников я не шутил, но к этому вопросу вернемся при переходе в гимназиум. У вас есть, что сказать?

— Фффх! Мы хотим тоже учиться!

— Максимум это в любое время появляться и находятся рядом с Пингом или Понгом. Невмешательство в учебный процесс — понятие расплывчатое, но вы главное не наглейте и за вас никого наказывать не будут. Для всех вы останетесь амикусами, ваша способность изъясняться прецедентом не стала — это стандарт для содалисов гитов.

— Хех, похвальная надежда на сознательность. А в наше положение входит сверкание и связь с астралом?

— Что за тон, Понг? Конечно. Не входит. Ложью не будет объявление энергетического выброса результатом проявления ваших просыпающихся чародейских способностей, обосновывающих и место в прима. Прецедентом вы не стали, хотя во всех случаях до вас возможность вплетения голой воли в кантио появлялась в период полового созревания у двух-трех дуотов за тысячелетие, а после ритуала единения — у троих-четверых за век. Однако, арифметика сложения искр-близнецов не действует на других, давая осечки в большинстве случаев. Все листья Ориентали минимум блистающие, а не просто искрящиеся, к коим относятся все эльфы. Для естественного перехода на следующую ступень нам требуется обозримое время и посильные ограничения. Этрас Цандьбаун, например, Блистающий, с большой буквы, прекрасный маг, к тысячному рубежу осилит планку сверкающего. Этраис Щоюрацажак справилась с ритуалом совершеннолетия лучше, сразу став сверкающей, чародейкой. Ее амбиции простираются до княжны-мерцающей, и без учета разницы между их возрастом она ею станет веков на семь-десять раньше, чем он князем-мерцающим. А дальше дэвы с переселением на Тигальгашхрандотатуо, предел эльфийских мечтаний. Страна Облаков — жалкое подобие.

— Спасибо, Лиефиль... — Получается, Лиефиль, меня, как альфара, ждет ритуал сопричастия с перерождением в эльфа?

— Да, Понг. Вас обоих ждет при поступлении в гимназиум, если сами не справитесь с теми уродствами, что с собой сотворили и если подтвердится ваш статус сверкающих — у Оккидентали зафиксированы случаи перегорания во время гормональной перестройки тварной оболочки. Кстати, раз вы встречались со Жнецом, то проводить вас повторно через смерть во время инициации излишне, останетесь вы сверкающими или потухните до блистающих, но об этом не следует распространяться. И простите, подпиткой из астрала через связь с Сержи пользуйтесь вдосталь. Занятия с астральными питомцами сводятся к умению выходить в астрал, к сбору и трансформированию его энергии под свои нужды. Хочу сразу предупредить: телесные наказания на вас должного влияния не оказывают, поэтому за непослушание и провинности вас, Пинг и Понг, будут использовать в качестве дармового источника энергий. Прокачка надей полезна, но в экстремальном варианте болезненна и может привести к перегоранию, в котором кроме себя вам некого будет винить. Это справедливо, я прав?

— Вы так легко пойдете на потерю сверкающих? — удивился Понг.

— Мне нечего терять, а вот вам декада веков прибавит мудрости. Предпосылки решения нужны?

— Нет, спасибо...

— Будьте откровенны и эльфы к вам потянутся.

— Хе-хе, Лиефиль, мы ни разу не солгали в Кюшюлю и все прямо таки тянулись к нам...

— Лукавство не красит вас, Понг, и вы меня прекрасно поняли. Полагаю, насущные вопросы иссякли?

— Да, благодарим.

Князь боле не медлил — завораживающее исполнение чародейского кантио, которое только и возможно в среде, где материей является сырая энергия, структурируемая волей, и мир вокруг для всех чувств размазывается, световой поток резко меняет направление бега. Пинг и Понг буквально вмазываются в свои тварные оболочки подобно метеорам, разрушая кропотливые труды все тех же эльфийских рож, сильно прокисших с прошлого раза.

И завертелась круговерть с князем в центре. Ах вы такие сякие, чего творите, уроды безмозглые!? Вам чародеев в подарок на блюдечке преподносят, а они ушами хлопают и зенки спросоня не протирают! Это ж надо слона за муху принять, да за каким ялом я вас спонсирую, как там... кретины!!! Да-да, и это тоже! Вы все тут куски ожиревшего от дури идиота, филейные! Зажрались тут икоркой да трюфелями... Согласен, весь педагогический состав на геркулесовую диету! А кулинарные изыски пострадавшим бойцам, до пересменки с вашего стола, ректор, будут кормиться! Через месяц начнут, как похудеете. И нечего тут рыбьи глаза пучить! А где клуша, разбазарившая давеча казенную маэну?! Или мне и вам уши накрутить??? Вот именно, в трубочку! Да ты совсем с пенька съехала, курва!? Скажи спасибо, что не завяли и не отпали, как у них! А чего это, брысь, не при детях? Ты вообще развел тут, понимаешь, патетический политес вместо акцентов на праве сильного! Умом, тупицы, или с возрастом ваши извилины выпрямляются?! Точно, у некоторых эльфов с декалетами маразм ох как сильно крепчает! Где тут самый старый маразматик?! Какая прелесть... недолупил я тебя когда-то, ох мало с кисой ты лобызался — даже не переделал, хрыч! Ты чем меня в детстве слушал, задом?! Хех, и нечего курочке завидовать, слоник! А вот Вы лыбитесь зря!.. И что свинячий хвостик?! Уши сбросили, не передний же вам стручок крутить?! Вы смотрите мне тут, отсохнет и вся недолга! Смирно! А ибо какого жмыха хвастались гиперасэнадом!? О! Да вас, ректор, парни-то пожалели! Опустошен резерв всего одного управляющего модуля... а в сумме емкость оши сопоставима... с м-альт-хранилищем супрем-каэлеса!!! А еще прозевать в обруче мегамагоконструкт, в наглую питающийся от оши! Да за такое, ректорша, в конце третьего квартала ждите квалификационный экзамен! И не зыркайте, не расплавлюсь! И вообще, я знал, что вы женщина падкая на украшения, но приняв взятку, потом обмануть!.. Вы еще и жадная в довесок! Да-да! Задаром обзавелись эксклюзивной моделью "часов", а об абонементе хотя бы в раздел фундаменталистики до сих пор не обеспокоились!? Во-во, ни в одном глазу о библиотеке АЗУ! А я там как раз вроде видел корешок "что такое оши и с чем его едят" времен моего прадеда! Всех! Слышите, всех интрукторишек и курансишек, через которых прошел дуот Панг, и вас в том числе, до нового года ждет аттестация на соответствие занимаемому месту! Ишь распоясались, пока старшие отвлеклись! Ну, скажите, я прав!?..

Глава 4. Подоплека

Ступал центурион бесшумно. Его выдавал скрежет розовых клыков на голове и хлопот непослушных ушей. "Да подумай ты уже, наконец, мозгом, а не задом, цен! Уведи алсов!" — вот он и вел, не пророним ни мысли, ни слова. Пинг и Понг в противовес шлепали громко. А бесшумно у них крутились хвостики на открытом магией посреди флофоли пяточке с видом на копчик. Принцип построения чар походил на используемые до этого, но принцип их действия кардинально отличался — совладать сходу не получилось. Противно розовый хвостик длиною сантиметров в девятнадцать и толщиной в палец постоянно реагировал на разные нервные импульсы, то закручиваясь спиралью в одну сторону, то в другую, то кренделя верхней третью выделывая, то залазя целиком в попу, то загибаясь через пах вперед, отчего юбка визуально дырявилась еще и спереди при дурацком виде сзади. Как с ним сидеть или лежать, алсы не представляли. И, ял, он был жутко колючий и чувствительный! И спины у обоих чесались — отутюжив кисой Хэмиэчи от плеч до ягодиц, он в конце на "курансишках" походя убрал выпестованные шрамы с них, и брови с ресницами восстановил добродетельный князь, но ни цвет кожи не тронул, ни уши, ни ярко белые отпечатки ладоней на розоватой и бронзоватой коже голов, отчего вся совокупность особенностей приобрела комичный вид.

При посещении старшими — действительно, после устроенного респектабельным князем балагана они старшие, не взрослые — столовки, начиная с центуриона, принято вставать. Ушлые сервы предупредили заранее — никто в спешке не дожевывал и не дозаглатывал. Иначе бы подавились, и рыбьи пучела точно как у крабов повылазили бы, на стебельках. Дуот Панг не пытался гадать, кто из троих идущих вызвал наибольшую реакцию — он прикладывал неимоверные усилия для игнорирования хвостов.

В возникшей на тот момент тишине по трапезной отчетливо разнесся прорвавшийся наружу от столов для самого младшего звена цепи бубенцовый смех, мгновенно прорвавший плотину. Однако для дуота Панга, не понаслышке знакомого с глюками оши, обморочное падение дуота Эёуха прозвучало поистине оглушительным набатом. Резко подскочила мысленная активность. Побежать к ним — нападки продолжатся, причем внутри дуодека станут не менее жестокими. Позволить перерасти клинической смерти в шоковую привязку души к камню — конец дружбе, которая навсегда станет ассоциироваться с потусторонней гранью. Как поступить?! Пинг и Понг споткнулись на ровном месте, влетев в исполосованную спину остановившегося центуриона, с шумом выдохнувшего, скрипнувшего зубами, и щелкнувшего развернувшимися назад клыками.

— Извините, центурион, — выдохнул вслух Понг. — Деменция через три ниции, некроз мозга через семь, деградация личности через восемь. А вам какое время предсказать, командиры? — скучающим голосом читающего третий подряд доклад архивариуса унеслась в ментал фраза молча отстранившегося Пинга.

— Чего ты на всю трапезную несешь, Пинг? — сквозь зубы произнес центурион, поднявший левую руку вверх и сжавший, напрочь прекращая поднявшийся шум.

— Высокое начальство сегодня снимет вас с должности, а в перспективе через две с половиной ниции и с лица Арездайна, — чуть улыбаясь во время мыслеречи. Без полоски очков выглядело бы не так зло.

— Рядовым штольни драить станете. На пару с деканом Ринаэ, — добавил Пинг.

— Да что вы опять себе позволяете?! — залепив пощечину.

До извинений Понг через выгнанных в астрал Сержи был вынужден прямиком обратиться к Лиефилю:

— Можно обратиться, Лиефиль?

— В чем дело, Сержи?! — в отголосках гнева разрываясь между двумя планами.

— По причине того, что дуот Эёух при всех выказал дуоту Пангу симпатию, дуоты Оонт, Иёйц, Аёыл и подзуживаемый им за мнимое воровство содалиса Юиёц избили его в Стране Фей, из-за косвенного вмешательства не успев покалечить их пострадавшие от крокодилов в Попрепе ноги для совмещения травм ради исключения из Кюшюлю. Боясь, как бы в собственном дуодеке Эёуха не началась травля, о которой он при всех их предупредил на ристалище, дуот Панг не может открыто вмешаться. В эти мгновения опущенный вами центурион включил дурку, их приятели больше заняты устроенным в трапезной цирком, а декан не придал значения — оши после обморока на почве глубоких переживаний не восприняли переломы шей Хуана и Хоана, с виду лежащих нормально. Прошла уже ниция...

Князь молча оценил завуалированную просьбу спасти друзей и должно отреагировал.

— Замереть! — одним словом появившийся из ниоткуда князь обратил еще звучащий эхом пощечины воздух в патоку для всех, кроме него. — Исчезни! — головы окружающих, у кого глаза не доставали, медленно поворачивались к исчезнувшему в небытие столу со скамьями, к которому с расплывчатым хвостом из своего смазанного подобия переместился князь. Говорить ни звуком, ни мыслями никто не мог — только следить. — Распрямиться и восстановиться! — приказал на верхнем элоре Чародей двум телам, простерев над их головами руки. — Листья!

После последнего волевого кантио два теперь уже спящих мальчишеских тельца приподнялись в воздух на двух золотых листьях мэллорна, зафиксировавших их на себе. Князь с двумя как собачками следующими листьями, повисшими на уровне его талии, уверенно походкой владыки все в том же одеянии, колыхающимися по фигуре, остановился в шаге от Хэмиэчи.

— После всего случившегося и сказанного я вдруг узнаю, что Вы не желаете вникать в речь юных чародеев, — заговорил владыка звучным баритоном. Вся столовая только и могла, что превратиться в рыб. — Здесь собрался цвет Нашей молодежи, а не Ваши сервы. В стране действует военное положение, и я как князь Ор`Маммилляриэль рекрутирую вас рядовым на передовой фронт боевых действий союзнических войск на Имриксе. На сборы! — пассом руки ровно в указанный дуотом Пангом срок князь отправил искры центуриона куда-то на северо-восток. — Ринацео, за пренебрежение к своим подопечным, алсам Хуану и Хоану, — стоя спиной к нему, — объявляю вам выговор с занесением в послужной список. Дуоты Оонт, Иёйц, Аёыл. За разбойное нападение в Стране Фей с целью нанесения дуоту Эёуху зеркальных травм и подстрекательство к этому дуота Юиёца, — по-прежнему смотря на Пингаи Понга, — я навсегда закрываю вам доступ в Страну Феи и Страну Облаков. Так же дуотам Оонт, Иёйц, Юиёц, Аёыл я объявляю строгий выговор с занесением в послужной список и пожизненно запрещаю после достижения совершеннолетия находиться на территории любого каэлеса и столичного региона. Решение может быть обжаловано в вышестоящей инстанции с извлечением мнемосчитки за всю прошедшую неделю. Дуот Панг, я предупреждал вас о манерах и персональном наказании. Вытеснение! — сделал он толкающее движение обеими руками, визуально совпадающими с контурами белых отпечатков на головах.

Не действуй обездвиживание, Пинг и Понг свалились бы — ноги подогнулись, став ватными. Они оба помнили об этой боли. Когда-то давно, стоя в ванной, некий ученик уже испытывал подобное. Не закричали, не застонали, но кровавые брызги с шумом вылетели из носа. Им за спину выдавились их призрачные дубли из чистой энергии, всосавшиеся в появившийся старинный медальон, как дым в вентиляцию.

— Вот, Пинг и Понг, можете же, когда хотите, проявлять крепость воли, — произнес Лиефиль. Шагнув вперед. — И древних амулетов, требующих зарядки ки, маэной, праной и асэной(!!!) я передал Кюшюлю во множестве, заряжайте в свое удовольствие, сколько влезет, — ероша воображаемые волосы на лысых головах. — Будет, что изучать, когда станете гитами, — как две кегли он отодвинул Пинга и Понга, раздвинув пространство между ними и пройдя восемь шагов, пока не проплыли ложа с Хуаном и Хоаном, и раздвижение сошлось обратно.

Неожиданно развернувшись лицом ко все еще застывшим эльфам, князь начал речь, отправив листья с дуотом Эёухом в сам собой открывшийся портал:

— Асмы! Я огорчен вашим пониманием слова "сила" при известном вам наизусть множестве притч о нем. Силен не тот, кто занимает верхние строчки рейтинга, а стоящий на нужных. Рассмотрим дуота Панга. Одержимый местью за первенца, Хэмиэчи выместил свою злобу на поступающих алсах, в первый же вечер превратив для них все Кюшюлю во вражеский стан. И на первом же занятии инструктор подтверждает их мысли своим злонамерением. Дуот Панг, росший в другой культуре, по-своему пытается уличить замысел старшего, но Ринацео, даже не представивший дуодеку нового дуота, предпочитает действовать по старинке, как привык, не шевеля извилинами. У дуота Панга была заранее назначена встреча на первый вечер, и он ею успешно пользуется для отправки глупца в отпуск, пока еще хуже не сделал, заодно создав ситуацию для выявления истинного к нему отношения в дуодеке. После отбоя при поддержке все того же Хэмиэчи, заблокировавшего воспоминания участникам, его избивают в спальне, полагаю до смерти, оставляя раны на откуп оши. Где теперь этот Хэмиэчи? Сам попался в свою ловушку и умер истинной смертью!.. Следующим его до смерти, позволившей пристать проклятью, избивает ближайший старший, временный Ринацео, позже якобы случайно убивший на глазах дуота Панга его ближайшего друга, астральную сущность ежика, минуя стадию содалиса ставшего амикусом. Вот и выяснился очередной смертельный враг. Затем второй Хэмиэчи, пользуясь кажущейся беспомощностью, бездумно лезет в дуота Панга, пытаясь заарканить. Что тут остается думать дуоту Панг? Он глубоко в застенках вражеской крепости, где его дважды убивали за просто так, где его гнобят все, кто должен проявлять заботу. Все их естество менталона восстает на борьбу с обстоятельствами. Он отдалил Ринацео. Навсегда избавился от своего первейшего врага, Хэмиэчи. Заметьте, он не применял грубую силу кулаков или меча, он не инкатил крутейшие кантио. Он действовал силой ума, своим разумом проникая в ситуации и обдирая их до нитки в свою пользу. Далее он демонстрирует всем свою силу, лично жестоко наказывая задиру Оюфа. И еще раз пользуется уже другой ситуацией, руками проректора отсекая вообще какие-либо поползновения со стороны слабака Оюфа, не понявшего, с кем связался еще после первой нападки. А старшие все заняты, они проводят аттестацию гимов, у них полугодовые отчеты. Они все становятся врагами дуота Панга, обливая его своим безразличьем и непониманием простейших и общедоступных вещей. И вот настало сегодняшнее утро. Заоблачное счастье бурлит, разжижая мозги деканам. И дуот Панг незамедлительно пользуется ситуацией, ведь у него в руках настоящая пан-терральная взрывчатка, задарма подаренная вторым Хэмиэчи. Взрывчатка, позволяющая ему заодно проверить на вшивость вроде как появившегося заступника, проректора. Однако тот крупно ошибается, не включив свои мозги, не подумав о чужеземности нового алса, о заложенных в нем иных личностных основах. И он тоже демонстрирует жалкому дуоту свою силу, кичась таким рассяким посохом. Дуот Панг окончательно уверился в том, что все вокруг него враги, что никому нельзя верить — предадут и скажут: "Квакши, кстати, являются прекрасным подспорьем в наших условиях". Дескать, мы хотели как лучше, но ты сам виноват, дуот Панг, что получилось как всегда. Отвратительно! Теперь ристалище. Дуот Панг вновь просчитал ситуацию и тихо дожидается нужного момента. Призыва питомцев, чтобы с признаваемом старшими правом разделаться со своим вторым смертельным врагом. Однако... Однако в процессе он понимает, что его первый амикус уже не полуразумное животное. Что Инти, смасшая дух второго амикуса, Сержа, перестала быть просто астральной сущностью. Что Сержи, по сути, такой же дуот, такой же АСМ, как они, РАЗУМНАЯ сущность. Дуот Сержи перестал быть амикусом, он вырос до друга, до младшего брата. И дуот Панг это понял, увидел. А чувствами и жизнями членов семьи не играют, их оберегают и лелеют. У дуота Панга никого нет на Глорасе, а тут среди беспросветной тьмы вражеского стана появляется кто-то очень-очень близкий, родной и очень-очень желанный. И он простил своего смертельного врага. Простил ради жизни обретенного младшего брата. Он отправил двух деканов силой своего желания в Попреп, дав одному время подумать над своей чрезмерной инициативностью, а другому время одуматься и сдаться без боя. У дуота Панга была возможность уничтожить Кюшюлю, стереть ненавистную гимназию с лика Глораса. Однако он направил выброс энергии, спровоцированный еще одной яловой мстительницей, в противоположную от ствола мэллорна стороны, на сколько возможно уменьшив разрушительную силу. Впрочем, он не был бы дуотом Пангом, не обрати и это в свою пользу — он сбежал из тварного мира в астрал. Как оказалось, у ректора тоже полно прямых извилин. Она досконально не разобралась в случившимся, и воспользовавшись оставшейся привязкой оши к душе дуота Панга, она притащила его к тварным телам, желая воздать за причиненный каэлесу ущерб. Да, ее оставили в лживых дурах и окончательно сбросили хомут Ориентали. Да, лживая. Они приняла подарок дуота Панга и пообещала устроить Ринацео отпуск на четыре месяца. Разве он до сих размышляет о сути бытия под пальмой? Нет, Ринацео здесь. Вот так дуот Панг попал в каэлес Кюшюлю и силой разума, приоткрытой первым местом по логике с интуицией, причем с минимальным отрывом, он вскрыл всю заскорузлость и закостенелость, лживость и мелочность, всю СЛАБОСТЬ Кюшюлю. Супрем-каэлес враждебен, но слаб. А раз здесь собран весь цвет нации, то и вся нация, все Древо Ориентали, у которого дуот Панг хотел найти новый дом, враждебна. И слаба. Слаба умом и сердцем. А это признаки деградации нации, асмы. Мы, эльфы Древа Ориентали, мним себя самим сильными на всем Глорасе... А на самом деле движемся к упадку и вымиранию. Да-да, вымиранию как расы! Грандиозный провал операции на Юзи далеко не первый и не последний! И пока такие как вы, безумные слабаки, выпускаются из гимназиума и дохнут, как глупые слизняки, умные враги целехоньки и строят планы... и строят планы... и строят планы по тотальному уничтожению всей нашей расы, всех эльфов, черных, белых и красных, в полосочку и крапинку!!! Извините. Я поддался эмоциям. Да, асмы, дуот Панг и мной сумел покрутить, через меня наказав трех своих обидчиков из дуодека. Болячки дуота Панга излечимы, а вот у дуотов Оонта, Иёйца, Юиёца, Аёыла искалечена вся будущая жизнь. Он терпел избиение от силы деление, а главные из мучителей будут всю жизнь расхлебывать последствия своей детской неразумности. Насмешки над гимназией за последние места дуота Панга в аттестации, до которой, по уму, его вообще не следовало допускать весь запрошенный его отцом год иммунитета, ничто по сравнению с тем позором, что обрушиться на судей, определяющих инструкторов и менторов, центурионов и деканов во всех остальных каэлесах, а теперь вынужденных готовиться к собственной квалификации! И ведь эльфы из других каэлесов припомнят все-все аспекты судейства! Дуот Панг силой своего ума тряханул всю систему образования Древа Ориентали! Вот она СИЛА, асмы! А вы все лупите рыбьи глазки и невдомек вам, калечным наголову, что не в кулаках сила, и не в даре, а вот тут, в голове, в собственной разуме и воле! А руки, ноги, магия — это все ин-стру-мен-ты! Их надо развивать, о них надо заботиться, но они все управляются отсюда, из головы, СО-ЗНАНИЕМ!.. Нет, я не откажусь от своих решений. Все они продуманы и взвешены, просто дуот Панг интуицией ли, предвиденьем ли, расчетами ли — не знаю! — заглянул дальше меня... Все решения правильные, давно зревшие, и по вам ч... Цэё! Цао! — выдергивая их к себе.

Внезапно остановившийся князь все говорил и говорил вслух, поначалу тщетно пытаясь отыскать слабину в безупречной родословной, на подобный случай составленной Лейо и Зефиром. Князь постепенно излагал свое видение, пытаясь на животрепещущем примере показать всю пропасть. Однако начал он за здравие, а кончал за упокой.

— Так вот как это произошло!.. — дуот Юиёц не смог и пикнуть, как длани возлегли на его темя, считывая информацию с доступного для Чародеев слоя, минуя жалкие запреты магов.

В считанные мгновения глаза закатились, тела обмякли. Слезы у Лиефиля побежали в три ручья. По-прежнему точными и грациозными движениями, он оттолкнул на возникшие из ниоткуда листья дуота Юиёца, отправив их по тому же маршруту. Лиефиль не замечал более откровенного ужаса перед его силой — многие давно потеряли нить его рассуждений, еле выдерживая присутствия огромной мощи. Пинг и Понг прилагали колоссальные усилия, не давая сверкающим эмоциям князя ослеплять или зажигать, а Панг спешно развинчивал чары, вникая в суть наброшенных сетей, не дающих как следует пошевелиться и хоть что-то произнести, без разницы как. Резервы оши переполнились первыми, следом разгоралось пламя в центре обруча, как бы поглощая свет заходящего Ра, замещая его.

— Так вот почему у нас в боях такие жуткие потери! Когда умеющие притворяться командиры олигофрены, прогнившие изнутри еще в детстве!.. Да после увиденного я... Я ведь сам был и цео, и ценом и проректором!.. Но не в прима, судьба миловала, видимо... Да я лучше возьму на себя грех и убью десятку тысяч личинок трупной мухи одним махом, чем позволю кюшюлювцам бесславно погубить очередные сотни тысяч!!!

— Пожалуйста, прекратите, иллюстри Лиефтандэр! — громко обратился на мыслеречи Пинг.

Дуот Панг банально проломил скопленной силой чары чужой воли. Он много не планировал и так далеко не заглядывал, как вменял ему князь. Однако Панг понимал, насколько сроднился с Лейо и Зефиром, и чье в действительности планирование ситуации приоткрылось князю. В эти мгновения вся ответственность за выбор легла на плечи дуота Панга. Пусть с виду оба его альтера управляли, казалось, всеми аспектами его жизни, но это не так! Все ключевые решения принимались им, он капитан их корабля!

— Достаточно метать бисер перед свиньями! — яростно закричал в ментал Понг. — Ваши доводы не находят понимания, лишняя информация утекает в песок, а слезы сильного мужчины уже превращаются в нюни сопливого мальчишки! Вы сами стали терять разум, иллюстри Лиефтандэр! Мэллорн не выбирал, где, с кем и как ему расти! Но когда-то и вас Древо пускало в свою душу, когда-то и из вас оно по мере сил вытягивало миазмы обид и страданий, губя свое могучее тело! И так-то вы хотите отплатить благородному и самоотверженно растущему наперекор всему Древу, родственному вашему собственному целителю души?! Изничтожить под корень вместе с термитами, так, да?! Кюшюлю откликнулся на призыв о помощи дуота Панга, и Панг возблагодарит сполна! Вытеснение в мэллорн! — надрывно прокричав вслух кантио, впервые сотворив чары, а не закамуфлированные подделки, создав инфэо нового для себя уровня.

Одновременно с криком Понга Пинг отправил сжатый мыслеобраз:

— Отдайте прима-адептов Волосне, князь, и оно никого из эльфов более не тронет! Шестеро избрали свою стезю, осознанно связавшись с потусторонними силами. Их право, их выбор, их путь! Не толкайте на него остальных, не усиливайте врагов рода живых. И зря все же, князь, вы открыли подноготную своих решений, теперь дуоту Пангу не будет жития и он должен кануть в лету. Вы поступили неразумно, когда вмешались в воспитательный процесс, сунувшись в чужую сферу компетенции под влиянием мимолетного порыва чувств. Тактически вы сделали верный ход, но стратегию проиграли. Прими прощальные подарки, Лиефиль. Первое. Квинтет в курсе, что после потери контроля над Юзи ни один эльф не может зачать, а эльфийка родить. Они вычислили — только у созревающего поколения с открывшимся до Диасаестусирарум даром получится преодолеть последствия смены магнитных полюсов Глораса во время полового созревания. А при содействии фэйри они смогли бы зачать и родить хоть десять здоровых эльфов или дуотов, хоть двадцать, и без преклонения перед ненавистными небожителями. Император фэйри еще не завершил лечение пребывающей в хаосе души Лар`соуруф-дьяара, но заранее позаботился об Эннаф`оккиден-рьядьраре и Оэлу`ориен-даядьряде, подарив им гнезда новых ульев фэйри. Семена фэйри взрастают в сиянии, князь Ор`Маммилляриэль. Эльфы со своими подрасами, сольфами, рульфами, дроу, либо изменят своим принципам, либо вымрут и без стараний Давжогла. Укрытые Сверьялусом разве что уцелеют в его питомнике. На небосводе сейчас трое сияющих и двое готовых вот-вот стать ими. К моменту, когда бы мы вышли в свет, процесс отмирания каэлесов вошел бы в свою естественную фазу отсыхания. Двадцать лет без детей для эльфов пустяк, перешагнули бы обновленными без потрясения основ. Второе. Мы выбираем вас нашим правопреемником, Понг и Пинг это псевдонимы Лионаэна и Наэнлиона Лис, лист оло-Солярис, стебель Фракталарасол. Распоряжайтесь наследством сознательно.

И пока смысл проникал в окружающих, из материи вышла энергетическая составляющая — два ослепительных силуэта. Мгновение застыло, казалось, река времени остановилась. Однако князь не успел, не смог, не сдюжил, порастратившись впустую. Сверкающая сила, окольцованная изменившимися оши, неудержимо устремилась к стволу Кюшюлю, получившему два защитных амулета, окольцевавших ствол у корней и кроны. Тела же Пинга и Понга осыпались облаком пепла, припорошившим грамоты, регалии, лишенную магии дужки и обручи, покатившиеся по полу, одежку и обувку, весь нехитрый скарб, спрятанный в нуль-пространстве.

Глава 5. Планы

— Асмы! Я огорчен...

За один миг Панг прозрел, вернее Гаер поделился пророческим видением. Такое развитие событий ну никак не прельщало Пинга и Понга, желающих жить, пусть в такой страшно жестокой среде... Панг жаждал скромных радостей, своего незамысловатого кусочка счастья в тварном мире. Он хотел вкусить, пока можется, сам, лично, многое из того, что увидел в чуждой ему памяти, доставшейся от трех асассинов, посланных его убить, от ура, ставшего игрушкой в неразумных руках, от двух архимагов, в его собственном доме и по его глупости убивших взращиваемую им любовь, от миллионов книг, свитков, гримуаров и прочего, хранящегося в поглощенной дорвавшимся до знаний идиотом библиотеке, от... Да просто, в конце концов, воплотить мечту о домике на краю мира, где можно на годик-другой уединиться с кем-нибудь. Он полнился нереализованными земными желаниями, абсолютно нехотя впадать в спячку в берлоге ядра Бодо от страха навредить. Да, это он виновник планетарной катастрофы, это он вскрыл зревший тысячелетиями гнойник, из-за его детского максимализма и воображаемого всемогущества Глорас целый миг находился на грани становления астероидным поясом. Однако сожаления нет, как нет и подавляющего желания целиком впасть в самосозерцание и самопознание ради овладения собственной силой, дабы перестать отражаться слоном в посудной лавке.

Князь оборвался под намеренно вычурные желудочные рулады Пинга и Понга. Он поступил разумно, выждав паузу и вежливо задав вопрос:

— Пинг и Понг, разрешаю говорить.

— Пожалуйста, князь, срочно уделите нам миг приватной беседы в том же месте, — в пояс поклонился Пинг.

— Здесь присутствующим дано достаточно пищи для размышлений, — так же отдал поклон Понг.

Почти децию князь размышлял, молча выполнив просьбу. Астрал. Аслаош-раом`Бодо. Темпоральный кокон, построенный без откачки "воды".

— Я вас внимательно слушаю, крест-дордже.

— Вы поверили в нас, как в полноценные листья. Теперь мы просим безоговорочно поверить, как в крест-дордже, — глядя прямо и твердо.

— Вы за год до ритуала совершеннолетия получите мнемосчитку этой недели с комментариями по мотивам поступков, — с долженствующей осанкой. — Это не торг, это необходимость, — чувствуя колебания.

— Я не в праве идти на подобные риски, основываясь на догадках.

— Вы отличный тактик, князь, но слишком долго за вас стратегию определяет трон. Извините за беспокойство.

Пинг и Понг синхронно отвели взгляд в сторону, оставив астрал плести свою странную мелодию, временами дисгармоничную, временами космически прекрасную. Ваджры и переход по другой дороге сделали влияние свободно разлитых обрывков бессвязной информации и гул энергетической мощи совершенно терпимыми, становящимися все незаметнее и незаметнее.

— Я обещаю оценить просьбу...

— Нет, вы не поняли, князь. Время оценок и раздумий придет позже, а в данный момент требуется довериться нам и исполнить приказы буквально и дословно.

— Мы поклялись, князь. Поклялись в Аслаош-раом`Бодо, преддверии бывшей божественной обители.

— Хорошо, разбирательства отложим, — после долгого взгляда, способного прожечь толщу земной коры. — Что от меня требуется, крест-дордже?

— Неукоснительно действовать по сценарию.

— Первое. Полностью отмените объявленную квалификацию. Взамен пусть ректор со всем штатом своих помощников по учебной работе, все проректоры, телепортированный вами Хэмиэчи и временный Ринацео, исключая любое охранение, соберутся в за пять ниций до полуночи вот здесь, в пустыне.

— Второе. При возвращении в трапезную дословно повторите...

...— Я прошу прощения у дуота Юиёца за вынесение чрезмерного наказания. Совершенных нет, главное вовремя распознать ошибку или минимизировать ущерб от нее. Цэё и Цао, подойдите!

Четким пассом князь освободил этих двоих, тут же громко шмыгнувших. На негнущихся ногах они кое-как дошли до заоблачно старшего эльфа, мягко развернувшего их лицом к народу. Князю пришлось помочь им стоять магией — ватные ноги не держали тел с его руками на их плечах. Прикрыв глаза, князь незаметно для них сделал мнемосчитку, став в первую очередь вникать только в самые важные моменты, обозначенные Пангом: время отбоя во вторник, пять ниций до подъема в среду, Страна Грез в ночь на четверг, сиеста дорана. Почти сразу из его закрытых глаз показались блестящие капельки, а потом потекло два мокрых ручейка. Он бы упал, не озаботься заранее магией — дуот Юиёц охнул, когда на его хрупкие плечи навалилась вся тяжесть взрослого эльфа. Он сопел все громче и громче — князь заговорил существенно понизившимся тоном только через примерно три седьмых ниции, не уложившись в одну треть.

— Дуот Юиёц наказан запретом на любые сновидения вплоть до момента инициации во время ритуала совершеннолетия. Цэё уже наказан меткой преданного им содалиса, из-за которой он не сможет завести астрального питомца вплоть до момента инициации во время ритуала совершеннолетия. Это необходимое и достаточное наказание для дуота Юиёца за свершенное им. Возвращайся обратно, дуот.

Князь едва не забыл перевести таймер в режим срабатывания по условию — инициация. Все это время он говорил с закрытыми глазами. Отпущенные алсы арбалетными болтами прыснули к своему дуодеку, все еще зажатому тисками воли Чародея. Выдержав пару деций, он заговорил, сосредоточившись ничего не выражающим сухим взглядом на самых старших, усилием воли заставив себя не думать о Пинге и Понге как об алсах.

— Центурия Эринаседаэ! Вы не приняли дуота Панга в свои ряды, его пребывание в центурии тяготит вас, обостряет негативные эмоции и не способствует успешности протекания вашей жизни в гимназии. Это ваш выбор и ваше бремя. Дуот Эёух сам тяготится пребыванием здесь. Я беру ответственность на себя, превышая свои полномочия и чрезмерно влезая во внутренние дела каэлеса. Сегодня же переводом в Эхнессе я забираю обоих дуотов!..

... — Третье. Царь озадачил вас разобраться со Жнецом, ожидаемым манной небесной, а появившимся из ниоткуда со всей внезапностью, и сразу начавшим охоту на эльфов, помогая в сражениях вторгшимся с Рухма. В завтрашнем докладе не должно фигурировать наше сверкание, клятвоприношение и приказы.

— После фразы о переводе...

...— Стазис! — эхом разнеслось по застывшей в едином вздохе трапезной.

Повинуясь скупому движению руки, с эффектом зримой заморозки дуоты Оонт, Иёйца, Аёыл выплыли вперед, уложившись штабелями рядом с князем.

— Еще одна моя ошибка за сегодня заключается в том, что я не увидел, как шестеро глоров избрали иную стезю для себя, отличную от Древа Ориентали! Они связались с потусторонними силами. Их право, их выбор, их путь! Мы не в праве им мешать, и я помогу им реализоваться в полной мере. Дуоты Оонт, Иёйц и Аёыл сегодня тоже покидают каэлес Кюшюлю вместе со мной.

Сделав несколько выверенных пассов как по учебнику, князь телепортировал из столовой находящихся радом с собой восьмерых ребят. А сам продолжил:

— Третья цепь гимназии Кюшюлю! После завершения ритуала совершеннолетия у центурии Эринаседаэ все здесь присутствующие получат полную хронологию событий этой недели, связанных с дуотом Пангом. Вам будет доступна вся подноготная вместе с комментариями, включая мои собственные, ректора Щоюрацажак и проректора Цандьбауна. Я вас прошу, алсы и деканы, не обсуждать и не строить досужие домыслы — до добра это не доведет. Проявите терпение и выдержку, покажите умение частичной мнемоблокады. Всему свое время, а при спешке совершается много ошибок.

Князь закрыл глаза. Эльф открыл.

— Я прошу прощения у тех, кого ненароком напугал. Я извиняюсь от имени Древа Ориентали за причиненные Вам неудобства. Все вы личности, а каждая личность достойна уважения.

Отдавший земной поклон Чародей исчез мгновенно, будто и не было. А вот стол дуодека Ринаэ появился. Целиком и сразу освободились деканы — алсов медленно отпускало в течении ниции, речь к ним вернулась в последнюю очередь...

...— Четвертое. С ночи предупредите Эхнессе о внеплановом трансфере с передачей данных только по Эёуху. Пусть с самого утра всей двадцать четвертой центурии объявят о расформировании дуодеков на время недели отдыха, а деканы станут просто цео, строго никаких конкретизаций по дуодекам на всю неделю. Представление двух новых дуотов днем в среду непосредственно перед обедом, а до этого момента обеспечить пропитание и свободный доступ к мастерским и классам. Нам должны передать мнемокристалл со всеми рабочими данными центуриона и позволить на квартал организовать всех по своему выбору, а дальше по результатам. Ждите нас с дуотом Эёухом на двадцать четвертом секторе ристалища Эхнессе. Нам следует познакомиться с центурионом, двумя проректорами и ректором. Потом вы проводите Хуана и Хоана в спальню двадцать четвертого листа и сразу покинете его телепортом, а мы останемся вести разъяснительную беседу и сами дальше разрулим ситуацию.

— Пятое. Не препятствуйте нашим нововведениям, князь. Мы активно сотрудничаем с семьей ре-Т`Сейфов и вас призываем. Некоторые гаджеты покажутся вам бесполезной тратой. Пусть. Все окупит финальный приз. А ко дню Солнцестояния под планово случайным предлогом официально посетите Оак-Дюдьярд, где посетуйте та-Вастину на озвученную квинтетом проблему так, чтобы слышала Арьяна и ее брат Нимус. И не скупитесь, Чародеям не к лицу.

— Шестое. Когда спадет первая царская буря, предложите новых союзников. Фениксов. Изъявите желание стать добровольцем и во что бы то ни стало выполнить сказочную миссию. Честью клянитесь, если потребуется. Вот здесь метод, позволяющий плененному в кристалле существу вновь обрести свою истинную плоть. Есть нюансы. Весь плюс в том, что новое тело восстанавливается не в точности как до момента кристаллизации, а с учетом информационных наслоений за время плена — напрягите свое воображение, Лиефиль... Чтобы они стали союзниками, следует действовать аккуратно. Во-первых, соберите минимум полсотни камней феникса, начните с царской сокровищницы, любыми правдами и неправдами выцарапайте у квинтета пять самых крупнейших. Определите из пятерых того, кто к вам прислушается и после ваших слов выйдет на беседу, или со всеми образуйте круг после снятия принуждающих пут. На Орреджо полно жарких пустынь, отдайте им лучшие пески и камни и законодательно закрепите резервацию. Расскажите в целом о ситуации на Глорасе. Потом по описанному здесь свалите все камни феникса в одну большую кучку и забудьте о них на месяцок-другой, дайте им всем выговориться друг перед другом и созреть для перевоплощения на ваших условиях. Затем перенесите всех в центр их новых земель, отделите две трети и соберите достаточное число помощников для их единовременного преобразования. Во-вторых, оставшуюся треть свидетелей торжественного обряда вместе с камнем того, кого они до этого выбрали лидером, незамедлительно телепортируйте на Угэреж, и вот здесь перед трансформой сперва стребуйте со всех обещание. Пусть каждый при встречах с Тиалпироаикльнейтекдром первым делом скажет: "На обиженных воду возят. И если вы продолжите дуться, а не делом заниматься, то скоро вас всех в Ашщак-кла(*)...". А вот дальше пусть придумывают свои варианты, или выберут из следующих: шариками-фонариками сделают, в камины растопкой засунут, заставят сравнивать все по уровню окружающего, превратят в выжигателей Рунического Пояса миллиметровой вязью по всем стенам, начиная снизу, ежечасно синхронно кукарекать там каждую ночь. Когда он с вами свяжется, вы должны быть готовы поклясться освободить нашим способом более девяноста процентов всех фениксов из кристаллов. По желанию можно и в вечной дружбе между народами на царской крови поклясться. В обмен помимо прочего обязательно истребуйте сенсоров, способных отыскивать своих плененных в кристаллах собратьев. Согласитесь, живой и думающий союзник гораздо предпочтительнее старинных высокоинтеллектуальных побрякушек. И сохраняйте в тайне все детали своей миссии.

Лиефиль стоически терпел все наставления. Его брови часто летали, а нос морщился. Но взгляд оставался внимательным и вдумчивым. На фениксах он превратился в удава, рассматривающего через монокль жертвенную мышку.

Паени, Шает, Хотати, Тилби, Каташ, Ваол, Уннат, Пиул, Вэшт — девять отпрысков Зефира не успели повзрослеть. Отец по ним тосковал. Гаер же в лице Панга банально боялся встречаться с фэйри, своими детьми. Под влиянием маленьких фениксов взрослые не смогут отказаться от участия.

— Седьмое, князь Ор`Маммилляриэль. Мэллорны у вас не выбирают, где, с кем и как им расти. Мэллорны пускают алсов в свою душу, по мере сил вытягивая миазмы обид и страданий, губя свое могучее тело. Они — целители душ. Мы просим вас донести эту забытую мысль до каждого ректора. Если изменить отношение к Древу, оно отдаст сторицей — пример обеспечим через неделю. В том же Кюшюлю общая атмосфера резко улучшится. Окки и Ори довели до крайностей свое отношение к мэллорнам, а весь эффект-то лежит в серединке.

— И последнее, Лиефиль... Пожалуйста, нам не следует больше совершать компрометирующих встреч, а ученичество отложим минимум на пару десятков лет. Дуота Панга нельзя засвечивать сверх уже получившегося, следует настойчивой мягкостью глушить все слухи и разговоры о нем. Твои старшие после доклада откроют страшные вещи. Привычка рассуждать вслух обязательно попытается сыграть злую шутку, не руби с плеча, сдерживай себя, и царя. Не паникуйте и в дальнейшем не заостряйте внимание на озвученной теме. Следуйте сценарию. Возможно, уместно объявить о латентном даре оракула у дуота Панга, но это край.

Эльф, князь, Лиефиль, Чародей — лица менялись, жесты, мелодии чувств. Выданное на-гора со скоростью, сопоставимой с выказанной им в первые мгновения первой встречи, произвело шокирующее впечатление.

— Лиефиль, — наконец-то усмехнулся до селе нереально серьезный Понг, — а ты думал, мы прикажем пойти туда, не знаю, куда, и принести то, не знаю что, завернутое в яркий целлофановый пакетик и перевязанное вычурным бантиком? — на сей раз демонстрируя не координаты местности с приближением из космоса, а праздничный подарок с красочной надписью "С Новым Годом" со своей вселенски далекой родины.

— Бери-бери, позже сделаешь кому-нибудь сюрприз в довесок к необычным новостям, — весело разулыбался Пинг.

— Что там? — осторожно спросил эльф, похрустев в руках упаковкой.

— Сладкий десерт. Только сам не вскрывай и прояви в тварном мире за один миг так, будто самолично корпел днями и ночами напролет, лишь бы сделать приятное, — посоветовал Пинг.

— Вы меня обманули, Пинг и Понг, — неожиданно сурово заявил Чародей, начав кипятить "воду" вокруг. — Вы здесь не в первый раз!

— Мы не лгали! — надулся Пинг.

— Погружались мы впервые!.. — смело сверкнул глазами Пинг. — Ага, ведь слово погружение означает последовательный переход из верхних слоев астрала в океан жизни и дальше, сюда... — нагло заявил начавший говорить вместе с Пингом Понг, выпятив подбородок и грудь.

— И вообще, миг истекает, — хором.

— Йейль, с кем я связался?!.. — начал сокрушаться Лиефиль, ловко спрятавший пакетик среди полос одежды, только бантик и мелькнул. — А что за Ашщак-кла такое? — любопытно зыркнув одним глазом. Он производил первичный эмоциональный самонастрой.

— Ну, так не интересно... — Мы так не играем...

— Ладно-ладно, притворщики, я вас еще выведу на чистую воду! Помяните мое слово, оракулы доморощенные!..

Глава 6. Колбы и жидкости

Панг развеял сонные чары Эёуха.

Метровая подушка мха. Золотисто-зеленый цвет плотного и мягкого покрова приятно щекотал кожу колен, не проваливающихся, а оставляющих вмятинки, быстро выравнивающиеся. Под малым углом наклоненная к берегу прозрачного пруда поверхность слегка бугрилась. У самой поверхности мха тут и там цвели редкие бутоны роз нежно белого цвета с желтыми прожилками, над ними неярко горели свечным пламенем языки бездымного и не жгущегося пламени, вместе с нежно светящимися сережками окружающих поляну берез создающие приятно расслабляющую таинственную атмосферу. Меж испускающих медленно мерцающий свет рыжеватых водорослей плавали светящиеся аквамарином, изумрудом и янтарем волнисто-полосатые рыбки с огромными золотистыми хвостами. По извилистым кораллам пробегали голубоватые искорки. Водица из рядом журчащего родничка блестела, будто отражая на сумеречном небе мириады звезд.

Пинг и Понг склонились к лицам Хуана и Хоана, лежащих под ними на спинах. Ноги одни придерживали бедра других, руки упирались в плечи у локтевого сгиба. Предусмотрительно положенные ладошки братьев лежали друг на друге.

Пинг и Понг принялись кончиками языков щекотать губы спящих, целуя то верхнюю, то нижнюю. Хуан облизнулся во сне. Однако Понг, выглядящий наиобыкновеннейшим альфаром с двумя татуированными змейками, размер голов которых теперь сравнялся с ногтем указательного пальца, дужкой на переносице и на лысой голове тонким обручем, в центре которого неярко пламенело кольцо с внутренним диаметром в размер серой радужки глаз, порой загадочно бликующих блеклым разноцветьем, перехватил убегающий в норку язык своим, начав глубокий поцелуй. Хоан под присмотром Пинга не отставал от бронзокожего близнеца. Он попытался сонно пошевелиться, жуя губами чужой язык, но сидящий сверху эльфенок блокировал поползновения. Шумно втянув воздух, они ответили настойчивым губам, овеянные добрыми сонными грезами, махнувшими на прощанье влажными языками. Их несмелые поначалу руки сцепились ближе к концу долгого поцелуя в полусне. А потом освещаемые двумя расположившимися чуть выше изголовья цветочными свечками лица Пинга и Понга отстранились, деликатно разрывая поцелуй за удар сердца до его логического конца.

Мгновенно проснувшиеся очи распахнулись, а тела дернулись.

— Вы! Живые... Живые!!! Хнык, живые, живые... я верил! Они лгали... Живые... Ох! Нормальный... красивый... — не дожидаясь приглашения, их поцеловали еще раз. — Но как... — и еще раз. — А где... — и еще. — А что... — и еще. — А как... — и еще...

Влажные глаза, полные радостного счастья. От шепота до крика взлетающий звон голосов. Освобожденные руки обвили торсы, начав совершать учебные движения от лопаток наискось до копчика со стеснительным пальчиком между ягодиц, быстро сбегающим наверх. Они только единожды, размыкая руки, переглянулись между собой. А потом Пинг и Понг, почувствовавшие готовую твердь, выпрямили свои ноги и коленями подцепили их. Хуан и Хоан беззвучно хлопали осоловевшими глазами и припухшими от необычайно умелых ласк губами, а когда Пинг и Понг подцепили их ноги, понятливо согнули их, пропуская в заранее подготовленное.

— Пинг, а где мы? — мысленно спросил разговорчивый в самый ответственный момент.

— Цссс... — вслух ответил покрасневший Пинг, и уткнулся в шею застонавшего Хоана.

— Давайте просто насладимся друг другом в тишине, под шелест листьев и ручья... — ответил так же мысленно Понг.

Четверо качались на волнах прибоя. Хоан и Хуан никак не могли насытиться ни после второй смены положений и ролей, ни после третьей и четвертой. Усталость и нега пришла на пятой, когда вновь сидящие на них Пинг и Понг, мочки и заушья которых хотели продолжения, применили хитрую уловку, заставив эрекцию тихо угаснуть.

— Не надо мыслеречи, — произнес склонившийся над Хоаном такой же раскрасневшийся Пинг. Во время облекто и вечеров в спальне ласкать лица, шеи, уши, все, что выше плеч, определялось к интиму, к чему-то уже личному и не предназначенному для посторонних. Только друзьям разрешалось, и конечно же собственным братьям.

— Только слова, но потом, — скопировал позу Понг, так же прижавший ладошку ко рту близнеца и тут же почувствовавший защекотавший ее язычок.

— Сядьте, глядите, слушайте...

Дуот Панг Прижался к спинам дуота Эёуха, эротично подставившего шею для поцелуя, облокотился на воздушную подушку, обнял руками и ногами. Лизнул, подув.

— Мы на волшебном острове, летающем где-то. С него нельзя упасть, а идя все время прямо, за пару-другую делений придешь туда, откуда пошел, — тихонько и таинственно заговорил Пинг. Его руками по своей груди и паху водил Хуан.

— Вы должны знать — сейчас у вас часть памяти заблокирована. Иначе нельзя было, — пояснил Понг в ответ на больно сжатые Хоаном кисти. — Мы все вернем позже, Эёух, — жестко сказал, мягко прижавшись.

— Вы оба должны свыкнуться с мыслью о том, что все уже случилось. Уже произошло. Осталось в прошлом. Пережито. Очень-очень важно, чтобы вы все осознали все целиком. Как реально было. Со всеми подробностями. Мы добавим свои воспоминания.

— Не надо бояться. Не надо думать плохо о ком-либо. Следует пережить и отпустить. Простить. Понять и простить... — лизнув за ухом. И еще раз накрыв рот ладошкой в образовавшейся паузе.

— Мы сделали жизненно важный выбор за тебя, Эёух, в надежде на одобрение... Была критическая ситуация и мы не могли поступить иначе. От вас, если что, будем ждать подобного.

— Все будет хорошо. Все будет иначе. Мы будем рядом и не станем скрывать нашу дружбу.

Перемешивая слова и ласки, дуот Панг старался воспринимать их как друзей, а не любовную интрижку. С этого, самого главного сейчас понятия, начать уважать чужую культуру, коли поклялись. Хуан, уперевшись ногами, спиной вжался в Пинга.

— Однако, Хуан...

— Однако, Хоан...

— Дайте нам до конца высказаться! Все ваши слова и мысли в сеи ниции обманчивы...

— Однако, Эёух... Ты предатель! — они вздрогнули, а Хуан попытался заглянуть в глаза, но ему не дали.

— Ты предал нас, Эёух. Нам очень жаль, но это действительно так, не спорь.

— Тише, Хуан, мы все объясним. Постараемся доходчиво...

— Если кто-то из вас или сразу оба умрете...

— Нам будет грустно.

— Печально.

— Тоскливо.

— Мы вас будем помнить и порою вспоминать омуты ваших изумрудных очей. Но...

— Но мы будем жить дальше и смотреть вперед. Мы не станем убиваться.

— Мы через ницию можем улыбнуться, посмеяться над посторонней шуткой.

— Мы будем думать о вас, как об улетевших далеко и надолго искать счастья в другом месте.

— Мы будем радоваться за вас, с тоской вспоминая первый поцелуй.

— Ведь мы были друзьями, Хуан.

— Ведь мы были друзьями, Хоан.

— Но вы предали нашу дружбу.

— А мы старались, Эёух.

— Мы преодолели себя. Вы видели наши глаза...

— Наше смущение...

— Нашу скованность...

— Наши старания. А вы предали.

— Но почему?! Почему??? — Хватит!!! Вы сами нас предали, объясните же... — мысленно вскричали оба, не удержавшись, пустив слезы и сжав такие близкие и такие чужие руки.

— Вы постоянно о нас ведете думы.

— Вы не смогли нас отпустить так, как мы описали выше.

— Мы понимаем — вы другие. Можно и поплакать. Немного.

— Вы предали потому, что банально влюбились в нас, Хуан и Хоан.

— Отчаянно, поуши. Вами испытываемое уже не дружба, а любовь. То, чего мы вам дать никогда не сможем. И не примем.

— Да-да, именно подобное чувство так и зовется. По-перву грань легко не заметить, пропустить, прозевать.

— Только потому, что у вас неполная память, мы еще с вами.

— Только потому, что у вас неполная память, мы решились доказать свою дружбу так, как ее понимаете и видите именно вы.

— Если...

— Если и после восстановления вы не признаете очевидного, то...

— То мы вновь заблокируем, избирательно и уже много больше.

— Начиная с того самого сна. Не рыпайся!

— Мы все равно сильнее, себе же синяки ставите.

Они долго дергались и пытались вырваться, пихаясь локтями и пытаясь достать затылками по носам. Пинг и Понг срепко держали, принимая удары. Они нуждались в друзьях. И так же, как когда-то безапелляционно двое сидящих перед ними объявили себя их друзьями, они делали то же самое, утверждая права на дружбу.

— Мы искупаемся все вместе, — начав излагать все мысленно из-за продолжающихся брыканий.

— Вода ледяная сверху и теплая ближе ко дну.

— Берег уходит круто — один шаг и по пояс, второй и укроет с головой.

— До водорослей и рыбок два ваших роста.

— Искупавшись, вы будете думать порознь. Начнете использовать язык жестов — сделаем вас вдобавок невидимыми друг для дружки.

— Будете думать обо всем том, что в этом месте произошло, не торопясь.

— С момента, когда вы очнулись от наших поцелуев.

— Когда мы искупаемся, в ручье появятся камни.

— Каждый из вас на видном месте узреет белый, желтый и красный.

— Однако это разные камни, и в руках одного брата они ничем не будут выделяться в глазах другого.

— Белый. Мы начнем с чистого листа. Если среди вас будет раздрай и вы отдадите нам разноцветные камни, то мы начнем с чистого лица, а полная память вернется к вам в момент инициации на ритуале совершеннолетия.

— Желтый. Мы оставляем вам память с момента деции до финиша в Попрепе. И повторяем пробуждение поцелуями. Вы нас не предали, мы вам доказываем свою дружбу. И безболезненно делимся основными новостями, живя дальше дружно и счастливо, а полная память вернется к вам в момент инициации на ритуале совершеннолетия.

— Красный. Мы вчетвером все вместе объединяемся в круг и начинаем переживать все сокрытое — это страшно больно, кратно хуже еще свежих воспоминаний о Стране Фей. Если по окончанию в ваших сердцах по-прежнему останется любовь, мы ответим. А потом безжалостно все сотрем по белому варианту. Мы сможем пережить и это.

Хуан всхлипывал, больше не пытаясь вырваться — он услышал и почувствовал хруст чужой кости.

— Вы запутались и не понимаете. Не хотите понимать, а ведь помните достаточно для принятия решения.

— Вам страшно. Вас пугает наша непонятная сила и возможности, о которых мы говорим и которые демонстрируем, к примеру, не давая общаться.

— Мы искупаемся все вместе.

— И дуот Панг будет ждать решения дуота Эёуха столько, сколько потребуется.

Неожиданным магическим толчком Панг отправил Хуана и Хоана в полет в самую середину водоема, раскрыв объятья. Быстро вскочив, Пинг и Понг в три прыжка оказались у берега, с разбегу занырнув в освежающую прохладу.

Дуот Эёух часто заныривал, пытаясь поймать или найти кого-то. Но неуловимый дуот Панг так ни разу и не всплыл дохнуть воздуха — он мог держаться сколь угодно долго, а не две ниции, и плавал не в пример лучше. Хуана и Хоана почти сразу пришлось сделать невидимыми друг для друга.

Пинг и Понг, уже сидя на мшистой подушке среди похолодевшего в осень лета, с болью в глазах смотрели на терзания Хуана и Хоана, то жалостливо, то злобно поглядывающих на обнимающуюся за плечи парочку с внешне непроницаемыми и холодными лицами на грани жестокости. Зверством попахивало происходящее, порождающее лютые чувства. Но беспощадный урок обязан быть выучен на отлично.

Хоана дважды обливало ледяной водой, его брата трижды. Они оба начинали впадать в истерику и терять контроль над собой. Приходилось охолаживать. Мокрые и холодные, они были вынуждены жаться к дарящему тепло ручью.

Наконец, спустя долгое время, близнецы вылили все слезы, извели всех мурашей, опустили плечи и смирились с неизбежностью выбора. Не имея возможность видеть брата и под давлением ситуации, Хоан с осторожничал, а Хуан отчаянно взял красный. С камнями в кулаках их пустило за невидимый круг к дуоту Пангу, и они не бросились друг к дружке, видя зависшие глобулы холодной воды. И все же мороз пришлось опустить на их головы, когда стал очевиден сделанный выбор. Разрываясь, дуот Эёух выбрал себя, с ненавистью бросив камни и кинувшись на свои плечи, греться душой и телом в двух шагах от все так же сидящих мучителей.

— Без взаимопонимания и прощения у нас с вами нет будущего, — морозя голосом, вынес вердикт Понг.

— Вы нас выслушаете вне зависимости от своих желаний Хуан и Хоан, — через паузу констатировал Пинг. — Чем быстрее вы это поймете и начнете вникать в наш урок, тем быстрее все это закончиться. И не надо халтурить, показно сев смирно. Жизнь не всегда сплошная ягода малина, иногда это и ее колючие заросли.

— Дуот Эёух, когда ты что-то не понимаешь, то действуешь по велению сердца, поначалу напрочь отвергая доводы разума. Хочу и все тут. Так правильно и все тут. Ничего вы все не понимаете и все тут...

— Дуот Эёух, ты научился справляться с привычным, например, держась в рейтинговой таблице около нужного места. Но подозрительный декан тебя мигом раскусил, когда начались события, из ряда вон выходящие, когда ты перестал понимать окружающее, а внутренний подсказчик целиком сосредоточился на конкретном объекте, на дуоте Панге.

— Хоан... — Хуан...

— Пожалуйста, загляните к нам в глаза, — вместе. Дождавшись и зафиксировав их отдаляющиеся и отвращающиеся взоры. — Мы клянемся, что не влезали в вашу память, не влезаем, и не будем влезать и в будущем без вашего на то позволения. С друзьями мы так не поступаем...

Оба, устыдившись подозрений, отвели глаза первыми. Подтвержденной магией клятве невозможно не поверить. А на вскоре последовавший немой вопрос ответил Понг:

— Мы просто умеем думать и подмечать детали. Вам же много раз и в разной форме говорили, что можно читать по жестам, по взглядам, поведение выдает мысли честнее слов. Поэтому всех и учат вести себя сдержанно и осмысленно, порой разделяя время для мыслеречи и голоса.

— А для манипуляций с памятью не обязательно влазить в чужую голову...

— Ну что, успокоились? Готовы к продолжению урока?

— Хорошо. Тогда погрузитесь в медитацию и заново просмотрите все, начиная с пробуждения здесь.

— Вам надо разобраться вдумчиво и в спокойствии. Восстановите звенья наших слов и мы продолжим плести цепь обоюдного понимания.

Процесс шел туго. Оба близнеца часто выныривали, сгорая от стыда или бледности. И под пристальным взглядом виновато погружались обратно.

— Я готов... — испугавшись собственного голоса.

— Мы готовы продолжать, — хмуро дополнил Хоан, принявшись копировать позу дуота Панга, удобно сидящего в обнимку напротив

— Спасибо, — мягко и одобрительно улыбнулся Пинг.

— Каждая личность достойна уважения. Друзья всегда его выказывают друг другу.

— Уважают мнение. Уважают тайны. Уважают выбор.

— И мы... И вы... Мы все в Стране Грез хотели стать друзьями. Хотели по-разному. Понимали дружбу по-разному.

— И здесь, — обведя жестом местность, — мы тоже хотим. И тоже по-разному, подразумевая под дружбой разное.

— Но дружба... она же... она ведь...

— Везде одинакова. Должна быть...

— Должна быть. Дружбе учаться всю жизнь.

— Никто не идеален, и отношений совершенных не бывает.

— Рассмотрим пример. Вот смотрите, эта колба будет символизировать ваш опыт и объем понятия дружбы. Эта наша. Видите, жидкости в них совсем разные. Это будет общая, для наших с вами отношений.

— Давайте теперь вместе вливать в общий сосуд.

— Достаточно. Стазис.

— Ух... — Уф...

— Начнем разбор по порядку, не отвлекайтесь. Не перебивайте.

— Вы плеснули сразу и много, без оглядки и не жалея. А мы лили осторожно.

— Так же в Стране Фей все было: мы ограничивали и осторожничали — вы бросились смело и напористо.

— Теперь посмотрим на колбы. Ваша незамысловато цилиндрическая с широким носиком. Жидкости в ней много и ей там тесновато. Вы росли среди сотен своих ровесников и сверстников, находясь в постоянном контакте, в постоянном общении и взаимодействии. Ствол вашего древа растили, заботясь о прямоте.

— Наша колба неправильной формы, кособокая и скрюченная. Мы росли в дикой среде с ее множеством неожиданных напастей, мы не комнатные растения с четко выверенным графиком кормления отмеренными порциями удобрений и воды. И у нас меньше опыта общения и попыток завести друзей. Однако те, что были, очень яркие и запоминающиеся. Они нам дороги. Поэтому у нас меньше жидкости, но она яркая и светящаяся.

— Общая колба выглядит двояко. И посмотрите на поведение застывших жидкостей — ваша стала как бы поглощать нашу при столкновении, растворять в себе.

— Во второй раз в Стране Фей вы себя так же повели. Вы отмахнулись от наших слов и загнули свою линию.

— Вы отнеслись к нам без уважения. Однако мы поступили примерно так же в самый первый раз, забросав вас своими условиями.

— Отношения не статичны, со временем меняются. Отмена.

— Видите, где-то наша жидкость прячется в вашей, где-то выходит. Они не прозрачны.

— Вернее, для вас ваша понятна и просвечивает, а для нас ваша мутная. И наоборот. С замечанием — для вас наша жидкость совсем непрозрачная, даже мутной не выглядит.

— А теперь повернем колбу. Через стенки нашей стороны вы видите иначе, картина меняется сродни тому, как свет становится радугой, проходя через призму.

— Стекло символизирует накопленный жизненный опыт. Чем он больше и разнообразнее, тем ярче и цветастее картина окружающего.

— Однако обратите внимание, — развернув к лицам стык, — здесь лиловый подавляет, а здесь едва-едва угадывается.

— Нет, молчите. Сравнивайте свои выводы с нашими — мы ведь даем время осмыслить. И не просим их озвучивать, потому что и так прекрасно видим результаты ваших мыслительных процессов на лицах.

— Не надо смущаться и зажиматься — друзья со временем видят друг друга насквозь. Пройдет время и к вам это тоже придет.

— Так вы не будете стирать нам память, да? — жалобно спросил Хуан.

— Эёух, обстоятельства ограничили нас с тобой тремя камнями и временем в один-два дня.

— Мы пытаемся привести вас к единому знаменателю и если не к согласию с выбором, то хотя бы к принятию его необходимости, чтобы в будущем этот эпизод не стал камнем преткновения и не порушил башню сложившихся отношений.

— Хоан, Хуан... Друзья где-то настойчивы, а в чем-то податливы...

— Погодите! Дослушайте, где ваше терпение?

— Так вот, твой камень опрометчив, а твой осторожен. Сами мы за красный. Однако...

— Однако... Если вы останетесь неподготовленными, то не останавливаемый процесс станет слишком тяжким испытанием для вас, способным разрушить раз и навсегда всякую дружбу между нами.

— Вы ведь этого не хотите, да? И мы тоже за дружбу несмотря ни на что...

Мимика жила бурно, расписывая лица эмоциями. Уши двигались в каком-то своем танце. Но Пинг и Понг не смеялись — не до шуток. И не позволяли себе реагировать так же непринужденно и ярко, как они, такие доверчивые и ранимые. Хуан особенно часто порывался поделиться своими неугомонными мыслями, но Хоан знал близнеца, как никто другой, и касаниями вовремя остужал. Дуот Панг высказывался медленно, растягивая не слова, а паузы между несущими смысл фразами, давая время. Окружающие дивные виды подернулись пеленой, не давая взгляду зацепиться и сбиться с концентрации, отвлечься, а мох генерировал особую ауру, копируя методики деканов.

— Все могут ошибаться, Эёух. И мы, и вы. Главное вовремя увидеть ошибку и либо остановиться самому, либо помочь другу исправиться. Простить и помочь понять, в чем проступок и почему повторение недопустимо. Затаенные обиды разъедают сердце кислотой — о них без мнемотехник и не вспомнить порой, а червячок продолжает точить, скрадывая радушие.

— Радушие? — переспросил Хоан.

— Ра и душа — солнечная душа, теплая и яркая, — пояснив переведенное на элор слово.

— А-а-а...

— Давайте вернемся к нашему примеру. Для большей наглядности закупорим сосуд. Теперь получилась замкнутая среда, в которой обе жидкости рано или поздно придут в равновесие.

— Рассмотрим происходящее между ними подробно. Изучая с этой стороны, сразу замечаем вывод — они в равновесии. Вторая сторона более информативна — между двумя жидкостями происходят какие-то реакции.

— Посмотрим ближе. Сразу навскидку определяется два процесса. Первый — перемешивание, образование эмульсии для случая несмешиваемых жидкостей. В нашем случае их целых две. Увеличим сильнее. Представим, что эти две штуки — мысли о сексе, ваши и наши. Они пытаются утвердиться в другой среде. Вот наша в вашей: отрыв ознаменовал восприятие, рябь и бугристость означает ваше негативное воздействие, распад — не прижилась. Обратный же процесс завершился стабилизацией, принятием. Скорость у всех разная, поэтому происходит знакомство неравномерно.

— Второй — химическая реакция с образованием новых элементов. В результате взаимодействия может образоваться множество соединений. Вот новая жидкость — мы вместе поменяли наше представление о дружбе. А вот, например, выпал какой-нибудь солевой осадок, твердь обиды, не растворившейся ни в одной из жидкостей, при этом вот здесь это сопровождалось выделением эмоциональной пены ссоры. Чем богаче внутренний мир, тем разнообразнее комбинации нового.

— Добавим фактор времени. Ускорим его. Здесь заметны бурные реакции, здесь же видна только образующаяся прослойка новых чувств.

— Теперь глянем на перспективу. Вот приблизилась критическая точка взаимодействия. Будь жидкости изначально смешиваемы, новый раствор означал бы обоюдную любовь, выросшую из дружбы. Но в нашем случае одна из них точно не может смешаться, поэтому происходит ее фазовый переход. Бурный процесс находит не менее бурный отклик — вторая жидкость уже настроилась и не отступиться ни перед чем. Вот она следует за первой в газовое состояние и оп-ля — сосуд разрывается от внутренних противоречий.

— А если бы не было пробки?

— Он бы не взорвался бы, да?

Неужели и мы когда-то были такими же? В том то и дело — да. И такие вот моменты очень сближали нас с родителями и наставником.

— Да. — Нет.

— Мы объясним...

— Почему оба верны.

— Все мы находимся в социуме, — появилось множество мелких и разномастных колб. — И все так или иначе взаимодействуют друг с другом, — каждая курилась, внося свою струю в общую дымку. — Даже омрахум целиком не одиноки — они общаются сразу со всем эгрегором, — отдельные сосуды в виде граненных кристаллов плавали непосредственно в дымке. — Любое общество образует эгрегор, некую среду, часто воспринимаемую на эмоциональном фоне. Вы оба явно почувствовали иной климат отношений, когда трансферились в последний раз, и не смогли агрегироваться к нему — не ужились за три квартала.

— Поэтому наш пример весьма упрощен. Его следует немого приблизить к реальности. Во-первых, эти две колбы взаимосвязаны между собой через вот этот третий сосуд. Видите эти двойные трубочки? По одной вы делитесь собой, отдавая желания, устремления, мысли, мечты... По второй получаете отдачу в виде ответных эмоций, знаков внимания и прочего. Обратите внимание, при взаимодействии процессы протекают гораздо быстрее, и при этом содержимое этих двух колб тоже меняется! Вот отсюда и происходит выражение "эмоциональный котел".

— Сами жидкости в колбах берутся из нас самих, вырабатываются нами сродни маэне. И смотрите, на поддержание отношений требуется постоянная подпитка. Чем глубже и обширнее взаимоотношения, тем подразумевается больший объем или качественнее эмоциональный продукт при обмене.

— Учтем и другие связи. Обратите внимание на их разнообразие: толстые и тонкие, двойные и тройные, пучки или мелкие группы. Отсюда и выражение — выжат досуха. Длительное общение со слишком многими вне зависимости от результата утомляет и иссушает так же, как отсутствие желанного отклика. Поэтому и требуется как сон или медитация, так и каникулы, нарушающие ритмичный отсос, так и разрядки, позволяющие сбросить накопленный негативный осадок.

— Теперь учтем огонь жизни. Вокруг происходят разные события, часто независящие от нас, но оказывающие колоссальное влияние.

Колбы пенились, полнились трубками во все горлышко, коптили небо, бурлили. Самые разные процессы ускорялись под действием жара пламени, лижущего дно. У Хоана и Хуана разбегались глаза.

— Эёух, давай теперь сосредоточимся на нашем конкретном примере.

— Хорошо, Панг. — Да, Панг.

— Вот видите, с учетом окружающего процессы многократно ускорились, став почти непредсказуемыми. Возвратимся к вашему вопросу о пробке. Вариант развития был бы следующим...

От центрального объекта отделилась маленькая призрачная копия. Вот одна из жидкостей поменяла свой цвет, вторая в ответ испарилась. Оставшись в одиночестве, первая взбурлила, устремившись за второй. В результате сосуд покрылся копотью и сажей, почернев, а каждое вливание из колбы Эёуха в ответ приносило лишь клубы ядовитого черного дыма.

— Неразделенная любовь часто отравляет жизнь, а в нашем случае стопроцентно, поймите.

— Не надо расстраиваться, Эёух, все в наших руках.

— Но что делать?! — Как быть, Панг?

— Дружеские чувства не зря превозносят. На примере буквально. Любящие улетают много выше, отрываясь от реальности, но друзья себе такого позволить не могут.

— Поэтому и укрепляют дружбу, закаляют стекло в огне.

— Вот смотрите. У нас с вами разное видение, но мы можем помогать друг другу, открывая глаза на незамеченное. Так наш сосуд меняется, становясь крепче и прозрачнее. А каждый такой язык пламени сравним с проверкой на прочность — прошли, значит, стали прочнее. И над стеклом не дрожат, боясь разбить — пусть бьется.

— Да, пусть! Если оба разобьют, то смогут создать нечто новое, учитывающее старые ошибки. Вот так постепенно стекло становиться металлом, облагораживаясь. Такие узы дружбы проносят через всю жизнь...

— А хрупкие отношения для развлечения, для мимолетного флирта или заигрываний, не несущих ответственности.

— Конечно, вначале сосуд сам зарождается, но в дальнейшем при утрате его приходится самим создавать. И многие ошибаются, пытаясь взяться за черепки бы...

— Так вы старшие!.. — и тут же Хуан заткнул свой оборвавший чужого рот ладошкой, испугавшись собственной мысли.

Глаза обоих расширились, а уши затрепетали от верности догадки. Хуана озарило раньше, чем сделал вывод Хоан, хотя оба уже незаметно для себя перестроились — у обоих проскользнуло обращение к старшим, принятое в гимназии.

— Взрослые. В оборотах Глораса я старше Понга примерно в два раза.

— Но в плане развития психики я его обогнал во столько же раз. Эёух, не кругли глаза! Вон, те же люди или орки в твоих годах уже старики и разумнее многих цео будут!

— Как же так?.. — Но как же?..

— Ну, Эёух, в дружбе же все равны! Легат ведь может дружить с деканом, мудро разделяя служебное и личное!

— И вообще! По периметру сытные съедобные ягоды. Побудьте вдвоем, поразмышляйте вместе, а мы вернемся через несколько делений!

— Б-бросаете?..

— Нет, это вам требуется время на осмысление своего выбора, да и у нас есть другие дела, — сухо ответил Пинг, растворяясь вслед за Понгом.

Глава 7. Галоп

— Панг, кто вам скрыл способности метаморфов? — полюбопытствовал вернувшийся в свои покои князь.

Вернее, эта анфилада зеленых комнат в кроне мэллорна числилась гостевой для вип-персон, а князь с момента прибытия в этот злополучный доран заглянул сюда впервые. Увитые плющом ветви у основания росли горизонтально, резко поднимаясь вертикально и элегантно загибаясь обратно, укрывая пространство, начиная ветвиться ближе к потолку. Плотный и мягкий дерн из травы и мха служил полом, возлежащим на тугом переплетении лоз руденсилаэ, обеспечивающим необычную подсветку снизу. Изящные столешницы из застывшей воды ниспадали ножкой водопада, изнутри подкрашенного перламутровой пылью в внутри глубокого синего цвета движущихся завихрений. Прочая мебель составляла с ними цельный гарнитур. Изящество в обертке текучей хрупкости. Вокруг лишь золото листвы мэллорна и чудесный вид на один из висячих садов, услаждающих взор ароматами красок. Эстетичность обстановки портил штабель алсов, подчеркнутый двумя уродцами, всюду нагло сующими свои носы в ожидании.

— Они просто не развиты, Лиефиль, — отвлекся Пинг от огромного прикраватного Имэйджо, изображающего водопад.

— Но вы же как-то... мимикрировали под... детей, — продолжив плести сети голосом.

— Извините, но нам пора отправляться, — поманив пальчиком два прибывших с князем листа со спящим Эёухом.

— Хм, это не обговаривалось, и я могу вас не выпустить, — не скрывая хитрого изучающего взгляда.

— Возможно, — подтвердил Понг, мгновенно охватывая аурой восьмерых алсов и отбывая в неизвестном направлении вместе с частью пола, к чести его, спокойно отнесшегося к потере несущих тросов.

— Но не выполнимо, — договорил оставшийся Пинг, начав устраиваться на явно не предназначенном для детей кресле. — Ты хотел что-то обговорить? — подняв брови и сделав очки прозрачными на три четверти.

— О, да! — глубокомысленно изрек князь, элегантно превратив отвисание челюсти в планируемое действие. — На мыслеречь? — иронично уточнил правитель. Об этом говорила вся его осанка и поступь, окончившаяся восседанием на второе кресло.

— Я все еще могу ценить звуки, любезнейший, — наставник мог бы гордиться, за вычетом обстоятельств. — К делу, Лиефиль, нам нет нужды мериться пиписками, — сменив и позу, и тон.

— Не ошибся ли я, принимая вас за эльфов?

— Клянусь, дуот Панг чистокровный эльф. Что-то еще?

— Хм, как обтекаемо звучит... Возможно... я поторопился с расположением к вам...

— Как пожелаете, князь Лиефтандэр, — неучтиво вклинился смотрящий прямо перед собой Пинг в явно незаконченное предложение. — Главное — следование инструкциям, иного не требуется.

Контраст между беседующими впечатлял не в бровь, а в глаз. Оба понимали это.

— Выполнение четвертого пункта превратит Эхнессе в очередной Кюшюлю. Так запланировано?

— Нет, — через паузу ответил Пинг строго деловой интонации князя, принявшегося получать крохи удовольствия, признав в детях взрослых метаморфов, что дало ему моральное право изменить линию поведения. — Но воплотить его следует. В чем Ваши предложения? — из вежливости повернув голову.

— О переводе администрация Эхнессе оповещена, равную численность соответствующих центурий они обеспечат. О масштабном тасовании дуотам звена сообщили. Мы впятером ровно в десять должны выйти в приемную ректора Эхнессе, этраис Найпарраэль, через портал, построенный в приемной ректора Кюшюлю, этраис Щоюрацажак. Данные по обоим дуотам передаются в обязательном порядке, таков протокол. Сдав вас из рук в руки, я немедленно покидаю каэлес. Прочие перечисленные в... четвертом пункте детали необходимо внедрять без моего участия — давление с моей стороны обратит против вас все руководство гимназий, а так же нанесет непоправимый ущерб моей репутации и зародит... у царя Ориентали предвзятость к князю Ор`Маммилляриэль. Достаточные доводы?

— Да. Менталитет Ориентали нам еще плохо знаком, спасибо. Дуот Панг и дуот Эёух прибудут сюда к завтраку столь же незаметно, как недавно... отбывал Понг, — в этот момент травяной настил восстановил вернувшийся Понг. — Наши новые центурион и проректор должны присутствовать в приемной ректора Эхнессе — это очевидно. Не знаю, как принято передавать информацию, но раз вы понимаете, надеюсь, что преждевременное ознакомление сделает крайне затруднительным выполнение задуманного нами, то мнемокристаллы передадите в запечатанных вами роскошно скромных шкатулках, лично несомых Понгом и Хуаном.

— Зачем Вам все это, Мерцающие? — расставил акценты сдержанный голос подобравшегося князя.

— Мы не мерцающие и не сияющие, князь, и не являемся антрартрукторами посланцев из-за планетарного Муэра, каким прикидывается называемый вами Жнецом. Не питайте напрасных иллюзий.

— Если желаете пойти на попятную, то аннулируйте наши клятвы, и мы обсудим наш мирный уход с Хуаном и Хоаном, когда вы смело сможете списать все на Жнеца. Либо решайтесь на прямую агрессию и, хех, пожинайте ее плоды.

— Не переоцениваете ли вы свое значение как связующего звена между настоящим и будущим? — выдал князь после трехминутной прострации.

— Ай-яй-яй, князь, Вы уже Чародей, а все боитесь покинуть реку времени. Стыдитесь таких вопросов. Особенно заданных юным, и сороковник не обернувшимся вокруг Ра, — пожурил поглощенный впечатлениями от иного процесса Понг взрослого.

— Князь Лиефтандэр, мы пришли к согласию или еще остались зазубрины? А то нам крайне не мешало бы к полуночи успеть домлжно подготовиться ко встрече...

— Или нам немедленно вернуть четверых дуотов и удобрить своим пеплом сей настил ради приглянувшегося гиперасэнада? — шаркнул босой ногой Понг, показывая нетерпение. Ну сколько можно мусолить одно и то же!? Сереброволосого изумрудноглаза можно понять — он ныряет в омут с головой, веря лишь шепоту камыша. Однако для него пока еще не поздно заморозить гладь неведомого и расшибить нос, оставшись на понятном льду, близком от изученной кочки.

— Оставьте Ваши дешевые инсинуации! Неужели вам мало задетой гордости и хочется как можно сильнее унизить насмешками пойманного в сети? — пылая затаенным гневом.

— Как умеем, так и реагируем, — набычился уязвленный правдой Понг. — И не увиливайте от темы, высокородный.

— Поправки приемлемы, — сухо. — А вас двоих передо мной не извиняет ни возраст, ни пережитое.

— Долг платежом красен, но мы сполна расплатились и считаемся в расчете, — постарался деликатно вмешаться Пинг.

— Даже переплатили, а вы изволили дуться и корчить из себя обиженного. Да! Идущему в оазис сокровищ бесстрашному капитану Лиефилю всего-то и надо следовать, ничему не удивляясь, по проложенному штурманом Пангом курсу, а не строить из себя девицу-недотрогу в ожидании сватовства царевича на белом единороге. Тоже мне, расфуфыренный индюк!.. — и натурально его изобразил. Лиефиль слегка улыбнулся, заместив ледяного князя.

— Поверив дважды, на третий одолели сомнения, — выразился эльф. — Вы правы — свернуть с курса означает разбиться о рифы и потерять корабль со всем нажитым. Сам виноват, что подобрал утопающих и сделал их рулевыми. Впредь наука мне, — эльф уже не сидел и успел пошаркать варадзи по месту отсутствующего стыка. — Ладно, сорванцы, мне тоже пора готовиться... — дал он отмашку, будучи струной натянутым внутри.

Пинг и Понг не заставили себя ждать, тихо исчезнув, не тревожа охранных систем, фиксирующих лишь разрешенные обращения в астрал.

— Ну-с, убогие, хе-хе, все очнулись? — злорадно хихикнув. — Вижу, что все захлопали моргалками!

— Дай им время очухаться, Понг, — глянул сверху вниз Пинг, поморщившись на устилающий дно бассейна ряд обмочившихся. Имитация оазиса для уровня восприятия лежащих была абсолютно правдоподобной.

— Чур, тебя! Они ж еще и обгадится успеют! — сморщился и Понг. — Я их мыть не собираюсь.

— Как хочешь, но тогда за тобой промывание их желудков и кишечников.

— О! С радостью, Пинг! Уж я им намою, уж с той самой мочалкой пройдусь по всему тракту...

— Не переусердствуй — они ведь должны остаться живыми и вменяемыми, — покосившись на вытаращивших глазенки.

— Не боись, все будет чики-пуки, — злорадно потирая руки и глядя с огромным предвкушением на онемевших, вернее на частично расколдованных.

— И чего тебя все прет издеваться над немощными? — вздохнул отвернувшийся и отошедший от края Пинг. — Случайно не вкурсе, чьи это замашки? — саркастично.

— Ну уж нянчиться я сними точно не намерен, ибо нефиг! — зло сверкнув радужными глазами, явственно наполняющимися силой.

Повинуясь команде, неподчиняющиеся шестерым тела встали на карачки. Зафиксировав их путами ветра, Понг вернул им полноту чувств, кроме власти над артикуляционным аппаратом и менталом. Явственно воздвигся экран, изолировавший внешнее от внутренних звуков и запахов.

И началась скрутка. Трех не могущих толком пошевелиться дуотов крутило, давило спазмами и рвотой. Их выжимали, словно мочалок, до капель крови из всех мест. Но это было мало — водяные щупы разной толщины нагло и властно ворвались во все отверстия, очищая проходы наждачкой песка. Особенно досталось ротовой полости с расшатавшимися зубами и отбитым языком, небом и щеками. И неимоверно растянутой, а в итоге порванной на выходе...

Нутро жгло, анус полыхал, зубы резало, в ушах еще звенело, а регенерация была невероятно болезненной. Зашлакованная вода поднялась почти до уровня носа так и стоящих на четвереньках, источая зловонные миазмы. И не почесаться, не отвернуться, не зажать нос для прекращения позывов, прорывающихся желчью по многочисленным царапинам, от которых голова мокалась в смердящую клоаку.

— Закончил экзекуцию, Понг? — скучающе осведомился Пинг. Сами шестеро их прекрасно слышали.

— Даже не разогрелся, — разочарованно. — Приступай...

— Ох, ну и удружил! Ну спасибочки!.. — возмущенно.

— Не гунди, зато отскоблил по высшему разряду! Даже ушной серы не осталось, не то, что соплей.

— Ну хоть и от шлаков в крови догадался избавиться. Ладно, уж, выну затычку...

От края бассейна вниз змеей сползла якорная цепь. И так, чтобы все шестеро могли видеть, вытащила ранее не заметную пробищу, открыв отверстие, больше смахивающее на зубастую пасть кого-то из щетинкочелюстного царства или банальной пиявки. С харкающе утробным звуком все ушло в ненасытное брюхо неведомой твари, скрежетнувшей для проформы. Мягкие струи воды, перемешанной с пузырьками, нежно прошлись по телам, смывая остатки нечистот и даря царское облегчение, волной сошедшееся где-то в желудках. Пахнуло морозной свежестью и неведомым ароматом с Юзи, проясняющим голову. Дар речи им не вернули, но светящийся мох плинтусом пустили, и шесть ковриков из него постелили.

— Садитесь, жертвы собственного скудоумия...

— Или я вас посажу, хе-хе, — после смешка Понга упрашивать не пришлось.

Шесть запрокинутых лиц, одинаковых в разном. Шесть пар глаз, скрестившихся на дуоте Панге.

— Каждый из вас дважды убийца, — взирая сверху равнодушно на дернувшихся было, но удержанных на месте пассом Понга. — За твою самодеятельность с Юиёцем, Аёыл, заплатили мы. Поэтому Ваш долг крови только перед дуотом Пангом, дуоты Оонт, Иёйт и Аёыл.

— Надо ж было так вляпаться в долг крови, будучи еще бесплодными сопляками, а? — поглумился влезший Понг.

— Мы ратуем за рациональное использование любых возможностей. И отчасти благодарны вам за совершенные деяния, позволившие нам стать сильнее.

— Да-да, гнусь, мы извлекли колоссальную пользу! Но боль не забыли, и не надейтесь!..

— И долг взыщем в полном объеме. Так или иначе, свое мы возьмем сполна, хотите вы этого, или нет. И обращаться к родичам бесполезно.

— А вы думали, мы не найдем концов проклятья Уюлдегдра? Оу, да вас же родственники явно не просветили в тонкости его исполнения, хе-хе-хе! А вы думали, поди, что накладываете что-то простое, на грани смертельного, да? Гха-ха-ха! Кретины! Да вас же пустили в расход! Хех, чего вытаращились? Вы и этого не знали?

— Исполнители не должны догадываться друг о друге так же, как о сути проклятья Уюлдегдра. Поэтому вас подняли в одну и ту же ночь в разное время, иначе могли на следующий день догадаться и заподозрить, чем приуменьшили бы финальную силу, за грань вытягивающую из тела душу, или бы кто-то из старших опознал великое проклятье. Исполнители даже не подозревают, что все они окажутся зараженными как собственным проклятьем, так и остальными двумя, от использованных вслепую подельников, а старое тело с памятью собственной и принесенной новой постоялицей останется в итоге чистеньким. Очень изысканный способ разделаться с неграмотными врагами.

— Конечно вы враги, хе-хе! Ведь потенциально можете вступить в силу раньше своих родителей, отпетых некромантов со стажем, не засверкавших после инициации! Гха-ха-ха! А тут такой шикарный случай выпал разом избавиться от конкурентов и выслужиться перед самым главным начальством, хе-хе-хе, — гнусно захихикав. В кулачок.

— Именем Жнец многих пугают в детстве. И он оказался крайне обижен на тех, кто проклинал из рук вон плохо, по чьей вине он остался без тела и вынужден болтаться немощным призраком. Да, дуоты, благодаря вам Жнец почтил Глорас своим присутствием.

— Ах, нечем писать, нечем какать! Гха-ха-ха! Какие вы теперь жалкие, яловы твари бездны! Как вас, бедненьких, проняло-то! У-у-ух прямо!..

— На две разумные мысли отвечу — нам незачем врать. А выгода наша, как ни прискорбно, напрямую связана с вашей. Пошевелите извилинами и успокойтесь, в самом-то деле! Поздно горевать о сделанном за вас выборе.

— Пора взрослеть, дуоты, и решать самим, или так и будете болтаться мелкими говешками в течении реки жизни, — распустившим нюни презрительно бросил довеском Понг.

— Начну с вашей выгоды для случая добровольного согласия. Вам за считанные месяцы поднимут мощь, дав сопоставимую с Чародейской, что заведомо превышает родительскую. Причем, без мучительного занудства всяких деканов и менторов с инструкторами. Понг показал вам недавно, что значит утрата контроля над телом. У четырех из вас останется все как раньше.

— Гха-ха-ха! Чего так побледнели, хе-хе?! Да Оонт плясать от счастья должен!

— Это действительно так, Оонт, тебе повезет. Мы объясим. Всем альфарам обещают, что в момент инициации они станут эльфами.

— Хе-хе, но не уточняют детали... — зловеще.

— Суть доппельвита заключается в постепенном сращивании двух душ, заведомо родственных у близнецов. Инициация силой во время ритуала совершеннолетия сводится к тому, что на специальной закрытой арене братья сводятся в смертельном поединке, полагая, что сражаются с собственным отражением — оши затуманят взор до нанесения смертельной раны. Проигравший умирает, отдавая осознающему полноту происшедшего победителю всю свою память, включая переход за грань, и мощь, а его Дух спокойно идет на очередное перерождение.

— А так же и кости, хе-хе, идущие на брэмпэтэ или, скажем, посох, хе-хе!

— Из чрева матери выходят два однополых ребенка. Два эльфа. Но из-за особенностей эльфийского организма и потому, что один из младенцев всегда получается слабее, недополучая прану, происходит спонтанная деградация до альфара. В естественных условиях у эльфов никогда не рождается больше одного ребенка, у альфар и гномов с дварфами двойняшки одни на десять тысяч, потом другие расы вплоть до людей, способных и десять выдать за раз, и фей, размножающихся ульями по нескольку десятков, а то и сотен. Вам, кстати, еще в младенчестве всем одели ошейники для закрепления результата, а при поступлении в гимназию элегантно поменяли — напрягитесь и вспомните, ваши оши более не подавляют это. А поглощение братской сути поворачивает процесс вспять для половозрелого альфара, для которого еще не все потеряно до гормональной перестройки тела. Потому-то после ритуала совершеннолетия всегда получается эльф, один.

— Нам невыгодно вам врать, — совершенно серьезно, отбросив дурачество. — Вспомните, вам постоянно твердят, что и ваша якобы тайная мыслеречь, и знание настроения, и чувство направления, и многое другое — это все норма для близнецов, чем старше — тем роднее, практически вторая пара рук появляется. Отнюдь.

— Суть этой системы в тотальном улучшении индивида. Помимо способностей минимум удвоение мощи, а максимум на выходе это чародей. Вас неоднократно пугают непрошедшими финальное испытание — это процент свихнувшихся, тех, чья психика не выдержала подобного надругательства. Их безжалостно убивают — умалишенные чародеи опасны для общества. Зато выжившие получаются закаленными жизнью и смертью, уважающими культурные ценности своей страны, сильными и разносторонне развитыми. Если пройдут адаптацию, конечно, справятся со столкновением с реальностью.

— Вы же останетесь живы, и альфары вновь эльфами станут. Вы получите силу для убийства других так, как захочется и когда захочется. А Оонт станет идеалом любого каэлеса — идеальный воин управляет телом, рубая всех в капусту, и в то же время идеальный маг силой разума, без четкого телора и малора, шинкует всех заклинаниями, походя задвигая пан-терральные. Две личности в одном теле. Вас к подобному готовили, только в предлагаемом нами варианте вторая личность не уничтожается, а сохраняется. Все с тем же разделением памяти и чувств, но параллельными мыслительными процессами. С учетом вашей подготовки плюсы существенно перевешивают минусы подобного существования.

— Меняя один оши на другой, вы только приобретаете. И здесь мы подходим к нашей выгоде.

— Сразу хотим оговориться — мы в ваши воспоминания не лезли и не полезем. Однако, сможем сделать блокировку памяти, подобно первому Хэмиэчи, но намного качественнее и по иному принципу — об этом разговоре никто кроме нас с вами даже под пытками не узнает, если, конечно, вы не совершите глупость попасться высшим гномам-жрецам Давжогла.

— Мы сохраним ваши личности и волю. Помня об этом разговоре, вы будете помнить себя и трезво оценивать любые внушения. Гипноз, подавление воли и прочее на вас действовать перестанут, либо окажутся под полным вашим сознательным контролем.

— От вас мы ждем предательства и помощи в убийстве Жнеца в нужный для нас момент. Через полвека ли, через полтысячелетия ли. И запрещаем причинять любой вред древам эльфов и фей, а так же заранее оговоренному кругу лиц. Первые имеют смесков, люфов, к ним запрет не относится. У вторых смесков быть не может, но у них так же существуют подрасы, как и у эльфов. Третьих будете знать по отпечаткам ауры, слепку души, по именам и в лицо. В случае угрозы, равной дезинтеграции, разрешается давать отпор, не влекущий смерть противников. У нас найдутся способы проследить, помимо клятвенных уз.

— Оба срока истекают через тысячелетие — к тому времени у вас будет богатый опыт и знания, вы сами сможете легко уничтожить Жнеца, разодрав на части и поглотив мощь, невзирая на доппельфатум. В любом случае все приобретенное у вас же и останется, включая расщепленное сознание, защищающее от ментального воздействия подобно стопроцентному иммунитету, естественно, не от божественного вмешательства, от него никто не застрахован. Велика вероятность возвращения Аоюну и его собственного тела, правда, с посторонней помощью. Например, нашей.

— Сразу предупредим — Жнец, предположительно, юн. И весьма несносен, на наш взгляд, хотя порой и забавен.

— Согласитесь — это реальная цена за долги крови. Вы сохраните себя, однозначно став гораздо сильнее, чем если бы с грубой вероятностью в одну восьмую за то же тысячелетие: половина на инициации, еще половина на адаптацию, еще половина это козни родственников.

— В противном случае мы вскрываем ваши головы, стираем личности, заменяя искусственным интеллектом, а вашу духовную суть продаем на Азазвирон, в рабство демонам — они любят молоденьких эльфят, на вас будет бешеный спрос. Можем продать и после завершения наших планов, давая вам понимать все происходящее вокруг, но не влиять. Это будет походить на то, что происходит с живыми кристаллами — насильно кристаллизованные без вмешательства извне не способны возродиться. Разум сохраняется, но выбраться из ловушки оказывается не в состоянии, как и не подчиниться хозяину.

— У вас в запасе от шести до девяти делений, обсудите все и загляните каждый в свое ближайшее прошлое — оши мешать не будут, желания есть и пить не отвлекут. Важно ваше добровольное согласие, без всякой задней мысли — неискренность не позволит правильно расщепить сознание. Поэтому процедура завершится либо еще и в вашу пользу, либо только в нашу. В общем, думайте детки. Размышляйте. Хех, можете даже пообщаться тут между собой без нас...

Пинг и Понг рассыпались искрами телепортации, оставив сидящих дугой обреченных орать благим матом друг на друга и на весь мир. У них осталось еще время определиться с тем, на что же им обречь себя.

— Здравствуй... Леонардо.

За прошедшие года Аэнли из маленькой феечки, полной надежд и любви, подросла до своей королевы. Изменились жесты, рисунок на крыльях стал четче и обилен на мелкие завитушки и черточки. Отрепетированные манеры герцогини плохо сходились с внутренним эго, чувствовавшим полную зависимость от навестившего их. Герцогиня не королева. Старшая фея хотела это особо подчеркнуть, и ей удалось. Супруг, Иэру, во всем поддерживал свою любовь — со временем и без непосредственного влияния исподволь пропагандируемое равенство полов уступило природной линии поведения, возвеличив и возвысив женщину над мужчиной. Эти двое свидетельствовали прошлому, однако, их дети в начале своего пути видели другое, на них влияла иная аура, и времени прошло недостаточно, чтобы они попали под родительское влияние в этом аспекте своего жизненного уклада.

Дуот Панг, держащийся за руки, одномоментно сменил детские тела на по памяти любезно восстановленного Лейо молодого мужчину-люфа с темными бирюзовыми глазами и копной коротких волос цвета индиго у корней. Сразу принялась укоризненно ластиться и заботливо оберегаемая Лейо астральная сущность анэстэзийской звездочки, Аня с каким-то там номером — ее шаблон внедрили в Сержи, еще не распробовавших все свои возможности. И откуда-то издалека продолжала стекаться к Зефиру энергия от жреца и его последователей культа Его имени. Скрепя сердце, привычный к просторным штанам и рубахам Леонардо оставил флофоли, наделив ее черно-белым фрактальным рисунком с радужными переливами. Помедлив, тело вспоминая, с тоскою о былом вздохнув печально, он ностальгически ответил:

— Привет, Иэру и Аэнли...

— Дети впали в немилость? — считая узелки на бахроме шарфика, похожего на тонкую пенку от шампанского. Смолчавшему Иэру тон не понравился.

— Я изменился, — без изысков ответил Леонардо, став похожим на старого слугу, выслушивающего придирки престарелой госпожи.

Когда-то он мог вспылить, ответить грубо. Но сейчас... сейчас он понимал — отвернулся. Такова интерпритация у тех, кому Лейо и Зефир всего не открыли, оказавшись мудрее прокладывающего путь. Оградили, пожалели. Купали в свете.

— И пришел наводить новый порядок в своем доме?

Он одобрял — такая встреча предпочтительнее альтернатив. Пусть посвященные в обиде за невнимание. В обиде, стоящей над волнением, над сопереживанием, над состраданием... Мучительно осознавать муки впереди идущего и не мочь оказать непосредственную помощь, быть рядом и поддерживать, утешать и дарить тепло заботы... Феи одаривают отдохновением, возвращают пышность мечтаниям и глубину устремлениям, они окрыляют. Боль губит озорство.

— Предложить участие в совместном проекте... — не стоит им знать о мыслях об обращении к Эасо, фее-хранительнице рощи Эльбра, теперь уже императрице-матери фей, или к ушедшим к Сверьялусу ее дочерям.

— Что от нас требуется? — все же с вызовом, угождая ей.

— Шестьдесят восемь фей в благословленном улье без отрыва от детей, — "улей" и "гнездо" недостаточно четкие переводы названия родильного кокона фей, но первое звучит благороднее.

— И разлучить нас с детьми!? — всхлипнув и прильнув к плечу столбом зависшего мужа.

— Шестьдесят восемь? — сорвался с высохших губ приглушенный голос обалдевшего Иэру.

— Все ваши почки-первенцы в ближайшие годы тоже разветвятся — приглашение касается всего побега Кагифэ.

— Ах, право слово, это так неожиданно! — не сдержалась девушка. Зарделась, смутилась, вновь спряталась на мужском плече, рассыпая с крыльев рыжие искорки стыда.

— Вы оказали нам честь, дав имя древу... — сумел галантно поблагодарить мужчина, пристроив и вторую руку на спине жены, много ниже талии. — Кагифэ... — с трепетом опробовав на языке.

— И вы оказываете мне честь, продолжая считать своим другом, — приветливо улыбнувшись и подмигнув ставшему таким же рыженьким, как его женушка.

Подождав, пока взявший вожжи Иэру поцелуем не отберет у жены весь боевой настрой, Леонардо продолжил:

— Достаточно сантиментов, верные друзья, вам предстоит вкалывать в поте лица на очень важном и ответственном месте — ухаживать за престарелым мэллорном и воспитывать дружелюбие у тысяч эльфийских деток.

Вот тут их проняло так, что пришлось подхватывать пару у самого ворса пушистого живого ковра.

— Не стоит волноваться милые, почки ваших первенцев распустятся на мэллорнах вдали от детского дурдома...

— Да не в этом...

— Мэллорн! Мэллорн! Мы будем, как они, жить на Мэллорне, да?.. Да-да-да!!! Ах, Лео! Прости...

— А ты тоже там будешь... дуотом Пангом, да?

— Ага, — с явным облегчением покидая полнящуюся воспоминаниями и связями оболочку. — И все смогут меня там навещать, воплоти и в Грезах. Давайте обсудим детали...

У всех троих остались двоякие чувства от встречи, едва не обратившейся ссорой. Панг сумел довести до волшебных созданий весь объем намеченных работ. И неимоверно огорчил, а потом столь же высоко обрадовал. В общем, беседа бежала бурным ручьем — так ни разу толком и не общавшиеся друг с другом возобновляли строительство межличностных отношений. Панг нисколечко не пожалел о тех трудностях, с коими столкнулся при общении с зазнайкой Кюшюлю, и питал огромную благодарность к Зефиру, подсказавшему привлечь унывающих в парках и садах Лейо фей, с пользой для себя и окружающих воплотить одним махом сразу две мечты. Пометив точку выхода якорным буем, манифестация Гамма вышла реки времени, начав прорабатывать в том числе и новые инфэо — шутки шутками, но Волосня не хухры-мухры, однако, в крайнем случае, только на цепь и в будку, которые в обязательном порядке следовало предусмотреть вместе с ошейником, замком и ключами к нему.

Рассматривая потом возле Басика трехмерную модель Эхнессе, все собравшиеся феи — Эурт и Иосли, Эилр и Оэлни, Уонэ и Иасто, Эолн и Аулнэ, Иурэ и Аиснэ, Эирн и Эисли вместе с самыми старшими Иэру и Аэнли — и молчаливые и чуточку грустные из-за скорого расставания Лев, Вол и Орел, которых с разрешения Лео обещали часто навещать, с энтузиазмом взялись за конкретику общей мечты, готовой вот-вот воплотиться — судьба собратьев и сестры, отделившихся и ставших Хранителями пентагона Оак-Дюдьярда, не переставала их волновать на грани черной зависти, только сопереживания их тяжкой доле и организуемые для них родителями передачи всеми супружескими парами мысленных ободрений поддерживали семейные узы в чистоте и прочности, а теперь все окажутся при делах. Повзрослевшие дети после продолжительных дебатов с пониманием отнеслись к незаметному исчезновению своих родителей, без обид, но с нотками грусти и белой мечтательной зависти.

— Ваше время раздумий вышло, — объявил Пинг, возвращая на дно бассейна тишину.

Угрюмые и подавленные лица смотрели со злой обреченностью. Вся спесь слетела еще семь делений назад, для них. А гонор сам умер от фактов мощного психологического прессинга.

— Хех, — ухмыльнулся держащий ваджру Понг, — а ваши деканы в первую же сиесту смекнули о подобном! Как же! Такая внезапность и необычность! Потому начищенным грошом и сиял Ринацео, неся собственноручно заштопанные туники. Но мы не инспекторы-метаморфы, увы и ах! Хе-хе! В то утро ректор остановила все поползновения в этом направлении, но вам-то, хех, думать никто не мешал! В тех же снах, например, чем вы занимались? — подспудно накручивая на инструмент нити от их доппельвита.

— Хватит глумиться, Понг. Они потеряли бдительность и жестоко поплатились за это. А вы внимайте — перед началом процедур вам следует знать некоторые детали...

— А то лавинообразный страх способен испортить весь ваш товарный вид, хе-хе! К инкубам и суккубам в собственность уже не попадете... — зловеще предостерегая.

— Мы вас вытащим в глубины океана жизни. Там уже будут находиться ваши клоны.

— Правильно-правильно, пугайтесь-пугайтесь, хе-хе!

— А так же клетки-уловители, которые засосут вас в случае неудачного разделения, и ваше место тогда займет дубль. Отделившиеся же щепы мы скуем одной цепью и свяжем одной целью узами клятв. На место голов водрузим фальшивки, а вменяемых скрепим с туловищами теневых клонов. Запомните накрепко, расщепление, как вы видите, равносильно убийству, и чтобы прервать болезненную агонию, вы должны потянуться каждый к своему звену, вложить все согласие и всю волю, вопреки тянущему назад желанию жить. Этот вид разделения сознания предполагает существование на самой потусторонней грани бытия, где уже не жизнь, но еще не смерть в привычном для вас понимании.

— Хех, а вы что думали? Конечно, смерть со Смертью — какой каламбурчик, однако ж — вам не страшна, но на Той стороне иные законы отбрасывания теней. Поэтому, если одно из звеньев тем или иным способом зацепится или разомкнется, то огребет вся цепь, как и в случае смены хозяина.

— Пусть не в срок, но даже в этом случае вы нам сослужите — Жнец по-любому отвлечется на вас, чем и погубит себя, а в случае вашей передачи и своего подельника, что с лихвой окупит изменение хода исполнения генерального плана.

— Как говорится, не можешь избежать насилия, так расслабься и получай удовольствие. Так что, детки, расслабьтесь и получайте удовольствие...

Аслаош-раом`Бодо. Темпоральный пузырь. Шестерка застывших манекенами клонов с головами в руках. Шестерка рядом распятых со сферическими пленками вокруг голов, посаженных на описывающий правильный шестигранник круг лицом вовне. Шесть раструбов на малой тяге из гексагональной клетки за спинами. Понг с сияющим ваджром, прильнувшим шестью лепестками к световому мечу. Пинг с шестизвенной цепью, откованной из смеси непроизнесенных клятв, несуществующих уз, сокрытой воли, теневой магии.

Взмах. Полоса туго сжатого света рапирой чертит секущую плоскость. Лепестки диафрагмы доппельвита захлопываются, до тени от волоса сужая шеи. Шлемы рябят от рвущихся на волю криков. Щелчок, еще... Клинок света изгибается — петля лассо с тройным запасом охватывает внутренний круг сияющей тьмы. Миг мощного всасывания — сверху на опоры опускается белая плоскость пентагона, исписанного серебряной вязью рун. Тени ложатся, соединяясь в центре. Режуще вспыхивает цемент, замыкая задребезжавшую цепь. Оживают клоны, следуя приказу.

— Не зыркайте так, — оттянул уголок рта к уху Понг.

— Издержки сковывания. Отныне все мысли и чувства одного звена доступны всей цепи. Во избежание конфликтов и подозрений. Со временем у вас и память общей станет, с самого рождения, — устало пояснил Пинг.

— Радоваться надо, а ты в печали, хе-хе, чудовище о шести головах... — двинув брови.

— Времени с вами вазюкаться у нас нет, поэтому мы с вами чуть позже поделимся частичной мнемосчиткой нашей встречи со Жнецом, потом даем сценарий вашего к нему добровольного перехода, которому вы будете неукоснительно следовать. Вот часы, для удобства рядом время по таслокам. Два часа на разминку здесь, потом плотность энергий начнет постепенно восстанавливаться. Советуем потерпеть, сколько сможете — это закалит цепь, и в будущем при погружении сюда, в Аслаош-раом`Бодо, вам будет несказанно легче. Как не сдюжит кто-то один, так вся цепь рухнет в тварный мир, в находящиеся в оазисе...

— Кстати, именно в нем отдыхал ваш Рина...

— ... посреди пустыни тела. Разрешается и рекомендуется применить всю доступную магию на максимальных степенях. Шесть часов вам на повторное знакомство с самими собой, после вас телепортирует обратно в бассейн, а местность вокруг полностью восстановиться. Задача разминки — выяснить предел каждого, дабы всегда преуменьшать свои достижения перед Жнецом.

— Вот пример удара болью по нервам через оши, или прямое управление телом через них. Здесь все не сильно отличается от ожидаемого внизу. Как видите, при желании и опыте можно даже улыбаться, когда вас будут избивать для профилактики, но не советуем — слишком подозрительно.

— При личной встрече с входящим в список ограничений, соответствующее знание само всплывет, потом так же и пропадет бесследно. По прошествии тысячи лет — таймер, кстати, только в часах время показывает — фальш-голова сама исчезнет и заберет с собой все наложенные Жнецом ограничения.

— Это на случай, если вдруг разберетесь с сутью своих оков и решитесь освободиться раньше времени. Вы можете нас люто ненавидеть, строить планы мести, что угодно там себе воображать, это абсолютно не важно. Вот, обратите внимание на это плетение. Чудесное, да? Это последствия видоизмененного ритуала САРА, только что вами пройденного. Чуть что, и окажитесь в КАБаке — Клоака Азазвирона Бездны, адов континуум. Порасспросите на досуге про него своего будущего хозяина.

— Если вдруг после какого перепоя вдруг возомните себя самыми сильными, умными и хитрыми, помните — вас простили и за врагов не держат, и при повторении реализации вредоносных намерений с вами поступят не как с детьми, полного отчета своим действиям не отдающими, а как с дееспособными взрослыми. Так что добрый вам совет: отмотаете виру и чешите на все шесть направлений.

— Да, вы переполнены новыми впечатлениями, но не можете игнорировать пламень нашей мыслеречи. Мы блюдем личное пространство, однако вы слишком громко мыслите там у себя, и все это четко отражается на ваших лицах и ауре. Что ж, раз вы в таком возбужденном стрессе, мы растянем выделенное вам на адаптацию время до полных суток. Если вы не сможете контролировать свои эмоции, нам придется взять ваши тела под свой непосредственный контроль во время заключения сделки со Жнецом.

— А теперь принимайте мнемопосылку и до встречи через сутки...

Панг чувствовал себя распоследним негодяем, измывающимся над детьми. Их корчи вызывали отвращение и пятнали самооценку. Надо и все тут. Для себя, для них, для окружающих. Против инопланетян.

Расстройство обреченно отхлынуло, не в состоянии сдвинуть скальный массив. Держащая три удочки с темпоральными поплавками Гамма возобновила думы, вновь заворочались шестерни, перемалывая зерна в муку для инфэо.

Глава 8. Контракт

Завыла нудная сирена, красный свет миганье начал, напоенный металлом голос скучающе наполнил залы Криб:

— Внимание! Экстренное собрание малого совета ре-Т`Сейфов в главном павильоне! Принудительная телепортация начнется через двести секунд. Внимание!..

— Это еще что за номер?! — воспылал гневом в глазах жа-Градин, самостоятельно явившийся прямо к брату уже через три десятка оных. — Какая опять, к ялу, красная степень?!

— В прошлый раз она всем жизнь спасла, — ответил бледный та-Вастин, тоже оторванный от важных переговоров. Старший зажевал губу — экстренный побег с раскаленного кресла советника, на постоянной основе заседающего среди командующих союзническими силами, отошел на второй план.

— В тот раз ты нас не приглашал, муж, — с непонятной интонацией произнесла появившаяся в брючном костюме те-Иэльган, держащая за руки смирных Нимуса и Арьяну, на которых никто внимания не обратил.

— И посетителей не выдворял, — заметил вставший особняком Костаж.

— Папуль, что стряслось? — появился и старший, жа-Гийомин, поморщившийся на сирену.

— Всему свое время, — отговорился выглядящий юнцом гном, вцепившийся руками в перила, а взглядом во вращающуюся глобулу Глораса. На одной руке сверкали роскошью часы, на другой мерцал модераторский браслет прямого интерфейса со Скайтринксом.

Совет, к этому моменту расширенный до десяти регулярно собирающихся, собрался самостоятельно в течение полутора минут. Оставшееся время ушло на сдержанные сетования и извиняющиеся фразы солидным покупателям, застигнутым врасплох.

Вскоре двенадцать пар глаз впились в приближенное с орбиты до десятка метров над песчаной пустыней изображение оазиса и застывших там сказочно прекрасных эльфов, обряженных кто в традиционные юбки, кто в скромный, но роскошный наряд, вызвавший горделивые улыбки на губах двух жен. Статная златовласая эльфа с двумя спутниками, один из которых явно в форменной одежде. И, несомненно, Чародей, укрытый руническими лентами, в его правой руке крутился причудливо выполненный ваджр, указывающий на Древо Ориентали, на землях которого все это и происходило. На непроницаемых лицах ничего не читалось, но позы и жесты выдавали недоумение, волнение, обиду, нетерпение.

— Встреча крышуется Скайтринксом, "Глобал`Сейф инкорпорэйтед", — через три секунды заговорил внезапно появившийся поодаль фантом громадного кристалла. — Уважаемая ректор Кюшюлю, этраис Щоюрацажак, отзовите своих семерых невидимок за барханами в трех километрах по округе. Уважаемый князь Ор`Маммилляриэль, через минуту по прилегающему к этой местности астралу из космоса будет нанесен удар на поражение всех ста с лишним сознаний в радиусе десяти километров, исключая здесь присутствующих. Предупредите идиотов, пожалуйста.

— Вы не посмеете тронуть первородных!.. — уколола язычком женщина. Ее великолепно поставленный голос завораживал, переливаясь подобно алмазу в лучах Ра. — Иллюстри Лиефтандэр, вам не надоело над нами издеваться и унижать теперь в присутствии... этих?

— Я просил Вас, а теперь вынужден приказать Стоять и Молчать! — ответил чарами старший, кивнувший ежу.

Гномы активно между собой переглядывались, что-то шепча на ухо сразу разулыбавшимся и нахмурившимся соседям. Малый совет распределился вдоль перил, а не кучковался в одном месте — так обзор лучше, облокотиться можно, видно друг дружку.

Один та-Вастин смотрел, не мигая, не вертя головой, не отвечая на шепот. И первым среди начисто онемевших изошелся судорожным кашлем, моментально восприняв текст:

— Половинку, начиная с десятого девятого, в расчет не берем и округлим до целого — тысяча триста четвертого примем за нулевой год Нашей Эры. Тысяча триста пятый год от войны Жакхомз соответственно первый год Нашей Эры. Текущий шестой — второй год Нашей Эры. Тысяча трехсотый год получится минус четвертым годом Нашей Эры или просто четвертым годом до Нашей Эры, 4г. до н.э. Смена магнитных полюсов и возвращение на небосвод Рухма — знаковое событие, вполне пригодное для приведения в соответствие всех календарей планеты к единому летоисчислению. Кто как не ре-Т`Сейфы смогут это осуществить? — пафосно гласила появившаяся надпись. — Применить внутрисистемный календарный патч? Это затронет библиотечный каталогизатор, бухгалтерию и все прочее... Голосование большинством. Нет? Да?

Перед каждым, включая самых маленьких, появилась панель, повторяющая текст. На панели выделялось две большие кнопки с отпечатками ладоней рядом с надписями "Нет" и жирной "Да". Поверх утвердительного ответа мерно светилась тонкая зеленая галка, над которой улыбался объемный смайлик с запущенным из тридцати секунд в ноль таймером над собой. Закрывая левой рукой рот, подавившийся воздухом и смехом, младший глава Дома первым из ныне присутствующих в несколько лет как ставшим тесном павильоне вжал ладонь в кнопку — тут же его имя загорелось под основным текстом у выбранной им позиции, увеличив счетчик до двух...

— Означенный периметр чист. По нарушителям огонь откроется сразу и на поражение, — трижды меркнув, он исчез.

Зато на его месте появилась пара донельзя уродских эльфят, сверкающих наготой в свете двух месяцев. Рядом проявился бассейн с застывшими в постойке смирно еще шестью детьми, нормальным, ушастыми и розово-бронзокожими — объектив спутников передавал усиленное изображение, сопоставимое с дневным. Не успели они молча поклониться, как к ним сверху спикировало нечто, для гномов ведомое от самой северо-западной оконечности считающегося эльфийским материка — гномов-давжоглопоклонников теснили в их пещерах не в пример удачнее, чем во время союзнических операций.

— Это Жнец, — разнесся по павильону севший и глухой голос жа-Градина, несколько минут назад как раз о нем и слушавшего докладчика. Все затаили дыхание, услышав сразу следом его глас:

— Ах, глаз моих услада, неужто таких ляпотных с мэллорна таки погнали? — каркающе приземлилось Оно. Кожистые крылья с длинными рапировидными когтями в обе стороны, в тон им дырявая хламида с глубоким капюшоном, из-под которого горело ультрамарином глаз сферы две. С неряшливо расчерченной узором кривой косы стекали капли свежей крови, вторая птичья лапа мяла чье-то вырванное сердце, еще трепещущие от магии избытка.

— А где манеры? — Слышь ты, хоть здрасти бы сказало! — отправив сдвоенную мыслеформу гребнем волн ментала. Вся фишка в том, но не прервать как ту же мыслеречь, не вклиниться, не оборвать.

— Умрите, дорогие! Умрите! Здравия желать, кхар-кхар, мне не с руки! — проскрежетало оно, смачно откусывая кусище. — Та шо, падем шо ли? — жуя с хрустом склонившейся набок головой.

— Э не, дорогушко, ты шустро примонстрячилось, да вот облом-с! Верни уши, отстойник драный!

— По-хорошему просим...

— Аргх! — махнув перед носами косой и обрызгав каплями, которые тут же изошлись дымком и вспенились на темной коже. — Проклятые детки! Думаете, раз пригласили тощего вышибалку с шавками, то все можно, выростки уква?! — загремел и захрустел четырехрукий, второй парой сжимающий означенное.

— Волосня, ты достало уже их тискать да цеплять ко всяким прокуренным пьяницам и наркоманам обдолбленным!

— Верни уши и можешь дальше плясать вокруг Призрачного Барьера — нам после третьего раза уже не смешно...

— Йи-хи-хи-хи! То-то у них лажа в их скопище сплошная, у-ля-ля! Оказывается, я не к тем примерялось, ась? — затрещало и застрекотало волосатое, шагнувшее ближе и занесшее косу к двум шейкам со стороны спины. — Ю-тю-тю-тю, я вас пощекочу-у-у... Да с вас никак срезали с корнем ушонки, как я погляжу, — лизнув лягушачье-змеиным языком по одному и второму со внутренней стороны. Дуот Панг вздрогнул, противно скривившись.

— Фу, да ты челюсти у орка что ли арендовало, чучело мохластое? — Тебе вообще знакомы понятия зубной порошок, зубная паста, зубной раствор, зубной наговор, зубное кантио?

— Где взяло, там нетюти, не завидуй, отрыжка Бездны! И вообще, ты мне зубы-то не заговаривай, червь протыканный!!! Тебе ж там натаптывало, старалось, сам вскоре приплясывать бушь, в блин его раскатывая! — взревело раненным медведом растопырившое крылья курицо. — Как узнал? — вскользь обронив шуршащий песок на отпечатки рук.

— Пакли прочь, завидумй!

— Сама не боищ-ща под катком блинчиком стать, а? Говорят, первый блин комом, хотя, Волосня, ты и так сплошной ком. Дерьма, уха-ха-ха!

— Хе-хе, из него ж не блины получаются, а лепёхи!

— Гхы-гхы, типа шутку сострил, уква? За мной поползешь хвостиком, никуды не сбагришься! — зазвенела костяная вешалка суставным хрустом страдальца остеохондрозом. — А чио енто порванный на ленты даже не дрыгнется? Гы-гы, струсило чародейское куколко, дорвать что ль? — клыкасто-когтистое уродство умудрялось изъясняться еще и звуками.

— Не лижись на него, Волосня, за ним полно желающих распустить на ниточки.

— В очередь, в очередь сукино отродье! Ать-два, становись! Гха-ха-ха! — тонко варьируя скорость отправки.

— Вот эта коза, что напялила намбошку золотое руно? Да эта замухрышка косолапая, — на песку стоять действительно было сложно, а заколдованная ректор еще и не могла сдвинуться, — ни сном ни духом меня не заметила, поприветствовать не вылезла! Обыдно, понимашь!..

— Эй-ей! Пугало глораское, неотманикюренные ногти прочь от лиц зрительского полу! Макияж-жеж испортишь!..

— И вообще, чего это ты от нас сбежало, собачко? У ну фу! К ноге!

— Ах, манэрный ты мой!.. — протянуло обидчиво громыханье обвала в грозу. — Какой висюлькой откупишься на сей раз-з-з-з? — крутя кренделя синюшным молниевидным язычком вокруг пары опухлостей.

— Ну ты, тупое жвачное жвотное! Верни уши, кому грю!!!

— И кончай уже в них ковыряться — нету там золота, не тыч туда своими больными ногтями!

— И чио к ногтям моим пристал, а, огрызок жеваный? Смотри, какие черненькие и блестяшинькие! — прошелестел клубок червовидных змей, принюхивающихся ко всей троице, дополнительно застопоренной мощью некротической сущности.

— Да там грибок завелся, дурында плесневелая! Ты шо, тупицо, про Сипаугри забыло?

— Да не забыло оно, какой там! Берцовых косточек понатыкали, а мозговые мосла зажопили, хе-хе! Вот и не додумкалось у скелетика! Эй, Волосня, ты свою тазобедренную костяху давно проверяло, а? Вдруг трухля там внутри по старости приключилась, а?

— О! Задумалось, никак проверять задницу полезло?! Гха-ха-ха!

— Ты, это, болезнь-то когтявую свою нам не совай... — одновременно захрипев в два горла, по которым потекли кровавые струйки — третья пара лап, ящеровидная, легко подняля двоих на уровень лица. Только хлопок крыльев и донесся с опозданием на мгновение-другое.

— Ну и чего медлим? Целуй уже, али губки от мороза потрескались?..

— Захлопни мозг, выросток! — ух как припекло и забулькало, как заметались грозно все какие ни на есть отростки, как затряслось, как полилась темная дымка из недоеденного сердца, окутав ноги присутствующих и схарчив растительность и всю мелкую живность. — Думаешь, раз чахлый князек почистил следы проклятья Уюлдегдра, то можно нарываться почем слизни?! А об этом не забыл??? — скрежещущий треск раскалываемого дерева.

— Это до тебя все доходит, как до жирафа, кхшр! Давай, массажируй-массажируй их, дари на халяву еще и знания о пластике тканей...

— Тю! Кхарк-жкар! — смачно сплюнув между отброшенными, шустро отскочившими от зашваркавшей раскаленными брызгами кислотной лужицы. С потусторонним присвистом вся растекшаяся мгла втянулась в готично выпрямившегося скелетона, укрытого десятками мышиных крыльев как платьем.

— Кожа мокрастого, ты действительно полагало, что коли само не научилось толком управлять отрубленной конечностью, то и другие такие же неучи? У-у-у-у... — потирая ушибы.

— Верни уши! Все равно ж не можешь через них нас принудить к соитию с собой, и не пытайся над кровью ворожить, убоженьский хвостат! — морщась от боли в глубоких проколах и царапинах.

— Сам приползешь, поджав хвост Панг, когда скоро из всех ушастиков один ты, безухий, и останешься, гы-гы-гы! И шпионь себе, сколь влезет, беззубый слизняк!..

— А не надорвешь пупок-то, или что-там у тебя вместо него?..

— Ай-яй-яй! А начну я с мамочки... Ммм, как Асхэтэльни сладко визжит под Баартычем...

— Ты!.. — вслух задохнулся Пинг с покосившимися ногами. Понг поддержал, охнув.

— Ну, я, я! Вообразил себя морем, харчок?! — делая хук древком по ребрам обоих, роняя обратно на песок, нависая громадой себя. — Эх, жаль к остальным новоявленным родственничкам опоздало... Не хочешь знать, кто в чей суп угодил, кто их косточками подавился? Что же ты затих, ась?

— Упокой кадавров с миром, Жнец, или по приколу играться с бездуховными оболочками? — на глубоком выдохе отправил мыслеформу Понг, подобный леднику, старому и прожженному.

— Они оба живые, касатик, — щекоча волосатым пальцем подбородок и нависнув своим вечно улыбающимся оскалом.

— Не смущай моего кровника, Глухня. Отдай уши, — прижав всхлипнувшего.

— Облезешь, укв. Если не со мной останешься, конечно, — махая двумя парами перед двумя носами. — Или поменяешь на что-нибудь, — коготками поигрывая мешочками с маленькими шариками.

— Согласны меняться, — со вздохом.

— Ох, могила, роди меня обратно! Какие радужные шарики в глазницах, ммм!

— Эй-ей, не отвлекайся, а то у самого шарики за ролики закатятся.

— Гы-гы, касатик-кастратик...

— С чего бы это вдруг? И убери лапы от чужого хозяйства, педофил!

— Кхе-кхе, шавка, мне от тебя, худосошного, другого и не надо, — заскрежетал металл по стеклу, а коготь по паху.

— Пфе! Помнится, ты восхвалял, клянущих нас, дескать, твоими достойны стать. Знаешь, они оценили твою косу лучше нас, и даже изъявили добровольно к тебе под крылышко. Но мы, такие злые, опять им дорожку перешли, не пущаем-с на волюшку... Что, не интересует? — отправив две с паузой.

— Ты был фокусом Уюлдегдра... — щелкнув по носам.

— Проклятье обломилось, Тупня, мы его заклинили, выстояв перед тобой. А раз отражения не произошло, то условия и на проклявших распространяются. Все шестеро! Ну же, поверти мозговыми мослами, погреми косточками...

— И где эти лягушонки хваленые? — зашипели хлынувшие в стороны чернявые змеи.

— Э нее, они же сами к тебе стремятся! А ну как заграбастаешь да и свалишь побырому вместе с нашими ушами?

— Ой-ой-ой, прямо и сами, и ко мне? Что делаетсо-то!.. — но отвалил на шаг, перестав нависать над лежащими под плашмя положенной косой поперек грудин.

— Впрочем, пощупать их можешь, но проверить истинность устремлений помешает доппельвита, которую ни ты, ни они правильно снять не в состоянии. Так и быть, гляди...

— Тю! Кхарк-жкар! — с размаху искромсав песок, за миг превратив место вокруг Пинга и Понга в маленький островок с оплавленными берегами.

— Пфе, чучело, не только тебе известны эти чары. И не бесись ты так, демоненком станешь...

— Кхаргр! Кьлъ-кьлъ! — разнесся клекот из антропоморфной черепушки, расцветившейся изнутри трупной молнией.

— Ну будет-будет, угомонись. Это лучшие погодки из всей параллели! Ты только глянь на эти смазливые мордочки, полные преданности... Да, Волосня, баш-на-баш, поможем друг другу остаться при своем и довольными.

— Не впечатляет, кастратик, лучший это ты...

— Зато их шесть! Пощелкай суставчиками, пугало: две руки, две ноги, туловище, а этот темненький станет твоим вместилищем и тенью боевой пятерки, управляющим марионетками...

— Зачем мне грубая подделка и бездна хлопот, когда вот он, оригинал?!

— Нас тебе не видать, как своих мозгов. И если мы совсем откажемся от заложенных тебе ушей, большой роли для нас не играющих, ты ж со свистом вылетишь с Глораса, инопланетянин доморощенный! А за это, убожественный прихвостень, на твоем хвостике-то острых углов понаделают да баяном сложат, или вот такую штуку замутят с тобой, — показывая детскую игрушку из множества соединенных перекрестий из палочек, при сведении двух концов вытягивающихся в длинную фигню. В образе даже был поэтапный способ превращения в нее свисающего с жирной, волосатой и бородавчатой задницы костистого хвоста. На других двух концах висело два шарика глазных яблок на пружинках из нервов. — Цени! Ведь не с корнем же выдерут, если вдруг предложишь банальными узелками себя завязать за потраченные впустую ресурсы.

— Мало! На сей раз вы так просто от меня не отвяжетесь! Шавок тоже заберу, и князек пригодится...

— Ну, зрителей, коли дернутся еще раз их понравившиеся тебе глазенки, так и быть, дарим, не воспрепятствуем уж точно. А своего нанимателя, Жнец, обижать не стоит.

— Какого еще, уква, нанимателя?!

— Как это, какого? Который будет раздавать тебе цели, Жнецушка. А ты думал, шестеро против двух равноценно? Да хоть по одному на ухо, все равно двое в избытке. Вот и будешь отрабатывать.

— Это типа шутка такая остренькая?

— Слушай, выкинь уже это смердящее дурманом мясцо. Или тебе нравится такое все из себя перченое?

— И кислое, и сладкое! Ты от темы не увиливай, выросток. Те двое за других двоих, али ты...

— Нна!..

Понг сорвал с себя оши, метая в гаргулью с крыльями черно-красного ворона и еще двумя парами разномастных рук. Ошейник лег поясом, сомкнувшимся пряжкой на уровне крестца. Жуткий треск и отвратительное подергивание разлитых щупалец тьмы. Пять подобий Ра оплели сетью мелких и весьма ветвистых молний все тело Жнеца. Однако уже через секунду лопнуло сердце в руке, вспенилась тьма, и брутальная оболочка инопланетянина превратилась в натуральное чучело, скелет-вешалку для драной мешковины. Кое-где косточки дымили, красненький огонек в глазницах еле мерцал. Корчился и дуот Панг, сложившийся в три погибели и катающийся по песку, налипающему на сочащуюся из пор кровь.

— Крака-хххх... — издало оно невнятный звук.

Издало и заткнулось, моргающим трупным светом засверкав изнутри. На сцене появилось два новых-старых персонажа. Появилось, чтобы подобрать разомкнувшуюся цепочку, с которой смело всю магию доппельвита вместе со всеми резервами, и вместе защелкнуть замочек в области шейных позвонков, а потом чистой энергией влиться в украшение.

— Ну вот, — вымученно произнес Пинг, кашлянувший кровью пару раз.

— Кхы-кхы, Жнец, тьфу, с кем не бывает, — так же вслух заговорил Понг, поднимающийся на дрожащих ногах. — Ну ошиблись термином — не кадавры, а сибиро, — мыслеречью, отряхивая песок.

Истончившиеся до волоса змеи стремительно бухли. Вскоре Понг сам вернул себе более-менее здоровый вид. Глянул на Пинга, у которого процесс шел заметно медленнее, и, вязнув в песке, по дуге протопал к застывшему.

— Мда, эпик фэйл, однако! Надо же, блюскрин смерти у самой Смерти! Расскажи кому — не поверят. Плохо, плохо тебя клепали, хвостик, неудачный конструкт получился, бракованный.

Понг рассуждал, заглядывая то с одной стороны, то хламиду приподнимая с другой.

— А все почему, милок? Запор у тебя случился — мозгов недодали, сэкономили, вот и переполнился буфер твоего дряхлого процессора, зараженного грибоком. Ох, тебе ж, поди, не дали подробных инструкций-то, ах беда-беда...

— Фу, Понг! Хватит шлепать по жиже, чего ты там в скелете не видел еще?

— Пимпочку ресета, конечно, надо же его мозги перезагрузить. А то глядишь, какая падла выскочит и добьет, а мы ведь следом скопытимся! — срывая балахон к йейлю.

— В тазовой области внимательнее смотри — зря он, что ли, подвисал на ней? — начав катать песочный шар, впитывающий сброшенную плоть.

— А ты слушай, слушай, скелетик, токмо звуковые колебания твои косточки и понимают сейчас, — прощупывая косточку пальцами для верности.

— Он не знает такого слова, Понг.

— А, и верно. Вот, — плевок одной из змей, — часы в подарочек. Эксклюзивный дизайн, спешл фо ю. Ты-слушай-слушай, скелетик, нас лапал, понимаешь, а мы чем хуже? Терпи...

— Оставь его, у него там таймер наверное... Хотя больно период большой.

— Заглючил таймер твой, скелетик, увы и ах — аккумулятор-то сдох, хе-хе! А второй батарейкой не озаботился, ай-яй-яй, как не предусмотрительно! Да ял, где ж ее спрятали?!

— Отойди, Понг, хватит руки марать...

— А о сибиро могли бы и сообщить... — на мыслеречи очнулся князь, однако, продолжающий столбом стоять и с места не двигаться.

— Расслабьтесь князь, какую удочку удалось правильно подсечь... — вылезший подальше от начатой очистки.

— Не удочку подсечь... — вмешался Пинг.

— К ялу! Наживку он эту заглотил по самый анус. Согласитесь, несмотря на все старания кюшюлювцев, на них он не повелся толком, только зря бы их волосы на ыххаху ему перевели. Все, не отвлекайте, пожалуйста.

Как ни жаль было Туську и Брыську, но такова судьбинушка. Второй ком вобрал весь испоганенный песок с тленом от пальм. Третий оказался самым маленьким — дуот Панг не выдержал и дотянулся до водяной линзы и ополоснулся. Ох какими взглядами его награждали стоящие втроем!

— Вот нет, чтоб постараться и такие же глазки Жнецу построить, а? — не выдержал мысленно Понг. — Тогда, быть может, один из трофейных сибиро ушел бы в Кюшюлю.

— Новым ректором, хе-хе, — во весь рот улыбнулся Пинг.

-Так, скелетик, приготовься — будет щекотно! — вслух.

И вокруг передвинутого конструкта завертелся вихрь с песком, ошкуривающий кости до подобающего вида. Пинг управлял ветром, Понг держал простые щиты вокруг связки ушей и своего бывшего ошейника.

— Но-но! Ты себя в зеркало вообще видел? Когтями блестючими хвастался, а родные косточки все желтые да неполированные? Непорядок! — продолжая пустобрешить.

— Как неоригинально! Вон, Понг, под шестым ребром искомая кнопка ребута. Так, а вы, мальчики, быстро на выход, — обращаясь в конце ко все еще стоящим в бассейне, защищенном, потому и уцелевшим.

Трое дуотов подчинились, со смешанными чувствами разглядывая стоящие кости, опирающиеся на косую косу.

— Вот! Вот до чего доводит жадность, скелетик-склеротик. Да ты просто губишь веру в тебя как сильного и злобного Жнеца! — со скрипом поглаживая идеально полированную реберную кость. — Значит так, лапуся, наши условия такие: ты отдаешь уши — мы просим отпустить и без всяких последствий снять с твоих первейших адептов доппельвита; мы дарим тебе эти замечательные универсальные накопители для доппельфатум — ты не чинишь вреда чистокровным эльфам, включая подрасы. Еще мы дарим тебе эти новенькие часики, которые за определенную плату ты сможешь улучшить у фирмы-производителя — тебе ведь еще наверняка дали задание узнать о штуковинах, что на орбите планеты висят... Кстати, в той же корпорации тебя могут включить, не бесплатно, конечно, в реестр околобожественных сущностей. Сможешь конкурировать с божествами, да что там — сам станешь равным им, сам отцепишься от осточертелого зада, с этими-то бравыми парнями да вместительными накопителями! Они, кстати, с бонусом — воронка энергий, жуть какая мощная! Все другие накопители за раз обсасывает, да и эфирное тело какого-нибудь вора-чародея моментом иссушит. Так что, придумаешь себе слоган, вроде: "Целуюсь насмерть, Смерть. Первый заказ за полцены!" И начнешь жировать на пране. И за эти блага срок тебе за пяток лет повывести всех подгорных жителей, рекомых дварфами и гномами, на всем Арездайне. Будешь согласовывать все действия с нанимателем, который берется за свой счет обеспечить всех их лучшей адамантиевой броней с заделом на вырост, а так же царским меню на все время действия контракта. А коли захочешь для себя именные мечи, такие как Фламэшен или Гласэнэш, то за каждый в течение четверти века будешь обязан раз в квартал ровно сутки участвовать в боевых операциях. Вот контрактик, кстати, тут все это досконально описано, осталось лишь внести имена мечей да косточку покрошить на печать. А коли дальше будешь рыпаться и звезд с неба желать, то останешься у разбитого корыта — поместим тебя под чародейское бронестекло и сдадим в аренду какому-нибудь царю. И будешь ты, скелетик, диковинным экспонатом куковать в тронном зале, иностранных послов пугать да платья фавориток инопланетной энергией питать. И ты под защитой, присмотром и при деле, и нам спокойнее жить будет, пока это дурацкое проклятье само не рассосется без подпитки. Ну же, Жнец, поднатужься, смени цвет с трупного на алый в знак согласия, и мы вставим твой штепсель в розетку...

Во время всего монолога едва заметно, но мышцы лица выдавали князя, а уж зрачки и подавно то расширялись, то сужались. О контракте и прочих тонкостях он был ни сном, ни духом. О Щоюрацажак и Цандьбауне говорить вообще не приходится. Только Хэмиэчи удалось выгодно отличиться. А шестерка добровольцев это отдельная песня — от их хлопанья ушами даже ветерок поднялся.

Во время всего действа текст контракта висел в павильоне над полом, служащим окном в пустыню, где разворачивались необычные судьбоносные события. Гигантские часы зримо замедлили свой ход, позволяя всем присутствующим членам малого совета видеть и слышать все подробности. Когда далекие события резко замедлились, они поскакали в павильоне: на месте Глораса появилась вся звездная система Арасмуэр; побежали строчки инициализации оптического анализа планет с их лунами; выскочили проценты фонового построения виртуальных моделей Рухма и Бодо по всему волновому спектру; информация о развертывании виртуальных систем банкинга и биржи; виртуальной познавательно-развлекательной сети Галилео...

— Укв, но почему не узы клятвы, а контракт-то? — первым делом обиженно скрипуче простучал Жнец, при этом пробуя язычком каждый зубик в отдельности.

Пришел он в себя целиком и сразу, хрустнул шейными позвонками, перевесил на ребро связку, оценил шлифовку, одобрительно прицокнул, мгновенно отполировал остатки. Затем долго и вдумчиво изучал камни гиперасэнада, пробуя каждый на язык и то и дело косясь на второй оши. Просвечивал взглядом страницы контракта с ленцой, то и дело треща своим языком-молнией. И только после последней страницы, сшитой с другими витым шнурком из магических металлов, заговорил, предварительно с явственным сожалением расставшись с ушами, тут же обмытых в маэне и съеденных.

— О, да ты совсем от жизни отстал, хе-хе-хе! Нынче в моде гербовые бумаги с печатями да вензелями свидетельствующих, гарантами выступающих. Так что, как встретишь гнилую морковку в супе, так потом смело иди стричь свое золотое руно... — подмигнул Понг бледной эльфийке.

— А где мой экземпляр? — деловито. Бордовые глазницы светили в ночи прожекторами, ровно и мощно.

— Ты кроши-кроши фалангу, пока многоуважаемый князь снимает оши, тебе полагается уже начать вытеснять Аоюна к брату и вселяться в его тело. — А тебе полагается только черно-белая копия. Вам обоим. Если, конечно, глубокоуважаемый жа-Градин ре-Т`Сейф решится взять ответственность и лично явиться, чтобы нотариально заверить и взять на себя хранение контракта и улаживание всех спорных моментов обеих сторон.

— Зажал второй гербовый бланк, да? — злоехидно.

— Ты, смотри, мы в теме по крутым сделкам! — с вызовом.

— А если этрас жа-Градин не почтит нас своим присутствием? — спросил князь, следя за капельками крови бывших дуотов, смешивающихся с костяной стружкой и устремив один глаз на Пинга.

— А как быть с нападающими на нас эльфами? Драпать, сверкая пятками? — с самым главным вопросом припозднился укутавшийся в бронечешуйки и кожистые крылья скелет, вперивший свои буркала в Понга.

— А если глубокоуважаемый не почтит, то все комиссионные сборы за выкуп страдающих кретинизмом патриотов из будущей коллекции живых эльфокристаллов Жнеца достанутся последнему доводу ректора, с тщетной надеждой остаться неразоблаченным прячущимся под мифриловым днищем бассейна, — ввернул мыслеформу Понг, криво усмехнувшись обоим.

Ответить они не успели — упомянутые явились. Два хоровода огоньков — индиговые и серебристые — соткались в две фигуры. Первым ввиду меньшего объема тела собрался и властно шагнул гном с каменным лицом и при всех регалиях главы Дома ре-Т`Сейфов. У него чуть дернулся уголок левого глаза на еще стоящую справа фигуру статного эльфа в гридеперлевых цветах облегающего костюма, богато расшитого мифриловой и адамантиевой нитями, слепящими истинный взгляд. Глава теневого бизнеса всего пустынного региона мелодично хмыкнул, первым вежливо поклонившись присутствующим.

— Здравия желаю! — весело и бесшабашно приятным тенором возвестил Кудангойою, окинув взглядом всю затихшую компашку, включая вздернувшую носик женщину. Он играл ва-банк.

— Приветствую, этраны, — голосом акулы банковского сектора запоздало пробасил жа-Градин, смахнувший невидимую песчинку с одежд.

На запястьях обоих выделялись шикарные часы, отображающие циферблат внутри разбрасывающих блики крупных прозрачных кристаллов, при помощи пространственной магии сплюснутых до подходящих к хитрым браслетам размеров. Зато гном мог похвастаться изысканной дужкой на переносице с отвлекающим внимание граненным золотистым асталом и вживленными в уши кристаллами, идущими в дополнение к часам.

Глава 9. Ступени вперед

— А говорили не развито... — покачал головой Лиефиль будто и не прикорнувший деление назад на мягкой тахте из воды после трудной ночной вахты рядом с окончательно воплощающимся Жнецом, решившим на максимуме проверить свое новое тело и в итоге вышедшим победителем против всех пятерых эльфов, принудительно втянутых в тест.

— Мы сошлемся на тебя, Лиефиль, как застегнувшего на нас новые и совершенно стандартные оши, — ответил с хитрой улыбкой Пинг, положивший на столик видоизмененное, под его видение эльфа, гиперасэнадовое украшение, под завязку заряженное. Рядом лежала пластиковая чб-копия, заверенная светящимся трисвогом гномской печати.

— Отпетые малолетние взяточники, — хмыкнул так и не переодевшийся эльф, с таким же хитрым взглядом наблюдающий за реакцией на свой небрежно эротичный вид. К ярко горящим камням он не притронулся. — Давайте, подходите, застегнем. На вас или на м-тату одеваем-то? — лукаво.

— Все едино, — продолжая направлять лицо и зрачки на переносицу присевшего на одно колено взрослого.

— Рановато вы нас пытаетесь соблазнить, — дернув ухом из светлой бронзы. — Лет через десять будем ждать... — переминувшись с ноги на ногу так, чтобы колыхнуть такими же совершенными, но соразмерно уменьшенными гениталиями.

— У вас вся доброта и мягкость была в ушах? — ехидно поднимаясь так, что все оказалось неприкрытым и почти прямо перед носом.

— У нас есть друг — дуот Эёух, а с тобой, Лиефиль, у нас все еще длятся чисто деловые отношения. — Чародеям опасно заниматься сексом с неполовозрелыми организмами, — заявили Пинг и Понг одновременно, чем во многих случаях вводили собеседников в раздражение.

— Ясно, — не скрывая разочарования. Он отшагнул, прикрыв соблазнительное достоинство.

Он тоже не хотел напрягаться и спешить, общаясь естественным образом, а не давно ставшей привычной мыслеречью. Он нервы измотал не меньше, желая расслабиться до встречи со своим старшим.

— Запечатлей, пожалуйста, ожерелье на себя немедля, иначе скоро высвободится воронка энергий, — смягченной интонацией. Князь бездумно повиновался, как старшему. Это не обрадовало.

— Эти камни родились в смерти и не могут рождать, только поглощать. Но если в них долго хранить свою любовь, вектор может сменить полярность, Лиефиль, — пояснил Понг придавленному грузом контракта.

Взрослый прошелся по пятерке серебристо-зеленых кристаллов по форме разреза глаз. Тонкие ресницы обрамляли их, одновременно держа. Под размер очей крупный между двумя средними на подражающей волосам цепочке. Колодезно глубокие цвета мнимых зрачков притягивали взор, дразня потаенным огнем.

— Спасибо, — рассеянно поблагодарил Лиефиль, непринужденно парой извилин из воздуха соткавший одностороннее зеркало и так же легко его убравший.

Впрочем, вымотанность не отняла у него слишком многого — эльф грацильным жестом пригласил к трапезе.

— Международная политика сейчас сродни взаимоотношениям внутри стада приматов, князь, облагородьте ее хотя бы до сложного вальса со сменой партнеров. Царем станете... — присаживаясь на подходящий по росту удобный стул с высокой мягкой спинкой. Аромат по-солдатски простого овощного рагу манил пряно-сладким дымком.

— Так уж и царем? — лениво вскинув бровь.

— Конечно, — кивнул Пинг, с наслаждением отправивший в рот ложку, зачерпнувшую от самого края, где подостыло.

— Приматов? — съев канапешку с чем-то невозможно ярким и сочным. Его взгляд незряче блуждал по скромному столу, а мысли витали где-то.

— Знаешь, Лиефиль, если мы сможем по прошествии двадцати лет завязать дружбу, то императором станешь ты...

— Серьезно, — пощелкав пальцами для привлечения внимания улыбнувшегося. — У нас осталось наследство и есть задел на будущее, а ты уже подписал один договор от имени всех...

— И не надо печалиться из-за той сотни с лишним — их предупреждали...

— Однако рассчитывать на использование военной мощи Скайтринкса не советуем — Семья ре-Т`Сейфов не пойдет на подобный террор.

— Тем более он создан для защиты сугубо их собственных интересов.

— И откуда вы все знаете? — задал риторический вопрос Лиефиль, тактично давший высказаться находящимся в преотличнейшем расположении духа двум завтракающим. — Где вы оставили своего нового друга Эёуха? — обратно вернув взгляд с листвы на потолке.

— Сегодня у всех выдалась бессонная ночь. Дуот Эёух скоро появится, — разве что пальчики не облизывая и сладко жмурясь с улыбкой объевшегося кота, отправил простую мысль Пинг, сосредоточившего свои аппетиты на шоколаде.

— Это вы устроили Диасаестусирарум? — неожиданно озвучил сумасшедшую для себя мысль эльф.

— Дуот Панг к этому не причастен, и мы пострадали суровее многих... — сладость стала горькой и кислой.

— Извините, — смущенно повинившись, произнес изумрудноглазый. — Примите мои соболезнования... — встав из-за стола и церемонно поклонившись.

Но Пинг и Понг отвернули от него лица, скомкано завершив трапезу и выйдя из-за стола — он взбередил память едва начавшего ощущать себя нормальными детьми, смело и без оглядки шагающими по бурелому жизни.

— Аве, князь! — дружно поклонились сияющие радостью Хуан и Хоан, появившись в центре помещения. Однако, быстро почувствовав гнетущую атмосферу, стремительно погрустнели и застыли, с тревогой глядя только на Пинга и Понга. Их руки обвисли вместе с ушами, а заговорить не позволяло воспитание.

Блекло-серые глаза Панга, по-прежнему защищенные, в скрытом режиме, отражали край чувств двух обычных алсов, эльфа и альфара, соединенные ладошки которых скрывали волос шрама кровного родства. Грустно улыбнувшись прибывшим, они вместе дернули ушами на:

— Аве, алсы, — произнесенное со смесью противоречивых эмоций им в затылок. Дернув нижним веком, старший продолжил:

— Пора отправляться, проходите, — вместо кантио воспользовавшись проявившимся на мизинце филигранным кольцом с россыпью мелких асталов, походящих на снежный покров, начавший дерзко ложиться на ветви мэллорна.

Расклеившийся эльф вмиг собрал волю в кулак, представ перед посторонним низшим если не харизматичным владыкой, то внушающей трепет и уважение титулованной особой с правом на причуды.

Приемная подавляла роскошью и обилием законченных произведений искусства, продуманно объединенных в единую композицию витрины. Именно впечатление витрины на Понга произвело это ассиметричное помещение размером в залу.

Аккуратные табуреты с даже на вид мягкой и бархатистой подушечкой для удобства сидения без подгибания юбки, их тонкие резные ножки изображали лозы плюща или винограда, милых или грозных магических тварей, чаще грифонов и драконов. Великолепные вазы с разноцветной эмалью филигранного рисунка. Изящные подставки под необычные цветы, причудливые клетки с не менее любопытными птицами, то спящими, то прихорашивающимися, то мелодично перекрикивающимися на грани слышимости. Скамейки, кресла и диваны, столы под скатерками с подсвечниками и статуэтками, кремовницы и салатницы, полные и наборные сервизы, стоящие, висящие, лежащие тут и там. Для принимаемых одновременно десятков родителей это витрина лучших произведений гитов и гимов, поступивших и выпустившихся под управлением нынешнего ректора.

Одинокая хозяйка отождествляла в себе все окружающее — одежда и украшения исполнялись детскими пальчиками. Лишь два предмета не вписывались — две раскрытые шкатулки с цельнохрустальными крышками, отполированными до глянцевой прозрачности. Бедность на мелкие детали распростерлась под пятой отделки использованных материалов, приходящей к мастеру с веками любовной практики.

Для двух дуотов приемная оказалась кладезем невероятных сокровищ, притягательных и будоражащих воображение, желанных. Ничего больше не замечающего и шныряющего глазами в полном обалдении Эёуха придерживал за руки Панг, для которого внешне благопристойная встреча двух взрослых выглядела иначе. Пусть движения ректора в комплексе гармонировали, однако, будучи отделенными выдавали повышенную нервозность. Пинг впечатлялся окружающей обстановкой, Понг — старшими.

Разинув рты и широко открыв глаза, Хуан и Хоан не знали, за что уцепиться. Не будь твердых рук дуота Панга, они в прострации, без всякого осознания поступков бросились бы все трогать и разглядывать. Взорвись хоть все холмы в округе — они ничего бы извне не услышали, подивившись общему музыкальному звону в такт заплясавшим по всем поверхностям дивным кузнечикам. Сверканье серебра и золота, оправляющего ценнейшие породы малахита и нефрита, искрометные россыпи страз и плененный перламутровый песок, живой рекой струящийся по ободу столешницы — Хоан и Хуан легко провели бы здесь месяцы совершенно ни о чем не заботясь, забыв обо всем и вся. Так бы и лакомились цитрусовыми и гладкокожими киви, засыпая в обнимку с разукрашенными ножнами на пуховом ковре.

Для Эёуха второй раз здесь как первый. Каждое посещение любого церемониального зала с его множеством скрытых за пестрыми или элегантными ширмами или яркими гобеленами альковов всегда будет как первое — ежегодно что-то приходит, что-то уходит, а вся коллекция полностью или частично переставляется.

Панг же искал утилитарное объяснение. Не музей точно. Выставка-продажа? Детские ручки умеют выполнять очень мелкую работу, порой недоступную для взрослых, пусть и не мастерски умелую. Нет, натянуто — результатов детского труда много больше, сама ректор не унизиться до торгашества. Выставка для родителей отпадает — берут изначально по наличию дара или потенциала, сюда.

Приемная ректора Эхнессе выглядела иначе, совсем. Больше тканей — парча, муар, каракуль, шелк, кружева — и картин с потрясающими видами гор или горизонта степи. Все пейзажи выстраивались в панораму от аляповатых до художественных шедевров, демонстрирующих виды круговой панорамы от первого листа до тридцать четвертого, выполненные одной рукой. Удивительная история становления мастера и мастерицы, разделенных двумя-тремя цепями. И, конечно, уделено внимание Крон-Ра и звездному небу. Автор делился эмоциями, воодушевляя и окрыляя зрителя, зовя ввысь за собою, а не поражал четкостью линий и правильностью композиции с верно подобранными красками, как в предыдущем. Номенклатура изделий повторялась, однако общее количество раза в два уступало, а вот качество порой сильно превосходило аналоги. Здесь содружествовали уют и помпезность, а не главенствовала последняя.

Повинуясь мимолетному отражению разрешения в звездчато-янтарных очах, Пинг выудил шкатулку у Хуана под непроницаемым взглядом белокурой главы Эхнессе, чьи волосы, умей золото выцветать, походили бы на него. Свободные кисти скользнули по плечам, ладони прильнули между лопатками, малый толчок, миг вопросительного нефрита, улыбка до ушей, глубокий вздох над пышно цветущей орхидеей с изумрудными прожилками на солнечно желтых лепестках.

Взрослые вновь завели мысленный разговор после положенных по этикету приветствий, поклонов и расшаркиваний. Перешедший через украшенную декоративными листьями мэллорна из разновидности крегмаона князь, ректора Кюшюлю вопреки протоколу оставивший на территории ее водчины, и трое встречающих: ректор Найпарраэль в длинной кружевной юбке до пят и парной к ней сорочке до верхней трети бедер — плотность плетения ниспадала к нулю ниже локтей и колен, многочисленные жемчужины сопрягали ее глаза и волосы с кожей; проректор Ноаюссли имела аристократичные карие глаза и волосы под цвет Бодо в морозную безоблачную ночь и была одета в женский вариант флофоли с сапфирово-рубиновым узором и золотом распашнэ; флофоли с сине-красным узором и серебряное распашнэ было на центурионе Капринаэ, цепко смотрящим хризолитом глаз и укоризненно светлым серо-зеленым нефритом, заплетенным в строгую мужскую косу до бедер, а не ниспадающим подобно женским прическам. Тема узора отличалась от принятой в Кюшюлю.

Сравнивая залы, Панг пришел к странному для себя выводу: они для детей. Оставить яркие впечатления — вот их основная цель. Поразить воображение, притушить чувство расставания. В перспективе у трансфертнутого будет тема для бесед и расспросов, некий трамплин для вливания в коллектив. Чьи работы соседствуют, какие заменились, достоинства и недостатки — надо же о чем-то судачить.

— До свиданья, маленькие гении, — разбил тишину Лиефиль. Он хотел потрепать за плечи, но получил отступление на шаг и согнутые спины.

— Удачи, большой гений, — раздалось от пола.

Выдох эльфа оказался значительно громче вдоха. Щелкнув пальцами, Чародей исчез, совершив телепорт. За изучающими взглядами, последовавшими сразу после, читалась неприязнь. Весь ментальный разговор старших занял от силы треть ниции и не отличался ни скоростью, ни объемами, зато характеризовался приказными цветами в ауре князя и соответствующими ситуации у представителей администрации Эхнессе. Трое старших могли видеть двух совершенно обычных нагих мальчишек с необычными м-тату, видимыми в теле будто в сосуде. Змеи тянулись от головы до пят аспидно-серым миллиметром в поперечнике. На голове такая же тонкая зеркальная проволока обернулась обручем с сантиметровым кругом в центре, пленяющим бледное непрозрачное пламя, идущее волнами от геометрического центра, в который почти в упор дышали огнем маленькие головы змей с горящими глазами. И на тыльной стороне ладони бледнело еле заметное пламя правдоподобными язычками в сторону пальцев.

— Шкатулки, Панг, — вслух обратилась старшая всего Эхнессе, знающего аттестационные результаты наравне со всеми гимназиями. Умудряющаяся выглядеть чопорно Найпарраэль абсолютно точно ничего не упускала из виду, при помощи чар поддерживая некий аналог кругового обзора, совмещенный с истинным зрением. Ее лицо зрелой чародейки светилось буквально, для обладающих эльфийским зрением, конечно, и отчасти могло соперничать с княжеским.

— Извините, ректор, — шагнул вперед Пинг, — позвольте прежде обратиться ко всем вам.

Ни они на Эёуха, ни он на них не обращали внимания — возятся двое тихонько, не ломают и ладно. Пока не до них. Хотя Капринаэ нет-нет, да косился на них, замышляя недоброе.

— Слушаем, дуот, — так смотрит графиня на свою горничную, которая раз в тридцать младше ее самой. Графиня, заранее догадавшаяся о чем-то подобном. Графиня в присутствии герцога. Графиня не в фазе сердобольной матушки-старушки — чепчик смотрелся бы на ней сейчас весьма гармонично.

— Спасибо, — кивком головы обозначив неположенный статус. — Мы взрослели не здесь. У нас есть ко всему свое отношение и свои взгляды. Мы предлагаем сотрудничество, — на этом центурион и проректор по-разному улыбнулись, а ректор продолжала внимать, как ни в чем не бывало. — Свою состоятельность мы продемонстрируем в два этапа, разделенных четырьмя днями. Свои конструктивные идеи мы озвучим и передачу данных из Кюшюлю осуществим после завершения первого. Мы просим разрешения приступить, ректор, и, пожалуйста, Найпарраэль, Ноаюссли, Капринаэ, не вмешивайтесь, как бы странно не проходил вызов фантома мэллорна Эхнессе.

— Дитя, — мило рассмеялась Ноаюссли, — мы понимаем, что вы росли на Оккире и мало знаете. Но неужели вас не научили тому, что гости не распоряжаются в чужом доме? Что нехорошо удерживать чужое имущество? — одновременно и строго, и ласково. Она подплыла и наклонилась на осьмушку круга, левой рукой придержала кокетливый медальон из пяти пород дерева, подставила раскрытую правую ладонь. Ее жесты не вызывали отторжение, но сведенные мышцы лица, в особенности ушей, в сочетании с цветовой гаммой ауры, воспринимаемой самым краешком обычного зрения, кричали об отсутствии доброжелательности. — Передайте шкатулки... И по дороге в лист Рупикарпа выскажите Капринаэ все свои конструктивные идеи, хорошо?

В этот момент предупрежденные Хуан и Хоан вынужденно оторвались от очередного горшка с цветком и прыснули от центуриона в сторону Пинга и Понга.

— А можно нам сразу отправиться на ристалище и поговорить с Эхнессе? — покорно отдавая шкатулку Эёуха.

— Вы хотите с ними, алсы Хуан и Хоан? — с той же мягкостью и мелодичностью в голосе, какая была на первом слове, но без смешинки.

— Да, проректор, — решительно покраснев.

— Тогда разрешаю, если вы их проводите.

— Мы знаем дорогу, — сказал Хоан с мысленной подсказки Понга. Они теперь могли общаться без оши, и оба близнеца между собой тоже.

— За вами позже придет Капринаэ, — согласилась эльфа. — Понг? — недоумевая, почему нет второй шкатулки.

— Извините за дерзость, — одновременно с Пингом закрывая глаза зеркальными очками, вызвавшими смену трех поз, — но вы трижды ошиблись. Вы подобны старшим в Кюшюлю — мы будем действовать соответственно, нам лишь придется нажать на другие рычаги... — протягивая шкатулку уже не улыбающейся.

— Не извиняю. Центурион позже с вами поговорит и наказание исполнит. Идите, — строго.

— Свитокпортала! — синхронно единым словом после поклона и небольшой паузы. Следовало показать серьезность намерений и обеспечить невмешательство. Хотя бы таким способом, виденным князем.

Портал абсолютно нового образца, построенного на смеси двух уровней: информационного и энергетического, чародейского и магического. Внешне выглядело так. Два параллельных завихрения вытянулись на высоту в метр сорок из плоскости в сантиметре от пола. Оформились в скрученный свиток, сразу развернувшийся на два метра в ширину. На бежевом полотне на всю высоту был изображен двойной иероглиф "портал" на эльёнъаза, причем штрихами являлось повторение "портал" на маза. У центральной оси сверху и снизу белым, а не индиговым, цветом и в том же стиле светились символизирующие воздушную стихию четыре знака мэруна, написанных повторяющимся "щит" из анногируса.

Техника предполагает одновременное прокалывание из двух точек подобно строительству туннеля, ведущегося сразу с обоих направлений. Новшеством не является, но используется только для телепортационных площадок или стационарных порталов с парными ключами, выполняющих роль навигаторов. Способ энергоэффективен, но чрезвычайно чувствителен к точности, потому является уделом лабораторий. Он служит убедительным примером геометрического характера прогрессий усилий по сокрытию пункта назначения и по его обнаружению, цепочечный — алгебраичный. Возвращаясь к примеру с туннелем: беря остаточный след от заклинания для поиска точки выхода, маг основывается на доступных ему параметрах, что означает модель буровой установки, диаметр проходческого туннеля и его направление, порода отвалов. При бурении с двух сторон отвалы скальных пород не будут содержать образцы противоположного склона, а сами проходческие работы могут вестись с разной интенсивностью и разным оборудованием, оставляющим совершенно нехарактерные друг для друга следы на стенах вкупе с различными диаметрами отверстий. Идущий следом шпион изначально слеп, он не знает конечного пункта и вынужден пробираться осторожно, поэтому он на месте стыка либо вывалиться в неизвестном месте, посчитав туннель оконченным из-за большего диаметра второй части, либо уткнется в тупик из-за меньшего или из-за неровной состыковки частей, ведь вторая часть будет для него, настроившегося на одни параметры, не видна. Но даже если шпион пойдет с фонариком, то стык для него окажется взглядом в муравейник с его сотнями ходов — пространство Глораса ежеминутно прокалывается десятки раз, поди пойми, какое из видимых ответвлений искомое, причем с течением времени одни появляются, а другие исчезают, и тем быстрее, чем меньше маэны на них израсходовано. Впрочем, дуот Панг пошел еще дальше, снабдив место стыка перегородкой.

Четким жестом смахивания пыли — кисть справа налево, кисть слева направо — раздвинул портьеры, намотавшиеся на "палочки" по бокам. Хуану абсолютно не нравилось происходящее, но вера в друга держала монолитом, и он вместе с близнецом первыми прошмыгнули, за ними Пинг и Понг. Сразу за еще находящейся в воздухе пяткой Понга сомкнулись бежевые портьеры и скатался свиток двумя рулонами, растаявшими туманом после соприкосновения.

— Я не хочу взрослеть, — пасмурно заявил Хуан, стоя на весело зеленеющей травке в этот рождающийся день, ясность которого, как и последующих шести, обеспечена гитами.

— Не волнуйся и не переживай, Хуан, — обняв за плечи. — Если не найдем в центурии друзей сразу, то обязательно завоюем! — ободряюще заявил ему на ухо Пинг.

— Вы с братом больше не одиноки, — тепло улыбнулся Понг, так же при переходе через портал убравший очки, вернее, как и Пинг сделавший их невидимыми для дуота Эёуха.

— Спасибо, — прошептал Хоан, близнец шмыгнул носом. Поколебавшись, эльфенок решительно положил и сжал кисть на плече альфара Понга, тем и ограничившись.

— Ну, вызывайте уже духа мэллорна! — не выдержал паузы нетерпеливый Хуан, локтем легонько пихнувший Пинга. Охочий до нового и необычного, так и сыплющегося на него, он отошел от плохого быстрее брата.

— Ты смотри, как бы уши не свернулись в трубочку! — щелкнул ему по кончику уха Понг, пробежавший мимо. Обернувшись, состроил смешную рожицу с оттопыренными ушами.

Хуан что-то хотел ответить, но тут по второму добавил близнец, и он проглотил слова, смущенно покраснев. Оба последовали примеру Пинга, усевшегося на траву и оперевшегося на локти — стоя голову запрокидывать было неудобно. Пока Понг выполнял элементы эллорашэ, трое любовались царем всех деревьев.

Гигантский ствол престарелого Эхнессе возносился на метров триста с гаком, за вычетом высоты лапидеурба, на крыше которого лежали дуоты. Цисторисовая кора целиком скрывала родную, даря стройную внешнюю моложавость. Двойная спираль гигантской лестницы в небо, двойная спираль технологических утолщений, подобных двум мышцам — они скрывали в себе ученические классы, кленовые и ясеневые залы, все те помещения, что дублировались для каждой центурии в типовом проекте крепости-каэлеса, впрочем, учитывающего особенности местности в деталях. Озелененные оконные рамы уподоблялись распускающимся цветам, в середине коробочек которых прятались окна от самых маленьких вентиляционных, до размеров во всю стену. И много-много вьющихся растений, усеивающих ковром своих цветов и пологом ароматов ствол. Где-то прятались коконы спящих ночных летучих мышей-лисиц, зато активно летали мелкие виды канареек и крупные попугаи, роняющие яркие перья, и еще десятки видов пернатых, а так же крупных насекомых. Дерево жило, давая жизнь другим. Медоносные цветы, сборщики нектара, хищники — особая экосистема, призванная служить эльфийским целям.

Колоссальная крона поражала еще больше — для эльфийского глаза она казалась одновременно и редкой, пропускающей виды небосвода и его свет, и густой, скрывающей за листвой несущие стволы, образующие кубок. Сам мэллорн тоже умел цвести, раз в год даря радость в начале первого квартала. Раз в декаду распускались вместо мелких крупные бутоны — от трех до десяти метров, что на порядок больше обычных, в подавляющем большинстве имеющих лепестки с ладонь взрослого эльфа. От них и желуди получались такими же огромными, и мед особым. В Кроне квартировались три когорты, рядом с каждым цисторисовым листом с гимами по декурии, остальные легионеры в лапидеурбе. Все педагоги, кроме деканов и центурионов, тоже жили в кроне.

— Эхнессе! — разнесся вспугнувший птиц звонкий голос приготовившегося Понга, чьи артефакты набухли энергией. За прошедшие десять минут никто из взрослых не появился в округе — та же охрана в большинстве своем отсутствовала в каэлесе вместе со всеми гимами. — Явись передо мной, как лист перед травой! Эхнессе! — вливая магию в слова. Листья зашуршали, ветерок стал тверже. — А ну кажи свой фантом, старикан! — ощущение присутствующей силы нарастало. Двух сил. — Выходи, засыхающий хрыч! Покажись, пенек трухлявый! Оставь свои застарелые тромбы, Грибной Пень, иди сюда! — Понг говорил звучно и внятно, делая небольшие паузы между предложениями. Шелест листвы усиливался, появился деревянный скрип. Появились зрители средь раскачивающихся ветвей кроны и ограды ристалища. — Хватит считать свои желуди, старый скупердяй, дуй ко мне! Эхнессе! Али горб согнул в крендель? Эхнессе! Али изнутри совсем проели гниль да труха? Эхнессе! Али вчера тебя тряпкой выжали досуха? — мэллорн явственно возмущался и шумел, реагируя на речь. Возмущались и пока еще зрители, сужающие кольцо партера. — Явись передо мной, Эхнессе, как лист перед травой! А не то при всех в ствол поцелую!.. — последнее произнес скороговоркой — Древо уже ткало образ.

Древний старик с клюкой. Седина в волосах и растрепанной бороде до травяного ковра ристалища, в шубе из листьев и неряшливых перьях крючковатого посоха. Сгорбленный и вообще какой-то кривенький, одни гипертрофированные эльфийские уши торчком прядали, да ясные глаза, еще не подернутые бельмами, метали искры гнева.

— Ксхе-ксхе! — разнесся по всему каэлесу голос, теперь уже старческий, кашляющий, с хрипотцой. Однако от его покашливания по спине алсов пробежали мурашки — присутствие мощи подавляло. — За оскорбления ответ держи!.. Ксхе-ксхе! — и умолк для каэлеса. Понг успел отправить предназначенную для него мыслеформу:

— Если истинных фей еще хочешь приютить, Эхнессе, то щит от прочих ставь и поговорим нормально...

— С шуткарями на расправу скор... — возмущенно шмякая бородавчатыми губами.

— Извините за грубый способ, почтенный Эхнессе, — поклонившись в ноги за рябью щита, похожего на шляпку желудя. — И про фей не шутка, — переходя на ментальный уровень с отправкой образа свивающих улей Иэру и Аэнли.

— Их возвращенье в мир чуял... не верил по старости. Молодость такое не заботит, — фантом получился убогий, умеющий лишь говорить звуками. Зато отражал естество, собирал цельную картину глазами и ушами. — Ты чужой, алс. Итак?.. — выжидательно уставившись, казалось, в самую душу.

— Я знаю о возможном симбиозе фей и мэллорна. Древо фей Кагифэ мечтает об уютном доме и множестве почек. Даст ли его мэллорн Эхнессе?

— Нет... — честно и прямо ответил старец, незримо преобразившийся из жалкого старикашки. Все осталось при нем, но восприятие изменилось. И в голос просочилась иная боль.

— Это связано с населяющими вас эльфами или общим состоянием здоровья? — фантом ужался до его роста, потому не приходилось задирать голову.

— Со всем, алс. Глаза мне свои покажи, — с трудом, но говоря.

— Обе проблемы мирно решаемы. Вы мудрый, но слабый, довольствуйтесь показанным или забудьте обо всем, а я обращусь к другим.

— Мирно решаемы, вот как значит... Да, я слаб и немощен! Каждый миг с тобой мой срок сокращает... Ты чужд, юноша, а я своих не предаю, — проявив твердость и несгибаемость воли.

— Хорошо. Простите за резкость суждений, почтеннейший. Вот... так убедительно? — призвав на миг ваджру и переведя очки в скрытый режим.

— Да, крест-дордже... — он пожевал губами. — Я слушаю вас.

— Спасибо... Мне нужно ваше принципиальное согласие стать домом для фей Кагифэ, а подробности обсудим ночью в Стране Грез. Итак?..

— Согласен, — без раздумий.

— Благодарю, — еще раз поклонившись в ноги. — Просьба еще есть пустяшная, — с лукавой улыбкой в ответ на недоуменный взгляд. — Дуот Панг, я — Понг, мой кровник это Пинг. С нами друг — дуот Эёух, Хоан и Хуан. Пожалуйста, когда снимете щит, поклонимся друг другу как равный равному, а потом возьмите за руки Хуана и Хоана и отлевитируйте всех нас к нашему двадцать четвертому листу... Надо же доиграть представление для уже делающих ставки сотен зрителей, — улыбнувшись до ушей и подмигнув.

— Обоюдное доверие оправдается, надеюсь. Ночь коротка, учти! — хмуро, но с искоркой в глазах.

Все время переговоров Хуан изнывал от любопытства и смущения. Вот они тут полулежат в заманчивой позе, а вокруг дальнозоркость помогает различить десятки и десятки гитов и старших, устремивших на них свои взгляды.

— О чем же ты там так долго? — все спрашивал мысленно маленький альфар. — На нас же все-все пялятся!

— Дык через полгода имеют право начать и... — ехидно намекнув тут же покрасневшему.

— Лучше смотри на красоту, — пространно посоветовал Хоан. И тут же рассмеялся дернувшемуся братовому стручку.

— Теперь все засудачат о нас! Приперлись тут из своего Кюшюлю и обозвали их мэллорн последними словами, а еще... — но двое по соседству откровенно заржали, полностью откинувшись на спину. — Жмыхи вы, вот! — и сам захихикал, не удержался. Еще бы ему удержаться, когда его стали щекотать.

— Вставайте, щекотуны, сейчас мы полетим с Эхнессе.

— Что, правда?! — Ух ты! Здорово! — и если Хоан просто встал, то Хуан еще и рожу скорчил группке гитов неподалеку, засевших на зеленой ограде ристалища. Они тыкали пальцами и похохатывали, проводя большим пальцем по горлу или как бы обматывая вокруг головы веревку и вздергивая, а так же делали весьма характерные жесты атакующих кантио на телоре. В общем, сулили всяческие кары.

Панг не стал заострять внимание на удивлении, оставляя тему внешнего вида на его совести, не заставившейся себя ждать — пунцовые уши выдали. Панг радовался тому, как легко воспринял трансфер Эёух, трансфер в менее престижную гимназию, чем предыдущие две. И пусть там он был в хвостах, здесь он точно заблещет на первых строчках звеньевого рейтинга, а на позицию в общем зачете плевать — они все далеко и на повседневную жизнь никак не влияют. Уже. Жуткое испытание прошел дуот Эёух, встретив дуота Панга и потянувшись к ним. Жуткое и жестокое. Итогом стал найденный ими проспект душ, позволивший общаться полнее, чем позволяли оши. И пробудившаяся жажда чудес и приключений — когда спину прикрывают, когда есть явственная опора, надежная и близкая, когда ближайшая цель видима и ясна подобно белому дню, можно расслабиться, хоть в чем-то, и не нервничать понапрасну. Пусть алсов кошмарят, заставляя приспосабливаться к разным кампаниям, завязывать и обрывать межличностные узы легко и непринужденно, но всего не отобрать и не спрятать, к счастью. Эёух и Панг готовы засыпать в разных спальнях листа, предвкушая совместный сон. Достигнутый результат должен закрепиться, снимая потребность в столь близких и частых контактах.

— Еще раз примите извинения за грубость, почтеннейший Эхнессе, — одновременно с поклоном.

— Без претензий, алс Понг, — выпрямившись.

Под очумевшие взгляды, старичок взял под локоток Хуана и Хоана, буквально повиснувших на них, оперся двумя руками на свою клюку, и шумно выдохнул, плавно поднимаясь ввысь. Пинг и Понг пристроились по бокам, свободными руками вцепившись в протянувшуюся по маршруту лиану из скрученного ветра как в перила лестницы из ступеней, построенных из опирающихся друг на друга Дисков Плинга, тянущихся хвостиком из пяти штук, распадающихся не быстрее движения. Довольный смех Хуана и Хоана, до селе ни разу не летавших ввысь, только спускавшихся, стал лучшей наградой.

Глава 10. Знакомство с жильем

— Здесь холоднее, — поежившись.

— Но красивее... — оглядываясь раньше брата, со смешанными чувствами смотрящего на край энгавы, куда после медленного взлета их ссадил с себя добряшка Эхнессе, парой шутливых фраз расположивший к себе маленьких эльфят.

— Уютнее, да? — поводя большим пальцем по лежащей сверху ладошке.

— Мы опять будем спать на краю? — обернувшись и крепче сжав замок из пальцев.

— Скажи честно, Хуан, тебе тут не нравится из-за сложившегося стереотипа? Ну-у, типа тут всегда место последним замухрышкам, а? — шагая за ним.

— Но мы-то теперь не... замухрышки! — обидчиво расцепляя и освобождая руку.

— Он хотел сказать да, — дернув ухом на братца, ответил Хоан, тоже высвободивший руку, но мягче и после ответного поглаживания. — Но ведь мэл... Эхнессе просто оставил нас там, где просторнее...

— Пфф, — заинтересовавшись раздвижными седзи и четко зафиксированными по периметру амадо из пробковых пластин, — там не меньше!..

Лист был старше, существенно больше вширь и длину, немного ввысь, спальни оказались слегка удлинены, оставшиеся пространства под энгава, чья площадь превышала сумму внутренних помещений. Зато раздвижные панели имели другое соотношение сторон и схему движения: они заезжали не строго нечет за чет, а раздвигались парами в разные стороны так, что угловые седзи из конопляной бумаги всегда оставались на месте, а все остальные заезжали за центральные амадо. В примыкающих к энгава углах стояли большие чаши, напоминающие уменьшенные до почти метрового диаметра трехствольные солфиалы, шершаво серебряные снаружи и медно-зеркальные внутри. Орехово-хвойный запах бездымного горючего смоляного состава(!!!) еще не выветрился, как и душистый мыльный флер от моющих средств. Во внутренних углах стояли массивные деревянные кадки из цельных стволов тиса. Кору сняли, неровно ошкурили и отполировали до характерного блеска на получившихся разводах, покрыли приглушенно светящимся лаком, подчеркивающим природный рисунок. С их краев свешивались мясистые клиновидные листья, светящиеся соломенным в светло-коричневую крапинку. Из их середины росла толстая лоза с крупными — размером в две ладони — соломенно-желтыми цветами, ее обвивал мелколистный вьюн, листочки которого скручивались в двух-трех витковые спиральки, как и цветы, испускающие ровный свет, только сливочно-зеленый. Две лозы росли строго по окружности, проведенной через две угловые точки, и сходились в самом центре комнаты, причудливо переплетаясь там, образуя овальный ковер, от которого тянулись, подобно усам, тонкие стебли вьюнков, в данный момент изображающие растянутый иероглиф "счастье" из ориаза. В мокрой зоне на потолке так же складывались в надписи вьюнки и лозы, правда, других сортов, но так же служащие для освещения. Больше всего света давали цветы, гаснущие на время отбоя. А цисторисовые жилки от старости и экономии маэны здесь едва просматривались. В зимний сезон, четвертый квартал, тепла требуется больше, поэтому лоза на этот срок начинает плодоносить, а вьюнок с травой на время отбоя перестают светиться, к тому же мутнеет внутренняя отражающая поверхность чаш, уменьшая светопоток.

Для Эёуха не стала неожиданностью ни система дополнительного обогрева, ни освещение. Внимание привлекла бумага фусум и кора пробкового дуба, ставшая после специальной обработки мягкой, гнущейся и прочной, подобно животной коже. Некоторые татами обтягивались листами из выделанной коры, магически сращенной в однородную поверхность — ступням очень приятными казались касания к шершавым матрасам. Так же из другого дерева делались и рамы удивительно легко раздвигающихся, несмотря на габариты, панелей — красный тис и молочный самшит, приобретшие после обработки жизнеутверждающую золотистость.

Для Панга жилой лист в целом казался светлее и приятнее супрем-аналога, несмотря на большие пространства, огражденные веревочным барьером в полтора метра с горизонтально-волнистыми включениями — верхняя половина отличалась увеличивающимся расстоянием между веревками, призванными удержать детей, пока безопасно планировать вниз не умеющим. Еще один плюс заключался в просторной помывочной, разреженные душевые столбы оной оставляли свободу движений. Домашность придавали и полотенечные вешалки, на которых красовались — индивидуальные! — махровые полотенца. По крайней мере, ни одного одинакового не было, у всех разные цвета и узоры, а четкость аурных отпечатков говорила о постоянстве использования в последние месяцы.

— Не ворчи, там проветривание... — бросил разогнавшийся Понг, охвативший в дюжину раз больше.

— Сам не ворчи, — буркнул Хуан, шаркая по татами.

— Не пора ли Нотжа и Нутжа кликнуть? Пусть попривыкнут, пока никого нет...

— Ага! — сразу воспряв духом. — Нутж, иди ко мне... — закрыв глаза и сложив ладошки вместе.

— Нотж, появись... — вторил Хоан, хлопнувший себя по лбу за недогадливость.

— Ой! Пи-и-инг! — пошатнувшсь. Понг же подскочил к Хоану, тоже отпустившему своего амикуса вслед за умчавшимися куда-то Сержи.

— Почему сразу стали Глазом Виката с Ушами?! — со смесью эмоций.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — доверительно и как бы по большому секрету.

— Над ними Сержи шефствуют, а они где только не шляются по астралу, вот и приходится вашим ровняться на них...

— Шефствует?.. А они теперь всегда так?.. Ой, как здорово!.. — вопросы посыпались редиской из ведра.

— Тише-тише, обвыкнитесь и ответим, — загадочно.

— Да-да, пробуйте колесо покатать и вообще координацию проверьте свою — только поначалу сложно.

— А то опозоритесь перед остальными то...

— С чего это вдруг?! Да мы... Да мы!.. — возмущенно.

— Хе-хе, конечно вы круче!

— Со свернутым об косяк носом, хе-хе! — кружась вокруг Хуана. — Ляпа!

— Пфф! — подхватив игру.

И начались дикие скачки по листу Рупикарпа. Плакали ровные ряды раскрытых рискусов, смялись и скособочились хитрым способом распертые на них футоны, затрепетали проветриваемые мешки-простыни и одеяла, развешенные на веревочных перилах, запорхали сохнущие полотенца. Веселая кутерьма продолжалась до упора, сразу после завтрака покинутый лист вновь наполнился жизнью, смех и фырканье прожужжали все отдраенные углы и коридоры, пока слабое звено совсем не запыхалось и не было за это защекочено.

— Порядок... надо... — первым начавший первым и отстранившийся выдохнул в лицо Хуан с бешено стучащим сердцем и раскрасневшимся лицом.

— Восстановить, — твердо подтвердил такой же Хоан, вглядываясь в близкие глаза напротив.

— Спасибо... — одновременно поблагодарив за проявленное понимание и уважение.

— Тогда... вперед? — оставаясь все еще в той же позе, смущенно-вопросительная улыбка обратилась в искрящуюся радость с хитринкой.

— На уборку! — согласно поддержал Пинг, начав процесс движения.

Амикусы продолжали резвиться — Сержи как с собачками забавлялись с Нотжем и Нутжем, едва ли не каждой иголкой виляющими от удовольствия. Научившись более-менее разделять чувства, дуот Эёух с гораздо большим трудом старался внятно передавать свои: нельзя сюда залазить, нельзя это царапать или грызть, не надо мешаться под нашими ногами, лучше идите вон туда — там можно все... Близнецы взялись за левую половину, дуот Панг за правую, закончив которую пошел убирать следы от коготков и зубов.

Деревянные подобия прищепок представляли собой кольца с плоскими губами внахлест: сжимаешь кольцо — они и расходятся. Тугие и простые, сделанные без помощи магии и сохраняющие упругость с формой. Если бы не предусмотрительный Панг, улетели бы вниз многие из них, а так же наволочки и некоторые одеяла из низшего кантела(*).

Здесь даже проректорская форма из конопляной ткани сшита, правда из высшего кантела — обычная нить подвергается магической обработке, становясь очень тонкой, поэтому для прочности и совмещения почти всех преимуществ и той, и другой нити их объединяют в одну, либо используют специальную технику, в которой на шелковый каркас ложится конопляный ковер. Кантел комфортнее муслина, практичен и стоек к износу, гиппаллергенен, гигиеничен. Однако требует гораздо больших трудозатрат, которые супрем-гим себе позволить не может, потому и выращивает хлопок и лен. Впрочем, каждый каэлес специализируется на двух-трех видах, реже на четырех. Выделяют множество натуральных волокон для производства текстиля: шерсть, мохер, кашемир, паутинный и обычный шелк, абака, бамбук, джут, лен, кенаф, койр, пенька, рами, сизаль, хлопок. Эхнессе, например, пенька, кашемир, мохер и шерсть — последние три напрямую связаны с отарами овец и коз, пасущимися в степи и горах. Все, связанное с шелком, кстати, находится в царском ведении.

Пока восстанавливали порядок, Пинг позавидовал здешним алсам и похвалил себя за правильное решение о переводе именно сюда. Во-первых, мохеровый плед имел толстый кантеловский пододеяльник и простынку стандартным комплектом. Во-вторых, живое пламя — в с утрица очищенных чашах — горит весь вечер и ночь, естественным образом освещая и согревая, создавая теплую и сближающую атмосферу, причем достаточно пожаробезопасную благодаря чарам. Было две тройных точки — триноги на стыках двух боковых комнат снаружи дополнялись третьей. Две двойные у основания, две двойные на стыке боковых с крайней спальней, и самое приятное это целых две двойных по внешнему краю и две тройных по углам. Таким образом, внутри аж в два раза больше, чем у других. В-третьих, это висящие на столбах по периметру цисторисового листа разномастные магические светильники, недостатка в которых никогда не было — годовые экзаменационные работы, в Кюшюлю наверняка пока еще продаваемые. Аттестационные вешаются в жилом листе и полгода тестируются в реальных условиях, затем разбираются и создаются наново — дальше они расходятся после года испытаний. Жаль, что листы после соответствующего звена остаются без светящихся растений, заменяемых изготавливаемыми для нужд центурии магическими светильниками, алсами и поддерживаемыми — деканами у млазов. Цветы живые... А так же Панг порадовался за здешних алсов, во сне которых нет темных углов.

— Воспринимайте амикусов как своенравное продолженье самих себя...

— Где-то нужен приказ, где-то просьба. Хех, со временем станут умнее, и капризнее!..

— Куда уж больше! Голова до сих пор идет кругом... — пожаловался Хуан.

— Терпи, млаз, стазом станешь, — с усмешкой посоветовал брат.

— Сам-то не хорохорься, — понимающе мотнув головой.

— А чего Сержи на мыслеречи не говорят? — затронул Хоан терзавший его вопрос.

— Мы тактичны, — вместо Пинга ответил правый ёж-альбинос и громко фыркнул, подкравшись сзади к тут же подскочившему и покатившемуся клубку Нотжа.

Хуан прыснул, Хоан надулся.

— Нам нравится спальня Ракип своими четырьмя плафами(*)... — перевел тему Пинг.

— Ага, настоящий огонь так красив... — поддержал его Понг.

— Нас могут и в прима-Рупик определить, — задумчиво.

— Мне тоже на огонь в плафах нравится смотреть... — мечтательно и с ностальгией.

— Да ладно, мы не будем возражать против этой спальни, если что. Да, брат?

— Ага! Не разделили бы только... — пошевелив опечалившимися ушами.

— Хуан? — положив руку на плечо, заглянул к нему в темные на фоне светлого неба изумруды Понг.

— Я справлюсь, — преувеличенно бодро ответил тот.

— Держи нос по ветру, — ободряюще вздернув нос альфарчика предпоследней фалангой указательного пальца и получив шлепок по кисти вместе с озорным взглядом.

— Думаю, Эёух, достаточно ёжиков, после сиесты еще потренируемся, — поделился своим соображением на их общем закрытом ментальном канале — в озмеке — Понг, свернув игривый порыв Хуана.

— Ага. — Угу. — Беззаботно откликнулись доверяющие Пангу братья Эёух.

Близнецы со второй попытки дозвались амикусов на руки, поцеловали в носики и подбросили в астрал — подлетевшие астральные сущности растворились, не пролетев и полметра, только веселое фырканье и осталось затухающим эхом, да приглушенное расстоянием сопение убежавших по каким-то своим делам Сержи.

— Друзья, — не теряя времени, там же продолжил дуот Панг, встав перед дуотом Эёухом, взяв за плечи, глядя в глаза, — а хотите в гости к своим амикусам? — заговорщически.

— А можно?.. — Хотим-хотим!

Панг упивался ими, ловя малейшие оттенки и дуновения. И пусть он действовал неумело, порой жестоко, его это ни капельки не смущало, разве что с молекулу набралось сомнений.

— А куда... в астрал?! — следом оба расширили глаза одновременной догадке, то ли приглашая в них заглянуть, то ли желая рассмотреть досконально.

— Смелые и отважные парни струсили? — лукаво задав провокационный вопрос.

— Нет! — Мы готовы! — Хоть немедля! — Ага! — Вы с нами?.. — А как?..

— Слушайте...

Глава 11. Через Границу

Пинг и Понг плели очередной заговор против взрослых, а Панг умилялся Хоану и Хуану. Неожиданно для себя он обнаружил рядом с дружескими отеческие нотки. Шок бы вышиб ледяной пот, имей засевшая в астрале манифестация кожный покров, а так родившееся завихрение и рядом не стояло с секретом сальных желез.

— Заигрался... — уколола мысль.

Отцовские отношения — это лишку для всех. В первую очередь для братьев Эёух, в первую и главную. Они не простят, я не прощу. Нельзя замещать эту роль! У них есть родители, дарившие ласку и тепло младенцам, вдали от них выросшим в достойных отроков. Семья должна бередить особые чувства, не смешиваемые с дружбой. И вот он, первый звоночек о том, как поддаются неумелым рукам два кусочка живой глины, несколько ночей назад отчетливо разделяющих оба понятия, а ныне запутывающихся в себе и Панге.

— Мы прошли через смерть папа... — Мы прошли через жизнь, мама... — Отчего же вы плачете горько?.. — такой может стать их встреча. Должна стать.

— Теперь знанием вооружен! — подумал Панг.

В жизни Хуана и Хоана как-то вдруг стало слишком много Пинга и Понга, чересчур вдосыть. Очередную авантюру не отменить, но нюансы можно и нужно исправить, сделать приземляющие акценты, пока свежи воспоминания...

— Вы нам больше не друзья, — морозным хором заявили вышедшие из-за куста боярышника Пинг и Понг.

— Нно... — Кккак... — мгновенно побледнев как застигнутые врасплох за подготовкой шкоды мышки.

— Ттам... А тут... Такое!.. Но ведь... Мы хотим... Друзья... — грудь у обоих сперло, дышалось с трудом, слова не лезли, а мысли убегали прочь мукой из решета.

Слезы безмерного счастья поменяли ипостась на ужас. Буквально мгновения назад их распирала любовь. А как не распирать?...

Сидение возле пруда как-то вдруг стало в тягость обоим. Не радовали рыбки, не сластили ягоды, мох не пружинил, а уходил из-под ног, поп, спин... Близнецы познали тупик, движенье остановилось из-за равновесия противоположных сил, все возрастающих и возрастающих. Разум говорил одно, а чувства продолжали манить в неизвестность. Хуан и Хоан заново узнали друг друга: увидели глазами, услышали ушами, ощутили на языке солоноватый вкус крови, а на теле боль от кулаков, с пробуксовкой, но наученных силе и меткости. Зияла пустота на месте прежних братских ощущений, воздвигнутая дуотом Пангом пропасть, непреодолимая и ужасающая. Насколько ему больно? Как сильно он рассержен? Почему меня не понимает? О чем думает? Что чувствует?.. Безответные вопросы сыпались ворохом в никуда.

И вот ухо одного поймало далекий серебристый перезвон не то бубенцов, не то колокольчиков, не то музыкальных трубочек или плиток. Вот второй заинтересовался. Вот они вместе как под гипнозом пошли к скачущим огонькам. И дружно ахнули, завидев пару настоящих фей. С этого мига несмотря на пустоту они ощутили дружный порыв. Проклюнулось яйцо понимания неслышным лесным шагом через до селе непролазные кусты терновника, царапающегося от бессилья, но пропускающего через себя слаженную команду близнецов.

Волшебная поляна, удобная лежка, идеальный обзор из укрытия. Две пары глаз, забыв обо всем, с восторгом следили за чудесным танцем влюбленных. Пара касаний друг другу — близнецы засопели в согласии. Вальс, танго, самба — фей и фея то бросались в безудержный пляс, едва не выталкивающий к ним близнецов в припляс, то с нежностью кружились, целуясь страстно, целуясь любя. Эротичность движений отразилась на понятливо и смущенно переглянувшихся Хуане и Хоане, не посмевших шорохом прервать таинство любви двух сказочных, мифических существ. Настоящих, не грезящихся — рядом лила на поляну свет орхидея, давая возможность задействовать истинное зрение, пряча за собой эффект светящихся глаз.

На поляне росла облепиха, чей радостно желтый свет от поспевших ягод ласкал взор. Горели огнями в траве ягоды священной морошки. Ормахагн, безумно красивый и неизвестный братьям Эёух, цвел в самом центре. Вокруг огромного цветка с удивительно мягкой и пуховой на вид сердцевиной и свивали свою любовь феи.

Братья вновь переглянулись своими огромными глазищами — феи свивали любовь! Искрящаяся пыльца рассыпалась с их крыльев, по дивным траекториям устремляясь в центр едва наметившего контуры кокона. Со спин, с основания крыльев, тянулся то флер, то ленточная вуаль, то вихревые полосы, то жгуты света, то искрящийся разноцветный шарф с туманной бахромой. Огромные в начале крылья, мощно и в тоже время совершенно без усилий вальяжно порхающие в воздухе, ускоряли свой темп, становясь меньше, тая. Переливающиеся подобно алмазам в свету тела фей тоже менялись: то пол различался лишь по фигуре, то отчетливо проявлялись вгоняющие в пунцовую красу детали, используемые и похоже, и в то же время совсем иначе, чем привыкли видеть и делать на облекто завороженные Хуан и Хоан, давно обнимающиеся, давно прижавшиеся к друг дружке ушами и касающиеся щеками — они и сами не поняли, как умудрились так, и даже не пытались понять или думать об этом. Все мысли близнецов были там, на поляне, все чувства разделяли они с влюбленными, ткущими нечто.

Внезапно бурные потоки мыслей и чувств братьев схлестнулись, будто прорвав некую плотину — с неба на поляну упала одинокая звездочка, упала прямо в середину кокона, унося всех ввысь, к облакам любви. Трепет охватил близнецов, боящихся дыханием осквернить божество прекрасную мелодию, заигравшую столь нежно и трепетно, что плавились границы внутри Эёха, плавились крылья фей стекая дивом чудным по проложенному в воздухе танцу. И волшебно сияла сказочная звезда в их творении, отражающимся в двух парах глаз, глубоко западая в две души, свидетельствующие таинству любви.

Вопроса: "Что такое любовь?" — для них отныне не существовало. Они еще не знали об этом, и не догадывались. Они полностью обратились в зрение, в слух, в обоняние, напрочь забыв о напряженности в паху, и вообще об окружающем. Они воспринимали только двух милующихся фей, за их спинами причудливой красоты дорожки, осыпаемые пыльцой, свивающийся внизу вокруг звезды кокон. Ни ормахагн, ни священные растения — ничего вокруг не воспринималось ни поглощенными собой феями, ни поглощенными ими эльфятами.

Но сказка ушла, кончилась, завершилась поцелуем бескрылых, упавших тенями по бокам мерцающей искры, завершившей творение кокона. Но братья Эёух все не двигались, у них перед глазами все еще стояло феерическое зрелище, и мерно искрящийся подобно снегу в лютый мороз кокон. Не сговариваясь, они медленно поползли вперед, не замечая морошки. Тут их и застали.

— Да чего вы все мямлите, а? — в сердцах воскликнул Пинг и опрометью бросился мимо севших близнецов.

— Они же горят от любви, сжигая себя, вы разве не видите?! — с гневом крикнул побежавший следом Понг.

— Жизнь едва теплиться, а они, понимаешь, ползут и не чешутся, йейль!!! — бережно беря не помещающуюся на ладошке фею.

— Да помогите же, остолопы!!! Разве не друиды помогают феям? Или вы некроманты?.. — пряча у сердца фея и поворачиваясь боком.

— Ннет, — выдавил через душащие слезы Хоан, которого всего трясло.

— Что нет? На боль прилетели пташками, а тут умирают от любви, в вы лишь моргалками хлопаете да слезы в три ручья пускаете?!

— Нет! — отвернулся и Пинг от Хоана. — Вы ты не сможешь вырастить крылья! Это под силу лишь истинным друидам, заботящимся о лесе и его обитателях, а не вам, посмотревшим на возрождение сказки и с таким же восторгом на ее смерть! — щедро изливая энергию, щедро и бестолково. Из-за тряски за плечо все разбрызгивалось.

— Да-да, без заботы родителей дети в улье погибнут, так и не родившись! Ну хоть не мешайте, а? Все же мимо из-за вас утекает... — баюкая находящееся в коме от истощение тельце с едва теплящейся у основания крыльев на спине искрой жизни.

Они не могли связать звуки между собой, впадая в отчаяние. Они нехотя отпустили плечи и их едва контролируемые руки сильнее затряслись, как у припадочных.

— Отвалите к ялу!!! Еще не хватало улей с их детками раздавить!..

— Понг, — позвал Пинг через рыдания тех, у кого подкосились ноги. — Давай хотя бы ей поможем, а? Вдвоем должны справиться, она теперь королева-мать все же... — с надрывом.

— Пинг!.. Раз нет друзей-друидов, вспомни хоть о каком-нибудь, портал-то мы точно построим. Может, еще успеем, а?

— Ы-ы-ы, — протяжно, — ту-ут... — Эм, хнык, жем... — ничего не разобрать было, но сквозь слезы торило путь упорство и мольба.

— Мы тут... — Поможем... — превозмогая непослушное тело и пододвигаясь-подползая.

— Они видели их крылатыми, Понг...

— Тоже хочешь поверить, Пинг?..

— Растерялись... Сбежали, ничего не зная ни об округе, ни о феях...

— Кому как не... друзьям верить, да?

— Верно...

Пинг и Понг, за рассуждениями вслух давшие время немного успокоиться, повернулись лицом к Хоану и Хуану и сами быстро передвинулись к ним, бережно протягивая вперед сказочных существ, похожих на эльфов в миниатюре.

— Надо вернуть крылья, Хоан, — доверительным тоном начал Пинг.

— Действуй как тогда с нами, Хуан, — глядя с надеждой продолжил Понг. — Крылья их жизнь...

Еще не веря, они начали новую волну захлебываний. Первым запищал Хуан, дрожащей рукой коснувшейся прохладного Иэру. Его зрачки расширились от испуга. За представителя народа фей.

— Смелее, ты сможешь, — ободрил его уверенным голосом Понг, — действуй...

И мальчик-альфар решительно подчинил своей воле тело, начав из разлитой вокруг энергии плести пальцами и как бы разглаживать отсутствующие крылья. Вскоре и глаза его высохли, как у близнеца Хоана, через Хуана почувствовавшего холод и тоже начавшего помогать.

Толстые ниции текли за тощими минутами, четверо сосредоточенно занимались двумя. Вторая пара спасала первую, третья пара спасала вторую, делая руками спасаемых приятный сюрприз первой. Махонький краешек простимулировал усердие — усилия венчаются успехом. Еще чуть-чуть, еще немного поднапрячься и цель будет достигнута.

— Не лей так много маэны, Понг, обессилишь скоро, — произнес Хуан и сам подивился своему нарушившему сопящую тишину твердому голосу, смешно запрядав ушами. Но сосредоточение не сбил, и очередной участок растить не прекратил, ровно и точно распределяя энергию, помогая и облегчая работу организма, но не выполняя ее за него, лучше знающего, что, где и как должно вырастать при регенерации.

— Угу. Так нормально? — переспросив с серьезным видом.

— Да... — несмело улыбнувшись и поставив уши торчком, только самые пунцовые кончики мелко тряслись.

— Пинг... ты тоже давай, поменьше... — и весь залился краской на носовой выдох-усмешку, которым близнец подчеркнул его волнение, прозвучавшее в голосе.

— Так? — вопросительно, вполне по обычному.

— Угу... — и тоже двинул ушами.

Когда крылышки засеребрились и мелко заискрились здоровьем, уставшие руки близнецов застыли в напряжении, не зная, как поступить дальше. Эёух не решался поднять глаза, оторвать их от медленной игры света, здорового и ровного. Зато Панг решительно отодвинулся и очень осторожно положил любящуя пару рядом с друг другом на цветок ормахагна, напоминающий орхидею и ромашку одновременно, вблизи свитого ими улья, продолжающего радовать глаз. Только раздавленные ягоды да измятая трава напоминали о развернувшейся драме. Ну и сами ее участники, все еще находящиеся на поляне.

— Хоан, — обратился сверху вниз Пинг. Эльф так и сидел с протянутыми руками, совершенно не дрожащими, кстати, и смотрел в ту же точку, боясь даже ушами дернуть, моргнуть боясь. Глаза, естественно, вновь стали увлажняться. — Они стали сразу вить улей над магическим цветком или вначале просто так танцевали?

— В начале так... — шепотом, едвали не одними губами.

— Значит, они знали о подглядывающих, — сделал вывод Понг.

— Но потом так увлеклись собой, что обо всем забыли... — задумчиво произнес Пинг, все так же стоящия над Хоаном, как и Понг над Хуаном.

— Видимо, они давно хотели зачать потомство, — продолжил размышлять Понг.

— Поэтому не корите себя — вы не виноваты в том, что они столь сильно друг друга любят, что готовы сгореть и остаться без крыльев...

— Обычно супругам после Танца Жизни и Любви помогают их друзья, другие феи...

— И раз они стали танцевать при вас, то выбрали своими друзьями, способными помочь в трудную минуту...

— Да, вам повезло Эёухи! Хе-хе!

— А ну не вешать ухи, Эёухи! — задорно. — Идем, оставим их сну...

Заботливо взяв подмышки, Пинг и Понг помогли встать и не подумавшим сопротивляться, покорным.

— Вам тоже нести... на лодошках? — озорно спросил Понг.

— Или сами потопаете обратно? — вторил Пинг.

— Сами, — понуро, так и не подняв взгляд, но опустив руки.

— И даже дорогу сами найдете? — поддел Понг.

— Пфф! — фыркнул Хуан, сдерживающий и улыбку, и что-то еще. И мельком взглянувший исподлобья.

— Тогда вперед, — серьезно и твердо.

Двоим как пинок под зад дали. Подскочив, они кинулись обратно. И лес их пропускал — кусты не царапались, корни не подставлялись. А побежавшие за ними напоследок восстановили растения и притянули к себе по горсти облепихи и морошки.

— Руки подставь, Хоан, — сказал Понг. — Ёлы-палы, горсть сделай, ягод отсыплю... — что тут же и сделал, пока тот бездумно повиновался, словно наказанный.

— Это вам обоим, ешьте смелее, — добавил Пинг.

Панг первым показал пример: "магически вымотавшийся" Понг себе щепотку отправил и Пингу в рот положил, тоже щепотку. Полная горсть облепихи и морошки, вперемежку, с наслаждением стала уминаться, пока не уменьшилась настолько, чтобы не быть просыпанной при разделении. Хуан себе в рот быстро отправил щепоть, даже стал расплываться в улыбке, слетевшей:

— М? — мыкнул Хоан, поймав взгляд хотящего положить себе в рот и вторую горсть брата. Поймал и покосился на Понга, отправляющего вторую порцию придающей сил вкуснотищи в рот Пинга.

Хуан сконфузился и, конечно, часть ягод попала мимо братова рта. В это время Пинг и Понг сделались как можно незаметнее, добавив соответствующую ауру.

— Простите нас, — вместе произнесли виноватым-виноватым голосом тоже подошедшие к ручью ополоснуть липкие руки Хоан и Хуан.

— За что? — изумился Пинг.

— Ну... мы это... сбежали ведь, — сконфуженно и стыдливо.

— И там... ну... — смущенно и стыдливо.

— Мы не запрещали гулять, — глядя в лицо.

— И наверняка там вы просто растерялись. Конечно, нюни зря развесили, но со всеми бывает...

— Нет вины, за что прощать? — глядя в лицо внимательно, и по-доброму.

— Нет вины... — судорожно всхлипнул Хуан, но удержался от дальнейшего.

— И все равно!.. — упрямо заявил Хоан. — Простите за недостойное друидам поведение!

— Да, — тихо добавил Хуан, поднявший волевые глаза. — Друиды не хнычут во время беды, простите.

— Ясно... — протянул разочарованно Пинг.

— И друзья тоже! — воскликнул догадливый Хоан. — Простите... друзья.

— Простите друидов, друзья... — поправился Хуан.

— А вы сами себя простили? — вздернул бровь Понг.

— А вы сам хоть поняли, за что прощенья просите? — добавил Пинг.

Но дуот Панг не смог смутить дуота Эёуха. Пристыдить — возможно.

— Да... Да! — ликующе. Сперва поникший взгляд заискрился. — Мы...

— Да, мы оба... — утвердительно ответил на мимолетное переглядывание близнец.

— Мы поняли разницу между любовью и дружбой. Увидели... — и споткнулся.

— И теперь знаем... — подхватив не нашедшего слова брата.

— И понимаем разницу межу ними, — полнясь светлыми чувствами. — Вы кого-то любите так же, да?

— Как феи друг друга, и потому... да?

— Да, Эёухи, — тепло улыбнувшись. — Потому сразу и попытались, как умели, сказать... Плохо получилось, да?

— Отвратительно! — весело произнес Хуан, улыбнувшись до ушей.

А Хоан протянул правую руку. Панга уколола совесть за то, что так резко лишил детства этих двоих, ускорив психическое взросление. Но виду он не показал — их и так к тому понукали.

— Когда начнем? — деловитым голосом осведомился Хоан после крепкого рукопожатия.

— Мы оба хотим... все вспомнить и ничего не забывать! — после запинки с характером заявил Хуан.

— Слушайте... Внимательно слушайте...

— Стой, Понг, давайте наперво искупаемся в ледяной водице...

— Нет, сперва инструктаж. Садитесь. Хорошо. Уясните четко и однозначно! Все. Уже. Прошло! Будут вос-по-ми-на-ни-я! Они помогут разобраться и понять. Они не могут убить или покалечить тело, но обязательно внесут сумятицу вот сюда, в голову и мысли, и вот сюда, в сердце и чувства...

— Мы не всемогущи и не всеведущи, как может показаться, — с болью в глазах. — И нам сопутствуют боль и страдания. Да, это так! Там, на поляне фей, вы испугались сначала за себя, просто ужаснулись... Не могли двух слов связать, вас трясло... А потом ты, Хуан, прочувствовал холод, что настанет после смерти чудесных созданий, сотворивших из любви потомство. И вы испугались за чужих, не за себя. И смогли действовать, действовать правильно и своевременно. Поведи мы себя иначе, если бы не усомнились в вас... Если бы не та толпа безмолвно глазеющих тогда на проклятых... У вас не получилось бы, правда? Вы не смогли бы действовать по наитию и реально помочь, скажем прямо.

— Вам стыдно за поведение на поляне. И нам стыдно... Да! Вы многое уяснили себе, и еще потом много раз будете об этом думать. Но как и вам стыдно за свои слезы и сопли, так и нам за то, что вообще допустили их у своих друзей, что мы в них тоже виноваты.

— Хуан, Хоан, к друзьям не зазорно приходить и плакаться, жаловаться и говорить за жизнь. Но... но очень обидно, стыдно и неприятно, когда друзья страдают друг из-за друга по глупости или намеренно, чтобы один все же смог понять известную второму жизненную мудрость. Не, все путанно!.. — смахивая свою слезу.

— Все хорошо, Пинг, — попытался успокоить Хоан.

— Спасибо... — Давайте уже в воду!

Тоже расчувствовавшийся Понг сиганул с разбегу рыбкой первым. Остальные подняли тучу брызг в ледяной воде — всего четыре градуса до оледенения. И на этот раз дно не грело.

Выскочили быстро, раскрасневшиеся и с шалыми глазами от впрыснутого в кровь адреналина.

— Пока мы вас защищаем, — пояснил на ухо Хуану Понг, пересадивший его так, чтобы обнимать со спины и руками, и ногами.

— Мы рядом, все это прошло, все живы и здоровы, — добавил Пинг.

— Начинаем... — синхронно.

Панг оставил самое ужасное на потом. И это не Жнец... Самое страшное это кричащий, брыкающийся и вырывающийся дуот Эёух. Вырывающийся из объятий смерти.

Пинг и Понг вместе с Хуаном и Хоаном заново проходили Пропреп. Рубились с лианами, жгли муравов, топили ос-убийц, продирались через кишащее пиявками и змеями болото. Так видел Эёух, видел и чувствовал иронию Панга, которому полоса казалась безобидным курортом. Они оба сгорали из-за рефлексии и тех планов, что строили, а на остатке Пропрепа и сами поняли, как просто и легко все можно было пройти. И вновь плавились от прожектов по спасению, долго и качественно плавились до самого ужина еще и от нагоняя от декана, в пух и прах развенчавшего его место в рейтинге, пока он витал в себе. А Пинг и Понг лишь поддакивали, во всем согласные и подкинувшие еще столько же эпизодов из собственной памяти, на которые декан не заострял или не обратил внимания. Поддакивали, намекая на проявление ответного внимания к дуоту Эёуху, о чем тот и подумал, тут же убедившись в правоте.

Правая рука Пинга лежала напротив сердца Хоана, как во второй паре. Лежала, крепко зацепив и сжав пальцы эльфенка между своими. Своей грудью и частью ладони по эху от костей Пинг ощутил, как ухнуло сердце Хоана, понявшего три вещи: он тогда за ужином упал в обморок, он упал и сломал себе шею, выбранные им в друзья видели это и не побежали выручать, а всего лишь споткнулись и почти мгновенно успокоились, остро сожалея о несчастном случае. Хоан даже не задумался о том, что время резко замедлило свой ход, что он переживает ценцию за ницию, утопая в своих и чужих чувствах, смешавшихся почти неотделимо. Почти! Какие-то жалкие и непонятные мотивы и объяснения, все чушь! Он умирал, а они... а они!!! И вот появился неизвестный, мановением мысли убравший стол и скамьи. И вот пришла память о том, как он стоял одной пяткой на потусторонней границе, без отрыва ступни делая правой ногой шаг туда, не имея сил противиться, разрываясь на части. И вот победила золотая связь с оши, буквально впихнувшая Хоана в тесный ящик, где самому дышать запрещалось!!! Как бы не старался, он не мог вдохнуть большего, не мог пошевелиться, не видел ничего, не чувствовал брата. Брат...Брат!!!

Казалось вечность, казалось навсегда тюрьма, такая реальная и такая чудовищно пугающая. За спиной Пинг. За спиной крышка гроба. За спиной Пинг, за спиной... Двойственность сводила с ума, два полюса — одиночество и близость друга — плющили сознание, разрывая пополам.

Миг освобождения как первый свободный полет с кроны, как бассейн ледяной воды после парной. И княжеские — княжеские! — слова о силе. Это голос того, кто в действительности спас, вынул из сводящей с ума клетки. Вот просьба, а вот решение об ошибке и переводе двух дуотов в Эхнессе. Перевод в Эхнессе! Клетка! Перевод! Смерть! Друзья?!..

Хоана ошпарил ручеек, бегущий по спине. Хоан заиндевел от ручейка, бегущего по груди со щек. Хоан, такой всегда рассудительный и знающий, познал Растерянность. Он вообще просто Познал, много и сразу. Вспомнилась вся цепочка от момента в помывочной — первого взгляда на новеньких — до их последнего слова: "Начинаем..."

Они видели нашу смерть и ничего — ничего-ничего! — не сделали, наоборот, осмеяли! Нет, брат, сила... Да какая, к ялу, сила, жмых?! Вот, вот подлинное предательство!.. Предательство... Нет!!! Брат, братик, вспомни же! Вспомни слова инструктора: "Сила не в руках или даре, а в голове ими правящей"! Вспомни же: "Пожалуйста, князь, срочно уделите нам миг приватной беседы в том же месте" — и сразу следом это: "Вы не приняли дуота Панга... Дуот Эёух сам тяготится пребыванием здесь... переводом в Эхнессе я забираю обоих дуотов!" Да очнись же, БРАТ!!! Пожалуйста, братик, как же я без тебя-то... родненький...

Эёух преодолел себя. Что помогло? Слезы? Феи? Колбы и жидкости? Секс? Все вместе!.. Эёух целиком и полностью простил. Простил друга. Друга Панга. Простил Панга. Хоан и Хуан простили Пинга и Понга, горячими слезами обжигающие спину, защищающие спину, оберегающие их, простившие и помогшие простить, сохранить и укрепить дружбу. Нет морозу слез! Извернувшись в теперь уже ослабевших объятьях готовых ко всему, заранее принявших и смирившихся с любым решением Пинга и Понга, Хуан и Хоан смешали два ручейка в один, добились биения в унисон.

Долго ль, коротко ль, но высохли слезы, успокоился бурлящий котелок эмоций, осталось только тепло четырех обнимающихся тел с гулко в синхроне стучащими сердцами. Не было мыслей, не было чувств, жила дружба, закаленная в пекле и льдах.

— Мы тебя прощаем, Панг, — явилась сдвоенная мысль. — Понимаем и прощаем...

Оба близнеца не сомневались в том, что их слышат, оба чувствовали их у себя в головах. Они находились близко-близко, но не пересекали черту, чтили чужое сокровенное. И близнецы отвечали кровным братьям тем же. Теперь Хоан и Хуан как бы видели связывающие их оши, где-то там, далеко внизу. Они понимали сравнение и теперь знали, как и почему — кровная связь. Она была все время с ними, а эти двое сами установили ее, недосягаемую для контроля оши. Где доппельвита и где врожденный мост душ?! А вот и амикусы... Амикусы?! Нотж! Нутж! Конечно, конечно амикусы! Как же иначе-то!? Нотж... Нутж..

— Спасибо, Эёух. Благодарим, что выбрал нас... Это обогатило нас всех.

— Обогатило, — прокатилось смакующее слово эхо. — Да...

За миг, в который раз, пронеслись воспоминания последней недели, и расцвели Танцем Любви и Жизни фея и феи, мужа и жены, зачавших потомство, дозревающее в улье.

— Мы сейчас осторожно разорвем физический контакт с вами, а потом и вы между собой, хорошо?

— Надо закрепить озмек, он не зависит от расстояний...

И Хоан-Хуан, Эёух, прекрасно понял, что такое "сейчас" и "озмек". И от этого рассмеялся, просто и заразительно. И как-то сами распались объятья, их заменил мох, чувствующийся то на спине, то на боку, то на животе или коленках. И радостный хохот только усилился от понимания — удалось!!! Все получилось! Все по-лу-чи-лось! И сам собой возник круг из четырех обнявшихся за плечи. Спокойные мальчишеские тела стояли, соприкасаясь головами, разрывающимися от дружеского счастья.

Хоан-Хуан непринужденно обменивались в озмеке горящими мыслями с Пингом-Понгом. От незатейливого переброса впечатлениями и чувствами они научались не вываливать все и сразу — очень быстро Эёух понял, что Панг педантично выцепляет только суть из той лишней бредятины и мешанины, что он отправляет ему. Сейчас — сейчас! — Эёух был окрылен, подобно феям, все получалось сходу, стоило только обратить внимание, чем и занимался Панг, обучая.

— В этом весь Панг!

— Ага! — легко согласившись.

Было еще купание, и валяние, и купание, и поедание, и возня в ягодах, и купание. Эёух обалдевал от себя и Панга. Эёух — Хоан-Хуан. Хоан-Хуан — Хоан и Хуан. Близнеца братья Хоан и Хуан по дружески любили Пинга и Понга, вместе с ними прошедших через смерть и заточение в кристалле, через сказочный танец не мифических феи и зарождение жизни.

Потом они вместе прокрались на ту поляну и увидели еще шесть пар, круживших очаровательный танец вокруг двух сладко спящих, иначе уложенных. Они последовали за ними, играя в догонялки по всему острову-не-острову, полному волшебства и невиданных чудес, таящихся на каждом шагу. Много-много бегали, долго-долго играли, резвились до упаду. Феи оказались такими забавными, хотя поначалу немного грустными, или печальными, или тоскливыми. Они быстро втянулись в потеху. Резвые и веселые, еще как умеющие плескаться в воде и нырять!

Но и этому пришел конец — незаметно подкравшаяся усталость взяла свое. Чуткий Панг вполне явственно и понятно вывел всех на мшистую поляну у ледяного пруда с родничком. И вусмерть счастливые Хоан с Хуаном вместе с оставшимися с ними феями, назвавшимися Эуртом и Иосли, уснули, проводив остальных к спящему королю и королеве рода Кагифэ.

Хоан и Хуан ощутили друг друга незадолго до всплытия в своих Грезах. И это так их обрадовало, это новое чувство единения столь можно наполняло силой, что они одновременно решили не погружаться дальше, в листы, чтобы увидеться в Комнате Встреч — они уже ощущают друг дружку. Иначе, по-новому. И это будоражило воображение одновременно успокаивая.

Хоан и Хуан проснулись вместе с феями. Выспавшиеся, отдохнувшие, спокойные в счастье. Правда, они бросили испуганные взгляды, ища Пинга и Понга, но тут же сами шлепнули себя по лбу и мигом отыскали озмек, где получили приветливое:

— С добрым утром, друзья!

— С добрым утром, друзья! — ответили вновь успокоившиеся братья.

— Покажите лентяю и лентяйке, что такое утренняя гимнастика, покушайте, и пора бы уже, в самом деле, хе-хе, все же вернуться ко всем и пройти церемонию трансфера...

— Ага!

— Ах, они феи-лентяи?!

— Ха-ха-ха! — весело рассмеялись друг на друга братья, казалось, поменявшиеся ролями.

— А мы куда вернемся... в Кюшюлю? — через какое-то время задал насущный вопрос Хоан.

— В гостевые покои князя. Только тс-с-с! Для всех вы там со вчерашнего ужина!

— Тс-с-с! Хи-хи!

— Упс!.. — Упс!.. — оба сообразили, в Чьи покои попадут. И впечатлились, начав активно делиться... мыслями чисто между собой.

Глава 12. Вотчина Ахлессена

— Хуан! — окликнул Пинг в озмеке.

— А? Что? — откликнулся задумавшийся альфар.

— М? — и братцу его стало интересно, что за интонация такая вдруг.

— Такс, братцы-акробатцы! Всю конторку спалят и взгреют по первое число, если один, даже не замечая, будет чесать коленку другого.

— Угу! Мыслеобщение еще куда ни шло, но вот так вот полно — это нонсенс, за который для нас вполне могут придумать специальный оши и под благовидным предлогом его поменять! Только во сне и будете так же свободно друг друга воспринимать...

— Ясно, — опечалился Хоан.

— Эм, я и правда почесал твою коленку вместо своей? — все еще изумленно.

— Правда-правда... И что теперь делать?

— Ага, это получилось так естественно, я и не подумал...

— Пусть Хоан сядет слева от Ракипа, и Хуан справа. С наружной стороны. И войдите в глубокую медитацию, как учили. Ощутите себя, свое эго, отстранитесь от нас и от брата. Через амикусов мы дадим знать, когда будет достаточно — запаситесь выдержкой. Хорошо?

— Хорошо... — ответили они и поплелись в разные стороны, что-то там недовольно бухча между собой. Синхронно почесав свои коленки, они вместе пригнулись, воровато оглянувшись, и поспешили начать медитацию.

А Панг продолжил болтать ногами, повиснув на перилах и рассматривая окружающее.

Окультуренная степь с юга, обветренные горы-деды с севера, метров тридцать с лишним шириной лента разделяющей их реки, извивающейся как на игривом ветру. Эхнессе рос ближе к восточной границе земель каэлеса. Дальше кривился его мертвый предшественник — бездушная древесина, доживающая свой последний век перед сносом и разделыванием на дома, мебель, алхимические ингредиенты, удобрения. Если бы Эхнессе покинули вовремя, то его бы как раз следом за переселением и стали бы корчевать. А когда истощился бы западный сосед Эхнессе, магические аномалии рассосались бы, и на этом уже удобренном и всячески подготовленном месте посадили бы саженец нового мэллорна. Как раз такое поле дозревает на самой западной оконечности, ожидая новое Древо. Восточнее по цепочке вдоль степного берега растет мэллорновский молодняк, стройный и пышущий мощью природы во всей ее девственной чистоте. Приемник Эхнессе, пока еще незнакомый Пангу мэллорн, даст новое имя и новый кров всем обитателям. Его уже одели в цисторисовые штаны, обули в лапидеурб, нацепили панаму, все на вырост. Сейчас там остались косметические работы и налаживание некоторых производственных циклов на новеньком оборудовании — все старое, что на Эхнессе, скорее всего продадут вместе со всей коллекцией произведений искусства. Сменится и верхушка администрации — мэллорн сам выберет своего ректора из претенденток, желающих по выпуску стать Чародейками, или младшими мерцающими, или сразу дэвами, если повезет. Возвышенным слогом, если, свадьба празднуется, венчаются мэллорн и эльфа. Может, потому и стерва Щоюрацажак — от нехватки истинно мужских ласк.

Однако истинная жемчужина каэлеса — срединный мэллорн, Ахлессен. Он родитель остальных, он возвышается метров на пятьсот стволом в собственной коре, а не паразитической цисторисовой. Конечно, в его кроне есть для всех живущих в каэлесе жилье, свитое из лоз, таких же квартирантов. Отец-мэллорн сам в преклонном возрасте — шутка ль, четыре-пять десятков тысяч лет? По Орреджо разбросано десять будущих родоначальников для каэлеса. Один такой уже обзавелся шестью детьми, и в ближайшую сотню лет, судя по готовности одежки для старшего из них, его заселят переселенцы из какого-то нижестоящего по рангу каэлеса, что хиреет в паре тысяч километров юго-восточнее Эхнессе. Но площадь основания его грибовидной шляпы сравнима с Эхнессе — порядка пятнадцати квадратных километров, а у Ахлессена все двадцать пять и рост в семьсот пятьдесят с фоллисом, что сопоставимо с молодыми Нордрассилами в двух эльфийских столицах Арездайна. У Кюшюлю, кстати, тринадцать квадратных километров — как радиус кроны отмахнет в два километра, так и достиг мэллорн фазы зрелости. Только вместе с алсами темп жизни величественного дерева на порядок ускоряется, и если не душа, так тело точно дряхлеет за столетия. Ахлессен избежал такой участи, потому его громада видна из большинства точек каэлеса.

С высоты сотни с лишним метров на горизонте становится различима степная граница — два ряда мэл-кедров с подлеском по обе стороны. Между ними глубокий искусственный овраг для отвода паводковых вод Пелцокшес, таково имя реки. Гидросооружение — чудо инженерной мысли, от коей разит киркой подземных жителей и адамантиевыми ушками эльфов, вряд ли за меньшее те продались. Плотиноподобное строение-крепость является и самой западной оконечностью земель каэлеса, примерно дважды за тысячу лет меняющего имя. Сооружение — горизонтальный водораздел, своим мифриловым клином с адамантиевой кромкой срезающий пенку реки, скованной в том месте гранитно-базальтовой колодкой, зачарованной по самое небалуйся. Излишки заворачиваются на юг, водопадом порождая обходное русло, питающее мэл-лес границы, и вновь соединяющееся с главным направлением после его пробега в полсотни с четвертью километров. Вдоль главного русла по берегам, как оковы, стоят мраморные пилоны. На Оккире само русло постелили бы на каменную подложку с зеркально парными монументами реберных рам, конечно же, чрезвычайно искусно обработанных резьбой гениального скульптора. На Орреджо ограничились фонтанирующими русалками, с лирическими лицами проливающие в реку всегда искрящуюся воду из драгоценных сосудов, скульптурами виноградных переплетений, источающих сок, и другими произведениями. Вложенные чары регулируют скорость течения — вне сезона дождей Пелцокшес ленива — ради сохранения облагороженного русла и берегов в целости и сохранности от разливов. Они же делают воду прозрачной и пригодной для питья, пуская внутри одной реки вторую, мутно-илистую, причудливо струящуюся по дну в самом центре. В кристально чистой воде богатство рыб и водорослей, ночью превращающей трехметровую на самой глубине толщу реку в звездную сказку. Вдоль всего степного берега тянется мощенная набережная, изобилующая разномастными скамейками с шикарными панорамными видами.

На противоположном берегу тисосамшитовый лес, укрывший горы зеленой непроходимой плесенью — настолько густ, — отодвинут. Обрывающиеся в реку редкие скалы, конечно, не тронуты, но остальной берег пообтесан подобно ступеням. На примерно равных промежутках между пилонами устроены искусственные заводи с песочным дном, оберегаемым вложенными в мрамор с кристаллическими включениями и мифриловыми скобами под пояса и браслеты чарами. Там водятся особо пушистые водоросли и мелкая разноцветная рыбешка со смешными рачками и перламуровицами — речные моллюски, не умеющие вынашивать жемчуг, но зато обладающие великолепными раковинами. Часто в такие заводи втекают мелкие речужки из леса, более крупные сестры поодаль. Всего суммарно тридцать четыре заводи на двух солнечных изгибах, по бокам от сильно вдающегося на север полуострова с Ахлессеном и девственной рощей в его корнях. Тридцать четыре звеньевых сектора, отделенных строго обособленными бамбуковыми полосами шириной метров в сто-двести, перпендикулярными реке. За повторяющей ширину реки полосой мягкой травки начинается, собственно, тисосамшитовый лес, со стороны берега перетоптанный и разреженный, ведущий на лагерные стоянки: гантели, виноградные гроздья с десятью или двадцатью ягодами-полянами, квадраты, круги самостоятельные и пары-тройки пересекающихся, спиральки и другие фигуры. Обе половинки, мальчишеская и девчоночья, звена отдыхают вместе, перемешанные костровищами на каменной подложке, вокруг которых разбросаны спальные принадлежности и рюкзачки. Рядом с детской есть и поляна старших с быстро уменьшающейся частью реквизита для игр.

Тройка самых младших звеньев всегда вместе в любом каэлесе, всегда на специально для них выделенном месте — здесь долинка в четыре с лишним километра между двумя тридцати— и двадцатиметровыми каменными отвесами, уходящими в прозрачную воду на глубину пяти метров. Здесь у них одна общая на всех заводь, трехлепестковая, с фонтаном по центру, генерирующемуся каменной линзой на дне, магией устремляющей поток воды наверх то катающим детей бугром, то радующей глаз струей. Здесь на в котелках на кострах готовят горячие обеды сами деканы.

Десять вышестоящих звеньев обычно компонуются парами, первая-вторая цепи. У Кюшюлю озера и более мелкие речки, разбросанные по всей территории, в Эхнессе же жизнь определена рекой. Поэтому, видимо, здесь практикуют дальнейшее разбиение. Весьма вероятно, все схемы распределения давно выверены или же расписаны алгоритмы формирования контингента отдыхающих по секторам. Возможно, развод пятой цепи на противоположные концы — традиция, для Панга несколько сомнительная. Так же как можно дальше друг от друга разнесены и пять старших из четвертой цепи, с одного бока имеющие пару первая-вторая, с другого третью или горы, при одном исключении для двадцать седьмого звена. На этом фоне странным выглядит ныне соседствующая на западной половине пара двадцать четвертых с двадцать пятыми, у которых нет мелких соседей. У Панга после сопоставления возрастов по данным Скайтринкса получилось следующее распределение: "33127 горный отвес в реку 2028105 бурный и широкий речной рукав 322361131242530 гористый изгиб реки вокруг отца-мэллорна /29/17/15/26/18/16/ горный отвес в реку /1+2+3/ горный отвес в реку /14/19/27/21/ горный отвес в реку /9/4/22/8/13/34". Причем, место вокруг Ахлессена терраформировали, срубив скалы и оттянув туда русло, а на когда-то заболоченном участке посадили мэллорн, взросший, понятное дело, как на дрожжах.

Небольшие горы — в одну-пять сотню метров — тоже грелись на солнышке, истекая речным потом и кипарисовой смолкой. Где-то среди царствующих тисов прятались малочисленные карстовые озера и считанные пальцами одной руки пещеры, зияющие дырами в стене северного разлома — куски из оного понаставили вдоль реки и разбросали северно-восточнее мощным ветроразделом, создающим за своей спиной теплый и мягкий микроклимат. Он замыкает границу каэлеса, с юга очерченную в степи мэл-кедрами, так же блокирующими ветра, сухие и жесткие степные. Кюшюлю в этом плане больше повезло — роза ветров гораздо спокойнее, и климат сам по себе райский. Однако Эхнессе совмещает в себе сразу и красоту гор с недостижимыми снежными шапками, и безбрежность степи, колыхающейся кукурузными початками или маленькими лицами Ра подсолнечника.

Пастбища кочуют по степи каэлеса наравне с полями насаждений. В основном это конопля, потом рожь с пшеницей, кукуруза и подсолнечник, есть и другие культуры, не столь массовые, как кунжут, например. Поедят козы да овцы ковыль да полынь с луговым разнотравьем на закуску, удобрят почву — вот и перенесут посевы, давая прежним местам отдохнуть и набраться сил. Каэлес Эхнессе — единственный поставщик еды для шахт за ветроразделом, внутри территории ученические жилы у поверхности истощились, а вглубь недр никто не лезет — эльфы не дварфы, в отличие от альфар, которым просто некуда деваться. Впрочем, всех положение устраивает, бунтов не бывает — каторга, все же. Здесь чик и все, стал удобрением.

Вдоль степного берега тянутся сплошные полосы ягодных и бобовых культур: горох, соя, фасоль, чечевица, бараний горох; помидоры, огурцы. Кабачки, арбузы, дыни, баклажаны, вездесущая капуста, много разновидностей перца, клубника — это малая доля из знакомого Пангу. Следом тянулись фруктово-ягодные рощи с вишнями, персиками, сливами, абрикосами, лимонами, мандаринами, апельсинами, грейпфрутами, яблоками и грушами. Только бананов нет, вообще. И кокосов нет, киви, фиников, инжира, колбандров, риса, картошки, репы. Но часть корнеплодов тут все же амнистировали: в малых количествах рос турнепс, репчатый лук. Каждого из пары десятков сортов по гектару с гаком. Тут и там прятались грядки с салатом, укропом, кислофилом, петрушкой, кориандром, горчицей, тмином, корицей и другими съедобными травами и пряностями, заботливо выращиваемыми детскими руками. Все это вкупе с молоком и сыром составляет основу местного меню, разбавляемого поставками по обмену с другими каэлесами — из того же Кюшюлю тоннами течет рис. Сами-то по себе эльфы скромны в еде, но растущие организмы под прессингом тренировок сжигают углеводы и жиры подобно вечно прожорливым кузнечным печам — Панг имел возможность сравнить свои порции и декана, никогда не отваливающегося с круглым пузом от обеденного стола. Логика именно такого набора культурных видов ускользала от Панга, как он ни старался найти объяснения в почвах — ну чем могла не угодить морковка?!

С высоты кругом ляпота. Подобно мозаике наборного паркета растет продовольствие, жвачные косильщики подстригают пестрый ковер разнотравья, огибая фигурные зоны культурных насаждений, складывающихся в гигантские иероглифы "каэлес Эхнессе" и "Жизнь" по бокам. Были и другие, помельче и только для декоративных целей. Ракурс рассчитан на вид с Ахлессена. Горы сами по себе красивы, хоть с малахитовой зеленью волос, хоть со сверкающей лысиной, припорошенной сединой снега — Панг жалел, что с листа Рупикарпа заснеженных пиков не разглядеть, как и вообще гряды Диввентиз (очередное подслушанное название). Ему вспомнилась крепость Эмльтальто на вершине Бразэня, печальная цепочка воспоминаний вьется оттуда, с совершенного когда-то парашютного прыжка, ознаменовавшего начало конца ветреного мальчика, как оказалось, все лишь переродившегося в такого же безалаберного юношу.

Панг усилием воли переключился на созерцание жизни каэлеса Эхнессе. Вот из низовьев в верховья по лесной тропе — сквозной по фруктовой полосе — скачут на ездовых баранах гиты, держащие на привязи шары плодородного ила. Это и тренировка времени удержания кантио, и удобрения на освобожденные от выдохшихся культур площади под засев новыми семенами, пока дождевые облака всю неделю не будут домогаться до территорий каэлеса. Младшая центурия вьет из речной воды подобные шары, чтобы пролить над грибницами внутреннего подлеска граничной полосы — напитанная эманациями силы вода в самый аккурат для уже обобранных участков.

Сосново-березовый смешанный подлесок светел и чист, пасечные пчелы еженощно отдыхают там, возвращаясь с трудового дня в полях. Съедобные и целительные грибы разнообразят кухню, а собираемые на склонах оврага и немного дальше ядовиты — то не для снадобий, из них зелья варят да дымовые шашки прессуют на занятиях, яды для стрел готовят. А с мэл-кедров, взращиваемых, по всей видимости, из каторжан, собирают смолу, основу пиксигнаян, или сокращенно пшяны — густого янтарного топлива, заливаемого в плафы. Богатая маэной смола по отработанной технологии смешивается с солями и порошками, а так же часто с эфирными маслами для придания пламени легкого цветочного аромата. Одной заливки достаточно на месяц, ближе к концу которого, когда заполненной остается только центральная полусфера, а другая половина пшяны оседает чернью копоти на стенках емкости, придерживаемая скорость горения незатухающего огня увеличивается. Затем отдраивание и заливка на следующий месяц.

Под кроной остались гиты, наводящие генеральную уборку в кухнях гимов и на крыше лапидеурба выполняющие профилактические работы. Свои классы и внутренние коридоры гимы тоже не прибирают — только жилые листы, куда иногда кошек пускают или приглашают. За неделю мэллорн умоют, подстригут, проветрят, подновят внешность. За неделю отдыха гимов гиты соберут и весь урожай, пригодный для последующего засахаривания, создания варенья, сушки, в общем, они будут пополнять запасы долгохранящихся продуктов, как раз по циклу созревших. Обновят и стратегический запас провизии, застаревшие маринады и соленья сбагрив прочь — признаков знания о соседствующих каторжанах Панг не отметил у алсов. Каэлес идеален для защиты — воины стражи бдят степную границу да следят за воздушной угрозой, для охраны отдыхающих на гористом берегу выделено три когорты, рассеявшихся на порядочном расстоянии от них и заодно отрабатывающих рейнджеровские и егерские навыки на масштабных учениях в полевых условиях — меж ними и мышь не проскочит. Естественно, на всех остальных мэллорнах ежедневно дежурит центурия, на Ахлессен из нее выделено две декурии. Есть постоянный гарнизон и в гидросооружении, с какой-то периодичностью меняющийся. Вроде как две центурии постоянно курсируют вдоль степной границы, и столько же вдоль скального разлома. За недра эльфы не беспокоются — в разломе что-то такое высажено, что тянет корни на километр вниз, да и мэл-кедры пьют из водяной линзы в восьмистах метрах под собой — их ветвистые корни чутки и хищны, гном или дварф не продолбятся. Впрочем, они и так редко суются под равнины, а вскоре их и вовсе изведут — чисто ориенталевская логика вызовет большой диссонанс у Оккидентали, оттого и раскис князь, ну и наверняка был в ауте от датировки в годах нашей эры и личного знакомства с ушлым жа-Градином. С подгорными жителями худо-бедно торговали — все, — и наверняка продолжают из-под полы обмениваться контрабандными товарами и услугами. А тут такой мегаахтунг всему настает. Да ре-Т`Сейфы озолотятся на одних только транспортных порталах и вывозе всего нажитого непосильным трудом! Вот только поймет ли намек жа-Градин о дроу в соседи? Типа глобальное переселение не желающих быть под пятой Давжогла на Угэреж, и перенаселенных городов дроу в пустые гномьи? Ял его знает, что там нарешает совет по этому поводу, но недолго будут пустовать подземные чертоги — без присмотра их не оставят, там Давжогл точно кого-нибудь постарается завести из милых своему сердцу зверушек. Да и вывести в такой дикой спешке никто не сможет все попрятанные сокровищницы — ух настанет раздолье для кладоискателей, а может и бизнес сделать? Точно! Панг состряпал мысль о переправке под хребет Гидандраго команд чистильщиков — после разгрома Ашчата и заключения союза с Эжзасза тварей в подземных лабиринтах поубавилось. Куда девать оставшихся безработных, не удовлетворивших в полной мере свой интерес? За долю в добыче... Ммм!... Инфопакет ушел та-Васитну, оставив желчный осадок о наживе на чужой беде, собственноручно организованной.

Холодный пронизывающий порыв переключил конвейер мыслей на погоду. Как и в Кюшюлю сейчас, гиты разогнали кучи туч, держа воздушную границу для них на замке. Вырывающийся из-под контроля то и дело ветер заворачивался на мэллорн, морозным озоном освежая и дезинфицируя воздух вместе с тысячами простиранных спальных гарнитуров — залы Ромашки превратили в прачечные, где магическую поддержку оказывал преподавательский состав, тоже вышедший на каникулы, начавшиеся с репетиции генеральной уборки. Часть на стирке, часть на мойке плафов и выбивании футонов. Татами каждый год в одном и том же помещении не меняют, конечно, но ежегодно вытрясают и моют их самих и пол под ними, при переезде в выше растущий жилой лист. Поэтому на все про все вполне хватило двух утренних делений, вместо гимнастики. Четвертая цепь всегда помогает первой, кстати, в таких мероприятиях. Вот и гулял ветер меж настежь раздвинутых панелей — защитные чары усыпили, оттого и ощущается здесь на пять градусов более низкая температура, чем на той же высотной отметке в Кюшюлю.

— Дуот Панг, слезь с края, — недовольно сверкая хризолитами глаз.

— Центурион Капринаэ, в просьбе отказано, — отдал слова ветру Понг, не переставший болтать ногами.

— Это приказ! — дернув скулой без изменения громкости голоса. Теперь и в правду был приказ.

— Да, цен, — ответил послушный Пинг, ловко юркнувший между перил обратно в лист. Понг тоже стал сверкать на пришедшего красными разводами зеркальных очков, закрывших скулы и брови прямыми лучами колючей звезды.

— Снимите "очки", — выделив интонацией свое к ним негативное отношение. — Это приказ, — через децию пронизывающего взгляда.

— Это превышение полномочий, — сухо констатируя факт и подавив желание пожать плечами.

— В моей власти восстановить баланс вашего кэша из прежней гимназии, — в том же тоне.

— Радостная весть, — ввернув улыбочку-мини.

— Позвольте узнать, чем? — задал вопрос обескураженный центурион.

— Если не вернете и Эёуху, то свои же заклюют, — ввернув улыбочку-макси.

— А на собственный... плевать? — иронично.

— Вы меряете нас своей пядью. — Вы отвлекались и пропустили нашу речь в приемной мимо ушей.

— И со старшими так говорить не опасаетесь? — пасмурно.

— После свидетельствуемой вами встречи с Эхнессе мы рады за вашу самооценку. Старший, — саркастично заявил Понг.

— Пинг, ты во всем поддерживаешь брата? — уклонился центурион.

— Нет, конечно! Эти его дурацкие звездочки мне не идут... — очки поплыли, став похожими на вытянутые выпуклые капли с хвостиком-завитком на висках. Понг сдержал смешок вслух, но уголок рта отвел влево к уху, отрыв симпатичную ямочку на щеке.

— Кхм, — поняв, что над ним недвусмысленно издеваются. — У вас и к возрасту нет никакого уважения?

— Некоторые организмы могут жить миллионы лет... — задумчиво начал Пинг.

— Но вот вы, например, станете за это уважать лишайник или какую-нибудь водоросль?.. — с издевкой произнес Понг. — И мы, безусловно, более чем уважаем Глорас с его миллиардами лет жизни, — продолжил одновременно свою мысль Пинг.

— Вам... нравится... издеваться?.. — напряженно спросил он, растягивая — или подбирая — слова.

— На войне все методы хороши... Говорят... Где-то... — медленно и с расстановкой произнес оставшийся на месте Понг, нарочито делая акцент на недосказанности.

Пинг не пытался развязно идти — не в его натуре. Но мечта перед ним стояла, одна из... Серо-зеленые нефритового оттенка волосы, свитые в тугую круглую косу, подражали камню, как и напрягшиеся мышцы атлетичного узкобедрого эльфа. Эльфа, не тела. Пинг когда-то мечтал заглянуть под флофоли такого вот мачо — нет, не мачо, что-то другое. Эльфа, одетого не по форме, прошиб холодный пот, на миг покрывший едва заметной маслянистой пленкой загорелое — не мимолетный, не южный, аккуратный — тело, выгодно представшее в косых лучах от нижней кромки переваливающегося на крону Ра.

Возможно, он признавал чародейскую силу, неумелую и не наученную, превышающую его. Возможно, он оценил ментальную силу, малоопытную, интеллектуально, хм, непонятную? Возможно, поклон Эхнессе не был воспринят за старческую причуду. Панг искал объяснения поведению, перебирая доступные его уму варианты, хех, без претензий на полноту охвата.

Пинг не пытался доставлять удовольствие, он его сам грабастал. Для себя. Вот они какие большие, одно на полкорпуса ниже висит. Она ужаснулась, попытавшись спрятаться под едва заметным слипшимся хоботком. Крупная, она держалась на сужающимся у основания, возможно, специально когда-то стесненного для получения подобной пикантности. Одной руки не хватило Пингу, он двумя объял его, нервничающего. Две ладони требовательно отыскали с двух сторон спелое яблоко — или помидор? Литое железо, напряженное, но ладошка — по скользкому да маленькая — проскользнула между ними раз, другой. Перед лицом колыхалась более плотная и широкая полоска — таэнф, — вместе со скомканным краем юбки оказавшаяся на плечах, груди, шее глубоко запустившего свои руки Пинга, бесцеремонно лапающего мужика, без зазрения совести испытывающего удовольствие.

— Вы хотите что-то доказать себе? Нам? Им? — подняв лицо к его, опущенному вниз и открыто пораженному космической наглости происходящего, в то время как обе руки мяли мошонку и не могущий столь долго оставаться безучастным пенис с оголенной головкой. Лениво, через "надо" задал вопрос.

— Вам, — голос ему отказал. Но до хруста сжатые кулаки не двинулись с места — им и так хватит времени и силы, чтобы череп лопнул, как спелый арбуз, особенно если их одновременно свести.

— Неверный ответ... — прокомментировал Понг. И натянул уши на затылок:

Пинг горящими руками обнял эльфа пониже пояса. И резко свел руки пониже гениталий, очертив корпус кругом — прожженные остатки флофоли упали к ногам обалдело застывшего, не дернувшегося. Вот Понг сам подошел к эльфу, а Пинг скользнул за спину, просунув руки между ног. Вот Понг, как бы примериваясь, коснулся тела повыше лобковой кости, а затем коротко ударил костяшками, держа пенис как коровье вымя, из которого незамедлительно полилась моча, совсем немного, как раз намочить пальцы Пинга. Вот сам шагает вбок, беря и раскрывая сжатую в кулак ладонь. Эльф безропотно подчиняется разлитой вокруг него мощи, неумолимо давящей, смертельно давящей. Такой большой и мускулистый. Таким маленьким и щуплым. Вот ладонью на поясе Пинг дает команду наклониться и просовывает внутрь палец. Вот Понг чиркает ногтем по ладони, а Пинг собирает кровь.

И чья-то собранная прядка волос — для взрослого пока еще "чья-то" из-за отсутствия красящего пигмента — в руках Пинга превращается в ассиметрично сплетенный шнурок, дурно пахнущий и отвратно выглядящий еще и в темно-багровой крови. Вскоре он начинает напоминать то ли лимфоузел, то ли клубок пиявок конский волос.

— Зеркальное отражение, — пришла голая воля двух.

— Вот, — вкладывая в другую руку подобие куклы-вуду. — Стоит бросить взгляд и...

— Покажешь после обеда...

...Понг оттянул уши на затылок и резко расслабил мышцы — уши хлопнули по воздуху. Одетая в огненную перчатку рука Пинг, будто проряжая волосы, прошлась меж боковых складок, обдав крутым жаром кулак.

— Им, — сглотнув, многозначительно выдохнул в юбку Пинг, поймавший той же кистью несколько волос, не спутать. Пламя ужалось до м-тату.

Хрупкое равновесие держалось на добром слове — Панг не призвал воды Аслаош-раом. Обугленные по краям бывшие складками полоски потрогал любопытный ветер, забравший запах паленых волокон конопли полотна и шелковой вышивки. Без резких движений Пинг окончательно разогнул согнутую в локте левую руку, которую вынимал вместе с движением полыхающей правой. Столь же медленно он заткнул за пояс щепоть колыхающихся на неугомонном ветру волос, сбоку, над прожженным местом. И под страшными глазами сделал пять шагов назад, так и не подняв к ним своего лица.

— С ценом мы еще пообщаемся, — твердо встретив метнувшийся на него взгляд. Изменившимися до узкой полоски очками встретил. — А Капринаэ достоин уважения.

— Приносим извинение за оскорбление, — вместе повинившись и поклонившись.

— Пожалуйста, — без дрожи в голосе начал Пинг. Он боролся внутри с острым желанием вернуть облик теперь уже однозначно совершеннолетнего юноши и прямо здесь и сейчас воплотить продолжение мечты в реальность. Не милования хотелось, а банального траху от долгого воздержания и давящей мысли о том, что еще восемь с половиной лет жить без оргазма во время семяизвержения. Даже не порукоблудить втихаря — нет, можно, мимолетный кайф способен скрасить, хотя бы отчасти, но как-то уже не то, что ли. — Давайте отложим беседу на вторую половину дня. Нам всем... желательно... успокоиться... и... собраться с мыслями, — все же не удержав волнение в себе. Он не выдал себя жестами, но не поддаться ситуации и не среагировать вообще никак означало отчуждение. Он не чурбан бесчувственный и хладнокровный.

— Успокоиться и собраться с мыслями... не помешает, — ровным голосом повторив, с задумчивой паузой добавив.

На мгновение его мышцы вышли из-под контроля, хаотично взбугрившись — его передернуло от волос, неожиданно оказавшихся в его руке.

— Не помешает... — эхом самого себя.

Не поднимая глаз от руки, подушечками пальцев которой теребил едва ли десяток волос, он чеканно развернулся и по-военному замаршировал вглубь листа, во внутренние коридоры с ответвлением к себе.

Глядевший в след уходящей мечте Пинг прекрасно осознавал мотив своего поступка. После видения, не важно откуда и как пришедшего. Выходка с куклой воняла детской пакостностью, злобной по природе, вернее, неосознаваемой злобой — шкода ребенка, не понимающего, что такое хорошо и что такое плохо.

Без поддержки Капринаэ не обойтись. Он именно то звено, признание которого так не хватало в Кюшюлю. Его старшие слишком высоки, их частое вмешательство граничит с нарушением субординации, иерархии подчинения. Кукла-вуду взрастила бы в нем побег уважения перед силой, побег, угнетающий уважение к личности. Тем более у Панга полностью оформилась лучшая альтернатива. Не важны эмоции Капринаэ, к тому же Панг ясно дал понять направление признания, изменив форму очков, а не деактивировав их — он по-прежнему взаимно считал его противником. Противник и враг, вроде синонимы... Противник ли? Враг ли? Точно не друг!

— Ну как оно? — спросил Панг в озмеке.

Пинг сидел на корточках напротив Хоана, Понг напротив Хуана. Они сидели в позе лотоса, по-местному в позе мудреца. Расправленные плечики, изгиб спины, еле вздымающаяся грудь. Их амикусы отправили по связывающему их каналу порцию голой астральной энергии, ставшей для уединившихся разумов искрой статического электричества, верно понятой.

— Оно? — Непонятно... — раздалось нестройно в ответ. Сознания еще плавали в супе собственных мозгов.

— Кто к кому коснулся? — деловито.

— Чего? — Ты ко мне.

— Я к тебе! — обидчиво.

— Вообще Понг к Хуану. А оно помогло! Медитация в смысле, — весело. — Хуан, в какое место я касаюсь Хоана? Чур, честно там между собой!

— А ты касаешься?

— Ага!.. Эй! Оторвешь же яйца так!

— А зачем подсказал?!

— Хы-хы... Ммм..

— Ладно, — через паузу, — Нашли себя, поцеловались с нами, пора и друг с другом... того... — от строгости к сумасбродной веселости.

— Того — это того самого? — осторожно, без смущения.

— При вас? — настороженно. После медитации головы обоих варили быстро.

— Вы разошлись, пора сойтись и подчинить своей воле процесс, — менторским тоном.

— Да, при нас! — с вызовом. — Должны ведь знать друзья, чего лучше не повторять... — а в ответ тишина. — Цен ушел и в ближайшие два деления до обеда не подойдет. Нам хочется посмотреть на вас вдвоем. Чего это вы вдруг так застеснялись нас? Тем более подсматривать больше никто не будет.

— Мы не стесняемся!..

— Ага! Просто... Просто...

— Просто когда-то это видели умелые стазы и обсмеяли вас...

— Потому на друг дружку теперь у вас не стоит, а хочется и вы рветесь с другими, за что и получили прозвище, да?

— Эх... — они еще сильнее зажались и покраснели, спрятав глаза. Унылый вздох, в чем-то близкий к досаде.

— Неужели вы так плохо думаете о своих друзьях? — с укором и обидой.

— Простите... — подняв кислые рожи.

— Это было...

...Хоан действовал неумело, через раз выскакивая. И поза неудобной была, не так, как у того дуота, из тридцать второго звена. Прошел первый квартал их бытия семнашками, наполнившийся необычным и доселе запретным — раньше только и приходилось перебиваться случайными подглядываниями за соседями во время отдыха да щупаньем украдкой. И вот им доставили огромное удовольствие, да и сам дуот-стаз испытал не меньше, если прямо, то для себя и старался только. Вообще-то, они решили подглядеть за дуотом, но их предала сломавшаяся ветка под неуклюжей ногой. Не представившиеся братья бесхитростно воспользовались ими, впрочем, действуя строго без оральных изысков — с оши не побалуешь, третьей цепи не положено. Они-то ушли, набаловавшись, а Хоан и Хуан захотели продолженья. И вот надо же было такому случиться, что уединенная полянка меж кустами столь популярной окажется. Пришли дуот с дуотой, из того же звена. Незаметно подкрались. В начале испугали, затем обсмеяли, демонстрируя визуализацию воображаемых образов. И прогнали. Это случилось слишком рано, и декан не заподозрил ничего — нередко близнецы не могут делать это друг с другом, не испытывают влечения, достаточного для эрекции, которую на облекто лишь и вызывают. Так и покатилась дальше судьба...

...— вот так, — поделились оба — оба! — воспоминаниями о том эпизоде во всей полноте.

— Во-первых, мы поначалу поможем ласками. А во-вторых, так вы непременно даже глубже откроете свою половинку и четче разглядите границу, которую переступать в яви не следует.

— А ну не вешать на нос нюни!..

Позицию они заняли безукоризненно, и заразительно припали к губам.

Для Понга действия Пинга, что с мужчиной, что с ребенком, выглядели дико и неестественно. Конфликт культур колол. У него смешалось прошлое на вселенски далекой Терре, и прошлое с оккиденталиевским наставником, и прошлое с орками. Но неудобную суть пришлось мигом принять ради друзей. И доводы о сугубо личном наслаждении старших, вдосталь пользующих детей, о пресыщении наслаждениями с высвобождением устремлений в иные русла, хотя при запасе в века это все чушня — все это ничто. Первую скрипку играет сила, ради которой и вынашивают двойни, и заставляют их объединиться. Низводя милование до утилитарного секса, взрослые лишают потомства львиной доли праны, возвышенных чувств, сокровенного. Иначе пропадет смысл — прошедший инициацию не сможет большую часть впитать в себя, расплескает. Дабы удержание состоялось, и совершеннолетний индивид переварил и освоил как можно больше ему доставшегося, его заранее сушат. Побочным эффектом по этому направлению является неспособность одухотворить потомство — именно подарить Дух, а не зачать плоть — в течение в среднем века, для всех по-разному.

Пинг пристроился в ногах Хоана, забросившего на свои плечи гибкие хуановские в основной позе для мальчиков третьей цепи, по мнению педагогов — или педофилов, буркнул мысленно Понг. Пинг стал поглаживать ягодицы, массировать доступную мошонку и доставать активно шевелящимся внутри пальцем до растущей простаты. Понг присел сбоку и своим сосредоточенным видом пытающегося гладить грудь и заниматься пенисом Хуана вызвал у того бурю отвлекающего смеха. Вмешался Хоан, вновь запечатавший хохотунчика. Начиналось ни шатко, ни валко. Но вот усилия Пинга увенчались успехом, и он продолжил ласки во время активности Хоана, столь же часто задышавшего, как и близнец-альфар под ним.

— Меняйтесь...

Те поняли. Теперь Понг повторял действия Пинга. И не ради какого-то принципа — дуот Панг видел нарастающую тенденцию превалирования дружеских чувств к Пингу у дуота Эёуха. Образ Понга и его манеры, слова и прочее такой симпатии не вызывали. От знакомства прошло всего ничего, а вот поди ж ты!.. Поэтому Понг решил схитрить — слюна попала прямо на бурно среагировавший сфинктер охнувшего Хуана. Стручки, висящие на стенках отходника, дают тонкую, но достаточную пленку для первичной наружной смазки, стимулируя выделение слизи в самой кишке. Поэтому слюна стала неожиданной. Как последовавшее размазывание и обдувание на грани щекотки. Альфарчик застонал — испаряющаяся из разных мест влага неимоверно возбуждала, а Понг все не добирался до туда, куда, собственно, и угодил его точный плевок. Понг заставил обслюнявленным пальцем сфинктер с ускорением двигающейся попы расслабленно открыться и только тогда прямо внутрь подул.

Озмек затопил шквал эмоций — Пангу пришлось демонстративно поставить стену, напоследок игриво скомандовав им еще раз поменяться местами, что они незамедлительно и проделали единым слитным движением своими гибкими и совсем молодыми телами. Дальше Пинг и Понг смотрели издалека, как наконец-то смогшие быть вместе близнецы Эёух удовлетворяли свои фантазии, часто меняя позы и — совершенно естественно — помогая себе магией, для удобства поддерживающей тело партнера в воздухе. Чего и добивался Панг, первым создав так и просящееся принять управление заклинание. Это помимо прочих целей, включая и некое собственное эстетическо-эротическое удовольствие от простого созерцания беззастенчиво милующихся. Восемь с половиной лет до их криков экстаза на весь лист, на зависть всего листа.

Густая алая краска залила уши и лица дуота Панга, которому невзначай напомнили о его местопребывании — Эхнессе дал знать о ведущемся все это время наблюдении с его стороны и демонстративно его прекратил, отвернувшись.

Глава 13. Буйство энергий

На второй и третий раз плетеный сизаль сохнущих мочал, заново взбитый и разложенный футон, высыхающий к нему постельный мешок — все чье-то, все одинаково общее. Как заново изучающие темное и светлое лица друг друга близнецы, стоящие под контрастным душем и не замечающие полсотенных перепадов температуры. Наслаждающиеся и, собственно, организующие степень нагревания и охлаждения кровники, отличающиеся формой ушных раковин и другими незначительными штрихами, позволяющими с абсолютной уверенностью декларировать — не близнецы и не единоутробные, но единокровные братья.

Центурион пришел бесшумно. Форменная флофоли с распашнэ, на сгибе руки две детские юбки и две пары сандалей. Плывшие за ним два сундука, неотличимые от рискусов ни по обшарпанности, ни по содержанию, с двумя рюкзачками сверху плавно обогнули рослую фигуру, нырнув в ближайший проход.

— И все же прима, да?

Заметивший движение дуот Эёух отвлекся от себя, но его вопрос в озмеке остался безответным. Хуан и сам заметил, как проплывали рискусы к кончику листа, к единственному свободному пространству, что, в общем-то, ничего не объясняло. Братья Эёух нахмурились и выключили по графику ставший ледяным душ.

— Одевайтесь, идем обедать, — кратко и безэмоционально.

Панг и Эёух вровень обсушились, хотя первый выключивший подачу воды вздохнул на салатовое полотенце с крупным укропным узором, прошлепав по гладкому полу, накрытому частой веревочной сеткой, через каждые четыре узла пришпиленной к истертой тысячами ног цисторисовой поверхности.

— Везет же некоторым, — вновь подал мысль Хуан, прежде чем с братом:

— Спасибо, — поблагодарить центуриона за аккуратно поданное.

Он-то принялся одеваться и обуваться, а Пинг с Понгом полыхнули зеницами во лбах да костерками на руках и пупках да подпрыгнули на месте, оказавшись по притатамивании в точном подобии принесенного для Хоана и Хуана. Центурион, подошедший за пяток ниций до начинающегося по расписанию обеда, смотрел равнодушно.

Отбуксированного подноса с дневным перекусом в коридоре уже не наблюдалось — Капринаэ о нем совершенно забыл, Панг есть не хотел, Эёуху не до еды было, после вкусного и питательного завтрака. Только пестрая и дымчатая кошки вальяжно вылизывали одна хвост, другая отставленную и вытянутую заднюю лапу в черном носочке — короткий умный взгляд не убоялся четырех пар рук, способных затискать мяук до изнеможения последних. Их шерстка мелко искрилась в истинном зрении, обозначая привитые магические возможности — такая особь, будучи выкинутой из листа, не разобьется, но однозначно разорется от возмущения на весь подкронник.

— Извини, Хуан, — через три поворота подал мысль Понг. — Для нас стала испытанием та речь, мы отвыкли общаться...

— Не обижайтесь на нас за это, ладно?

— Как это отвыкли общаться, разве такое возможно? — Не будем.

— Да я и не обиделся, просто... просто привыкаю! — нашелся Хуан, обернувшись с бесенятами в глазах и улыбкой на губах к Понгу. Тот подмигнул.

Преподавательская трапезная соседствовала с гимназийским цветком и военной колоннадой, образуя с ними треугольник, тенью ложащийся на землю от подобного в кроне. Она была самой маленькой из трех — солдаты кушали посменно, но зал рассчитывался на обе когорты, как многоярусный верхний на три.

В трапезной был аншлаг. Центурион оказал честь дуотам самим фактом приглашения. Воспитание не позволило чинным эльфам беспардонно обернуться и уставиться на прибывших с небольшим опозданием. Нет, не было и Глаз Виката — только амулеты-сережки, иногда кольца или вставки в разнообразных брэмпэтэ. Легкий гул беседы под аккомпанемент птичьего пения в сопровождении каскадных водопадов у стен не прекращался. Но Панг не вникал в суть внешне пустых слов, запоминая — он готовился к выступлению. А Эёух шел со слегка опущенной головой и старался не шевелить ушами — удивление на повороте сменилось положенным этикетом в зале.

Центурион переглянулся с белокурым и голубоглазым эльфом, сидящим у беломраморной колонны с лиловыми разводами и сочными озовыми прожилками за примыкающим к ней столом, и тот пересел к двум напротив него. Туда и повел семенящий хвостиком выводок цен. Освобожденная деревянная скамья вытянулась и приблизилась к изящной столешнице из тисовых распилов.

— Приятного аппетита, старшие, — вежливо произнес Эёух вместе с изображающим эхо Пангом.

— Приятного аппетита, алсы, — сказал цен за присутствующих, ограничившихся кивками и продолживших вести беседу о результатах аттестации двадцать четвертого звена.

Не успели Хуан и Хоан гораздо ловчее Пинга и Понга сесть, как размашисто подошедший болванчик-официант на свернувшихся спиральной кончиках четырех витых жгутов поставил со спины перед дуотами их порции. Перед ценом же легли несомые верхним ярусом четыре красиво украшенные тарелки: ягодный салат с тмином, укропом и горошками перца; бобовый суп-пюре с гвоздикой и хреном, украшенный пряным листом; отпаренный с луком турнепс в томатном соусе и двумя фаршированными сыром с вареными яйцами под сметаной солоноватыми помидорами насыщенного желтого цвета; и обжигающе острый десерт в пальцевидных стручках красного перца.

Нечто такое же несочетаемое, по мнению Панга, досталось и ему с Эёухом, причем объем порций мало чем уступал блюдам взрослого при громадной разнице между объемами их желудков. Привычка и воспитание взяли верх над близнецами, даже в озмеке примолкшими на время еды, а может, в этом виноваты их подавшие голос животики, вызвавшие добродушные улыбки, вогнавшие в краску смущения. По центуриону было видно, что переданная из Кюшюлю детальная информация не дошла до народных масс, а приятные соседи наверняка получили его личное приглашение за этот небольшой столик рядом с приятно освежающим водопадом. Потоки лились из резных кувшинов с крышками зеленых листьев и бежали по бугристым ложам — вся композиция представляла собой живое растение, само поднимающее воду на высоту трех метров, откуда та прыгала по скульптурным веткам, подернутым мрачно зеленым симбиотическим мхом.

— Дуот Панг, почему ты не ешь? — доедая супчик осведомился не выдержавший центурион. Эёух предупреждался заранее и вел себя тихо и смирно. Обсуждающая вместе с ценом успехи переведенных в Тьянкль троица, заворачивающая вслух глубокомысленные фразы, могла испортить всю малину. Но цен сам подыграл, вычитав в "докладе о дуоте Панге" про супер-пупер ментальный иммунитет и задав вопрос вслух, тихо, но ведь эльфы поголовно страдают острым слухом.

Панг серьезно готовился к провокации и подставе, едва не спалившись, когда Эхнессе обозначил свое скрытое внимание — после его "отворачивания" пришлось изрядно поднапрячься, чтобы на этот раз и в дальнейшем избежать подобных промашек. На кухне появились мельчайшие следы порошков и жидкостей, оказались переставленными и перепутанными баночки с приправами и солонки, големы на пределе нормы ошибались. Все следы дитрихтонса(*) и наркотиков вели в "номер" самого задохлого раба каэлеса, из допускаемых к припасам, которому вырастили "лишние" мозговые клетки с памятью — для него смерть станет избавлением от мучений, сам он при сильном желании не в состоянии.

— Мы не станем это есть, — брезгливо сказал выпятивший губы Понг. И оба быстренько вылезли из-за стола, успев оказаться в трех шагах подальше от Эёуха и цена.

— Сядь на место, дуот. И ответь на вопрос! — приказным тоном, не терпящим возражений. Не повышая голоса. Три пары глаз синхронно уставились на дуота Панга, десятки покосились. Тоже на Панга.

— Знаете, мы одно время жили в оазисе...

— Центурион, — расчетливо перебил Пинг Понга, добавив локтем. — В алсовской столовой Кюшюлю мы львиную долю получаемой там энергии постоянно тратили на борьбу с аллергенами, снотворным и слабительным.

— А в преподавательской, — ядовито-уничижительным голоском, — столовой Эхнессе от десерта пахнет плодами ложнофиниковой пальмы!.. Да к тому же в блюдах чуются компоненты сложного яда, который, поди, в нас завтра синтезируется от лесных ягод!

— Это нас за щупание вашей писи хотят убить или за найденные в стежках флофоли чьи-то волосы? За чуждость-то на нас в Кюшюлю в сумме пять покушались, четырежды взрослые детскими руками...

— Достали, чес-слово!.. — дуот Панг не сдерживал жесты, потрясая кулаками и всячески эпатируя почтенную публику.

— Да как вы смеете?!.. Да что они себе позволяют... Да что за клевета... Да заткните же сквернословцев... — все громче и все возмутительней шептались в столовке, на выступлении удачно вставшего Понга открыто начавшие бросать взгляды и упреки.

— Да накажите же их, цен-Капринаэ! — подал долгожданный голос самый непримиримый с творящимся басовитый эльф, вскочивший со своего места. А цен как раз окаменел над пододвинутой к себе разделенной на секторы тарелкой Пинга — действовало сплетенное им кантио, инспектирующее еду на предмет заявленного. Ему вторил отодвинувшийся, оприходовавший понговскую.

— Не наказывайте наших друзей! — Это все правда! — вступились братья Эёух, желающие попасть в гости к амикусам и постоять за друзей. Они вскочили на скамьи ногами, держась за руки. Испуг и упрямство читались на обращенных к почтенной аудитории лицах с тенью чего-то еще. Отныне они пойдут за Пангом и в огонь, и в воду. Они сами решили, хотя Пинг и Понг очень подробно описали и возможную боль, и отношение к ним старших, и другие ожидающие их негативные последствия — в конце концов к амикусам можно и через Страну Грез частично наведаться.

— Ну! — перейдя на импульсивную мыслеречь, одновременно с ними начал и закончил Понг. — Кто еще жаждет убить чужаков, открыто презирающих многих носителей "ориентированных" традиций?! Мы во всеуслышание объявляем взрослым эльфам Эхнессе о начатой еще в Кюшюлю холодной войне! Больше не прокатят извинения одного за всех, шиш вам! Мы заранее проклинаем всех, кто по намшему мнению несправедливо причинит вред намм или намшим друзьям!

— Ультиматум! — выкрикнул мощью Пинг, зная о секундах, нужных для осмысливания всех мыслефраз Понга, сделавшего намеренные акценты и угрозы. Смысл именного этого слова в именно этом контексте слабо угадывался — на то и расчет.

Панг следовал любимой тактике перегруза информационных каналов, вываливая сразу много и сразу в единицу времени, заставляя прокручиваться шестерни в головах, проскальзывать и ошибаться. Оперирование массами сработало на все сто.

— Не-э... — слова Хуана потонули в:

— Тихо!!! — усилил магией свой и без того звучный голос цен-Капринаэ, продублировав и в ментале.

Но оказалось поздно. Самый горластый эльф, наверняка центурион одного из самых отвязных звеньев из пятой цепи, привел наказание в исполнение. Особой роли не играло, кого же первым из дуотов, однако это определили жесты. Дуот Эёух закрыл глаза предплечьем со сжатым кулаком, дабы падение на стол не поломало случайно нос, и прижал свободные ладони к бедрам. Пинг облокотился о плечо Понга, для устойчивости расставившего и чуть согнувшего ноги в коленях, и показавшего дулю, выраженную в ударе левого предплечья в сгиб локтя правой руки, показывающей средней палец найденному слабому звену. Эёух стал замахиваться вторым, что не укрылось от взгляда и однозначно предопределило судьбу.

— Огнещиты!!! — заорал в ментале сходу сообразивший центурион, слишком поздно переключившийся с контроля кантио. Однако в одном он просчитался.

Полыхнул факел дуота Панга, целиком одевшегося в покрывало пламени. Взвились над двумя эльфийскими головами четыре змеиных, раздувшихся до таких же размеров. Разинули змеи клыкастые пасти и дохнули слаженно ослепительным огнем, скручивающимся в клубок. Достигнув метрового диаметра, шар отправился в угол, куда болванчики сносили грязную посуду, а змеи миражем растаяли, как бы через себя выплюнув все то пламя, что охватило тела двух мальчиков. Заряд стандартного оши оказался невелик, но его хватило на то, чтобы вся дырявая крыша основного зала обвалилась вместе с растениями и тельцами птичек, а примыкающий к кухне угол разлетелся оплавленными осколками, наделав большой разгром в кухне.

Полыхнул цветок дуота Эёуха. Его не покрывали м-тату, способные действовать самостоятельно. Поэтому эфирное тело вместе с впрыснутой в него прорвой маэны из оши раскрылось цветком дара в более грубом слое тварного мира. Зелень лазури в желто-коричневом ореоле — раскрылся многолепестковый цветок лотоса из полутораметрового бутона. Центробежная сила, возникшая от панговской отдачи, разметала лепестки, мигом позже взорвавшиеся от переизбытка энергии внутри себя и нарушенной целостности.

Раскатился по астралу громкий всплеск, громкий для собравшихся было нормально пообедать. Раздался и заглох, спрятавшись, в том числе и за творящимся в тварном мире бедламе.

Выставленный против ушедшего совсем в другую сторону огня щит не спас от друидических сил. Столы и падающие кусты пустили корни и новые ветки, начав бурно расти; конопляные волокна ожили, за удары сердца одев в цветущую траву всех, кого задели лепестки; подломил колонну и потолок долженствующий освежать и радовать глаз живой фонтан, на который пришлась основная доля бесхозной животворящей силы, сломивший оковы кувшинчиков и чаш; проросла и ложнофиниковая пальмочка вместе с клещевиной, горохом, плесенью, перцем — многим из поданного меню, превратившего развернувший корни и листья тис-столешницу в диковинную клумбу на живом дереве. Колонна едва не разбила захваченных древесиной двух каменных мальчишек, упав и разбившись о голову Пинга — Панг не повалился, так и оставшись стоять, придавленный расколовшейся на двое мраморной дурой. Пострадали от огня альфары, трудившиеся на кухне, один из рабов оказался испепелен, двоих рабов задавило насмерть. Ушибы достались всем эльфам, рефлекторно активировавшим брэмпэтэ, многие получили тяжелые переломы... ушей. Рук и ног тоже. Пострадали и соседние трапезные, одна — слава Великому Мэллорну! — пустовала, но труд гитов пошел насмарку. В общем, кавардак получился знатный и запоминающийся, знаковый!

— Мы их избавили от мучений, Хуан, — успокаивал Понг расстроенного, смотрящего повтор происходящего в замедленном темпе.

— Правда-правда? — Почему мучений?

...Окунание в верхний Аслаош-раом причинило сильную боль, многократно усилившую терзания перехода по кратно узкой трубе, ведущей к амикусам.

— Они семья. — Мы друзья.

В их положении мысли-слова за границей жестокости. Боль буквально разрывала и спрессовывала обратно их сознание, не могущее уплыть в забытье, а вынужденное с головой барахтаться в кипящей магме астральных энергий, неимоверно жгущих каленым железом — память подкидывала знакомые образы, форматируя волну страданий. Они рвались к друзьям, крепко прижимая пытающихся быть полезными, но причиняющих муки колючих ежей, несмотря на уколы не отброшенных прочь — свежа еще память о счастье обретения, крепки объятия. Но друзья кружили, не даваясь в руки, отпрыгивали и отскакивали, бегали и отшагивали.

— Обопрись на иголки амикуса!..

И все же Пинг и Понг служили якорем, не могущим понять и сориентироваться братьям, тем самым оказывая должную поддержку и помощь. Вот ноги, вот руки, здесь можно прыгать и бегать, кувыркаться. Дуот Эёух ругался отборным матом как никогда раньше, однако не сыпал проклятьями или клятвами, смог удержаться. Хаун и Хоан умоляли, кричали, плакали. Но шло время, сознание видело знакомое представление реальности и пыталось привести непонятное тело к знакомому виду со знакомыми ощущениями. Медленно обретали конечности свои формы, бились о незримые стены, прячущие Хуана от Хоана, лишь направление и знание было — он тут, рядом, и ему так же нестерпимо плохо. Но ни поговорить, ни утешить, ни-че-го. Кроме Понга для Хуана и Пинга для Хоана, сурово отчитывающим их за малодушие, плаксивость и вообще!..

— Извини за сравнение, Хоан, но рабы подобны вам недавним — чувствуют всю боль от препарирования на занятиях, но сделать ничего не могут из-за неподчиняющихся тел.

— И-и-и-и... — тихо запищав.

— Такова жестокая правда жизни, Хуан. Одних наказали, другой сам попался на шпионаже...

— И они действительно хотели умереть, но не могли из-за рабского ошейника никого убивать, даже себя.

— А наши оши?..

— Подобны, — ответил Понг Хоану.

— Но мы ведь не только ради амикусов вас сюда позвали, — заговорщически улыбнулся и подмигнул Пинг, свернувший экран с видом на воцарившуюся в столовой разруху с двумя эпицентрами у одного края, что сильно минимизировало последствия. Зрелище отвлекло, дав время успокоится.

— Ага, дддрузья... — со страшной обидой. — Вы... вы обещали встретить по-дружески! А..хнык...

— Не прикасайся!.. — взбрыкнул второй.

— Так лучше? — проделав тот же фокус, что и князь совсем недавно.

— Хнык!.. — Шмыг!..

— Если кратко, то это и есть катарсис, возвышение через страдание. Мы оба чрез подобное проходили, — спокойным и уверенным бархатным тоном с ноткой памяти о прошлом. — Не раз...

— И мы вас действительно встретили по-дружески. Мы мучились вместе с вами, да! И не смотрите так. Думаете легко видеть аморфную массу студня из своего друга, который должен сам понять, где его ноги... руки... туловище... пальцы?.. Думаете легко видеть, — в волнении и переживании, — муки друга и знать, что прямая помощь причинит больший вред?

— Ваше эго целиком здесь, парни. Вся ваша суть — там одежда. Не раздели мы вас, произошло бы слияние. Вон, видите, как переплелись золотые нити клинанувшихся оши? Стали бы вы уродцем о двух головах, трех руках и пяти ногах. С колючками.

— Прямо таки и стали?.. — скептично. Хоан растирал сопли рукой, прижимая второй голову брата, уткнувшуюся в плечо. Два ежика тихо фырчали, то и дело проходя язычком по ногам братьев, как бы зализывая ранки от своих иголок — им передался страх своих старших.

— Теперь ты знаешь: это плечо, это рука, это кисть, это твое, это его.

— Ваши ежи стабильны тут, это их среда обитания. Они стали вашим продолжением и опорой здесь, в астрале, по своему выбору став целиком зависимыми от вас. Потому они и зовутся амикусами, а не питомцами, содалисами, друзьями или младшими братьями. Произошедшее сделало их уже не амикусами, а фамильярами, связанными с вами узами не только тварного мира, но и астрала. Ваша связь стала подобна пуповине, когда смогли протиснуться через нее и самостоятельно стабилизироваться, пройдя муки второго рождения. Хех, да возьмите те же на руки своих вторых родителей, оболтусы!

— Сам оболтус, — буркнул нагнувшийся Хуан, с влажными глазами поцеловавший в носик обрадовавшегося ежика.

— Мне не понятно, — требовательно посмотрел Хоан, посадив на плечо Нотжа. На соседнем сидел Нутж, а рука обнимала второе плечо брата.

— Фамильяр от слова семья, братски близкий. Когда они повзрослеют и переймут от вас ум, то станут как Сержи, астральными младшими братьями, всегда идущие следом за старшими.

— Короче, вы стали с ними кровниками!

— О-о-о-о...

— Вы видели наши с Пингом шрамы там, здесь они тоже есть, смотрите! А вы — близнецы... Вы сразу родня, что там, что тут!.. — со сложными чувствами всплеснув руками, пытаясь что-то такое родное показать.

— Ну да, по-простому примерно так... — тепло улыбаясь, развел руками Пинг.

— Но почему было так больно?!.. — все еще с обидой и возмущением.

— И почему иначе помочь нельзя было?.. — с непониманием, и немого жалобно.

— Хуан, после хорошей тренировки все мышцы болят — это означает их укрепление и рост. Когда младенец проходит через узкий материнский выход, ему больно. Вы прошли перерождение и ваши, хм, мышцы строились с нуля. Вот почему сознание воспринимало происходящее как нечто болезненное — оно взяло из памяти похожие ситуации, спроецировало и усилило боль из прошлого.

— Эёух, большая часть той боли произрастала от самовнушения, которое мы и помогали вам разрушить, демонстрируя себя, с нормально функционирующими руками и ногами, целых и невредимых, не испытывающих, гм, физических мук. Хоан, не превозмоги вы самовнушение самостоятельно в этот самый первый раз, то каждый следующий раз, оказываясь здесь, вы будто просыпались бы с отлежанным ухом, затекшей ногой или рукой. И тона сотый раз. А в первые десятки будто вам сломали конечность или оторвали ухо. Хоан, образно выражаясь, вы были все в крови и в иголках. И если бы мы вас вообще коснулись, то сразу бы породнились, стали кровниками, семьей... А это больше, чем дружба, больше, чем мы можем с вами поделиться.

— Пожалуйста, поймите нас и простите... — вместе.

Первым на протянутую руку откликнулся Хоан, потом его брат. Крепкое рукопожатие окончилось дружескими объятьями по-мужски, с похлопыванием по спинам.

— Прощаем... — Извиняем... — прошептали они в уши.

— Вы ведь все это ради нашего блага, — прервав и отойдя, обведя рукой облачную округу. Еще раз убеждаясь в правильности.

— Ну! Так что там дальше, а? Что в нас поменялось еще, а? — окончательно растаяв. — Я же чувствую... чувствую что-то такое эдакое!.. — с энтузиазмом начав осматривать себя и щупать бицепс. Нутж с фырчанием спрыгнул, опасливо покосившись.

— Хех, — ухмыльнулся на это Хоан и тоже с любопытством посмотревший на Пинга и Понга.

— Спасибо, друзья, вы такие отходчивые, с вами легко... дружить... — вдруг не выдержал и расчувствовался Пинг, прослезившийся.

Эёух переглянулся и утешительно обнял Панга, у которого все сперло — пришла эмоциональная отдача.

— Это... Это так больно... знать... и... видеть... и... и не мочь вмешаться!.. Переживали...

— Тише... Все хорошо... Мы простили... Нам уже не больно...

Панг и Эёух не стеснялись друг друга. Пинг и Понг смогли безбоязненно выплеснуть свои эмоции, показать свой страх за них, что они боялись и переживали, веря... Как бы внешне Панг не крепился, Эёух его сильно волновал. И Панг вознамерился сделать в будущем из него друга самого Гаера — задел создан и фундамент залит бетоном. Божество и дэв ведь могут стать друзьями, верно?

— Ну, во-первых, вы теперь можете питаться напрямую из океана жизни, самых легких слоев Аслаош-раом. Это область астрала, откуда черпает силы каждый друид и чародей, — начал Пинг, когда пришла твердость.

— Ух-ё! — восторженно воскликнули оба разом.

— Мы вас обязательно вскорости всему научим! Такое и не все гиты к выпуску умеют... — двинув бровями.

— Не встревай, — пихнув. — Во-вторых, вокруг просто океан маэны, которую вы теперь сможете легко брать, а не тужиться и париться, клянча резервы из оши. Вы не думайте! Учиться собирать рассеянную энергию обязательно — сейчас вам чайная ложечка черпаком кажется, но если не развивать остальное, то в гимназиуме все уже будут с поварешками, и вы все с той же маленькой ложечкой.

— Так что, смотрите! Ректор может вашу пуповину в узелок завязать и будете куковать без маленьких радостей, стоит только раз соблазниться на большую сладость при всех. Понятно?!

— Дда... Да, все ясно! — весело подмигнув в конце.

— Ага... — осторожно.

— В-третьих. Вы видели, какой красивый лотос расцвел у вас, да? Ваш дар теперь стал сам по себе сильнее, крепче и ярче. Поэтому для каждого кантио меряйте половину, а то и треть маэны, иначе та же сушка обратиться волдырем ожега на коже или вообще ее отсыханием до мяса.

— Брр! Фффрх... — сразу оба. Переглянулись, и Нутж оказался на коленях разулыбавшегося Хуана.

— Это ненормально, — тревожно заговорил Хоан. — Почему меня... нас бросает то в жар, то в холод, то в смех, то в слезы?..

— Чтобы нам всем успокоиться, мы выкачали из нашего защитного пузыря всю энергию, а теперь он вновь заполнился. Ваша душа, ваше астральное тело, полнится энергией, которая ищет выход. Плавать же не сразу учишься, и оружием владеть начинают с деревянных муляжей.

— Мы здесь, мы рядом, мы друзья. Все хорошо. Попробуйте начать медитировать — сосредоточение поможет обуздать энергию. Мы подождем — времени навалом.

— А за это нас вниз не сдернут, а? — опасливо подергав за золотую привязь на поясе, тянущуюся куда-то... непонятно куда.

— Мы не дадим. А если они потянут, то выкажут всю свою глупость, окончательно потеряв всяческое благоразумие. Инструкторы и менторы с центурионами не должны вести себя подобно алсам, а они вона чего устроили...

— Это вы устроили! Ха-ха!

— Мы тоже, хех! Ха-ха!

— Ну все, вспомните уроки инс-аркануса и инс-медитатора и начинайте закручивать вокруг энергетический вихрь из собственной маэны.

— Из собственной, Хуан!!!

— Ага-ага...

— Хуаннн.

— Чес-слово, вот сейчас получится!..

— Уууу — чес-слово, сейчас... Инс-лингуа по головке не погладит...

— Медитируйте-медитируйте, — передразнивая, — а сами только и делаете, что мешаете!

— Хе-хе, все-все, — смешно закатав губы внутрь.

Хоан и Хуан тут же прыснули. Пришлось садиться им за спину и держать на коленях их ежиков. Вообще-то дальнейшее пребывание здесь для первого раза излишне, и урок надлежало отложить, но ситуация внизу не располагала к возвращению...

— Ты какого яла вмешался, баран полорогий?! — Уй-ё!..

— А ну не ори на меня, козел безрогий!!! — У-у-у-у-у...

— Мальчики, не ссорьтесь... — Тут все у вас целы?..

— Да тебя, твердолобый, менталоны просчитали как траекторию этой убогой каменюки! — пнув колонну.

— Убогой каменюки?! — Менталоны?! — Чего ты там блеешь, козел конопляный?!

— Так что там с едой... было? — Отвали!.. тот камень лучше, бббарашек...

— А то ослеп? Вон, проросло ж!.. — Анареклейя(*) и дитрихтонс, оба с вероятностью девяносто процентов. — Вот ж, зараззза, глубоко-то как корни пустил фонтанчик ялова бионика! Уу, припомню жмыху!.. — Сам отвали!.. доенный коз. Как, кстати, щупали-то?

Галдеж стоял как на базарном вокзале. Если б кто-то из эльфов хоть раз там был, то устыдился бы сравнению, однозначно. Взаимные упреки, оскорбления, крики, шум. Однако стоило козлу радиально послать барану мнемосчитку одного из свидетелей драмы на ристалище Кюшюлю с краткими пояснениями, как дело заспорилось — камни расчищались, одежда менялась, деревья убирались. Интерьер большинство решило старый не возвращать, а сразу уж переделать на новый манер. Деловито бегал трибун, опрометью метались его адъютанты, шмонались по кухне кантио, допрашивались три призрака. Заткнувшийся баран больше всех прикладывал усилий по оборке территории трапезной, сверкая красными кончиками ушей. Злющий козел никого не подпускал к изваяниям дуотов, даже выдал в ментал очередную порцию информации, после чего высыпал вообще все, включая сцену в своем листе и раскаяние за глупое приглашение, после которого нашлись его поддержавшие и поднявшие всем творческий настрой — совместное декорирование одобрила сама ректор, очень в последнее время любившая кружева. Проректор третьего звена заочно стала невидимкой.

Так за работой педагогический состав осмысливал дуота Панга и утащенного им в Аслаош-раом дуота Эёуха. Панг отметил большую сплоченность коллектива и общий дружественный настрой с вполне безобидными кличками, порядком набившими оскомину и потому бурно претерпевающими изменения. В общем, ректор популярно истолковала термин "холодная война", и педагогический отдых явно задался, с необычной ноты. Капринаэ с остальными не рассчитывали на скорое оживление перемещенных на видное и расчищенное место дуотов, Понга лицом в угол, у Пинга, кстати, почти каждый осмотрел макушку, прицокивая, и потрогал его за уши, оставшимися целехонькими.

Однако заданный кураж вскоре иссяк вместе с последней соринкой. Трапезная преобразилась, настроение тоже. Разнонаправленно. Особенно оно упало у двух женщин и двух мужчин: ректора, проректора, трибуна и легата. Подстава была налицо — доказательств обратного нет. Спешка допросов и дознания сделал свое черное дело, по здравым рассуждениям, и так бы свершившимся. Проректор Ноаюссли стала персоной нон грата в каэлесе — все три ее ошибки стали предельно ясны, а выводы однозначны. Ситуацию усугублял Эхнессе, игнорирующий Найпарраэль, а так же факт распространения информации о критической ошибке доппельвита. Четверо стряпали отстранение от дел одной, а коллектив пекся об алсах, зависших в астрале под поверхностью океана жизни, строя гипотезы, одна смелее другой. Высокоинтеллектуально высказавшийся инс-медитатор, не выдержав, расставил все точки над ё, втоптав в грязь едва родившуюся розовую мечту о поколении сплошных чародеев. По мнению Панга, очень зря. В целом, экстремальная проверка на вшивость завершилась удачно.

Эльфийские массы все будоражились, уж вечер наступил. Эёух все громче ворчал о законном отдыхе, отмахиваясь от суточного аргумента на острове-не-острове.

— А чего это вы все затусили вокруг Панга? — удивленно спросили отправленные в тварный мир Сержи-дознаватели. — Решили народный суд и следом аутодафе устроить, как очухаются, да? Да? Да?! — заметавшись в трех-мерности рядом с окаменелыми мальчиками, все так же стоящими, где поставили.

— Сержи? — подал голос Капринаэ.

— Без боя не дамся и в обиду не дам! — И я! И я!

— Спокойно! Никакого суда и... аутодафе не будет. Никто не собирается причинять им вреда, обещаю! — ответив в ментал.

— Все так говорят, а потом бац! И струна осколком эха пронзит тугую высь... — Все так говорят, а ты купи слона!

— Какая струна, какой слон?.. — оказался в непонятках цен.

— Золотая, какая же! Блямс и лопнет, шмякнув больно обе половинки!.. — Все так говорят, а ты купи слона!

— Вас отправили проверить, все ли здесь в порядке и можно ли возвращаться? Передайте дуоту Пангу, что его ждут с дуотом Эёухом, и никому вреда не причинят, — встрял тот, кого обзывали бараном.

— А-а-а-а, изверг здесь! Фрыхр! Изверг здесь! Фыррр! — зафырчали оба Сержи и в панике растаяли.

— Баррран, — ругнулся Капринаэ. Оппонент сдулся и промолчал. — Представление окончено, этраны. Я забираю их в лист Рупикарпа.

— Я так и предлагала, — вздернув носик, бросила одна из эльф рою зеленых огоньков. — Мужчинки!.. — вложив в это слово очччень много.

Глава 14. Отвлекающий маневр

— А мы?

— Брат, ну что ты все как маленький?

— А я и есть маленький!

— Вы оба молодчины! И дорогу обратно вы легко найдете.

— И никакой боли, клянемся! Мы вас встретим и поможем, хе-хе, одеться!

— Ну-у, если клянетесь... тогда ладно! Показывайте направление, а мы следом...

— Не хорохорься, брат. Медленно идите, ладно, друзья?

— Да. И это... Пожалуйста, пока мы все еще тут, пообещайте не выяснять, кто из нас кому больший друг.

— Мы разные и в этом единство, в этом сила. Пусть Понг встречал и проводит Хуана, а я тебя — это дань вашим привычкам, гимназийским традициям, а не утверждение того, что ты мне нравишься больше брата. Нам поменяться?

— Нет...

— Не надо... — после долгого разговора глазами. — Мы обещаем... не спорить из-за вас и не выяснять, кто кому больший друг.

— Да... — сглотнув, оторвавшись от брата и решительно посмотрев на Понга и потом на Пинга. — Мы обещаем не спорить из-за вас и не выяснять, кто кому больший друг. Ведь дружат два дуота! — залихватски дернув ухом. Брат удивленно на него глянул и закусил губу:

— Мы два дуота, все верно, брат.

— Давайте мы проводим так, а при встрече поменяемся, а?

— Ага! — Давайте.

Окаменелых мальчиков ополоснули, избавив от неуместных одежд и обуви. Двух — другая пара сама все предусмотрела. Капринаэ в идущем ему салатовом флофоли и со стянутыми такой же лентой на затылке высвобожденными из косы волосами сидел на панговском футоне, медитируя на Хуана и Хоана, спинами лежащих на своем футоне перед ним, и стоящих дальше за ними Пинга и Понга, развернутыми лицом к нему. Энгава. Простой хрустальный шар с медленно кружащимися в нем золотыми рыбками в качестве освещения. Капринаэ не упустил момент, когда засветились оши дуота Панга, наполняясь маэной, и как следом разом наполнились жизнью тела, глубоко вдохнувшие свежий воздух вытесняющих Ра сумерек.

— Отойдите подальше, вы мешаетесь, — тут же на опережение послал мыслеформу Пинг.

— Пожалуйста, — добавил Понг, блюдя вежливость.

— Вы заварили, — пожав плечами. Отошел спокойным мша на самый кончик листа и развернулся лицом внутрь, привычно облокотившись на перила — волосы будто сами выползли, отдавшись на волю ветра.

Панг отметил — поза стремная, многоуровневый подтекст в ней. Тем временем Пинг уселся на Хуана, Понг на Хоана. Оба наклонились, замкнув кольца из пальцев на вроде как недоступных для алсов оши. Пламя во лбу быстро разрасталось. Вскоре огонь с запястий, пупка, лба и змеиных м-тату охватил тела и стал осторожно перетекать на камни под ними. Стек и впитался вовнутрь, сделав лежащие окаменелости фосфоресцирующими. Прошло с десяток ударов сердца, прежде чем ореол света выровнялся, окрасившись в зеленую лазурь золота. От затылков Пинга и Понга потянулись родившиеся из тамошнего узла трехглавые змеи по каждой руке. Доползя до кистей рук, они будто вцепились нарисованными на коже пастями в камни оши, начавшие постепенно разгораться.

Капринаэ с трудом удалось следовать выбранной линии поведения, лицезря происходящее. Он умел и видел, как на границе тварного и астрала нерешительно топчутся два мальчика — именно мальчика! Хуан и Хоан их звали, друзья дуота Панга. Капринаэ разобрать их речь не мог, но догадывался, с кем они общаются, минуя доппельвита, а теперь уверился. Вот двое присели, размахнулись руками и как в воду прыгнули, оказавшись бестелесными призраками на этом другом плане бытия. Их потрясенные оглядывания прервали — мигом найдя каждый свое, братья Эёух стали спешно укладываться на спину, дублируя позы. У Капринаэ выпучились глаза на время всего финального этапа. М-тату змей в какой-то миг разбухли, мышцы Пинга и Понга пришли в полный раздрай. Первыми и как-то разом успокоились все группы, начиная от шеи и выше, губы приветливо улыбнулись — и это при той боли, что гуляла по все остальному телу. Капринаэ совершенно четко осознавал — Панг перенаправлял все болевые импульсы с друзей на себя, а свои на них, тем самым забирая боль возврата. А она не могла не быть — тварная оболочка не соответствовали чистоте и частоте душ, что в нее возвращались. Эфирное тело, ментальное, аура и прочее, используя ранее вложенную и активно поставляемую энергию, перестраивались. Одновременно это напоминало практикующееся выдувание стекла в железную форму, когда оранжевая пленка под давлением нагнетаемого воздуха заполняла сложный резной или выпуклый орнамент будущей бутылки — чуть не так и тонкая стенка лопнет или слезет с рисунка, став дырявой, испорченной.

Пинг и Понг сразу поймали начавший было блуждать взгляд братьев, убравших руку с глаз. Наклонившись ближе и заслонив собой вид, они ткнулись носами, явно призывая расслабиться и немного полежать в неге, подышать одним воздухом. Спины и плечи Панга ходили ходуном, но головы на это не обращали внимания, держась ровно и твердо, блокируя боль и панику для друзей. Прошло еще сколько-то ценций, и Капринаэ отметил — Пинг и Понг нарочно стали елозить, вначале имитируя мышечные подергивания, а потом явно ради обоюдного удовольствия. Истинное зрение и вроде как незримый для детей артефакт открывали поразительное и невозможное по сути, но происходящее наяву: сверкающий дар переливался силой и фантастической красотой, превосходящей лотос трапезной; усики оши меняли конфигурацию, подстраиваясь под изменившиеся реалии; аккуратность и точность показали недосягаемость подобного. Дуот Эёух совершенно однозначно был стабилизирован и зафиксирован. Два друида восхитительной силы, виденной Капринаэ и не у грандмастеров, никак не у гитов, а тем более гимов! И тем более контрастно выглядела нечитаемая аура дуота Панга, среднестатистически универсальная в своей уникальности, безусловно, не уступающая в новообретенной мощи Хуана и Хоана. Краткий миг демонстрации погас — панговская яркость и ширь посерела и ужалась. А... — эльф сглотнул — а у оши доута Эёуха появилась новая функция, заключающаяся в наведении вуали. Вуали для неопытных глаз! С регулировкой!.. выставленной вровень с Пангом! Но тот-то скрывал ото всех, а Эёух лишь для таких же, как он, аслов. Капринаэ никак не мог наглядеться на более совершенное подобие себя, так же обладающего главенством энергий природы, воды, земли и немного ментала, как раз в пропорциях друида. Он обладал схожим по силе и направлению даром, но полностью не принял философию, вернее, не влился в главное течение...

— Да-да! И не кукся! — нарушил тишину звонкий голос, упрекающий Хуана.

— Гимнастика усадит новую одежку по фигуре, — вразумительно.

— Ага... — кисло. — Да-да, конечно! — когда оба одновременно покосились вслед за Пингом и Понгом на продолжающего стоять и внимательно смотреть за ними Капринаэ.

— А вы сами? — лукаво.

— А наша уже разношена! — давая щелчок по носу.

— А гимнастика всегда полезна! — ответил за брата Хоан, таки попавший по не слишком-то и убегающий кончик уха Пинга.

— Хорошо... — Чур вы ведете!

— Пфф! — весело фыркнув.

Еще раз покосившись на старшего и не найдя причин для беспокойства, братья Хуан и Хоан встали напротив Пинга и Понга и приступили к комплексу упражнений. Разминочный круг выполнили неспешно. Для Капринаэ была очевидна подсказка от Панга — характеристика дуота Эёуха положительно оценивала его координацию. Третий круг пролетел уверенно и непринужденно. Главное дуот Панг не уступал дуоту Эёуху.

— Ужинать здесь будете? — дружелюбно спросил воспользовавшийся паузой и собравшийся с мыслями.

— Не особо хочется. А можно нам пораньше лечь спать... Капринаэ? — после переглядываний вынужденно обратился Хоан.

— Можно, — согласился он, теребя перила и не трогаясь с места.

Взрослый с любопытством отметил такое же здоровое любопытство у ни капельки не испугавшегося и не особо сильно смутившегося Хоана и его брата Хуана, когда те украдкой бросали на него взгляды, перетаскивая футоны и доставая спальные принадлежности. Особенно их обрадовало отсутствие отрицательной реакции на выбранное место: Панг устроился с самого левого краю ближайшей спальни, Эёух устроился по соседству с самым непрестижным местом на всем листе, обычно отводящимся последнему в рейтинге. "С ними скучно не будет..." — подумал про себя эльф, отлипший от перил.

— Панг, ты из-за меня в очках при друзьях? — присел на корточки взрослый рядом с уже готовыми улечься дуотами. Эльф хотел разговора, вроде как отложенного на вечер, правда, без уточнения на какой. Он загадочно улыбнулся этой мысли.

— Он без них, — естественно вырвалось у Хоана. И Капринаэ мысленно похвалил и поздравил Панга, за такую быструю естественность.

— Понг, почему старший их видит, а мы нет? — пожевав губами, смущенно озвучил явно заданный сперва мысленно вопрос Хуан.

Местоположение поменялось, и Капринаэ рассудил пустить корни, легко коснувшись коленями татами и сев как для долгой беседы. За проведенные у окаменевших деления он решил относиться к ним легко и непринужденно, воспринимая за чудиков со своими небезынтересными причудами. Признаться, грубая и ненасытная ласка в паху отторжения не вызвала и за оскорбление его достоинства уже не воспринималась. Старший доверился интуиции, проснувшейся при наблюдении за, гы, "вызовом фантома Эхнессе", и поддержанной здравым анализом: триста восемьдесят восемь лет, вторая отара козлят после изумления от встречи с выпустившимся из Кюшюлю сыном, с которым за декаду диалог так и не наладился, наоборот. Эльф четко уловил — дуот Панг сбежал из Кюшюлю, прихватив с собой единственно возможного. Все детали запутанной истории ему оказались пока недоступны, пока. На заданный державшимся за его хозяйство, эм, юношей вопрос теперь он ответил бы: "Себе, вам, им". Порядок важен. А воспринимать Панга за юношу банально легче, выше и ниже уже не то.

— Зрачки воле неподвластны. Вот-вот, расширились. Хех, не и пытайтесь! — заглядывая в глаза и улыбаясь.

— Потому и говорят, что глаза — зеркало души. Не говорят портрет — его можно поправить, подрисовав усы, — проведя пальцем по верхней губе. Эёух не пытался отстраниться, полностью доверившись. — Не говорят дверь — нет преграды, нет замков, ты смотришь — ты открыт.

— Иногда говорят окно. У вас — зеркала, у нас — окна. Зеркало всегда что-то отражает, а умный и по искривленному восстановит первичное. А на окнах могут быть занавески, шторы, а то и вовсе ставни.

— Ну вот и пример! — щелкая по уху Хуана.

— Ай!

— Вот, только по одному твоему уху я понял, что ты меня не слушаешь, а вот эти мышцы мне закричали о готовящемся зевке. И не отпирайся!

— Видишь, ты еще только подумал, а твое лицо и глаза все нам разболтали. Они такие говорливые у вас, хе-хе! Ну вот насупился, значит обиделся. И никуда подушка не денется, не нервничай.

— Я тоже так хочу уметь! — заявил на это Хоан.

— И я, — поддакнул Хуан.

— Но в гимназии этому и учат! Ежедневно! Корча гримасы на артикуляции вы учитесь говорить лицом. Каждая мышца это звук, а все вместе они складываются в слова: я рад, я грущу, я стремлюсь знать, я в унынии. Но самая выразительная часть — это глаза. Вся суть в невозможности заставить их замолчать.

— Вот, смотри. Твои глаза все менее видны для окружающих, но и ты видишь все меньше. Бельмо действует в обе стороны.

— Поэтому это исключения, когда пропесочивают оши кого-то. Всегда говорят: "Смотри мне в глаза!" Хех, но это им легко, взрослым, они натренировались за свои-то века. А у нас с тобой беда, хоть и разная.

— Вот моя в чем, спрашивают ваши глаза? К сожалению, наш мозг жутко ленив и постоянно отлынивает, хе-хе. Возьмем лицо. Это и уши, и брови, и губы, и скулы, и веки, и щеки, и нос. Мозг видит всю голову, разом. Но с сознанием делиться не желает, увы. Плохой он, правда?

— Нет, он... он не наученный!

— Ага! В точку, Хуан! Чему не наученный, спрашивается? Учитывать детали. Вот, посмотрите на Капринаэ. Вроде и добродушное лицо, мягкое, улыбается немного. В целом располагает, правда? А если закрыть его, оставить одни глаза. Вот так. Что видим? Цепкий проницательный взгляд, холодно оценивающий. Вот, убираем руки. Видишь? Чего смущаешься? Он вон как лицо держит, ни один мускул не дернулся. Только зрачки и шепчут: "Любопытные дети, интересно говорят, крепкие друзья, с ними будет тяжело, но не скучно". И холод не всегда студит, видишь? Он может обозначать трезвость мышления, а не презрение: "Вы тут все личинки, а я вона какой тысячелетний эльф".

— Панг, мне щекотно, — озорно. Эёух засмущался, а потом открыто и дружественно разулыбался, прыснув звонким смехом.

— Извините, — чопорно. И оба хмыкнули, присев обратно.

— Вот и надо свой мозг постоянно теребить и заставлять оценивать не всю картину в целом, а целостность и гармоничность всех элементов. Как уши торчат, как губы жуются, все-все по отдельности и вместе. Вокруг же десятки десятков лиц, целое море для тренировок, правда? Общаясь, мы учимся.

— Поэтому мы просто радикально решили проблему глаз-болтунов, повесив глухие ставни очков. С кем ни попадя они не говорят. Но! Вы даже не думайте об этом, и не мечтайте!

— Потому! Взрослым на твою чешущуюся пятку чхать, алсы и не заметят, но друг может и массаж предложит, а командир всегда должен знать, что, у кого, когда и сколько раз чешется! Всегда перед сном или только по понедельникам, хе-хе. И учителя должны видеть, как вы усваиваете материал, иначе чего не так поймете и взорвете котел, а? Поняли?

— Ага! — Ясно. А... вы тогда... ну, почему?

— Потому что чем меньше враг о тебе знает, тем нервознее ему живется и его легче обвести вокруг пальца, победив. Потому что командиру не обязательно знать, с кем конкретно и как у тебя чешется, с него хватит и того, что с тем и так, с кем и как надо, а буде что случится, он сможет на тебя рассчитывать. Потому что общая культура может предполагать высокие идеалы, а ее носитель, конкретный взрослый, их извратить и опошлить в меру своего понимания.

— Пангу наглядно показали, Эёух, что массы в целом к нему враждебны и что среди них следует с особой тщательностью выбирать даже приятелей, а друзей лучше и вовсе не заводить. Понимаешь, Эёух, для большинства взрослых Панг всегда будет чужд по определению — не уродился от таких, как они, и все тут, хоть ты тресни! А тебе это оказалось совсем не важно. И для него, вон, тоже главное не это...

— Ну все, щаз и нас раззеваешь, Хуан, а у нас впереди отложенный разговор с Капринаэ.

— А вы ложитесь, ложитесь, мы позже присоединимся...

— Спокойной ночи, Хуан, спокойной ночи, Хоан, — пожелал Капринаэ, уходя на кончик листа.

— Мы будем ждать, — в озмеке.

— Мы придем поздно, около двух. Не теряйте, ладно?

— Угу, мы поиграем с... фамильярами, правда, брат?

— Ага! Обязательно приходите!

Панг не поддался доверительному позыву, стоя рядом с Капринаэ и любуясь лентой реки из звезд. Эльф владел магией без магии, хех, это достойно белой зависти. Решив не откладывать в долгий ящик неприятное, он начал вещать в цен-канал оши:

— Интересное слово "ультиматум", цен-Капринаэ. Доведенное до конца... Хватило одной клуши и одного барашка, чтобы довести до конца наше желание объяснять и просить, оставив труд декларировать и заставлять.

— У каэлеса четыре дня для доведения численности абсолютно всех центурий гитов и гимов до полных сотен дуотами из менее престижных учебок, для первых четырех цепей гимов только с любым уровнем потенциала или при отсутствии таковых самых неуживчивых. У каэлеса осталась только эта ночь и завтрашний вторник, чтобы обеспечить весь персонал и особенно стражу часами, а так же официально установить стационарный портал с их производителем.

Возникла длинная пауза, ветер по-прежнему играл шелковистыми волосами статного эльфа.

— Благодаря бесшабашно укоряющей позе Капринаэ мы знаем о трансляции цен-канала на многочисленную аудиторию, так что вините его в той капле жалости к вам, что он из нас выдавил прямо в вас.

— В общем, простые радиослушатели этих частот эфира и наши горячие поклонники, обнадеживает тот факт, что вороша две трапезные для взрослых, мы обнаружили не осиное улье, а муравейник. И если кто еще не уразумел, то мы уже извинились делом перед вами, никого не убив из хотевших жить, не став слать ректорше, все же решившей дернуть за струну Эёуха, наши ответные пламенный привет, воздушный поцелуй и большой сюрприз в одном флаконе. И не появились слишком рано, дав спонтанному народному творчеству в кои-то веки свершить по своей воле редизайн главсплетнической.

— А бедную подставленную нами мымру задвиньте вместо инс-логики первой цепи, иначе ее позорный уход в стан рядовых чистильщиков штолен в первую очередь скомпрометирует вас самих перед царем.

— Дабы у кого-то в мозгах совсем не настал расслабон и ему жизнь медом не казалась, добавим. Есть такая забава, корридой зовется. Если по-простому, то матадор уколами шпаги злит быка, провоцируя и отвлекая его широкой красной тряпкой, а потом, наигравшись всласть на потеху себе и публике, пронзает ею сердце доведенного до бешеного исступления и еще полного сил тупого рогатого животного. Пока среди стада бычков на заклание мы разглядели всего лишь третьего эльфа, при том, что один бычок уже издох, а двое теперь в первых рядах бодаются в низких подземных лабиринтах. Считая мымру и барана, результат пять-три в пользу животных, хе-хе.

— И это уже во втором из сердец Ориентали! Ай-яй-яй, и не стыдно, а? Пришли два битых судьбой мальчика и чихвостят изнежившихся на семи перинах взрослых как младенцев! Куда мир катится? Капринаэ, кончай смехом давиться, разбудишь же Эёуха...

— Тебе-то слышны их реплики, а бедный дуот пусть вещает себе развлекалово в эфир и довольствуется воображалкой! Ну хоть спальный периметр Ракипа активируй и ржи себе в три горла!

Эльф оттянулся по полной. Без всякого стеснения упал и катался, схватившись за живот. И явно не отключался, продолжая внимать многоадресным репликам.

— Советы серьезны, центурион, — уже даже не улыбаясь. Лишенный эмоций голос должного эффекта не возымел. — А не хотите их для себя — гогочите дальше.

— Извините, дайте ницию... — послав мыслеречь, окрашенную веселостью.

По крайней мере он сумел сесть и оправить флофоли.

— Вменить в заслугу разрушение и приписать себе лавры за реконструкцию... Ай, молодца, ха-ха-ха! — через смех вслух, почти членораздельно. В спины.

Хротеки послушно отсчитывали сеции и деции ниции.

— Давненько я действительно не ржал. Был смех, хохот, однако ржач... Спасибо, но к делу. Панг? — он сумел прогнать смешинки из глаз. И не замечал жесткости цисторисового пола.

— Да, Капринаэ? — обернулся Пинг.

— Тьянкль выпал из-за Эёуха? — кивок. — С вами в Кюшюлю только Цандьбаун искал общий язык? — кивок. — В первый день Ринацео вы спровадили не только ради провокации. Объяснишь, Понг?

— Возможно позже, — ответил тоже по-солдатски повернувшийся вокруг своей оси Понг.

— Я бы хотел настроить ваши оши для прямой связи со мной, зашифрованной. Подойдете?

Подманил к себе легко и просто. Панг не стал унимать сердца.

— Вы хотите эмтого со мной сию ницию или как мне вас понимать? — задержав ладонь на спине с пальцами на зыталочном камне оши.

— Место и время не располагают к удовлетворению имеющегося желания... — сипло.

— Я так и подумал, — убирая так и не опустившиеся ниже руки и складывая их одна другую ладонями вверх у себя на бедрах. — Если не настроены плотно пообщаться сегодня, то выскажитесь и ложитесь, а я еще посижу здесь. Отложим беседу на завтрашнее утро, сразу после дуота Эёуха.

Панг еще утром просчитал, что в дуодеках по девять дуотов, и подавляющее большинство тут появилось на последних двух трансферах — пертурбации сильных эмоций он смог засечь по глубоким следам. И что всего семь дуотов с даром: три в Рупике и по одному на "лидерских" местах Пикара, Карпа, Парупа, Ракипа. Понг кивнул и более-менее заговорил вслух:

— Пятерых растимых с детства лидеров надо отдать на освободившиеся места в Кюшюлю, пусть спасут центурию. Прихвостней в Тьянкль — пусть докажут им и себе, что не хвостики. Вам не удастся надолго внушить им семерым о себе хорошую память, уйдите ради них в глубокий минус — не поймут после инициации, значит и не стоили усилий. С открывшимся даром девочек тоже сплавьте, всех. Желательно завтра же за один раз и забрать четырнадцать дуотов, и привести двадцать четыре новых, сразу следом хаотично и рассадив по кострам на обед. Отбирать или заставлять отпускать питомцев ни в коем случае нельзя — пусть вторыми козлят заводят, если уж действительно есть злая необходимость в одинаковости еще и друзей.

— Не почешетесь сегодня, тогда завтра надавим на рычаг и добьемся того же результата на послезавтра, но в этом случае однозначно уже никому не будет смешно. Для нашего звена озвученное в цен-канал действительно ультиматум со всеми вытекающим, для остальных совет — сами потом локти искусают, да поздно окажется что-либо менять. Со звеном мы будем жить здесь, а остальные там или там, с ними лишь пересекаться будем — слишком далеко они, короче, и на них нам плевать с кроны.

— Захотите довериться до неофициальных опциона Панга и тессерария Эёуха — завтра вместе с новичками слейте по каналу инфу по всей центурии, мы раскидаем составы к ночи на доран. С девочками не в ладах, не обессудьте. Мы с Эёухом всегда будем в одном дуодеке и на выбранных спальных местах. Вы достаточно мудры, чтобы не совершать ошибки на этом поле. И про часы вы должны знать, если нет, то отправляетесь в Шегоуд и спросите Кудангойою, кодовая фраза "Лисята Панг".

— Мы пошли спать, а вам бы немедленно отправиться и обстоятельно обсудить нас с деканами. Будут сюсюкаться — получат под дых, будут лебезить — дадим в челюсть.

— Несмотря на все зародившееся у нас к вам уважение как к личности и своему командиру спокойной ночи не желаем — ее у вас гарантировано не будет. Эм... Мы с вами сегодня провели доказательство себе, друг другу, им. Вспомните, как нас привел Чародей, и если надо, действуйте вопреки воле своих старших — поверьте, это как раз тот самый случай, крайний, когда... самый старший положительно оценит вас, а не их.

— И не надейтесь! — полыхнул тлевшим гневом и выплеснутой в ауру силой, осветившей зеленоватым костром энгаву. Панга защекотали чужеродные всполохи мягкими кошачьими лапками с демонстративно высунутыми кончиками коготков. — Откуда и куда бы вы не бежали, за свою отару я умру, но вас до нее не допущу ни в коем случае! — белок его глаз пропал вместе со зрачком, одна сплошная хризолитовая зелень с коричневато-желтыми и лазурными жилками. Ракип запечатывался около ценции. — Мне тоже плевать с кроны на остальных. Потрудитесь дать пояснения или я атакую всерьез! Десять. Девять. Восемь. Семь...

Мэллорн ответил ему, дал силы. В лист устремились соки маэны кривыми полосами жилок буро-зеленоватых оттенков. Бунт против его воли Пангу пришелся не по вкусу.

— Не тратьте время понапрасну! — отправил затылком на счете "один" Понг мыслеформу, исчезнув.

Праведный гнев поднял планку мнения, неумение трезво оценить свои силы при всем приведенном ее опустило. Но не на эльфе сосредоточился Панг, помещая оши в полость своей воли и смещаясь в Тень.

— Ночь на дворе и я пришел, Эхнессе! — Обратился Понг к острову Буяну.

Или Смутьяну. В Стране Грез Вокруг исполина росло пять деревьев поменьше. Океан вокруг, в нем остров. Береговая кромка недалеко от корней — обоюдно недостижимая мечта. Мэллорн собирает энергию океана жизни через посредничество воздуха — впитывает пары вместе с фильтруемым землей. Это Нордрассил имеет силы дотянуться и не сгореть, не сгнить, справиться с прорвой живительной воды, перегоняя энергию между пластами бытия. Однако и берег, и воздух, и облачка — все под влиянием отца-мэллорна и его детей. Оказавшись под кроной, автоматически преодолевается внешний рубеж. Понг застыл перед зримой для него границей внутреннего объединения. Мэллорны через корни образовали свой магический круг, усилив себя совокупной мощью. И сейчас весь остров волновался, колоссы гнулись, задувая жестким ветром в сторону явившегося, пытаясь иссечь своими сброшенными листьями.

Понг, укрывшись в сфере своей воли сдвинулся на сантиметр и очертил круг отверстия, фиксируя огненным кольцом. Обеспечив приватность, он сел в позу лотоса, игнорируя обтекающий его листопад.

— Я знаю, ты меня слышишь, могучая кучка. Я не стремлюсь вломиться, а говорю...

— Убирайся прочь! Здесь наша земля и наши порядки! — донес ветер скрип и гул.

— Вас корчевать придет Жнец. Он связан мной узами и эльфов не тронет, но мэллорны в контракте не значились...

— Он. Не. Пройдет! Ты не посмеешь его привести с собой!!!

— Вы сами сделали себя уязвимыми, я дровосеку лишь найденную тропку покажу. Следом падут все каэлесы. Я вручил Жнецу тело и трех бывших дуотов, Мерцающие заняты Давжоглом и не помогут, а другие даже количеством не справятся, наоборот. Пинг в эти мгновения со Жнецом, и я пахну его эманациями...

— Чего тебе надо от Эхнессе?

— О, нет, Ахлессен! Упорхнула птичка доброй воли! Вольный скакун сбросил седока, теперича перед отправкой в путь скакуна прежде взнуздают и впрягут в карету...

— Чего тебе надо???

— Встань смирно, открой ротик и закуси удила...

— Говори же, Тень!!!

— Для начала вберите Всю свою силу обратно, осушите от маэны Все доступное вокруг пространство и заприте Все в себе, никакого общения с ректором и прочими, пока не будет на то моя воля. Немедленно исполнять!

— А то что, маленький пугатель? — подал ернический голос самый молодой.

— Прощайте, — с сожалением ответил Понг, направившись к Эёуху во все еще запертую спальню.

Хуан и Хоан сладко спали, видя чудесные сны. Безмятежные лица улыбались, два калачика умиляли. Подправить изгиб носа, изогнуть хрящик, на миллиметр выдавить лоб, масенькую ямочку с подбородка совсем убрать... и затеряться под другими именами в той неразберихе, что начнется. И уже там, у народившегося каэлеса, позвать шесть пар фей, запустить эстафету слухов, и пусть не разом все, а по одной призываются. А тамошний, хех, отец-мэллорн сам в ноги к королевской чете фей упадет, землю ветками рыть станет.

А в это время посреди сюрреалистичного астрального мира:

— Ой-ёй-ёй, камго я вижу! И сам явился, ммм!.. Не запылился? — собственнически проводя сухой и расслаивающейся кожей перчатки по плечику, смахивая пылинку.

— Сделка... — смог выдавить опутанный осклизлой мерзостью один из потоков Пинга, пришедший в сон Жнеца, в сердце его абсолютного царства, с его абсолютными законами.

— Оох-ххх! Знаю-знаю я твои штучки!!! — до брызнувшей крови сжавший гениталии у основания. — На сей раз сам явился, не уйдешь от меня!.. — с наслаждением присасываясь и облизывая пах.

— Мэллорны... дам...

Жнец нехотя и с сомнением отстранился, ослабив хватку груди — никак иначе тут разговор не велся. Гостями.

— Поглядите, какой щедрый мальчик! Ах, какое великодушие! Гхы-гры-гфы! И во сколько ты себя ценишь, усю-сю? — дергая за уши раздвоенным языком.

— Жест... доверия... партнеру... — с хрипом втягивая затхлый могильный воздух, альтернативы не было. — Моя смерть тебе не выгодна, потому и пришел... так...

— Сшщхссс! Отдай все Нордрассилы — через век свергну Давжогла... щсшшхссс! — змеиный шепот из-под камня.

— Шесть тел, пять живых... с силой черной чащобы независим от... сразу станешь... — неопределенно качнув головой.

— Независимым... — покатал, потянул, повалял он слово. — А цена, котенок?

— Я подарю тебе ключик от сна той златовласки...

— Цена!? — взорвался вулкан тьмой лавы.

— После Гидандраго заключишь альянс с Давжоглом против драконов на Рухме. Станешь щипать и подгорных, положенные сутки держа порталы для эльфийского десанта в счет оплаты мечей. Станешь учебным пособием, а твои щенки смогут глумиться и таскать червивых на передовую своей свитой. Станешь навешать сны указанных эльфов и развлекаться кошмарами заявленной степени, гм, ужасности. Оформим приложение к контракту?..

Жнец проглотил очередной крючок, став привязанной к земле гондолой воздушного шара.

И опять заголосила сирена в Крибах, и вновь собрались нервничающие, недовольные отрывом, усталые от недосыпа и магически поддерживаемого в тонусе организма члены правящего совета Дома ре-Т`Сейфов. Снова предстал текст контракта и дополнительного приложения к нему. И на сей раз дрожал пол, вибрировали стены, расходился потолок. "Моара Крон-Ра" из павильона телепортировалась на Рухм, сам павильон дополнился до правильного двадцатичетырёхгранника. Связующие туннели и тумбы основания слились в одну громадную трапецию круглого продольного сечения, на которой выросла правильная вписанная пирамида, над верхушкой вращался гигантский икосаэдр, большой брат кристаллов над Крибами. Все постройки на поверхности не вытиснились в парк и не исчезли. Нет. Остался мифриловый корпус обычной планировки, с арками порталов — все подземное сооружение всплыло призраком в воздух, где окончательно оформилось в огромадный летающий комплекс. Скайтринкс буквально рисовал энергетическими лучами, лепил ими как стеком: пирамида перевернулась, основание растеклось гигантским трисвогом. Центральная пирамида доросла до октаэдра, отразившись вверх, шесть ее маленьких подобий завращались вместе с ней на вертикальной оси в таких же кругах на концах трех дуг. В трех областях, ограниченных внешним кругом и дугами, образовалось три огромные сферы. Вся гидропоника и продовольственные мощности приютились в одном из полых шаров. Все цеха и плавильни, все производство и лаборатории заняли все октаэдры по периметру, разросшись — место все равно осталось. Павильон тоже отразился, в сумме став четырехуровневым и тридцатитрехгранным. Третий шар пополам разделили бассейн и парк с многоярусными переходами. Все три сферы вращались, сохраняя правильное направление притяжения, удобное для находящихся внутри. Центр конструкции превратился в комфортабельный дворцовый комплекс с террасами, галереями и прочими атрибутами жилья для аристократических особ — часть планировки плавающая, гостевые интерьеры перекочевали вместе с ранее существовавшими квартирами. Прорисованное и в астрале основание конструкции, трисвог, поднялся и лег на планетарный Муэр, заскользив по нему кораблем, бороздящим поверхность безбрежного океана, прекрасно различимым с поверхности планеты. Неспешное возвышение Ламбады отвлекло следящих за состоянием своих дел на Глорасе инопланетных божеств, а так же всю почтенную публику на самом Глорасе, активно проверяющую боевую мощь Скайтринкса, пока группа преданных Дому ре-Т`Сейфов производила оккупацию неприметного скалистого островка на Рухме.

Глава 15. Лед тронулся

— Что. Происходит. Панг? — по-прежнему с отливающим зеленым глазами, но без ореола энергий, моментально всасывающихся в ближайшую цисторисовую поверхность. Обнаруженное за седзи неожиданностью не стало.

— Рычаг веры заклинило, пришлось нажать на рычаг более привычной для вас грубой силы... — тихо ответил Пинг, подтыкающий одеяло Хоана, укрытого с братом еще и плащем магии.

Дуот Панг охранял сон спящего дуота Эёуха, очертив плоскость вторящего зенице во лбах круга в плену огненного кольца — в видимом обычному эльфийскому глазу спектре огонь жил ненавязчиво, слепя в истинном. Пущенная хищного мутно-болотного цвета лента, фосфоресцирующая ядовитыми жилками, утратила половину мощи еще в полете, остатки бесславно ударились в пошедшую радужными мыльными разводами пленку защитной полусферы.

— Все озвученные нами сроки ужаты до завтрашнего полдня, — бесстрастно сообщил Понг в цен-канал, пока еще поддерживаемый источником резервного питания каэлеса. Дуот Панг демонстративно выкорчевал недавно внесенные в его оши изменения, закрывшись ментальным барьером.

— Князь Ор`Маммилляриэль один из. И за вас он не вступится больше, прошу, одумайтесь! — вынужденно остановившись у самой границы огня.

— Дуот Панг! Я требую объяснений! — из индигового роя появилась впустую рассыпающая громы и молнии ректор.

Мановение бровью и экипированный по всей форме легат с тремя невидимками личной охраны остаются не удел, споткнувшись на преодолении барьера.

— Понг, останови их!!! Мы выполнили твои начальные условия и готовы договариваться! — прошмякало очередное действующее лицо. В спальне от столпотворения становилось тесно.

— Мы хотели нестись вскачь и радоваться ветру вместе с обнимаемым за шею вольным единорогом. Но он внял шелесту жухлой травы под ногами и сбросил седоков наземь...

— Залезайте обратно, я больше не сброшу... — властно останавливая жестом все посторонние разговоры с угрозами и попытки взломать защиту.

— Вы все слышали наше проклятье! Думаете, раз не облеклось оно в кружево кантио, то это пустозвон?! Аха-ха-ха! Я пришел к тебе по уговору, а застал спрятавшегося под кроной воинственного папочки сморча! -Декламировал вскочивший Понг.

— От лица всех я прошу у вас извинения... — бухнулся на колени фантом старика. — Остановите его!.. — жалобно.

— Аха-ха-ха! Кто стучится в дверь моя? Это он! Это он! Потусторонний почтальон! Он принес посылку с нашей волей, хе-хе! Ах, в трупе мэллорна напротив поселился замечательный сосед — Жнец! Эхнессе! Вы послали нас к ялу, и мы привели ваше проклятье к порогу! Это не вы выполнили наши "начальные условия" — это Жнец через сосущих ваши соки миньонов насыщается вами!

— Почему ты это терпишь, Эхн? Почему унижаешься перед чужими?.. — оказалась рядом любящая женушка. — Поделись бедой, мы поможем! Эхн...

— Потому что они... — зашмякал старческий рот без отрыва от полусферы ненавистного взгляда.

— Еще слово, сморч, и коса Жнеца одним махом отправит за Грань Всё живое в землях каэлеса! И виноватым ориентированное общество признает тебя, как давеча все еще занимающую должность проректора третьей цепи, — отправилась мыслеформа волной по менталу.

— Какую клятву нам принести? — отпихивая ректора, упавшую навзничь.

— Обломан рог и вставлен в рот удилами. Наездник подождет, пока дрессировщик взнуздает лошадку и под седло объездит, — от спящих не отрывая своего лица в очках, произнес Пинг.

— Я целиком склоняюсь перед вами, Понг. Именем Араса!!! — воздев трясущиеся руки. И в бездне шока замерев со всеми, сгруженных толпою перед сферой пламени живого.

— Хе-хе, поздняк метаться-то! От вас он лик свой отвернул и за детей уж боле не считает. Ритаул САРА не проканал, проклятый, ты профукал свой шанс на прощенье Его...

— Мы отправим мольбу Мерцающим!.. — от бессилья простонав.

— Все внимание ваших старших скованно действием другого рычага. Вам не к кому обратиться!

— Позади пожар. Мчится табун. Пропасть ждет впереди. Кучер правит на мост — кони в бездну несут, пеной путь табуну выстилая.

— Все ваши требования будут исполнены. Дуот Панг, — через силу произнесла растрепанная ректор. Спасите каэлес от Жнеца, дети же!.. — получая очередные неутешительные подтверждения о правоте ранее сказанного про соседа. Один из трибунов вернулся, мрачный бледностью.

— Дрессировщик вошел в раж, и если лошадь под ним взбрыкнет, табун за ее спиной он просто скосит как бесперспективный к выездке, съест и не подавится. А для ставшей одинокой строптивой лошадки пробьет звездный час следующего рычага. Ух, как освободившийся царь вам всем головы то понаоткручивает, да конечности всем понаотвинчивает!

— Кучер правит — лошади тянут карету. Летите вскачь, залетные! А коли ногу сломите иль испужаетесь узости моста, так кучер спрыгнет — он знает тропку до канатной переправы, пешочком к ней дойдет, делов-то.

— Йейль, да почему же, Панг, не объяснить все толком?! — вспылил гримасу цен-Капринаэ.

— Мужайтесь, алсы!!! На испытании в финале вы насмерть с братьями сшибетесь! Кто выживет — листом признаем! Ах, не пужайтесь родные, познав любовь и смерть, вы станете сильней в три раза!.. — желчно воскликнул Пинг, не ставший слезы вытирать. Своей применимостью аллегория вызвала ропот.

— Распишитесь здесь и здесь, — встал напротив Эхнессе Понг. Змеи подняли призрачные головы и выдохнули за барьер четыре экземпляра.

— Но текст ведь скрыт, а эти три пусты! — возроптали задние ряды.

— А как же остальные?.. — вторил им балкон.

— Неслись мы в сказку с ветерком, да сбросил нас скакун. Отныне счастье под кнутом гарцует взросленьких табун...

— Э нет, Эхнессе! Вся ваша мэллорновская кодла, легат и ректор!

— Да это ж хуже рабства!

— Варварская кабала — то будущие рычажки с педальками...

— Будущие?!!

— О, сколько ж здесь тупых! Лошадкам дела нет, куда их правит кучер! А вы ж еще с повязкой на глазах карету мчите... — и рожу показал, язык состроив.

— О, Мэллорн, да это же исчадья ада!.. — в сердцах воскликнула жена.

— Ага! Вот замечательно, вот спорам всем конец — теперь там пол они украсят, исчадья ада! — беря свободный бланк. — Коленями вперед вползать, вот так, и лобик об пол расшибать, хе-хе, отличья вслух пропев, их кровью собственной зарисовать! И каждый так обед...

— За что, Панг? — хрипяще вопросил вернувший яблокам зрачки, но радужку забыв.

— А чтоб никто не забывал, по чьей вине их эго полосуют!

— Она с князьком-то на ножах, и зенки смежила спецом, прямой спустив намек на тормозах! Теперича уроки еженощно ей Жнец вести являться станет! Остынет если кровь за суток двое — начнет все сызнова. Делов всего на двадцать так годков, а коли раньше сбагрит нас, то разом ее кровь картиной ляжет, открыв в Азазвирон портал!

— Настырность не порок, но трое невидимок обивать начнут порог соседней трапезной! Хе-хе, не детской! Исчадий и полов на всех с лихвою хватит! Легат и мэллорны гарантом выступают, и если что — Жнеца к себе во сны пускают! Ха-ха!

— Ну чё все пучите зрачки?! Шестнадцать как делений таслоки завтра отсчитают — мы примем партию нагих ребят для нашего звена. Эхнессе точно в полдень порталы из листов откроет всем, одни придут, других отправят цены прочь. По окончанию сиесты с тревогой всех на крону, всех гитов с гимами, чтоб вид на мэллорна трупак для каждого, и надо дальнозоркость всем раздать, кто не владеет.

— Как нужный поворот событий горизонт покажет, кнут просвистит, карету поведя. Заданье дадено, вперед поцокали, чалые, н-но! — изображая кучера, кнутом стегающего животину.

— Быть может посетит вас через сутки озаренье... Но время убежит, лишь обронив вам рвенье. Печаль-тоска в глазах и смех веселый на губах. Вот ваш удел, вот ваш КАБак. Лед тронулся, нажат рычаг...

Последним цен-Капринаэ уходил — свидетель горечи рыданья, взахлеб и с подвываньем.

Глава 16. Уроки для Эёуха

В Обители Панг взрастил малютку-мэллорна, от силы метров сто. Для фей Кагифэ сие событие возымело колоссальный успех — как же, нет ничего милее дома! Он здесь, он близко, рядом, где жизнь свою все помнят. А тот прожект лишь так, во сне гулянье. Хоть череда волшебных танцев для пар шести осталась, от радости звездою их пламя жизни разгоралось — все здесь, все близко, рядом. Им дарят здесь тепло и свет, их любят. Близко разнообразье видов, простор для игр открыт. И рядом чудеса бок о бок трутся, восторг и счастье сея. Уют и благодать, чего еще желать прекрасным феям? Мэллорн рос, вознося в солфиале улей. Зеленое золото листьев нежной радугой целовалось.

Пинг и Понг застали Хоана и Хуана болеющих за, не дай Арас, своих кумиров — Иосли и Эурта, пытающихся ударжаться за иголки на спинах бегающих по натоптанной по песку извилистой трассе ежиков. Все шестеро получали несказанное удовольствие от процесса. На финишной прямой Эурт воспринял грустный взгляд Пинга на свой счет и подрезал Иосли. В итоге ежики свернулись в клубки, а феи бухнулись в песок — ничья. Спор начаться не успел — всех пригласили к чуду.

Прижавшись к спинам Эёуха и сцепив руки на грудных клетках, Панг ухо к уху смотрел вместе с ним, как прямо на глазах распускаются почки листьев. На рост веток, на охватившую всех радость и двойную благодарность королевской четы, по очереди в губы чмокнувшей обоих близнецов, раскрасневшихся от важной гордости, похвалы и того желания, что сразу напряглось между ног и жгло губы.

— Эёух, укрась гирляндами цветов нижние ветки и тебя еще раз отблагодарят... — загадочно прошептал Пинг, лизнув Хоана за ухом и подув.

— А... эм... — облизнув губы и совсем растаяв в объятьях. От оставленного на губах подарка фей ноги подкосились.

— Ох!.. — поспешил взять свое Хуан.

— Как?.. Собрать по округе, да, Пинг? — смешно пошевелив ушами.

— О, для волшебного дерева нужно нечто особенное! — подхватил тон Понг, растаявший от эмоций друзей.

— Ну не томите, лисята! — взмолился Хуан.

— Мы с вами обратим неприятное воспоминание в приятное...

— Ради фей, хорошо?

— Мм, а это какое? — С лотосом да? — Хуан и Хоан на разные голоса.

— Верно, Хоан. Этот цветок в нас самих, с ним делиться легко и здорово.

— Давайте руки на солнечное сплетение положим, ага, вот так.

— Закройте глаза, — нашептывали Пинг с Понгом.

— Мысленно представьте свой цветок.

— Его зеленовато-лазурный оттенок...

— Золотую серединку...

— Лепесток за лепестком. Вот первый, второй...

— Каждый нежнее кожи, — водя их руками.

— Краше изумруда братских глаз...

— А теперь мы рукой его подхватываем и вынимаем...

— Оп-ля!.. — погружая ладони в тело и подхватывая кувшинку.

— Ой! — Ай!

— Ух ты! — Красиво-о-о...

— Это наши, да? Точно-точно, Понг? — Они по-разному красивы, это правильно, Пинг?

— Ваши-ваши, точно-точно, Хуан! — Это замечательно, Хоан! Вы ведь тоже по-разному красивы, друзья.

— Но он такой маленький, а мэллорн такой... большой. Вы нам поможете украшать?

— Тогда благодарность разделим пополам... — с хитринкой.

— Давайте маленькие подарим феям, а для мэллорна вырастим большие, м?

— Давайте! — А вы разве не хотите от них поцелуй?

— Да, почему только нам? Это же... Это же!..

— А мы уже пробовали...

— Все равно!

— А вы потом и наши цветки вырастите, и нас вместе одарят.

— М, как вам?

— Идет! — Ага.

Отлипнув от спин, Пинг и Понг стали собирать букеты. Первые две попытки отбраковали, зато следующие шесть получились на загляденье, аккуратненько одинаковые. Они сами догадались про отсутствие телора и малора, сумев точно воспроизвести настрой — оказывается, они три месяца пытались отшлифовать простейшую стрелу силы, получавшуюся все какой-то загогулиной.

— А почему они отличаются от первых? — задал закономерный вопрос Хоан. — Это вы так видите наш дар, да? — сам же и ответив.

— Почти угадал, — улыбнувшись.

— Пусть пока тайной останется, нам же надо еще большие сделать.

— Ладно! В них надо побольше маэны влить, да?

— Или как-то иначе их воображать?

— Хе-хе, вы оба правы!

— Для большого цветка надо представить, что вы — это бутон. И насыщая ауру маэной вам надо представлять, как происходит распускание.

— Ага, вот так, сосредотачиваемся на себе в целом, на руках и ногах, на ушах тоже! Распределяем, как на арканике, маэну по всему телу. Находим мысленно свой дар.

— Нет-нет, не надо ничего из него тянуть и вытягивать наружу. Дар и есть цветок. Просто вы привыкли через солнечное сплетение выпускать маэну, а надо через все тело. У вас получится, мы верим!

— Ага, вот так, представляем, что дар и есть цветок, пусть зацветет.

— А теперь желание поделиться красотой от солнечного сплетения...

— Нет-нет, не оттолкнуть от себя, а сделать руками подхватывающее движение. Цветок большой — руки шире, как бы охватываем руками воображаемый цветок, сводя их лодочкой на уровне гениталий.

— Ага, вот так, поднимаем медленно к солнечному сплетению и протягиваем в дар. Да, он большой, он тяжелый, вытягиваем руки до конца...

— Выпрямляем ладони, фиксируем, резко разводим руки чуть шире плеч и опускаем. Можно смотреть.

Два лотоса с их рост висели в воздухе, переливаясь зеленью жизни в коричнево-лазурном ореоле с желтыми отливами. И вновь другие!

— Они опять другие! — заявил Хоан, когда спали эмоции от успеха. — Почему?

— Да ладно, брат, отлично получились с первого раза! Ух, здорово!

— Проведем серию экспериментов и сам сделаешь выводы, лады?

— Лады...

Вторую пару отталкивали от груди, третью представляли лиловой, четвертую думали о шоколаде, в пятой об амикусах, в шестую воображаемый цветок стал розой, в седьмую собирали маэну извне.

— Это связь с даром и местом выхода маэны, — твердо заявил Хоан. — Дар определяет вид, место вывода маэны — оттенки. Я умный!

— Хвастун ты брат! Я тоже догадался... просто... формулировал!

— А теперь связываем в гирлянды. Пока просто смотрите и мотайте на ухо.

Кивнув, они с завороженным предвкушением следили за манипуляциями Пинга и Понга, из полос света с нанизанными разноцветными пучками искр создавшие две гирлянды.

— А теперь связующие звенья, Эёух. Тот же лотос был один, покрупнее и по площади гораздо больше...

— Круг, да? — Конечно круг!

— Ага. Обнимитесь, как мы, и представляете внутри бутона себя и брата.

— Но отталкивать надо мысленно и плавно. Сначала ведет Хоан. Лучше одновременно вести пальцами по плечу брата, а он будет подстраиваться под тебя. На втором меняйтесь.

— Оух... — Уй-ё!

— Вы изменились после того раза, стали сильнее, оттого и великолепие такое получилось с ваш суммарный рост.

— Давай-давай скорее еще один сделаем...

— Уже-уже, брат...

Гирлянда поплыла наверх, определив момент выражения бурной радости у тайно подсматривающих, якобы поглощенных какими-то важными делами в кроне, а на самом деле сдерживающих мелодию радости. С видимой нагрузкой стайка фей полетела, кружась, вверх, неся маленькие букетики, сравнимые с ними.

— Ложитесь... — Ложитесь...

— Вот так, лучше. Тс-с-с...

Стремительными стрекозами феи спустились вниз, защебетав о чем-то и подхихикивая. Эёух заранее зарделся, во все глаза смотря за стайкой. Вот отделилась пара, Эурт обнял подбородок Хоана, Иосли — Хуана. Те даже дышать перестали, сведя глаза к переносице. Они поцеловали в верхнюю губу, проведя руками от краев к центру. Братья шумно выдохнули — феи воспользовались этим и осыпали их пыльцой, вспорхнув. Следом Эилр выбрал Хуана, а Оэлни — Хоана. Глаза Эёха стали шальными, а язычек сразу слизывал с губ все следы. Следующие две пары выбрали объектом внимания соски, заставив вздрогнуть и простонать. Следующие две приподняли яички, выгибая спины совместным поцелуем в оба. А старшие на эти самы яички встали и потоптались, как бы опираясь на колом стоящие. А потом их покрывшиеся чем-то скользким руки зашарили по головкам, пока рты целовали уздечки, поднимаясь к уретре. Эёух кричал и выгибался, дрыгая ногами. Пангу пришлось надавить на таз, держа на месте. Сладостная пытка длилась всего секунду с целой минутой отходняка с холостыми движениями в воздух.

— Это очень интимно, не рассказывайте об этом, — вместе произнесли Пинг и Понг, оперевшись руками с другой стороны груди и заглядывая в глаза. Правые руки гладили их щеки — сверху тут же легли их левые. Глаза выражали "Да", а воздух курсировал через рот, забывший о речи.

— А теперь вторая часть, или еще подышите? Хе-хе, мы поняли и так уже...

Долгий поцелуй с языком оставил сердца бьющимися-часто и в унисон. Уже со второй попытки им удалось расфокусировать зрение и представить Пинга и Понга цветками — начали с больших. Потом Панг Научил Эёуха выталкивать со спины цветок из солнечного плетения и ловить его, а не лезть внутрь — сложно слишком.

Самый первый радужный и постоянно изменчивый лотос с неисчислимым количеством лепестков надолго потряс их воображение. И второй, и третий не переставали удивлять. Они и звенели, и пахли.

— У некоторых чародеев есть такие, — уклончиво ответил Панг на вопрос. — Это признак универсальности и равномерного развития.

Второй раз ополовинился и в конце ограничился лишь кратким поцелуем, которого хватила для отправки Эёуха в прострацию аута. Щекотка не помогла, сильнее разморив. Пришлось взять на руки пьяных дурманящим счастьем, вяло обнявших и лезущих целоваться, и в одном из бассейнов прыгнуть с низкого трамплина вместе с ними прямо в загодя остуженную морскую воду, соленую, с температурой минус четыре градуса, по ее поверхности стелился холодный туман. Момент отрезвления, высокие борта, далекий сход — гребля руками и ногами на скорость. Затем игра в убегайку вокруг — Пинг и Понг разок окунулись, показав, как можно выпрыгнуть из воды и ловко подтянуться на противоположном бортике. Эёух побоялся, еще пуще став бегать за отказавшимися помочь — слишком соленая вода под сушащей рукой стала царапающейся коркой, провоцирующей зуд. Эёуха утешало, что и Панг такой же — после вынужденного повторного прыжка у самого выхода, четверо помчались на далекий проточный пруд. Микропорезы кровоточили — Эёух держался молодцом, терпя. До Басика Панг не хотел их допускать, организовав маленький ручеек из самовозобновляющегося водоема с живым существом. Блаженство после непрестанной чесотки, мигом исчезнувшие царапинки — вот формула для возврата хорошего настроения.

Дарованной фей энергии оказалось еще много, и Панг организовал ляпы, иногда поддаваясь. Бег по неизведанным еще рощицам и садикам, задорный смех и возгласы удивления, радостный визг и писк. Резвились в специально созданной Лейо части со знакомыми Эёуху растениями, частью из учебных кристаллов. Игра стимулировала развитие способностей к быстрому перемещению — у Эёуха существовали задатки, спящие. До лесного шага на десятки километров как до западной окраины Арездайна, то есть вполне реально. Панг уже встречал в Эрина неосознанный мшаринг, осталось пробудить его посредством игр и дело за малым — развитие.

После разудалого активного отдыха в Эёуха загружали очередную порцию впечатлений — тренированная память и маленькие уловки Панга оставят ему ярко красочные и детальные воспоминания, согревающие душу, на всю жизнь. Цветение Улья. Пока парни бегали, феи перетащили гирлянду в живой холл, в середину своего дома, перемешав крупные с мелкими эдакими букетами с одним большим и маленькими, дополнившимися удивительными цветами самих фей, одновременно похожих и не похожих на лотосы и пионы — Панг научился, вернее взял из памяти Лейо, выращивать цветы дара у Аэнли, в свое время дававшей уроки детям, способным извлекать волшебные цветы даже из самых обычных ромашек и колокольчиков с гвоздиками. Приглушенное освещение — только от цветодара(*) и самих фей — создавало фантастическую обстановку. Раскрывшийся Улей напоминал панговский цветодар в пастельных тонах и вуальной прозрачностью. Каждая просыпающаяся фея или фей вносили в разливающуюся вокруг музыку лунных бебенцов и колокольцев свою индивидуальную ноту. Оркестр рос вместе с восторгом Хуана и не отстающим от него Хоаном, бессознательно тискающих собранные ими же мешочки с маленькими желудями — угощеньем для народившихся фей. Эёуху доверили миссию напитать их своей силой друида и отдать малышам, ростом в треть родительского — мальчики и девочки великолепно умещались на детских ладошках эльфа и альфара. Хоан, Пинг, Хуан и Понг — было, кому в первые мгновения зафиксировать дрожащие руки и поймать упавшие плоды, когда более рослые первенцы после спирального полета к родителям, осыпающим Улей своей снежно играющей пыльцой с крыльев, совершали большой вираж к Эёуху, вспархивая потом к своим старшим братьям и сестрам. Супружные собирали разнополые группки по возрасту: Эурт решил стать более ответственным, пять самых старших взяв под свое крыло — старшему достались младшие. А восемь самых-самых маленьких под свою опеку приняли Иэру и Аэнли. Шестьдесят восемь новорожденных с разделением полов пополам счастливо кусали желуди — сакральное действо сменилось разноголосым гомоном. Эёуха и Панга, вставших на планирующее крыло, провожали все от мала до велика, ровной спиралью спуская вслед. Еще долго Хаун и Хоан любовались осыпающейся лентой вокруг ствола мэллорна и падающей снежной пыльцой от стрелами взмывших к кроне за своими вожатыми феями.

Все оставшееся до завтрака время получившие кучу шишек и ссадин по пути к поляне раззадоренные Хуан и Хоан балдели под руками Панга, долго делавшего общий массаж тела, расслабляя и на второй раз, после ледяного душа, тонизируя. А для фей потекли деления за два месяца — обучение малышей и будущая остановка времени на всю длительность пребывания за пределами дома во снах или реальности алсов.

Возвращаться из сказки в суровую реальность не хотелось. И портить Грезы Эёуху тоже.

— Эёух, посмотри в глаза, — обратился Пинг, завершая массаж на еще одной поляне, где росли удобные большие листья лодочкой. — Когда-то именно эльфы уничтожили на Глорасе всех фей ради их пыльцы и крыльев.

— Поэтому не будет ложью, если феи в твоих рассказах будут жить в Стране Грез, а не на сказочном острове.

— Я вообще...

— Мы. Мы не будем о них никому...

— Нет. О них надо рассказывать — мэллорны же видят фей в своих Грезах, верно? И алсов к себе пускают! Порой... они могут переходить грань в тварный мир, показываясь лишь избранным. Мне не надо клясться — себе. Дай ее себе здесь, сейчас, и тогда никакими хитростями никто не выведает у тебя ничего ни о феях, ни об этом месте в Грезах.

— Феи чудесны, они несут свет и добро, дарят волшебную сказку. Хех, и поцелуи. Можно и нужно вдохновенно делиться с приятелями и заводить рассказами дружбу с новыми дуотами. Это взрослые корыстны, порой подростки, а неполовозрелые дети несмышлеными могут оказаться, но в них наверняка где-то внутри спит добро, где-то есть место, куда сможет заглянуть фея и согреть... И поцеловать в лобик на ночь. Или носик. Хочешь, они будут к тебе прилетать и спать укладывать?

— Мы не маленькие кутята!..

— Чтобы нас укладывать...

— Пожелание спокойной ночи универсально, неужели вы им откажете?..

— Нет!.. — Не-а... так можно...

— Ага, если пожелают спокойной ночи — можно!.. А они придут, да?

— Тебе стоит их только позвать мысленно, думая о них по именам и лицам...

— Здорово-то как! — Ух прям!..

— Хех, при свидетелях только в лобик, носик или щечку, моет в ухо...

— Но... но здесь-то можно, да?

— Брат, позовешь и спросишь...

— Вот прямо так и спросить "поцелуешь меня туда?", да?

— Ласку дарят, о ней не просят, Эёух...

— Извини, — обезоруживающе улыбнувшись с искренним пониманием.

— Я рад за твое понимание...

— Хуан. — Хоан.

— Ой, мы завтрак так проспим! — спеша что-то начать делать.

— Время незаметно так пролетело, — глянув подозрительно на кое-кого.

— Погодите, пожалуйста.

— Есть еще важный и очень-очень важный уроки.

— Опять?

— Не ворчи, брат...

— Угу, знание — сила... — уныло. — А может потом, а? Эх... каникулы все же... — разжалобить не вышло.

— Надо. Позовите фамильяров. Отлично.

— Есть такое понятие как гипнотическая установка, родственная самовнушению. Во сне, в Грезах, ее сделать проще. Это как сказать себе, что стрела силы должна быть всегда стрелой, а не виляющей закорючкой. И она станет стрелой.

— Вы три месяца вытягивали непослушную силу, а цветок дара научились вытаскивать очень быстро. Во многом так получилось из-за веры в себя и в нас, из-за самовнушения и силы воли. Раз один раз цветок вышел, значит, мы можем, значит, должно получиться и во второй раз, значит!.. Вы очень хотели, потому и сработало. У вас даже мысли не возникло, что может не получиться. В яви этого не достаточно, но вместо трех месяцев получился один, а с тренировками во сне — недели две.

— Только в дальнейшем с кантио тренируйтесь отдельно, там, у себя. Комната Встреч не мариста.

— Но мы ведь в Эхнессе! Ну, здесь все нас будут с год догонять...

— Вот корень ошибки! Догонят ведь и перегонят! Думаете, почему Эрина была прима? Они тренировались и шлифовали все почти восемь лет, а вас за год с лишним к ним подтянули. Но их-то стрелы идеально ровные и нужной длины, а ваши бугристые и переменной. Они одной фразой их пускают, а вы целым предложением. Поэтому заведите себе привычку делать во сне гимнастику — пока полгода пусть это будут упражнения арканики, а как начнутся занятия — расширите на лайф и прочее.

— И не морщитесь! Мы тоже подобное проходили. Но-но! Губу не раскатывать!

— А чо такое то?

— Телор и малор мы плохо знаем, а ведь они не просто помогают воспроизвести внутренний настрой для инканта, они еще и усиливают результат! Важны все составляющие для успеха! Даже чародеи даже для самых простых инфэо, ну, заклинание то бишь, предпочитают использовать жест — движение бровью или щелчок пальцами, часто язык или мускульное сокращение, или одно слово.

— Вот поэтому важно вот тут, в голове, ясно представлять результат и знать звуки с движениями, описывающие основу. Расслабляться ни в коем случае нельзя. Может вы и крутыми стали, силы немеряно, но тот же Боёен вас порвет, как Тузик грелку. Эм, в сухую победил бы в серии поединков.

— А что значит как Тузик грелку?

— Вот, это Тузик, — появилась матерая дворняга. — А это грелка, она каучуковая, из резины, в нее горячую воду заливают, чтобы при засыпании греться как от кошки под боком.

— Тузик, фас!

— Хе-хе! Он же ее лопнул, а не порвал!

— Тузик!

— Аха-ха!

— Так вот, — убирая жестом и виляющего хвостом Тузика и остатки трех грелок. — О самовнушении. Давайте рассуждать в следующем ключе. Мы живем в единении с природой, так? Во-от. Ей идут на пользу отходы нашей жизнедеятельности... да? Во-от, отходники кормят цисторисы. Хорошо. Тварный мир и астрал это как цисторисы и мы, один поддерживается энергией другого, да? Во-от. А теперь проникнитесь следующей цепочкой: вы живете в тварном мире, ваши фамильяры в астрале, значит, отходы Нотжа и Нутжа являются пищей для Хоана и Хуана.

— Хех, обалденно, да?

— Хе-хе, совсем нет слов?

— Во-от, проникнитесь этой мыслью. Думайте о том, что их, гм, сладкий шарик насытит вас подобно витаминной пилюле и снимет чувство голода на половину дня. Съел шарик — и не надо завтракать, или обедать, или ужинать. Только как вы раз в день, так и они. Когда побольше, когда поменьше. Ими нельзя объесться. Они ваши фамильяры — вас сладкий шарик насытит на половину дня, для брата, нас или других он будет кисловат или горьковат и заменит только перекус. Кстати, их можно кушать как до, так и после обычной трапезы — вреда не будет.

— Во-от, проникнитесь этой мыслью. Думайте о том, что их, гм, медовый сироп прямо на глазах залечивает у вас открытые раны средней тяжести и переломы. А если будете вы кому-то намазывать, то глубокие порезы сразу закроются, не будет всяких рубцов и шрамов. Если медовый сироп выпить, то он снимет отравление, несварение желудка, запор, придаст бодрости и прояснит голову, подобно медицинскому настою.

— Конечно, все это вы и сами сможете делать, а что-то уже умеете. Со временем и вы всему научитесь, и их, гм, продукты жизнедеятельности будут кратно полезнее. Порой, надо держать магический щит, закрывая раненых, или наступило магическое истощение, а срочно нужно помочь. Поэтому нельзя разбрасываться средствами. Кстати, содалисы тоже так могут, но их помощь слабее и ограничивается своим хозяином.

— Особенность в том, что действовать будет только после опробования в Грезах. А если поторопиться и сразу в яви такое сделать, то продукты не будут ни полезными, ни вкусными, и в Грезах придется повторять процедуру несколько раз, пока этот кто-то полностью не преодолеет отвращение.

— В самый первый раз вы же не знаете, каково... это на вкус и какими свойствами обладает. Должно произойти запечатление как у вас в сознании, так и у ваших маленьких — они должны знать, что это вам нужно, что это для вас полезно и вам приятно, что это естественно и хорошо.

— Передаче энергии напрямую и прочему как-нибудь потом научим. А теперь давайте все вместе пробовать...

— А... эм, вы разве еще не?..

— Неа! Мы тоже еще много чего не делали и не умеем...

— Все давайте, сосредотачиваемся на фамильярах, передаем образы, как это мы сами делаем, формализуем для них понятие отходов. И просим для начала сделать твердое.

— Нет-нет, вот так, контакт через глаза важен. Испытайте одобрение, внушите одобрение... Это сладкая конфета, помним и ведем себя соответственно.

Заинтригованные братья смотрели на Пинга, Понга, Сержи. И с серьезными лицами последовали примеру. Съели то немногое, что вышло, сделали глоток с ладошек, вытерев губы тыльной стороной ладони и растерев их остатки, чуть маслянистые и после подачи маэны быстро впитавшиеся в кожный покров. Остались довольны и розовощеки.

— Напоследок много морали и нравственности. Это очень-очень важно и... очень неприятно. Все по порядку. И начнем тоже издалека. Главное, если что-то неясно, есть сомнения или появились вопросы — смело задавайте. Нам важно сформировать у вас свое мнение, чтобы вы имели свои суждения...

Панг заговорил про виды знания, основываясь на предыдущем уроке и вчерашнем перерождении. Что порой лишняя информация вредит результату, достигаемому за счет приобретения личного опыта и формирования личного знания. Что частенько перенимаемое от посторонних превращается в свое после личного подтверждения или многократного повторения.

Далее завели беседу о папе и маме, родителях и воспитателях. С пробуксовкой, но полтора часа удалось довести мысль о взаимосвязях. Эёух — мытарь, оказалось сложно подобрать слова и примеры для разграничения понятий цео и декан, центурион и Капринаэ. Когда старший закроет глаза на шалости, а когда командир спуску не даст. Что проказничать плохо всегда, а слушаться старших крайне желательно, но иногда вредно.

Панг объяснял принципы зачатия, у эльфов невозможного без любви и желания дарить заботу малышам. Что первую декады-полторы родители любят своих чад и заботятся, меняя пеленки, подмывая, уча ходить и говорить. У кого-то любовь уходит раньше, у кого-то позже. Некоторые родители ждут совершеннолетия своих чад, чтобы если не продолжить семейные отношения, то хотя бы завести крепкую дружбу. Что часть, как Капринаэ, не находит понимания у повзрослевших, становясь смертельными врагами — и такое бывает, даже у западных эльфов. Что в деканы берут только жаждущих дарить любовь и заботу детям как таковым, раз свои проходят обязательный этап становления, когда объектов для ответных чувств становится много и они размазываются. Потому так часто и тусуют алсов во второй цепи после привыкания к внутреннему распорядку и вхождения в ритм в первой, потому трансферным дают иммунитеты, потому часто переставляют деканов на места цео и двигают позже сплоченные группы, добиваясь в дуодеке спаянности.

Любовь условная и безусловная. Цео тяготеют к первой ввиду главенствующей у них воспитательской роли, цены ко второй. Поэтому лидеры и отличники зачастую любимцы центуриона, а отстающие — деканов, занимающихся с ними чаще и дольше. У Панга имелся один красноречивый пример с Хэмиэчи и Оонтом, потрясший Эёуха со всех сторон, зафиксированные эпизоды с участием Инаэцео и дуота Эёуха смутили братьев, заставив задуматься. Из-за трансфера, по словам Панга, Эёух отдалился от взрослых, перестав воспринимать их как вторую семью, замечать их любовь, слишком долго накапливающуюся.

— Эёух, мы хотели помочь вам вспомнить, что такое любовь, какая она бывает, как от нее трепещет и волнуется сердечко. Мы тоже учимся этому, ей все учатся всю свою жизнь и дальше... Наши слова вы запоминаете, но глубокого понимания нет. Быть может, Эёух, после заведения своих детей и придет весь смысл. А пока, как бы ты ни плакал и не обижался на нас, не просил и не умолял, мы полгода не будем приходить в ваши Грезы.

— Причина в том, что вот так беседуя с тобой, поучая и наставляя, мы слишком близко приблизились к роли ваших пап и мам. Это случилось ненароком, и мы сами это поняли буквально перед сном. Мы... мы очень-очень счастливы, что подарили вам частичку отцовской любви, что смогли ее в себе найти и подарить вам.

— Вспомните, как сегодня поначалу неловко было играть с нами, как скованно вы держались, и как потом у нас вместе получилось без всякой задней мысли и оглядок подурачиться... оттого, что просто на просто весело, интересно, хотелось повалять дурака, шутливо побороться, ни о чем другом не думая...

— Но продолжать быть для вас папой и мамой для нас неправильно хотя бы из-за возраста... и это для нас слишком больно... вы позже сами поймете... почему так. Родителей не выбирают, но пап и мам признают. Для девочек мама ближе, для мальчиков папа... В каэлесе не редкость совместные занятия, когда деканы противоположного пола проявляют материнскую или отцовскую ласку или заботу.

— Держите уши торчком и нос по ветру, парни! Мы все... мы все учимся видеть проявления любви, принимать ее и дарить, — глядя глаза в глаза, нос носу, соприкасаясь лбами.

— И о плохом, — резко разрывая близкий контакт, аж заморгали часто-часто Хуан с Хоаном. Пинг и Понг сами сморгнули слезу.

— Когда вы заснули, мы сделали омерзительную вещь, от которой у нас самих мурашки по коже бегают до сих пор... Ваша прямота нас обезоружила и мы сдались практически без боя. С другими мы очень прохладно себя ведем. Мы черствые и жестокие, но!.. Жестокость в ответ на кроющиеся в самом алсе или взрослом причины, на пользу и во благо ему, иногда на очень отдаленное будущее. Без причины мы зло не причиняем...

— Когда вы заснули, Эхнессе и Капринаэ предали наше доверие. Не со зла, Эёух! Бывают ситуации, когда невозможно поверить, когда сознание отказывается верить в очевидное или, порой, во что-то уже свершившееся.

Панг привел в пример нового Ринацео, которому убедительно доказали, что он изначально не подходил на роль цео, что его любви и терпения не хватит на заботу о дуодеке. И Капринаэ, который привязался к семерым дуотам и отказался верить, что им будет полезен трансфер в Кюшюлю, им как лидерам, ведь ежей покинул и Панг, и Эёух, и три прима-дуота, покинули болезненно, разрушив моральный дух всей центурии. Капринаэ знал это, но предпочел склонить Эхнессе вместе с другими на свою сторону и поместить Панга в ранг авантюристов, добра не желающих и обещания не выполняющих. Их могла убедить ректор, однако, решившая сделать все во зло давнему знакомому князю Ор`Маммилляриэль. Давняя обида причинила вред и повлекла лавину неприятностей как для нее лично, так и для всего каэлеса.

И Панг поведал о Жнеце, о сделке с ним и добровольном уходе трех дуотов к нему. Без ауры ясности ума не обошлось, конечно, и Эёух обязательно об этом догадается позже. Рассказал и о пользе. Пропреп мучителен для мэллорна, а его достаточная предсказуемость стала рутиной для стазов и гитов — теперь есть реальный враг, реальная для них угроза в виде явившейся во двор беды из сказок. А раз появился отрицательный персонаж, то как не появиться положительному и тоже из сказок? Но не сам он явиться должен, а его надо позвать. Им станет древо Кагифэ. Все феи будут приходить к гимам с чистой душой, как вот Эёух. Помогать им, веселить, делиться пыльцой для нуждающихся в ней гитов. Поэтому и надо Эёуху рассказывать о них, чтобы и знакомства завести, и приятелей отыскать, и дружбу распознать. Это благо для себя и для других — чем больше в них поверит алсов, искренне возжелает добра и поклянется себе во сне не причинять им вреда, тем счастливее станет жизнь несмотря на такого близкого и ужасного Жнецу. Феи ответят на искренний призыв, прилетят, развеселят, поиграются с питомцами, покатаются на ушах, может и поцелуют в носик. Но главное в том, что феи в Грезах могут помочь расцвести дару, раскрыться бутону совершенно естественным образом, без используемых старшими понуканий, несущих вред. Как Ульху — сейчас-то он прима, но среди гитов станет в числе последних по силе и росту. Потому и подвергнется внезапному трансферу множество мальчиков и девочек, ведь феям не важно, в какой цепи алс с бутоном, они ведь могут помочь этот самый бутон вырасти. Вырасти! Постепенно, не за год и не за пять, но за восемь точно, тридцать два звена окажутся в цвету — два первых слишком маленькие, с ними надо будет особенно бережно обращаться даже феям, для которых главное не навредить.

Пангу пришлось замедлить время в Комнате встреч, чтобы успеть закончить уроки и развести унылых братьев по их снам, помочь оборудовать тренировочную и сказать "до свиданья". Замечателен факт — после долгого сна они проснуться бодрыми и отдохнувшими как морально, так и физически. Не будь эффекта и эмоционального отдыха, Панг в Стране Грез никогда и ни за что не нагружал бы сверх всякой меры Эёуха, необходимо и достаточно подготовленного и проинструктированного для начала поистине новой жизни. Новой жизни вместе с более чем дуодеком переведенных, новой жизни вместе со всеми обитателями каэлеса.

Глава 17. Рупикарпа

Капринаэ прождал у прозрачного огненного купола целое деление, начиная с восьми двадцати. Принесенные им два подноса с горячим завтраком остыли, впустую растратив ароматное тепло, предназначенное для двух сладко спящих дуотов. Эльф заметил появившееся вскорости после его прихода сосредоточенное выражение лиц у Эёуха, сменившее безграничное счастье, которое ночью выливалось алой краской на лице и бугорками одеял. Панг же был словно каменный — недвижен и бездыханен.

Менторы с инструкторами дополняли рискусами энгавы, центурионы с нежностью и грустью, не считая бессильной злобы по известному адресу, собирали на кончиках листьев кучки походных рюкзачков, изымая редкие личные вещи изгнанников поневоле, прогоняемых согласно чужой воле.

Как и гарантировал Панг, ночь выдалась для всех суматошной и бессонной, не один Капринаэ страдал. Но лишь Капринаэ ведал истинного виновника трагической драмы, чей камень стал краеугольным и спустил лавину с гор. Ему четко сказали, кого удалять из центурии, но мучился он не меньше как из-за неотвратимости, так и из-за своей подозрительности — да много из-за чего! Он нашел и привел Кудангойою, прежде поговорив с ним кратко, но откровенно — мыслеобразами. От разговора стало хуже. И очень горько, когда он, оставив пару слезинок вместе с приготовленной едой под чарами свежести, среди первых — вообще первых покупателей-посетителей — оказался в Ламбаде, в ее обновленном павильоне над облаками, где свод вращался между чернью космической пустоты и простирающимся внизу горизонтом, а вокруг вспухали огненные сферы и резали облака лучи с высокого неба и граней неистово вращающихся икосаэдров, обозначая ведущуюся битву и над, и под небесной крепостью, размером с эолос.

Его с непривычки затошнило и повело вместе с Упикцео, Икарцео, Арпацео, Арупцео, Акипцео, ненадолго отлучившимися от позавтракавших детей, оставшихся под присмотром женщин, последующих третьей волной, следом за ними простые легионеры, а перед ними офицерский состав — корпорация отказалась выдавать партию часов "на руки", объяснив необходимостью привязки и строгостью учета, заломив чудовищную цену. Зная о данном Пангом Эхнессе обещании, каждый — уже каждый — с омерзением взирал на иллюзий-фей в часах и вокруг, рассказывающих и поясняющих как справочное бюро, являющихся превосходными образчиками магического инжиниринга. Очень натуралистично! И это ярило сильнее, чем обслуживающие их гномы и люфы с люмами, с такими же выпученными глазами озирающиеся на вспышки и организованную толпу покупателей. В сторонке трудились гномы-оценщики, принимающие в оплату изделия гимов и гитов, пируя на чужой чуме — основной платой за срочность, объем и прочая стала копия с книгохранилища, с библиотечного кристалла каэлеса. Солиды и ауреусы с асалами из личных накоплений в расчет не принимались — партия продавалась учебному заведению, и главная привязка специальной партии часов "гим-Мечта" производилась на его сердце, хранилище знаний. Оттого и выглядела возня в побрякушках так по-нищенски, так уничижительно. Каэлесу Эхнессе не оставили выбора, благо не потребовали архив данных по всем алсам с момента основания. Не заикнулись, к счастью для них.

Всю ночь не спали и гим-администрации нижестоящих по иерархии, поднятые на уши самой этраис Щоюрацажак, с непрошибаемым лицом лично проходящей через цепь порталов в паре с пришибленной Найпарраэль, по возрасту старшей и опытней. Новость про Жнеца и подробности событий распространялась быстрее лесного пожара, подгоняемого ураганным ветром. Как и замеченный из Ламбады царь Ориентали, вымещающий то ли ярость, то ли гнев, то ли еще что-то — его попытка прорвать оборону потерпела фиаско из-за ударивших в спину летающих кораблей с Рухма. Ламбада демонстративно блюла нейтралитет, держа оборону и не нападая ни на кого из дерущихся под ее, гм, стенами.

Декурии шли молча — несколько не сдержавшихся телепортировали прямо посреди вражеского стана с демонстрацией остальным дальнозора и таймера, засекающего более чем скромное время жизни решившего напасть. Один из них был с часами — они невредимыми вернулись к банку данных каэлеса, рядом гномы положили еще несколько, предназначавшихся для безвременно погибших, коих не спасли ни брэмпэтэ, ни обращение в кристалл, мигом распыляемый полыхающих цветами четырех стихий жрецами.

А центурионам было не до фантасмогоричных картин — они встречали потоки дуотов. Двадцать четвертое звено замыкало череду мерцаний приемной арки — двадцать два дуота с пугливо-непонимающими личиками скопились в приемной, обозначив разные гимназии жавшимися к друг дружке группками алсов с мизерными потенциалами, едва-едва проклюнувшимися. Для четвертой цепи появление алсов без действующего дара означало кошмар, плескавшийся в глазах понимающих ожидаемое дуотов, но не представляющих, отчего их так нежданно-негаданно сдернули с места. Их, а не так стремящуюся сюда приму.

— С добрым утром, — улыбнулся лукаво Понг, вставший на ницию раньше и вместе с Пингом сжегший в пепел так и простоявшие до трети шестнадцатого подносы с едой, а так же убравшие защитное поле. В листе никого не оказалось.

— Мгм, — раздалось в ответ.

И двое махом проснувшихся болтом метнулись к отходнику, сжав пиписку — побочный эффект навыка сдерживаться по ночам, обычно развиваемого с появлением дара. Вся тяжесть наваливается при просыпании, и они боялись не удержать давящее с двух сторон.

— Хех, душ готов, — ответил Пинг на блаженно облегчившихся.

— С добрым утром! — вместе.

— Никогда больше не буду спать по полсуток! — эмоционально всплеснул руками Хуан, не став пользоваться листиками, а сразу встав под приятно теплый душ.

— Никогда не говори никогда, — педантично заметил брат. — Но я тоже никогда больше не буду спать по полсуток! — улыбнувшись. И тут же погрустнев, увидев чрез просветы на энгаве аккуратный ряд из двенадцати пар рюкзачков.

— Все наладится, — уверенно в озмеке заявил Пинг.

Посмотревшие на Пинга и Понга братья и после поддержки не нашили ни слов, ни мыслей. Вода стекала по лицу, попадая в темные изумруды глаз, по-новому увидевших... друзей. Подмигнув, Панг подхватил мочала, намылил, и принялся растирать ими спины поначалу дрогнувших Хоана и Хуана. По их реакции Панг уверился в правильности всего: и ночных приключений, и будничной помывки.

— Наша очередь, — безапелляционно заявил Хоан, когда руки Пинга смахнули остатки пены. Хуан мужественно сглотнул, сделал твердое и решительно лицо, начав по-хозяйски поднимать руки Понга, чтобы уделить внимание подмашкам.

— Вы крепкие и мужественные...

— И вам есть, на кого опереться...

— Угу, — грубее проведя мочалом по груди.

— Вы чувствуете общую атмосферу, отстранитесь от нее...

— Не давайте собою исподволь завладеть. Представьте свой дар в яйце — это поможет отгородиться, — поймав руку Хоана и не пытаясь заглянуть в избегающие взгляда глаза.

— Через год на аттестации все обгонят Тьянкль. И феи к тому времени вернут или посеют счастье в души каждого переселенца. Никто в итоге не пожалеет о переходе в этот каэлес, мы постараемся.

— Легче, правда, — поднял очи Хуан. Понг без улыбки отпустил его руку, и Хуан продолжил, так и не пустив слез.

В угрюмом молчании свернули футоны, убрав в рискусы — то ли свои, то ли еще нет. Тяжело вздохнув, братья Эёух вновь повели гимнастику. Угрюмость постепенно слабела, они стали выглядеть понуро, приняв неизбежное.

— Дебилоид! — вместо "здрасти" или "алло" гаркнул на два голоса абонент "дуот Панг". — Включи радар и шуруй в конуру! — отдав приказ охреневшему эльфу из приписанной к листу декурии. Он хотел проинспектировать, проснулись ли наконец? — Чё, мозга опухла? Вали с листа, кому говорят! — эльфа сдуло.

Появление взрослого лица негативно отразилось бы на настроении дуота Эёуха, медленно утверждающегося с новой реальностью за ежесекундными отжиманиями — ритм задали они высокий скорее для себя.

Новенькие вбежали гурьбой и озадаченно уставились на Панга — непримечательный Эёух удостоился лишь косых взглядов, минорно встреченных.

— Вперед, дуоты, — сухо подогнал замеревших идущий замыкающим центурион, тоже лишь мазнувший взглядом по Эёуху, чем расстроил его ожидания. — В линию стройсь, — не повышая голоса. Центурион сощурился на дуота Панга, виновника появления красной линии вдоль ряда рюкзачков.

— Представь нас, — выдал приказ абонент "дуот Панг". — Да не пялься ты на гаджет как на золотые кандалы!

— Панг, послушай... — моментально среагировал взрослый, пока еще дуоты, толкаясь, выстраивались в ряд.

— Надо — сделаем двухсторонней. Представь Эёуха с указанием перечня каэлесов, про нас скажи "чужаки, Кюшюлю". Потом всех прочих по аналогии. Передай нам управление м-проектором. Ничему не удивляйся и дальше выполняй все приказы по мере поступления.

— Дуот Эёух, Хоан и Хуан, — начал центурион, встав на линии рюкзачков. Над предупрежденным зажглась желтая подчеркнутая надпись с именем дуота и двумя пунктирными стрелками к висящим ниже именам алсов. Недоуменные моргания ненадолго задвинули страх. — Уппокко, Тьянкль. Кюшюлю, — сверху вниз по увеличению серого шрифта появились соответствующие надписи. — Дуот Панг, Пинг и Понг. Чужаки, Кюшюлю. Следующие представленные одевают ближайшие рюкзаки и встают на желтую дугу.

Панг отстраненно слушал имена и названия, "не заметив" реакции на его представление и на всплывшую у всех память с его местом в рейтинге. Эёух переглядывался с любопытством, стараясь выглядеть приветливо — при вдумчивом оглядывании всех при построении он не нашел знакомых лиц, напряжение спало. Щвах, Омив и Амов — ярко голубые глаза, Коджарро. Чжэшт, Чжашт и Пжутш — светло карие глаза, Коджарро. Ёусл, Ёас и Ёал — зелено-пшеничные глаза, Коджарро. Имш, Миш и Шим — серо-зеленые глаза, Апаранак. Баисц, Сиаб и Цаиб — серо-голубые глаза, Апаранак. Одлк, Одлок и Одолк — янтарно-серые глаза, Виволло. Хеап, Пэйп и Хэйп — бледно-зеленые глаза, Виволло. Смакл, Клаэ и Млаэ — аквамариновые глаза, Зоэньтаа. Халь, Ваэрт и Ноарт — лазоревые глаза, Зоэньтаа. Чюйж, Юцжо и Ойцж — фисташко-розовые глаза, Зоэньтаа. Понг запоминал глаза, а не плоские лица, маленькие носики, пышные уши, низкие скулы, расстояние между глаз, положение рта или прикус. Все они совершенны и очаровательно прекрасны.

— Благодарим за отсутствие Уппокко... — начал абонент "дуот Панг" голосом Пинга...

— Теперь все призовите своих питомцев! — приказал центурион. — Выполнять! — с угрозой в голосе. — Хорошо. Они у вас останутся. Но! Но вы должны завести и символ центурии. За каждый месяц без него на вас налагается штраф, — озвучив обрадовавшимся терпимый размер. — Всем алсам с сегодняшнего дня разрешено ухаживать и заботиться о двух питомцах. Плата за третьего и последующие назначается индивидуально. Отзовите астральные сущности.

Для самого центуриона это не стало особой новостью.

— Далее. У Панга иммунитет на вон то крайнее левое спальное место, — заговорил поменявший место центурион. Все оглянулись за его рукой на очертившийся бледным огнем прямоугольник. — У остальных никакого иммунитета нет, — сказал, как отрезал.

Неспешно зайдя за строй, центурион громко гаркнул:

— Смирно! — и начал отмерять шаги взад-вперед. — В нашем каэлесе Судьбою начат грандиозный эксперимент. Критерии отбора дуотов для участия — наличие нераскрывшегося магического дара и неуживчивость с другими алсами. Ничего больше! Вы не одни такие — во всех звеньях появились новички из гимов, не входящих в тройку гимназий, обучающих магии. Но вы — самая многочисленная группа новеньких дуотов. Причина в том, что Кюшюлю, и вообще наше с вами Древо Ориентали, по собственной воле покинуло трио дуотов: Оонт, Иёйт, Аёыл. Дуотам Эёуху и Пангу запрещено рассказывать трагические подробности, не мучьте расспросами ни себя, ни их. Поэтому все семь одаренных дуотов из Эхнессе отправятся в Тьянкль и Кюшюлю, а пять ранее свободных и семь мною освобождаемых мест займет вся ваша дюжина.

Голосом центурион расставлял акценты. На предпоследних словах декада пар издала дружный выдох изумления. Обозначив еще одну паузу, центурион вновь вышел в фокус линзы из алсов.

— Дуодеки я перемешаю так, что дуоты из одной гимназии попадут в разные группы, за исключением Кюшюлю. На время каникул в моей центурии Рупикарпа отменено разделение на прима-Рупик, декан Упикцео, Пикар, декан Икарцео, Карпа, декан Арпацео, Паруп, декан Арупцео, Ракип, декан Акипцео. Алсы, советую вам завести дружеские знакомства уже на этой неделе. Вечером в доран сообщите мне, с кем из оставшихся тридцати восьми дуотов вам хотелось бы жить в одном дуодеке, а с кем совсем не хотелось бы. Я постараюсь учесть ваши пожелания, когда начну в ночь на понедельник определять составы на оставшиеся четыре недели арота, а так же при дальнейшем тасовании центурии, — он сделал паузу, и медленно прошелся, начиная с почти проскоченных Панга и Эёуха, вдоль вытянувшихся в струнку алсов с задранными лицами, в которые он вглядывался. — Помните, всякое испытание когда-нибудь заканчивается. Помните, не вкусив горечи жизни, не узнаешь ее сладости.

За взмахом его руки развеялись все надписи и линии, капавшие светом на блестящие головы, в которых плескались глубокие озера чувств и плавали косяки сумбурных мыслей, никак не ожидавших встречи за рамками привычного, знакомого по слухам и свидетельствам редких, гм, очевидцев. Панг по-прежнему для взрослого оставался в очках с завитками на висках, однако нынешняя вариация своей ячеистостью подражала глазам стрекозы — эдакий намек на факт слежки сразу за всеми обитателями. Оставалось неясным, понят ли он. И слава Арасу!

Две дюжины дуотов центурионы вывели одновременно за три ниции до полдня. Вывели к построенным по росту дуотам, вперемежку нагие мальчики и девочки. Вывели на песочек пляжа, вокруг которого стояла живая дуга. Вывели, построив в линию по тому же принципу. Выкрикнув имена четырнадцати, вызвав явные роптания среди алсов, центурионы увели их в еще открытые порталы. Только перед уходом глава женской половины обернулась и, неопределенно махнув рукой на стоящих в самом начале и в таком же неглиже:

— Цео, представьте всех и накормите.

Портал схлопнулся, а пары эмоциональных глаз уставились на объемную ярко-красную стрелку, затыкавшую в голову самой аппетитно-смазливой, по мнению Понга, цео. Женщина стойко приняла свою участь подчиняться ходячему кошмару каэлеса. Она безошибочно нашла дуота не только по очкам — с остальными, ведомыми Капринаэ, ночью приходила смотреть на спящих. Она безошибочно определила, на кого пал выбор и вышла вперед, отщелкивая пальцами левой руки с часами иллюминацию над головами.

Если старшие удержали в себе удивление, то дети заинтриговано и боязливо следили за представлением двух дюжин. А когда дошла очередь до них, то же третья пара сестер не вытерпела и подняла головы. Эльфа махнула рукой по люминесцирующему воздуху и ойкнула на слабенькие разряды защекотавшего кисть тока. Представленные дылды, на целых полторы головы возвышающихся над хвостом, тоже потрогали текст — мальчишки криво улыбнулись, покосившись на зарумянившуюся девчонку. Это стало сигналом к шепоткам между соседями, до которых еще было далеко.

У мальчиков пять дуотов оказалось из Циенькля, трое из Виволло, двое из Апаранак и один из Коджарро, переведенных сюда в разные года второй цепи. Встретившие своих тепло смотрели на нынешних бывших созвенцев, начав сразу же переглядываться и подмигивать.

— Мое имя не так пишется!.. — обиженно воскликнул эльфик, по затихающей.

Его уши возмущенно топорщились, а морщинки на блестящей в лучах Ра светлой голове неприяли надпись. А с двух концов дуги неслись тихие смешки, на которое он и среагировал, посмотрев наискось вверх, брат его тоже был возмущен какой-то закорючкой в конце, отличающейся от братовой палочки с носиком. Уапэ, Лапэх и Лупэх. Но Панг их переименовал.

— Будете зваться Лапух Первый и Лапух Второй, пока не извинитесь за драку перед дуотом Аюи, — сама нашлась одна из цео. Сама!

— А кроме них никто не мог взять наши фигурки! — упрямо, стреляя глазками.

— Тюана сама призналась... — добавил брат.

— Достаточно, ваши пузатые черепашки укатились в крапиву. Лапухи, — дернула губой красотка, точь-в-точь пересказавшая фразу Пинга. Прокатились смешки, а дуот Уапэ стал похож на маков цвет.

— Это не черепашки, — для порядку тихо проворчал Лапэх, схлопотав от смеющегося носом соседа локоть в бок и став цветом лица неотличимым от альфара.

Дальнейшее представление прошло как по маслу. Демонстрация м-проектора прошла успешно, его в целом одобрили и функцию приняли на разработку, поместив в очередь дел. А половина потоков Пинга и Понга прилипла к точеным фигурам деканов, отметив у пятерых мужчин метки магистров жизни, процентов на десять-двадцать уменьшивших гениталии, тем не менее смотрящихся уместно и не вызывающих вопросов. Такие метки-закладки у очень многих педагогов прятались.

Поляна представляла собой овал, внутри которого лежал круг из костров в каменных ложах в форме большого круга и касающегося его малого — на нем допревало овощное рагу. Панг давно уловил запах тушеных кабачков, основу. В котлы так же покрошили сладкий перец, зеленые стебли чеснока, кинули кольца красного лука и молодую стручковую фасоль с мелкими солоноватыми помидорами, а так же множество трав, включая рубленые листья крапивы. Воду брали прямо из реки, хранимой пилонами-статуями, рядом с которыми предстояло мыть деревянные плошки с деревянными ложками и десяток чугунных котлов. Набор ингредиентов, за исключением некоторых трав, был одинаков — пропорции явно отличались, смещая вкусовой акцент в ту или иную сторону.

Воцарившийся на поляне аппетитный аромат заботливо хранил ветер, сбежавший от внимания шумной толпы, ввалившейся внутрь. Ожидавшая вкуснятина, собравшиеся группки из знакомых и необычное знакомство отвлекло от ухода семерых — вещи оных волшебным образом исчезли. И если декада новеньких чувствовала себя не в своей тарелке, часто озираясь — каэлесовские стоянки для отдыха отличались между собой, подчас разительно, — то Панг действовал по принципу: наглость — второе счастье. А Эёух старался невозмутимо держаться рядом, давя желание раззявить рот на красивые тисы и кустарники вокруг — Пинг и Понг знали, куда делся тот разговорчивый дуот, что вскоре опять безумолку затрещит в озмеке.

— Эй, кули! — бросил Риол вроде как бытующую тут обидную кличку кюшюлювцев.

— Это место для танцев, — обозначил предмет недовольства Тиор.

Понг под взглядами многих демонстративно обвел головой центральный пятачок. Немного стесняясь, но половина дуотов точно влилась в коллектив. Ведомые ставшими за годы вдоску своими, они сбрасывали рюкзаки с индивидуальными цинновками, плащами-дождевиками, сханнками, тогами (адепты с проснувшимся даром способны за щелчок превратить их в отличные плащи-дождевики) и флофоли, доставая пользованные плошки с ложками, хранящимися в чистоте и сухости. Сбрасывали рядом с потеснившимися, подвинувшими уже разложенное на низкой и густой траве — на циновке лежал рюкзак, тога, ждали использования приготовленные тарелка и ложка. У части разъехались стопки игральных карт у горок с костями и домино. Флофоли и варадзи не остались в каэлесе — они повседневны только для него, но тем не менее берут на всякий случай. Голостопым особо по лесу не пошастаешь, поневоле будешь стараться придерживаться рекомендованных территорий. Но шебутной ребятне правила не писаны — уже успели понабрать царапин на все животы, спины, а особенно руки и ноги, на коленках и локтях оранжевые разводы в назидание — йод щиплется, специальные добавки делают его устойчивым к смытию (помогает мыло в листе), но никого это не смущает, даже наоборот повод к хвастовству. К тому же оши приостанавливают регенерацию кожного покрова, дабы хоть как-то уразумить непосед. Как раз самые разудалые "оранжевые" и пристали.

— Ну так ложитесь, кульки, — криво хмыкнул Понг. Вынутый им коврик натянулся Рукой Ветра и, перевернувшись для распрямления, лег на траву. — Мы вас станцуем, — колыхнув голым тазом, — а может и на вас, хе-хе, — дважды взмахнув бровями вверх-вниз. Рука Ветра со шлепками в паре мест прихлопнула цинновку, у его ног пустым кульком хлопнулся заплечный мешок, в руках осталась плошка с ложкой.

Эёух покраснел кончиками ушей, но вслед за обошедшимся без выкрутасов Пингом братья не прекратили разворачивать коврики для сна — деревяшки лежали сверху, первыми оказавшись на траве. Некоторые уже успели подставить красные тисовые тарелки под из той же древесины половники и усесться спиной к лесу, дабы легче наблюдалось за сомнительной радостью в виде новеньких и местных задир, особым приказом не останавливаемых цео, севших рядом с котлами на чурбанчики с двумя параллельно скошенными боками для устойчивого сидения и негодующими глазами постреливающих в сторону Пинга и Понга. Видно, что с двух деревьев — севернее была выемка, где складировалась куча веток и щепок, а кругом по поляне были разбросаны подобные сидушки для алсов. На месте сруба будут проводиться коллективные уроки по взращиванию нового дерева. Но ни в одном глазу ни мысли о природе! На каникулах деканов как бы нет, есть наблюдающие цео, вмешивающиеся лишь в экстренных ситуациях.

— Уй-ёоо... — протянули дальние, часть присвистнула, многие хихикнули или, как дуот Тирл, захлопали моргалками на пошлую шутку.

— Аха-ха! Не хватило на червяков...

— ...! Ха-ха! — тыча пальцами в плоскости пустых мешков, покатились со смеху Кюук и Кийц, заводя стайку коджарровских, вставших в очередь к одному из цео. Действительно, только Панг и остался без них.

— Хха! — Ххе! — Понг отвел попу назад и резко отправил вперед. Пинг действовал скромнее, слегка колыхнув и хитро лыбясь с превосходством исподлобья, держа обе плошки. — У нас вся одежда и обувь всегда с собой! — хвастливо заявил Понг, проводя пальцем по тонкому ободу пояса с играющей язычками пламени круглой пряжкой. На сей раз слов ни у кого не нашлось — одни эмоции на вытянувшихся лицах.

— Кхе-кхе!.. — тонко прокашлялся тонкий, бывший Упикцео, самый высокий среди офицеров звена. В глазах лаванда кололась, восковые волосы плавились от каленых негативных эмоций. Это его жена сказала про драку. Она, кстати, сидела у соседнего костра, такая же высокая, но с впечатлением стройности, грудь плоской фигулькой, зато бусые глаза смотрели с умом, а кремово-коралловые волосы элегантно спускались до самых колен многочисленными волнами, рожденными затейливой заколкой на уровне шеи — сейчас они обрамляли сидушку сзади и боков, а четыре прядки из-за ушей спускались спереди по груди. — Панг, сам всем расскажешь об артефактах?.. — бархатным баритоном проявил он инициативу.

— Обруч внешне для наглядной демонстрации уровня маэны. М-тату змей — подпространственный карман. Их еще до поступления сделали. М-тату пламени, собственно, для огня. Дужка нужна для очков, позволяющих видеть панораму всего круга, — показывая, отчеканил Понг, пока Пинг с Эёухом получали порцию у бывшей Акипцео. Ее варево популярностью не пользовалось, хотя личико с серебряно-лазоревыми глазами и прямыми серебряными волосами, забранными в две украшенные крупными, но редкими жемчужинами маковки с хвостиком до плеч на затылке, смотрелось по-юному весело и симпатично. — Их мы сделали уже в Кюшюлю. И за все с Кюшюлю расплатились, в рассрочку, — с каменным лицом.

— Как это, в рассрочку? — недоверчиво спросил за спиной Тиор. Все слушали внимательно, прожевав и новую порцию в рот не закладывая.

— Это как посаженная огуречная лоза чугунок урожая даст не сразу, а за сезон, — не став оборачиваться.

— Хы! И что вы там посадили на такую прорву кэш-баллов? — насмешливо бросил Риол.

— Гонор в карцер, — обернувшись и посмотрев в голубые глаза. — За сим закроем эту тему, а то вся вкуснятинка остынет! — громко сказал Понг, поведя носом и побежав к Пингу.

— Напоминаю всем новичкам, — взял слово тот же эльф, — ваш кэш здесь равен нулю.

Глава 18. Драка

Пока Понг общался со всеми, Пинг в озмеке с Эёухом.

— Не поймите меня превратно, Хуан и Хоан, но удачу не ждут, а ловят за хвост. Сейчас самое время начать налаживать общение с местными, согласны? Эм, буду считать молчание за "да". Мы и сами можем провернуть подготовительный этап для звена Рупикарпа, но хотелось бы еще и вам помочь. Признайтесь честно, у вас ведь совсем плохо с девочками разговоры вяжутся?

— Ым... — Угум... — после долгой паузы, отвлекшись на задиру.

— Но причем тут... это? — смущенно спросил Хоан.

— При всем. Пожалуйста, попытайтесь! И разрешите вас направлять в первый раз... Нам важно видеть, в чем загвоздка, а вы, сделав первый шаг с нашей незаметной для других помощью, дальше сами понесетесь вприпрыжку. Правда, общаться и заниматься сексом с девочками не менее интересно и приятно. Прошу, не комплексуй и не закрепощайся, Эёух! Вспомни Иэру и Аэнли...

— И... и что надо?.. — подал голосок Хуан.

— Вспомните стоящих напротив, кто вам больше всех приглянулся? С которыми из них хочется просто посидеть рядом. Вас же к нам притянуло с первого взгляда, наверняка и сестры такие есть, а? Покажите образ...

— Мне вот эта цео понравилась, — вставил свой фоллис Понг, отправив образ представлявшей всех.

Хуан и Хоан, как раз получавшие ароматное рагу, зарделись, а когда им улыбнулась принявшая это на свой счет сребровласая, у них и уши заалели, а взгляд сам собой зацепился за манящие выпуклости, так и просящиеся в руки и рот. Пинг в это время специально отвернулся к Понгу.

— Вот... — Лифа и Лафи.

— Замечательно! Идем к Ийла.

— Вот так сразу и сядем рядом? — А вдруг место занято?

— Будете решать проблемы по мере поступления. Если что не так — направим. И сразу первое: мальчики любят глазами, девочки ушами. Не смейте мямлить, говорите внятно. Пусть медленно получится, зато отчетливо и с интригой.

— Пока идем, сходу нам скажите, как бы вы начали разговор с ними?

— Ну... — Э-э-э...

— Здесь свободно?

— У-у-у, нет-нет! Давайте так тогда — повторяйте все слово в слово за нами, не раздумывая, сразу. Мы для удобства разделимся в озмеке на пары сейчас, ладно?

— Ладно, Понг. — Ага...

За ними искоса следили — куда же сядут? Явно не на свои циновки. Но Понг отвлекал всех на себя, пока велся разговор в озмеке, где Панг хитро растягивал время для Эёуха, давая ему все осмыслить, и никто не задавал каверзных вопросов.

— Цаворит твоих глаз завораживает, — произнес Хоан, смело втиснувшийся между Лифой и ее подружкой, когда те отвлеклись от щебетанья.

И его уши стали свекольными. Брови девочек взлетели вверх, мальчики нахмурились. Стремясь скрыть смущение, севший на пятки Хоан опустил голову в тарелку и зачерпнул аппетитную ложку с помидоркой. Однако так и не подняв ложку, он чуть повернул голову достал взглядом исподлобья до предмета комплемента, подмигнул и отвернулся — его правая рука сама вывалила содержимое в сам открывшийся рот, начавший усердно пережевывать, аж уши захрустели и запрядали.

— Твои глаза краше, чем у фей, — вторил Хуан брату, говоря комплимент Лафи, следившей за ним и в пол уха слушавшей сидящего поодаль.

Только он оказался смелее, румяную голову не спрятал сразу, а смущенно улыбнулся и тоже подмигнул. Пинг и Понг сидели метрах в пяти, боком, смотря в жаркое нутро углей прогорающего костра.

— Хи-хи, — захихикала подружка... — Эм, — нахмурился приятель.

— Э-э-э... — протянула дуот Ийла. Обе зарделись и растерянно переглянулись

— Спасибо, но... — Ой, спасибо!..

Не успевший положить вторую ложку в рот Хоан пару раз хлопнул ресницами, дернул ухом, повернул голову к ней:

— Цаворит это редкий зеленый гранат, — усилием воли не отводя глаз. — Мне рассказать об изоморфных рядах минерала, Лифа... — таки запнувшись и замямлив. — Или о веселых твоих ресницах, спорящих пышностью с павлином? — исправился он, едва дыша.

— У тебя такие выразительные уши, Лафи! Такого изящного изгиба даже у фей нет... — Хуану нравилось повторяемое. Он сам глазами очертил всю прелесть, поддавшись порыву, а не сдерживая его, как брат.

— Во завернул!.. — Ах, какая прелесть!.. — Смотрите, как у них самих уши горят!.. — Подлизываются... — Енго! Вы где там?.. — Хи-хи, расплавятся уши-то!

Пока выдалось время, братья наяривали рагу, почти не жуя. Успели три ложки съесть, не обращая внимания на реплики и смех. Лифи и Лафи никто не советовал, приятельницы и приятели по бокам сами растерялись от неожиданного напора новеньких. Сестрам в душе нравилось — они таяли, не замечая этого.

— Хи-хи, а у тебя, Хуан, они как свекла красные! — сверкнув глазами и плавно пошевелив своими ушами, показывая всем. — Эм, Хоан, зачем ты... вы... все это... говорите... нам? — подбирая слова и заливаясь краской не меньше.

— Бриллиантам фей и оправа под стать... — мелко трепеща ушами. Краска отлила, забыв о кончиках.

— Лафи, серебряная цео придала помидоркам такой пряно-сладкий вкус, будто специально для тебя готовила. Попробуй!.. — не принимая возражений бровями, вложил одну из двух прямо в приоткрытый от удивления рот. — Ммм! — протянул он, подняв столь же вопросительно бровь и раскусив вторую, последнюю.

Хуан тоже в озмеке слышал, что все складывается хорошо, и чувствовал исходящие от них приятные эманации, и видел цвета близкой ауры. Он тоже, как брат, преодолел первое стеснение, обрел уверенность, хотя сам так и не мог подобрать слова. Но Хуан оказался смелее и закончил предложение действием, а Хоан рассудил иначе, что-то увидев в ее расширившихся зрачках и проявив смелость в контроле над ситуацией.

Они доверили Пингу и Понгу чувствовать их текущее состояние и читать их мысли, поэтому в крутой разрез с их натурой ничего сказано не было. И сразу подтвердились подозрения Панга о страхах, возникшей из ниоткуда зажатости и колоссального прилива крови к лицам. Треть дуотов в начале лета — это переведенные из Тьянкля. Групповой обмен, объясняющий и недовольство, и смирение местных, совсем недавно переживших подобное расставание с лучшими, коих растворят в другой центурии. Вся треть отщепенцев выдавилась за круг из костров, как бы защищающим местных и тех, кто ими стал за года третьей цепи. Среди пятнадцати дуотов, так же равномерно распределенных центурионом, у которого именно этот панговский приказ противления не вызвал, было и четверо из Уппокко, пришедших трансфером сразу после ухода Эёуха — бывшие приятели по играм с диагнозом ложноцвет(!!!), вовремя, видимо, распознанным и химией остановленном, но из списков элиты вычеркнувшем. Этот квартет держался отдельно даже от своих. Они мимикой и малозаметными жестами во время знакомства на пляже выказали ярую антипатию и злорадство по отношению к Эёуху. Но и остальные одиннадцать не ощущали радости от встречи — из Кюшюлю. Эёух сам выбрал трансфер, ему дали выбор. Им дали выбирать, а их накануне вышвырнули как мусор, не успевший и не сумевший самостоятельно расцвести. Из всего плохого Панга радовал малюсенький шажок в двух дуотов из местных, прибившихся к отщепенцам — заслуга воспитателей, порой действующих с хирургической точностью. В круге, кстати, имелось достаточно места для всех двухсот алсов, которые сами выбирали спальные места. И за кругом, кстати, имелось две отличные площадки для игр и танцев алсов, которые сами решили сделать третью в центре. И центурион, кстати, так взъярился из-за перехода границы растворяемости — местных дуотов осталось меньше половины, интеграция может так никогда и не состояться, чувство локтя не родится.

— Эй, двое! Вы чего к намшим девчонкам пристаете?! — остановился метрах в четырех кареглазый дуот Енго. Понятливые мальчики и девочки загодя раскрыли круг, пропуская местного.

— А ну прочь, ползите, к своим!.. — мотнув головой и рукой для надежности махнув.

— Правильно-правильно, — лили патоку Пинг и Понг. — Возмущение тоном. Такое нельзя спускать! И многие девочки любят, когда из-за них дерутся. Только без магии — это нечестно будет! И пусть первые ударят...

— Тут нет девчонок! — опять покраснев, плюнул вскочивший Хоан. Он сам не мог в себе разобраться, он не понимал логику действий, но продолжал следовать указаниям, согласующихся с порывами его души.

— Вокруг только юные дэвы и... — начал возникший в локте напротив Ноега Хуан, так же ловко отставивший тарелку и поднявшийся прыжком.

— ... феи, — сказали они вместе, повернувшись на прикрывших ротики.

Оба увидели в их глазах отраженья несущихся в им лицо кулаков. Бац! Два фингала. Бац под ребра!

— Берегитесь, они с даром!.. — Бей их!.. — Это будет нечестный бой!.. — Ой, Неол, ты чего? — Они ложномаги! — полетело со всех сторон.

— Валите отсюда, сопляки! — задиристо крикнул Неол, пружинисто сделав шаг назад и приняв стойку с кулаками. Как и брат, с высока смотрящий на согнувшегося Хуана с заплывающим глазом. Оба на три пальца выше и чуть грузнее.

— А ну всем замереть и заткнуться! — запалив над ладонями почти полуметровые в диаметре сферы, крикнул Понг.

Гомон мгновенно стих, множество глаз испуганно покосилось на цео, кто-то попятился, наступив в чью-то тарелку с недоедками.

— Хех! — вздернул нос Понг.

— Эёух, — подошел Пинг и встал позади них, положив руки на плечи. — Енго. Не дело начинать драку прямо во время обеда, тем более посреди еще трапезничающих. В центре была площадка для танцев, оба дуота согласны подождать с выяснением отношений до тех пор, пока звено не закончит трапезу?

— Да! — Да! — распетушились все четверо.

— Эёух, ты поклянешься не обращаться к магическому дару на время разрешения спора, если Енго извинится за подлые удары?

— Мы и так клянемся не обращаться к магическому дару на время драки, оши подтвердит! — вместе, почти синхронно.

— Так и быть, — поспешил Пинг, опережая братьев Энго. — Извините за грубость и Всем приятного аппетита! — звонко крикнул Пинг, гвоздя взглядом близнецов напротив. — Брось каку, Понг, — повернувшись к с надутым видом шествующему к следующей цели.

— Пфф! Стряпаешь-стряпаешь заклинания, а их потом обсирают почем халва. Где справедливость? — демонстративно пожав плечами, чем вызвал опасное колыхание огнешаров. Языки пламени пугали всех, а цель вообще сидела, ни живая, ни мертвая, глазенками не хлопающая. Но сидела неподвижно.

— Кончай заливать, стряпун! — подходя все ближе. — Ты эти резиновые шарики с чарами иллюзий со склада скомуниздил, — смело рукой ударяя по мнимому огнешару внушительных размеров. Издав "бамс", шарик, оставляя жуткий дымный след, медленно полетел в сторону — с визгом метнулись с траектории девчушки. А дуот Цуюк так и застыл с мокрым ногами — шарик совершенно безобидно ударившись о траву и ногу Тиора, поскакал дальше. Очень быстро красные пятна заалели на их шеях и головах, особенно хорошо плеснула краска на уши.

— И кто сдал? Родной кровник! — громкий и звучный щелбан по огнешару открыл безобидный оранжевый воздушный шарик с точным подобием огнешара на прозрачном боку. — А вы чего все, испугались, да? — с притворно виноватым испугом, покрутив головой. Десятки пар следили за каждым их движением, еще столько же провожало второй огнешар, оказавшийся под властью ветерка и совершенно мирно катящийся по зеленой травке. — Ладно уж, извините. А это вам, Хеап, как самым бесстрашным, — взяв шарик двумя руками и протягивая к оторопевшим братьям Пэйп и Хэйп. — Да вы только потрогайте, — начав тискать, — он же упругий как...

— И звучный, как чья-то лысина! — поддел отвернувшийся от декана Пинг, прервав Понга. Пальцами одной руки он потер по голове Понга, а вторая громко заскрипела по шарику. — И так же с воздухом внутри, — разулыбавшись мине Понга, когда его пошлепали по голове.

— Короче, сильно не тискать, в костер не сувать, острым не тыкать. И тем тоже, — пошло пошутил Понг, насильно пихнувший шар братьям. — Эй, да ловите же... — тут же вскочив, громко крикнув и рукой показав на подпрыгивающего к огню.

Бах!

— Ну вот, лопнул... — уныло зашаркав вслед за потянувшим его за ручку Пингом. — Невеселые вы тут, какие-то зашуганные все... — бурча по дороге обратно. — А ну доесть, Лапухи! — по пути прикрикнув на еще двоих. — Черепушками ради драки разбрасываются, понимашь, труд взрослых не уважают, скармливая остывший и ставший невкусным обед речным рыбехам... Куда мы попали, Пинг? — причитая. Лапухи не пикнули, схватив плошки с оставшимися не съеденными помидорами.

— Я хочу добавки, Понг. Твоя очередь выбирать, — громко сказал Пинг, подхватывая Воздушной Рукой обе плошки.

— Угу, моя, но следующая твоя, — послушно согласившись. — Кажется, из девяти от того котла вкуснее пахнет, самый смак как раз и остался... — став по пути вприпрыжку насвистывать "В траве сидел кузнечик".

Эёуха очнули первым.

— Извините, красавицы, — повернулся Хоан с налившимся фонарем к сестрицам, обращая на себя внимание. — Тут задета мужская честь.

— Но мы обещаем их сильно не плющить. Вам за вторым блюдом сходить, феи? А то Панг проглот же, все слопает...

— Э... — Эм...

— Здорово! — хватая тарелку Воздушной Рукой. Смущенный инициативой брата Хоан вторую следом взял. Правда летели они к рукам криво и болтались туда-сюда в воздухе, но ведь летели! — У серебряной цео полно вкусных помидорок осталось, мы быстро! — подмигивая. Их бег сломал оцепенение, подняв волну нарастающего гомона. Цель прекратить назревающие конфликты выполнена.

Цель дать общую тему выполнена. Цель произвести впечатление на цео выполнена. Задача комплектации собственного дуодека стартовала — отношения в других спальнях Панга больше не волновали, он до конца учебы хотел подарить Эёуху стабильность и еще восьмерых друзей, а семя любви уже пустило корни, до появления побега осталось менее часа.

— Панг, а вернуть шарики обратно на склад нет желания? — спросил скульптурно вылепленный цео после простого сигнала. Немного он уступал в росте и рельефности центуриону, но как замена ему кое в чём более чем. Тем более Пинг тоже из всех прикипел к его аккуратненькой куколке-жене.

— Какие такие шарики? — Сделал круглые глаза Понг, зная о внимании со стороны алсов вокруг их нового места обеденной дислокации. Вторая порция как раз смелась подчистую. — Ай!..

— Да, цео, — ответил Пинг.

Он встал и выхватил из головы Понга змеюку, ставшую призрачной и толстой.

— Эй! Она моя! — возмутился оставшийся сидеть Понг.

— Я ее тебе рисовал, — ответил Пинг и стал вытрясать новую продукцию, только утром в продажу поступившую.

— Задушишь ведь! — пискнул Понг, когда вытянутую на пять метров прямо к цео змею Пинг стал выживать, словно половую тряпку.

— Не хватает еще трех пар, — обвинительно.

— Кхш-кхе... — вымученно раздалось из перекошенной пасти с вылупленными глазами сверху.

Изо рта выпали остатки, дополнив кучу новеньких шариков разного размера, формы, цвета. Не повторялись и рисунки заклинаний: сосульки, стрелы, шары, груши, колбасы, бутоны, цепочки сосиско-червей. В основном иллюзии разномастных шаро— и конусообразных заклинаний.

Этому предшествовал монолог для бывших Икарцео, пока одни алсы искали союзников, другие обсуждали, то и дело оглядываясь то на Панга, то на Эёуха, самостоятельно продолжившего общение, третьи подкатывали к воздушному шарику, щелкая по рисунку и вызывая иллюзию, четвертые брали добавку из-за несмелости отказать цео, накладывавшим полные поварежки — могли б и догадаться за столько времени, что можно аж десять разных блюд попробовать. А кто-то, дразня любопытство местных, собрался кружком и передавал прилетевшие к ним ошметки горловины шарика — она умела тянуться, она умела запоминать скрутку, чтобы не пользоваться нитью — и оставшийся целым кусок с оживающим в руках изображением огнешара. К ним уже подошло трое новоприбывших дуотов, и им даже дали собрать мелкие оранжевые остатки в траве. А выпущенный на "только подержать" Пэйпом и Хэйпом цельный шар надежно обосновался в среде местных, выплюнувших из себя сконфузившихся Кюука и Кийца, пристыженно убежавших к воде под смешки дуота Тирла и взглядами находящихся рядом и огрызающихся на всех близнецов Енго. А Пинг вкушал удивительное рагу, поначалу вяжущее, а потом тающее и само уходящее в желудок незаметным осадком. И смотрел на живой огонь, которого восточные эльфы не чурались и так часто не заменяли имитациями и живыми светильниками, как западные, да еще и готовили на нем удивительно вкусные вещи. Западные эльфы вообще жили утонченнее — какая вырезанная из дерева плошка с ложкой? Нет, только уговорами полученная, тонкая и прочная, чуть ли не самим воздухом моющаяся.

— Чисто внешне вы оба нам понравились, — с места в карьер начал Панг. — Эхнессе и Капринаэ предали наше доверие, вынудив прибегнуть к жестким мерам воздействия. Мы обращаемся конкретно к вам, бывший Икарцео. Нам в дуодеке нужна комфортная и уютная обстановка. Его мы соберем сами, а вам предлагаем партнерство, чтобы вы со свой стороны могли мягко влиять на ситуации, а не тупо следовать приказам и своей эмоциональной аурой отравлять атмосферу. Проректор из Кюшюлю об этом еще в известность не поставлен, однако у нас есть рычаги, чтобы совсем выдавить кого-нибудь из здешних цео, а на его место пригласить Цандьбауна, который по здравым рассуждениям и велению сердца примет предложение стать нашим Акипцео до конца обучения. Из других здешних цео, кроме вас, мы в этой роли никого не видим, а кандидатуры на вылет среди цео уже наметились. Телиться нет времени, поэтому у вас есть семь минут на принятие решения. Потом мы подадим сигнал и пронаблюдаем за вашей реакцией на ведущуюся нами партию — поддержите ли нас или нет? Выбор прост: либо на "нет" одна из пар переводится в Кюшюлю и ведет дуотов, так обожаемых центурионом, не послушавшим нашего совета на их счет, либо вы соглашаетесь нам подыгрывать, проявляете смекалку и признаете за нами право вами распоряжаться, либо, если ваша импровизация нас не удовлетворит, мы все же засчитаем попытку наладить с нами диалог и дальнейшее общение с нынешним составом сведется к четким приказам и расстрелу за шаг вправо или влево, а Цандьбауна мы попросим исправить ошибку и курировать лидерский квинтет, что на полгода попал к нему под крыло, до самого выпуска.

Поэтому волна внимания прокатилась по лагерю — выплевываемые необычной змей необычные штуки будоражили воображение, перегружая привыкшие к размеренной жизни мозги, вытесняя оттуда предрассудки и пену различий — вот он, по-настоящему чужой дуот! Все, кто хотел, уже съели и добавку, и успели потыкать пальцем в шарик — Эёух пообещал Ийла выпросить для них персональные воздушные шарики, потому эта четверка алсов с комфортом устроилась на двух освободившихся циновках и пыталась строить беседу, преодолевая смущение. Обед затянулся по причине медленно трапезничающих цео, и Панга. Многие алсы позёвывали, но спать не бухались и чувствовали себя бодрячком — привычка, ведь в раннее утро каникул их никто не гоняет, а днем вообще всем запретили покидать поляны, только до полосы нужника за кустами и сразу обратно.

Пинг и Понг трапезничали с нескрываемым наслаждением. Рагу удалось на славу! Во рту каждая ложка отдавалась буйством вкуса, каждый раз с другой интонацией, характерной для приготовившего блюдо цео. Смешение ярко выраженных доминант с усилителями словно батон на ломтики резала магия, наслаивая на бутерброд деревянной плошки слой за слоем. Чары — изысканная заправка, подобная пикантному соусу к мясу или рыбе. Магию со знанием размешивали с поварешки. Она не хрустела и не тянулась на зубах, ее предназначение в сочленении групп продуктов, входящих в состав рагу, тающего во рту фейерверком ароматов. Пинг и Понг буквально ели магию, впервые в жизни ели что-то толковое из нее — на Юзи она природная, как бы, а тут рукотворная, правда, едва ли сохраняющая витамины и минералы, чувствительные к жару. Все же цео, кормя магией, преследовали несколько иную цель и мастерами кухни не являлись. В Кюшюлю конфеты и поощрительные сладости хранили остаточные следы — столовская еда разве что разделывалась содержащими магию кухонными приборами. Жаль, что, скорее всего, даже после нововведения Панга, освобождающего гимов от едва ли не круглосуточной готовки, в столовой таких блюд готовить все равно не начнут — вкус дрянных чар перебьет аромат входящих в состав ингредиентов, впрочем, дуот знал о существовании самых причудливых пристрастий и скучал по кухне, которую ему довелось отведать в каэлосе Лакшии

— Все уже, отпусти мою лапусю, злыдень!

— Идем, нам пора танцпол освобождать, — наоборот потянул на себя Пинг.

— Ага, а потом бедному мне лежать на испачканной кровью и обеденной блювотиной траве и мучиться от выбитых зубов в ней... Да-да, симпотка, — подушечками пальцев мягко обозначив овал лица одной из попавшихся на пути девочек. — Я нежный и чувствительный, это все он по мальчикам страдает! — говоря и не отворачивая лица от них.

— Эй! — кто-то из местных возмутился сразу. Понг показал ему язык.

— Понг, ты совсем оборзел? Не успел освоиться, а уже липнешь к самым симпатичным...

— А что? Я ничего! Разве я виноват, что их ухажеры предпочли прилипнуть к шарику, а не к этим прелестным личикам?.. — сворачивая и за себя, и за Хуана, громко бурчал Понг.

Вроде и по эльфийски шпарил Панг, но чуждость демонстративно вставлял что ни в слово, то в оборот. Отворачиваясь, он подмигнул — больше для взрослого, который не мог не увидеть печали в открывшихся ему серых глазах. О, да! Взрослый смотрел пристально, и страх взбухал в его котле, горча, и обида за унижение сочилась ядом из пор дна раскаленного, пригаром возраста травля. А в форточки дуотов все сильнее задувало, чтобы в скором будущем их захлопнули ради последующего открытия окон нараспашку.

— Вы не петухи, а они не курицы! — аллегорично начал Пинг. С трудом добытые ладони Неола и Ноега не отвечали на сжатие. Им обоим уже разонравилась затея — остыли, испугались. — И здесь не курятник. Чешутся кулаки — вокруг полно самшита. Хочется драки ради драки — отошли в сторонку или на песочек и намяли друг другу бока. А отношения выясняют либо уединенно в глуши, либо красиво и у всех на виду, а не в пошлом скандале среди тарелок с едой. Да, мы пришлые со стороны и у нас свое мерило поступков! Если наша логика вас устраивает, Енго и Эёух, ждите воздушного купола, дабы вас не отвлекали крики и жесты зрителей. Если нет, то давайте, вперед, устраивайте мордобой подобно степным красномордым варварам!

Конечно, слово "орки" прокатилось по желавшим услышать тихий голос Пинга, по-хозяйски до этого оформившего периметр "танцпола" — группа поддержки Енго собрала всех оставшихся дуотов из местных, росших вместе с первого звена, но им хватило полыхнувшего пламени во лбу и пупке вкупе с шипением поднявших головы призрачных змей, высовывающих огненные язычки и лупящих огненные глаза. Орками никто быть не захотел — поставленные в пяти метрах напротив смиренно ждали, когда по дуге ушедшие назад Пинг и Понг усядутся в позу лотоса и расслабятся. Панг не стал шокировать и, тем самым, совсем уж отдаляться от алсов. Нет. Заплясали кисти рук в коверканном телоре, полился путанный малор — начался инкантинг. Знакомое всем им кантио воздушного щита, сделанное избыточно и с явными ошибками. Встречались и непонятные фразы — Панг декламировал целый абзац. И вот в полнейшей тишине две пары рук одновременно от груди скользнули по сегменту купола — бежевая арка моста соединила сидящих напротив друг друга и перпендикулярно линии Эёух-Енго Пинга и Понга. Разведенные руки опустили купол до самой травы — край едва не касался их колен. Пламя обруча во лбу раза в два убавило интенсивность и яркость горения, набранную в минуту расслабления.

Конечно, Панг демонстрировал уровень подготовки конкретно для сравнения. Он намеренно сделал акцент на большой силе и неумении ее оформлять телором и малором — кантио держалось благодаря вливаемой энергии, щедро рассеиваемой в пространство, и высокой концентрации через медитацию. Однако свою функцию оно выполняло — зрители, чье магозрение не могло не отметить утечки, видели прозрачную пленку пузыря, а Енго и Эёух размытое кольцо и безмятежное небо с плывущим по нему пятнистым месяцем.

Прилетевшая в ухо Неола пятка Хуана поставила жирную запятую. С самого начала слаженность дуота Эёуха превзошла таковую у дуота Енго. Фонарь под глазом, казалось, только освещал арену, а не туманил взор. Они кружили, обмениваясь ударами. Катались, стараясь довершить захват или вырваться из такового. Стремительное начало Эёуха, которого Пангу удалось уговорить стартовать по их плану, разгорячило Енго — тому унизительно наподдали под зад, заставив носом почесать траву. Обидный удар по мягкому месту разозлил и придал сил к ожесточенному сопротивлению. Борьба пара на пару захватывающе смотрелась. Особенно красиво получались моменты, когда заранее проинструктированный Хуан вдруг подставлял бок Ноегу и заезжал локтем в спину Неола или ставил тому подножки — валяли Енго знатно, но и сами получали за это. Оставшийся на одной ноге Хуан — мишень для Ноега, выбившего ему коленный сустав. Хоан за потерявшего от боли сознание брата разозлился ненашутку — зубы веером таки рассыпались в ту же сторону, куда смотрел свернутый ранее нос. После двух ударов кулаками по лице лежачего от удара в грудину, Хоан остановил занесенный кулак — противник был в нокауте. Глядя в щели заплывших глаз, единственный из оставшихся, тяжело дыша, вытер предплечьем кровь из разбитых губ и уже почти не кровоточащей рассеченной брови.

— Молодец, — поддержал его в озмеке Пинг, не вмешивающийся не смотря на звучавшие просьбы. — Дальше сам догадаешься или подсказать?

— Сам! — угрюмо, раздраженно и обидчиво ответил Хоан. — Нотж! — вслух позвал он, сидя верхом на лежащем в отключке.

— Нет, — прокомментировал Пинг оглядывание на Хуана. — Себя. Не думай так плохо о Нутже!

Зрители заволновались, многие уже подбегали к цео, получив отговорку, дескать следим. Некоторые плакали на выбитые зубы и кровь из ушей. Но к Пангу с его еда-еда теплящимся пламенем и еле видиыми змеями, смотрящими за спину, никто не подходил, пытаясь урезонить снять купол издали, дескать конец. Пинг и Понг не сдавались, стойкой вытерпев несколько помидор в спину и голову. Вокруг собралось все звено, некоторые подсаживали друг друга, чтобы лучше видеть — крепость купола проверили еще в середине драки.

— Это не драка, а выяснение отношений! — повернул Пинг испачканную помидором голову в сторону зрителей. — И оно еще не закончено!

— Да как так?! — Эёух победил! — Уберите... — Дайте... — Пустите...

— Это вы так лихо заботой цео раскидываетесь?.. — горько заметил Понг, вынужденный уклониться от летевшего прямо в ухо снаряда.

Панг не убрал, не дал и не пустил. Впрочем, и возгласы поутихли, и еда больше не летала.

— Лежать, боятся! — в это время вслух гавкнул Хуан фразу Пинга, когда очнулся Наел.

Зрители давно были в шоке от того, как один ежик, топчась по груди лежащего без сознания, посикал в подставленную ладошку Хоана, а второй начал вылизывать коленку Хуана, очнувшегося, дернувшегося от боли, застонавшего гримасой и блаженно выдохнувшего, когда ежик еще раз послюнявил страшно выглядевшую ногу. Один брат невозмутимо макал в медовый сироп пальцы и под невидимое им отвращение зрителей сперва аккуратно, а потом смело и быстро намазывал лицо, уши и цветущие по телу синяки и ссадины. Второй брат заскулил, когда ежик оторвался от лизания и тоже пролил немного сиропа, тут же щедро пошедшего на ногу, прямо на глазах ставшую приходить в нормальное состояние.

— Хватит, Хуан! Остатков еле хватит на голову и ребра, — оповестил его Понг в озмеке.

— Нутж еще может! — простонав просительно.

— Брат, вторая порция на... них.

— А-а-а, поня-а-атно-о-о...

Хуан еще посидел на траве, сводя с лица следы драки и выпрямяя сломанный нос, а потом неуверенно поднялся, оперся на ногу, блаженно улыбнулся и под оханье зрителей попрыгал на ноге, благодаря Нутжа.

— Фу, убери, убери это!.. Вы победили же...

— Вот и лежи смирно и конечностями не сучи!

— Да слезь... ай! — укусил его ежик за палец ноги. — Хуан, ну не надо! Не мажь меня этим говном!

— А вам разве не говорили, — приостановился тот послушно на голос методично пользующего Ноега Хоана, — что если в Грезах съесть конфеты содалисов и выпить их сироп, то здесь они утолят ваш голод и вылечат вас?

— Вот-вот, не говорили что ли? — поддакнул Хуан.

— Дык... Дык вас, а не... нас! — пытаясь выдернуть ногу из пасти маленького ежика и послушно лежа, хоть и крутя головой.

— Дык у содалисов только на хозяев, а моего Нутжа можно отнести к амикусам! Вот! Их сироп и другим полезен. Или ты так и хочешь ходить со сломанным ухом?

— А... а вдруг неправильно срастется? — не сдавался тот, морщась. Хуан только хмыкнул с предвкушением и глядя как на препарируемую лягушку — интересно же, как среагируют. А все Панг виноват, заинтриговал!

— Ы-ы-ы... — подал голос Ноег, забулькав и выплюнувший кровь с зубной крошкой, когда Хоан костяшками повернул голову набок со словами:

— Плюй! — Хоан для начала вторую дозу потратил на ребра пациента и синяки на теле, отчего тот и пришел в себя — полегчало телу.

— У-у-у! — делая страшные глаза, размазав по ладоням страшную жижу и страшно разведя их в стороны.

— А-а-а-а-а-а! — раздалось одновременно, по требованию Панга, из глоток Енго.

Одновременно уже обретшие силы Хуан и Хоан опустили руки на кровавые лица, начав размазывать кашицу по глазам, губам, залезать пальцами в уши. А Енго сперва голосил, потом захныкал, вцепившись в железные руки, продолжавшие елозить по лицам. Звонче оказался Ноег. А Неолу было больно вертеться — его-то телом не занимались. Когда же братья Енго попытались притронуться к лицам, Эёух прижал руки. Крик резаных сменился нотками плача умирающих от щекотки:

— А-а-а, щеко-о-отоно-о-о, аа-а! Пусти-и-и!

— Ну, — философски заметил Хоан, откатившись и встав, брезгливо стряхнув с ладони крупный осколок зуба, — других сироп может жечь, щипать... или щекотать, хы-хы! — весело хмыкнув на умирающего со смеху, у которого резались зубы и он жевал пальцы. Подхихикнул и Хуан, повторивший маневр брата с перекатом и подхватом на руки ежика.

— Ийла? — устало спросил Понг, вместе с Пингом убравший купол на перекате Хоана. — Неужели Эёухи недостойны поцелуя в ухи?

— Р-р! — беззлобно выдал измазанный Хуан на исковерканное имя.

— И-и! — взвизгнули заплаканные девчонки, часто переводящие взгляд с постепенно исцеляющихся на смутившихся победителей, опустивших очи долу. — Какие вы добрые! — Какие вы сильные! — повиснув на плечах.

— Мы грязные... — вякнул сдуру Хоан, заработав обворожительную улыбку и поцелуй в нос.

Ощупывающим свои лица стало неловко сидеть после слов Понга, и они поднялись — Неол кряхтя и морщась. Поспешивший к нему брат издал:

— Уй! — с той же брезгливостью смахивая зуб с пятки — свой зуб, между прочим!

И помог тому отряхнуться от травы, надуто поглядывая на выбор и поведение своих бывших.

— Эй, новоприбывшие девушки! — звонко выдал поднявшийся и слегка пошатывающийся Пинг. — Неужели никто не хочет щипать эти выпуклые ягодицы Енго? Чмокать эти носики пуговками? Неужели никому не приглянулись пухленькие губы белозубого Ноега? — делая медленные шаги в сторону инстинктивно попятившегося от облизывающего губы Пинга братьев Енго.

— Бу!!! — выдал позади них Понг, заставив аж подпрыгнуть на месте.

— Вы... вы чего, а? — Вы что это, а?.. — заикаясь, выговорили братья Енго, испуганно озираясь.

— Неужели кроме нас никто не утешит...

— Дети! — не выдержал бывший Икарцео. — Обед давно закончился и пора мыть посуду! Вы не забыли?! — возвышаясь над всеми горой.

Дети прыснули в разные стороны. Кроме Юллу, кареглазых сестер Флуни и Фнилу — те наоборот подбежали к оторопевшим братьям Енго, чмокнули в носики, ущипнули за ягодицы и, хихикая собственной смелости и смущению, убежали, оставив ребят в прострации провожать их глазами, запечатлевшими подбирание их посуды.

Убежали и сестры Ийла, прихватив сразу и плошки Эёуха, подставившего плечи Пангу, и плошки Панга, когда обернулись и сделали маленький крюк, зыркнув на них сверкающими от влаги глазами.

— Ух! — выдал Хуан, блаженно почесывая животик Нутжа и глядя вослед убегающим.

— Ловко, — процедил тонкий цео, не смутившийся присутствия Енго.

— Не ухай раньше времени. Все, спасибо... — проигнорировал Панг взрослого.

— Нам этот котел, ваш тот, — показав рукой на костры Икарцео, с помощью магии легко очистивших свои плошки и намылившихся уйти к себе на поляну.

— Но... эээ, мы не дежурные!

— Брат прав, это... — недовольный необходимостью озвучивания.

— Это потом нас с вами обзовут нахлебниками, не отмоемся ведь! — сказал Пинг.

— Да мы на раз-два справимся и заодно вместе искупаемся...

— Хм...

— Вас же учили мыть тело, Эёух! А что для тела работает, то легко и для котла сгодится!

— Тащите и не ворчите... Енго, вы идете? — как бы невзначай бросив им.

Глава 19. Уроки для Рупикарпа

Вода ласкала. Даже зажатые братья Енго просветлели, окунувшись с головой.

Панг медленно шел первым и выбрал тот пилон с русалкой, откуда возвращались отщепенцы из Тьянкля, не промолвившие и слова — на то и расчет. И сразу же бросился в воду. Последним присоединился Енго — у соседнего пилона уже никого не было, а дежурные еще не пришли.

— Неол, подожди, — окликнул его Хоан.

— Чего еще? — скривился тот, быстро омывший себя и выскочивший из воды.

— Разреши синяки залечить, магией. Болят же поди...

— Отвянь! — грубо. — Сам же поставил, — буркнув.

— Брат, не упирайся, он же помощь...

— Украв Лифи?!

— Не в обиду будет сказано, Неол, — стоя по пояс в воде заговорил Пинг, — но она для вас обоих не более чем приятельница.

— Это не так, мы...

— Так! — с нажимом и хлопнув рукой по лениво текущей глади речной воды. — Ваши кисти были снулыми рыбами в моих руках и на болевое сжатие совсем не ответили! И в атаку вы не бросились сразу, а дождались обидного пинка под зад.

— Да как!..

— Смею! Будь вы сестрам дороги, он к вам бы на шею бросились. Так что не лгите себе. Я и так для вас нашел сестриц Юллу, готовых предложить дружбу.

— Вы что, так и не поняли? В звене из прежних осталось меньше половины, теперь за внимание других к себе развернется большая конкуренция! А вам уже на блюдечке с голубой каемочкой преподнесли симпатишных девчушек...

— Давай же, повернись, Неол. С болячками ты не сможешь со мной нормально один на один поквитаться... — заманчиво.

— А я и не собираюсь!.. — но ему с двух сторон прилетели секущие брызги.

В конце концов эльфик сдался и подставил расплывшуюся гематому под ребром. Самое простейшее лечение путем точечной передачи живительной силы быстро сняло боль, оставив только скоро сойдущие разводы. Его пользовали сразу оба брата Эёух.

— Почему вы нас вылечили?

— Потому что классно деретесь и мы не хотим видеть вас своими врагами...

— Честно что ль?

— Ну... если честно, — потянул Хуан, положив руку на одну ягодицу, — то нам тоже... понравилась...

— А стань мы врагами, то... — глядя с искрой на смутившегося, второй ягодице которого доставлял удовольствие. — То лишились бы... этого удовольствия.

— Эй, у меня тоже... ведь... — сглотнул его бронзовый брат, глядя на поданный телом брата ответ.

— Ну что, мир? — вклинился Понг, вытащивший чистый котел.

— Ага, пора уже и котлы бы почистить...

Енго долго не смог сопротивляться обаянию Эёуха, понявшего в конце драки одну важную вещь. Пока пара дуотов пыталась отчистить свои чугунки, с подачи Панга переключившего их на обсуждение приемов, Пинг и Понг вдоволь накупались и нанырялись. А затем показали страшный секрет мойщика котлов — звуковой удар. Вставшие рядом запомнили нехитрые манипуляции на телоре и малоре, и Эёух блестяще их исполнил на обоих котлах, давно помытых — по ногам прошла волна, и вода потащила копоть и пригар, отвалившихся от старых добрых котлов, когда-то в юности сиявших чистотой, за двадцать четыре года мытья алсов напрочь потеряв былой блеск.

Возвращались три дуота позже всех, их лица сияли подобно отдраенным бокам несомых котлов, причем, по настоянию Панга в озмеке, Хоан тащил котел в паре с Наелом, а Хуан с Ноегом. Братья Енго шли с зажатыми в свободных руках створницами — в реке жемчужниц водилось мало вдоль берегов отдыха, вообще их в реке было очень мало, исключая специальные охраняемые садки. Но Панг постарался, Енго нашел, а Эёух озвучил мысль сделать подарки, и что у него есть уже один на примете и Енго может не перживать — дескать, все равно жемчужина с цветком не сравнится.

Кто-то валялся кверху пузом с травинкой в зубах, кто-то лениво двигал фишки, бросая кубики, но большинство возилось со своими питомцами — все началось с подачи новеньких, начавших хвастаться хомяками и другой пушниной. Панг остановил Эёуха, вознамерившегося было броситься к Ийли — следовало выждать. Енго же, озираясь, чуть было не сдрейфил, однако подошел к Юллу и скомкано вручил им створниц, в благодарность как бы. И убежал к Тирлу, мельком у которого глянул на изумленно и зачарованно смотрящих на жемчужину девчушек, с боков которых сразу раздали охи и ахи, а в сторону дарителя полетели стрелы взглядов, как и в сторону "официальных" ухажеров.

Пинг и Понг тем временем расплескали оказавшимися аккуратно поставленными рядом с поклажей плошками воду из полного котла, смывая с травы следы, которые цео так и не убрали сами, озаботившись лишь травяным отваром, пыхтящим деревянными крышками малых котелков над углями. Четыре были уже сняты, и пиалами из них все повычерпывали. Эёух, тем временем, занялся сушкой места под циновки, кои и расстелил для себя и Панга. Ийли окружали другие — теснить не стоило. Девочки, глядя на действия Енго, разочарованно отвернулись.

— А ну не унывать! Тем слаще станет цветодар! — бухнул в озмеке Понг.

— Все, можно, — смилостивился Пинг. — Только не бегите.

Сам дуот Панг понес котел к оставшемуся дежурить бывшему Икарцео, сидевшему у правого края овала рядом с тропинкой к малой поляне, под вызревшей айвой.

— Спасибо, Лифа, за... поцелуй и плошки, — промолвил мнущийся Хоан.

— И тебе тоже, Лафи, спасибо.

— Только спасибо, да? — Такие вы, да?..

— Ну-у, мы хотели еще подарить магический цветок!

— Фи! — став за перерыв смелее, Лифа демонстративно отвернулась.

— Это цветодар — цветок фей для наших фей! — пояснил смело севший на пятки Хуан.

— Фей не бывает! — отвернулась от него Лафи.

— Но мы их честно видели!..

— Ага, их все видят после Пропрепа! Уходите...

— Но знание о цветодаре нам от... всамделишных пришло!

— Вот, подождите немного... мы только сосредоточимся...

Настаивать на уходе сестры не спешили, а приятельницы хихикали молча. Эёух положил одну руку на солнечное сплетение, другую за спину. Через ницию наконец-то поймав нужный настрой, ударил тыльной стороной ладони по спине, а второй рукой подхватил засиявший лотос, тут де перекочевавший в руки Ийли. Панг не зевал — Эйух тут же бочком притиснулся к бочкам Лифи и Лафи, положив одну руку им на бедра, а вторую прижав к груди, тем самым усыпляя блительность.

— Красивый... Теплый... Какой... — эпитеты со всех сторон сыпались.

А Эёух время не терял. Они сохранили настрой, и пока все взгляды были прикованы к чудесному цветку, послушно скопили слюну, а затем слитно и ловко одновременно и достали из груди вторым способом еще один цветодар, повергнув в шок невольную свидетельницу, и щедро лизнули кончики ушей, тут же приклеив туда лотос в тон девичьим глазам.

Окружающие дружно ахнули, кто-то захлопал в ладоши. Эёух же сделал какое-никакое, а зеркало. В общем, на братьев посыпалась куча вопросов, на которые те с готовностью стали отвечать — убранное с дара защитное яйцо помогло почувствовать радость обладательниц бедер и преодолеть очередную ступеньку в общении с противоположным полом. Правда, после невыразительных бутонов Иёли ажиотаж на цветодар резко стих, но подробности внешнего вида "всамделишных" фей продолжали пользоваться популярностью.

— Эёух, — вынырнула бывшая Икарцео с левого края поляны. — Сделай, пожалуйста, и мне цветодар.

— Ну... эээ...

— М! — тут же среагировала Лафи локтем в бок.

— Эм, цео... а давайте мы с Пангом... сделаем для всех цео по большому цветодару, а вы... ну, это, расскажите всем, почему у них именно такой цвет и число лепестков...

— Остальные цео отдыхают, но мой супруг не откажется, — улыбнувшись.

Панг-то знал, как они отдыхают — дуют шарики! Под придуманным для себя серьезным предлогом, оправдывающим детскость поведения с перебрасыванием сосулек и зубастых червей. Пангу пришлось отдать двойной приказ о задержке намеченного мероприятия — сиеста близилась к концу, а звено нуждалось в уроке на тему цветодара. Прерывать сбивчивый рассказ Эёуха категорически не рекомендовалось — его слова будут иметь тем больший вес, чем их больше подтвердят взрослые. О феях они ничего не скажут, а о цветках все-все будет правдой, что автоматически в головах многих алсов докажет и существование фей.

— Все скоро будут, милая! — Крикнул супруг. — Это для всех окажется интересно и полезно!

— А маленький цветочек хоть можно, пожа-а-алуйста... — просительно сложив ручки у грудей.

— Дда, цео! — подскочили сияющие начищенными грошем и фоллисом Хоан и Хуан. Ийла тоже горделиво поднялась, всем показывая колыхающиеся на ушах лотосы, так идущие ее глазам.

— Так! Все дети в круг, живо-живо! С циновками! И другими вещами! Мы все звено Рупикарпа! Ишь, развели бардак! Отлуплю всех к ялу, рука у меня тяжелая! — начал строить всех бывший Икарцео.

Все вокруг лежащего и в ус не дующего Панга засуетились — подсохшая трава укрывалась циновками, но ближе двух метров никто не решился постелить, тем более в ближний круг вытеснили пришедших сегодня новичков, вернее, цео собрал указанных Пангом. Сам Икарцео вскоре занял самую нижнюю позицию, дабы организовать подобие амфитеатра — легкий уклон в гору присутствовал, а бугры давно сгладили. Другие цео теперь с большим пиететом смотрели на Панга, не могшего не заметить их подглядывания за ситуацией у пилона с рыбодевой.

Эёух встал за бывшими Икарцео, Панг за бывшими Упикцео, расположившимися полюсами. Все цео стояли на коленях и смотрели в центр, что само по себе прекратило всяческие шепотки — нарушение всяческих канонов и правил! А тут еще и инструктаж Пинга про сбор маэны у основания шеи и концентрации на даре! Четверо алсов стояло позади, расставив свои ноги шире плеч так, чтобы межу ними уместились ноги взрослых. Эёуху понадобилось много времени, чтобы успокоится и сосредоточиться. Панг терпеливо ждал, ощущая все выказываемое им спинами презрение, вернее одной, мужской — женская так рьяно не пыталась что-то кому-то доказать или показать, оценивая другое.

Вот Хоан и Хуан широко развели руки. Вот они стали описывать дуги и встретились внизу. Вот они по ягодицам повели пальцы выше, параллельно позвоночнику. Вот они дошли до плеч, развернулись ладонями вниз. Финал — основание ладоней толкающе опускается, со шлепком. Два бутона из маэны отделяется, выплывая вперед и раскрываясь красивейшими шапками лотосов. Следом с задержкой еще два, не менее ярких и прекрасных. Двинувшись в разные стороны, Братья вскоре встретились с Пингом и Понгом — круг костров обрамлял круг из десяти восхитительных соцветий, ставших подобием радуги с зеленым углоном.

Глаза детей сияли сказочным восторгом.

— Можно! Можно подходить и удовлетворить любопытство! Не стесняйтесь! — поднялся он, первым наклонившись внутрь.

— И не толкайтесь! — добавила она.

Но какое там! Все хотелось каждый потрогать и понюхать, все были такими удивительными! И сразу же нетерпеливые вопросы что, да как, да почему.

— Внимание! — обратился ко всем еле оторвавший восхищенный взгляд от собственного дара и увлеченно залезшего внутрь алса бывший Икарцео. Тонкого фокус не впечатлил, кстати. — Всем выстроится в круг! Этот для старшего в паре, этот для младшего, — засветил он два кольца на траве. — Начиная с дуота Чюйж, рассчитайсь с первого до десятого! — отдав комнаду. — Подвинуться по кругу так, чтобы все первые оказались точно напротив цветодара! Теперь слушайте меня внимательно. На счет "раз" первый и второй дуоты вот так подходят к лотосу, наклоняются внутрь и делают четыре вещи: трогают лепестки и карпеллы, нюхают, пробуют на вкус, вслушиваются в мелодию. Долго вслушиваться или принюхиваться не надо — достаточно деции. Затем встают на место, и пока очередь двигается до следующего цветка, представляют соответствующего цео в голове (для дуота Чюйж самым первым это буду я) и, как при работе с книжными мнемокристаллами, рассказывают ему о том, какой запах и вкус ощутили, какую мелодию услышали и какова поверхность цветка на ощупь. Если, например, ничего не услышали или не почуяли — так и скажите. Услышали, но не разобрали мотив — так и скажите. Голос цео прозвучит у вас в голове, подтверждая, что он вас услышал и понял. Это важно для Вашего дальнейшего обучения. Как круг посолонь полностью обернется, я начну объяснять. Всем все понятно? Отлично. Раз!

Вращение оказалось очень быстрым — цео пришлось напрячься, чтобы принять всю информацию, дублируя в гаджет на руке или сразу туда сливая без анализа. В среднем секунд двадцать на счет. Эёух, естественно, докладывался в озмеке Пангу, который обрабатывал всю статистику, в конце легко выявив лжецов и сдав все выводы бывшему Икарцео, пока алсы рассаживались, а цео закольцовывали маэну и пристраивали цветки по периметру овала.

— Цветодар не зря так назван — это воплощение магического дара в цветке. Каждый из вас уже владеет магическим зрением, что означает наличие магического потенциала, созревающего внутри вас бутона дара. Вы его легко развили и свободно пользуетесь. Однако магию можно не только видеть, существуют и магические отражения всех пяти чувств: зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Цветодар напрямую связан с нашей магической сутью, поэтому это кантио позволяет определить ваши магические склонности: кинестетик или аудиал. Мы все с вами в первую очередь визуалы — наши глаза очень мощный инструмент для познания мира. Аудиалы хорошо воспринимают информацию на слух, кинестетики — тактильные ощущения, олфакторики — обоняние, густаторники — вкус. Не всегда наши характеры отражаются и на магические чувства — я люблю слушать музыку, однако оказался кинестетиком. На математике вы с инструктором подробно разберете, как по сегодняшнему опыту определяются склонности нас, цео, и вас, алсов. И как выявляются обманщики! Да, такие, к сожалению, есть. Называть поименно не буду — пусть стыдятся и мучаются до математики.

— До нового года все вы больше не будете повторять телор и малор, заучивать новые кантио. Мы будем развивать вторые и третьи магические чувства. В первую очередь магический слух, остальные будут интересны артефакторам. А вот в бою... Все вы знаете о возвращении Рухма и нападении на нас его полчищ. Возьмем живой пример: сидят два эльфа в двух засадах, карауля две дороги. Неожиданно противник оказывается ловчее и хитрее — он подбирается очень близко и нападает одновременно на обоих, угрожая мощными огнешарами, — женщина приняла надутый мужем воздушный шарик, щелкнула по нему, а на второй медленно запалила его копию. — Один эльф решил понадеяться только на зрение. Увидев превосходящие силы противника, он ретируется — все амулеты кознями врага разрядились, у бойца нет возможности разоблачить обман. Второй оказался смекалистей — он прислушался, — она демонстративно опустила левую руку с шариком и поводила правым ухом. По поляне разнесся тяжелый металл с рычанием, транслируемый Пангом. — Вот, голодное пламя ревет и рычит, жаждя свободы. А второй огнешар тренькает фривольную мелодию, — Панг дал из памяти одну из танцевальных застольных. Необычная музыка впечатлила глубоко даже цео. Женщина держалась молодцом, не показав удивления — все так задумано и идет по плану. — Значит, это настоящий противник и его эльф атакует, беря разведчика в плен, а это сплошное надувательство, — запаленный огнешар развеивается и правая рука достает шпильку, — безвредная иллюзия сама лопнет, когда вражеского мага обезвредят, — протыкая воздушный шарик иголкой. — Враги пользуются слабостью, обманывая зрение. Обман одновременно и зрения, и слуха, и нюха слишком затратен и сложен, в бою на него нет времени.

Сравнение оказалось более чем показательное. Дети во все глаза и уши внимали бывшей Икарцео, пока слово вновь не взял мужчина.

— Про Панга не знаю, а вот Эёуху, четвертой, пятой цепям и гитам не повезло. Обладая только магическим зрением очень просто развить магический слух и другие чувства — к двадцать шестому году вы ими всеми овладеете. Настали тяжелые времена и важна каждая частичка силы! Сложность в том, что наш мозг ленив, — появилась большая демонстрация. — Имея истинное зрение, он захочет каждый раз обращаться к нему, когда потребуется что-то узнать о чужих чарах или заклинании. Эёуху предстоит изнурительно тренировать мозг для обращения к слуху. Вам же всем проще крутить извилины, формируя зачаток для способностей истинного слуха в дополнение к зрению. Оставшимися четырьмя магическими чувствами вы овладеете за полтора года, а Эёуху только на магический слух может потребоваться до года, а обоняние все два, а то и три займет. Надеюсь, что к двадцать седьмому звену у каждого из вас будет пять магических чувств и истинное зрение, которое мы разовьем на год позже, чем обычно. Зато потом вы будете щелкать новые кантио как семечки, до пяти раз быстрее запоминая, и во столько же раз быстрее станет ваш инкантинг. Слух мы вам поставим, но все остальные вам предстоит развивать факультативно — за слух всем вам удвоят кэш. За все прочие в индивидуальном порядке согласно только что выявленным наклонностям, о которых с вами на арканике поведут разговор, ваши баллы утроят, учетверят и упятерят. За каждое освоенное магическое чувство положена одна личная вещь. За истинное чувство, помимо зрения, мы объявим бонусы позже. Воздушные шарики на время каникул, кстати, стоят... — озвучил он сумму. — Кто желает — позже обращайтесь. Новоприбывшим завтра день бесплатно. Хейпу, так и быть, засчитаем подарок, а Панг уже наигрался. Прибывшим летом послезавтрашний день за четверть цены, думаю, это справедливо.

Дальше они объясняли про эфирное тело и цветовые особенности, связывая количество лепестков с основными для той или иной области надями. Было и пособие наглядное.

— А почему в области паха все так... неестественно? — громко задал вопрос Пинг, вклинившись в им же созданную паузу.

Поначалу женщина смутилась неожиданности вопроса, но потом показала выуженную из памяти демонстрацию до изменения. И четыре изображения паха своего мужа — без и с эрекцией. Эти изменения, по ее пояснениям, делались многим мужчинам каэлеса магистрами Жизни с той целью, чтобы не причинять боль алсам четвертой цепи, которой все станут вот уже через полгода. Эта новость, про изменения, вызвала особый всплеск интереса. А разрезы двух среднестатистических алсов и пояснения про размеры с масштабируемым множественным изображением вынудили дать и детские эфирные тела, без привязки к личностям, дабы не было обидно, естественно, продемонстрировали метаморфозы времени, как разнополая пара сорокалетних алсов вырастет до рубежа в два тысячелетия — физические и эфирные тела.

Конечно, Панг транслировал соответствующие приказы ректору и проректорам, демонстрируя и центурионам через гаджет проводящийся урок в реальном масштабе времени. Передал он и собранные стат-данные.

— Кстати, всем понравились новые иллюминации? Отлично! Все заметили у нас новые многофункциональные артефакты? Каэлес приобрел их ради повышения эффективности обучения. На Глорас пришла великая война, дети, и нас всех ждут вынужденные изменения ради светлого будущего. Поэтому учитесь на отлично и живите дружно! Тогда ни один враг страшен не будет! А теперь всем слопать айву с опушки и купаться! Засиделись мы что-то!

Глава 20. Венец Орбисгратия

В воде цветодар заиграл еще краше — Ийла пребывала в полном восторге. Эёух легко вписался в веселую компанию — Панг плавал улыбчивым, но молчаливым хвостиком. Его с его новой подругой приняли тепло, восхищаясь его удачными подсечками и хуками, и вызнавая, где он нашел жемчужницу.

— Тревога! Вторжение в каэлес! Общий сбор! — разнеслось по реке взволнованным голосом ректора. Она не могла не тревожиться за все сильнее страдающего мэллорна, которого пришлось поддерживать всеми резервами, бывшие на исходе.

Слова прозвучали оглушительным громом с ясного неба. Похватав флофоли и кое-как их нацепив едва не поддавшиеся панике гурьбой вбегали в арку портала, ведущую на самую крону. Плотный горячий ветер высушивал тела по ходу движения. Косые взгляды взрослых, успевшие потеплеть, вновь кололи Панга. Эёух с Ийли шли за ручку — Пинг и Понг настояли в озмеке, приведя весомые аргументы. Тычок Енго и еще одна пара дуотов образовалась — вместе стало не так страшно. Стихийно образовались и другие пары — бирюзовоглазый сестринский дуот Уэлю, Лухю и Лэхю из Коджарро, которых Понг назвал симпотками, предпочли Панга своим.

Недолог оказался момент любования открывшимися под дальнозором видами. Явственно пробрала дрожь ветки мэллорна, а множество парализованных ужасом и оши детей издали визг — зеленеющий сосед Охнессе от кроны стал чернеть. Лишенные золота души листь окончательно высохли, вернее пожухли и сгнили прямо на ветвях, изошедшихся мертвенно-бледным дымком, будто с мясом обугленные кости в костре. Все краски как высосал кто неестественным образом — через корни, в обратку. Четко обозначились несущие стволы — пять толстенных веток, по образу коих ваджры и герб делались. Жуткий скрежет и запах гнилостной гари донесся к концу преобразования. Пять стволов выгибались кончиками вниз, раскрывая грибовидную крону шаром с выемкой в центре. Труха и гниль сыпалась и капала вниз, в тень. Лапидеурб взбухал и пенился, колючие щупальца-корни пробивали его со всех сторон, далеко забрасывая свои концы. Им плевать оказалось на оцепление легионеров — народившиеся заросли поглощали все кантио, только разрастаясь.

— Гиты! — раздался в ментале с истеричными нотками глас Эхнессе, болезненно ударивший по алсам без дара. — Ваш доппельвита антогоничен силам Жнеца! Ваши души чисты! Прошу, летите скорее, остановите рост черной чащобы! Скорее же! Нельзя допустить их до Лесного Пути! Смелее, гиты, спасите каэлес! Пожалуйста...

Одинокие дуоты тронули рой кажущихся с высоты мошкарой гитов. Дело сдвинулось. Цео по мере сил успокаивали детей, к ним и педагоги присоединились с центурионами.

— Пятая цепь! Вы многому обучились и уже почти гиты, давайте на помощь стазам! Скорее-скорее, прошу! Надо переломить ход сражения!.. В паре с легионером вы одолеете напор! Он уже идет на спад, ну же родные, смелее! Пожалуйста...

Разрастание действительно приостановилось. Сидящие на закорках легионеров гиты и гимы вошли с ними в объединение и, питаемые их маэной, метали кантио за кантио — от простых стрел с иглами, до цен-разработок, таких как иголки, рога, копыта, когти и зубы животных-символов. Напор действительно пошел на убыль, но в километре от лапидеурба черная чащоба встала намертво — толстенные стебли колючек успевали восстанавливаться раньше, а групповые удары лишь расчищали место отливающим металлом шипам с ногу и руку и остро заточенным антрацитово-черным листьям, в насмешку повторяющим контуры мэллорновской листвы. Однако сражение еще шло — чащоба упорно отстаивала выпущенный в сторону Лесного Пути, идущего по тянущимся фруктовым рощам, черный язык. И черный огонь факелом мэллорна, полыхающий до небес.

— Дети! Милые мои алсы... — закашлялся прослезившийся Эхнессе, чей фантом предстал перед всеми звеньями. — Жнец смерти не сказка!.. Все чародеи в эти мгновения ведут яростный бой с воинствами Давжогла... мы остались одни перед внезапно возникшей бедой... Я стар и слаб, ромдные, и ядовитый ветер из сердца черной чащобы отравляет меня... Не остается сил вас защитить, не успел отдохнуть... Идите к брату моему младшему Ихнессе... Он говорить с вами будет!.. Ступайте, ромдные мои, на вас вся надежда...

Про надежду не зря он сказал — язык медленно, но двигался вопреки упорству старших гитов. Панг держал руки Уэлю крепко, вселяя уверенность и даря безопасность. Эёух тоже держался спокойно и обнадеживал Ийлу. Все прочие мандражировали страшно — у многих от страха опустошился кишечник и мочевой пузырь. Панг приказал не сдерживать все это посредством оши, он же являлся автором всех слов призрака Эхнессе, говорящего непосредственно в головах каждого.

— Ваш испуг понятен и простителен, но в таком виде... никто никуда не пойдет. Бояться не стыдно, дуоты! А уважать золотое Древо следует всегда. Давайте, строимся в две парные колонны! Мы все успеем, торопыги! Прекратить реветь и ныть!!! Вы не первая цепь, не ляльки! Строимся, проходим через водопад, подмываемся и в портал к Ихнессе! Да бросьте юбки, кто это стесняться удумал?! — в шутку и возмущенно. Легкий тон вкупе с аурой спокойствия помогал справиться с навалившимся ужасом.

Панг нашел возможность поддержать избранных, потрепав каждого по плечу. Лухю и Лэхю следовали неотступно, держась за ручку и не возражая, наоборот, их кроткие улыбки лучами пробивали темное царство. Простые слова из уст такого же алса: "Держись. Справимся. Молодчина", находили отклик быстрее, чем усилия цео. Кюук и Кийц может и не сообразили, за какую шутку перед ними извинились, в отличие от Уэлю, но похвалу за удержанное в себе вроде приняли с искорками благодарности в испуганном взгляде.

— В ногах правды нет, дети. Прошу, садитесь, — приятным, уверенным, здоровым голосом сообщили тридцать две фиугры.

Цветущий мужчина в опрятных одеждах. В руке посох — на жердочке сидела коричнево-зеленая сова с золотыми штрихами на перышках. Волосоподобные листья цвета темного мха, вьюн вокруг идеально прямой линии — никак не клюка Эхнессе. Образ Панг скорректировал — ног не было, фигура росла из белесо-зеленого тумана до колен. Бороды тоже не наблюдалось, а отливающие серебром и золотом волосы завитушками на концах украшали подол. Глаза — светящееся литое золото без зрачка.

— Вижу, вы все полнитесь страхами и вопросами. Я один-во-множестве, говорю сразу со всеми. Соберитесь, юные дарования, нынче нет времени проявлять слабость и лить слезы страха — Жнец явился на порог нашего с вами дома. Спокойствие, только спокойствие! Ваш страх его манит и усиливает — это затрудняет противостояние. Не бойтесь — я здесь, я с вами, вы под защитой всех мэллорнов каэлеса и отца нашего Древа Ахлессена!

Тесными группками алсы заняли сектор ристалища. Ни одного цео не было видно — дети жались друг к другу, преодолевая страхи. Панг отправлял мыслеформы для Ихнессе непосредственно в землю.

— Однако без вашей помощи долго нам не выстоять. Вспомните, алсы, как Эхнессе вас уводил в свои Грезы после испытания полосой препятствий, как исцелял ваши души, забирая страдания. Вспомните алсы о снах своих — мэллорны и там вам дали кров и огородили от ночных кошмаров. Ваш сон мы везде охраним на землях каэлеса, где бы вы ни уснули. Кроме черной чащобы... Пришел ваш черед оказать нам помощь и поддержку. Вы чисты сердцем и душой, ваши помыслы не осквернены взрослыми проблемами. Только вам под силу сделать добрую сказку былью... Мы все вас просим позвать курансов для нас, мэллорнов, чтобы отсечь мост, по которому к нам движется Жнец. Мы для вас оставили... тело нашего старшего брата... для ваших тренировок. Жнец — это олицетворенное воплощение сил Смерти. Эхнессе... он...мы... мэллорны умеют вытягивать из вас плохое, ромдные, но нет тех, кто раньше ухаживал за нами, исцеляя. Нет, по нашей вине... мы не остановили эльфов, что в незапамятные времена переловили всех... фей. Чудесные создания, что раньше жили, веселились и порхали в наших кронах, не смогли жить в неволе... Мы грезим о прошлом, о феях, которых предали когда-то... Но пришла беда и нам грозит Смерть. Мы будем вас защищать до конца! Мы не простим себе еще одного предательства! Помните, алсы — один предатель бросает тень на всех... На всех!.. Нас не простили. И говорить с нами отказались. Нам предпочли дубы!.. Вы еще дети, вас могут услышать и помочь защитить нас, ваш дом. Поверьте в сказку, позовите фей!

Ихнессе ронял золотые слезы, еще больше пугая. Пауза длилась, слышался плач и редкие выкрики, зовущие фей ради галочки.

— Феи действительно существуют, дети! Слушайте... На северном западе Арездайна сразу после Диасаестусирарум орки напали на ставших беззащитными эльфов, не успевших оклематься в разъярившейся природе — мы для вас сглаживали. Они шли и шли на юг, сжигая эолосы и предавая огню мэллорны. Когда варвары дошли до реки Сверьялус, эльфы Оккидентали начали оказывать сопротивление — воды травили, в них гнили трупы враждующих, решено было превратить ее в оборонительный рубеж. Река в муках умирала... Хранитель Сверьялус ради спасения рыб, рачком, моллюсков, всей свой флоры и фауны, за которой ухаживал и заботился, ради них он вознесся божеством на небеса. Он остановил продвижение. Он за миг вырастил на своих берегах охранение из десятков мэллорнов, чистых и светлых. Феи поверили в его чистоту, они пришли и заселили его Древа, его стражей. А нас растили эльфы. И мы растим эльфов. Только вы сможете до фей дозваться, дети! Наши старшие завязли в битве, скованы сражением! Мы должны сами себе помочь. Гиты и пятая цепь вместе с легионерами борются с черной чащобой здесь, педагоги вместе с нами сдерживают щупальца зла в астрале, без вашей веры, гимы, Жнец одолеет нас. А если мы не сдюжим, то окрепший Жнец следом шутя сметет все каэлесы! Молю, дуоты, позовите фей!..

Эёух часто оборачивался на Панга, загородившегося в озмеке стеной и не поднимающего от травы лиц — Пинг и Понг специально дали оттеснить их от Эёуха, в общей куче зажатого с Ийли и другими. Хоан и Хуан шептали имена, просили, ерзали. Видя пропущенную ими подсказку, Панг решил показать собой пример — Лухю тут же разрыдалась в голос, когда Пинг прямо по чужим рукам и коленям переполз и втиснулся к Понгу, бесцеремонно отодвинув от него Лэхю, попытавшуюся намертво вцепиться и не послушавшую просьбу. Пинг и Понг переплели соседствующие руки и накрыли их замок двумя другими, тесно прижавшись и сев прямо, с закрытыми глазами.

— Д-да позовите же искренне фей, или все в бездну... — громко шикнул напоследок Пинг в сторону сестер Уэлю, принявшихся царапаться.

Эёух наконец-то понял, что от него требуется и глаза его посветлели. Ему удалось нашептать Лифе и Лафи — те дали им соединиться и сами повторили их позу. А громадная четырехметровая фигура коленопреклоненного Ихнессе больше не говорила ничего — туман колыхался, листья ветром игрались, сова смотрела не моргающей золотой зеленью глаз, очи фантома мэллорна прикрыты, лишь влажная золотая полоска светится.

— Братья Эёух! Как мы рады вас снова видеть! — с хрустальным звоном выросла из сияющей белым точки фея.

— Аве, Хоан и Хуан! — поприветствовал их держащий ее за руку супруг.

— Королева Аэнли! — Король Иэру! — вскочили обрадовавшиеся близнецы, а по сидящим алсам прокатился шок, открывающий рты. Конечно, как они могли поверить, когда им столько лет парили мозги про Грезы мэллорна! Цветодар не мог разбить стереотипы. Все могли слышать речь, все могли видеть — шесть тысяч четыреста детей.

— Вы!.. Вы теперь всем поможете, да? — обращаясь к вставшей на ладошки.

— Мы пришли к вам, Хоан.

— Вы нас позвали, мы услышали.

— А помощь? Вы поможете, спасете... от Жнеца?

— Мы же.... Ну, вам же помогли!

— Хуан, мы благодарны вам за спасение наших крыльев...

— Хоан, мы благодарны вам за помощь в принятии наших новорожденных детей.

— И вам мы всегда поможем, будьте уверены. Жнец вас двоих не тронет.

— Нно... а как же... — Но ведь Панг...

— А причем тут дуот Панг? Его прогнали из Кюшюлю, здесь ненавидят все взрослые... Нас позвали вы, ваш свет стал маяком.

— И вы под нашей защитей, не беспокойтесь больше, — взлетая.

— По-погодите, королева Аэнли! Пожалуйста!..

— Спасите мэллорны! — сжав кулак и бросив косой взгляд на все так же сидящих Пинга и Понга. Братья видели, как сотрясается в беззвучных рыданиях поднявший золотые глаза гигант Ихнессе.

— Посланник мира обратился к нам и к ним, желая нам дом подарить, а им исцеленье. Мы согласились — они нет. У нас нынче есть дом истинный — вы оба видели рост его и украшали цветодаром. Зачем нам спасать чужое?

— И алсам нечего переживать за свою судьбу — их со всех-всех каэлесов успеют эвакуировать в запасной, куда Жнец проникнуть не сможет! Все дуоты будут целы и окажутся вместе! Зачем вам спасать чужое?

— Хнык, но мы ведь, хнык, теперь с ними! Хнык!

— Мы, хнык, теперь Рупикарпа! Пожалуйста, помогите... хнык...

Пара фей взлетела выше, начав кружить на Рупикарпа и заговорив поочередно:

— А они сами чего желают? Кого и что спасти хотят? За тучей штормовой мы разглядели только ваш огонек! — они полетели в разные стороны, хищно махая крыльями и делая резкие движения при облете замеревших, кто с восторгом и надеждой, кто со страхом и неверием. — Мы видим страх. Мы видим слезы. Кто станет маяком для наших сыновей и дочерей? Только все древо фей Кагифэ способно оказать поддержку, а не мы вдвоем с супругом! Мы не видим чистых помыслов! А вдруг мы вам поверим и придем, а вы за помощь в благодарность нас всех под стекло и скальпель? В нас здесь не верят, подделками считая! Нас здесь боятся. Где смелость и отвага, что поддержать не грех? Где сила разума и сердца, что горы сдвинуть может? Нет, братья Эёух, созвездие не сложится, и дети не увидят путь. Хоан, Хуан, давайте лучше вы к нам? Мы вас двоих перенесем... Теплом любви и света озарим... Здесь жуть и мрак! Здесь муки и грызня! Корабль эльфов тонет, друзья Эёух. Мы приглашаем вас, Хоан и Хуан, с дуотами-друзьями Ийли и Пангом к себе, давайте ваши руки...

— Нет... Нет! — Так нельзя... почему вы?..

— Иэру, Аэнли, ну пожалуйста, мы же... мы же... хнык!

— Спасенье утопающих, Хуан, дело рук самих утопающих. Не будь завесы тьмы, нам бы хватило света тех, кто верит искренне и чист душою. Но их прискорбно мало — на пальцах и пересчитать, за шлаком-то и не видать их. Из тысяч!!! Вон, только орать да угрожать способны, желают крылья оборвать, принудить к помощи... Абсурд! А хотите, мы все звено Рупикарпа спасем? У вас здесь больше в нас верящих. И вы сможете отстроить наново корабль, родителями многих станете, род эльфов возродите... Идемте с нами!

— Панг!!! Ну почему же вы молчите!! Панг! Вы обещали, хнык...

— Лисята, хнык, ответьте, хнык, не надо так... с нами, хнык...

— А Что отвечать, Эёух? Что видим лишь заботу о рейтинге? — поднялся Понг.

— Как требуют? Как гадятся да царапаются от страха? — поднялся Пинг.

— Сколько времени мы являли пример дуота, соединившего усилия для зова? — подошел Понг, взяв Хуана за руку.

— Сколько времени мэллорн перед ними унижается на коленях, а они все ревут да жмутся птенцами кукушат? — подошел Пинг, взяв Хоана за руку.

— Но мы дозвались! Хнык...

— А они все до самого последнего мгновения числили вас выдумщиками, красивые сказки слагающими!

— Даже эта дуот, цветодар получившая и рядом сидевшая, не верит в фей до сих пор, думая театр все это, сюрприз на каникулы!

— Нет...— М-м! — воспротивившись тянущим руки.

— Гитов взашей цео прогнали с кроны. Пятую цепь сбросили. Все внизу рядом со Смертью осознали и прониклись, включились в бой. Думаете, хоть кто-то из них озаботился о своем втором доме, где взрослеют?

— Мэллорны Ахлессена! Ваша память разделена меж всеми! Скажи, Ихнессе, обоюдно ли взаимодействие между мэллорном и алсом в ваших Грезах?

— Да.

— Дуота Эёуха избили в Грезах. Скажи, Ихнессе, сколько драк за этот год было в Грезах Эхнессе и что стало в тех местах, где они проходили?

— Одиннадцать. В местах драк листья опали и завязи сгнили.

— А назови, Ихнессе, имена тех, кто за последний век в Грезах помог Эхнессе? Кто не только пил нектар и качался на желудях, кто не только давал с себя счищать муки, но и залетал в темные зоны, чтобы почистить листья и ветви от миазмов боли? Кто счищал коросту для новых листьев? Кто отколупывал высохшие блямбы, отравляющие ветви? Что, никто не оказал ответную помощь?

— А может, не в Грезах после Пропрепа, а через сон кто поднимался и лечил? Кто вниз спускался и отгребал прочь заболевшую листву? Что никто за век не позаботился об Эхнессе? Видишь, Эёух, из-за них мэллорн живет на порядок меньше, но ведь заботится! В ущерб себе зарастает болячками и крючится!

— А может, Ихнессе, кто-то из алсов помог Эхнессе, если считать с момента вселения в него? Что, тоже нет? А память Ахлессена, отца-мэллорна, хранит хоть один такой случай с его детьми? Что, все так и сгнили, самоотверженно делая жизнь алсов счастливее и безболезненнее?

— А много ли чужих прививалось к Древу Ориентали по памяти Ахлессена?

— Двадцать три.

— И что, они тоже не задавались вопросами ответной помощи мэллорну?

— Задавались, каждый.

— Дай угадаю — никто до выпуска не дошел, все сервами стали еще до гимназиума?

— Никто гитом не стал.

— А взрослые, Ихнессе, неужели не задавались вопросами или их в Грезы не пускают после полового созревания или ритуала совершеннолетия?

— Став гитами, не заходят. После ритуала совершеннолетия не пускаем.

— Видишь, Эёух, тут все сделали из Эхнессе козла отпущения и валят на него свои беды и боль. А как загнется мэллорн — так вот он, следующий в цепи стоит, созревший и готовый принять эстафету смерти!

— А скажи, Ихнессе, ведь Эхнессе после пришествия Жнеца уже больше не может быть домом для алсов и поддерживать своей магией все системы жизнеобеспечения?

— Нет.

— Оглянитесь, Хуан и Хоан! Вы видите? Эхнессе умирает, а никто до сих пор так и не почесался! Никто не воззвал к способным приостановить наступление черной чащобы феям, кроме вас, друзья.

— Думаете, кто-то из этих плакс верит, что чудесные и до сих пор сказочные создания смогут помочь? А как, Эёух, как? Их крылья сгорят при подлете к черному пламени — все понимают это...

— Вот, Хоан и Хуан, вы захлебываетесь слезами и слова вымолвить не в состоянии. А нам, что, легче?..

— Феи могут попробовать передать силы дуотов мэллорнам, преумножив — это поможет им отбросить язык черной чащобы. Феи могут прилетать и дарить утешение, веселить и радовать, чтобы печали, горечи и обиды сами иссыхали, а не мэллорны их выпивали. Феи рассыпают волшебную пыльцу, что лучше всего врачует ожоги черного пламени и вымазавшиеся в гнили миазмов больного мэллорна души, омывая и даря силы на восстановление. И ведь обо всем этом буквально кричат бытующие здесь сказки и легенды! А все слепы и глухи... Правильно сказала серебряная цео: "Враги пользуются слабостью, обманывая зрение". Никто больше не зрит в корень, довольствуясь малым.

— Панг...

— Ваши враги, мэллорны, опять обманули вас. Ваши враги, мэллорны, растят на вас ваших же убийц, плодя горечь потерь, мешающую перерождению в свободные Нордассилы — разве можно самому возвыситься с грузом непрощенных обид?! Ваши враги, мэллорны, убили своих не рожденных младенцев, породив серые Нордрассилы Эннаф`оккиден-рьядьрар и Оэлу`ориен-даядьряд, завершив метаморфозы дубов!.. а не рожденных мэллорнами...

— Вот одни из ваших врагов, Ихнессе, сидят перед тобой! На них давит и душит желание вас сгноить, лишь бы самим поскорее забыть о Жнеце и плюгавом старикашке Эхнессе да свалить из зачумленного злом каэлеса. Смотри, Ихнессе! Они ненавидят чужих за правду! Они хотят повторить подвиг дуодека Эрина из Кюшюлю и убить нас, растерзать, порвать на кусочки, раздавить в руках наши сердца у нас же на глазах, лишь бы заткнули свои поганые рты и сгинули пропадом, проклятые чужаки!..

— Панг!!! Хнык, мы за всех, хнык...

— Будем, хнык, все ночи напролет, хнык...

— Лечить Эхнессе! Хнык! Мы же, хнык, друиды!

— О, Эёухи! Как же мы гордимся быть среди ваших друзей!..

— Вы не поддались посулам и соблазнам! Корабль дыряв, Эёухи, но есть шанс зайти в гавань, так, да?..

— Хнык, друзья!..

Пинг и Понг, говоря, крепко обнимали друзей, сразу ответивших тем же. Исчезла стена в озмеке, хлынув волной любви, благодарности и похвалы за пройденное испытание, за веру. Секунды молчания, и Панг оторвался, начав быстро ловить взгляды:

— Ийли, что же вы?..

— Хеап, где смелость?..

— Уапэ, вы же извинились!..

— Аюи, вы же повинились!..

— Енго, мирение не зачин дружбы?..

— Юллу, как же они без вас?..

— Цуюк, вы же держались молодцом?..

— Тирл, вы тоже!..

— Имш, вы сдерживали драку!..

— Халь, и вы!..

— Ёусл, как же сберегшие дружбу без вас?..

— Ну же! Вставайте все! Неужели подобранный в море безродный с переведенным лучше вас знают ваш собственный корабль со всеми его скрипучими полами и петлями, ободравшейся краской и сломанными койками? Неужели вы дадите так бескорыстно и несмотря ни на что любящим вас мэллорнам испытать боль очередной потери?

— Тогда зачем вы так упорно учитесь? Чему? В чем ваша сила???

— Ну же, дуоты, кто преодолел себя и встал, возьмите братьев и сестер за руки, вместе полюбите и позовите фей! Захотите искренне, всем сердцем спасти свой второй дом, без всяких условий и бонусов!

Панг нарочно заставил мэллорна явить мощь и усилил гравитацию на ристалище, совмещая преодоление себя с физическим планом, с упорством и натугой преодоления тянущей вниз силы. Пойманные глаза избранных им и легкое ослабление давления не нарушили чистоту, но ускорили подьем.

— Король Иэру! — Королева Аэнли!

— Сложилось ли созвездие?! Видят ли путь дети Кагифэ?

— Привет, Пинг! — Привет, Понг! — вместо ответа народились из белой точки Эурт с Иосли.

— Ой, какие красивые!.. милые... добрые... храбрые...

К каждому из перечисленных дуотов явилась фея или фей, а к Ийли и Енго пары: Аиснэ с Эисли и Иурэ с Эирном. К Уапэ пришел Эолн, к Юллу — Аулнэ, к Цуюку — Эилр, к Имшу — Оэлни, к Тирлу — Уонэ, к Ёуслу — Иасто, к Аюи с Хеапом и Халю — две пары пятой цепи. Серебряноглазые сестрицы Офия, Фиоа и Фиоя, а так же янтарноглазые братья Нчаг, Чаэл и Гаэн, приняли пару фей двадцать четвертой цепи.

Взрослые и мэллорны слышали волшебный перезвон — каков источник? Подаренная феям Леоном мелодия "Аве, Мария" укутывала кольцо зеленого ковра, наспех положенного. Десятки невидимых крыльев пели сказочно красивыми скрипками и флейтами, сплетающимися со звоном хрустальных крыльев. Взрослые и мэллорны видели одухотворенные лица детей, с надеждой и восхищением смотрящих на кого-то, в истинном зрении сопровождающегося аурой жизни. Ветерок игрался с щедро рассыпанной на траве разноцветной пыльцой, несравнимой с пушистым снегом, сверкающим в лунную ночь — взрослым и мэллорнам был недоступен источник.

Все-все дети встали, однако в музыку высших сфер новых струй не вливалось боле. Кружение вскоре дополнилось словами молящегося Ихнессе:

Аве, Арас,

Благодати полнящийся.

Услышь, Арас, мою молитву!..

Я прошу прощенья

За всех мэллорнов и эльфов

Здесь, на Глорасе.

Я знаю, они чувствуют сердцем,

Что правильно, а что нет.

Истинная любовь — всё,

Что нужно для исцеления их.

Но ненависть — это всё,

Что они на самом деле знают.

Безгрешные дети Твои,

Арас, я молю,

Чтобы они получили шанс вырасти.

Аве, Арас!

Каждый присутствующий что-то такое почувствовал на грани восприятия — внимание Бога. Панг тоже молился — Гаер Моара Крон-Ра исповедовался перед Арасом. Он, Леонард, рос среди атеистов и разбросанных семян православия и мистических знаний. Он, Леонард, думал о высшем. Но вера кроется в сердце, а не в разуме. Волшебство плюс воля плюс вера, помноженные на надежду в степени любови — вот формула божественной магии Гаера Моара Крон-Ра, первопрестольного Глораса, осознающего себя таковым, но до конца не верящего в божественное сияние.

Появились мальчик, подросток, юноша, дед и старец. Призраки мэллорнов молитвенно сложили руки и склонили головы, стоя за спиной Ихнессе. Панг легко вытянул Эёуха немного вперед, где они повторили позу кудрявого мальчка-мэллорна. После троекратного "Аве, Арас!" все звенья начали повторять слова за Ихнессе, чувствуя Его приближение. Феи порхали сверху, постепенно выстраиваясь в ровную дугу между стоящими детьми и мэллорнами, еще проникновеннее звуча. На третий раз повела королевская чета, за которой повторяли сперва их дети, а потом и дуоты с мэллорнами. Изменилась и одна строчка "За всех асмов здесь, на Глорасе".

И Арас явил свое благословение — вокруг ствола Ихнессе засияло кольцо света по дуге фей, сделав их видимыми всем-всем, включая скрывающихся взрослых. Их пыльца засветилась звездной россыпью, некоей завесой ниспадающей с кольца белого света, режущего глаза лишь взрослым. Вокруг каждого мэллорна появилось такое, но лишь одно красовалось звездной пыльцой.

— Объединяйтесь! Вставайте в звенья, стройте цепь! Беритесь за руки...

Вылетевшие из света — и сразу пропавшие для педагогов и легионеров — феи тоненькими голосами звали всех продлить начатое Пангом и Эёухом. Дуоты выстраивались быстро — просветленные божественном светом интуитивно чувствовали, как правильно.

Первым огромный цветодар расцвел над Эёухом. Собравшиеся над двадцать четвертым звеном феи все вместе подхватили лотос и посадили на кольцо, на миг окрасившееся золотом зелени — малиновый звон их крыльев щекотал слух. Затем Пинг и Понг протянули соседствующие правую и левую руки, на которых заплясало пламя яркого костра с радужным ореолом. Все феи ныряли в него, их крылья наполнялись золотым огнем — в руках они уносили с собою часть. Последними забрали пламень король и королева, полетевшие в разные стороны со свитой из детей. Медленно продвигалось плетение вправо, в сторону стазов. Старшие дети парами вставали на каждую голову дуота и вытаскивали из них цветодары, подхватываемые младшими братьями и сестрами, вплетающими их в венок вокруг кольца света. Левее млазов стояло больше, однако после звена Рупикарпа бутоны встречались редко, и ни одного цветка — только серебристые с золотым отливом веточки с листьями цвета магической предрасположенности. Огненные нити вплетались в четыре троса, оплетающих кольцо из света, скрывая его за цветочным венком. Король и королева медленно летели точно над благословением Араса, за их спинами внизу формировался магический венок, в их разведенных руках горело пламя, их звездная пыльца крепила связи, их голоса для всех вещали:

— Цветы сохранят свет благодати. Цветы охранят вас от скверны. Венок объединит ваши сны. Венок маяком светит для фей. Пока цветет благость, потусторонние силы не перейдут границу. Ни в яви. Ни в нави. Ни в прави. Цветы отражают эмоции и состояние — они связаны с даром. Юные листочки должны вплетаться прежде начала созревания плодов, ибо иначе венок рухнет под их тяжестью. Феи будут навещать и проводят дуотов пятой цепи, гиты рослые и чудо сами воплощать должны уметь. Фей Кагифэ видят только те, кто вплетен в магии венок. Младые дуоты верою наполниться должны. Иначе не увидят, иначе слабой будет нить и расплетет венок. Орбисгратия(!!!) погаснут, если не останется ни одного, кто бы нес свет в своем сердце, подобно дуотам Эёуху и Пангу или Ёуслу и Цуюку. Погаснут Орбисгратия, и Жнец сможет освободиться. На гим-каэлес Ахлессен возложено бремя борьбы. Не сдюжите вы — не сдюжит никто. Несите в мир благостный свет своих душ!

Огненные росчерки позволяли старшим зреть красоту из сказок. Вот подошли края живой цепи. Вот закружились феи кольцами вокруг Орбисгратия, начав быстрый вращательный полет за ствол, соединяясь вместе. Вновь разрастался высокий пламенный костер, пока держащие его на вытянутых руках не обратили его в цветодар, из всех знакомый разве что им да Эёуху, символизирующий скрепляющую печать. Тысячи лепестков как окончание тысячей нитей. По бокам расцвели средние между ним и самым большим среди дуотов, эёуховским, похожие на лотосы и пионы цветодары королевской четы. Вокруг них по шесть меньших — дети из первого Улья. И вокруг всех них россыпь сравнимых по размерам с большинством цветодаров — дети второго Улья.

Цветодары стопроцентно произвели сенсацию, хотя примененное ректором Окладоном заклинание для раскраски ученического одеяния имеет эльфийские уши. Архисложные в своей простоте они — цветодары, не уши — творятся с особым духовным настроем. Декада цео став, пожалуй, чародеями когда-нибудь может попробовать решить несложную задачку — из более сведущих в Искусстве ни Панг, ни Эёух его извлекать не будут. Возможно, поэтому один из бездельничающих потоков Панг встал на место взрослых, узрев дешевый ярморочный фокус, не в силах повторить который — вполне реальная ловкость рук и ничего больше, а так зрелищно! Зря поток засветился — всех бездельников сослали к языку запросов ламба. Догадки подтвердились — приглашенным та-Вастином архимагам мозгодробительные абстракции и ледовые рисунки оказались на один зубок, диковинный деликатес с приятным долгоиграющим послевкусием. Странно, что при достаточной популярности магические хреновины и картины до сих пор миновали гим-каэлесы — гитам милое дело тренироваться! Зато "картина с порталом" осталась загадкой и для Чародеев, "инкогнито" посещавших бриллиант торговых павильонов ре-Т`Сейфов.

За Пангом, смирившимся со своей многоядерной многопотоковостью и задумывающимся о многонитевости, под другим названием повсеместно практикуемой на Глорасе, и Эёухом, наивным и трогательным дуотом, с ушами отдавшимся действу, ноту своего голоса вплели в так и льющуюся волшебную музыку все дети, пока на оборотной стороне печать плелась. Окончив, все феи Кагифэ единым роем совершили круг от млазов к стазам, осыпая звездными блестками лозы, листья и цветы.

— Аве, Венец Орбисгратия! — донеслось эхо слитного приветствия с противоположной стороны.

— Аве, феи Кагифэ! Аве, Жизнь! Аве, Арас! — разнеслось в ментале нежное дуновенье. Одухотворенный венок начал свое вращение и подьем.

— Аве, Арас! Аве, Венец Орбисгратия! Аве, феи Кагифэ! — троекратно ответили алсы и мэллорны.

Все полчаса легшие на спину вслед за Пангом и Эёухом дуоты любовались, как завинчивается по резьбе из тридцати четырех оборотов к кроне магический венок с вьющимися вокруг него феями под подаренную ими от Леона Венцу Орбисгратия мелодию "Лунной сонаты", исполняемую оркестром из их струн. Так звучит магия венка, исполняемая разными инструментами в оркестре и соло — зовущая ввысь музыка всегда будет рядом, имеющий уши да услышит ее. Венцу Орбисгратия призван развивать магические чувства — сколько запахов и разновидностей бархата или плюша он в себе таит, сколько инструментов сокрыто! Шесть тысяч четыреста, и все такие разные, уникальные! В сгущающихся сумерках излучаемый свет и мелодия уносили в мечты, оставляя росу на лицах. Цветные краски разукрасили лапидеурб, нижние ветви кроны и молодые цисторисы, создавая причудливый калейдоскоп из образов. Ни одна бабочка не могла сравниться с феями, опыляющими бледные цветы, на глазах возвращая им здоровье, и снимая с дуота накипь боли, страха и недоверия.

Но взрослым Панг не дал насладиться моментом, сгорчив пилюлю не только переименованием каэлеса вопреки устоявшимся правилам. Он и так продемонстрировал слишком много — Живой Огонь, как Цветодар, привилегия расы, в частности, фениксов, которых удалось, в отличие от фей, загнать в кристаллы и заставить служить. И подпространственный карман, умеющий хранить магию — в библиотеке каэлеса согласно наперво считанному содержанию имелся корешок по субпространству, а ключи расшифровки частично ответили, что же содержалось в наиболее секретном отделе ее сестры в АЗУ, который так полностью и не удалось откупорить. Жаль одного — все знания для дошколят, коими являются все, не обучающиеся в колледжах квинтета, тесно сросшихся с соответствующими гильдиями и царским госаппаратом. Они копились веками и служили опорой для следующего этапа, делающего из мастеров минимум магистров. Просчет модели бархана по сдуваемым с него и на него песчинкам архитрудоемок. И чего администрация так кочевряжилась, не желая делиться? Из-за облекто поди. Мало, мало одного кладезя — из-за фольклора тряслись, мифов, легенд, сказок и былей. Древних и неизменных, отшлифованный прорвой веков героических, всяких.

— Каэлес закрывается для любых трансферов. Заключите договор с Домом ре-Т`Сейфов на поставку измерительной техники — отныне они хранители новых эталонов и стандартов. Пять суток с полуночи никого в кроне и тени Эхнессе быть не должно, а то придет серенький волчок и укусит за бочок, следом явятся друзья — схарчат сразу, без следа! Как и в случае сна в Чёча(!!!). Устранить недоделки у Ихнессе — он должен быть готов с ближайшего понедельника принять гимов и гитов, которые сами осуществят свой переезд, перенося все, с чем соприкасаются в листе и на учебе (хранилища у ристалищ, например) — пусть штатные ментаты, если, конечно, они не байки из склепа, подготовят очередность переноса. Над каждой цепью организовать круговую обзорную галерею. Никакого освещения жилами цисторисов! Убрать отовсюду хротеки, за пять суток разработать и установить вместо них питающиеся от цисторисов новые м-хронометры. В дуодеке Ракип до самого выпуска будут числиться: Панг, Эёух, Енго, Цуюк, Ёусл, Тирл, Хеап, Имш, Халь, Уапэ, а так же бывший Икарцео — новый Акипцео. Сообщить это только на разбивке центурии и подать как просьбу феи, коею они подтвердят в любое время. Пропреп для гитов отменяется — его заменит черная чащоба, которая все равно будет стремиться к расширению и порождать монстров, пусть и с меньшей интенсивностью и силой. Пропреп для гимов пусть обеспечат мэллорны в Грезах — шесть аттестационных и экзаменационных ночей подряд. Доран — подробный разбор ошибок с ночевкой на берегу Пелцокшес, восьмая ночь вновь в листе. Приобретенные гаджеты (или иначе часы "гим-Мечта") упростят защиту и высвободят легионерские ресурсы. Готовить сами себе еду целый день дети больше не будут. Кроме ужинов для младших и обедов для старших — ими станут в дополнение кормить своих педагогов и обе приписанные к лапидеурбу когорты, по манусу на цепь, начиная со второй. Ротации легиона не будет до самого нашего выпуска. Цео переселяются в спальни листа: в годы первых двух цепей пусть в них уединяются на время утех, третья цепь должна регулярно видеть удовлетворение физических потребностей, лучше одновременно с приходом стазов, с четвертой — дружеский секс. Личная жизнь супругов остается заветной в закрепленных за ними апартаментах. Это почти как тотальный апофеоз идеи открытости половых отношений. Далее в гим-каэлесе Ахлессена вводятся понятия копилки дуодека и центурии, наполняющиеся самими алсами из собственного кэша. Баллы оттуда идут на временное украшение спальни или листа, на дополнительные выходные сутки (с вечера до вечера) на реке в течение полугодий, на элементы вышивки для флофоли, на общие шейные ленты, на любые другие желания, которые лучше заранее предусмотреть и оценить. Решение считается принятым, если за него положительно проголосовали дуоты, вложившие в сумме минимум три четверти общего капитала. Обратно к дуотам баллы как помощь идут опять же по решению вышеуказанного большинства. Пятая цепь устраивает дневную и ночную вылазки в учебное пособие Чёча лишь раз в месяц. В проводимое детьми лечение мэллорнов не лезте — проявления заботы с иносказательными советами допустимы, а магическое вмешательство, прямые подсказки и расспросы ни в коем случае! Не хвататит через полгода одной нити дуота при наборе в первое звено — Жнец еженощно повадится организовывать кошмары любому взрослому на территории каэлеса по своему выбору, исключая цео. Далее это сумма арифметической прогрессии. Пустые бланки уничтожены — любая новая течь потопит корабль, спасется лишь шлюпка Венца Орбисгратия. Цео остаются, смотрят и ждут знака, просигнализирующего разрешение вернуться на взрослые поляны своих звеньев и приступить к своим обязанностям воспитателей. С сего момента Панг — среднестатистический стандартный дуот, общаться будем только в этих узких рамках, и никакого Капринаэ! Диэ, инкредулус! — вместо прощанья абонент "дуот Панг" дружно пожелал смерти неверующим на безупречном древневерхнеэльфийском.

— Дуоты, — поднялся с колен Ихнессе. Упомянутые сами поднялись следом, резво и бодро воссоздав общую цепь. — Благодарим вас, — в ноги поклонились все призраки. Посохи стали напоминать анкхи — вокруг совы Ихнессе появилась маленькая полупрозрачная копия магического венка из цветодаров и живого огня.

— Великие Мэллорны! — воскликнул Эёух. — Благодарим вас! — за ним все повторили слова и поклон.

— Нам всем следует осмыслить произошедшее, собраться с мыслями и силами. В понедельник с утра начнется большой переезд от Эхнессе ко мне — мой брат слишком слаб и устал, излечение процесс долгий и трудоемкий. Но нам вместе все по плечу, дуоты! Кьяа!

— Кьяа! — дружным хором.

Открылись зеленые арки порталов, ведущих к пляжу. Самоорганизовавшиеся дети без толкучки выбежали на берег Пелцокшес. Если бы они остались, то увидели бы, как следом через сердца цветов ушли феи, как опустился Венец Орбисгратия, оставив видимому спектру лишь просто красивый венок, а половозрелым — еле заметные контуры. Все великолепие отдало силы для тиражирования себя на оставшиеся четыре кольца угасающего света — теперь только магическим чувствам доступно коллективное чудо в том же объеме великолепия, для половозрелых — через истинные чувства или медитативное отделение сознания от тела. А если бы они отправились на крону Эхнессе, то наверняка бы связали отпавший язык и угасания пламени до тления с опустившимся магическим венком.

Жнец покинул свой новый дом, достроенный согласно архитекторскому проекту. И переломил битву под трисвогом на крыше мира. Пять миньонов в полном доспехе, дымящимся антрацитово, пусть и не владели знаниями, но силой черной чащобы накачались под завязку, и мечами владели грамотно. Хорошая жатва из сил смерти их ждала с последующим преображением в необученных Мерцающих. Перебивающийся объектами Жнец громко заявил о себе, заставив всех на Глорасе считаться с новой силой — эльфы больше не помышляли о захвате и уничтожении контракта с ним. Шесть детей с помпой явились на Пантеон, легко там удержавшись с подсказки Панга, к великому изумлению всех присутствующих там, помноженному на шок из-за появления не в подполе, как они традиционно представляли себе место "за гранью" и действующих там креатур, и как буквально недавно там его и видели.

Глава 21. Лавиотик

— Не надо! Они хотят побыть вдвоем, — окликнул Неола Хоан.

Побежавшие первыми, Пинг и Понг метнулись к опушке и буквально взлетели по крученому стволу на верхушку тиса, стоя обнявшись друг с другом и веткой, будто и не весили десятки килограммов. И созвенцы ощущали невероятную свободу и всесильность, высохшие глаза горели изнутри осознанием причастности к чему-то поистине великому, неведомому и непонятному, но влекущему и желанному, однако, геройствовать не спешили. Портал погас, Панг повис на макушке дерева, цео отсутствовали, закат догорел, растущий месяц Бодо, на миг явления силы Араса ставший полным и мистически светящимся, прокатился треть небосклона вслед за торопыгой Рухмом, глаза улавливая движение светового кольца вокруг могучего ствола Ахлессена, но детали смазывались — вереница цветов и застежка едва угадывались. Не страшащиеся сумерек взгляды невесомо ступающих по дерну то и дело скрещивались на Хуане и Хоане, понимающих, как ненавидели сейчас себя Пинг и Понг, заставившие пройти всех через страдания, и их самих. Особенно из-за них, верящих и прощающих. Пожалуй, из всех присутствующих дуотов лишь Эёух понимал, какой объем энергии астрала прокачивал через себя Панг, чей обруч обрел ширину, зеницы радиус, а змеи толщину и пламенные трещины между чешуек. Грозен вид, страшны слова — объяты пламенем тела. Его огонь растекся в сети сосудов цветодара, скрепляя всех его магией, его волей, его верой. Сокрыт их подвиг феями, издали костер как будто запаливших, и мэлорном, как будто прижимавшим своей всех силой явленной. Как рвотным корнем кишечник чистится, так свет с огнем эфирные тела оздоровили и укрепили, удобрив почву для роста магических даров.

Триста с лишним шагом через ухоженный пролесок к освещенной цветодарами цео овальной поляне. Густая трава, правильной шарообразной формы кусты, радующие глаз раскрытые юбочки вьюнков со светящейся в тон Бодо сердцевиной, снотворный шелест листвы в вышине, запах айвы с тисами и скромного разнотравья. Волшебство леса подчеркивалось только стуком далекого дятла, уханьем проснувшейся совы, редкими птичьими трелями, шуршанием в траве вспугнутых ящерок и пальчиковых мышей — если кому-то и хотелось говорить, то он сдерживался, не решаясь нарушить возникшее с природой единение.

Чутким оказался не только Эёух, уловивший исходящую именно от них тревогу и растерянность:

— А где цео?

— Что теперь будет?

— Может в тропы сказов(!!!)? — Чем займемся?

— Отвар остыл... — Угли погасли...

— Ух ты, здорово светятся! — А вы долго так можете?

— Енго, вы как себя чувствуете? — Енго! Да у вас же дар просыпается!

— Ой!.. — Ай!.. — Ой-ёй-ёй... — Цео!..

— Хуан, правда?

— Ага! — Так! Всем медитировать!

— А чего это ты раскомандовался? — Ишь, командир выискался!

— Хоан дело говорит. — Правильно! — Не хочу! — Не буду! — Хуан, запалишь костер, м?

— Дзинь-дзинь!

В наступившей тишине раздались тонюсенькие голоса молоденькой феи и фея, мгновенно узнанных.

— И-и-х!

— Оэлло! — Иатто!

— Мама просила сказать всем, — зазвенели они на пару, — о важности медитации! Инь!

— Ий-их! — перекувыркнувшись в воздухе. — Иначе бутоны криво раскроются. Хьуинь! — крутой вираж завернув.

— Или косо? Инь... — делая плавные, но мощные махи розоватыми крылышками, с которых сыпалась редкая пыльца, таящая на расстоянии в руку от них.

— Про косо папа хмыкнул, Оэлло! Летим обратно!

— Погодите, феи... — А можно эээ?..

— Дзих-и-ихнь! — врезавшись друг в друга и пропав в возникшем ниоткуда дивном цветке, закрывшим лепестки вокруг них. Бутон бесследно истаял.

— Енго! Надо спешить, — беря за руки и поведя в центр. Обескураженные, те повиновались, следуя пошатывающейся походкой и вторыми руками массируя виски.

— Не хочу, не буду! — саркастично передразнил Чаэл, усаживаясь рядом с братом.

— Надо, — твердо озвучил вывод Гаэн, соединяя пальцы рук с закрытыми глазами.

Все, кто дозвался до фей, покладисто проявили усидчивость, приняв соответствующую позу. Юный организм требовал выхода энергии — многие ерзали, впрочем, последовав мудрому совету и смирив накатившие желания поиграть, побегать, попрыгать. Бухча, передразненные из Уппокко устроились самыми последними.

— Дзинь-дзинь! — после нескольких минут тишины и ровного дыхания.

— Неол! — Ноег! — с упреком появились Иурэ с Эирном, уперев руки в боки.

— Ну как так можно? — Дуоты, а порознь!

— А вы чего, Эёухи?! — тренькнув возмущенно.

— Мы не Эёухи, а дуот Эёух! — возмутился Хуан. — Эм? — скривил губы Хоан.

— Вы друиды или где, Лапухи?!

— Тут дар в муках рожается, а они лупиками хломпают да ушами момргают!

— Правильно Эурт сказал — ухи отрас...

— Ну, вы чего обзываться, а? — насупился Хуан, прервав.

— Ёлы-палы, да снимите их боль уже, капуши!

— И посадите в позу лотоса ровно спина к спине. Енго, крепитесь, черпайте силы в дружбе с... Эёухом.

— А вы успокойтесь! Ваши эмоволны захлестывают их. Пожалуйста, станьте все морской гладью в штиль...

— Смотреть можно, когда придет успокоение! А тебя, плохой мальчик, мы запомнили.

— Сам за круг выйдешь?

— А чо я?..

— Своей злобой ты вносишь диссонанс в круг. — Давай-давай, шевели ходулями!

— А то что? — вступился брат.

— Сами напросились! Ихиуньдз!

Хищно метнувшись к обоим, феи бросили сформированные в руках зеленые шарики, на капусту похожие. Под дружный вздох застрявшие ровно в локте над макушками кочаны раскрылись прозрачными полутораметровыми листьями и ловко сомкнулись вокруг двух фигурок, застывших в постойке смирно. Взмахнув крыльями, феи породили зримый ветер, подхвативший коконы и повесивший их в аккурат над тропою к взрослым, зацепив за ветку, что простер дуб.

— С ними феи не будут водиться и не помогут, пока не извинятся! — Через часок сами выпадут, неблагодарные! — И-и-и-х! Инь!

— Ммм... — Сссм... — тем временем постанывали братья Енго.

— А где цео? — шепотом спросил кто.

— Они не отзываются...

— Тише, феи тут и помогают.

— А тем не было больно. — А почему стонут? — Разве это так?..

— Эм, Иурэ, все верно делаем? — неуверенно спросил Хоан, обеими руками держащий крепко вцепившегося в его руку Наола.

— Пробивается он, а не растет.

— Ага, сложно идет — большим будет, — сидя на макушке Ноега.

— Мы не умеем снимать такую боль, — тревожась за тяжело дышащих. — Поможете?

— Делаем, что можем. И вы это, Хоан, Хуан, простите нас...

— Мы ведь тоже, как это, нервничаем, во!

— Да ладно, забыли. Нотж! — Нутж!

— Какой бы вкус не был, тщательно разжевать и проглотить.

— А почему им больно?

— Когда зубы режутся тоже больно. А тут целые магические способности!

— Спонтанно...

— А вот и нет! Это все, гм, сироп виноват!

— Почему? — Как это?

— Цветок почуял солнце и поспешил к нему наперекор всему, во! Так, да?

— Ага, так.

— Эээ...

— А вы не расстраивайтесь, он же теперь ого-го каким вымахает!!

— Ага!!

— Не агакай!

— Угу.

— Вззз!

— Кыш! — Дурни!

— Пинг?.. — Понг?.. — Уиух-их-их!

— Вы как с феями ваще... — Сдернуло ж с ветки...

— Эёух, идея верна, но реализация... — сокрушенно качая головой, произнес Пинг. Енго часто-часто дышал, закатив глаза, благо не стонал пока больше, съев и не поморщившись.

— Енго, вызывай содалисов, быстро! — добавил жару Понг.

— Еще один выискался. — Вы им поможете, да?

Пинг занялся Эёухом:

— Вам надо просунуть левую руку под них.

— Эм, так? — смущенно.

— Много дальше. Хуан, помоги Неолу чуть приподняться — он должен сидеть на ладони. И почему еще нет питомцев?

— А мне поможешь?

— Нет, мне нельзя их в этот момент касаться.

Понг отчитывал фей:

— Иурэ! Эирн! Вы с ними за компанию захотели повисеть?

— Это все он!

— А ну прекратить портить эмофон! — шикнув на обоих.

— Не обижай их, пожалуйста, Понг.

— Они сами кого хочешь обидят, — хмыкнул Понг. — Вы еще не солите их? Тогда вас самих засолят, — грозно махнув рукой в попытке поймать.

— Иухньз! — сделав немыслимый кульбит, уворачиваясь и спеша зависнуть над Енго.

— А почему вы не помогаете Хуану?

— Да, почему нельзя касаться?

— Ой, какие смешные!

В этот момент появились две козьи морды в блестящем шоколадном каракуле и тревожно заблеяли.

— Тсс! — приложил к губам палец Понг. Пинг поспешил выдать новые указания:

— Енго, обними содалисов и слушай внимательно. Главное ничего не бояться. Когда Эёух положит правую руку на лоб, пытайтесь отключиться от реальности и выпасть в сон или в Грезы. Вы почувствуете, как вас начинает толкать вверх ветер. Не сопротивляйтесь, станьте пушинками. Ветер будет крепчать, вы — взлетать к облакам. Раздельно. Верьте в брата и не думайте о нем. Вначале скорость возрастет, но потом, несмотря на крепчающий ветер, начнет спадать. Где-то на пути вверх встретите своих содалисов — подхватите их. Когда ощутите остановку — признайтесь питомцам в любви. Они с вами, надо полагать, давно, поэтому надейтесь на такой же ответ, его ни с чем не спутать. Не получится взлететь — появится тошнота и ломота во всем теле, пропустите ее через себя, представьте себя качающимися на волнах, поможет. Взлетая, думайте о своей мечте, о красках дара. Не будет ответа от питомцев — просто висите и ждите, когда проявится золотая нить, и не сопротивляйтесь ей. Если чувства взаимны, зацепитесь за амикусов и пусть они вскачь несутся вместе с вами. Держитесь до тех пор, пока золотая или серебряная нить не появится — тогда сразу отпускайте астральных друзей и поспешите к здешним. На обратном пути желайте увидеть брата — увидеть! Касание или тем паче столкновение обернутся бедой, однако узнавание там кратно расширит здесь ваше ощущение брата, его текущих мыслей, эмоций, настроения.

— Эёух, — параллельно в озмеке, — на арканике вы изучали прием круговорота энергий. Поступите так же. Начните медленно, представляя поток от левой руки и воронку у правой. Вы будете собой стабилизировать их энергию, не давая впустую рассеиваться. Представьте, как вихрь дружеских чувств идет от сердца через левую руку, проходит по их позвоночному столбу, возвращается к вам в правую руку, по ней через грудь устремляется в левую руку на новый оборот. Ускоряйте поступательно, неуклонно, пока не почувствуете проскальзывания маховика. Потом просто вращайте и вращайте — это и для вас упражнение, и им полезно. Мы предупредим, когда следует убрать правую руку и остаться в обычном объединении. Так вы удлините маршрут и увеличите объемы — вы теперь сильные парни, не пугайтесь размеров и скорости вращения.

— А касаться нельзя потому, — начал объяснять Понг, когда дыхание Енго резко замедлилось и углубилось, став ровным, — что мы до конца не усмирили свои эмоции, только до уровня "не навредить".

— А при чем тут эмоции ваще?

— Ну ты сам напросился в пример, хех! Значит так, — начав загибать пальцы. — Феи просили успокоиться и стать водной гладью. Феи удалили чересчур злобных. Феи говорили о черпании сил в дружбе. Когда есть физический контакт, чувства лучше различаются, и внимание сосредотачивается на контакте, а не на окружающем фоне. Пыльцы феи высыпали множество — этот волшебный порошок стимулирует энергетическое тело, вызывая спонтанное раскрытие способностей. Вы сидите отдельно даже после... эм, после. Ваши бутоны скукожены. Все логично и прискорбно для вас — ваш диагноз ложноцвет.

— И что?

— Попрекать будешь? — Да!.. — Тебе какое дело!? — При чем тут мы? — Кто сказал?!

— Никто не сказал, все выводы на поверхности лежат. Пояснить или выкинуть из круга? Вы им мешаете.

— Пояснить... — глядя на хлопком исчезнувших содалисов Енго.

— По обычному цветку все знают, как определить, раскрывался ли уже бутон или нет. Цветодар имеет все те же характерные признаки. Почему закрываются цветы? Налетел холодный ураганный ветер, высыпал снег, секущий ливень начался. Когда напасти застают цветок врасплох, он повреждается. Вот и ваш дар стал цвести внезапно, вон как у Енго. Всплеск энергий послужил эмпатии трамплином — она скачкообразно усилилась. Видимо, декан или оши сплоховали, и эмоволны от неготовых и нежелательных свидетелей обрушились на вас подобно шквалу посреди бело дня, а готовых поделиться теплом дружбы и защитить от непогоды рядом не оказалось. Естественно, что сердцевина вашего дара пожухла и поспешила спрятаться. Дар свернулся, оставив ложный след, свой фантом. Брошенная на произвол судьбы виновница эмпатия отсохла напрочь. Вы утратили способность чувствовать хоть каплю эмоций в свою сторону. Возникло недопонимание в общении, нарастали конфликты и озлобленность. Вас опустили на ступень ниже, благо не обратно вернули. Пропала надежда на мощный и красивый дар, вера в сильных себя, любовь к окружающим. Поэтому пока априори, гм, по умолчанию не будете относиться ко всем положительно, не постараетесь возродить эмпатию, вы останетесь с дряблым потенциалом. Не подружитесь с феями, не пустите в душу — они не смогут огладить лепестки и помочь расцвести дару в изначальном величии. Так то, голубчки! Либо крутите козяву в носу, либо тянете себя за уши из болота.

— Не вытащить! — плаксиво.

— Хм?! — картинно удивившись и потянув себя за уши. Дернул раз, дернул два, на третий подлетел на полметра вверх. Еще раз — еще полметра. — Ага, попались!! — резко прыгнув и поймав в полете не ожидавших подвоха фей.

— Изззизизиз! — Отпусти-и-и...

— Отпущу, если позовете придурошных младших.

— Ик! А в чем они, э, провинились?

— Тут благодаря вам осталось всего шесть обделенных счастьем оболтусов, а эта пара дома, поди, нектар жрет в отсутствии взрослых! На вас спихнули, а сами отлынивают!

— Ах они мотыль рыбий!.. — Ну, погодите!

— Да и вас пощупать хотелось... — хмыкнув напоследок.

— Вззз! Уихньдз! — исчезнув в цветке.

— Хи-хи. — Хы-хы... — разулыбались окружающие.

— Понг, а откуда ты знаешь, где король с королевой?

— Ло-ги-ка, — звучно постучав по лбу. — Конечно они с самыми нуждающимися в сказке — с ляльками первых звеньев. Поднимите руки, кто тут лялька?

— Они! — тут же нашелся улыбчивый шкет Шим, ткнувший пальцем в удрученных.

— Дзиииинь! — четыре феи образовались над Енго, двое за уши держали в чем-то измазанных младших.

— Ооо! — Уау! — не дали зоркие глаза всем прозевать момент.

Феи тут же, совершив два перекрестья у голов, вспорхнули в углы воображаемого квадрата. На являющих причудливую композицию в его центре уставились все без исключения. С неба синхронно падали две серебряные звездочки, исчезнув ровненько в макушках, с которых братья Эёух ловко сдернули свои руки. Братья Енго очнулись, сделав глубокий вздох, засасывая изрядную порцию звездной пыльцы. Две пары друзей открыли глаза — одни светились, в других плясали искры.

— Зинь-зинь-зинь! — зазвенели крылышки фей. Они резво устремились в одну точку в полуметре над братьями, а потом переплелись и закружились ввысь, как бы таща за собой бутон.

Но четырем новым друзьям, через глаза познающим друг друга, не было никакого дела до темно-коричневого с серым цветка с их рост, раскрывшегося и о чем-то таком возвышенном заигравшего хрустально. Оранжевым перламутром блестели лепестки, кристально прозрачные у напоминающих самородный алмаз кончиков, ближе к сердцевине пульсировали огненные жилки, ореол цвета белокочанной капусты ровно окружал цветодар. Магматик-творец? Нет, лавиотик. "Ну и мечтун!" — подумал Панг. Магматик еще ладно — основа на пламени, но тут именно творящая кровь земли. А главное, не гном, вполне себе ушастый дуот! Ну чем его не устроил шоколад геоманта, или на худой конец апостола земли? Нет, понимаешь, подавай древнего героя из мифа(!!!)! Хех!

— Ийла тебя не поймет, Эёух, прекращай при всех щупать Енго! — хмыкнул Понг.

— Да ну ты брось, Понг, она умная дуот, поймет, — опроверг Пинг, глядя на вцепившихся подложенные руки.

Глубокий поцелуй намазал щеки пунцом — никто не отвернулся. И только Панг обратил внимание на то, как руки чуть сместились и нежно сжали кое-что.

Глава 22. Активная ночь

Панг стоял перед ростовым зеркалом и заново оценивал пятидесятилетнее тело Наэнлоиса, заново смаковал первый опыт преднамеренного пуска белой жидкости. Короткие пшеничные волосы прижимала бирюзовая лента с яркой синей вышивкой — больше не прижимает. Золотой текстиль с серебром солиднее — наставник сокрушался все о выборе неродивого ученичка, теперь осознавшего правоту, но тогда не хотевшего походить на многих. Он, теперь Панг, и сейчас не походит на многих, хотя и старается прилагать обратные усилия — столь же тщетные, что и в том возрасте.

Панг морганием развеял безупречное зеркало, вздохнув о порушенной идиллии. В-нулевых, он сменил тело. Во-первых, поцелуй еще длился, когда слетели не провисевшие и часа куколки, а на поляне появились цео, принесшие горки фруктов, включая экзотические для, хех, Ахлессена гранаты, абрикосы и бананы с инжиром. Подсуетились ведь, достали всем свежее. Проследили за набитием животов и вновь всех согнали медитировать, сыто урча. Енго вот только забрал бывший Упикцео, слету убедивший дуота в необходимости уединения с ним и спешащими сюда курансами. Феи, к огорчению большинства, ретировались, и цветок дара Енго растаял. Во-вторых, вернувшиеся Неол и Наег тут же переселились в центр, куда под шумок ужина успела пристроиться Ийла. Панг встал на ее сторону и пришлось им не под боком, а рядом устраиваться. Зато в итоге весь центр оккупировали избранные, пуще всех страждущие услышать из уст Эёуха о королевской чете и упомянутых ими событиях. Не сегодня, так завтра. Мучимые вопросами спроваживались к цео, отвечавших однотипно: "Скоро". В-третьих, Панг устроился на боковую самым первым, что-то невразумительное буркнув в ответ на вопрос о его сером цветке с радужным металлическим отливом, чей размер оказывался меньше эёуховского, а липестки отличались многократно повышенной мясистостью. Укрывшись с головой длинными плащами с огромными капюшонами, Пинг и Понг мгновенно уснули, оставив шепчущуюся компанию перемывать себе все косточки.

Левитируя в метре над плюшевым ковром соборного холла, Панг проплыл в один из боковых альковов, оказавшись в сводчатой пещерке из плюща, где искусно создали романтическую обстановку плавающими свечными огоньками и бьющим из пола серебряноводным родничком. Панг прилег на щекочущий ковер, удобно прогнувшийся в профиль спины.

Шесть пар влетели осторожно, боясь лишним взмахом нарушить интим. Они раньше миловались с лежащим юношей, и память сохранила все оттенки тех чувств, страстно нежных. Сейчас они тоже займутся этим не ради себя, а во имя цели, однако это их совсем не смущало — больше, больше целей! Эурт с замиранием сердца опустился в районе пупка, Иосли на левой груди с вытянувшимся соском. Напротив нее с придыханием опустилась Оэлни, ее супруг Эирл с удлиненным ниже колен пенисом опустился в открытом паху — Панг касался коленями своих плеч. Пара за уши, пара подмышками, пара на бедрах, на шее и шпагатом на нежные губы.

Покрытый скользкой субстанцией Эурт вожделенно обнял эрегированный член, клонящий его назад. Эилр елозил между ягодиц. Феи принялись ласкать руками грудь, смазывая то, что вскоре оседлали лицом к друг другу. Язык и губы коснулись чьих-то чувствительных мест. Панг не пытался больше различить их, отдавшись доставляемыми ими ласками. Вот что-то маленькое проникло в дверной проем, начав плавно двигаться, глубже не заходя. Вот что-то еще меньшее проникло в целованную дырочку — кто-то собой обнял головку члена, двигая по стволу руками и собой лаская головку. Вот кто-то достал до яичек, водя по паху ручками и телом между ягодиц. Кто-то провел язычком по мочке, кто-то в нос поцеловал. Вот тельце сотрясла приятная истома — волшебный ток пошел волной экстаза, обвив яички, а второе, долженствующее смотреть первому в глаза, в простату выстрелило, дав старт эякуляции. Тогда же подоспели еще два одновременно с третьим телищем, напором ударив в заготовленную ловушку. Четыре из двенадцати. Восемь из двенадцати. Все.

Все были счастливы, лежа вокруг в экстазе — кто-то в тройном, кто-то в двойном. Без зависти и злости. Не думая. Вкушая. Ловя момент. Иная ипостась — иное обращение.

Вот все двенадцать с сожаленьем улетели. Их ждали выбранные дети в трех звеньях первых. Три дуота. По замыслу цветов лепестки чет белые, а нечет черные, и каждый будет отливать лазурью, бежем, алым и шоколадом, ореолом смешавшихся вокруг. Антагонизм внутри и в целом. Она стихиал, он нечет или чет. Симметрию лишь в пику взрослым разнообразят сестры третьего звена — эльфа во тьме, альфара в свете, счет света в последних пользу. Игра в цветок горшечный — феи зернышко в Грезах посадили, стыдливо отвернулись, осыпали пыльцой, и песенку-молитву все вместе стали петь. Потом с сестрою иль братом встретились, его-ее росток полили. И вместе дуэтом повели, цветение и танец фей смотря. Без семени, наружу и внутрь принятым, без боли дар не посадить, и не взрастить такой, какой хотелось Пангу — объединение двух Начал, пока накрепко сцепленных доппельвита. Танцуя экстаз любви, они воплощали план, даря дуотам трем редчайший дар на всем Глорасе, в легендах как и сохранившимся. Ох, сложно ж будет их цео, когда дитятки проснутся с уже отформатированным сердцем, велению которого всегда последуют, ежели со словами и смыслами иными конфликт настанет! Бедные, они всю ночь как на иголках провели вокруг счастливо спящих, отмеченных и тьмой, и светом.

А Наэн с Лионом остались миловаться в пещерке той, меняя пол местами, буквально дважды. Ох как им хотелось не сдерживать себя ни в чем, однако выше планки не взлетали и за пределы вширь не растекались, только собою наслаждаясь. Яички плюхались в ложбинке между ног, губы обжимали ствол, отдавшийся на поруганье языку, сплетались тела, с улыбкой фантазируя на тему облекто в Кюшюлю.

Гаер по сию пору не мог разобраться в принципах атак тех божеств, что напали на него в открытом космосе на орбите Глораса — обращения к Пантеону свелись к минимуму. Присовокупление нового компонента и разработка формулы силы за декорациями дуота, разведка боем со Жнецом, прихвостнем кого-то оттуда, подъем Ламбады как прокол Муэра иглой для взятия проб извне. Две трети воспринимались балластом и якорем, без которых корабль становился утлой лодчонкой посреди штрома. Две трети, как осьминог забившиеся в банку с надеждой — защитит. Гаер, несмотря на возможность возвышаться, оставался обусловлен временем и страстями. Радовало, что месть внутренним врагам постепенно продвигалась — за чужой счет. Он сделал из реки событий селевый поток, плевать хотевший на прежнее русло, сам спрятавшись в тени Жнеца, поселив его со своей оставшейся в миру третью и вынужденно вдыхая его смрад. Теперь главное затаиться — основной задел свершен, прикормленный амбициозный враг для Давжогла найден, осталось тихонько совершенствоваться и познавать древнюю мудрость, расплетая по ниточкам запомненные инфэо и совершенствуя тот же имеющийся ройафн, а так же сопоставляя знания двух библиотек, заточенных под едва ли не диаметрально противоположные характеристики и свойства пространства.

Как не жаль, но два архимага из Груздя обладали мизерными крупицами древнего знания, похороненного и в ворохе информации из сердца гим-каэлеса, и в пыли библиотеки АЗУ. Вот, кстати, еще один повод для треволнений — пресловутый мессир Бидон. Что в нем? По слоистому себе и уничтоженному Асколю Гаер знал, сколько просто состряпать, умеючи, первосортную личину, воспринимающую себя независимым индивидуумом. Вратариус не зря предупреждал про ключ — его эманации привлекли чрезмерное количество Посланцев. Крон-Ра, а не факт пропажи напавших божеств. Что знает и кем является истинная сущность ректора АЗУ? Индиговый браслет для светоча магических искусств как лакмусовая бумажка! Все так же остаются догадки и о пуповине, соединяющей с Йомиэлем, и о так удачно оказавшимся рядом Наэнлоисе Каманлисе, с разбегу воплотившим получившуюся с люфсом осечку. Клубок узлов все еще там, у Окладона и Зиушраца. И та-Вастин что-то скрывает — до сих пор архивы и банки данных Семьи, акромя прилизанной бухгалтерии, не введены в созданную Гаером систему, и отчетность ведется по старинке, минуя гаджеты. Его совету следует император фэйри, не выпуская с Нордрассила Культ Гаера. Там, кстати, проявления божественного внимания никто не заметит, это следует обмозговать — благо созданный инструмент, ОСМО, неустанно трудится в двух головках, а обруч скрывает сей факт за ширмой. Новейшие технологии программирования инфэо утратили фактор неожиданности, юный возраст манифестаций более не обманет. Как не заметай следы, подозрительность останется, гипотетическое наличие связей между разными личностями обязательно рассмотрят. Одни носом и ушами землю рыть уже начали, другие ведут его с самого появления. Гаер предпочел чрезмерную мнительность удобному объяснению деятельности Вратариуса, решившего возродить Пантеон в отмеску и вопреки. Давжогла тоже нельзя недооценивать — его паства сохранила древние знания и умения, коими успешно давит расплодившихся эльфов. Пусть бог захватил власть силой, заняв Престолы Стихий, однако абсурдно считать, что он не обратит внимания на нежелание этих самых Стихий, так сказать, добровольно сотрудничать, принимая улещевания и дары — не поддаются укрощению, продолжают брыкаться с внутренним знанием о живом Венценосном, коему отдали преданность. Еще один смысл игры в прятки — сбрасывание связей. Гаер задумывался о том, что оттянувшие на себя энергетические центры Мерцающие могут привычно скооперироваться и бумерангом запустить Власть, что срубит головы Престольных, к такому повороту событий не готовых. Потому Гаер ступил на лезвие бритвы, позволив распуститься радужному цветку, сигнализирующему видящим и знающим об аватаре, спрятавшейся в тени Жнеца. Без тотальной просветки окружающего посредством гаджета, остающегося не взломанным, кто-нибудь бы обязательно просочился незамеченным — без надлежащего инструментария тотальный контроль отнял бы все ресурсы, превратив какой-никакой отдых в каторжный труд.

Гаер улыбнулся мысли о пауке, свившим ловчую паутину. Гаер нахмурился, горькую грусть покатав на языке. Он выезжал на магии, преподнося сюрпризы операторам старшим, по возрасту и опыту. Его действия ему казались ребячеством, и поделать он с собой ничего не мог. Какого йейля он сунулся на все престолы? Прикола ради, проверить коварную мыслю? Развитие его мозга подтолкнули, а он и рад радешенек рулить мчащимся гоночным болидом. Предполагалось наличие представлений о независимом размышлении сразу над двумя задачами, двумя нитями психических процессов, а он пошел дальше, попросту разделившись на два потока. Впрочем, ориенталевские эльфы именно это и делают, за неумением синхронизировать работу двух логических процессоров сводя все к карусели для одного. Доппельвариор, или как там оно у них зовется. Мимолетный цен — ведущий, цео — ведомый, смещенный малость по фазе. Два в одном — Панг не заметил. Боевая пара, сюрпризец нечестивому супостату! Хех, рядовые яловы! Сам князь буквально напичкал себя паками заклинаний, спрятав все за хитрозаумной модификацией кокона Ранэля — скорлупа Ранэля, хе-хе. Алгоритм упаковщика Гаеру был не ясен — начинка осталась в тайне, зато отвлекающая волна волшбы оказалась сжата: перьевые стрелы, облака игл или воспламеняющихся кислотных аэрозолей и прочая. Степень сжатия — сам факт не вызывал сомнений — уступала уровню работы Гаера, не выучившего до сих пор даже такое понятие, как аурные карманы, коими наверняка являлись замеченные образования с примесью Тени. Не будь Скайтринкса, не догадался бы он, что запазухой всех свидетелей таятся подчиненные элементали и духи стихий как имеющие естественный контакт с напрямую для эльфов закрытой Давжоглом Стихией, а князь как пить дать держал артрукторов. Прятавшийся под дном бассейна нашпиговался артефактами и амулетами, сняв часы — мудро. Всех сдерживало сердце в руке Жнеца, способного с ним к моментальной аннигиляции всего окружающего — по бою на краю болот у памятного хофоховского тракта опознались признаки высшей деструкции. Гаер еще не приступал к анализу строения самого Жнеца: что элемент конструкции, что плетение атакующего или бытового — а почему нет? — инфэо. Работы непочатый край, науки целый скальный хребет из гранита.

Из разрозненных дум синтез логоса "Желание" стал подобен оргазму. Из неудовлетворенного сексуального желания. Из разложения князем праны на все пять потоков ваты, приспособленных под нужды Чародея. Из использования проректором и супердуо только маэны и ки, эфирной и жизненной энергий как таковых, без деления на категории и прочее. Из дум о реке времени, текущей в мире пространства-времени, по-настоящему покинутом в момент духовного единения. Из верчения в уме "машинерии", подчерпнутой Вратариусом или знакомой ему терминологии для доходчивого объяснения. Из веры в Абсолют. Из Непознанного, оставившего божественного сибиро, ИИ, одухотворенное сердце Арасмуэра — инструмент, откликающийся на с древних времен заведенные формулы и ключи власти(!!!), проводящие то ли его волю, то ли его настройку. Воля, желание, вера, надежда, любовь — пентаграмма эфира, как вольный перевод треугольника разум-чувства-эго. Гаер Желал Выжить! Двигатель его эволюции едва не остался на обочине — Желание, с прописной буквы. Выжить постепенно трансформировалось в Жить. Знал о выходе из круга Сансары, не боялся забыть о прежних реинкарнациях — смерть лишь переход, перемещение между состояниями. Фигуры силы видоизменились из членов формулы, на самом деле присущей конкретному инфэо, а не характеризующей Гаера в целом. Буквицы алфавита... Сумбур — каламбур. Рассудок Гаера наконец-то продышался, сортируя неорганизованную толпу чудаковатых — и придурковатых тоже! — идей и мыслей в упорядоченную структуру для последующих философствований на трезвую, хех, голову.

Обретя равновесие, отправив одобрительное тепло двум первейшим и преданным союзникам, возвысившимся благодаря ему, и дав повод еще двум благожелательно к нему настроенным икнуть, Гаер разлепил слои памяти, уходя с авансцены.

"Проснувшись" во сне, Хоан сладко потянулся, вспоминая блестящие карие глаза напротив и вкус полных губ. Под ногами чихающе фыркнули. Хохотнув, эльфик подхватил почти до колен подросшего ежа и закружился с ним, позволяя слюнявить шершавым языком и щекотать холодным носиком, вернее уже носом. Снаружи лился мягкий свет, отовсюду сразу. Однако Хоан сдержал порыв, памятуя наставления, и направился в залу для упражнения.

Хуан порыв сдержать не смог. Выскочив на энгаву, альфарчик первое, что увидел, это в одном прыжке росший рядом лист.

— Хоан! Хоа-а-ан! — не задумываясь, повиснув на перилах. Он там и все тут, без вопросов.

— Хуан?! Ёлы-палы, а ну марш тренироваться! — грозно выговорил стремглав выбежавший и повисший напротив. Глаза сверкали, новое словечко щекотало язык.

— Зануда! — смеясь, ответил брат, ловко спрыгивая назад.

— Бее! — показал рожу брат.

Оба рассмеялись, кивнули, и убежали внутрь.

— Ёлы-палы, а ну марш тренироваться! — встал в позу альфарчик, уперев кулаки в боки.

— А сам-то!.. — подавившись счастливым смехом, попытался ответить эльфик, с опозданием заглянувший в Комнату Встреч.

Не сговариваясь, братья проверили источник — сиял. Неопределенно дернув ушами, оба шмыгнули упражняться. Выбор элементов не стоял — руки и грудь чесались. Кружной комплекс(!!!) начался с соединения ладоней и выполнения ими вращательного движения перед грудью — здесь усилием воли маэна завращалась в такт ускоряющемуся движению сведенных ладоней сразу и гораздо легче поддалась, чем на арканике, тем более чем во время помощи Енго, у которого энергия существенно отличалась, походя на гигантский гранитный жернов. Следующее упражнение братья недолюбливали, но от выполнения не отказались — лень держалась в узде. Повиснув на перекладине, Хуан сделал ноги лягушкой, соединив стопы подобно ладоням. С чувством выполненного долга он прервался на четверти повторений от предыдущего количества — Хоан выдержал треть. Третье упражнение — наклон вперед из положения сидя. Взяться за носки ног и закрутить очередное кольцо маэны уже по всему телу. Легко и непринужденно братья перешли к четвертому, отбросив сомнения — ноги и руки развели в стороны, не прекращая двигать маэну. Далее неожиданно легко получилось разделить поток на два независимых кольца — ступни двигались четко поочередно вперед-назад, не разрывая контакта с рукой, два круга обрели разную фазу. Братья надолго застряли, следуя советам инструктора, гласившим: "Запоминайте ощущения первого успеха. Закрепите его длительностью". От возникшего как от трения жара в паху и щекотки в туловище, братья осоловели, двигая стопами все усерднее и усерднее, выжимая педали скорости и силы по максимуму. В какой-то момент они покрылись склизкой испариной, достигнув проскальзывания ног — от неожиданности пропажи разгоняющего давления круги разорвались, распавшись сладкой болью. В паху пульсировал обжигающий ком наслаждения, а все тело корежил поток маэны, буквально выдавившейся сукровицей через все мелкие поры из порвавшихся от напряжения мелких сосудов — так уразумело сознание повреждения эфирного тела, воспринимаемого в Грезах как полностью соответствующе физической реальности. На большее ни Хуана, ни Хоана не хватило — обняв щекотные иголки помогших избавиться от клейкой субстанции банальным слизыванием-съедением, они выскочили на кончики листа, подставив теплому ветерку мокрые тела, обмытые в заблаговременно подумавшем о подобной нужде панговском душе.

За широкой полосой воды, лазурной у пологого песчаного берега, стоял величественный остров. В центре шапка отцовской кроны накрывала пять разновозрастных сыновей, один из которых выглядел больным, а не старым. Непосредственно внизу простирался лес до самой песочной кромки у воды. Просторный и светлый дубняк. По бокам кольцом тянулась цисторисовая стена с кучей листьев групповыми секторами — братья хорошо видели вправо до самого конца, а влево первые и самые нижние терялись в мареве теплого влажного воздуха. Гигантская лестница, поделенная на четыре пролета по восемь ступеней. Внутри листья казались огромными, а снаружи крохотульками. На самом деле кончик листа, на который выбежали Хуан и Хуан, таковым уже не являлся, оканчиваясь удобной для спуска выемкой: хочешь — прыгай, паря; хочешь — узловатая лоза к твоим услугам; хочешь — сигай на пружинящий мох, что от стены полосой под лозой. Оттого так причудливо и вырисовывалась лестница. Не в небо — выше вывернутый на изнанку ствол неведомого Древа плотной лиственной кроной создавал надежный купол, литой. Он прорезающий пенящиеся кучевые облака апельсиновое освещение-то и испускал, создавая ощущение как в тени мэллорна — вроде и густая крона, а рассеянный свет льется исправно. И лестница охватывала лишь малую дугу, с которой прекрасно различался Ихнессе и был виден его брат Эхнессе.

Хоан и Хуан завороженно смотрели, как редкие точки волосатых и лысых макушек преодолевали вплавь волнующуюся у берегов острова глубокую воду ультрамаринового цвета, от которой деревья держались на расстоянии. Считанные единицы смогли выползти на берег, долго пытаясь отдышаться.

— Эёух!!! — Панг!!!

Повторившиеся крики снизу вернули засмотревшихся братьев обратно в себя. Переглянувшись, оба с разбегу выпрыгнули, задав крутой вираж к группке кричавших. Собрались все спавшие вокруг во главе с Енго и многие из тех, что поодаль. Отщепенцы гуляли поодаль, вроде как исследуя, часто косясь на венчающую пригорок полянку с толпой, всматривающейся в сотню парных листьев и, складывая руки рупором, вместе кричащей. Пару-тройку раз мимо скользящим лесным шагом, оставляющим размытый хвост, передвигался кто-то из стазов, задерживавшихся для рекогносцировки местности — так они держались с млазами, провожающими их любопытными глазами.

Не выходя из собственного наблюдательного пункта, Пинг и Понг следили за всем происходящим, постаравшись как можно дальше отстраниться от происходящего в Обители. Не составило труда пронаблюдать, как отмазались братья Эёух, сославшись на раннее засыпание и возможное исследование оборотной стороны. Порадовались сидящие в бункере и за напоминание о содалисах, и за догадливость — искать надо в своих снах, а не в подвенечном, общем для всех. В начале, правда, все по охали над красавцами Нотжем и Нутжем, сопевших весело и с любопытсвом. Спровадили и братьев Енго, отправившись вплавь к мэллорнам вместе с фамильярами, на глубине послужившим плавсредствами. Крики о том, как жгуча глубокая вода не смутили Хуана и Хоана, полных решимости исполнить обещание — друиды заботятся о природе. Для братьев Эёух вода показалась ледяной, но теплые фамильяры согревали, помогая грести. На ту сторону оба ступили бодро, оповестив всех зрителей двумя зелеными ик-шаиглами, высоко взорвавшимися над водою, опав мелкими дубовыми листочками, развернувшимися из игл. Собрав команду из все еще лежачих мальчишек и нескольких девчонок, пораженных ожогами: кто от высокой, кто от низкой температур. Хуан и Хоан не могли не увидеть своих братьев, хех, друидов, самых стойких и отважных. По дороге через корни вся команда знала, чем в первую очередь займется в следующую ночь — наглядный пример впечатлил.

Самые младшие, тем временем, водили хоровод с феями, коих возглавляли их папа и мама. Три младших звена, которых вытряхнули из растерянного состояния, вскоре под веселый смех повели танец вдоль опушки, ведя змейку по траве, песочку и воде. Иногда к почти полной первой и половине второй присоединялись и стазы из третьей цепи. За новоприбывшими феи отдельно летали. Многосотенная демонстрация гурьбой ринулась в воду под листьями стазов, в большинстве наблюдающих с дубовых стволов. Под руководством фей прибрежная полоса укрылась телами дуотов, по пояс лежащих в ласковой воде. Нега в дрему, дрема в сон — ребятишки растворялись, покидая Венечье(!!!).

— Рассвет близок в яви! Засыпайте в Венечье или возвращайтесь по лианам в свои Грезы. — Феи, в итоге каждого навестившего и выведшего ко всем, танцевальным роем летели, звеня в поутихшем освещении колыбельную. — Нехорошо пропускать время утренней гимнастики. Обидно пропускать восход Ра...

Феи не летали над водой — никто. Их спрашивали настырные детки — они всегда получали озвученный ранее ответ. Мэллорны — забота их самих, а у фей Кагифэ есть свой дом и воспаленным альтруизмом они не страдают.

Феи не забыли о маленьких друидах, под конец со стонами выползших на берег. Нотж и Нутж поделились энергетическими котлетками со всеми, однако сироп для врачевания еще не выработался, даже для своих старших. Выпачкавшиеся, чувствующие смятение от захлестывающих их чужих эмоций, вымотавшиеся дети осознавали поцелуй в лобик от королевы Аэнли постфактум, видя в миг перед "засыпанием" ее заботливое лицо и на заднем плане порхание ее мужа, щедро овевающего их насыщенным ярко сверкающими искрами ветром. Они проснутся разбитыми из-за оголтелого "врачевания", за которое кое-кто обязательно получит по ушам, но удовлетворенные и с чувством выполненного долга, верности идеологии. Впрочем, после сиесты появившиеся на их цветодарах в венке серо-красно-черные кляксы испарятся полностью, и дымящее настроение поднимется — дуот Эёух оправится гораздо раньше в силу специфики дара.

Побочным эффектом объединения снов, кстати, стал ограничивающий пространство вывернутый вовнутрь ствол. Кроме первых четырех цепей больше влияние мэллорнов ни на кого не распространялось в каэлесе через астрал, барьер не разливал никого, кроме вплетенных в венок. Оттого половозрелые, что в эту ночь заснули на территории каэлеса, спали беспокойно, потеряв что-то важное, так тянувшее их когда-то обратно или дающее уверенность в завтрашнем дне — тепло очага, для эльфов выраженное в родстве с лесом. Маленький такой пунктик, до селе привычно незаметный. Сами учат жить как перекати-поле, вот пусть и пожинают плоды. Теперь.

Души мэллорнов не посмели роптать. Загружать непомерной ношей Пропрепа их боле не станут. К сожалению, и болезненную радость отобрали — вообще не будет в их Грезах фей, даже поддельных из эльфов, лишь возможность наблюдать за выросшим вокруг них атоллом и пытаться поймать задувающий оттуда ветер положительных эмоций, стараясь при этом меньше думать о страданиях под кроной возюкающихся существ, несущих им пылинки облегченья. Менее эффективное и более длительное лечение — не исцеление! — Эхнессе началось с самой трудоемкой и грязной задачи — уборки гнили под кроной. Дуотам оказался доступен только ручной труд — кантио не работали. Вонючие и осклизлые комья и охапки стаскивались к воде, где успешно топились в подобно кислоте или щелочи жгучей воде, моментом растворяющей грязь. Рассудили друиды правильно — спасение корней первоочередно. Гор зловонного мусора скопилось на десятки лет вперед — некому оказывалось утилизировать. Тогда.

— Ути-пути, мускуляк! — пониже спины пощекотало застывшего эльфа нечто шелестящим голосом.

Блестяще черное лицо с серебряной ухмылкой щекотало багровой слюной шею и плечо. Овальная опушка утратила краски, звуки истребило леденящее кровь дыхание из десятков... трубочек? хоботов? носопырок? Служебное прозвище нарочно стало вторым именем — вскочивший было Капринаэ застыл, не смея шевелиться, не смея дышать.

— Или инкредулус? — захлестали струи воздуха по всей спине.

Зловещий смех издавал стог мертвенно синего сена — скошенный луг одной из разновидности трупных червей в сажень длиной, непрестанно дергающихся то ли от хохота, то ли от подобия жизни. На поверхности главенствующего цветного объекта угадывалось мальчишеское лицо, издевательски хохочущего. Внушительная коса удерживалась одной соломинкой-червем и поворачивалась вслед за прыгающим вокруг бледного эльфа, почти слившегося с пейзажем, стогом, обдающим смрадным тленом разложения.

— Вкусный, ой, сладкий! Мед разложения, ммм! — чавкающий звук заставил кадык подняться и опуститься, проскребя по кромке лезвия, оказавшегося тупым и зазубренным.

— Прочь! — осмелел Капринаэ.

Стог разразился припадочной руладой, объяв эльфа — голова и осталась возвышаться над верхушкой стога, дорвавшегося до телес. Капринаэ не удержал истошного крика, хрипа, тишины — изо рта, носа, век вылезли самодовольные черви, прошедшие путь снизу вверх внутри мнущегося снаружи атлетичного тела.

— Гы-гы-хгхы! Дырявить дырявое, гха-га-гха! До чего же, кхы-кхы, блаженное наслаждение! Твой ужас — амброзия!

Стог мелко вибрировал, исходя гнилью, разливающейся вокруг выкатившего глаза Капринаэ, которому дышали прямо в легкие сотни смердящих скунсов.

— Пфе! Никудышный из тебя облектой! — обидчиво отпрянул стог, оставив заляпанное тело исторгать из себя гнилостную фиолетово-коричневую слизь с зелеными кляксами.

Разбухнув, стог горестно выдохнул перченым разложением, заставив измениться тембр кашля.

— Я, понимашь, к тебе со всей душой, ай, да шоб ты сдох! — плюнув кругом вскипевшей щелочи, ограничившей зелень.

— Что...

— И не хрипи членораздельно — утомляет страх как! Пш-пшшш-шшпш...

Стог принялся точить косу, втыкая в зеленую землю, сея пурпурные кляксы с багровыми разводами.

— Ох, жаль, тепленький, но час мой истлевает, увы и ах! Небось, ты третий враг барашка, ягненком шелковым блеющим под кисой Аёыла, гы-гы, последний. К таким как ты лишь я могу — вдруг лапочки порежут нечаянно артерию какую не заслужившему такую почесть?.. — страстно желая, чтоб так и было. — Горько мне!!! — заверещал стог. — За полноценный твой кошмар, всхрапнувший ланью с угвом в пузе, га-га-га! Ну, бывай, пожаленный козлик! Ах, чуть не забыл! Будь милостив, сделай гадость Пангу, а? Тогда проклятье повенчает нас с тобою навсегда, милок! Будешь на пару с красотулей нас ублажать чарующими стонами охрипшего на дыбе, ммм! Что-то мелко мыслю, тьфу, тело!

И стог рассыпался ворохом гниющей травы, обратившейся в колыхающуюся слизь, зашипевшую смрадными испарениями. Свернувшийся от жгущей нутро боли в позу эмбриона, Капринаэ ясно осознал — окружающие ошметки, испражнения, тухлятина и прочие радости являются клоакой людских городов, а он в центре ее, заполнившей Его сон без остатка. Действительно, Жнец приходил ненадолго, оставив гадкую память на всю жизнь — эльф ощутил себя изнасилованным ротой солдат и выброшенным в сточную канаву, умирать. Капринаэ оказался слишком близок к рыданию, его сдерживало ощущения близости Жнеца, подглядывающего за ним из-за угла и готового прийти еще раз и поглумиться всласть — ушел он раньше, чем час истлел. Однако проживший почти четыре сотни лет эльф не показал врагу свою слабость, но и силу, оставшись лежать на дне мусорной свалки.

До полуночи центурион выносил что-то, помогал активации сторожевых и хозяйственных големов, консервации процессов. Его не трогали. Никто никого не трогал — инструкции и эвакуационные схемы зубрились всеми, каждый знал свое место и свою роль в сложившихся обстоятельствах.

Им всем с детства твердили: Сияние Света превыше Богов. Оно истинно и всеобъемлюще, беспристрастно. Много говорили, многому учили. Мальцы вывернули все наизнанку. А такие уж мальцы?! Капринаэ вторые сутки вертелся белкой в колесе. Какая скука?! Кони событий понесли галопом, нахлестываемые непонятно откуда свалившимся им на шею братским союзом, подобно метеору упавшим в размеренную гладь эльфийского общества. Центурион ради развеивания скуки знакомился с пятью историями прививаемых — с первого звена, с пятого, с девятого, с четырнадцатого и с двадцатого. Единственный успех в первой. Оши вторых не смогли выдержать двухлетней задержки в активации магических способностей — через двадцать лет детей... Сестры в третьей не смогли инициироваться в психически здоровую личность, оставаясь вечно последними все годы. Четвертая и пятая изобилуют попытками побега и упорного противодействия, первые смогли влиться в ритм и даже подняться в прима — перегорели, вторых из хвоста через год с ментальной чисткой в рабы, для особо не воздержанных в утехах.

Капринаэ готов был заложить многое — Пинг и Понг не те, за кого себя выдают. Эльфийские дети по давно доказанным практикой трактатам и многочисленным экспериментам не могут считаться дееспособными до полового созревания — таковы физиопсихопатические особенности становления личности. Редкие исключения подтверждали общие правила. Невероятный набор способностей двух кровников, их действия в Кюшюлю — все за рамками. И он, распоследний йейль...

Рефлексией Капринаэ промучился полночи, лежа на краю двадцать четвертого листа ствола Ихнессе и в редкие моменты самобичивания внимая божественной музыке Венца Орбисгратия, величественно проплывающего вверх-вниз и сокрывшего от взрослых всю свою красоту — даже истинное зрение более не позволяло видеть чудо первого часа. Его мысли дикими обезьянами прыгали по извилинам. О явлении Араса. Об умеющих исчезать юных чародеях. О будущем гим-каэлеса и Древа Ориентали в целом — корабль олицетворял что? Об опутанных сетями магических клятв(!!!) Жнеце и мэллорнах, ректоре и легате. О проклятье. О грандиозной битве, чьи отголоски долетели в эфире и астрале до восточного Арездайна, чью панораму видели легионеры и он сам — только теперь он мог с уверенностью сказать, что пентагон из мэллорнов защищали феи-хранители, что бриллиантовый Нордрассил в окружении кольца мэллорнов защищался фэйри, что загадочная космическая сеть спутников защищала и тех, и других, и Ламбаду. Причем в какие-то моменты обе противодействующие стороны скопом наваливались на оборонявшихся и получали отворот-поворот.

Капринаэ прозрел, как ему и предсказали, слишком поздно. Кругом враги. Не друзья. Мэллорн — дом для фей. Мэллорн, плачущий опадающим цветом. Лица детей, лежащих на траве, краски их аур. Сражений могло не состояться. Ни на Угэреже. Ни в детских душах. Жнец мог не отвлечься, мог не получить силу Леса. Феи могли поселиться в Эхнессе и за отмеренные ему десятилетия полностью излечить его тело. Погибло истинной смертью множество листьев Ориентали. Смятение поселилось в душах детей. Жнец обрел силу Леса и Мерцание. Эхнессе и его семья обречены страдать века — Капринаэ утратил связь с ними, но эманации как друид воспринимал. Мэллорны стали холодны к любым воззваниям, натыкающимся на Орбисгратия Араса.

Мертвая древесина — сон не шел. Раз за разом взгляд натыкался на серый цветок Панга, на радужный цвет в окружении фей, на лавиотика Енго, на три распустившихся черно-белых цветка, заставивших поначалу ошарашенно подскочить и связаться с другими, переполошившимися подобно курицам. Раз за разом крутился в голове последний разговор с дуотом тет-а-тет. Панг больший дуот, чем многие гиты. С высоты прожитых лет и знания себя свыкшийся с именем Капринаэ в очередной раз уловил уже ранее очевидное для себя — взрослеющий юноша, не постигший тайн общения. Разговор не клеился, избранная манера разрушала... Нюансы голоса, постановка фраз... Пинг и Понг не были настроены скептически — не смогли донести важность и... Глупо и страшно!..

— Кто же вы, кровники Панг?.. — засыпая под утро.

Глава 23. Оратиеэль

Капринаэ во сне кричал и рыгал протухшей в желудке и сразу же плесневеющей на выходе едой — добудиться не смогли. Проснувшись в холодном поту, эльф по-детски всхлипнул, передернувшись всем телом. Жалостливо улыбался куранс — согласно назвали имена других и описали их состояние. Трое и девять. Четвертого пожалели, поставив девятым. Четвертый разрыдался на груди жены, без слез и всхлипов — не шли, а хотелось. С ней он мог себе позволить слабость. Однако долго разводить сантименты не позволили — кому как не друиду растить цисторисы?! Со звеном разберутся:

— ... и никакого Капринаэ! — в сотый раз раздался в голове детский голос, наложившийся на фон горького рева о принятых по необходимости мерах.

Чете помимо прочего предстояло отстоять свое право на пост центурионов звена Рупикарпа, доказывая истинный, по их мнению, смысл фразы дуота Панга. В гим-каэлес сегодня прибывал сам царь Ориентали!

Пинг уперся предплечьем в грудь проснувшегося Хоана, заглянул в мутный прищур и приуныл, не мешкая, отодвинувшись обратно. Хоан отреагировал агрессивно, навалившись следом и уперев локоть в солнечное сплетение:

— Говори... — гортанно, продублировав и там, и там.

— Протрезвей, — ответил Пинг, закрывая глаза очками и отворачивая лицо.

Больно нажав, Хоан поднялся и зашаркал следом за близнецом, бледной тенью спешащим к левой тропе. Служившие одеялами плащи небрежно валялись — свои Панг убрал, сидя провожая удосужившихся перешагивать и обходить других спящих.

Пинг и Понг, чье настроение не поколебал досадный промах, позволили себе давиться от смеха, похрюкивая и посвистывая. С нарождающимися сумерками полностью проснулось звено, единой волной с выпученными глазами прыснувшее к тропкам на север, где в полусотне метрах за кустами пологой крышей овала лежал двойной угол отходника, на котором уже присели братья Эёух. Специально выращенные шошеп и лишайник с разновидностью латринарии — пушистая шоколадная зелень буквально поглощала отходы, быстро и бесследно впитывая и погружая все в себя и перерабатывая в минеральные удобрения. Ямы по очереди регулярно закрывались, наглухо, с укладкой дерна поверх крышки. Когда внутренние процессы, перевалив пик, спадали, стояночные отходники опорожнялись на степной половине и вновь засаживались — на период этих каникул травка по колено росла севернее. Успели считанные десятки — остальные в самый холодный час утра писали, где полилось. А тут еще и точка росы подкралась, притащив за собой пелену промозглого тумана — лишь местные оказались закаленными и сдержали мурашей холода.

На небе убывал цветастый месяц Рухма, еле заметными точками горел Рунный Пояс, горы загораживали свет фиолетовой звезды Руш, едва-едва светился защитным цветом травяной контур овала — эльфийским глазам хватало. До выливания воздухом холодного тумана.

— Ну вот, — звонко начал Шим. — Лесу тоже приспичило...

— Помочиться! — среди бурчания громко продолжил так же клацающий зубам Миш, поддержав с братом Панга, на которого уставились угрюмые сонные лица. Даже Эёух смотрел с укоризной и злостью, не ответив на приветствие в озмеке.

— Чего-о? — недовольный взглядом всплеснул рукой Хоан, взяв кулак брата на уровне бедра. — Твоя очередь водить! — пройдя треть пути от еще вчера погасшего костра.

— Тогда в воду! — бодро вскочил Понг.

— В эту холодрыгу?! — обомлел затормозившийся Хуан, поежившись от воспоминания о "холодрыге". Ему в спину недовольно заворчали.

— Бравые эльфы трудностей не бояться! — поднялся хмыкнувший Пинг.

По мере подъема он крутанул кистью с м-тату и хлопнул по Светляку, подпрыгнувшему вверх. Понг в этот момент хлопнул в ладоши, призывая Сержи. Два матерых ежа-альбиноса явились с оглушающим чихом и фыркающим негодованием:

— Тю! Ежи и закалка не совместимы! — пискнул физически и отправив мыслефразу в ментал левый Сержи, скрежещуще передернувший шубой из игл.

— Вот еще в воду лезть! — вторил правый.

— Кроты-трусы! — вместе бросили Пинг и Понг, с размаху ловко пнув их, подсунув ногу под брюхо и подбросив тут же скатавшихся в шары ежей.

— Ах вы поросятя! Ну, погодите у нас! — в спину убегающим.

— Ща ка понатыкаем иголки в игольницы! — снабдив образом филейных частей с втыкающимися в них длинными и короткими иглами.

— Коротконожки! — бросил через плечо Понг, вильнув от пущенной иглы и перекатом уйдя от следующих трех.

Еще с пинка во все стороны полетели иглы: толстые гудели, ревя рыжим пламенем; тонкие звенели, свистя красными всполохами. Естественно, нестройная толпа раздалась с визгами в стороны, уклоняясь от медленно летящих игл, вспарывающих туман и застревающих в траве. Мелкие при этом хлопками выбрасывали вверх метровые струи огня.

— Доброе утро, цео! — на бегу помахав серебряной, все это время наблюдавшей за всеми, прислонясь к дереву.

— Доброе утро, алсы, — искренне улыбнулась она, подмигнув. Панг позволил оши определить образ — воспитатели всегда знали, к кому конкретно обращается дитя. Проблема с именами не стояла.

— Врешь, не уйдешь!!! — оглушающе пыхтя, неслись сзади Сержи, заставившие Пинг и Понга разделиться и петлять между деревьями. Иголки оставляли широкий освещенный след.

Хоан передернул ушами.

— М! — возмутился брат рывку, но покорно дал ногам себя понести вслед за угрюмым Хоаном, перепрыгивающим факельное пламя больших игл, быстро затухающих.

Область света быстро перемещалась к воде. Деревья в тумане отбрасывали жуткие тени. Звено инстинктивно потянулось следом.

— И-и-х! — выкрикнул разбежавшийся Понг. Дуот Панг, подогнув ноги, проломил гладь воды, возмущенно ответившей громким бултыхом и фонтанами брызг.

— Фырх! Удрали! — беззлобно пыхнул один из ежей. Второй свистяще выругался, метко подстрелив жалобно лопнувшего Светляка.

— Не полезу!

— И я! Айда к феям... — растаяв, как ни бывало.

Седой аметист, седая бирюза, седой кобальт, седой баклажан — люминесцирующая волосоподобная водоросль пучками росла тут и там рядом с покатыми камнями желто-оранжевых кварцитов и мрамора, разбросанных по белому песку прообразом сада камней. Закручивающие течения реки в заводь пилоны явно гордились колыхающимися стеблями, ласкающими светящихся ядовито красным спиралевидными раковинами моллюсков, подобно улиткам обгладывающих седую желтизну, облепившую камни. И множество рыбок треугольной, квадратной, пружинной формой всех оттенков зелени. С пятнами, полосками, зигзагами, частично или полностью укрытыми в чешую или щеголяющими без нее. Плавники и хвосты многих из плавающих веточек, утыканных бусинами глаз, являлись шлейфами магии. Стазы когда-то повеселились.

— Да она теплая! — радостно шевеля ушами, удивленно и блаженно выкрикнула торчащая из воды голова Пэйпа, впрочем, тут же отвернувшаяся от берега и нырнувшая.

Хеап оказался третьим по дальности и номеру, прыгнув за Эёухом. Улетели бывшие виволловцы совсем недалеко от берега, и тут же присели, скрывшись в воде, от которой и по которой подымался и стелился парок, по шею. Поднятые ни свет, ни заря дуоты — как и не каникулы вовсе, — ворчащие и бухчащие о вселенской несправедливости и подлости, особенно дрожащие новички, сперва осторожно, а потом лавиной заполонили заводь — двести стригающих ушами тел она еле выдерживала, благо не все, как Пэйп и Хэйп, подмылись — листы крапивы никого не вдохновили, а о сотворенной неприятности можно и позже озаботиться, дескать, такой-сякой Панг отвлек. Конечно, многим жег спину взгляд цео — застали и не пристыдили, улыбнулись и поприветствовали. Некоторые хотели вернуться, но туманная темень и черные тени изъяли смелость, а река светится и греет, как оказалось.

Вышедший на берег муж серебряной, ехидно оглядел засевших в воду и громко ударил в ладоши. Тирл и Цуюк с Уапэ при взгляде в искрящиеся лазоревые глаза вовсю загребли к берегу. Поздно — заводь покрылась тонким слоем льда. Пилоны полыхнули льдистым светом и остудили воду.

— Согревающая гимнастика! — завлекательным тоном перекричал всех цео. — И раз! И два! — первым став делать энергичные упражнения под громкий счет.

— К-каникулы, жмыыых! — скрипнул зубами Ёал, усердно шлепающий правой рукой по взлетающей левой коленке и левой по правой.

— Дар хошь — скрипи тише, — осадил его Кийц.

— Пф... — досадно фыркнули братья Ёусл, дернув ушами, объезженными слабостью потенции вдоль и поперек.

— Там фрукты на завтрак и горячий компот с жимолостью и можжевельником! — бодро махнул рукой цео в сторону поляны, завершив комплекс, разгорячивший тела.

Некоторые двинулись, успев пройти шагов тридцать. Панг остался, задумчиво глядя на стылую у поверхности воду — ни до, ни после Пинг и Понг не обратили лиц к нерешительным сестрам Лухю и Лэхю. Эёух безучастно застыл, смотря в ноги. Нерешительно топтались Енго и Хеап рядом, о чем-то зашептались Иёла и Аюи.

— А желающие поскорее пробудить или укрепить яркий дар за мной, — тише и спокойнее. Подмигнув всем и никому в отдельности, цео грациозно в три размаха подпрыгнул к воде и оттолкнулся, воспользовавшись на безупречном телоре и малоре простеньким Воздушным Трамплином(!!!) — красивое сальто с двумя оборотами по двум осям сразу, элегантный изгиб ласточкой, ровное вхождение в воду без единой брызги. Громко пыхтя, цео мгновенно вынырнул, мощными гребками поплыв к реке — распущенные под водой оливковые волосы текли следом, подмигивая зачарованной лентой, змейкой вьющейся в них. Панг с брызгами забежал следом, с хрустом ломая тонкую кромку льда у песочного берега.

— Х-холоддр-рыгга! — заявил Хэйп, смело и шумно вбежавший в воду.

Цео за упражнениями скрыл ожидание последних, преодолевающих расстояние до другого берега реки. Самых хитрых освистали Енго и Тирл с Цуюком, потом к оным их приятели присоединились — пришлось лезть в холодрыгу. В итоге очередной хлопок и заплыв обратно.

Цео принялся за дыхательное эллорашэ. Его живот танцевал, выделяя линию пресса — болтающееся между ног ничуть не смущало, никого. Работали диафрагмой стоя, в присяде, сидя. Высокий и низкий темп чередовались согласно технике(!!!). Носом, через рот, поочередно и вместе — вся десятка показывала пример напротив линии дуотов.

Цео медитировали четыре часа, полностью отдохнув и наполнив ауру энергией леса. Никто, подобно Капринаэ, не вывалился в кошмар. Никто не получал новостей — двое пытались, но им не сообщили ничего, наверняка рекомендовав заняться детьми, уделив им все свое внимание. Тем и занимались, обходя спящих и заодно корректируя оши, начиная с родных алсов, под новые реалии, пока не проснулся Панг и вежливо не попросил спрятаться. Дернули ухами двое, пряча глаза, остальные подарили уважение — взрослые трещали вчера вечером не хуже детей, ради которых они тут и... жили. Рассудительный бывший Икарцео имел солидный вес, склонив к мнению: "Им не дали шанса — результат все ощутили". Подыгрывать, не идя наперекор, а способов нежно повернуть ситуацию в правильное русло предостаточно — итог жарких дебатов.

Туман над Пелцокшес развеяли, серебристые оранжевый с синим окрасили восток. Дыхательную зарядку закруглили тютелька в тютельку. Высохшие и согревшиеся — не потные — алсы споро прибрали спальные места, смущенно водя носами. Когда над верхушками деревьев, прикрывающими невидимую реку, обтекающую доминирующий слева Мэллорн, показался мандариновый край сокращенного до Ра светила Арасмуэра, все собрались на берегу, завтракая. Сосущие звуки — сочные груши. Хруст — очищаемые цео с помощью кантио кольраби. Огрызки и шкурки кисло-сладких апельсинов без косточек улетали ракам и подобно сомам усатым рыбехам, собравшимся у самого мелкого берега.

Кушали проникновенно, если можно так выразиться. Бывшие Упикцео соорудили на воде мосток — дуоты Офия и Нчаг шли как в сказку, без конца шлепая ушами на тихие голоса взрослых. Просыпались магические способности. На том берегу их усадили рядом с прозрачным зеленовато-голубым аквамарином — за тысячелетия искусственная друза доросла до роста взрослого эльфа. Ее сестры пользовались не меньшей популярностью: кристалл берилла цвета морской волны поддерживал водно-природный потенциал, рубиновая соседка — огонь, аметистовая — пространство-время, сапфир — чаще вода и пространство-время, и другие сочетания, разбросанные по всему берегу напротив детских стоянок. Самая маленькая друза алмазная — мультидар.

Сочно зеленый вьюн с мелкими присосками на сплющенных усиках причудливо развесился на полированных кристаллах берилла, оканчиваясь шикарными громадами цветов на их верхушках — розовая серединка в обрамлении желтых лепестков с тянущимися от основания синими лучами в центре, упирающимися в белую кайму. Плавные переходы и линии, сочетание яркого и нежного.

Когда счастливые дуоты нагишом уселись в позу мудреца на специальные платформы, удобно прогнувшиеся, внутри подсвеченных снизу камней зазмеились мелкие молнии цвета янтаря и серебра. Перемещенные цео кубки с активными чарами в кристаллах под цвет глаз, алсы по команде сидящих сзади пригубляли для совершения маленьких глотков питательного зелья с консистенцией супа-пюре. Им предстоит сидеть едва ли не до окончания сиесты. С прямой спиной и объемным кубком, отрешившись от мира и уйдя в себя.

Рядом усадили дуота из одиннадцатого звена — рубин окрасился толстыми разрядами перваншевого цвета, не поддающиеся окраске самих кристаллов. Где-то вдалеке еще одна друза начала подрастать, стабилизируя и направляя просыпающийся дар.

Проводники фей тесно жались к своим половинкам, предвкушая свою бочку счастья. Их глаза сверкали, а мысли резвились. Ра полностью выкатилось, а дети на берегу все сидели. Одни завороженно смотрели, как проходит пробуждение на другом берегу, другие метали завистливые взгляды, третьи искали угрюмо злой взгляд Эёуха, упертый в стайку пятнистых рыб, или смотрящего точно на Ра Панга с пугающей зеркальной пленкой, натянутой от ресниц до ресниц. Плоды в желудках, пальцы и некоторые подбородки липкие, подсохшая трава и согретая земля. Дул ветер перемен.

— Аюи, — поднялась серебряная.

— Щвах, — встал ее муж, бывший Акипцео.

Вскочившие сестры расширившимися глазами уставились на торжественно кивнувшую им цео — дикий визг радости ударился о проявившуюся защитную пленку между пилонами противоположного берега. У братьев задрожали коленки и самые кончики ушей — цео сам подошел расплывчатой полосой, взяв за обоих руки. Обернулась на Эёуха и Панга лишь Тюана, которую провожатая отвлекла вопросом.

— До полудня все свободны, — поднялся бывший Икарцео, на котором скрестились все взгляды, кроме дернувших ушами Эёуха и застывшего Панга. Сделав пару шагов от берега, когда все разочарованно выдохнули, он обернулся и как бы между прочим добавил:

— Мечтающих завтра оказаться на том берегу приглашаю со мной на продолжение эллорашэ...

Юркие сестрицы-собственницы мигом повисли у него на руках, защебетав:

— А почему Щвах тоже? Он ведь фей не смог пригласить! — А мы точно-точно завтра туда попадем? А почему Енго вчера?..

— Тише, птички, — обращаясь к ним. — Давайте дождемся всех и после встречи заката мы ответим на ваши вопросы, а вы расскажите о своем общем сне. Договорились?

— Да, цео! — опередил открывших рот девочек один из мальчишек, удостоившийся колючих взглядов и надутых губ.

— Отлично! — поспешил и цео закрепить успех. — Расступитесь, пожалуйста.

Дойдя до кромки заводи-купальни, цео секунд пятнадцать инкантил, выстроив водяную дорожку до возникшей на центральной оси симметрии водяной же площадки где-то три на три метра. Алсы рассосредоточились дугой. Ноги широко разведены, стопы на самой линии берега по пятки в воде. Камыши, колыхаемые ветром — плавные движения корпусом и руками строго в такт дыханию от живота или от груди, в зависимости от упражнения.

— Подружитесь с феями и поверьте в себя... — послал Пинг Шепот Ветра(!!!) в сторону хмурых ложноцветных и ободряюще подмигнул обернувшимся.

— Енго, — окликнула жена бывшего Икарцео братьев, вознамерившихся последовать за остальными. — Вам нужен иной комплекс, пойдете?

— Да, цео! — бодро и без тени сомнения.

— Эёух, Панг? Присоединитесь? — взяв Неола и Ноега за руки.

— Да, искупаемся и подойдем, — пошевелил ушами Пинг, отвернувшись от начинающего слепить диска и убрав очки.

Цео тоже дернула ушами, после чего согласно кивнула устремленным на нее серым глазам и задала вопрос дуоту Енго про самочувствие, посчитав ответ общим. Эёух скривился, уши понуро обвисли, братья первыми заковыляли к воде, но первыми рыбкой нырнули Пинг и Понг.

Панг думал утащить на дно, дернув Эёуха за ноги, поцеловать, одновременно либо обоих омывая от чужого эмомусора, либо одного, а второму транслировать восприятие. Сдержался.

— Извини, Пинг. Это... это не мое, — произнес в озмеке Хоан. — Было... — неловко повесив еще одно слово.

Эльфик у самой поверхности плыл лягушкой против течения, задержав дыхание. Инкантинг Подводного Зрения(*) прошел успешно — он пристально следил за Пингом, в окружении вполне себе обычных мальков трогающим донные окатыши.

— Сделаете правильный общий вывод и назовете свой следующий шаг — получите подсказку, — сумеречно ответил катающийся держась за усы большого сома Понг за место все еще эманирующего обидой Пинга.

— Остальным хуже, им надо помочь. Один соболь в соседнем... — поспешил озвучить Хоан, когда Пинг и Понг по пояс вышли из воды.

— Тридцать первом, — подал мысленный голос Хуан вместо запнувшегося брата. — Нам туда... да?

— Ага, — прощая и прыгая спиной назад. — Заодно с опытными партнерами... того, — подмигивая. Эёух смутился.

— Первый совет для них, — деловито начал Понг, лежа спиной на дне и глядя на удерживающихся вверху. — Для привыкания и приспособления им надо отыскать комья своей боли, которую Эхнессе вытянул из них самих. Пусть ищут, роются, но выуживают из общей массы только свое. Прислушаются — появится чувство чего-то близкого. Только заново пережив весь свой негатив и отпустив его, они смогут эффективнее помогать, не будут подвергаться серьезному заражению — иначе свалятся в эмошок и надолго попадут в лазарет. Пусть в листе придумают себе сханнки до паха и перчатки до самых плечевых суставов. Про содалисов вы верно им рассказали.

— Второе для вас, если позволите слияние разумов. Вам знакомо название Ауабасиуам(*)?

— Нет. В смысле позволим, а название не знакомо, — поправился Хоан.

— Поцелуй чистой воды. Лечит эфирное тело. Можно и на расстоянии инкантить, однако, проще, эффективнее и приятнее сделать через физический поцелуй. В реке, под водой — здесь сама стихия поможет.

— Эм, ныряйте целоваться-то! — нетерпеливо поводил трубочкой губ Пинг.

Легкие наполняются голубовато-зеленой маэной, выдыхаемой непосредственно в рот. Братьям Эёух Панг показывал внутренний настрой и образ пациента в виде измазанного яйца, которое ласково обнимает и омывает подвижная вода, уносимая течением реки. Обнявшись в толще воды и целуясь без языка, две пары сносились течением.

— А почему цео так не помогли? — задал резонный вопрос посвежевший Хоан, сидевший рядом по грудь в реке.

— С Ауабасиуам важен настрой вот здесь, — приложив ладошку к груди в области сердца, — как с Цветодаром. Вина за состояние на чем-то или ком-то в реале — кантио выручит. А так оно смыло бы верхний слой вместе с пыльцой, глубинный след проявился бы в Венечье противной слизью, раздражением кожи, гематомой и тому подобным — опасно больным лезть лечить. Так и сами пострадают, и вклад окажется мизерным.

— А вы применили, э, инфэо? — А у нас пыльцу не смыло? — по-разному обеспокоились оба.

— Да, созданное мысленно через образы заклинание кантио не назовешь. И у вас, кстати, все рассосалось — мы просто смыли отпадающую шелуху.

— Упреждая вопрос — если сможете воспроизвести, то ваше инфэо Ауабасиуам будет именно глубоким поцелуем, а не поверхностным напильником. А если добавите в образ проникающие внутрь и памятные для вас самих искры, высвобождающиеся из грязных пятен, то пыльца фей гарантированно дойдет до адресата.

— Верьте в себя и все получится. Ну, ныряйте за приличиями и дальше по берегу, мы вас перед цео прикроем до обеда, — похлопав по спинам.

— Спасибо, Панг!

— Вы лучшие друзья! — заныривая, дабы не шуметь и не мешать другим, соблазняя купанием.

Намеренная извилистость реки и бугристость открытого берега создавали мнимую уединенность звеньевой лагуны. Коз окружали даровитые соседи — у их цео не имелось стимула всех построить. Когда просушившийся Эёух деловито засверкал пятками на запад, с обоих бугров уже торчали не просто ушастые головы, а целые бюсты чрезмерно любопытных. Правда, стоило одному из молодчиков перевалить через вершину, как того и дожидавшиеся бывшие Арупцео и Арпацео прибыли размытыми полосами и попросили не отвлекать их звено до сиесты ни сегодня, ни завтра. Их жены, кстати, занимались ликвидацией коварных ловушек и неприятного амбре, повисшего над поляной. Енго с бывшей Икарцео упражнялся на опушке под сенью толстого дуба с весьма скромной шапкой не менее старой кроны — семья белок тоже без дела не болталась, трудолюбиво отбирая упавшие желуди у мышей. Неолу и Ноего индивидуальное внимание льстило — выкладывались на полную.

— А где Эёух? — сложив бровки домиком и дернув разными ушами. Братья Енго почувствовали чье-то приближение и обернулись — цео ничем не выдала приближение дуота Панга.

— Они решили проведать помогавшего им лечить Эхнессе дуота-друида, оказавшегося соседом слева.

— Вы же видели их состояние, Енго, а у тех ребят дар существенно слабее. К обеду вернутся.

— Ааа, — приуныл Неол.

— Не надо печалиться и ревновать, Неол и Ноег, — взяв их за руки и присев, едва не вставая на колени. Заглянув каждому в глаза, она продолжила, губя зачатки негатива:

— Радуйтесь за таких славных друзей, гордитесь ими. И сами будьте достойны их! — ласково проведя ладошками по щекам. — Больше не отвлекайтесь, хорошо?

— Да, цео, — сконфуженно улыбнулись мальчишки.

— Панг, вставайте сюда, — приглашающе поведя рукой.

— Эм, извините, — начал Пинг. — Енго, вы полностью рассказали цео, как ваш дар пробуждался вчера?

— Нуу, в общих чертах, — покраснели кончиками ушей оба.

— Золотая нить появилась много раньше серебряной, да?

— Да, — Неол кивнул словам брата. Понг преувеличенно печально вздохнул, настораживая всех трех.

— Пропустив ее, вы поздно спохватились и потом все дальше и дальше мчались верхом на амикусах, превозмогая усиливающуюся боль в надежде на появление серебряной, так? — продолжал Пинг.

— Угум, — при этом носик так забавно покраснел, сигнализируя о серьезности чувств.

— Ну что ж, у вас глобальный попадос, — траурно сгустил тучи Понг.

— Есть три новости. Плохая, не очень и хорошая. С какой начать, Неол?

— С плохой... — опущенно шмыгнул тот, глянув на цео.

— У вас большой и тяжелый цветок на маленькой и тонкой ножке. Укрывательство от цео любой связанной с даром мелочи — стебель обломится, и вы превратитесь в овощи.

— Не пугай так, Пинг, — укоризненно. — Пропажа дара отнюдь не... Успокойтесь, Енго! — положив со спины им на плечи руки и крепко сжав. — Еще не все сказано.

— Мы, хлюп, всёо, хлюп, расажим! — выговорил Ноег.

— Не очень плохая заключается в следующем: если вы дотащите золотую нить до серебряной, то кроме кособокости из-за сокрытия вам ничего не грозит. Стебель не обломится.

— Промедление усиливает боль, — вставил Понг. — Кстати, попытка всего одна...

— Мы готовы, хлюп! А Эёух, хлюп...

— А ты Панг, хлюп...

— Мужское начало вас уже поднимало, осталось женское. Доверитесь цео?

— Да-да! Хлюп, вы поможете нам, хлюп, да? — одновременно повернувшись.

— Ну конечно! — притянула она их к себе, обняв и поглаживая по спинам. На Пинга и Понга она посмотрела задумчиво, не злобно. — Раскрутить маэну для вас двоих я точно смогу!

— Есть нюансы. Енго... Неол, Ноег, послушайте... Теперь вы должны вместе взлетать, вместе подхватить амикусов, вместе зацепить золотые нити руками, вместе вытерпеть до серебряной...

— Кстати, если на каком-то этапе пути вы забудете про свои причиндалы между ног или не увидите их у брата, то... женское начало вас переделает, и по возвращении окажетесь девочками... — сгустил краски Понг.

У братьев отвисли челюсти, а руки сами схватились за самое-самое.

— Эм, передумали?

— Неээ, — замотали они головами, после секунд пяти вглядывания в братские глаза.

— Вот и ладушки. Цео, попросите, пожалуйста, кого-нибудь заменить вашего мужа, — произнес Пинг, у которого вдруг вместе с Понгом зачесался затылок.

Намек она восприняла, на несколько мгновений прикрыв глаза. Затем Пинг приглашающе повел рукой за дерево — ради укрытия от любопытных глаз созвенцев и удобного расположения корней на поверхности.

— Цео, сядьте вон там как я, пожалуйста, — указав на отличный пятачок. — Енго, не тупи!

— Эээ...

— Бе! Садитесь, — пошевелив верх-вниз своими ладонями и кивнув на цео. Ничего не подозревая, те сели, не споря.

— Хорошо. Руки на плечи, ноги вот так. Цео, сколько на весу их продержите?

— Сколько потребуется, круговороту маэны это не помешает.

— Енго, запомни позу и пока стой в ней самостоятельно. Хорошо.

— Чтобы вам было легче помнить о своем мужском естестве, цео начнет руками ласкать ваш пах. Енго, жмых! Закройте оба глаза и сосредоточьтесь! — Вот ж! Голышом так сверкают и беззастенчиво трогают, однако ж сразу схватывают, когда интимом пахнуть начинает.

— Неол, Ноег. Ваши ноги соприкасаются — думайте друг о друге и о больших писях. Цео доведет вас до кондиции и скачком увеличит силу ветра, который вас вытряхнет к облакам. Помните, когда у ветра уже не получится вас поднимать, вы сможете в случае чего дождаться или дозваться брата, убедиться в наличии гениталий и вместе двинуться дальше на амикусах. Вначале золотые нити пойдут внатяжку или наоборот — сильно просядут. Дайте им приноровиться к вашей скорости и манере движения, дальше они станут свободно раскручиваться вслед за вами. Золотая нить у обоих появится одновременно, серебряные с терпимой разницей, учтите. Все понятно, Енго?

— Да, — с придыханием.

Ручки цео действовали умело и пока никуда не торопились. Все слышавший муж уже приготовил ваджру, неслышно подойдя к ним со спины, и принялся настраивать подключение к доппельвита.

— А, э, третья-то новость? — сглотнув большой ком, застриг ушами Неол.

— В порядке очереди. Со второй еще не разобрались. Все, не отвлекайтесь.

Оба цео полнились вопросами. Сдерживались. Правильно интерпретировали слова для Енго. Через гаджет или ее как обратиться не пытались — предпринимаемое чем-то экстраординарным не являлось. Еще две цео зорко наблюдали издалека, отгоняя прочь птиц, животных и насекомых.

Бывшая Икарцео согласно кивнула, когда Панг послюнявил указательные пальцы и показал жестами задумку. Аккуратно приблизившись к блаженно частящим близнецам, Пинг и Понг прошлись по головкам пенисов — подействовало. Стоящий позади цео сразу же придержал начавших заваливаться — ваджра надежно висела в воздухе сама по себе, через нее и передался на доппельвита соответствующий пакет приказов для нужных групп мышц. Енго перестали клониться. Оба любящих цео, прекрасно друг друга чувствующих, слаженно вошли в транс, действуя на первом этапе сообща. Согласованность действий приятный, но не обязательный фактор. О чем Панг вслух и сообщил, зная, что услышат. Добавил и о началах: все это ради четкой ассоциации себя с определенным внешним видом, дающим точку опоры и разделяющим личности, что вызывать беспокойство не должно. Панг улыбнулся цветам аур — верная догадка не обошла взрослых стороной, с чем и поздравил их дуот. Так же была озвучена необходимость половинной поправки для южнобережных из расчетных для Енго — чародеями тем не стать, но сильными Магами обязательно, с большой буквы, с заделом роста при половом созревании. Так что пусть придумают что-нибудь к тому времени — все отмеченные приходом фей во время Плетения Венца Орбисгратия при получении статуса гит сразу же получат и приставку "чародей", если взрослые не напортачат.

Как и предполагал Панг, загвоздка случилась еще на подъеме — не увидели брата. Однако цео не зря ели свой хлеб — совместными усилиями ветру удалось передвинуть их в, гм, горизонтальной плоскости астрала, соединяя. До паники у дуота, судя по ауре контролирующего, не дошло — наоборот, их радость отразилась и на нем. А вот дальше мужчина только мрачнел, топорща уши и начав играть желваками. Волнительное напряжение спало резко, круто обернувшись на противоположность.

— А третье... — начал Понг, когда братья очнулись, обнялись с цео и маково красными с неожиданно рядом оказавшимся ее мужем. Взгляд Понг мужчина понял правильно, подтолкнув Ноега так, чтобы дуоты стояли напротив друг друга. — Поздравляем, в звене Рупикарпа появился третий дуот-чародей! — протягивая руки.

— Вы не рады, что стали чародейками? — обидчиво и вопросительно сморщил лицо Пинг.

— Эээ... — синхронно протянули они, расширив зрачки до предела.

Несмело протянутые руки Панг пожал от души, до хруста, пока не ответили. Шутку оценили с запозданием, зато счастливо и немного нервно рассмеялись, продемонстрировав чисто мужские объятья. Объяснил все бывший Икарцео — дескать, их моральный дух окреп, серебряная связь души и тела удлинилась, а оши не ведают пределов устремлений, посему их записали в могучих, но магов. А теперь оши настроено, стебель не обломится, и они после обеда должны со всеми поделиться своим рассказом, все без утайки, дабы другие вызвавшие фей приготовились все проделать за один раз — вдруг и они смогут дотянуться до чародейской ступеньки? А вот прямо сей момент медитация и потом индивидуальное эллорашэ до самого обеда! И Панг тоже.

Мило улыбнувшись, Пинг движением головы и глаз намекнул бывшему Икарцео, оставшемуся сидеть рядом, что лучше бы оставить их. Час полета Енго пролетел за миг, а вот полчаса медитации тянулись резиной. Панга все сильнее одолевали неясные предчувствия. Что-то такое витало в поле умозрения, постоянно ускользая. Пасовать и склеивать Гаера Панг твердо отказался.

— Извини, Эёух, ты там в порядке? — нарушил тишину озмека Понг.

— Все отлично, Панг! — с запозданием отозвался Хуан, переборщив с эмоциями. Вернее не сумев их сдержать.

— Прости, что прерываю, но у нас неясные предчувствия, — начал Пинг, — Хоан, Хуан, вы можете поскорее вернуться?

— Что-то серьезное? — Предчувствия о нас, опасные? — оба не хотели прерываться.

— В том-то и дело, что не ясно! Возможно вблизи... эм, при физическом касании мысль сформируется отчетливее.

— Да и Енго очень обрадуется вашему досрочному возвращению.

— Ладно, скоро прибежим, — со вздохом.

Енго не мог не ощутить приближение Эёуха. За десятки метров они кубарем вывалились из медитации и вскочили, с безмерной радостью глядя на приближающихся Хуана и Хоана, мелькающих за деревьями.

— Спокойнее! Эёух к нам и бежит.

— Это вы позвали, да?

— Как здорово! А кто из вас первый чародей?

Оба потеряли всякую усидчивость и настрой продолжать медитацию. Понг еле поймал их за руки, удерживая.

— Енго! Да сядьте же! У нас важное дело есть.

— Эёух! Мы тоже чародеи! — закричав, не обращая внимания на Понга.

— Больно было?! — Это же здорово!!! Ой...

Пинг успел перехватить руки Хуана и Хоана, а в кооперации с Понгом удалось сесть кружком. Пока Эёух и Енго выговаривались, умудряясь говорить одновременно на две темы и прекрасно понимать друг друга с полуслова, Панг ловил хитрюгу-мысль. Пазл не складывался, хоть жги.

— Пожалуйста, помолчите!..

— Мы никак не можем разобраться с предчувствиями, — мягче и как-то виновато улыбнулся Пинг. — Они о чем-то важном, но понимание постоянно ускользает.

— Ммм... — глубокомысленно выдал Хуан, едва сдерживая солнечное настроение, требующее немедленного выхода и озарения всех в округе.

Хоан отнесся серьезнее, кивнув. Порывавшийся договорить Неол недовольно дернул ухом, зыркнул на Пинга, вздохнул и принялся ждать, играя в гляделки и активно переговариваясь с братом теперь точно поверх оши, даже не подозревая об этом. Однако включать в озмек и Енго Панг не хотел — Эёух и Енго вполне сами осилят общение образами через оши, а позже и без него. Другие тоже, когда обучатся. Ближе Эёуха и фей к себе Панг никого подпускать не решался, боялся.

— Что-то о мечтах, — через осьмицу минут выдал Пинг. — Енго, ты воображал себя древним героем. Тс! Дар как у него ты себе сделал. Такс. Смелость. Да, надо проявить смелость, искренность, и, э-э, щедрость, что ли. Кажется, тогда исполнится недостающий штрих.

— Не смотрите так! Обычно если видение приходит, то не прячется!.. По логике, братья Енго, вы и так искренни и смелы. А щедрость... вот что, бегите к цео и выберите себе те воздушные шарики, что больше по душе придутся.

— Вот прямо немедленно? — хмурясь.

— Они дорогие... — выделил мысль Ноег.

— Герой-скупердяй? — в тон подняв бровь. — Да-да, бегите. Тщательно поищите, хорошо?

— Гм...

— Идите-идите, Панг друзьям плохого не посоветует, — поддержал Хуан.

— А по нам, Пинг? Наши мечты... ээ

— А по вам, Хоан, сложнее. Что-то необычное, связанное не с мечтой, а с уже начатым... эм, с феями. Да... Но... Впрочем...

— Не томи, Пинг, — положив вторую руку на бедро. Стаз еще бередил желание.

— Скажем так, это по нашей, гм, подсказке и, э, просьбе, феи не показываются взрослым, — подбирал слова Пинг. — А ты, Эёух, вроде как сможешь найти не видевшего ни фей, ни вчерашнее Плетение старшего, который бы тоже смог, как и ты, отнестись к ним по-доброму, что ли, готов был бы и сам не вредить, и другим не давать без всяких условий.

— Сложно выразить постоянно убегающее.

— Яснооо... — Понятнооо — протянули братья.

— Подождите еще немного, ладно?

— Мы постараемся покрепче сосредоточиться.

И Панг ушел в транс, снизив приоритет всех процессов в ОСМО до минимума и заняв ресурсы обдумыванием. Шанс на что-то. Непонятное и необязательное, полезное в первую очередь не ему, но от него зависящее. Рассуждения крутились, часто задевая Лиефиля. Провернутая вчера махинация сыграла по воротам врагов Гаера, польза для каэлеса на гране фола. Чересчур сурово и жестоко. Главное, в последнем разговоре наедине с Капринаэ Панг не прилагал усилий к мирному решению — как-то само собой получились приказные и тон, и слова, грубые и отталкивающие равного. Реакция Эёуха родила ревность? Возможно в той же мере, как желание отомстить качественно и чужими руками. Панг вел речь на слом — эльф и треснул. Князь увидит, что-то поймет. Возможно, ему в вину вменят сцену встречи по его инициативе переводимых из Кюшюлю двух дуотов.

Задав запрос Скайтринксу, Панг отыскал текущее месторасположение Лиефиля. Его уши непроизвольно ушли на затылок — рядом с двигающейся аномалией. Двигающейся вдоль границ Чёча!! Ясная погода — оптический диапазон, несколько ракурсов. Уползти ушам еще дальше Панг не позволил. Конечно, с кем как не с Мерцающим может так себя вести князь Ор`Маммилляриэль! И кто как не царь просто обязан нагрянуть в каэлес?! Инкогнито. Или нет? Панг не разбирал детали вчерашнего сражения, под конец ставшей бойней — концентрация аномалий зашкаливала. Хотя какие это аномалии?! Защитный покров! Боевой доспех. У князя версия поплоше — не мерцающий. Качественное сокрытие — Скайтринкс смог определить по крайне незначительным отклонениям от нормы и собираемому архиву. Мда, алгоритмы нуждаются в совершенствовании — при запуске и последующих модернизациях многое не было учтено.

Панг краем уха заметил, как нашла и схлынула волна дуотов, которым дали время на перекус и мелкие дела. Порадовался он и за Енго с Эёухом, чей пример позволил цео после купания продолжить эллорашэ со всем звеном — вернувшиеся друзья покрутили ушами, но устроились рядом, начав медитировать, проводя ожидания с пользой. Вместо выбранных шариков надулись губки — Понг послал эмоцию отрицания в озмек, Хоан понял правильно.

— Эёух! — встрепенул кружок Пинг. — Момент пришел! Все сходится на поглощенном тяжкими думами мрачном эльфе, идущем по набережной от Ахлессена.

— Хоан, Хуан, вам обязательно надо подарить ему тот особенный поцелуй! Обоим, по очереди. Как увидите его, то сами поймете, насколько он изнурен и как запылился его дар.

— Бегите скорее, напрямик!

— Нно он же старший! — уже стоя.

— Это не повод помочь. А вдруг он именно тот, м?

— Енго, а вы чего?

— Вспомните, какой эффект произвели воздушные шарики в первый раз! Это обязательно поднимет несчастному эльфу настроение! Герои ведь приходят нежданно и бескорыстно помогают в трудную минуту, верно?

— А ты, Панг?

— Да, айда с нами!

— Попросим цео пропустить вас на Набережную и сразу следом. Хорошо?

— Бегите уже, а то прозеваете!

— Друзья, — уже в озмеке, — смотрите истинным зрением так же, как на цветодар — увидите припорошенный или угнетенный эмоциями дар. Будете смелы и настойчивы — он снимет покров с обычного зрения.

— Но целовать взрослого, эээ...

— Когда-то надо начинать, хе-хе!

— Вы же без языка и с желанием помочь — это вполне прилично и допустимо. Река в даре, братья, верьте — и все получится даже на берегу!

Цео отнеслись к просьбе сдержанно. Обещание не бедокурить не впечатлило. Объяснение про остро нуждающегося в помощи с примером друида-соболя возымело эффект. Бывший Икарцео рассудил правильно, за что и удостоился светлой улыбки. Отбегая от цео, Панг через врученную ему ваджру отправил Лиефилю просьбу во что бы то ни стало задержать свитских и дать сопровождаемой им персоне пройтись в одиночестве, вспомнить детсво. Входящее сообщение возмутило эфир, однако выследить источник по ответу не представлялось возможным — его не было. Но очень-очень, очень-очень-очень хотелось дать ого-го какой ответ, всем ответам ответище!

— Уважаемый старший! Позвольте вас поцеловать! — выбрались на мозаичную брусчатку, больше паркет напоминающую, братья Эёух. Хуан сразу заметил что-то, о чем и сообщил в озмек. Хоан подтвердил диагноз с плохим самочувствием, тем самым дав отмашку брату, на глазах Енго вставшего поперек Набережной и бодро обратившегося к воздуху, зардевшись.

— Вы... вы такой мрачный, а поцелуй разгонит тучи, — в волнении сочинил Хоан.

— Точно-точно! Пожааалуйста... — состроил милое личико Хуан, смело шагнувший к остановившемуся нечто, постоянно расплывающемуся, совсем исчезая.

— Хм, раз увидел, то здравствуй, дуот Эёух. Не ошибся? — прямо из воздуха соткался серый и в целом невзрачный эльф среднего роста.

— Неа! — шел вперед Хуан. — Мы тоже желаем здравия, старший, потому и хотим поцеловать!

— По-особенному, — открыто улыбнулся Хоан, желающий попробовать запретный плод.

— Шустрые...

— Не бойтесь! Это ведь р-раз и все! И ни капельки не больно!

— Мы с братом друиды, помогаем... вот... — опять потерял слова Хоан.

— Хоан и Хуан хорошие и нам жашно помогли, правда, — заговорил Неол.

— Угум, — добавил его брат.

— Когда одолевают плохие думы надо отвлечься на хорошее! — заявил Хуан все еще молчащему эльфу.

— Так говорил инс-оратор, — весомо добавил Хоан и смутился под чуточку улыбнувшимся взглядом.

— Правильно, дуот Эёух, спасибо. На поцелуи... друидов я согласен, — приседая на корточки.

Хуан просиял, как обычно взглядом уступая первенство брату. Осторожно обняв голову руками — уши между большими пальцами и остальными четырьмя, — Хоан сделал глубокий вздох, наклонил голову и, как в омут с головой, прикоснулся к чуть-чуть приоткрытым губам, выдыхая в них все до самого конца, еле сумев объять скорлупу. У него закружилась голова, но Неол быстро взял за локоть, а Хуан, вместе с ним вдохнувший и задержавший дыхание, быстро его сменил, смелее двигая губами и даже пробежав кончиком языка по доступной части нижней губы старшего эльфа с превосходным самообладанием — одни зрачки под приспущенными веками и расширились. Хуан уже отстранился, когда руки взрослого взяли его грудь в кольцо, почти сомкнувшееся.

— Ваша помощь своевременна, друиды, благодарю, — глядя в трепещущие изумруды глаз.

Ласково проведя большими пальцами, мягко улыбающийся эльф слегка оттолкнул от себя маленького, вполне способного самостоятельно стоять — оба сдержались от продолжения по разным причинам. Главное усмирили себя.

— А можно и нам попробовать?..

— Ну, это, тучки разогнали, надо солнце теперь взойти... эм... — нашелся Ноег на изогнувшуюся бровь.

— Дуот Енго, верно? Я тебя не поприветствовал, простишь мне оплошность?

— Дда, стар..ший.

— С даром Эёух помог, я прав?

— Да, старший. Он делал...

— А Панг подсказывал, — теребя сжатую руку брата. — Вы разрешите?.. — успев задать вопрос раньше, чему и смутился.

— Да, пробуйте взойти солнце, — улыбаясь глазами и уголками губ, без намека на величественность.

— Только... закройте глаза и уши, пожалуйста.

— И не подглядывайте, ладно?

Братья Енго старательно дули в шарики, эльф старательно жмурился.

— Вот, — осторожно прикоснувшись к плечу продолжавшего сидеть на корточках эльфа. — Возьмите, старший.

— Ммм, красиво, — произнес эльф, принимая и зажимая пальцами, как показали.

— А теперь сделайте щелбаны, — показывая пример, — по рисункам, — глядя с хитринкой, добавил Неол, когда раздался первый "бамс".

Эльф оживил лицо мимикой удивления, выждав секунд пять, прежде чем ударить по второму. Дети смотрели с восхищением на двух пламенных фениксов, парящих по бокам от ладони старшего, улыбнувшегося шире. Затаив дыхание, Енго и Эёух ожидали реакции.

— Пусть подарок напоминает вам об Итриаурэле(!!!), — выдохнул Ноег, завороженный красотой и ощущениями от магии, отныне доступной для восприятия.

— Он во время бурь не боялся лететь через град и молнии.

— Это тучи его боялись и разбегались! — осторожно погладив хвост, обдавший пальцы щекоткой.

— Целых два солнца, спасибо, — подбросив руку, он отправил их в полет. Все проводили вспорхнувших птиц, заложивших вираж над головами.

— Старший, — мелко дрожа красными кончиками ушей вновь первым обратился Хуан. — А вы фей любите?

— Не знаю еще. К сожалению, ни одной не видел, — пожав плечами.

— Как? — расстроился Хоан.

— Их нельзя не любить! — вдохновился Хуан. — Их крылышки такие нежные, музыкальные, они все так красиво и радужно Сверкают! А танцы!.. А Улей!.. — Хоан затряс руку брата.

— Ты меня с ними познакомишь, Эёух? — заинтересованно. Его невзрачная фолфоли колыхнулась и сильнее скомкалась на сгибе.

— Они, эм, боятся показываться взрослым... Но если вот здесь, — приложил он правую руку к сердцу, — крепко-крепко захотеть не давать их в обиду и беречь, как зеницу ока, то они могут показаться...

— Вы хороший, старший. Эээ, пообещайте нам не чинить им вреда, и мы позовем фей. А, э, они сами решат... дальше...

— Обещаю не причинять вреда феям, — серьезно заявил эльф, выпрямившись.

Хуан и Хоан зажмурились, внутренне воззвав к знакомым и дорогим, по совместительству старшим и рассудительным. Осторожный треньк бубенчиков возвестил о появлении между двумя ушастыми головами двух держащихся за руки фей. Мерцающий не мог не увидеть Сверкающую суть. Подготовленный и благожелательно настроенный эльф сказал логос:

— Клянусь! — он хотел сделать большее, но почувствовавшие отзвуки силы феи проявились и для него.

Хихикая, парочка вольнодумно облетела обретшего ореол величественности эльфа, одновременно весело и загадочно звеня крыльями, вызвав противоречивые всполохи в открывшейся части ауры.

— Дзииуих-нь! — явно красуясь, совершили они точное пике в небо.

Они не торопились разговаривать, и не стеснялись показывать, ностальгию по двум фениксам, на коих когда-то катались так же, как на этих двух, искусных иллюзиях.

— Ух, — счастливо выдохнули братья Эёух.

— О! — поворачивая лицо к реке и привлекая внимание к увиденному. — А это, судя по всему, достославный дуот Панг, да? — с окаменевшим лицом.

— Аве, Старший! — поклонились метров пять недобежавшие Пинг и Понг. И вновь ни единой ушной дрожи — лишь зрачки выдали удивление ваджрам в правых руках, прижатым к левой области сердца. Енго и Эёух не могли увидеть всего на пару секунд показавшийся артефакт.

— Приветствую, — едва кивнув головой и делая шаг на встречу.

— Ай, только не надо нас шлепать! — опасливо затрепетав ушами и отскочив на пару шагов в разные стороны по приятно теплой и резиново пружинящей мостовой Набережной.

— Хм? — Енго и Эёух встали между ним и Пингом с Понгом. Первый дуот повторил маневр второго, которого об этом попросил Панг.

— Вы как-нибудь потом, ладно? — просительно выдал Пинг. — Отпустите нас с друзьями, дяденька! — одновременно начал такой же скороговоркой Понг. — А то обидно будет — все-все увидят царя и услышат его похвалу, а мы все нет, — подхватил Пинг, превратив тираду в нечто слитное и цельное.

Енго икнул, Эёух раззявил рот — оба дуота развесили уши. Озмек накалился еле сдерживаемым цунами.

— Похвалу царя? — переспросил тихо-тихо, напряженно, не пытаясь двинуться, цепко поймав на мушку Пинга. На этом фоне музыкальный перелив фей казался несочетаемым.

— Конечно! Кто как не мудрый царь, совершающий променад по берегам альма-матер в компании королевской четы Кагифэ на ушах, сможет поддержать и воодушевить дуотов на подвиги?

— Царь умен, он ведь всему голова! Как же ему после вчерашнего не одобрить поступок гимов и гитов, решивших защитить и позаботиться о своем доме? Как гаранту стабильности лично не закалить подорванную веру в старших и боевой дух юной поросли? — тараторил на слегка коверканном элоре Пинг.

— Логично ведь? Вот и мы так подумали, — нагло стригая ушами и делая вопрос риторическим. — Значит, он в любой миг может спуститься в лагуну Рупикарпа, а мы тут прохлаждаемся и можем опозориться! Вы ведь не хотите оставить грустную память своим благодетелям?

— Отпустите друзей Енго и Эёуха, пожалуйста!.. — Сделайте добро — вернется сторицей...

— Гхм-гхм, — кашлянул в кулак эльф. — Да, идите, друзья... — разрешающе махнув рукой и ни на кого прямо не смотря засверкавшими от проступившей влаги глазами.

Долго упрашивать не надо было. Пинг и Понг, к финалу держащие друзей за руки, задали направление и скорость, не давая им прийти в себя. Обернувшийся Хуан и Ноег увидили лишь пустую Набережную...

...— Аве, Реджис Ориентали, — за поставленным пологом смещенного пространства совершили приветственный реверанс феи, когда хохот эльфа пошел на спад.

— Аве, Реджис Кагифэ, — оставив смешинки в глазах, ответил царственный муж. — Простите меня, кор Аэнли и кор Иэру, перед... совершением променада я отвлекусь на свои листья.

— Мы не спешим садиться на уши, кор Оратиеэль, — в тон ответила королева, совершив с мужем пируэт над головой властвующего, осыпая оного звездной пыльцой. Тот поперхнулся, вдохнув ее.

— Князь Ор`Маммилляриэль! — сперва прокашлявшись и сделав десяток ровных вдохов-выдохов, властно призвал подчиненного златокудрый эльф с мерцающим златом глаз и желваками, предвестниками шторма, окрашивающего взор в темные тона. — Явись Лист перед Корнем!

— Реджис... — появился Лиефтандэр, сразу же побледневший. Казалось бы, куда сильнее? Не удержал он и трепещущих кончиков ушей, ожидающих не какой-нибудь там нагоняй... Князь припал на одно колено и склонил голову, уперев подушечки расставленных пальцев в шероховатую мостовую, всю прелесть которой даже не заметил.

Высокорожденный, в котором не осталось и тени от плебея, прожигал взглядом затылок склонившегося. Дождавшись, когда по требованию протокольной фразы подтянется занимающийся где-то на континенте своими делами квинтет, сразу сосредоточивший второй фокус внимания на странных летающих объектах, рожденный править державный продолжил изрекать истину в последней инстанции:

— Мы однозначно установили Вашу вину. Мы лишаем Вас княжеского титула. Мы возлагаем на Вас все понесенные казной траты за последние сто делений, — рубил Реджис волей. — За неподражаемого дуота обожаю тебя, светлость! — залихватски передернув ушами, мальчишка встал на колено перед глупо поднявшим лицо другом и, подражая дуоту Эёуху, на свой манер исполнил Поцелуй Сияющей Воды(*).

— Встаньте, Светлейший Князь Ор`Маммилляриэль, — вновь заговорил Реджис, сурово глядя на очухивающегося новоиспеченного мерцающего, игнорируя изумленные взгляды свиты, в которую в этот момент входила и ректор гим-каэлеса. — За катастрофический провал задачи, князей Ор`Комаэль и Ор`Ариокарэль данной мне властью лишаю всех званий, титулов и гражданства. Повелеваю прекратить переговоры с сиятельным Сипаугри об их возвращении и согласиться с его предложением о возвращении всех прочих листьев Древа Ориентали. Светлейший Князь Ор`Маммилляриэль, за неумение общаться и обращаться с женщинами получает штраф в размере женитьбы, — не меняя повелительных интонаций и не делая акцентов, — на вдовствующих княжнах Ор`Комаэль и Ор`Ариокарэль в праздник Равноденствия и запрета на выход из родового поместья без обязательного сопровождения одной из супружниц, а так же Мы запрещаем семье Ор`Маммилляриэль появление при Нашем дворе и в стольном эолосе неполным составом, родство и свойство первых степеней. Мы назначаем Вас, Светлейший Князь Ор`Маммилляриэль, претором Гидандраго. Мы с Реджис Кагифэ, — протягивая руки, на которые встали лишь ему видимые в своей полной красе феи, — отправляемся совершать, — оставляя из обуви и одежды только скромную белую флофоли из тончайшего паутииного шелка с золотым тиснением, — променад, — давая феям усесться на своих тут же обвисших ушах, — по берегам Моей альма-матер, — щелкая по носам фениксов и небрежным жестом ударяя по воздушным шарикам, отлетевшим к свитским. — Сопровождение не нужно...

... — Что это было, Панг?! — нервно вопросил шепотом Неол, когда три дуота вплавь перебрались на другой берег и Панг помог просохнуть флофоли не умеющего Енго и обнуленного Эёуха. Встал он так, что без ответа не сдвинуть, того и гляди в порошок сотрет.

— Не дрейфь, прорвемся! — ободрил их Понг хлопками по лопаткам.

— Мы ни в чем не солгали, Енго, — согласно ответил Пинг. — Мы не злоупотребляем верой и дружбой.

Пинг покривил душой, лукавя. Панг на самотек ничего не отпустил, влияя через цепочку: Сержи; Нотж и Нутж, Иубекруп и Уибекруп; Хоан и Хуан, Неол и Ноег. В будущем накопится опыт и умение выделять свое, в будущем. Зло в своем понимании не чинил.

— Просто поверьте в еще одно чудо, братцы.

— Чудо?! Да ты выставил нас йейльскими невеждами и дураками! — не унимался Неол.

— Сочные у него губы, — закатил тем временем глаза Хуан, облизнувшись.

— Хе-хе! — хихикнул брат.

— А вы!..

— И вообще!..

— Да ладно вам, перформанс отличный получился!

— Вот увидите, точно! Чего вы возмущаетесь, а? — вступился Хуан.

— Неол, мы тут всем мозолим глаза. Идем, присоединимся к эллорашэ, вреда не будет.

— Они всегда так, да? — обреченно сдувшись и заглянув в глаза Хоану.

— Это еще цвето-о-очки, — протянул он. — Ягодка вчера была... Мы вам потом такоме расскажем, — намекнув прямо в ухо. Панг едва не набросился и не расцеловал друзей за такое отношение к себе. Панг смело признался себе в пересмотре своих взглядов в отношении секса и дружбы — решение проблемы крылось на соседнем материке, осталось все тщательно протестировать.

Енго угрожающе громко засопел, когда его взяли за руки и повели в обход всей дуги к левой ее оконечности. Дуоты упорно занимались манипуляциями с доступной ки под руководством цео с сахарно-сизыми волосами, уложенными в вычурно сложный узел на уровне лопаток. Часть занималась из рук вон плохо, часть усердно, ощущая разницу между собой позавчерашним и сегодняшним. Все лица обращены на юг — пышные цветочные кусты и друзы скрыли сцену с участием маленькой троицы и старшего.

Хуан дружелюбно пихнул закипающего Неола в бок и приложил палец к губам. Трепеща ушами и ноздрями, эльфик ударил в ответ, попав в блок. Цео всегда могли сделать взор пронзающим с макушки до пят — Неол присмирел, начав выполнять элементы эллорашэ. Бывший Арупцео начал другой комплекс, более подвижный и шумный — как обычно сморщившиеся чресла не болтались во все стороны во время прыжков. Зашедшие по колено, а далее и по пояс в воду поднимали волны брызг или рубили воду ребрами ладоней, стараясь резать бесшумно. Пинг через оши попросил в канал цео изменить запланированную программу — феи вроде как хотели бы успеть до обеда без взрослых поплескаться с купающимися.

Без горбинки, не ширящаяся челюсть, волевой подбородок, точеные скулы — ни следа серой личины. Треугольник корпуса держался на узких бедрах — все изгибы оных отяжеленная тиснением юбка подчеркивала, тонко намекая на сексапильность идеального совершенства фигуры. Три волосика, три прядки из косы из трех волосиков — плетеный каскад ниспадал ниже икр, где толстая коса зажималась лучом Ра, свернутым в кольцо. Солнечное золото волос осыпали звездные блески. На тронных ушах восседали королева Аэнли и король Иэру. Жизнерадостная походка удальца — нет, жизнеутверждающая поступь молодца-богатыря. Владыка на прогулке — картина маслом.

— Аве, маджестас! — повторил на мгновенно застывшей водной глади давешнюю позу Лиефиля цео, чьи гаджеты "прозевали" приближение этой персоны.

— Аве... — спохватились стоящие по пояс в воде дети, мямля что-то и не зная, как двигаться. Царь принимает листья на соответствующей церемонии, иногда появляется во время посвящения в гиты. Инс-этикет будет рвать на себе волосы.

— Аве, Самый Старший! — бойко воскликнули окруженные истуканами Пинг и Понг, с брызгами отдав земной поклон.

Гладь воды изошлась рябью. Цео поперхнулся, когда за Пангом все-все повторили неподобающее приветствие. А какое правильное? Дуоты не знали. Где застали, там и ... . Все повторили за самоуверенным Пангом. Царь, ступающий по воде аки посуху, лучезарно улыбнулся.

— Аве, Рупикарпа. Встаньте, цео, — мягко произнес он, возвысив сконфуженного эльфа обращением. Царь внешне выглядел столь же молодо — пышущий здоровьем мужчина в самом расцвете сил.

В ментале лагуны разнеслись слова о соблюдении молчания о его визите. За спинами прилипших к песку детей все пять свободных цео, совершив чудеса скорости, молча поприветствовали царя согласно этикету, и застыли выпрямившись, как и довольный оказанной почестью тренер — царь занял его водяную площадку.

— Выражаю благодарность Санитарам Леса, — градусов на двадцать трижды наклонив тело. Малиновый звон поддержал его. — Стремление оздоровить и защитить священные мэллорны достойно высшей похвалы. С вами я спокоен за наше будущее. Юная поросль показала пример всему Древу Ориентали.

— Так это вы там!.. — задохнулся догадливый Хуан, с всплеском дернув правой рукой в сторону другого берега, чем испортил течение речи, и тут же ею испуганно запечатавший рот.

— Да, Эёух. И я высоко оценил твое умение целоваться, — бедный дуот радикальным образом вспыхнул алым. — Отточишь мастерство с друзьями-сверстниками и тебе равных не будет, — подмигнув. Пинг вовремя поддержал братьев. — Енго, Итриаурэль достойный ориентир. Ты дважды вытерпел жгучую боль и не озлобился. Люби их.

На раскрытой ладони преломили лучи света два крохотных огненных кристаллика. Царь подбросил два свечных пламени, разгоревшихся кострами — два маленьких феникса развернули крылья и неуверенно взмахнули раз, второй, пугливо заискрив у близкой воды.

— Ладони протяните, балбесы! — шепотом ругнулся Понг, брызнув на братьев.

Какие мысли об ожоге? Какой страх живого огня? Прослезившиеся Неол и Ноег приласкали вожделенных фениксов, успокаивая. Потрескивающие младенцы просто не могли не повестись на блестящие капельки — личики эльфов обзавелись над губами двумя симпатичными родинками, как класс отсутствующими у эльфов.

— Доенкутупиростакдр?!.. — Деикльпипироцакдр?!.. — воскликнули не убоявшиеся уколов.

Мгновенно успокоившиеся и признавшие старшинство фениксы довольно пыхнули. Запечатление состоялось. Умилившийся царь воскресил их своей техникой — идеальный подарок.

— Панг, над тобою горько плачут три сестрицы: Дисциплина, Этика и Смиренность. Обрадуй их, — иносказательно озвучил Реджис повеление. — Звено Рупикарпа! Познавай науки прилежно и живи в дружбе! До встречи, — помахав всем царской рукой и обведя блестящие глазами статуи мудрым взором.

— Отличные дети, кор Оратиеэль, — таинственно улыбнулась принцесса фей, когда эльф проходил мимо.

— Да, кор Аэнли, всем подают большие надежды, — дипломатично в ответ.

— И каково быть для гимов Самым Старшим, кор? — лукаво спросил маленький принц фей, качнувшись.

— Жашно, кор! — зная о взглядах и навостренных ушах. — Кстати, а почему я один надрываюсь? Одной прически мало для катания на ушах, — веско.

— Фи! Принять чистосердечный подарок как плату за проезд!.. — обидчиво звякнув.

— Каюсь, прекрасная кор. Примите мои чистосердечные извинения, — делая вращательное движение кулаком и поднося что-то сверкающее на ладони к уху.

— Ах, какая прелесть! Вы просто душка, кор! — восторженно рассматривая в руках антикварный гарнитур(!!!) из глубокой древности, специально для фей.

Прогулочной походкой удаляющийся царь рассмеялся, капнув бальзамом в торчащие уши Рупикарпа.

Глава 24. Спуск пара

Что-что, а обед по расписанию. Ранее заставивший Дисциплину реветь — бодро занырнув, когда царь перевалил верхушку бугра — Панг попросил бывшего Икарцео треть половника. Около двух дуодеков набралось тех, кто засунул нос во все шесть котлов и остался чрезвычайно доволен результатом. Наваристая каша-суп с лимоном — что может быть лучше? За неимением четырех цео их котлы заменили сервским трудом — подносы с ярко красными помидорами, одинаково фаршированными козьим сыром, на манер адыгейского, с вишнево-крыжовниковым жмыхом, ушли влет.

Пока объевшиеся с трудом отправились мыть посуду, не забыв о котлах — три самых чистых источали аромат компота с листьями малины, — Понг свернул в лесок у молодки-липы, отдав плошку с ложкой Пингу. На вопросы ответил прямо: "За травой". Действительно он собрал два пучка трав и веточек, связав в двух местах. Детей разморило и разбросало по циновкам, растащенным по теням. От общения с Уэлю Панг старательно уклонялся. Компанию на пляже ему не составил и Енго, чьи фениксы сидели на углях десятого кострового камня, не умея контролировать свой огонь, вредящий растениям и оставивший подпалины на циновках, и нуждаясь в согревающем пламени. Цео предлагал окольцевать их, но Неол отверг предложение.

Не обращавший внимания на подтрунивания Пинг мучился выбором, расхаживая вокруг не переводящихся свежих ягод, фруктов и овощей, в разы увеличивающих численность ко времени приема пищи согласно привычному для организмов созвенцев расписанию. Понг с двумя вениками тоже стоически терпел шутки. Благо к Пелцокшес никто не поднялся, а шутников оказалось не много — священная сиеста на сей раз не превратилась в лекцию, вымотавшиеся еле дотащились до тени.

Центр пляжа. Две ароматные пальмочки из папоротника, ветки малины, липы и нескольких соцветий бросали тени на лица двух блаженно прикурнувших, чьи тела от шеи пропекались в песке. Между ними чуть выше голов лежала гроздь бананов, четыре кокоса и все найденные кисточки белой, желтой, синей, красной и черной смородины — жалкие остатки, которые прикрывали одинокие зеленые опахала, до вечера точно сыграющие роли солнечных зонтиков. Откровенное варварство для западников и веяние новой моды для восточников.

Блаженствующий в неге Панг смаковал недавнее прошлое.

— Обед в полдень, купайтесь, — следом за нырком озвучил румяный цео, ушедший лесным шагом за остальными пятью.

Паралич снял рой фей без восьми: корни с кором, а тридцать первые, тридцатые и двадцать пятые со своими. Оказывается, феи порхают в воде не менее шустро, чем в воздухе, да еще и брызгаться умеют! Следом за догадливыми каждый купальщик сбегал к цео за чарами Подводного Дыхания и Взора — шаловливые феи, оказывается, еще умели изгибать, перекрашивать и перекручивать рыбок, завязывая корабельными узлами по две-четыре штуки в одну связку. Вскоре, правда, отделились одиннадцатые и шестые, а так же Иурэ и Эирн с женами, чтобы развернуть в свои лагуны соседских шалопаев.

Неол и Ноег не купались — фениксы. За ними как за горой спрятался Эёух — Енго качественно спровадил жаждущих помочь Хуану и Хоану отточить мастерство. Панг в озмеке только и делал, что хихикал, близнецам ничего не оставалось, как обратиться к совсем новым друзьям, хе-хе. Друиды все же попытали счастья второй раз, но последовала фраза:

— Какие проблемы с фениксами?! Нет ничего невозможного после поцелуя с самим Царем!

Послав в ответ много всего своеобразно лицеприятного, Эёух обиделся и назло сунул руки в огонь. Не обожгло. А вот нерешительных Лухю и Лэхю еще как обожгло то обстоятельство, что награжденные эпитетом "милые букетики" оказались не для них, и даже не для других девочек, а от солнца!

В общем, все отрывались, как могли.

Кроме возрастающего числа встретившихся с Владыкой цео никто из коз и козочек так толком и не начал судачить — под водой их занимали феи, на поляне желудки за ушами так и хрустели, требуя и требуя все больше и больше вкуснятины, а потом перевешивающие животы вдавливали всех в траву и блаженно-сытую дрему. Мирно сопели на солнышке и братья Енго рядом с потрескивающими птенчиками, превратившими костер в гнездовье.

Эксперимент под кодовым названием "Проводники" успешно завершился и ударными темпами анализировался. Панг выделил аж тридцать потоков сознания, переходящих между феями и регистрирующих реакции увлеченных ими детей на изменения в поведении объектов внимания, оставив шестнадцать в запасе и два активных, собственно, личности Пинга и Понга. Первый этап продемонстрировал далекую перспективу роста. Касания Панга к иначе связанным с ним сознаниям походили на захватнические вторжения. Первое ветвление испытывало удовольствие в любом случае, а вот второе ощущало дикий дискомфорт, вплоть до паники у самых маленьких. Поэтому всего тридцать самых старших особей, исключая летающих в других звеньях, проводили частичку Панга, получавшую всю гамму ощущений и полноту мыслей. Цель, стать теневым свидетелем, маячила слишком далеко на горизонте. Панг помнил открытые книги фей, чьи души поддержал когда-то Гаер, даруя осиянные частицы. Сейчас он старался действовать в похожем ключе, более мягком и не таком повелительном.

Последующие этапы намечались в Обители, всего двенадцатью потоками с двенадцатью старшими, гм, жрецами их ни язык, ни извилина не поворачиваются назвать. Разделение мыслительного и эмоционального процесса от физических чувств, предотвращение случаев интернирования, разделение ощущений с реципиентом. Закрепление успеха на не прошедших закалку в Сиянии. Панг страстно желал научиться "обращать внимание" на, гм, своих культистов, в идеале незаметно для других. Среди получаемого извне потока энергий жизненной необходимостью встал вопрос о выделении "силы веры" конкретного индивида и скольжении к нему по нити для общения, для проведения воли, силы, желания. Панг хотел использовать тысячелетние наработки Сипаугри.

Ни донор, ни вампир. Не бывать и подсевшему на эмококтейль наркоману. Склеившийся Гаер распознал нарождающиеся аппетиты — удовлетворение своих желаний за счет поступающего от, гм, паствы. Крайне опасный путь, чреватый абсолютно не гламурными следствиями. Сексуально обделенный Панг перебьется — излишний слой памяти отошел от пирога дуота. Меньше знаешь — крепче спишь. Серия плановых испытаний подверглась корректировке. Гаер воспитывал в себе терпение и умение жить медленно, смакуя каждое мгновение, а не прожигая бездарно — это вопрос выживания.

— Эха-ха-ха! — заливисто засмеялся выигравший спор мальчишка над неудачником.

Думая, что Панг дрыхнет без задних ног, воришка крался к смородине. Бац-бац! Две небрежно брошенные шкурки от бананов, вдруг взлетевшие с места, смачно припечатали наглеца по выпяченному заднему месту. Ррав-гав! Два цепных пса из шкурок сложили полосы пастью и принялись, порыкивая, кусать, то и дело клацая зубами, неудачливого вора, гоня его прочь под общий смех свидетелей, сдернувших сонную одурь с созвенцев. Соответствуя образу, Пинг и Понг что-то невнятно шептали на малоре, а потом просто транслировали звук из своих ртов, песок в области кистей активно шевелился, ведя кантио через пролесок. Преследование велось до самого круга из костров — при приближении к нему банановую кожуру заколбасило: полоски зашлепали губами, завихляли, зачихали и смертью храбрых порванными ошметками шлепнулись в ближайшие угли, окончательно погаснув в магическом зрении отсутствием маэны. Для последовавшего после демонстративного сбора ягод с двух кисточек смородины трюка с проливающимся прямо в рот вместе со стружкой кокосом, пробитым мини-Буром Ветра(!!!) и поднырнувшим под зонтик, пришлось достать все пальцы из песка, вернее, он с них сам ссыпался из-за динамики ручного и ножного телора.

Панг воспротивился подлой мыслишке и не стал быдлом — песок не промок. Загаживать среду обитания ни один эльф не додумается, ни один! Утренний конфуз простителен, журить за него никто не стал, и намекать не помыслил! А вот та же купальня, к примеру — питьевая вода. В реке — пожалуйста, специальные организмы только обрадуются. Но не в купальной зоне. Мочевина, скажем, под действием чар превращается в гнусного вида слизь, облепляющую отмороженного на ухо проказника — держится долго, зудит и чешется. Поэтому после показательной чистки еще парочки бананов Панг выпустил с рук два огненных всполоха, когда прыткие стазы навестили таки козочек. Два кружащих сгустка пламени, периодически разделяющихся на пары хаотично брыкающихся с воздухом аморфных образования, доверия не внушали — середину пляжа обходили стороной, брызгаться и бросаться если и хотели чем, то не решились, а на возгласы и прочее Панг не реагировал, жмурясь в неге или сосредоточенности, показывая, с каким комфортом тренируются белые юбки. Прогулка царя возымела колоссальный отклик в среде гимов, особенно изменения в этикете приветствия.

Борьба за рейтинги неотъемлемая часть жизни алсов. Понг оказался солидарен с Пингом в вопросе разрушения... монополии на табель. Не они, так другие дотумкают — начнется борьба глазомеров, раздоры. Нет. Как нет и дат, к коим приурочить оглашение — Венец Орбисгратия всегда доступен за окном. К чему сложности? Вот его, хех, Панг и запряг стряпать сравнительные таблицы, правда постфактум и на основе собственных, а заодно при помощи иллюминации подсвечивать циферки, конечно же, из принесенной Пангом арифметики, хе-хе.

— Нуу, а вы не проговоритесь? — упрямилась Иатто.

Вынутые цветодары одновременно вернувшихся с того берега, когда диску оставалось четыре диаметра до скрывающей полосы на западе, размерами огорчили некоторых зрителей — участники же радовались, треща безумолку, делясь впечатлением от встречи всех собранных у Ахлессена южнобережных одаренных с царем. Зачинщиками, предсказуемо, стали стазы.

— Щвах, Аюи, Нчаг и Офия ровнехонько замыкают рояс(*), — сдалась феечка под натиском.

— Без учета семерых, — одернул фей сестру.

Естественно, пришлось объяснять, что за семеро таких, вернее, почему семеро. Под большим-большим секретом парочка поведала на ушко тайну про особое ранжирование чародеев. Первого мульти-чародея перевели с другом из Кюшюлю, где они оба не прижились. Всем известный Друид пустил корни в гим-каэлесе позавчера днем, Лавиотик вчера вечером с дозреванием сегодня поздним утром, утром в первых трех звеньях проснулись три Хаокриса(*), а один дуот из одиннадцатого из-за эманаций царя и эмоций не умеющих себя контролировать новорожденных вот буквально недавно расцвел у вон той рубиновой друзы Фламардом(*). Итого семь.

Глухого телефона тут не знали, что не помешало сплетням лесным пожаром охватить берег Пелцокшес сразу по уходу фей "по делам" домой. Главное, пощечина новорожденными осозналась. Спевшиеся с Енго братья Эёух прекратили сливать в озмек оскорбленное достоинство — редкая и убийственная специализация "фламард" впечатлила их гораздо сильнее мифических хаокрисов из каких-то там далеких первых звеньев. Магия крови весьма косвенно соотносятся с Магией жизни, но случаи среди эльфов известны. Вот так причудливо милашка-пиромант стал навевающим ужас фламардом, которого царь по-особенному похвалил за доброту.

— Панг, скажи, что делать с фениксами, — насупленно произнес подошедший за диаметр до заката Неол.

— Любить, — ответил все еще лежащий без смены позы Пинг.

— Панг!.. — возмутился было Ноег.

Однако два сгустка выманили фениксов из рук Енго. Весело искря и клокоча, дети огненной стихии ринулись играть в догонялки, смело выделывая мертвые петли над водой. Замахнувшиеся ноги впустую пнули песок, не тронув заметно пожухшие зонтики. На радость восхищенных зрителей фениксы победно полыхнули над самой гладью воды у самого центра заводи, проглотив панговские огоньки. Вода под ними по всем физическим законам подлости зашипела, превращаясь в пар, и две вспугнутые птички, подскочившие вертикально вверх, чего-то возмущенно пища, ринулись к Енго в руки, эманируя жалобами на воду и требованием продолжения банкета — старшие через связь с ними однозначно установили соответствие между звуками и вкладываемым в них смыслом.

— Панг, пожалуйста, помоги Енго, — смело выдернув веник и бросив в помойную кучку.

— По твоей... эм, подвижные фениксы жарят других, причиняют своим огнем боль деревьям и травам, их феи боятся. А ограничивать их зачарованными кольцами Енго не хочет, — рассудительно высказался брат. В озмеке Пинг, перебив, еще раз повторил фразу о правилах хорошего тона. Пришлось вслух — ежовая привычка быстро въелась.

— Хоан, — с печальным вздохом сел Пинг, не спеша отряхиваться. — Младенцы капризны и требуют толику родительского тепла. У Понга есть знакомые, способные связаться с ныне здравствующими взрослыми фениксами, они приютят их и взрастят, лет за двадцать...

— Нет! Не отдадим, — набычился шаркнувший по песку Неол, прервав. Недовольно пыхнул прижатый к груди малец.

— А другого выхода нет? — спросил Хуан.

— Мы помогли реализоваться мечте Енго, а он на нас за это оскорбился, — нехотя поднялся на локте Понг, запрокинув голову. — Якобы мы специально использовали его в корыстных целях, чтобы заставить рыдать над собою трех сестриц!

— Отвалите, неблагодарные, — раздосадованный Понг раздраженно махнул кистью, отправляя верно отслуживший свое зеленый зонтик к объедкам. — Вы им добра не желаете, — одновременно пошел в атаку Пинг, подытожив разговор отворотом к воде.

— Мы желаем! Ты!.. — конечно, будешь тут на нервах, когда все задергали: расскажи да расскажи.

— Неужели ничего больше не придумать, а? — не сдавался остановивший Неола Хоан. — Вы дали огонь феям, вы оба можете, я знаю!

— Что за предъявы? Совсем опупел? — вскочил Понг.

— Спокойнее Понг, — сразу следом поднялся Пинг. — Одна после комплимента царапается до крови, — загибая палец. — Второй после мечты избить хочет.

— Третьего из грязи в князи, а он эмопоносом обливает. — Живите в дружбе, ёпть! — смачно харкнув в мусор, прицельно, щегольнув не известным тут матерным словцом.

И не слушая больше ничего и никого, Пинг и Понг подпрыгнули на мгновенно засвистевшие под ногами Диски Плинга и в быстром полете примитивным Воздушным Продолженьем Рук смяли ком с мусором, метнув его в середину Пелцокшес, куда сами следом и нырнули. Вернее безобразно плюхнулись — приближаясь к реке, дестабилизировавшийся ком начал осыпаться песком, затем вовсе развалился, а воздушные диски, не выдержав болтанки, разъехались в стороны и выскользнули из-под ног, перевернув пассажиров в воду.

Предмет ссоры и выеденного яйца не стоил — Панг резонировал. Найденная им — им! — точка равновесия сгинула в укрывище Бодо, слои памяти — им продуцированная идея! — ободрали, железный контроль — ну ладно, не его — растекся жижей! Где, спрашивается, справедливость?! А тут еще шмакодявки нагло подкатили, йейль! Ссоры — неприятный аспект отношений. Гордец-Панг превратил упругую полупрозрачную пленку молчания в глухую стену, перегородив ею озмек.

— Панг, вернись, — обратился бывший Икарцео через оши к плывшим по течению реки, в тот момент загнувшейся на скалистый участок вокруг Ахлессена.

— Мы запретов не нарушим. — Не хочу.

— Маленькие фениксы — источники больших неприятностей. Оба заключены в клетку с костром, а по окончании каникул будут неминуемо окольцованы. У вас есть, что сказать? — повернул в обход цео.

— Ответ на дне, — туманно буркнул Пинг.

Отвесные более чем стометровые скалы в заходящих лучах окроплялись красным золотом. Звено наблюдало за Ра, Панг за рисуемой его лучами картиной. Жилы золотого мрамора в брызгах корунда, меди, циркония и марганца с литием — многое переплелось на горных стенах, созданных древним эльфом. Неописуемая красота камня уходила в тень плавно, неуклонно, дабы на утро заново стать разукрашкой.

Панг слепил инфэо из широкого Диска Плинга и двух Воздушных Рук, зацепившихся за камень и выступ на обоих берегах реки. М-тату огня растеклась по всей коже, превратив фигуры мальчиков в огненных элементалей какого-то там уровня. Пинг и Понг лежали на животах, разрешая косякам рыб уносить их мысли дальше по течению. Следуя правилам, они не появлялись рядом со второй береговой полосой с отдыхающими, не ступали на берега чужой лагуны после заката, тем более не углублялись в лес. Пребывание в реке фиксировалось в эти моменты пальцами ног, согретыми пламенем, питаемым собственной энергией, не убывающей, но и не накапливающейся — колеблющейся с все уменьшающейся амплитудой.

Достижением ночи смело Пинг и Понг засчитали любование красотами реки, вполне естественно лучший свой изгиб делающей у отца-мэллорна, доминирующего над округой. Самые красивые речные кораллы, выведенные местными магами-биоинженерами, пульсировали сложный вальс пастельных тонов. Водяные пауки приманивали россыпью звезд на свитых между гибкими веточками паутинах. Текучая вода не препятствовала моллюскам ложится спать по берегам, ведя активную жизнь у центра, выхватывая из быстрого мутного потока тонкими щупальцами деликатесы — огрызки и кожуру, ветоши и прочее. Вальяжно плавали черепахи, чьи панцири чары защищали от любых течений — взмахи ластовидных лап превращали их движение в бреющий полет. На панцирях всегда каталось множество пассажиров: от рачков до рыб-прилипал. Разнообразие видов поражало — Панг не мог себе отказать в Глазе Виката, барражирующим над его импровизированным плотом на высоте сотен метров. Лучшие виды открывались с кроны, нашпигованной караульными легионерами — воздушная угроза черной сигарой проплыла в верхних слоях тропосферы, чиркнув угольным грифелем по небосводу, разделив вечер с ночью.

Достижением ночи Панг смело засчитал оперирование одни потоком двумя инфэо, согласно распространенной практической методике. Одно сложное заклинание, пассивное — Диск Плинга. Знай себе поддерживай без траты направляющих усилий. Второе простое, активное — Воздушные Продолжения Рук, той же школы. С их помощью Диск Плинга удерживался на месте или как плот перемещался вдоль речной глади. Термин "лепка" суть соединение, в частности, двух в одно. Общий энергокаркас справлялся с распределением маэны, место крепежа переадресовывало функцию руля к двум манипуляторам. Люминесцирующие не хуже сомокозлов, подметающих бородкой щупалец дно и отгоняющих рогами конкурентов, Пинг и Понг по очереди лепили инфэо. Результатом стало оперирование двумя подобными инфэо, производимыми на свет газового гиганта, гордо шествовавшего по небосводу со свитой сателлитов, с использованием телора и ключ-слова на малоре. В итоге три магоформы объединялись в одну. Пинг и Понг заклинали что вместе, что порознь, в результате научившись делать из воздуха речной Катамаран(!!!) с ручным и ножным приводом. Диск с изогнутой стенкой элегантно превратился в мягкий стул со спинкой, раскладывающийся шезлонгом. Силовые контуры — педали, помимо маэны питающиеся работой тела, как бы непрерывно выполняющим жесты. Четыре сплющенных воздушные руки в четыре пластины на вращающейся оси — загребное колесо. Соединив парные усилия, Пинг и Понг смастерили удобное и простейшее средство передвижения, более чем посильное соседским стазам. Хочешь — сиди и крути педали, хоть в воде, хоть в воздухе, хоть руками, хоть ногами. Хочешь — лежи. Превратившийся в банальную Воздушную Ступень(!!!) Диск Плинга легко трансформировался в различные фигуры, позволяя разнести вширь посадочные места ради защиты от брызг. Регулируемая площадь пластин колеса определяла тягу, настраивалась и коробка передач, задавая скорость через соизмерение между объемами подаваемой маэны и мускульной активностью, позволяя банально воплотить воздух в пластины, движимые чисто силой рук или ног, что сводило к минимуму расход топлива и максимизировало срок существования Катамарана. Рулевая пластина отсутствовала, ее заменял угол поворота вращающегося колеса — прогулочному средству по спокойным водам ни к чему мудреное управление, магический шарнир организовать гораздо проще механического поворотника. А для сверхбыстрого подводного и наводного передвижения Панг приспособил Пропеллер(!!!), запитав его водной стихией. Угол вытянутых носков сведенных ног отвечал за скорость вращения, читай движения. Развел ноги — развеял. Лежащие одна ну другой кисти рук или сведенные вместе ладони являлись пространственным рулем. В первом случае маневренность по вертикали, во втором по горизонтали. Были и усложненный джойстик из двух кулаков, соединенных костяшками — для продвинутых юзеров сего магического девайса. Для непотопляемости Катера(!!!) Пропеллер дополнился Воздушной Подушкой, уложенной брусом к подмышкам, держа верхнюю часть груди над водой и не создавая излишнего трения. Опять комбинация сложного и простого, правда, в пассиве легкое, а трудоемкое в активе, зато коэффициент сложности между ними выигрышнее.

Караваны бамбуковых плотов Панг пропускал, сидя на скальном уступчике и болтая ногами в воде. Как раз на изгибе Пелцокшес встретилась пятая цепочка — им ничего не стоило сваять отличные плавсредства за какой-то час. На течение они внимания не обращали, точнее, шесты и весла не использовали, обходясь магией. Сковавшись двумя цепочками, прижатыми к противоположным берегам, два звена совершили превосходный маневр — ширь реки прекрасно позволяла разойтись хоть четырем караванам.

— Привет, Панг! — удостоился дуот приветствия тридцать третьих.

— Привет, кенгуру! — смотря через оранжевые частично прозрачные очки. Цельное стекло, приклеенное к дужке на переносице.

— Эй, никак обарзел?! — возмутились с плота, еще не разминувшегося с цепью, плывущей супротив течению.

— Возомнил себя чародеем, сосунок?! — посыпались возмущения. — Ежа в него, гы-гы! — повалились угрозы.

Пинг и Понг снисходительно улыбались, даря аплодисменты всаживающим в воду у ног сферы и шары, окатывающих дуота водой с ног до головы. Но целиться в них самих никто не решился.

— Спасибо за водяной массаж! — прокричали Понг и Пинг убегающему на скорости десять километров в деление хвосту. Чиркнув Лезвие, Панг легко избежал водяного шара — по школярски воздушный развеял. Метать быстрые стрелы не решились:

— Не забывайтесь, — сказал цео на том плоту, смерив пыл.

Пятая цепь "гостила" друг у друга на время обеда, оставляя всяческие "гостинцы". Затем звенья возвращались к ночи обратно на свои стоянки. Их плоты на следующий день отойдут первым трем звеньям, дружно отплывающим в "кругосветку" на целый день. Навигацию на Пелцокшес в этот сезон каникул открыли поздно. Для предотвращения заторов, кстати, существуют квоты на одновременное количество сплавляющихся звеньев, в полном — для первых трех и последних двух — или частичном — для всех прочих — составе. У постороннего вполне могло сложиться впечатление — цео потакают дуотам. Отнюдь. Вежливый тон для стазов предложить сопровождающим их цео места на плотах, однако само близкое присутствие сковывает, не давая чувствовать себя вольготно и расслабляться. Порогов на реке нет, хищников тоже — сами дети в них превращаются. Все они родились в разное время с разной генетической программой — все их биоритмы приводят к единому знаменателю, что сопровождается всплеском агрессии сопротивляющихся организмов. Не ломают, но гнут, с пиком напряжения в двулетку пятой цепи.

— Эй, бестии, чего расселись?! — ядовито бросили с ведущего плота, специально притормозившего.

— Окбесы на вернисаже, ха-ха! — закачав взлохмаченными вихрами цинкового цвета.

— И вам привет, росомахи на выгуле! — покачав состроенной козой, во всю ширь злобно улыбнулся Понг.

— Это вы типа оскорбили, да? — возмущенно в эфир.

— Спокойнее, — вмешался цео.

— Вы нас — мы вас. — Все правильно. — Оба продолжали болтать ногами, нарочито посылая брызги в сторону проплывающих.

— Вы как обращаетесь к стазам, недоделанные чародейчики?! — мыслеречью.

— Ща мы живо научим вас манерам!

— Хех, а пупки не развяжутся? — А те учили массаж водой делать, хе-хе!

— Хак! — Хэк!

Первые двое обошлись телором, снизив убойную силу выскочивших из воды стрелок. Сквозь очки Панг безбоязненно смотрел на летящие в глаза исходящие волнами сопротивления о воздух и неравномерности распределения силы глобулы воды. Столбики и палки понаставили множество синяков, ледяные кулаки едва кожу не сдирали.

— Деканы, разрешите ответить Огненными Сферами! — опередил окрик "хватит" Пинг, официально обратившись и через оши, и так.

Подзуживать Панг начал, нарываясь — сам виноват, "стандартный дуот". Ситуация не выходила за рамки — ничего не сломали, не покалечили, кровь не пустили, только отбили часть мест прижавшихся к камню. Эта самая часть и зашкаливала. Слова "вас провоцируют" и "они не враги" действия не возымели. А Панг жаждал чего-нибудь разрушить, хорошей драки! Лис хотел провести боевые испытания пилонов. Гаер, гад, сделал дубли слоев, а сам со всеми истинными завалился в лежку. Пирог негодовал, чувствуя себя брошенным на произвол судьбы. Трезвой оценке мешали эмоции, рвущиеся наружу.

— Га-га-га! — двое пепельных, золоченый, лимонный, спаржевые и еще некоторые свалились от хохота в реку. Деканы разрешили, дуоты приготовились ржать. — Пфе, Огненная Сфера! — крутили носы сереброкудрые и розово-фисташковые.

— Хех, Огненныем Сферым! — хмыкнув, поправил Понг.

Кипяток с паром ошпарили не успевших закрыться или выбравших не ту стихию — один плот отвернул посылку в воду на подлете, второй выставил толстую стену из все той же воды. Кулаки Пинга и Понга с м-тату легли набок и обратно — вместо отправляемой щелчком указательного пальца одной Огненной Сферы полетели от козы две. Дважды. От быстро летящих шариков, проекцией свободно умещающихся на тыльной стороне ладони аккурат в границах м-тату пламени, четыре плота решили избавиться в толще воды, развеять и встретить контрзаклинанием. Один заворачивал, второй открывал туннель — два плота лопнувшие пузыри пара банально перевернули. Попытавшийся развеять лишь открыл доступ к плоту, к его центру, куда и влетел подарочек, прожигая — еще один подводный взрыв щепками разметал бамбуковые стволы, наделавшие множество шишек, ссадин и порезов. Контрзаклинание столь же неожиданно вызвало немедленную детонацию — горячий воздух разметал дуотов, обуглив бамбук. Оставшиеся четыре, ближайшие, укрылись за многослойными щитами с функцией отражения. Хах, отражать нестабильную фигню?! Щиты прогнулись, вдавливая дуотов в бамбук или все пространство под щитом в реку. События по бокам не могли не отразиться на центре: волны, бамбук, жареная и вареная рыба, пар и ветер — все дало мощный откат воздвигшим щиты. В Панга не попала ни одна щепка — несколько огненный всполохов оставили лишь пепел, измазавший мокрых Пинга и Понга.

— Довольно! — раздался глас декана, магию выключившего через оши или направив ее во внутрь потоком регенерации.

— Хе-хе! Недоделанные чародейчики защемили недоделанных маглов! — выдал дулю в локоть Понг, громогласно всех мысленно послав.

— А вы!..

— Отставить, декан! — объявился центурион росомах.

— Фух, едва не нарвались... — печально выдохнул вслух Пинг.

— Они солгали деканам про Огненные Сферы, цен-Локугус, — ответил другой цео, как и все зависший в четырех метрах над рекой, гладью оная свидетельствовала об устроенном побоище.

— Дуот использовал что-то из разряда Огнешаров, Огненных Ложносфер(!!!) или Теневых Сфер Огня(!!!).

— Дуот Панг. Покажи мне использованное тобой заклинание, — потребовал прибывший.

— Да, цен, — покорно согласился почти удовлетворенный Панг.

— Обманщики!.. — зло буркнули из воды.

— Молчать! — скомандовал центурион. — Сами первыми стали задирать, вот и опозорились, нарвавшись. Я всех не раз предупреждал, — обдав морозом и презреньем.

Пилоны к сожалению Панга не дали выброситься на берег всему безобразию и уже убирали мусор в сточный центр, поэтому центурион получил два объекта для досмотра. Цен-Локугус прищурился и одной рукой бесстрастно уничтожил за близостью прячущих опознавательные точки: четыре пальца соединились с большим, кулак сжался — охватившая Огненные Сферы клеть сжалась, удержав все в себе.

— Теперь вы двое. Это заклинание, — акцентировав, что не кантио, — дестабильно по сути и не относится к первой категории сложности. Огненные сферы — внешняя характеристика, а не именование магоформы, коя была испрошена вами, дуот Панг.

— Пожалуйста, цен... — вызвав паузой и тоном предвкушающие ухмылки. — Разрешите без всяких проклятий все обстоятельно доказать.

— Разрешаю, дуот, — пронзая взглядом и чувствуя направленные в спину взгляды из кроны.

Цео наскребли три плота с плавающими ошметками, собирая на них кучу малу из злых росомах. Центурион целую ницию разглядывал, а статус выпускного звена гимназии не позволял дуотам канителиться, выучка же никому не дала получить позорное тяжелое ранение — сходящие волдыри от ожогов не в счет. Все проигравшие какому-то замухрышке алкали мести, желая не доказательств, а ниспадения в Бездну.

— Это Огненная Сфера с множественными ложными узлами, центурион Локугус. Только контрольный узел не задублирован — он выступает точкой отсчета и якорем свойств. Каждый ложный узел из цепочки имеет свою дисгармонию, свою частоту детонации — это означает индивидуальный подход, в Ложносфере все узлы скопом дестабилизируются — прогрессия увеличения мощности отсутствует.

— Вот, если проткнуть контрольный узел, то заклинание демонстрирует классический распад Огненной Сферы, — коряво продолжил Понг. Тонкая огненная игла в метре от центуриона ювелирно воткнулась в цель. Сфера от точки касания равномерно растаяла, тихо шипяще хлопнув.

— А вот примеры действия упомянутых, эм, заклинаний. На все, как можете убедиться, потрачено одинаковое количество маэны, — Пинг завернул повернутый влево кулак по окружности вниз, оставив в воздухе восемь шариков разного размера.

— Классическая Огненная Сфера, — самый крупный шарик сделал вираж к поджавшему губы центуриону и плюхнулся ниже по течению, рядом с ойкнувшим хвостом. Пшик и облачко пара, как от потушенной головни. — Огненная Сфера с одним ложным узлом. — Пшик и облачко пара как от раскаленного камня, брошенного в воду.

Парад примитивных заклинаний продолжила Огненная Ложносфера. Огнешар. Огненная Сфера с одним якорем. Огнешар с одним якорем. Теневая Сфера Огня. Теневая Сфера Огня с одним якорем.

— Многосвязные стрелы мы побоялись приводить в пример, — мило улыбнувшись, вслух произнес Пинг, когда эхо последнего взрыва умолкло.

— Пусть маэны мизер, но каскадное умножение мощи вполне своротит дно до ребер, — веско добавил в эфир чумазый и неимоверно счастливый Понг, нагнувшийся к воде умыться.

Каждое заклинание врезалось в воду все дальше и дальше от так и застывших на качающейся поверхности реки рядом с уступчиком Панга росомах, преследуя и добивая бамбуковые остатки плотов. Теневая Сфера Огня с одним ложным узлом оказалась по диаметру меньшей из всех. Но ее взрыв! Ооо! Хлопнуло так, что уши заложило! Пилоны на берегу и вырезанные прямо в скалах исправно держали барьер — Пелцокшес буквально вздыбилась в небо, разорвавшись пополам. Вверх взметнулись тонны воды, донного камня и трупов не успевших уплыть рыб, порыв ветра колыхнул завядшие уши. Пласт реки буквально перевернулся вниз по течению, создав гигантскую волну, ровненько ограниченную по бокам чарами пилонов. Вторую губу Панга центурион таки закатал — изящная серия пассов закрутила пласт в рулон и катнула его обратно, по течению, окончательно соскабливая всю тщательно запомненную Пингом и Пангом за ночь прелестную "натюрморту".

Добрую треть ночи Панг вел расчет общей модели неустойчивых систем, выводя формулу расчета параметров связных ложноузельных цепочек. До этого треть формировал мозг в игольчатой шкурке — объем на порядок больше, а уж обо всем остальном и говорить не приходилось. Сержи в режиме Мозга, с большой буквы. Когда-то любимый труд давал забытьё, отвлекал. Сварганить инфео, детонирующие по изменению заданного параметра, после разработки действующей системы с использованием наработок из АЗУ и своих собственных оказалось плевым делом. Теневую Сферу предзнание любезно дало успеть и выудить, и обработать собственными мозгами. Никаких черных жгутов или пятен — магический объект отбрасывал тень на сам воздух вокруг, сохраняя огнедышащую яркость — любопытный, но отнюдь не неожиданный спецэффект. Правда размер вышел с горошину, а измененный вариант вообще с бисеринку. Зато эффект оказался умопомрачительный! Жаль, штучный товар — время просчета на Сержимозге в минутах, а самим более десятка, при этом все ресурсы только этим и будут заниматься. Столетия для прочих — так, пустячная заметка. А ежели ситуация потребует неожиданного отклика? А еще одна треть ушла на уговоры и улещевания Сержи, катавшегося на спинах до позднего утра и зудевшего о доставшемся родственничке-эксплуататоре. Хех, сами же растратили часть утра на усовершенствования игл с начинкой — образ супер-пупер иглищи напоминал ядреный томагавк. А образ космического ракетоносителя в сравнении с их иголочкой утер нос ежикам. Зря — он стал идеей фикс. Причем сразу же головастики выдали праобраз иглоносителя с их томагавками(!!!). Обиженных шустриков мигом согнали с насиженных спин, выдержавших не мало впечатлений во время катания на и под водой.

— Ограненный алмаз фиником не становится, вот и заапгрэйженная почти по самое небалуйся Огненная Сфера в параллелепипед не превратилась. — Мы не обманщики, мы не лгали, мы честно испросили разрешения проучить бездарей. Как такие наглые будущие гиты смогут защищать каэлес от Чёча? Или все звено возжелало предать Свет и последовать дурному примеру, перейдя на сторону Жнеца ради даруемой им мощи и мнимой свободы? — отправив две мыслеформы и дуясь от важности.

— Доказательство убедительно, — кивая и дергая ухом на посыл Понга. — А вам, бездари, за преднамеренное оскорбление еще пожалевшего всех вас дуота-чародея положен штраф! — озвучил он весьма и весьма кругленькую циферку снимаемых кэш-баллов. Глаза многих выкатились на лоб, а уши сдвинулись на затылки.

— Простите, центурион Локугус, — вслух обратился Пинг, когда разгромленные поплыли было дальше. — Разрешите озвучить предложение.

— Разрешаю, дуот Панг.

— Отправьте всех спустить пар к Чёча. И, эм, тех тоже до кучи, — махнув рукой налево.

— Дельный совет, благодарю. Деканы, портал горемычным.

— И, эээ, центурион, мы ненароком на миг потеряли контакт с водой реки и тем самым нарушили запрет. Нам без старшего теперь нельзя...

— Отведите нас к Рупикарпа, пожалуйста.

— Хм. Ополоснитесь и для начала...

Признаться, Панг и не рассчитывал, что его идея с табелем фей выльется в изменение статуса. Вернее, в признание и введение особого положения для сверходаренных дуотов. Первые ласточки, безусловно, пролили бальзам на душу, но ведь потом запрягут, хех, по самое небалуся!

— Баш-на-баш, да? — подвигался рот Понга. Для взрослого очки представлялись пляшущим огнем.

— Хм. Следование тобой обозначенному, Панг, — уклонился Локугус, краем взгляда провожая последних зверят.

— Тонкий ход, — процедил Пинг. Взрослый ничего не ответил.

Панг попал в яму. Рейтинг фей прилетел бумерангом, выбив из него дух стандартного дуота. Предложенная телепортация или прогулка с обстоятельным ответом на вопрос и пояснениями новых привилегий, явно намекающих на самостоятельное возвращение — сам насадился на вилку, увлекшись разрушением. И зря спектакль затеял, блеснув творческим началом. Изобретатель ялов! Ну вот, настроение безнадежно испоганено.

— Капринаэ катастрофически дискредитировал себя, толкнув на отчаянные меры. Центурион Капринаэ пока повода сомневаться в толковости своего руководства не давал. Подвижки в командном составе во время переходного периода отрицательно повлияют на атмосферу в звене. Он еще вчера узнал о нашем к нему отношении, однако, мы категорически против продолжения этих самых отношений. Бойтесь неразглашенных угроз — продолжая допытываться, вы добьетесь судьбоносных решений и сужения рамок лояльности. Мы настоятельно просим не искать нам пап, мам, бабушек, дедушек, жен и прочих родственничков со всех сторон.

— Кстати, когда в следующий раз одолеет скука, не стесняйтесь показать нам свои уши, ваше подслушивающее величество, — добавил Понг, с преувеличенным вниманием разглядывая отставленную кисть и большим пальцем на новый лад меняя кривизну язычков пламени м-тату.

— Учту. Цен-Локугус, оставьте нас, — те же цвета, ткань и фактура. Распашнэ с широкой расшитой каймой в его ладонь, пояс из наборных пластин адамантия с крупными асталами в центре и целиком вырезанной из астрального кристалла пряжкой в виде златогривого льва, золоточешуйчатые сханнки до края флофоли с подоткнутым таэнфом.

— Аве, Реджис.

— Аве, Леонард.

— Пришла пора кушать собранные в бидоне ягоды? — воплощая намерение прощупать почву под ногами. Очки — линзы, как и в первую встречу. Конопляные флофоли, босы ноги — живой паркет Набережной частью имитировал камень брусчатки, частью породы дерева паркета.

— Время присяги, — повелительно. Владыка, родившийся царствовать. Привычный образ жизни — стать, взгляд, мимика, аура.

Не он. Никто из них. Так виртуозно обращаться с тканью мира не в состоянии. Арас вел. Ведет? Бесспорно. Не лично. Привратник Бодо направляет — с множеством степеней свободы — носителя божественной печати Араса, или продолжающего существовать Техно-Магического Замысла, обеспечивающего жизнедеятельность солнечной системы Арасмуэра в изоляции от всего остального Мультиверсума.

Давжогловы Зерна Хаоса, удачно брошенные, предназначались в первую очередь, как думается, для сметания ловушек с Престолов Сил и стройматериалом для Пантеона, а достались Гаеру, опередившего с починкой и с венчанием. В отношении действия зерен одни догадки, но реально списать на суть Хаоса неудачу с восхождением на Трон. В этом заминка со становлением богом-стихиалом — искал причины, пытался, осматривался. Выплеснутая энергия произвела тот еще ремонт, наверняка затерев следы пребывания не только Гаера.

Держащий удочку с наживкой подсекать не спешил. Призрачный Барьер — Кладбище. Оттого там, на Моцкафе, чревато растить астральные кристаллы. Под действием прекратившей свое существование Глорасской Воронки, оскверненной, из закристаллизовавшихся тел вымывалась духовная составляющая. Додекаэдр, где проходила битва Леонардо со Зверем — чей-то труп, или скорее ракушка. Суть Живой Воды рощи Эльбра — останки Престольной Воды или ее приближенной, оттого мать-императрица фей так легко удерживает все нападки Мерцающих. Вратариусу грозила та же участь. Причем, Мировой поток маэны растил оскверненные кристаллы, служившие одновременно фильтром для скверны, собирающей основу будущего оружия вторжения, или защиты. Получается, все гиперкубы образовались вследствие возвышения обитателей, уходя причудливо закрутивших пространство-время. На Угэреж вообще вываливали все отходы, превратив в помойку, а на новообразовавшемся Кладбище обрели последнее пристанище не только и не сколько постояльцы Пантеона.

Чья-то многоходовая комбинация поражала воображение Гаера, в тиши удящего рыбу. Вовремя он скрылся, еле унеся пятки — Мерцающие, числом не менее шести, наткнувшись на препятствие, сделали бы далеко идущие выводы. А так они увидели замысловато замаскировавшегося Сверкающего, не более, но и не менее. Теоретические выкладки требовали доказательств. Осталось выяснить судьбу прошлых носителей метки. Вернее и так ясно — Жакхомз, вот, или организатор едва не уничтожившего АЗУ истребительно-завоевательного похода. А сколько мелких? Для чего Мерцающим ключи, в полной мере которыми способен воспользоваться лишь сияющий, перешедший в энергетическое существование, а никак не Сверкающий и ниже? Оскверненный адамантий? Бред — низко и пошло. Жакхомза пощадили? Захомутали? Кстати, Окладон не смог подобраться к Аштараку из-за частицы Вратариуса, наверняка он банально побоялся связываться, зато Асколь рискнул, и Лар.

— Пинг.

— Понг.

— Панг, — вместе, вслух утверждая факт.

— Мы недавно стали кровниками, в нас пробудились способности, от убитого Лиса досталась часть матрицы памяти упомянутого вами, мы смогли перейти на качественно новый уровень. Не вы собирали в бидоне ягоды — не вам их кушать.

— Мы не намерены присягать его дважды убийце. Вы сами возвысили Лиефиля — ему лет через двадцать еще куда ни шло, можно. Станете настаивать — освободится Жнец. Нас в Кюшюлю пять раз водили до Грани — со Смертью мы на "ты", как вы знаете. Посему пропустите к цен-Локугусу и катитесь из песочницы играться в своих взрослых солдатиков. Вы пошли ва-банк, но судьба намм сдала флеш-рояль — жаль, что вы так рано раскрыли карты, закончив свой раунд и выбыв из игры.

Дополнив речь двумя идущими подряд мыслеформами, дуот продолжил игнорировать Властелина, уделяя внимание кустам роз, а не играющейся с ветром флофоли гармошкой.

— Пряжка вам не идет, кстати, — нарушил трехсекундную паузу Пинг. — Подтекст "лев — царь зверей"...

— Довольно. Мне нужен Ключ, Гаер! — кладя руки на обе головы. Мир подернулся мерцанием. Нет, не так — Мерцанием! Подсечка удалась на славу, миг риска — акула может оказаться упрямой.

— Вы всё профукали в давжогловских Зернах Хаоса! — успевая отправить мысль до начала экзекуции, и даже скорости мысли могло оказаться недостаточно. Ох, если бы тогда не Хранители...

Помогло — царь потратил время на осмысливание, чем дуот Панг не приминул воспользоватся, отправив в ментал еще одну посылку:

— А за намерения применить губительную силу отныне эльфийскому союзу закрыт расширенный доступ к Скайтринксу. Чего бы вы ни добивались, но после Диасаестусирарум и воплощения Жнеца без нас у Вас мрачное будущее. — Сказать без напускного тумана, раскрыв "Вас", означало совершить глупость — в контексте несостоятельный царь действительно не имеет светлого будущего, а вот весь народ эльфов со временем способен найти решение и выкрутиться из создавшегося положения. Бездетная прогалина в век-другой особой роли не сыграет — выдумают ритуал или артефакт, в конце концов, в конкретно заданной местности обратят полярность. Да мало ли какие гениальные или несусветные мысли реализуются на пороге отчаяния? А так за двадцать лет война устаканится, появятся относительно свободные ресурсы... Риск, связанный со временем, неминуем.

— Ясно, — взглядом заживляя обуглившиеся участки, волдыри и укусы. Вскрытие мозгов отменилось из-за угрозы их полной деструкции — растворенного или преобразованного Ключа они, естественно, не нашли. Умереть, кстати, имея дубля-близнеца, он не боялся. Хех, еще бы ему страшиться, когда он на острие засевшего в кроне — Ахлессен все равно в достаточной степени мощно изливался маэной в эфире даже в теперешнем своем состоянии — объединенного круга из десятков чародеев и нескольких мерцающих, в совокупности способных потягаться с неопытным божком. И одолеть, чего уж там кривить. Оттого явные угрозы и серьезные провоцирующие действия не предпринимались — укусить ведь так по-детски! — Зерна Хаоса действительно объясняют... Вы примете мои извинения?

— Хех, баш-на-баш, маджести, — криво ухмыльнулся кровью вспотевший Понг. Потрепанный Панг втайне ликовал — подкрепленная уликами железная отмазка прокатила! Увидеть сиятельного среди сверкающих осколков не в их силах и власти. Да, наследил Гаер, давая протекцию Нордрассилу во время его захвата оккупационными эльфийскими силами, преимущественно из Ашчата. Дуот Панг жив лишь благодаря своей относительной полезности и незаменимости. — Мы отменяем команду взамен обратного хода вашей инициативы и кое-какой информации, — подняв лицо к лицу. Хмурый Царь вопросительно изогнул бровь.

— Что это за пресловутый Ключ и с чем его едят? Эльфы и Мерцающие в частности. От какого замка он и зачем вообще вам понадобился? Как и почему поступали с другими Ключниками из-за Муэра? Все ли оттуда или с соседних планет ими становились и почему да или нет? В общем, все-все, без утайки и недоговоренностей — моцион до обеда полезен, повышает аппетит.

— А на обед главным блюдом я? — встал на дыбы жеребец.

— За ошибки надо платить, маджести, — щелкнул кнут по крупу выглянувшей из золота глаз животины.

— Конечно, если все еще заинтересованы в выживании эльфов как таковых и сохранении института власти — ведь конкретно для вас Венец Орбисгратия отнюдь не панацея. Или вас не смущает судьба бычка-производителя в эльфийской резервации?

— Никакого пиетета. Ясно, в кого вы такие злые и бескультурные... — посчитав нужным не обратить внимания на суть последней реплики.

— Ясно, — перебивая. — Типа не по рангу царю при всем честном народе кланяться перед инородным плебсом. Помяните мое слово, вы на коленях еще к нам приползете и ниц падете.

— Ага, ради интереса и профилактики серого вещества про Ключ мы сами со временем дотумкаем, а вот для вас условия изменятся, военная помощь рискует стать гуманитарной, хе-хе...

— Скажите спасибо, что вас терпят! — воскликнул бы он в сердцах, не будь истинным правителем, свершившим досадный промах. Жадность? Жажда власти? Погоняло из кроны? — Вы специально в таком стиле с Нами общаетесь, — еле уловимо кивнув своим или не очень мыслям. — Мы ошиблись, посчитав слова излишними. Извините, — идеально поклонился он на двенадцатую долю окружности. — Разделение дуотов по уровню магического дара Мы отменяем. Остальное на вашей совести, дуот Панг. Договор не вы заключали с Конфедерацией — санкции не вас коснутся.

— Простите, маджести, — мыслеречью поспешил покласть разворачивающемуся царю свой фоллис Пинг. — Но согласно какому-то там пункту договора он уже два дня как считается расторгнутым. После Вашего боевого кантио, нацеленного в контрольный пункт управления Ламбады. Союзническую операцию по захвату Оак-Дюдьярда уже не списать на нерадивых подчиненных. Вы сами вчера раскрыли особенности маскировки Мерцающих. Это на Союз, — принижая, — накладываются санкции и на арестованных эльфийских счетах, оставленных в залог, бегут штрафные пени.

— Мда, сколько можно всем доказывать, что нас стоит воспринимать всерьез?! Ментаты союза — фикция, в отличие от рухмыкхгронжевцев с их тысячелетиями пестуемыми полководческими талантами и сохраненными древними знаниями воздухоплавания и конвейерного големостроения с применением мифрила, запросто трансмутируемого из лавы. Ну и нас. Хех, Большой Шмель уже развалился на тучи мелких кровососущих комариков, а ваша концепция доппельвариоров еще на стадии апробации и ой как далека от серийного производства.

— О, мечтаете ликвидировать дуота Панга, таки захватить коды доступа с администраторской консолью и попытаться собой скрепить оковы Жнеца? Хех, тогда не удивляйтесь, если вдруг совершенно случайно за исключением этого гим-каэлеса все Древо Ориентали окажется в рабстве из-за проданной развертки ядра чар доппельвита, входящего основой и в брэмпэтэ.

— Вы забыли, маджести, о потенциале эльфийского мозга, извилины которого служат не только для обслуживания репродуктивного аппарата. Да, мы рискуем перегореть от преждевременного впрыска гормонов, но смерти или потери способностей мы не боимся — к тому времени мы с планетарным размахом успеем всем ушастым олигофренам намонстрячить пакостей. Жить припеваючи до или после смерти теперь можно и в Ламбаде...

— Это из-за вашей безалаберности в Кюшюлю с нами тамк обошлись! И стоя тут снисходительной глыбой льда, вы остужаете лишь свою плошку с нашей вам местью, — наступая. — И вы ошибаетесь, полагая унижение самоцелью, — тише и с презрением.

— Эльф-Оратиеэль еще может на что-то надеяться, но как с неба свалившийся царь-Оратиеэль в наших глазах необратимо пал подобно Капринаэ.

— Без шанса подняться? — в удаляющиеся к медленно бредущему по Набережной цен-Локугусу спины ткнулся баритон эльфа, вышедшего из круга. Царя обыграли в пух и прах. Могли обсосать чупа-чупс, нажеваться жвачкой и выплюнуть. Очень хотелось — дуот Панг удержался.

— Шансы есть всегда, — не оборачиваясь. Тоже вслух, нехотя, но в тайне радуясь.

— Я приложу все усилия, направьте, — мягко кладя на плечи теплые руки, полностью излеченные. Внешне Пинг и Понг так же подлечились и очистились всполохом пламени по всей поверхности кожи и ногтей — брови и ресницы отдельно приводились в порядок.

— Мы поссорились с друзьями, но не успели успокоиться в творчестве и утолить жажду разрушений, как нам опять испортили настроение, вынудив болью мыслить, — буркнул Пинг, дергая плечом.

— Сейчас мы можем направить лишь к дьяволу в Бездну, — злее выдал Понг, так же дергая плечом и сбрасывая как будто отцовскую руку. Наваждение или нет, но Панг ощущал себя использованным презервативом Гаера и за своими переживаниями не желал задумываться о комплексах взрослого дуота.

Глава 25. Срыв

Улыбающиеся маковки с погремушками для веселого ветерка. Смеющиеся мать-и-мачеха, стыдливая мимоза, звездная вахта в окружении хохотушек-кувшинок, дружные шапки лиловых флоксов с радиальными и лучевидными градиентами. Плотные ночные фонарики кодонопсиса, пышнотелые корсеты азорина. Царствующие сестры-магнолии: белые купавы, розовые лилии, шарики делавэя; деревьями, кустами, обвитые кустами деревья. Встречалась зреющая рябина, плодоносящие кусты вишни или гроздья винограда, лимонник.

Чарующая красота цветошешоэттэ разбитой на садово-парковые зоны Набережной успокаивала, звала в грезы, веселила, поддерживающе подмигивала, дарила ароматы воздушной легкости или деловой бодрости. Разнообразие семей певчих птиц тонким штрихом стилизовало живые картины, подобно специально избранным расцветкам бабочек. Ненавязчивое касание магии услаждало рецепторы, щекочуще целуя.

Аура Панга распугивала бабочек, птички закашливались, гусеницы переворачивались, лепестки трепетали. Цен-Локугус вышагивал едва ли не строевой походкой, будучи напряженным как струна, с палкой в позвоночнике и вешалкой в плечах. Мрачные шлепки босых ног Пинга и Понга вспугивали ветерок и заставляли живое полотно дороги мелко дрожать.

Скользнул назад километр, второй, пятый. Встретился шанжаноглазый цео у голубого апатита с бирюзовой окладкой. Цео с сизо-зелеными глазами у турмалина сложного зелено-коричневого окраса. Безымянный цео сидел у турмалина с красно-фиолетовыми переливами. Верделит, дравит, даже величиной по колено впередиидущего взрослого ахроит — везде сидели цео, опекая цветущих дуотов. Нет, на самом деле общее число по сравнению со вчерашним сократилось, но смешанный камень, турмалин, означал равенство способностей к двум или трем школам, основным или смешанным. Фламард у рубина не должен был родиться. Конечно, полного равенства, как у хаокрисов, много не сыщется. Так у магматиков первым в равной паре числится Огонь, а у лавиотиков наоборот, Земля, однако у них есть еще сателлит — творение.

Панг натянул упряжь, комкая эмоции в себе. Они не причем. Они даже не видят и не слышат его. Демонолог, криомант, эмпат, фулменат, крифут, погодник, термат, пиакмант. Экзотические для эльфов именования магической составляющей. Тот же термат, повелевающей жарой и морозом, или крифут, сочетающий лед молний, или пиакмант, умеющий зажигать воду или запросто инкантить сложнейшие магоформы из жидкого огня. Слабые Искрящиеся или блистающие дары пожухнут от источаемого Пангом эмофона. Вот он и держал его в себе, не мешая одиннадцати созвенцам расправлять лепестки бутонов, так и норовящие отличиться от братских или сестринских. Но, Боже, как тяжко раздираться на эмоции целым ядром, а не отдельными потоками сознания!!!

— Аве, цен! — загодя увидевшие и приготовившиеся дуоты поприветствовали центуриона.

— Аве, Рупикарпа. Цео, — кивнул единственной оставшейся, бусоглазой, цео цен-Локугус. — Декан, — точно так же командиру декурии легионеров. И лесным шагом удалился прочь, разбрасывая быстро гаснувшие янтарные искры.

— Полную, пожалуйста, — произнес оставшийся у ближайшего костра Пинг, Воздушной Рукой, как и Понг, на высоте двух метров за тройку секунд доставивший из середины поляны свою плошку с ложкой.

Белокурый легионер, оплетший свои длиной до середины спины волосы тремя косичками — с галочки лба и висков — черпанул свою походную баланду, слава, гм, Арасу, молча. Его простая золотисто-зеленая флофоли под благородный цвет листа мэллорна своими прожилками создавала иллюзию завернутого в лист. У декана рисунок изображал переплетение веток мэллорна. У каждого на поясе листовидный гладиус и набор управляемых через кольцо на пальце выполненных из воровской стали сюрикэнов различной формы — тонкая леска позволяет передавать маэну напрямую, изменяя скорость вращения и траекторию полета, а черный цвет способен мимикрировать под лист орешника, например. Копья и луки с колчанами где-то в субпространственном кармане, о чем свидетельствует отток энергии из эфирных тел.

Через частично прозрачные оранжевые очки отара коз разве что не блеяла. Заплаканная Ийла жалась к своим подругам рядом с цео. Юллу и еще четверо из женской половины отсутствовали. Чжэшт, один местный и так же четверо уроженцев Тьянкля тоже отсутствовали. Пропорции удручали местных, зато радовались оставшиеся семь плюс десять из вышестоящего по престижности гим-каэлеса. Одна не из Уппокко, но с тем же диагнозом. Енго рядом с воздушной клетью и Эёух сидели далеко порознь, зато вот Имш с Халем и Хеапом сошлись. Уапэ, Тирл, Цуюк и Ёусл тоже кучковались. Появление с малым опозданием нервно шаркающего Панга с ярким пламенем во лбу все расценили по-разному.

— Панг... — Ну, Панг!

Век бы их не видеть, а вот ж приперлися, доев свою треть. Панг сидел углом к кругу и лицами к Ра. Две козы волнительно дышали, наводя тоску голосами.

— Панг, ну прости нас, мы... тогда испугались... очень.

— Вы загораживаете свет, сгиньте, — жуя, ответил Понг.

— А ну не грубить! — отвесил воздушные подзатыльники белокурый. Декан сжал кулак. Цео вроде как незаметно очутилась рядом.

— Панг, прояви уважение. Дуот Уэлю подошла извиниться.

— Да от них за километр тащит принуждением! — потирая шишку. — Не искренние извинения гаже горькой редьки! Милые снаружи, да ржавые внутри, — с отвращением на обращенном к без души сделанному вареву лице сказал Пинг. Легионер не стал вмешиваться, косясь на цео.

— Ценится намерение, дуот Панг, и дело. Вы не правы.

— О, да! — ударив ладонью по угловатой коленке. — Одни виноватые, правда, искренностью уважают и отгораживаются от свидетелей, а другие прут напролом слезливой миниатюрой "Гадкий Панг"! Ай-сс..

— Так с девушками не разговаривают, — вступился легионер.

— А чего они к нам пристали-то вообще? Далось им наше прощение как баян козе! Сс...

— Легионер! Здесь я цео. Панг, как бы то ни было следует уважать других. Тише, Уэлю, спокойнее.

— Да вон же сколько дуотов вокруг: и старенькие, и средненькие, и новенькие! Выбирай — не хочу! Нет, к нам надо пристать и еще за это на нас же зуб точить! — В конце концов, дайте спокойно пожрать, а? — огрызнулся и Пинг, начав возмущаться одновременно с последним предложением Понга.

— Мы еще поговорим с вами на эту тему, дуот Панг! — походкой от бедра пошла цыпа с птенчатами.

Панг смолчал, опрокинув очередные ложки в рот. Плошки смололись влет. Но тут еще одного дуота нелегкая принесла.

— Возьми, — протягивая свои.

— Мы наелись, — попытавшись подняться. Но Эёух положил руки на бедра, твердо придерживая.

— Что мы не так сделали? — шепотом.

— Играйте в угадайку с другими, — тихо, но вслух.

— Понг! Дело серьезное ведь, — веско продолжил Хоан.

— Мы пытались помочь Ийлае, — по-особенному правильно назвав, — но ничего не вышло. Почему так? Пожалуйста, Пинг...

— Йейль!.. Мы тут переживаем, как друг нас встретит, что ему сказать, в глаза глядя, а он подкатывает со своей черствой зазнобой! — закатил глаза к небу Понг.

— Мра-а-ак! — с досадой протянул легионер сзади, заставив полешко с треском громогласно пыхнуть.

— В них содалис, — злой скороговоркой, — не пустил корни амикуса — невозможно целиком протиснуться в астрал через отстойную связь. Плюс дружбан Енго наверняка смолчал подробности про половые начала, а поди прохлопавшая ушами цео поддалась слезным мольбам и смелым заверениям и всё разрешила, а потом сама же в лохмотья и дорвала дар, вообразив себя вундеркиндом, — и свистнул носом от очередного болезненного щелчка.

— А вы чего вообще лезете, а?! — вскочил с плошкой и ложкой в руках Понг, уставившись на драчливого и говорливого легионера.

— Панг! Спокойно! И вы... — Рядовой!..

— Да как спокойно?! Его кашеварить поставили, а не патетично голосить да подзатыльники вешать! — разводя в стороны и взмахивая руками, крикнул Понг.

— Не истери, Понг. Лучше извинись... — тут как тут очутилась встревоженная цео.

— Извиниться?! — вскочил Пинг. Панг перестал сдерживать силу внутри, проливая пригибающую к земле яростную мощь ничем не сдерживаемым кругом. Зеницы во лбах раза в три увеличились в радиусе. — Не истери?! — взорвался эмоциями и Понг.

— А когда лучший друг после ссоры совсем за вас не переживает, вам не захочется истерить?! — А разругавшись с царственной особой вам не захочется удавиться на ближайшем суку?! — при этом оба воспламенели так, что Эёух с ужасом зашевелился прочь, плошки с ложками в руках превратились в пепел, а земля запеклась. Запищали и дети, пронзаемые волнами голой энергии, намешанной с бешеной яростью.

— Спокойно... — попытался что-то вякнуть покрывшийся алькутис. Но и в его горле резко пересохло от удушающего пустынного зноя, вот-вот готового самовозгореться.

— Да пошел ты на..й! — прокричали логос неконтролирующие свои эмоции Пинг и Понг, вложившись в пожелание. Голоса приобрели глубинную пропасть, до небес заполнившуюся извергшейся из астрала мощью. Концентрация маэны иглами рвущихся надей ожгла кожу неодарованных, на миг смазав восприятие мира.

Декан и цео, ни тем более остальные, ничего не смогли противопоставить чародейской силе, с последней буквой моментом свернувшейся к обомлевшему легионеру. Брэмпэтэ не спасло его — флофоли между ног вздыбилась дугой, как спереди, так и сзади. Вместе с хрипом и кровью изо рта на ладонь вылез его собственный эрегированный пенис, насквозь пронзивший тело через задний проход.

— А-а-а, — разнеслось плаксиво и горько.

Никто ничего не успел толком сделать, когда две огненные дорожки, сметая и поджигая все на своем пути, смазанной тенью проторились прямиком до пляжа, до реки, взметнув целые облака пара. По центральному мутному каналу Пинг и Понг, еле ужав до метра хлещущую силой ауру, вспенивающей реку, но не угрожающей никому вне ее пределов, даже в ней самой за пределами хребтом взметающегося ввысь центрального течения, понеслись на сдвоенном Катере вниз по течению. Там, во время встречи лимонно-оранжевого восхода Панг заприметил выдув пещеры где-то на сотне с гаком метрах в вышине, к коей добрался секунд за десять. Мыслью привязав к ноге часть реки, Пинг и Понг при помощи Вертушки взмыли из реки, переделанная в кронштейн с лебедкой Воздушная Рука втянула их внутрь. Повинуясь разливаемой силе желания, скала сомкнула зубы, оставив с краев шланги с водой. Вскоре из зубастой пасти через щели повалил пар, а шланги превратились в слюни, потекшие в реку по выщербленной скале — внутри пещеры забил горячий источник, наполняющий паром расширившееся пространство. Вода тонким блином раскаталась по ровному полу, полив из всех шести прорешин. Еще пять сверху подсвечивали пар. Будто живущий внутри скалы дракон прислонился пастью к ее поверхности, испуганно раздавшейся в стороны.

Укрывшись с двух сторон под непромокаемыми и защищающими от едкого пара плащами, Пинг и Понг тихонько всхлипывали, полнясь разочарованием и обидой. На себя. Не выдержали, сорвались как последние слюнтяи! А все чертов белокурый! Хотелось же сесть к другому, ан-нет, принцип в попе взыграл! Хотелось нарваться и послать яловых дур к черту на кулички. Допосылались...

А в это время на поляне образовалось еще два эпицентра: под одним начала кипеть лава тем обширнее и жарче, чем больше тот пугался; от второго шли волны зелени, преобразовывая одежду в растения, опутывающие корнями и стеблями заверещавшие тела, и пуская в бурный рост травяную подстилку.

— Ах, маленькие! — Взрослые — прочь с поляны!

— Кто...

— Стазис! Телепортация! — раздались суровые хрустальные голоса. Затормозили время и у двух воспламенившихся фениксов, высвободившихся из созданной для них клетки. Чары фей овеяли всех лаврушкой и сладкой мятой с базиликом и розами, постепенно сплетаясь в одуряющий аромат цветущего лугового разнотравья с контрастными включениями.

— Спите... Спите... Вы обе тоже, — Иэру и Аэнли, окутавшиеся перекрывающим светило сверканием, стремительно облетели трех дуотов, кулачками ударяя в центр лбов. За ними прямо в воздухе оставались расходящиеся искорки во всполохах, обозначая в сгустившейся маэне траектории полета.

— Куб Света и Жизни(!!!)! — тем временем после удаления взрослых воскликнуло три пары старших детей, принявших в воздухе упомянутую фигуру и толкающими движениями вспорхнули на шесть сторон света, раздвигая на сотни метров белесо-травянистые грани притупленного в каменистой земле куба, оттолкнувшего поспешивших на зов.

— Мы тут! Мы поможем! Все живы. Вместе со всем справимся! Не разбегайтесь. Ничего страшного и непоправимого не случилось. Ты молодец! И ты молодчина!..

Остальной рой фей зазвенел качающейся люстрой с шикарной юбкой из драгоценных камней из звонких металлических и деревянных трубочек. Малиновый перезвон и сверкающая пыльца возвращали хищным растениям первоначальный вид циновок, плащей и тог, плошек и ложек с половниками, рюкзачков и сханнок. Потекшие в кляксы котлы приобретали свежевыкованный облик, шесть свободных старших исправляли и костровые платформы, на свой лад, правда, и без костров.

— Помогите нам восстановить. Подпойте, пожалуйста. Мы угасаем, поделитесь радостью...

Пока одни держали защиту, другие, повторяясь, объясняли. Ранние чародеи не умеют контролировать свою силу. Слишком яркие эмоциональные всплески приводят к неконтролируемому изливанию маэны, стремящейся воплотить наиболее сильное желание чародея. Если такого нет, то она воплощает свою суть, стремясь подавить опасность реальную или мнимую. Эёух и Енго отправлены в Венечье, Ийла там же — ее дар не поздно начать восстанавливать. Пангу очень сложно, но и за него не волнуйтесь. А взрослые мешают и затрудняют оказание скорой помощи. Они не злые, они просто забыли о детстве пот тяжестью своих взрослых забот и невзгод. Давайте преобразим разрушения! Вы же не хотите оставить все это безобразие?

С горем пополам, но за Нчагом и Офией, за Хеапом и ко, за Уапэ и Аюи, Щвахом подтянулись и другие, пытаясь тянуть лирично-веселый мотивчик, пока без слов. Постепенно удалось всех собрать у правой оконечности, в верхней части которой заметно потускневшие Иэру и Аэнли аккуратно разместили трех дуотов.

Вычислить путь звезды

И развести сады,

И укротить тайфун -

Все может магия.

Есть у меня диплом,

Только вот дело в том,

Что всемогущий маг

Лишь на бумаге я.

Даром преподаватели

Время со мною тратили.

Даром со мною мучился

Самый искусный маг.

Мудрых преподавателей

Слушал я невнимательно.

Все, что ни задавали мне,

Делал я кое-как.

Сделать хотел грозу,

А получил — козу.

Розовую козу

С желтою полосой.

Вместо хвоста — нога,

А на ноге — рога.

Я не хотел бы вновь

Встретиться с той козой.

Даром преподаватели

Время со мною тратили.

Даром со мною мучился

Самый искусный маг.

Мудрых преподавателей

Слушал я невнимательно.

Все, что ни задавали мне,

Делал я кое-как.

Сделать хотел утюг -

Слон получился вдруг.

Крылья, как у пчелы,

Вместо ушей — цветы.

Ночью мне снится сон:

Плачут коза и слон,

Плачут и говорят:

"Что с нами сделал ты!?"

Даром преподаватели

Время со мною тратили.

Даром со мною мучился

Самый искусный маг.

Мудрых преподавателей

Слушал я невнимательно.

Все, что ни задавали мне,

Делал я кое-как. (* Танцы Минус — Волшебник-недоучка *)

Звонкий дуэт самых младших фей пел весело и заразительно под аккомпанемент невесть откуда несущихся звуков струн, играющих зажигательный мотивчик поверх шутливо-лирического лада. Явственно проявлялся обратный отток искр, особенно у пытающихся подпевать — феи изымали излишек, сдерживая набухшие бутоны. Кроме двух и шести, все остальные соорудили собой в воздухе над центром поляны клепсидру с двигающимися вверх через родительское горлышко каплями.

Дуэт пел и показывал: маленькая грозовая тучка, громыхнувшая изнутри и с чпоком ставшая козой; мятый плащ с разглаживающей плоскостью с забавными звуками вспенился в слона. Второй заход дружный детский танцевальный хор исполнил с энтузиазмом, видя исходящие от себя токи пыльцы, проходящей через узнаваемый хронометр и далее заживляющей нанесенные магией уродства, и замечая воцаряющуюся на лицах усыпленных безмятежность.

— Они вас видят и слышат! Ну, споем еще раз ради их успокоения, лечения легионера и пролеска? Окей! — ввернул малыш модное словечко.

Подвижный танец десятков фей кружил голову неземной красотой, а разделившийся поток светящихся частиц волшебно изменял две обожженные колеи и тлеющие угли затихшего после касания стенок Куба пожара. Тоненький вел на поляну взрослых, а основной вместе с уже тремя козами и слонами — две пары нормальных, кроме масштаба — струился по цветущей галерее из кустящихся мимоз, нежно красных язычков канновых и тюльпановых, веселых и сочных расцветок стройных семеек распустившихся гладиолусов.

— Мы дарим вам этот гимн-шутку, Рупикарпа! А теперь время сиесты! Время заглянуть желающим в Венечье и помочь Ийлае!

Куб осыпался истаявшими осколками. Взрослые застали картину мирно спящих среди одиноких кустиков изумительных цветов детей со счастливыми лицами, на которых еле читались оттенки пережитых тревог и волнений. А рядом с застывшим легионером летала грустная комета, преданной собачкой тыкающаяся в панцирь брэмпэтэ и стазиса. И вся трава на поляне с листьями окрестных деревьев подмигивала им пыльцой фей, постепенно растворяющейся в набухающей сочным здоровьем и ароматной силой зелени. И вместо кучи дров росли три мощных банановых дерева с богатыми гроздьями спелых плодов.

Неуспокоившийся Панг дважды кричал, когда двое вскоре по очереди попытались приблизиться. Морда скалы рычала, с шипением выбрасывая клубы потемневшего пара, а изливаемая сила заставила ее плакать расплавом. И Пинга с Понгом надолго оставили в покое, наблюдая за порыкивающей пещерой, соединенной бегущей водой с рекой. Напоенный силой ручеек не превращался в водопад, плюя на законы тяготения, он тек по отвесной скале как по земле. Слезы дракона будоражили речных обитателей, порождая чудаковатых и чудовищных — текущая магия нарушала чары пилонов, согласно ранее вложенному шаблону стремящихся восстановить былое в полном объеме.

Нет, ограничить область тварного мира от астрала пытались, однако весь поток шел через неуловимых Сержи, страшащихся появиться рядом и на свой манер понимающих опасность и желающих утешить. Радикальных мер не последовало. Ничего не мешало обидевшимся на весь белый свет, проявив чудеса ловкости, переплестись и страдать накопленными и до селе сдерживаемыми эмоциями на тему одиночества.

Одна половинка скучала по дому, по лицам оставшихся "там" родных, по быту, знакомому, неприхотливому, понятному. Вторая так толком и не простилась со своими убитыми друзьями, наставником, родителями, поддерживая гипнотическую установку на без вести пропавших и где-то там ожидающих встречи с отправившимся в долгую поездку. Не пришей кобыле хвост — целое-изгой. Обыденных красок в жизни не стало, привычные оттенки растворились в палитре новых цветовых схем. Целое с упоением предавалось переживаниям — живое, помнящее, в сдвинутого морального урода не превратившееся окончательно и бесповоротно.

Ненормально наслаждаться болью, но Панг давно за пределами общепринятых догм, норм и правил, и готов был загрызть любого. Чувство времени знакомо исказилось, циферки утратили значимость, с шипением Пинг и Понг сроднились, как с протухшими яйцами и другими газами, просачивающимися за полог из плащей в их маленький мирок. Потому звук малора вызвал чих агрессии, а изменения состава воздуха и ветерок метнули два прижавшихся и обнявших ноги тельца спиной к самой дальней стене за углом, оставив в подарок неведомому один из несгораемых плащей и жидкое пламя, коим стала вся вода.

Долгое время ничего не происходило. Капризная Темпус тянула резину, доводя эмоциями соображающего дуота Панга до взрывоопасной глади. Эра каучука прошла столь же внезапно, как и эра карусели. Лазоревые глаза, казалось, не замечая двух сжавшихся, по-хозяйски осмотрели помещение — не пещеру жалкую какую. Через отломленный зуб, растекшийся по потолку, света лилось существенно меньше, чем могло бы быть, но гораздо больше, чем хотелось бы некоторым, все видящими сквозь плащ. Изящные пальцы новоприбывшего заплясали джигу телора — нёбо. Потолок вздохнул, позволив ему выпрямиться в полный рост, раза в полтора превышающий любого из двух жавшихся друг к другу. Причудливо сплетая разлитую в чрезмерном достатке маэну, он рельефные руки особо не напрягал — кружева как бы сами липли к клыкам, обозначив один выбитый, не выпавший. Источник воды оказался бурлящей глоткой, ровный пол обзавелся канавкой, ставшей бороздкой языка, замеревшего у десен — кипящая вода текла по проложенному руслу, облизывая каждый клык и переливаясь наружу. Реакциями на происходящее участвовавшие в созидании Пинг и Понг оказались прижатыми к щеке — напротив точно левая. На нёбе заструились бороздки, направляя пар к верхней челюсти, а точно над глоткой образовались две группы отверстий, собирающих основную дозу испарений и выводящую их через образовавшиеся где-то там ноздри. В ониксовом рту посвежело и еще сильнее прояснилось. Сочетающая пару-тройку оттенков шпинель зазмеившихся жил угрозы и страха не внушала, как и огненный цитрин, которым эльф собственноручно, не боясь родной кожей горячей и едкой воды источника, выложил гортань и язык — чем жарче вода, тем ярче он светился множеством донных граней, разукрашивая пасть текучими огненными всполохами безобидно внушающего трепет света.

Поршень выдавливал маэну, не успевающую рассосаться — теперь ее сворачивали, свивали, складывали, трамбовали. Виртуозно. Маленький комок лепил из громадин энергетических кусманов с размахом, недоступным ранее. Воплощались малейшие детали. Камень оживал в блистании творческого начала, рождающего шедевр на новом для себя уровне. Казалось, маэна сама стремилась воплотить замысел скульптора, образ художника, сонату музыканта. Лик дракона, отвечающий завывающему ветру грозным рычанием. Не страх. Уважение к мощи, восхищение могуществом. Не Кокетка, не Властелин. Вулкан. Краешек драконьей морды рисовал в воображении монументальность и незыблемость изменчивого бытия.

Латунь волос гармонировала с оранжевым окрасом бликов — косы подчеркивал мужественность спины. Постепенно приближающейся. Не торопясь, любующийся сотворенным подобрался к той же стене. Ему удалось уговорить камень притягивать разлитую силу, а родник ее использовать, увеличивая объемы. В эти моменты сближения поток фонтанировал гейзером прямиком в брешь, пульсируя в ритм Панга, реагирующего на малейшие движения, преобразующие их уголок тоже. Сливающийся с окружающей обстановкой эльф долго сидел, облокотившись о стену и распрямив ноги, довольно и устало любуясь.

Вдруг потерявшего бдительность Пинга выдернули с места — эльф подвинулся, приторочив его с другого своего боку. Обнимаемый им дуот Панг выплеснул много силы, пытаясь освободиться, но руки не отпускали, а маэна прошла через него в пол и к роднику. В ответ их облили любовью, чистой, отцовской. Пинг и Понг пару раз дернулись, а потом прижались с двух сторон к теплой груди, оказавшейся вдруг лежачей. Сильные руки плотнее прижали, подставляя мягкие мышцы плеч для нежных ушек. Сверху их укрыл плащ — второй под головой.

Панг переживал за отцов, оставленных, ушедших, умерших. Вспоминал их необъятные груди, широкие ладони, крепкие шеи, их лбы и уши из редких воспоминания о катании на плечах. И мелко дрожал, впитывая никак не могущее согреть тепло любви. Умственная деятельность сошла на нет, перенапрягшись — произошла акселерация чувственного жития.

Эльф погрузился в транс, чутко регулируя свое эмоциональное состояние. Каждый хотел любви, особенной. Для себя. Он дарил ее, не скупясь. Всем стараясь поровну. Хрупок баланс. Потому подстегнутая эмпатия нежно и осторожно прощупывала вибрации, ища волну резонанса экстремальным способом. Ни пылинки сочувствия или жалости, гнева, понукания, больше жизнеутверждающего умиротворения. Никогда прежде цео не погружался в эмосферу столь всеобъемлюще, отринув разум. Никогда прежде его фибры души не трепетали столь надрывно, отбрасывая аналитику, но помня о чувстве меры.

Прижавшиеся к нему дрожали мелко и часто, взбрыкивая коленками в его паху в ответ на поддерживающие поглаживания, не дающие сползти. Огненные слезы редкой капелью проникали внутрь, а цео-отец не замечал. Заиндевевшие мышцы лиц и челюстей лишали плач привычных звуков. Перелом в завиток. Движение к цели длилось мучительно долго — оно того стоило. Он знал. Не сдюжит — потеряет. Запишут в сломавшиеся. Как? Почему? Вопросы тряслись на задворках сознания, боясь нос высунуть. Черепаха эмоций добралась до финиша победительницей, выведя хвостик чудовищно перемешанной гаммы чувств. Дрожь во всхлипывающем дыхании и ручеек, столь же теплый и благоухающий, как отраженная морем капля любви. Она капля — она море. Они свечки — они солнце. Они Листья — все мы Древо.

Глава 26. Такая разная ночь

— Ай, отпусти! — Больно, не хочу!

— Надо Енго, надо!

— Ссс! Ну пусти! — Мы на отдыхе, так нельзя!..

— Я тоже на отдыхе, между прочим.

Неол и Ноег быстро уразумели бесполезность трепыханий. Не спеша пошедший по большей дуге цео цепко их поймал и крепко держал подмышками — позы ярили. Но встречающие камень кулаки, коленки и локти, а так же не выученные новые и не помогающие старые извороты не помогали — выскользнуть из захвата не получалось. Однако сдаваться не их кредо — упирались ногами, тужились, пыхтели.

— Куда ты нас? — буркнул Неог, повисая. — Ц, Жмых! — одновременно выдал не сдававшийся Неол, покрасневший на смешки столь же ярко, как и его торчащая попа.

— Вместе искать ответ на дне, — подпрыгивая и удобнее перехватывая ношу.

— Да мы там все обшарили!. — зло и плаксиво выкрикнул Неол и еще пуще засопел, переворачиваясь к боку спиной, чтобы как-то ногами упереться в хват.

— Ихи-хи! — захихикал Ноег, когда цео ловко прижал и ноги, заставив брата зарычать от досады, злости и стыда.

— Цыц! Все да не все. Или ты решил записать нового друга в обманщики?

— Он не друг нам! — Они!.. Они!.. Шмыг...

— Уй!..

— Конечно, Пинг и Понг не захотели дружить с прямолинейными чурбанами.

— Кривые выискались! — Отпусти, цео, пожалуйста...

— Ладно, Ноег, поверю, — легко согласился старший, аккуратно ставя.

— Ай! Ты чего?! Ссс! Жмыыых! Прибью!

— Не хули моих друзей! — отвешивая доступному заду эльфика очередную оплеуху. — Без них Деика вообще бы не было! Никогда! — добавляя кулаком так, что брат задохнулся словами.

— Ноег, — сделал шаг вперед цео и приглашающе повел рукой. Тот шмыгнул и вложил руку в ладонь. — Что ж ты раньше об этом не подумал?

— Отпусти! Я цену пожалуюсь! — Не знаю...

— Какой вредный! Вот бросим тебя и не скажем потом ответ. Останешься без феникса.

— Вы не посмеете!

— Вы? Учту.

— Брат, ну чего ты уперся рогами?

— А тебе я всео-о припомню!.. Уй! — неожиданно для себя упав и зашибив плечо.

— Только память и останется, — туманно бросил быстро зашагавший прочь цео, ведя за руку перешедшего на бег Ноега, бросившего странный взгляд на поднимающегося брата.

— Он опять возомнил себя самым главным, да? — пожевав губами спросил мальчик.

— А ты не скучаешь?.. — замедляясь.

— Эм, меньше брата...

— Потому что эльф всегда верховодил? — приседая.

— Угу...

— А у Панга и Эёуха?

— Совсем не так! Лучше. Ну, эм...

— А Тирл?..

— Подражалы! Извини, — и поджал откровенные губы, дернув ухом на приближающегося брата.

— Да, Неол? — издали окликнул подходящего к пляжу, успокаивающе потрепав Ноега лежащей на поясе рукой.

— Прости меня, цео, — пряданув ушами.

— За что? — удивился тот, не спеша вставать. Пока один брат ковылял, морщась от поставленного в неудобном месте синяка, второй оказался прижатым спиной к груди и объят живыми теплыми руками. Ноег удивился, но брыкаться и сопротивляться не стал — нравилось неимоверно, о чем свидетельствовала прокисшая физиономия близнеца.

— Я чувствовал, думал и говорил... плохое, — с трудом выдавил из себя эльфик, топорща уши, играя кулаками и желваками. — И ты, брат, извини, — пролив жгучую слезинку, через пару ниций выжидающего молчания.

— Простим, Ноег? — заглядывая в его упрямо-сомневающиеся глаза.

— Я его обещаниям не верю! Поклянись никогда-никогда не подставлять меня и не понукать мной! — правильно среагировал альфарчик на эманации скрывающего свое довольство цео, не раз выправляющего что-то похожее, переступающее край. Обилие новичков продемонстрировало цео разность методик в разных гим-каэлесах. Задуматься не успел, но подсознание и чувства не дремали. С одним, хвала Свету, каким-то чудом получилось — на волне отключенного разума цео взялся за второго дуота-чародея, устроившего бедлам на поляне. Куй железо, пока горячо — такая, кажется, любимая присказка дварфов? Думать потом, вспоминать о полости дракона потом.

— Брат!.. Ноег... я... я клянусь не подставлять тебя и не понукать тобой! — на одном духу выпалив.

Цео расцепил хват, поймал и приглашающе развел руки Ноега, вставшего прямо.

Потом дуот, сидя на коленях цео, докладывал о поисках, откинувшись на грудь и плечи. В такой связке они плыли под водой в пузыре, стараясь мирно беседовать и не срываться.

Вот плавник-рыба. Три кольца красивейших плавников и ни единого глаза. Потрясающая скорость и противодействие течениям, огрубевший от врезания в камни и песок нос в поисках съедобных водорослей. Вот спираль-рыба. Три витка палочкообразного тела, утыканного бусинами глаз. Куцый, но прекрасный магический хвост перпендикулярен продольной оси. Единственный плавник причудливо волнуется, пытаясь преодолеть течение вод реки и ее маэны, чутко реагируя на то и другое. Ей тоже трудно решать проблему питания. А вот кто-то догадался вставить первую во вторую. Одна видит, другая получает направление и гребет торчащими между витками плавниками — оба симбионта жирные и сытые.

Енго долго плавал, ловя одиночек и делая пары, а уловивший безрассудную идею цео подбирал аргументы и слова. В результате любимая привела держащих фениксов Хоана и Хуана, уговоренных под присмотром помочь Енго — ведь уже подгоняли его, правда? И все получилось. Только теперь Неол и Ноег должны сами захотеть забраться вверх по бесконечной лестнице с птицами в руках. А там, в небесах, братьям следует уговорить и разъяснить обеим парам — козам надо проглотить суть фениксов и хранить ее в себе, пока те будут взрослеть. Вместе в тварном мире им уже нельзя будет пребывать, зато в астрале их дружная компания не заскучает. Как проглотят поднятое наверх нечто, следует обязательно позвать фениксов туда, обласкать и познакомить. Потом спуститься и по очереди вызвать сначала Иубекрупа с Уибекрупом, потом отпустить их и позвать Доенкутупиростакдра и Деикльпипироцакдром. Вот тогда, временно переселив фениксов в астрал, они наделят их новыми способностями, и огонь изменит свои свойства, перестав жарить окружающее. Точно-точно. Панг обиделся, но если разгадаете его загадку и поверите в ответ, значит докажете свое желание дружить лучше извинений. И вас обязательно простят. Да, с ними сложно, они иные. И не надо, если трусишь. Вы вначале дело сделайте, потом без нас наговоритесь. Когда оба дуота ушли в медитацию, цео их покинули, вернее, один цео подхватил на руки вторую и скрылся в неизвестном направлении.

Пепельно-голубые глаза расширились и не удержали свечение истинного зрения, когда увидели левитирующего супруга, как младенцев держащего на руках дуота Панга, прикрытого поддерживаемыми магией мужа плащами. Невероятно! В переданном предельно эмоциональном образе он сравнивал себя прежнего с мензуркой с дистиллированной водой, а теперь стал полновесным кубком со столетней выдержки вином из огненного винограда и пьяной лавровишни(!!!), почти Граалем с амброзией! Супруг наконец-то понял ее эмообразы про поддерживающий ее и помогающей во время полетов воздух — он опирался на Гео, которую постоянно ощущал даже в воздухе. На ней он держался. Он был там с Нею! В ее родном Аэре!

Муж попросил поставить полог тишины еще над лесом, и остаться посидеть у изголовья, зримо поддерживая его. Изнемогающая от тревог и любопытства смерила чувства, поделившись с Аэром. Подхватив один плащ, свернула подушкой, подхватив второй плащ, укрыла тут же оплетших друг друга спящих, нехотя отпустивших ее мужа.

Она возмущена, заинтригована, польщена, поражена. Ее не по детски штормило — Аэр растворял в себе, чтобы в будущем все вернуть, обновив. Тем и спасалась, зная о своей ветрености. Ха! Еще бы аэроманту, пусть и слабому эфирным телом, но с глубоким проникновением в стихию, не быть ветреным во всех смыслах! Больше всего во время предложения неожиданного партнерства ее согрело обращение к супружеской паре целиком, а не конкретно к ее мужу, с коим дуоту Пангу и предстоит проводить подавляющую часть времени. Согрело и расположило, вместе с проявлением заботы о так пестуемых предателем цен-Капринаэ даровитых лидерах это перевесило чашу весов с сотрудничеством. Впрочем, без сообщения, миновавшего приглянувшийся браслетик, о том, что Кюшюлю принимает всех четырнадцать дуотов из Эхнессе по инициативе того самого Цандьбауна, о котором она сразу захотела узнать подробнее, сплавившего шлак для освобождения мест, из-за чего в нижерасположенном гим-каэлесе появились даровитые.

Пинг и Понг подобно метеорам разрушили изученные ущелья и каньоны, окружавшие ее любимую Скалу. Муж не колебался с выбором, а незнание самого дуота Панга об инициативе проректора третьей цепи Кюшюлю лишь укрепило и придало решимости. Решительное изменение обстановки будоражило, возбуждая интерес, о здоровье коего она не беспокоилась. Цео признала за дуотом право силы, доподлинно ведая о стачивающим горы Аэре и умея легко приспосабливаться.

Цветодар восхитил ее до глубины души, и цео не удержалась от соблазна, подстегнутого и вроде как одобренного косыми взглядами серых глаз. И опечалил факт последующего резкого обострения конфликтов среди младшего офицерского состава звена. Муж честно слово в слово передал сделанное им предложение Панга, объясняющее их поведение. Разборки после увиденного рождения Венца Орбисгратия щемили ее сердце — Аэр стремился к всамделишным феям, отдохновению его души. Приказы Пинга и Понга внесли раскол, разделив доселе общее на две части и внеся противоречие в стройную и отлаженную методику и философию.

Обильный цвет обрадовал всех цео, рассеивая последние сомнения относительно полезности произошедшего конкретно для детей. Но червячок подлости и не думал умирать. В среду царь лично обходил берега Пелцокшес и сам напутствовал всех, кто расцвел — пришлось следовать приказу начальства и дожидаться последнего, дабы потом внезапно оказаться перед очами Его Величества. Сегодня сюрприз поджидал в другом месте и времени. Цео вернулась со счастливым дуотом позже мужа, ставшего недоступным. В лагуне Рупикарпа ей открылась поистине ужасная правда — ни клумбы, ни благоухание не сгладили. Бусые и пепельно-голубые глаза встретились и прочитали друг друга, отвернувшись с одинаково негативной направленности чувствами. Она нарочно!.. С детьми надо держать ухо востро! А она после сиесты даже и не повела им, чтобы свести едва проклюнувшуюся пару дуотов. И время безвозвратно ушло! Эёух с Ийлаей максимум дружбу когда-нибудь возобновят — стена отчуждения выросла на отличном фундаменте. Дети под тем или иным соусом заваливали вопросами о "вундеркинде", а взрослые выкручивались — дуот Панг открыто обвинил цео, завуалировав правду для дуотов, которые обязательно в случайный момент времени в будущем догадаются о подоплеке событий и слов. Но Хоан и Хуан не полили кислотой доброты и поддержки на росток стены с Лифаой и Лафиой, и та пустила глубокие корни. Тронешь теперь — хуже станет.

Цео по нарастающей тревожилась за мужа, отправившегося к Пангу, едва восприняв картину случившегося в его отсутствие. Отголоски происходящего в скале, согласно браслетику, едва не стали причиной опрометчивого поступка — сдержалась, уединившись в лесу, а не стремглав бросившись к любимому. Ураган завывал в ее душе, не смея приближаться к Скале.

Муж совсем не понимал, что стал чародеем! Он думал чувствами, и жена впервые поняла, какого приходится рассудительному рядом с эмоциональной. Ее пробило на хихиканье, когда не слушающий ее вопросов и несущий в мыслеобразах какую-то ахинею про капли и море супруг с довольным и воодушевленным лицом выловил в подмышки не ожидавшего подвоха Енго, оборвав с ней контакт. Цео пришлось остановить любопытных, попросив остаться всех на поляне. С Пангом все в порядке — спит под пологом тишины, что а другим следовало бы сделать. Зачем? А утром будет пробежка по Набережной до так интересующего некоторых места, где спрятались Пинг и Понг, и которому ее муж, используя их неумелый чародейский выплеск, придал скульптурную выразительность. Посему надо лечь пораньше, дабы успеть построить плоты к Эхлессе и зарядиться бодростью с хорошим настроением на весь завтрашний день — цветы лучше растут в хорошую погоду. Верно? Амикусы... Хорошо, Эйух. Как же их братьям меньшим не волноваться? Грибы растут после дождя — братьев и сестер поливают светом любви. Будете хорошо заботиться о питомцах — они быстро повзрослеют и научаться общаться. Вы еще не призвали своих?

Цветодар каждого вернувшегося дуота, извлекаемый в сторонке феями, размерами впечатлял гораздо меньше, чем необычной палитрой — все десять оказались в последней трети организованного феями рейтинга, вызвавшего в среде педагогов если не фурор, то определенно не равнодушие. Даже занявшая место в первой сотне Юллу не потеснила никого из рояса — Щвах-везунчик сиял отполированным лезвием, вроде как его тоже задело вместе с тем фламардом, только краешком. Перспектива трудиться не покладая рук братьев не смущала. Откуда на груди цео появились отметины? Нет, никто не дрался! Как вам такое в голову пришло?! Цео утешал оставшегося без родительской семьи дуота, а слезы овеянных энергией астрала чародеев обладают волшебной силой. Потому супруг столь ярок в магическом зрении.

Цео привыкла делиться с Аэром, иначе волны детских эмоций захлестывали, топя. Цео привыкла к кормящему ее Аэру, иначе десятки детских сердец пили ее досуха. Слой цео легче воспринял перемены — они заботились о благе конкретного дуодека, а думать о большем, как то причины и следствия, положено центуриону и иже с ним. Цео год стажировали, готовя принять бремя ответственности за судьбы детей — вместе с ними они сами взрослеют. Никаких отпусков и увольнений — жизнь в звене от и до без права на свободу. Сколь сильно ошибаются считающие цео баловнями судьбы! Упорство. Улыбка несмотря на стресс или депрессию, тоску, уныние. Полвека после выпуска бывшие цео находятся на довольствии гим-каэлеса, и примерно половину этого периода, считая от начала, они либо уединены, либо проводят с родными детьями — крайне редки случаи, когда только-только прошедшие инициацию листья отталкивают ветки-цео. Обычно полувека хватает заново прожить каждый день в гим-каэлесе, вернуть отданные эмоции и восстановить четкость образов, осмыслить разумом прожитое сердцем. Сколь сильно правы считающие цео баловнями судьбы! Дети — Цветы Жизни! И цео непосредственно живут в дивном Саду Жизни! Изменчивом в руках топиярусов-цео и тап-топий-ценов. Истина где-то рядом. Несомненно одно — пересадка цветов болезненна для обеих сторон, а уж изменение климатического пояса трагично, привыкание и приспособление к нему — это суровое испытание для всего Сада Жизни со всеми его обитателями. Закалка гномьей стали — это форменное издевательство над металлом, зато не целованные магией клинки остаются непревзойденными по сию пору.

Прижатая к любимой груди только в этот момент и смогла себе признаться, насколько сильно у нее отлегло от сердца. Удивиться драконьей пасти ей не дали — супруг пылал бившей прямо из ушей страстью, сорвавшей скрепы в паху. До самого утра пасть разражалась серией громоподобных рыков, по мелочи урча практически беспрерывно. Любимый как только не надувал ее семенем, став поистине неиссякаемым и ненасытным зверем, то невероятно нежным, то похотливо грубым самцом, с остервенением вдалбливающимся в нее, прижатую к каменной челюсти и всем возможным сдавливающую любимого, бархатно пьющего ее губы и жестко мнущего ягодицы, вжимаясь в упругие груди, колющиеся сосками и скользкие от сладости пота любви. Им обоим эти неожиданные безумства безумно нравились! Она от вдруг разбухшего внутри пениса, вернувшего исходный размер, практически сразу улетела в экстаз, все не кончающийся и не кончающийся, одни лишь с придыханием бросаемые: "Сильнее! Быстрее! Крепче!" — да крики от мощных выбросов семени, с разных сторон толкающих содрогающуюся ее на все новые и новые высоты нирваны. Организм и не думал уставать от бесконечной серии фрикций в парилке, и ближе к рассветным сумеркам самозабвенно предающаяся любовным милованиям действительно ощутила себя из капли морем, с мучительной сладостью сдутым в озеро. Им ни до чего не было дело, кроме друг друга и проблесков мыслей о родном дуоте. Это потом они станут говорить о переходе мужа на два яруса выше, и об одном ее. О дрожащей скале и завывающем ветре, наполненном неистовым ревом неудовлетворенного желания. О...

Охраняемые гимы спали уязвимо-беспробудным сном Венечья, но прочие...

С его подачи они думали о детях. Оба о своих котятах в Зоэньтаа, не помыслив о заведении новых, несмотря на лопнувшие скобы. Они конечно же переживали за родную кровь, радуясь их успехам и поражениям, волнуясь, надеясь встретиться с новым листом Ориентали и любящим сыном. Общаться нельзя, но думать и переживать не запрещено, как желать счастья и дарить любовь. Братьям в эту ночь снился потрясающе яркий и реалистичный впервые их посетивший эротический сон. Оба узнали, оба поняли — их любят, о них переживают даже в такой пикантный момент, желают поделиться своей любовью. И это удалось! В ближайший трансфер их дуота перевели в Тьянкль — двадцать пятая параллель не могла отказаться от за ночь набухшего и на следующий день раскрывшегося Блистательного дара будущего Магистра Жизни, красу и гордость своих родителей.

— Панг!

Пинга и Понга стиснули Хоан и Хуан, позвавшие их в Комнату Встреч. Сам Панг уже плюнул на попытки разобраться, когда обращаются на "ты", когда на "вы", когда к дуоту, а когда отдельно к отдельному эльфу — это оказалось выше его уразумения.

— Привет...

Пинг и Понг терпеливо и участливо слушали сбивчивые объяснения про испуг, про лишенный вектора выплеск, про...

— Ты эгоист, Эёух, — вынес вердикт Понг.

— Чего? — Сам такой!

— Ага. Но вы оба еще и балаболки!

— Трындычите-трындичите ни о чем как две девицы под окном... — прищурил глаз Пинг.

— Мы не девицы! — надулся Хуан.

— Значит, раз мы вас используем в сомнительных делишках, вы решили отыгрываться безудержным трепом? — поднял бровь Понг.

— Но вы же закрылись в озмеке! Как же общаться? — поводил ушами Хоан.

— И мы не в обиде, если ты об этом, Панг... — хмуро.

— Общаться?! Да вы и слова нам вымолвить не даете!

— Ага, кинули "Панг", "прости" и понеслась болтовня. Дуйтесь-дуйтесь!

— Но вот вы знаете, какие мне и Пингу фрукты нравятся? Ягоды? Цвет глаз? Камни? А что мы о вас знаем, кроме желания подставляться под член, как девочки?

— Мы не девочки! — обиделся закипающий Хоан.

— Так эмоционально на последнее слово реагируют только они, — припечатал Понг. — О чем я говорил?

— Что мы ничего друг о друге не знаем, — охладившись.

— Я люблю ямочки на щеках, — робко улыбнулся Хуан Понгу.

— Стоп, — потеплел польщенный. — Давайте вначале разъясним про болтовню. Мы не против, нет! Но мы и так знаем, что и с кем случилось у всех на виду. Нам интересно, почему у Енго выплеск произошел. Твое мнение, Эёух, не высказанное при всех мнение других. Отношение к случившемуся подруг Ийлаи — показное и замеченное вами несоответствие с внутренним состоянием. Почему разняться?

— Да, нам совершенно не интересно описание событий, но любопытны ваши и другие комментарии к ним, что не лежит на виду, а кроется в сердце или голове.

— И это... Вы почувствовали наше прощение, и мы тоже. Вроде как все знаем и ладно, проехали.

— Но Эёух... Ты так и не понял, почему мы так вспылили днем.

— Мы тебя обидели, Панг. Ну, тогда, с Енго. И не извинились.

— Да?

— Нет. Мы понимаем тебя, Эёух — так плотно в Кюшюлю ты ни с кем не общался, да и вообще, поди, редко с кем мог непринужденно поговорить. А когда выпала возможность, ты принялся за все тяжкие.

— Но ведь ни ты, Хоан, ни ты, Хуан, даже когда мы пришли в Комнату Встреч после случившегося, так и не спросили: как вы там? все в порядке? где были, куда плавали, что видели? почему цео спящих и обнимающих его принес? откуда у него шрамы на груди?

— Не надо доводы других! — поднял руку Пинг. — Вот мы за вас переживаем и заботимся. Помогли стать сильнее, определиться с призванием в жизни, найти еще одного друга, простого и понятного, исполнить самую заветную и смелую мечту... А вы? Хотя бы банан принесли, м?

— Мы массаж делали, и...

— Тут. А там? В яви гим-каэлеса? Вот еще пример — цео только полог тишины держала, о чем и сказала...

— И это не любовь, а проявление дружеского внимания и заботы. Мы не просим чего-то глобального, наоборот. Самые приятные это обыденные мелочи — для вас пустяк потрепать плечо или угостить, а нам не хватает... такого...

— Прости, что оттолкнули тогда плошки. Мы еле сдерживали свои чувства, а из-за стены в озмеке вы не ощутили, что с проблемами лучше обождать, что следует настоять на еде и просто побыть рядом, успокаивая молчаливым присутствием...

— Я понял! Отраженные в ауре эмоции говорят больше слов! Так, да? — заглядывая в глаза и силясь рассмотреть там буквы с ответом.

— Пусть так, да.

— Без пусть. Вы свою ото всех скрываете, а мы еще маленькие замечать подходящие или нет моменты. Вот!

— Но ведь решение поделиться было верным, да, Панг? — продолжая строить милое личико.

— Да, Эёух, следуй интуиции, но не забывай о и логике...

— Вот! Вот всегда так! — обидчиво воскликнул Хоан. — Одновременно похвалят и поругают! Жмыыых...

— Разрешаем, учитесь! — улыбнулся Пинг, игриво выгнув брови и уши. Хуан засмеялся.

— Да ну вас! — оттаял он, неопределенно махнув рукой и ушами.

— Кстати, вы хорошо можете крутить одновременно два разных кольца маэны? — переключил их Понг.

— Эм...

— В яви не пробовали, — признался Хуан под вздох брата.

— Хех, сразу определил, куда клоню! А с нашей помощью в синхронизации скоростей вращения решитесь осилить каждый по дуоту?

— И не смотрите так! Мы не откроемся, а вы не умеете закрываться, потому никакого подвоха или недоверия не возникнет. Неужели не хотите сблизиться с еще несколькими дуотами?

— Это с Имшем и Хальем? — обрадованно.

— А у них не слишком маленький, э, потенциал? — приободрившись на кивание. — Ни им, ни нам ничего не будет плохого?

— Брат! Панг же следить станет!

— Мы все справимся. Только первый раз повторим уже опробованным способом.

— Но только с тем дуотом, которого вы хотели бы видеть таким же близким другом, как Енго.

— Имш. — Имш. — Уверенно ответили они, глядя в поймавшие их взгляд серые глаза.

— Отлично! Только совсем тсс!

— Многим будет очень приятный сюрприз. И Эёух, сохрани сегодня лакомства фамильяров на обратный путь, ладно?

— Угу... Мне нравится зеленое золото.

— Эх, друзья...

— Что опять? — Вам обоим тоже, да?

— М, — оба приложили большие пальцы к их губам.

— Это мы так рады вашему осознанию оплошности, друзья.

— И раз вы теперь в теме, то с другими быстрее сойдетесь.

— Нам обоим нравится радуга. Но давайте вы будете с нами подобные мелочи выявлять через наблюдательность? И нам приятно, и вам польза.

— Согласны, — ответили, переглянувшись.

— Что-то вы еще хотите, а, Панг? — хитро глянул Хуан.

— Верно, совет важный для вас, — ответил Пинг таинственно.

— М? — протянул нетерпеливо Хуан.

— У вас очень насыщенной стала жизнь. В яви и нави. Поэтому в сиесту выбирайтесь сюда и по всем правилам расслабляющей техники медитируйте, ныряя в самые глубины.

— И договоритесь с ежиками. Они вполне способны покараулить вас здесь и в нужный момент дать сигнал об окончании времени.

— Кстати, чем чаще вы с ними общаетесь на мыслеречи, тем скорее они переймут от вас умение разоваривать!

— Ух ты! Здорово! — А как скоро?

— В промежутке от года до пяти. Не надо их поторапливать!

— Да мы...

— Вот и! Немаловажную роль играют обращенные к ним чувства — должна превалировать любовь. Говорите с радостью, с нежностью, сопровождайте речь лаской. Заведите привычку во время посттрапезных прогулок делиться своими размышлениями с Нотжем и Нутжем. Неважно о чем: погода, салат, брат...

— Ха-ха! Ты после салата, брат! — засмеялся Хуан.

— А сам-то! — улыбнувшись. — Спасибо, Панг. Я буду помнить, — покосился на брата и ткнул локтем, — и ему не дам забыть...

— Я тоже буду стараться, — ответил на это Хуан. — Ссоры — это плохо!

— Да... мы, наверно, просто устали и...

Договорить Хоан не успел, а Хуан сам потянулся. Ауабасиуам, с языком.

— Запомните! — огорошил сурово Пинг, отстранившись. — Получив Ауабасиуам, дарить его другим можно только после здорового сна или глубокой медитации!

— Иначе кратковременно повысится уязвимость к негативным воздействиям извне. Дарите, сколько сил хватит, но получив в дар, храните крепость своих тонких тел.

— Обещаем! — Какие же вы лучшие друзья! — братья с подачи Хуана порывисто поднялись сами и потянули за собой Пинга с Понгом, коих тепло обняли, даря свое мироощущение, незамутненное горечью проблем и треволнений ответственности.

Трогательный порыв заставил сердечки-чакры Панга колотиться быстрее, Эёух же наоборот ровно пульсировал. Отстранившись, братья щелкнули по носам обескураженного Панга и с довольным смехом убежали к себе, на повороте обернувшись и подмигнув. Обаяшки с детской непосредственностью разили наповал — Пинг и Понг отразились в зеркалах своих глаз, узрев и развеяв зерна плотской и платонической любви к Хуану и Хоану. Новое слияние да со столь юными созданиями грозит обратиться в маньячество, истребляющее жизнь в предельном развитии. Дуот Панг поостерегся зарекаться, но дал самому себе твердое обещание не заводить любимых до выпуска, чего бы это ни стоило.

Калибровка Эёуха попахивала утилитарностью и прагматизмом — беда распределенного сознания, по сути приспособленного к рассмотрению событий с разных точек зрения, с чем успешно и справляющегося. Тихим сапом Панг сам приноравливался — беда флегматичного комфорта. Опускаться на ту же самую ступень развития в планы не входило, расставаться со ставшим неотъемлемым сферическим и многоплановым мировосприятием жаба не давала, как и с даруемым магией удобством в бытовых мелочах, без коих жизнь не в кайф. Эквилибристика это риск, с учетом поставленных задач оправданный, частью необходимый.

Третья ночь в Венечье, как и вторая, для необученных контролю за обменом веществ в беспробудную с конфузом поутру не превратилась. Оши вредно применять для этих целей — лучшим выходом стало использование цепкого вьюна. Глорику оставалось соединить живой канат из листа-сна с какаовым стеблем и неоднородно-полосатыми листьями-лепестками цвета маренго-бирюза-василёк, тогда его одолевало желание опорожниться и в Венечье — другие ощущения тоже приходили, большая чуткость сна — лучшая взаимосвязь.

Потому парочка вместе проснувшихся посреди ночи дуотов сидящего под вновь задышавшим молодостью престарелым самшитом Панга не заинтересовала. Зато у этих поеживающихся четверых по возвращении зев как рукой сняло — пропажа отыскалась у самого левого скругленного края поляны, после подсказки дежурившего цео, выразившего недовольство ночным брожением.

— Дуот, куда? — пришла мыслеречь Пингу и Понгу, вполне выспавшимся и завершившим хлопоты.

— Медитировать, цео.

— Дабы позорный срыв более не повторился, — виновато добавил Понг.

— Вам обоим знакомы соответствующие техники? — все так же холодно.

— Не из практикуемых здесь — да.

— Так нам можно приступить или нет? — уже нетерпеливо.

— Еще два вопроса, дуот, — подплыв на воздушной подушке. — Почему на аттестации столь скудно проявил себя?

— Потому что использование иных стилей сродни непочтительному жульничеству, вредящему обучению жизни в таком огромном коллективе себе подобных, — недружелюбно глядя через притушенное изнутри пламя очков.

— Как снимается ваше проклятье?

— Индивидуально, — мотнул ушами Понг.

— Произошедший днем инцидент и по нашей вине случился, потому вашу супругу и того легионера мучают их собственные кошмары и страхи — они около грани. Ему советуем дать обет молчания на декаду и выслужиться поваром на кухне — похлебка уже не варево, но еще не суп. Ей советуем в самое ближайшее время по-тихому выяснить, к каким сестрам из двадцать пятого тянет Эёуха и устроить обоим дуотам случайную встречу, незабываемую — разлука способствует платонической любви. Так же пусть оставшимся семи найдет пары и в дальнейшем незаметно поддерживает и развивает между ними дружеские отношения на гране любви. А вам советуем серьезно поговорить с больными, иначе они рискуют навсегда остаться изгоями.

— Советуете? — скептически. И без апломба.

— Эх... — покрутив головой, словно осматривая спящих на предмет притворства. — Характеры скверные. Как наши. Вчера мы отвратительно себя контролировали. Вину признаем. Проклятьями не раскидываемся направо и налево. Рекомендации помогут обелиться ей, избежать позора ему, завоевать доверие вам.

— Однако это был третий вопрос. Хоть заштрафуйтесь, но мы общаться с вами и вообще как-то реагировать на вас отныне не намерены, глор.

Ни Пинг, ни Понг не позволили усмешке отразиться — лицо недоуменно вытянулось, глаза расширились, брови взлетели, морщинки во лбу прорезались. Целеустремленно развернувшись, оба прыгуче бросились в противоположную от него сторону к давно запримеченному увитому плющом дереву с удобным корневым распадком и относительной уединенностью — покоцанные кусты и притоптанная трава спасали только от беглого взгляда.

Неустанно изучающие окрестности Сержи приглушенно фырчали и шуршали в отдалении, суя любопытный нос в кустики зверобоя и арники, столь же улыбчиво-желтой, клоня стебли валерианы и майораны, колыхая розовую наперстянку. Прибрежная полоса служила энциклопедией разнообразных трав, не свойственных тисосамшитовому лесу, смешанному на вершинах пологих гор с сосновыми и другими породами. Богатство растительных видов особо поддерживалось на первом километре-двух, огороженном магией от медведей, горных баранов, лосей и других крупных животных, вынужденно использующих для водопоя мелкие ручьи и скромные речужки. Барьер предохранял и от шибающих током рептилий, от шустрых клещей, откладывающих яйца кровососущими челюстями, от пиявочных червей, из-под земли сосущих ауру. Первые несколько сот метров леса вообще изобиловали кустами — оттеняющими пространство тисами или грабами светлая роща тут стыдливо прикрывалась. Все это изобилие благоухало своими особенными ароматами, неизменно свежими. Дышать не передышать, сколь не разевай мехи легких! Сержи наконец-то дорвались до игривых исследований, впрочем, не забывая о старших — веточка розмарина и где-то найденный стебелек лаванды шерстистой привнесли умильную нотку к царящим вокруг спящего дуота Панга ароматам и вызвали сердцещипательные вздохи укладывающихся спать созвенцев женского полу.

Вместе с Сержи пищали редкие летучие мыши, где-то ухала сова. Разбуженная тетерка долго укладывалась обратно. Где-то в гуще горного леса спали чечевицы и пищухи, улары и краснокрылые стенолазы. Отдыхали и бабочки: голубянка алькон и алкет, разнообразные нимфалиды. Не дрыхлось отчего-то дровосеку зубчатогрудому — то ли Сержи наступили, то ли Сержи ковырнули и перевернули гигантского жука-усача. Где-то отыскали они и лесного кота, устроив соревнования по шипению — юркая тень в итоге удалилась на крону дерева, но подергать хвостом и там не дали, метко попав в самый кончик мелкой иглой. Переполошивший непонятно как выживающее рядом с детским лагерем семейство белок кот обидчиво мякнул, сверкнув желтыми глазами и как можно скорее поспешив удрать как можно дальше — валериана вновь была наклонена горе сторожами двух каменюк.

Все четыре ядра, подвластные Пангу, объединились, переходя из свапна в сушупти. Переход в следующее измененное состояние имел целью найти самость. Атман. Понимание разницы между осознающим себя атманом и представляющим энергию духом позволяло зацепиться за отобранную точку равновесия, спроецировать ее в каждый поток каждого ядра распределенного сознания. А так же проникнуться в абсурдность громких слов из прошлого — Дух нельзя уничтожить. Бессознательный элемент возвращается к целому. Абсолют бесконечен, всеобъемлющ и всепроникающ. Порядок и хаос, свет и тьма, приращение и убыль — это все не про него, это все его производные аспекты. Впереди переосмысливание КАБака и трапез чдуасами.

Опыт чувственного восприятия в своей малости несравним с произошедшей компьютеризацией мыслительной деятельности, однако, эмоциональная искра несказанно обогатила мировосприятие и спасла от участи стать думающей машиной в понимании "я" из прошлого.

Многоядерность влекла свои непредставимые сложности, о которые спотыкаться неприятно, и опасно. Острое хотение все упростить сулило слипание потоков с последующим вырождением, пусть и в двенадцать ликов. Отчасти потому две трети сущности Гаера растворялись, что бурлящая толпа мыслей едва-едва контролировалась и сводила с ума — выручали редкие импульсы и векторы сиюминутных проблем. Требовалось время: совладать, освоиться, попривыкнуть... Развитие подразумевало динамическое изменение алгоритмов собственного поведения и мышления, и сейчас жесткие рамки принципов построения компьютерных операционных систем неимоверно мешали. Просветы предзнания как внешние носители информации нуждались...

Достигнутое состояние турийя длилось до пика, озарившего атман Гаера, подобно дельфину-акробату, выпрыгнувшему над водной гладью в воздушную среду и с понукающим Привратника всплеском вновь нырнувшему, проскочив через обруч пламенеющего света, поймав и в полете проглотив вкусную рыбку.

Определение кластера или облака? Нейронная сеть удовлетворяла большему числу критериев. Реальность не описывалась ни одним из этих терминов и всеми ими одновременно. Лейо и Зефир... Без них Гаер не представлял, как бы справился со своим положением и ситуацией в целом. В редкие моменты он осознавал себя живым и цельным, одухотворенной смесью информационных и энергетических полей — запал иссяк, и в новом теле он чувствовал себя несмышленым младенцем, только и делающим, что ворочающимся во сне во избежание разрушений. Колыбель — роскошь, мечта.

Когда запланированная погрешность и предвиденный разброс вероятностей дали результат, Гаер страстно захотел зажмуриться и Не Быть — столь страшная картина открылась ему, бдительно смотрящему по всем сторонам, а не строго по вектору отцовства. Боль трансформации, поглощение Ани, первое предательство названного отца, сладкая месть Чако и Норриуса, боль за Йоми, борьба со Зверем, привет от груздевской Гильдии, слабость и таяние Миэ, предательство Лара, героическая смерть Ани номер два, ловушка Асколя, едва не вскрывшего защитный панцирь, мучительная дойка и плен на холме, раздирающее разъедание Хаосом, оркское рабство, пытка руками кадавров, пережевывание кетцалькоатлем, убийства в Кюшюлю и многое другое — Гаер увидел внутри себя океанические просторы боли. Он и не подозревал, думая об излеченном рассудке, пережившим титанические ломки. Да не тут то было! Вот по какому такому мрачному зловонию его вынюхивал прирученный пес-Жнец... Вот центр, генерирующий гравитацию, мешающую свободному полету...

Наплевав на отчаянный риск, Гаер решался на чрезвычайные меры. Заскорузлая боль оживилась, начала душить с новой силой и небывалым напором. Ютиться на точке?! Все восстало против островка средь вод из мук и страданий — перед мысленным взором промелькнул центр Венечья. Гаер не для того прошел все тяготы, чтобы отравляться собственными миазмами в найденном убежище!

Гаер мигом запряг Сержимозги. План оформился не сразу и попахивал авантюрой чистой воды. Но куда деваться?! Он помнил, лепя метровые иглы из оскверненного адамантия и астрального мифрила с хатти-вставками. Заворачивая завиток спирали к центру Серуша, Ламбада нашпиговывала смертоносными пулями всех любопытствующих, ошивающихся рядом со спутниками системы навигации, начав с обманчиво вяло тестирующих на прочность ее собственную защиту переговорщиков. Подобно электродам, пары игл пришпиливали не ожидавших такого не магического подвоха. После первой неудачи снаряды обернулись щедро поставляемым фиолетом и ултрафиолетом с Серуша, освещаемого карликовой звездой Руш — энергия Уничтожения резонировала со скверной, усиливая эффективность на порядки. Незамысловатое и при этом высокотехнологичное оружие оправдало все надежды — провокация удалась на все сто! Месть за падших последовала незамедлительно — трассирующие следы не оставили вопросов относительно идентификации инициатора. Небо украсилось короткими вспышками, порой видимыми и на освещенной Ра половине. Моменты атаки широким лучом посредством выброса накопленных энергий разрушения и телепортация низкоорбитальной станции Ламбада на Южный полюс синхронизировались с остальными процессами если не до йоктосекунды, то до одного периода излучения, соответствующего переходу между двумя уровнями основного состояния атома цезия-133, абсолютно точно.

Подобно киту, Гаер из дышла выпустил отработанный воздух и пары, избавившись и очистившись от спрятавшейся скверны, наконец, отдраив свой реверс и обод подобно аверсу, заодно и сам металл монеты от примесей шлака. Дичайшая боль отразилась неимоверным наслаждением — баланс соблюден согласно найденной точке равновесия. Вся смесь, словно опрокинутый из окна тазик с помоями, устремилась к Привратнику. Почему Привратник? В чем его вина? В чем его помощь? Удобство расположение, способность справиться с задачей утилизации — по крайней мере, на это теплилась надежда.

Око Араса моргнуло чернью, расцветив небосвод чудесными всполохами сияния аврора-австрелис с аврора-бореалис, сошедшимися на экваторе — своевременная реакция, сопровождающаяся выплеском чудовищных объемов энергий из Аслаош-раом, защитила Ламбаду и упрочнила ее положение в небе, присовокупив к планетарному Муэру Глораса защитные оболочки космических спутников системы Скайтринкса и его полюсные энергостанции, едва не выведенные из строя диверсантами-Посланниками. Шах в мат не перешел — ход Жнецом сыграл ключевую роль в этом гамбите. Правильно — не стоило ему запрещать и вообще заводить тему о Скайтринксе. Мнимая свобода, хех! И лояльность сюзерену показал, и подельников засветил.

Однако ни Пингу с Понгом, ни Пангу, ни Лису, ни Гаеру не до давяще грозного и одновременно очаровывающего глобального светопреставления, различимого во всех уголках Глораса, кратковременно укутавшегося в шубе сильнейшей геомагнитной бури, всколыхнувшей биоритмы органики. Чета Тохкалошфо сама его устроила, локально, и не на каких-нибудь пару десятков минут. Штормящие воды Венечья взбудоражили обитателей, породив кучу вопросов. Выпавшие из медитаций, эфира и астрала глоры постепенно узнавали из новостей Галилео и божественных откровений об отраженном нападении извне. Зависшая над северным полюсом и сотрясавшаяся под натиском вторженцев Ламбада обрела статус неприступной небесной цитадели — Мерцающих и иже с ними не подпустили близко, Давжогл обломался — преждевременное раздвижение занавеса Муэра сорвалось, силы растрачены попусту, мелкие сошки уничтожены всполохами ионосферы с одной стороны и Скайтринксом с другой, мезальянс провалился, оставив вонь ссоры. Сипаугри и Сверьялус не вмешивались. Эасо благополучно вернулась к своим в Эльбра, сопровождаемая полыхающими зеленым и фиолетовым Стражами.

Океан Бодо вскипел секстиллионами пузырьков, несущих донный ил тысячелетних отложений — квинтэссенцию деструктивных сил. Вся мерзость исторгалась вместилищем энергий планетарной системы Глораса. Открытый строго вдоль планетарной оси телепортационный канал стал причиной грандиозного выхлопа — державшая марку Ламбада молниеносно скакнула, усевшись на Муэр изнанкой, а совокупный толчок проколол божественную защиту, вдавив детище Гаера внутрь барьера. В итоге мегалитическая конструкция оказалась жемчужиной в раковине. Подобный стихийному жесточайшему бедствию миг колебания магического фона ощутили абсолютно все, особенно последствия — "размагнитились" мелкие артефакты и львиная доля крупных магических систем, лишенных стабилизации жизнью, то бишь, не заякоренные на мэллорны или любой другой живой организм, включая живые кристаллы. Чудовищные помехи привели к зависанию множества многоуровневых заклинательных ансамблей, ответственных за обеспечение жизнедеятельности или обороны того или иного государственного или частного объекта или недвижимого имущества. Еще пуще оскудели сокровищницы, особенно на всякие божественные игрушки, оставшиеся и бережно хранимые с незапамятных времен. Осыпались трухой некросущности — зомби, кадавры, личи, упыри и прочая их братия, к сожалению, без патриархов. Отформатировались легионы големов. Основанная на камне магия гномов оставила их голыми, подчас в самом наипрямейшем смысле. В выигрыше оказались орки да гоблины со своим шаманизмом и частью развоплотившимися чдуасами, эльфы, опять же.

Вера Гаера помимо цветочков принесла плоды. Валики, ухватив уголок простыни, выжали ее досуха — древний техномагический механизм сработал на ура. Из трех северных полюсов к Рушу устремились три игловидных импульса черно-фиолетовых тонов — Гаер стерилизовал рану, а теперь запустил отсос проникшего в тело яда, спрятавшись за спонтанностью срабатывания комплексных мер планетарной системы обороны и самообслуживания. Жаль, Кладбище Моцкафа оказалось вещью в себе — зоны пагубного влияния скачком расширились в северную сторону, ничуть не умерив свой черный пыл. Пожалуй, Гаер оказался на седьмом небе еще и по той причине, что планетарный вихрь сорвал с Бодо покрывало облаков, разрушив Страну Облаков — больше никто не сунется на малую луну Глораса. Бодо отныне обрел двуцветность с радужной дугой раздела собственного света и отраженного, преломляющегося так или иначе возникающими редкими кочующими облаками. Кругляш пастельного многоцветья, отлично различимого и днем, украсил небосвод к радости многих детей. И к огорчению мизерной доли восточноарездайновских, а так же старших эльфов.

Глава 27. Встречи

Мигрень спросоня всем испортила настроение. По ранее достигнутой договоренности плечи отходника распределились по половому признаку. Гурьбой, но без спешки, звено с испорченным настроением отправилось по двум тропам.

Просветленная пара цео отделалась коротким и ёмким: "Война!" И не принимая возражений, вывела всех к купающемуся дуоту Пангу, буквально за пару минут до первого проснувшегося шмыгнувшего из-под самшита к воде, вместе с Сержи.

Мрачно-серая хмарь туманом кутала небо. То и дело раздавались далекие грозовые громыхания — погода испортилась, но хоботы торнадо как всегда целовали южную степь за пределами территории каэлеса. Там же ливни топили лягушек. Прорвавшие преграду тучи заполонили сумеречный небосвод, не дав времени ответственным лицам насладиться шоком и зрелищем — те едва не проворонили толпу радостно мчащихся гроз, от всего сердца желающие поделиться с почвой зарядом бодрости. Их приголубили над лесом, не дав и капли пролить над берегами Пелцокшес, однако рваные ошметки все равно просачивались, как вода сквозь пальцы. Благо Чёча вела себя тише воды ниже травы — гиты смогли акцентировать внимание на непокорных облаках, вынужденно работая без удобных и привычных инструментов, без коих, оказывается, ежечасно по семь потов сходило, пока всем миром грозовой фронт смещали обратно за Диввентиз.

Лишь гимы со своими цео не участвовали в поднявшейся суете и толчее — засбоившие пилоны грозились ливневым паводком. Все активно выполняли ки-комплекс эллорашэ — у самых младших, правда, с головной болью справлялись оши, причем те же пятнадцать минут.

— Панг, а ты вкурсе? — резковато задал вопрос проснувшийся Хоан.

— Молчание — знак согласия, — веско произнес через десять ниций после ополаскивания Хуан.

— Лишние знания жгут язык, Эёух, — ответил Пинг посвежевшему другу, вместе с мигренью избавившемуся от корки чужих эмоциональных испражнений.

— И дело не в доверии, — поспешил Понг. — Инс-ум, если станут нудить, упрашивая, расскажет про оба небесных сражения.

— Оба?! — живо загорелись оба.

— Хе-хе!

— А, ну да! Кто-то из стазов вчера трепался... — вспомнил Хоан.

— А мы и не поверили. Точно не скажете... — полувопросительно-полуутвердительно вздохнул в озмеке Хуан.

— Кстати... Здравствуйте, Пинг и Понг, — запоздало, но исправился Хоан. Брат охнул и поддакнул. Заискивающе.

— Здравствуйте, Хоан и Хуан, — чопорно.

— Пфф! — фыркнул Хуан, а ушки Хоана на самых кончиках заалели. Оба брата верно истолковали последовавшую эмоциональную подсказку.

— А... всё-всё, молчу, — смерил свое любопытство и словоохотливость Хуан, распознав хмурый взгляд.

Еще раньше, чем задал в озмеке свой вопрос Хоан, с тем же к нему обратились через оши.

— Здравствуй, Панг. Что случилось? Все в порядке? — вежливо заволновалась оперативно доставленная к со стонами выпавших из медитации Капринаэ. Муж помогал оказывать помощь, обращаясь к семерым цео, пока отделавшийся легким испугом восьмой пристально изучал спящих подопечных, то и дело мельком глядя на небесное светопреставленье, большую часть преамбулы которого он пропустил, и финал из-за хлынувших туч тоже, пропустил. Говорливые цео поздно окунулись в успешно заменяющую сон медитацию.

Сражение в космосе началось примерно за час до того, как дуот Панг отправился медитировать. Разгром произошел примерно через четыре десятка минут после начала. На все шесть тысяч четыреста лиц без двух в тот момент легла тревожная тень — феи Венечья загодя не отпустили маленьких по-маленькому, иначе им могла грозить кома, как одному дуоту-неудачнику из Коджарро, чей бутон дара лопнул перезрелой дыней. А Пинг и Понг пробками вылетели в явь — Сержи с писком в навь. Без жертв обойтись при столь масштабном действе никак нельзя было. Эльфам еще крупно повезло — природная усидчивость и кропотливая настройка и подгонка магоформ избавила их от тяжелых последствий взрывов. Разве что астрало-эфирное колебание умыкнуло из многих аккумуляторов все запасы и разрядило артефакты.

— Здравствуйте, цен... Шишки на затылках и плечах скоро пройдут, остальное в пределах нормы... — растягивая мысли, заторможено ответил Пинг.

— Ты в курсе произошедшего? — выдерживая интонацию и ритм.

— Кажется, Ламбада жемчужиной укрылась в раковине Муэра, а побочным эффектом стала быстро затянувшаяся брешь коего, нарушившая биоритмы...

— И? — подталкивая.

— И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы ожидать сегодня повальное цветение, — бросил Понг. — Извините, цен, нам с кровником следует вернуться к прерванным упражнениям по медитации, иначе велика вероятность... эм... — подобрался Пинг.

— Конечно, Панг, — удержав при себе все эмопомехи выбранной волны поведения. — Продолжай медитировать — это полезно.

Именно ее обращению дуот не удивился. Не будь гаджеты эльфов отрезаны от военных сводок, знала бы и о драконах, налет коих на Ийлафаэль вскоре вынужден был отражать лично царь, чей летун одним из последних, но вышел из повиновения.

Вожак Драконов, как его с презрительной любезностью запечатлели во многих легендах, лично явился на Глорас и отобрал бразды божественного покровительства над своим родом, низведенным до ездовых эльфийских летунов элитного класса. За ними, вернее на них, прятались в битвах мерцающие и чародей всех мастей. Самые крупные особи — самые лучшие батарейки и трубы для доставки маэны из эфира и астрала. Могучие владыки неба превращались в энергетические шлюзы, потоки из которых искусно сплетались невидимыми наездниками в убийственные заклинания. На двух и трехглавых действовали только эльфы-мерцающие.

Явилась Власть и сдернула ментальные путы подчинения. Не восстание летунов, но слаженная атака под управлением объединившего разумы крыла трехглавых воевод. Двуглавые с легкостью захватили Бразэнь, а так же многие объекты с трудом пережившей сбой стационарной портально-транспортной системы.

— Да он же прикрывает нами свой сиятельный зад! — разорялся вполголоса гном, давно проникнувшись видами и оторвав от небес лицо, ни разу не привыкшее к пещерным сводам и от того проявившее здоровый интерес к новым горизонтам.

Второй промолчал, досадливо махнув рукой — в том направлении подернувшийся огненной сеточкой камень расплавился до ровной и с виду скользкой корки. Дальняя окраина скалистого острова по зреющему замыслу архитекторского бюро непременно в скором будущем превратиться в часть общих фортификационных укреплений.

— Та-Вастин! Он уже нас вертит и в хвост и в гриву! А то ли еще будет! Все они, светложопые, такие! — сгоряча сплюнул гном, чей защитный костюм маскировал его под куцый валун.

— Леон перевыполнил обязательства, — попытался робко возразить годящийся во внуки возмущенному, специально приволокшему сюда брата.

— Он все сделал! Не мы, он! Всё в руках претенциозного Гаера, как ты не понимаешь, та-Вастин!? — едва не опустившись до шипения. — Он же готовит всем извращенную месть!!! — едва не сорвавшись не крик.

— М? — прикинулся пнем брат.

— Твой... с корнем выдрал Ашчат с лика Глораса! Ты только вдумайся!

— Но...

— Диасаестусирарум, тьфу, яловы эльфы, понапридумывают!.. Ты знаешь, что у них, к примеру, лишь чародеи теперь могут зачинать потомство, а? — брат кивнул. — А что лишь отпрыски графини и герцога или наоборот способны к воспроизводству, м? Так знай! А конкретно мимо нас пролетело лишь благодаря Давжоглу, братец! Всех скопом, так сказать!..

— Мы обсуждали...

— Хватит сопли пускать! Мы скоро отойдем от управления Домом, если еще помнишь, — с долей сарказма, зависти, упрека. — Он, — презрительно, — подомнет под себя малый совет. Да что я? Жен купил, почти все в Его тканях, скроенных по Его моде, эти Его гамбургеры и упаковки!.. Он уже нас подмял!!! — брызнув слюной и надолго замолчав, смиряя бешенство.

— Леон меня простил, — собрал остатки твердости выглядящий сопливым юнцом.

— Ага! Мечтай больше! Где его сиятельство, а где ты?! Гха-ха! Названных братьев не игнорируют, с ними считаются и хотя бы уважают, — не перегибая палку. — Думаешь, он до сих пор не догадался про камни и открывалку? Все следуешь наставлениям этрас Рульцапа, м?

— Не отдам...

— Да подавись, — показушно всплеснул руками брат. — Электростанции, безусловно, лучшая для нас альтернатива мэллорнам, но пробиться через потолок... — глубокомысленно замолчав.

— Мы еще те знания не все переварили! — сжал кулаки младший. — И он ведь вывел нас за Муэр, чего же боле хочешь?! — вскинулся он.

— Не ори на меня! — встав горой. — Йейля в бездну он вывел! Магматик подмоченный, — зло прокомментировав пасс. — Вот! Даже на Рухме... маг жалок без запасов маэны.

— Завидуешь, — отрывисто бросил брат, продолжая вымещать на камне настроение.

— Дурак! Ну проживешь ты на век дольше, но все равно твоя заблестевшая душа не перепрыгнет захудалой эльфийской искорки! И не смотри так! Да, хочу. И что?! Ты же прекрасно знаешь, что и эльфийские души, какими бы они не обладали силами и сколько бы инъекций асалов не всаживали, умирают на исходе третьего-четвертого тысячелетия.

— Производство асалов?.. — полуутвердительно сверкнул младший глазами, в которых отразился светлый развод генерируемого собранной у межпланетарного перехода установкой защитно-маскирующего купола.

— Да, — отмахнулся понявший мысль старший как от чего-то не существенного. — Стабилизация эфира пустила все ялу на рога, та-Вастин. Астральные камни Государями уже изымаются из обращения, мягко, но настойчиво.

— Якобы военные нужды.

— Отчасти так и есть. Нам крайне не выгоден вызванный твоим... конфликт, — в который раз не смог выдавить из себя старший, старающийся излишне не обидеть младшего. — Мы живем на Глорасе, а не на Изгренге. И стать здесь бессмертными нам при жизни не светит, пока ты артачишься...

— Нужно лишь вермя...

— Ага! Мечтай больше! Он отомстил всему миру и таки выжил, — стараясь ровно говорить. — Он устроил арездайновским сволочам Диэигнисинис, испытанная им Маргарита против них разработана — ждет удобного момента. Он приручил Жнеца как собачонку и натаскивает ее на наших с тобой собратьев! Он и до Чертогов Гразарга доберется. А в данный момент он активно подбивает клинья к царствующему Ориентали. Да открой же глаза, та-Вастин! Он ни чем не лучше Давжогла, все светложопые такие!!!

— Начитался доисторических хроник...

— Нет, — перебив. — Он готовит себе свиту, втихаря возводя на малые Престолы своих ставленников. Два сиятельных, Вода и Юг. Скоро еще два к ним присоединятся, Север. Император, кхе, фэйри на Лар`соуруф-дьяаре, Ветер, к нему в придачу хранительница Оак-Дюдьярда, Земля, а так же этот, как его, Зефир или Тиалпироаикльнейтекдр, Огонь. И в итоге плакала наша открывашка — он на Троне Пантеона Глораса. Сто пудов он все перекроит по-своему еще при... к вековой годовщине своего, гхы, исторжения однозначно.

— Мерцающий ре-Т`Сейф... не представлял, что мы ширма для него, — грустно и зло испарив каменюку.

— Арьяна и Нимус, кхм, мерцающая и Чародей с рождения, — привычно неодобрительно пользуясь лексиконом эльфов. — Твой... ничего нового не открыл. Однако Его восхождение на Трон означает высвобождение всех добровольно окристаллизованных душ. Я не маг, а вот у тебя есть шанс попасть в хранилище предков и дождаться очереди на второе рождение, как Нимус. Чего вскинулся? Ха-ха! Только посмей кому вякнуть лишнее! — тут же грозно. — Тебе на родную Семью начхать?!!

— Сколько?.. — упавшим голосом.

— Я не во все посвящен. Тебя, как сильного мага, допустят и откроют. В свое время. Если отдашь кусок для синтеза управляющего подобия(!!!).

— Давжогл купил?.. — и по виду старшего понял, что вывод верен.

— В его власти упростить процедуру перерождения. Божественный так или иначе вернет себе полноправный статус Бога. Его верховным жрецам сотни тысяч лет. Род ре-Т`Сейфов с твоей помощью сравняется с ними и ушастыми. Нам в полное владение отдадут отреставрированный Угэреж, — живо изложив плюсы.

— Тебя просветили для переговоров с прибывшими полубогами? — безэмоционально.

— Отчасти. Ты ре-Т`Сейф и мой брат, но моего заступничества начинает не хватать — к тебе применят силу. Все вагонетки не загоняют в один туннель. Грех не воспользоваться шансом и не поторговаться со сторонними сиятельными персонами, раз твой... игнорирует условия.

— Да они драконовские! Никто в здравом уме не откажется от божественной сути ради блага горстки...

— Тебе! — тыкнул он пальцем. — Тебе дважды предлагали поступить жестче, и посмотри, к чему привела твоя мягкотелость!? Третье предложение еще действует. Учти, знамения запустили смену эпох, преображающие встряски не остановить — либо мы откроем заветную жилу, либо толща пород погребет всю Семью под собой. А на счет отказа — не суди из своей штольни. Все, та-Вастин, налюбовался, спустил пар и буде, идем, без нас тут доделают... — младший молча позволил себя увести. Алогичность затерялась где-то среди его переживаний, избежав прицела рассудка.

Зря они полагали, будто находящаяся в заблокированном состоянии картина-переход на достаточном удалении. Бдительный Зефир акцентировал внимание Гаера — эхо вспышки передалось и его брызгам. Поразительная сцена отдалась глухой болью, благо удалось вовремя изменить русло, переадресовав душевную муку ради весьма циничного извлечения пользы. Гадко внутри, гадко снаружи — где же вожделенное сладко? Обидно... Тоскливо...

Робко вспомнился сапфир-Нимус... О, Нимус! Та еще подколодная змеюка... Свое он запер при поимке тысячелетия назад, а мое растрепал, гад! Как же я сразу не догадался?! Все время же ответ мелькал перед глазами — руку протяни. И еще... Нет! Те события отжил и слава богу. Хе-хе... Волевым усилием Гаер сконцентрировался, прицелившись к настоящему, а прошлое не сиюминутная тема, обязывает к всестороннему вдумчивому рассмотрению. В будущем успеется, наверно.

Откровенная беседа братьев — причина, побудившая раньше запланированного времени вывести на поле последних фигурантов и поставить жирный шах. Ход, хех, конем и вилка о трех зубцах.

Ставшее в свое время парным произведение "Моара Крон-Ра" обеспечило слитность реакции планеты и ее ближайшего спутника, говоря простым языком. Колебание эфира задело и Рухм, разрушив множество возведенных гномами и дварфами стационарных систем защиты и сдерживания, лишенных поддержки божьей волей, успевшей вступиться за бороздящие облака Глораса крепости. Якобы закономерный прокол в работе соединяющего две планеты пространственного "прокола" буквально воззвал к терпеливо ожидающим своего звездного часа драконам, сохранившим и развившим разум и силу, но таки лишенным бывшим союзником свободы и запертым на меньшем материке. Когда бы их стал жучить Жнец, тогда бы они непременно вырвались из тюрьмы, и определенно перехватили управление гномским порталом или иным способом побежали бы — ради мести — на Глорас или обрушились — наверняка же тут их дом — на опорную империю, снабжающую почти триумфально возвратившегося на родину бога всеми ресурсами.

Судьба улыбнулась им оскалом удачи — мечта воплотилась даром, приглашающе поманив пальчиком. Ближайшие сподвижники и родные с утробным ревом пикировали на ненавистные форты и башни, разнося их в щебень или целиком плавя. Узловые храмы и алтари безжалостно уничтожались, пока нити силы и власти жадно цепляли отливающие золотом и серебром трехглавые драконы, тем самым устанавливая на Рухме свое полное и безоговорочное владычество, по крайней мере, над эфирным телом наибольшей из лун Глораса. Прожившие не одно тысячелетие в целости и сохранности — касательно душ — не могли не проявить дюжую смекалку и ярую сообразительность, проложив через прорубленное незнамо кем окно, оставшееся без должного охранения и контроля, собственную неразрывную цепь. Состряпавший медовую коврижку Гаер специально вывел на видное место незамысловатые управляющие связки и узлы верхнего слоя чар — драконам оказалось совсем необязательно присутствовать рядом, но рядовые солдаты тщательно облизали упругим огнем весь остров, превратив его в плоское плато. И захватили Эмльтальто, вскрыв защиту поврежденных стационарных порталов, коими немедленно и пользовались для дальнейшего распространения и утверждения. Армия возмездия из тысяч разумных тремя четвертями перенеслась на Глорас, оккупировав базы зарвавшегося и неблагодарного семейства, вознамерившегося воспользоваться аналогом использованного когда-то в языковом инфэо приема выдувания отражения из куска памяти — это как минимум.

В ставшей для Гаера омерзительной беседе светлым бликом прозвучала желанная подсказка про Ключ, открывающий ларец с бессмертием. Впрочем, контекст намекает на разрушение души квазичастицами из растворенной в эфире крови Верховного Бога, но ведь можно упустить дорогу по тронному пьедесталу и время на очистку его от скверны. Про Зерна Хаоса они еще не знают — скоро эльфы растреплют, продадут или подарят. Царь Ориентали ведал замолчанное теневой верхушкой Дома ре-Т`Сейфов своему формальному главе, оттого и не подверг деструкции — нерационально. Гаер осторожничал — истинный смысл и суть Ключа не могут крыться далеко, рано или поздно он крепко схватит ускользающее знание.

Банальное бессмертие души — скормленная та-Вастину туфта. Божественное проклятье негативно сказывается, спору нет. Однако отнюдь не поголовно ходят с разлагающейся или вырождающейся структурой тонких тел, негативно отражающейся на грубую материальную оболочку — гены и запускаемые теневыми двойниками фотонов их программы старения. У та-Вастина вполне нормальная для гнома его возраста душа — при взгляде на нее складывается ощущение потрепанности и тусклости, несмотря на сочные одежды магматика. Но крупица истины в рассуждениях есть — испачканное астральное тело не способно к реинкарнации, вместе с его отмиранием многократно усложняется доступ атмана к слоям памяти прошлых жизней.

Возможно, основополагающей причиной тотальной драчки послужил привилегированный доступ к управляющим схемам. Пантеон, по сути, модераторское помещение. Видимо, некоторые прознали про неприметный коридор в администраторскую, если не прямой выход на центральный пункт управления. Кощунственно, но один из сценариев мог быть таким. Арасу наскучил эксперимент или что-то иное оторвало координатора. Группа ассистентов тоже по-тихому упаковала чемоданы и смоталась, оставив ведущих политику невмешательства автоответчиков. Опытные образцы одного из террариумов, видя распущенную безалаберность присматривающего за ними младшего лабораторного персонала, распоясались и в наглую заделались терраристами, напав и убив ненавистных живодеров. Сработала система защиты, наглухо огородив лабораторию буйно помешанных. Кое-как ставшие свободными мыши устроили свой быт, сведя почти к нулю шанс вымирания, но не вырождения культурных ценностей и знаний — все следы регресса налицо. Правда, один из младших научных сотрудников, с большой долей вероятности наушничавший и подстрекавший кого-то, в итоге спрятался в чулане, принявшись ожидать удобного момента для сметания крыс с пульта управления. Дождался. Сохранил идентификатор, знает протоколы аутентификации, желает авторизоваться на пост вакантный старшего научного сотрудника глорасского сектора. Ключ — комплексный шифр-пароль, использование коего дает возможность не проходить сканирование сетчатки глаза или ген-контроль. К чему такая охота за ним? В своем чуланчике выживший жестко гасил любой посторонний свет, а в оставленной лаборатории самовозгоранию мешает специально распыленный антипожарный газ. Одни нашли отдушину в рай и теперь лезут через нее с постоянно проседающей и обновляющейся гекатомбы. Вторые избрали более жесткий и длинный путь, вместе с тем и более массовый. Третьи пошли параллельным курсом, кроваво совместив методы первых двух. Четвертых и пятых все вполне устраивает и так, они хозяйничают на оставшейся территории, частенько покусывая первых двух и непрерывно живя на ножах с третьими. Отщепенцы ото всех отыскали вентиляционный лабиринт, ведущий куда-то еще. Перворожденные есть перворожденные — остальным, как ни крути, не судьба, увы и ах. Однако, зачем же им Ключ?

Несомненно, Лар почти добрался до спрятанной Вратариусом у Миэ части Ключа, а развязанная с ним война велась ради обладания ею. Асколь и иже с ним подспудно решали целый ряд задач. Не будь побег удачно свершенным, Ключ соединили бы насильно и адски жестоким способом, похлеще устроенного с одногрупниками... МАФОЖ ВОЛЗАЙ... Гоки Зазел и люфр Озварг, люф Микрану и люфа Оллаку, люфд Жогиц и люфса Алоллэя, люмма Фиерайкуц и люм Врезень. Всех зверски принесли в жертву во время ритуала. Гаер помнил месть и страшился того себя, с легкостью выдавившего прыщ с лица Глораса. До сих пор его жег тот поступок — тысячи невинных жизней против сотен спасенных узников. Подивившись притупившимся чувствам, Гаер все равно отбросил навязчивую тему, грозившую рефлексией.

Полезность растворившегося в нем самом Ключа Гаер лично свидетельствовал — Крон-Ра. Универсальный код доступа, крайне желанный и для других. Может, это они и подстроили образование клоаки Угэрежа, слив часть информации ради добычи Ключа или Ключника? Или выпрыгнут из всех щелей и следом вломятся в открытую чужим дверь? Вратариус, вот, прошмыгнул в щелку. Но кто-то ведь его исторог с Имрикса! Типа один из последних мальчиков на побегушках, возвышенных из среды экспериментальных образцов, которого заждалось Кладбище? Или что-то более глубокое? Ага, как же, "забыл" он частицу! Живая смарт-карта с доступом к банку данных и каким-нибудь функциям Пантеона Арасмуэра, но не умеющая ничем пользоваться. С этим предположением возникает странность в поведении встреченных на орбите божеств, если их заранее не списали в жертву, конечно. И по-прежнему остается подвешенным вопрос о том, что отпечаталось в Леоне во время Крон-Ра?

— Как бы не перемудрить самого себя, — подумал Гаер, переключаясь на другую тему. Реконструкция хромала на обе ноги.

Тиалпироаикльнейтекдр и вовсе будет кататься как сыр в масле. Бей давжоглопоклонников и горя не знай! Эльфам выгодно, драконам выгодно. Те и другие хоть и схлестнутся, но против необременительной помощи в истреблении приспешников ненавистного врага народов...

В связи с новой угрозой — ну и ради апробации, есессно — Гаер дозволил воспользоваться Басиком и отыскал белый пепел. Фонтан Живой Воды Жизни — отличное подспорье, а в сочетании со спецификой Басика и толикой рассеянного и преломленного Сияния вообще фантастическая сказка! Идеально и безболезненно воплощенная, кстати. Лишний повод некоторым для размышления.

Все фигуры выстроены по сторонам пятигранной доски. Гаер предвидел — себя предстоит расчерчивать на шести, семи и восьмигранники. Людей, орков и гоблинов обязательно следует принять в расчет, когда-нибудь. Система уравнений еще строится, и число переменных варьируется, не спеша переходить в разряд определенных констант, диапазонов или функциональных зависимостей. Один факт неоспорим — лоб в лоб сшиблись три расы, чьи мерцающие повинны, а так же податели Зерен Хаоса и, собственно, метнувший их...

Месть Гаера заключалась не в сведении счетов, а в подталкивании к этому других. Хех, грех не воспользоваться шансом и не приготовить обед из множества яств: месть в томатном соусе со жгучим красным перцем, солянка из маринованной мести, обжаренный фарш и прочее. Зачем самому топиться, когда поляна накрыта сведущими гурманами? Когда можно упиться чужим, не надрываясь и не извращаясь самому? Когда тебя искушенные все равно запекут в пирожное, мороженое или пельмень, а следом неизбежно накинуться друг на друга? Лавировать средь рифов в шквал не возбраняется, коли уж застал и жизнь дорога. Невинных овечек нет.

— Вы оба излучаете вселенское спокойствие... — не выдержал и пяти минут Хуан, закинув пробную удочку.

— Скорее умиротворение, — задумчиво протянул Хоан, как и все сидевший на шпагате и попеременно наклоняющийся в стороны, готовясь к круговому вращению.

— Ночной релакс, — туманно вставил заумное словечко Понг.

— Медитация, сродни отдыху цео, — радужно хихикнул Пинг на эманации недоумения.

— Ааа... — Ммм... — протянули братья Эйух.

Основная причина крылась в другом. Сын! Пока повзрослевшие и покрывшиеся матерым налетом водили матушку на экскурсию по мэллорну Кагифэ, Гаер познавал сыновьи объятья. Оэлфлэо! Далеко остались близкие, не оказалось рядом мудрых — Гаер оказался чрезвычайно подвержен семейным предрассудкам, в памяти так и горели легенды прародины об оскопляющих отцов детях. Зачал и выкинул, побоялся встретить новорожденного, обделил лаской и заботой, будто напрочь забыл о растущей в отдалении частице его души и о существовании целого народа, рожденного из его семени.

Отец и Сын. Язык чувств, трепещущий фибры душ. Вроде такой разумный, а посмел в своей голове забанить Сына! Даже имени не дал! Допустил протечку на Эёуха! Гаер сгорал от стыда под всепрощающим светом Оэлфлэо, не могущим не ощущать эхо чувств своего божественного отца, не могущим не стать фильтром для народа, над коим поставлен верховным. Он родился с полным доступом к родовому банку памяти, со сформированной на уровне переходящего в юношу подростка психикой — у фей и у фэйри нет стадии младенчества, а часть базовых знаний и навыков врожденные, на уровне инстинктов, включая передаваемую родителями речь. С какой целью он зачинался? Как? Какие сужения вынес для себя о пренебрежительном поведении юного отца?

Император явился незваным следом за императрицей — громкие титулы с претензией на величие и мощь, хлипкую и шаткую. Гаер застыл, как вкопанный, краем сознания отметив всполох в ауре Эасо, уводимой Иэру и Аэнли. Умозрение затмили картины очередной смерти. Но Стражи-Хранители остались напрягаться в стороне, Лейо пропустил и готов был воспрепятствовать полному уничтожению, буде такое вдруг, один Зефир, отец девятерых, обласканных во снах, как позже выяснилось, пылал спокойствием на грани равнодушия.

Испытание, очередное испытание для него, Гаера. Жизненная неурядица, трижды ха! Гаер вынужден был признаться себе — второй раз его ставит в тупик чей-то волевой напор. Но как бы то не было, сын перед ним, и точка. Сквозь ледовую стену он чуял родство в прибывшем — лицо Эурта с чертами Леонардо. Моложе, упрямее. Эасо тоже подросла до Иэру и Аэнли, но сын много вытянулся выше колен. Голова запрокинута — он стоял немым укором. Пни, растопчи!

Гаер перетек немногим более взрослую версию фэйри и склонил голову, опустив очи долу. Он понимал, сколь остро и чего не хватало, чего он лишил и лишился по собственной глупости. Как говориться, в чужом глазу соринку разглядел, в своем бревна не видит. Увидел, осознал. Право выбора за Оэлфлэо. Каков бы о ни был, отказ в его свершении Гаер никогда бы себе не простил — это знание прочно сжало трепещущие сердца, у фэйри их два — от него и от фей. Он прожил без отца два трудных года, а матери как таковой у него не существовало — ее роль от рода фей наверняка исполняет Эасо. Сын пришел, и отец боле не мог бежать и прятаться — это трусость и малодушие. Позор! Перед собственной совестью. Для убийства бессмертного Бога следовало уничтожить с ним весь его ближний круг — выветрилось из памяти под давлением страхов и вины.

Лишить Оэлфлэо права выбора, в чем бы он ни заключался — не признать Сына. Это его первый ребенок, пусть так странно и с вывертом родившийся на свет. Единственный. Желанный? Несомненно. Какую-то роль сыграла, конечно, усталость от страданий и тяга к небытию. Он или наследник — не все ли равно? А друзья? А самые близкие соратники и сподвижники, духовные братья? Они когда-нибудь поймут, наверно. Ему без года неделя, какой из него отец? Плохой. Люди в эти года нянчатся в радость с внуками... Рок, фатум — какая, к ялу, разница? Он вполне оклемался, но пригласил не сына. Вот ж ирония — у названного брата тоже третья...

Гаер стоял перед Оэлфлэо таким же оголенным. Без щитов, но с умеренной интенсивностью света, способного спалить Сверкающего, и боязливо прикрытым сферическим зрением. Когда твердая рука волевым движением приподняла его за подбородок, Гаер утонул в калейдоскопе пастельных оттенков радужных глаз с не имеющим четких границ белком. Он увидел понимание, прощение, любовь. Прослезился от избытка чувств. Да так и затрещал словами эмоций в крепких и твердых объятьях, буквально обмякнув в них — ни слова, ни мысли не шли, образы размывались, теряя очертания.

Сын — опора и поддержка отца.

Гаер от Оэлфлэо проникся благодарностью к матери, сумевшей... Ай! Уважение к Эасо перехлестнуло через край — одна мать для отца и сына, потрясенного всплывшими на свет предрассудками отца. Оба нуждались в материнском тепле и жаждали, не смея... — обе головы погладила фея, признавая эту на критичный взгляд посторонних странную связь. Гаер и Оэлфлэо эманировали столь мощно, что Эасо не могла не прервать осмотр достопримечательностей под говор четы Кагифэ, повествующий о прошлом, настоящем. И о предстоящем, ради которого и пригласили.

В Басик несмотря на предупреждение об ответственности нырнула и чета Кагифэ, после Эасо и по-прежнему молчащего Оэлфлэо, настроенного весьма решительно — у Гаера до сих пор жгло обе щеки после встряски и двух пощечин, вернувших осмысленный взгляд.

— Готовы?

— А как же! — бодро ответил Басик, окутавший всех с головой.

— Погодь, папа, — произнес в воде как в воздухе просьбу решительный баритон, рожденный повелевать.

У Гаера ёкнуло сердце, но воля и гордость не дали размякнуть вторично при мужественном и почтительном сыне. Сыне...

— Жду, сын, — приоритеты и ценности необратимо поменялись. Язык не повернулся использовать уменьшительно-ласкательное слово в ответ на трогательное обращение.

— Чепуха больше не встанет между нами...

Не Ритуал Сара, не клятва вассала сюзерену — нечто родственное. Он вручил нить своей судьбы, ни много ни мало. Открылся целиком, не требуя и не предполагая обратного. Только пожелай — и откроются все тайники души, без ведома... Гаеру, по сути, не осталось выбора — он установил датчик, сигнализирующий о поверхностном внимании, о наблюдении за сиюминутными чувствами, мыслями, ощущениями, как если бы оба находились на расстоянии вытянутой руки, и о взоре в глубину. Уважение его как личности и его решения, сформировавшегося явно под влиянием не ведающей о прекращении кризиса веры матери, втайне, судя по мурашками вспыхнувшим искрам на крыльях. Хранящее суровые черты лицо сына наконец-то приобрело вид мальчишки, застенчиво улыбающегося любимому родителю.

— Мы с Аэнли давно связали с тобой свою жизнь, Гаер.

— Прими и наш... залог верности, — запнувшись и смутившись.

Басик ретранслировал, собой объединяя всех. Отсутствие сомнений в действиях едва открывших любовь друг друга отца и сына впечатлило. Какая проблема отцов и детей? Решительное нет. Обиды — да, предательство — никогда. С Кагифэ повторилось, хотя в них и так присутствовала осиянная светом Гаера частичка — верховные жрецы не отворачиваются от своего бога.

— Раз пошла такая пьянка — режь последний огурец! — звонким контральто рассмеялась с того раза больше никогда не именовавшая Гаера создателем Эасо, косясь на смутившегося Оэлфлэо. — Решение кардинальное, мои воспитанники. Для вашего блага и с твоего позволения вассалитет.

— Почту за честь принять.

— А я опять в пролете, как муха в самолете... — грустно насвистел Басик. — Это все его идиомы, его! — опередив всех, тут же оправдался озорник...

Таймер зеленоглазых вновь сработал ровненько через тот же промежуток времени. Эльфы не теряют гибкость с возрастом — цео, как и следом за ними две сотни алсов, из положения "стоя" легко сделали мостик назад, а затем прижались плечами к пяткам.

— Цео как подменили! Панг, он сверкает много ярче! — не выдержав.

— Они пышут счастьем, — явно употребив что-то из литературы. — И у них обоих цветок дара вырос, но у него сильнее. Панг?..

— Тяжела жизнь тома энциклопедического справочника, — притворно вздохнул Понг.

— И пах у него изменился!.. — отметив очередную деталь, ничем не прикрытую.

— Панг, если нам рано или не положено, так и говори, ладно? Молчание обиднее... — заявил Хоан, не увидевший игры Понга.

— Цео с честью выдержал наше испытание вчера, — с готовностью ответил Пинг. — А море счастья скорее всего от того, что через кровное родство они сумели прикоснуться ко сну своих отпрысков, и те им ответили узнаванием и взаимной любовью.

— В центурии трое дуотов-чародеев — обычному цео не под силу совладать сразу со всеми, а феи не всегда могут вовремя появляться, и не везде. Вот он это понял и постарался ради нас. Надеюсь, вы сохраните секрет?

— Он стал чародеем?! Да?!

— Ух ты!!! А, эээ, отметины...

— Больно, конечно. Иначе, но легко не далось.

— Ни ему, ни нам...

— Извините, мы не подумали, — ответили они, переглянувшись. Сочувствие и переживание всплыли на передний план.

— Спасибо, что сегодня сначала о нас подумали.

— А потом на цео обратили внимание, — столь же благодарно. Братья Эёух зарделись, предпочтя повременить с дальнейшим общением.

На третий раз Панг сам завел таймер, начав предвкушающее ожидание — это изводило любопытство Эёуха и ревниво замечающего переглядывания пар "старых" друзей Енго.

Перелив хрустальных колокольчиков с музыкальным перебором фарфоровых бубенцов остановил и так плавно подходящую к завершению гимнастику. Цветы сирени, отчего-то до сих пор не встреченной, в волосах и на теле — четырнадцать видов, заключенные в прозрачные сферы побеги коих держали старшие члены семейства Кагифэ. Цвет сирени и яйцо — Иэру и Аэнли удалось гармонично сочетать взрослость и ветреную юность. Фасон всех нарядов — ленты из конкурирующей с паучьим шелком ткани. Сочетались переливчатая тафта-хамелеон и струящаяся тюль. Прикрывающий интимные места и большую часть тела многослойный желток и белок на играющихся с ветерком кончиках. Фосфоресцирующий эффект перекочевал с кожи на ткань. Крылья тоже изменились, перестав рассеивать волшебную пудру — россыпи слезинок волновались в такт взмахам, издавая тот самый малиновый звон и бархатный свет, вобравший в себя радугу. Тонкие лучики света пятью витками с двух сторон обвивали пышные и лоснящиеся копны волосы, начинаясь от межбровья с дополнительным лепестком перекрестья на лбу и до копчика. Четко выделялся мужской и женский стиль. Все лица торжественно просветленные, хотя в глазах и жестах проскальзывало озорство.

— Императрица-Мать Эасо приглашает вас на аудиенцию, — прозвучал хор витиеватых голосов, обращенный к проводникам. С раскрытых ладоней бабочками слетели цветы, конечно же, сирени, прилепившиеся ко лбам избранников и избранниц, разбросанных по берегу Пелцокшес.

На фоне восторга с нотками зависти для большинства прошел не замеченным факт — двое цео испытали не меньшую экзальтацию, взявшись за руки.

— Я не могу отпустить дуотов без присмотра старших, — нарисовался центурион Капринаэ, безуспешно шарящий глазами и навостряющий уши в поисках разбрасывающих свет.

— Покидать пределы гим-каэлеса без надлежащего эскорта даже в крайних случаях запрещено, — дополнила слова его супруга.

Дети приуныли, самые младшие, услышав то же самое от своих ценов, жалобно заканючили.

— Уважаемые цео, вы согласны проводить дуотов туда и обратно? — обратился король Иэру к бывшим Икарцео, за направлением взглядов коих пристально следили остальные восемь деканов.

— Да, маджести, — согласно этикету обратились и поклонились царствующей особе оба цео, получив по видимому всем цветку на лоб.

— Цен-Капринаэ, разрешите нам сопровождать дуотов. Мы берем всю ответственность на себя, — по форме обратился подчиненный к своему старшему.

— Вам дано разрешение, — после долгой паузы с прикрытыми глазами.

— Ура! — первыми обрадовались братья Эёух.

— Только оденьтесь, — дернув ушами и ничем детям не показав своего упавшего настроения.

— О, это лишнее, поверьте, — тонко рассмеялась королева Аэнли покрасневшим ушкам.

— Крылья Кагифэ! — пахнул силой сдерживающий изменившуюся ауру Иэру, повторяя за женой. Вокруг них обоих вились пары ранее отсутствующих огоньков в виде очень маленьких клубков из серебряно-золотых всполохов света.

Все оставшиеся на пляжу задрали головы вверх, крутя с востока на запад. Ликующий смех и визг возвестил о прилете в лагуну и остальных избранников — казалось, прозрачные шифоновые и формой напоминающие крылья бабочек крылья машут сами по себе, а полет происходит без их участия. От лопаток скрещенье у солнечного сплетенья, за спину и поясом — цвета яичного желтка ленты словно привязывали крылья, заодно прикрыв таз каждого юбочкой-бахромой. Достаточно захотеть направиться в выбранную сторону и вуаля — ты летишь! Как же завистливо блестели сплошь светлые глаза!

— С завистниками мы завтра крыльями не поделимся! — Строго пожурила Аэнли неорганизованную толпу, стремительно начертив в плоскости над головами незатейливый узор.

— Свитокпортала! — во второй раз королевская чета пахнула свежей мощью, открыв в воздухе широкоформатный прямоугольник шестнадцать на девять метров.

Во второй раз взрослые услышали произнесение чародейского логоса в чарующем исполнении бездонных голосов. Открывшуюся панораму увидели все, от мала до велика дружно ахнув и охнув, зачарованно.

Роща Эльбра малость раздвинула свои границы в основном за счет организованного в центре пруда, выложенного мозаикой из разноцветных окатышей и в них сверкающих звездами граненных знакомой Леонардо огранкой драгоценных кристаллов всех мастей и расцветок. Казалось, сама вода здесь нежно светилась лазурью, обрамляя чашу скромно выглядывающего в центре фонтана. Трехметровый радиус чаши, будто плавающей в пруду, четко прослеживался в кристально прозрачной воде — дно такого же круглого пруда имело форму, напоминающую в профиль фигурную скобку или слегка выпуклый щит с умбоном. Основная глубина около метра. Живая вода светилась в тон линзы на дне чаши, из центра которой била толщиной в руку струя, раскрывающаяся правильным зонтиком на высоте трех метров.

Свиток был специально наклонен, дабы зрители с высоты увидели гексагон из матерых императорских дубов в окружении вдвое большего числа молодняка. День царил в самом разгаре, прекрасно давая разглядеть круглый год цветущие и плодоносящие деревца облепихи и рябин. Притягивала дальнозоркий взгляд морошка. Солнечный мох бортиком пруда и руслом ручья, беломраморные, малахитовые и нефритового цвета валуны с золотыми прожилками. Желтая крапчтая яснотка, гречиха, донник, луговой лисохвост и другие травы красовались тут и там на пушистой траве, ворсом укрывающей чернозем. Из портала пахнуло дивным ароматом.

Рощу Эльбра обжили с заделом на будущее. Среди ветвей дубов виднелись самые разные домики — и похожие на гнезда, и на коконы, и вообще несусветные фантазии. Прямо в воздухе парили, медленно кружась в замысловатом танце свитые, переплетенные, собранные из камня или из нитей бисера беседки и ротонды, малые и крупные, рассчитанные для отдохновения фей и хоббитов. Да-да, семерых представителей этого народа внимательный глаз мог насчитать — лесная одежда и лица, юные и в летах. Как раз рядом проплавала одна, созданная из куста барбариса. Явно, отец перебирал гусли, а дочь пела для нескольких пар фей что-то лирическое. Пела до того момента, пока беседка не развернула ее лицом в сумеречное утро. Удивленный возглас, повисшая нота — заслушавшиеся совсем юные феи вместе с исполнителями с широко распахнутыми и ничуть не испугавшимися очами уставились на во все глаза их разглядывающих эльфиков и альфарчиков.

Тишину разорвал хлопок в ладоши и последовавшая за ним Соната Орбисгратия /*"Лунная соната"*/, полившаяся с крыльев особо выстроившихся фей Кагифэ, первыми из сразу после открытия переставших резвиться в воздухе летунов величаво и слитно впорхнувшими в портал, подавая пример мигом организованной цео куче-мале. Не было труб и фанфар, но атмосфера неуловимо изменилась на торжественную. Преобразовался рисунок летающих комнат, все полутораста с кепкой в этот момент обитающих фей выплыли на встречу с соплеменниками, медленно поспешая. Перед окончательным сворачиванием висящего в воздухе над водой свитка портала оставшиеся эльфы увидели явившуюся встречать приглашенных Императрицу-Мать Эасо Эльбра в компании двух необычных фениксов, размером ей подстать.

Телом на пятую часть крупнее прочих. Прекраснее любого витража полупрозрачные крылья, примерно в два раза площадью превосходящие наибольший размер из присутствующих, исключая временно сокрытые, испускали свет, споря с Ра. Белоснежной прической играл поселивший в ней всполох ветра — распущенные волосы, перемежающиеся прямыми, волнистыми и закрученными спиралями локонами, искрились краше наста в морозную лунную ночь. Из тонких нитей белая одежда, с чем-то родственным Кагифэ фасоном. На голове изысканная тиара, брильянтирующая всеми красками видимого эльфами спектра. Белые глаза без радужки и зрачка согревающе сияли. Лишь взрослые напрочь и надолго оцепенели, поняв, чей свет на прощанье осветил их — сиятельное божество во плоти, имеющее Обитель и Стражей, покровительствующее своему народу втайне от всех. Обзор и отсутствие теней как класса не дали возможности определить конкретное месторасположение, вполне определенно известное властьимущим.

Праздничная церемония, заранее обговоренная близкими родственниками, в основном предназначалась для эльфийских дуотов и для второго и третьего, коим Кагифэ похвастаться пока не могли, поколений фей. Иэру, один из трех позванных юной королевой парней, поставил перед оставшимся трудную, но приятную-у-у задачу. Второй парень со своей истинной возлюбленной и вместе с двумя сотнями народившихся и подросших к тому времени фей второго поколения с благословления королевы отправился к Сверьялусу, воспользовавшемуся чужим семенем и наплодившим еще сотни, малыми семьями расселившихся на обнявших его реку мэллорнах. Третий, хех, на самом деле появившийся в роще первым, по-прежнему так и держался рядом с Эасо, одарившей возлюбленного сплетенной из собственных волос налобной повязкой, смотрящейся королевским венцом. Двадцать восемь юных дам, не носящих титул внутри пока еще скромной семейной общины Эасо, возглавляли группы из собственных детей и внуков — Панг широко улыбался еще и потому, что ясно видел сходство с хранителями мэллорнов Оак-Дюдбярда. Именно среди самого младшего, третьего поколения были примерно равные пропорции полов, а вот среди второго лишь четверо юношей оказалось — как раз треть от общего числа, бывшего до обращения Сверьялуса с последующим переселением. Каждый из четырех всего раз становился отцом, они выглядели гораздо бодрее и свежее своего все еще не отошедшего от ударных темпов оплодотворения отца. Хранителей, гм, хранили мэллорны, им не требовалось ожидать месяцы, пока крылья отрастут. А Хранительница еще не накопила силы, чтобы совершить танец сразу со всеми братьями и заселить мэллорны единовременно ради сохранения баланса и гармонии в Оак-Дюдьярде. Два саженца имели свой дом и более семидесяти листьев — при среднем количестве рождающихся из Улья в десяток-полтора. Необходимый минимум, гарантирующий стабильность развития, психологический комфорт и автономность существования древа фей. Потому у народа появился громкий титул и два ступенькой ниже. Правда, традиции изменились — две королевские четы, а не как в строгую матриархальную старину две королевы.

Закрывшийся портал не дал эльфам увидеть, какой фурор произвела сиятельная Эасо, после возвышения еще не представлявшаяся никому — из присутствующих лишь Пинг, Понг, Иэру и Аэнли ведали об изменениях. И о назначенном посольском визите. "Гости сегодня прибудут" — таинственно улыбался все утро возлюбленный Эасо, предвкушая интригующую встречу. Не сведущие дуоты и цео приняли ликующий танец местных фей за форму их приветствия.

Рассосредоточившиеся близнецы во все глаза и уши следили за кратким представлением древа Кагифэ, преподнесшего в подарок кусты сирени. Два королевских куста посадили на специально освобожденные пятачки у истоков ручья из пруда, а двенадцать по бокам дубов внутреннего круга. Не затянувшееся приветствие завершилось скученным приземлением эльфов. Гимназисты не посрамили расу — ни одна ягода не оказалась затоптанной. Представлялись позвенно, четко строясь по росту — млазы впереди. Смущенных наготой называли благоговеющие цео, совладавшие с собой в достаточной мере для четкой речи на родном элоре — магия Эасо делала речь понятной каждому.

— Приветствую всех вас, гимы! Я рада дружбе, благодаря вам завязавшейся между эльфами и феями. Мы все будем счастливы провести с вами этот день и познакомиться поближе с такими очаровательными и добродушными детьми. Гуляйте всюду в роще Эльбра, ешьте всё досыта, пейте и купайтесь в пруду вдосталь. С надеждой на укрепление отношений, разрешаю всем вам испить из чаши фонтана горсть... Живой Воды!

Элегантно взмахнула императрица-мать маленькой ручкой — остекленела поверхность воды, у самой чаши поднявшись удобной ступенькой, разорванной собравшейся в одну струю водой, продолжавшей стекать вниз. Брызги переливались на солнце — самые резвые метра не долетали до края чаши. Журчание услаждало слух, а быстро гаснущие волны сохраняли гладь у краев идеально ровной, маня таинственностью явления.

— Кьяа! — постаравшись дружно ответить Ей.

Первыми и самыми смелыми тронулись Пинг и Понг, подхватив за руки двух самых младших дуотов. Не робкого десятка Енго тут же последовал за Эёухом, взяв следующих двух.

— Не спешите — все успеется, — шикнул цео.

— И проявите вежливость, общаясь вслух, — добавила его жена, устыдившаяся поведения стазов.

— Мальчики, — сразу следом улыбнулась мать-Эасо, загнав в бомльшую краску, — и девочки. Захотите в туалет, то делайте все у северного стока в пруду — вода растворит и унесет удобрение строго по течению ручья, — все обернулись, повинуясь жесту. В указанном месте была далеко выпирающая выемка, очень похожая на протекающую женскую грудь. — А вы не смущайте гостящую молодежь! — всплеснула она вверх руками, обращаясь ввысь. — Лучше бы перезнакомились между собой да о вечернем пире позаботились. Ай-яй-яй, дамы, — с веселым выражением лица и смешинкой в голосе покачала она головой, мелко дрожа крыльями.

Кагифэ со всех сторон окружили и всей звенящей тучей прыснули к одному из молодых юго-восточных дубов.

— Панг, ты к саженцам сирени? — поколебавшись, вслух спросил Хоан.

— Да, вода в горстях сохраняет живительные свойства...

— А нам ближе! Бее! — показала язык мелкая рядом с Хуаном. Она очень-очень хотела выпить еще приятно щекочущей воды, снявшей чувство голода от пропущенного завтрака. И ухватилась за возможность в своих руках хотя бы еще разок подержать Живую Воду.

— Малолеткам лучше дважды, — подыграл ей обернувшийся Понг.

— Пфе!..

— А можно еще, пожалуйста! — заныл какой-то малыш.

— Пожалуйста-пожалуйста, — заканючили другие.

— Тс! Помните, мы гости, — легонько щелкнул по кончику уха цео.

— А почему...

— Ведите себя достойно! — шикнула цео, одергивая ушастые вопросы. — Не толкайтесь и не толпитесь овцами на водопое! Вы позорите наш народ!..

— Слушайтесь старших, дети, — наставительно произнесла фея, спикировав к фонтану и плавно облетев под зонтиком струю вокруг. — В своей обители я не потерплю бескультурья, — строго. Величаво махнув крыльями, она за собой протянула радугу, перегнувшуюся к весело журчащему ручью между двух императорских дубов. Как раз в ту сторону отправились Пинг с Понгом и братья Эёух.

Феи летали на уровне крон — не достать и не крикнуть. Ходячие вопросы и восклицательные знаки ходили парами. Бедные цео искрутились все, отправляя через оши короткие предупреждающие импульсы тем, кто решил устроить беготню, возню или магию, кто трогал разбросанные в траве ажурные статуэтки из камня или сплетенных растений.

За час дети разбрелись по всей роще, маленькими группками от двух до пяти дуотов исследуя красоты и вкусовые особенности множества сортов малины, ежевики, барбариса и других вкусных ягод. Периодически они чуткими ушами слышали особенно прекрасные нотки и вскидывали лица, любуясь превратившими полет в танец феями. Многие часто оборачивались на пышные кусты сирени, воочию наблюдая готовящийся к цветению рост — все полили, а малолетки даже перестарались, частью совершив по три ходки, пока хитряшек не одернули. После полива цветы со лбов падали, превращаясь в саженцы — подвижные дети и толика незаметной магии двумя дугами закрыли выемку, объявленную туалетом. Крайние кусты своими вымахавшими ветками нависли над водой плошки пруда — внутри алькова, открытого с южной стороны, от воды до кустов оставался целый метр свободного пространства, длинные ветки едва заслоняли проход на север.

— Прошу, гости дорогие, соберитесь у фонтана подле меня, — разнес прохладный ветерок высокий и сильный голос Эасо. — Не нужно строгих построений, — снисходительно улыбнувшись. Дождавшись всех дуотов, она продолжила:

— С верой в ваши неизменно добросердечные помыслы и поступки, я хочу одарить вас благодатью. Живая Вода усвоилась вашими организмами и подготовила их к более тесному и здоровому контакту. Теперь каждый сможет услышать ее шепот, а предрасположенные к магии Жизни или Воды смогут общаться. Вы, трое хаокрисов, уникальны сами по себе, — лучики света пролились на трех самых маленьких. Лишь немногие пока знали о специфике их дара — фея плавно взмахнула крыльями, то ли улыбнувшись реакции, то ли нет. — Идите, окунитесь с головой и напейтесь. Ваш магический дар засверкает и обретет чудодейственную силу в течение года. Смелее! — с материнскими нотками. — Ваш магический дар, четвертая цепь, пробудился и рос в суровую пору бурь, поистрепавших его. Живая Вода излечит шрамы астральных и эфирных тел. Помните, орех благодарного за лечение мэллорна в период полового созревания даст вам чародейскую силу. Идите, окунитесь с головой и напейтесь. У вас дуоты, пока нет магического бутона, готового распуститься. Цео, вы позволите их одарить?

— Да, сиятельная Эасо, — поклонилась она.

— Мы готовы... — добавил муж под скрещеньем таких выразительно просительных взглядов.

— Встаньте, пожалуйста, отдельно. Хорошо. Дуоты! Каждый из вас — чистый лист, мечтающий о красках. Каждый волен выбирать одно из двух. Витаквант, равновесные магии Жизни и Воды. Выбравшие этот дар будут нырять и пить, покуда обратно не потечет. Ваш дар раскроется прямо в Фонтане Живой Воды, а в период полового созревания обретете чародейскую силу. Второй вариант. В роще Эльбра представлено много съедобных красок. Выбравшим этот вариант следует собрать горсть из трех видов, понравившихся по цвету, запаху, форме, вкусу или по другим причинам, затем опустить горсть в Живую Воду и, окуная лицо, все съесть. У вас завяжется дар тех цветов, о которых мечтаете. Время его раскрытия будет зависеть от вашего прилежания на занятиях эллорашэ. Помните, только орех благодарного за лечение мэллорна в период полового созревания даст вам чародейскую силу. Выбирайте, — все тем же мягким контральто, ласкающим слух. — А вам уже достаточно, дети, вылезайте, — обратившись к счастливо плескающимся.

— Хе-хе, какие все ушлые ребята! — хихикнул Пинг в озмеке.

— Да уж... — А некоторые колеблются, но идут за большинством. Я прав, да?

— Ох, Хоан, только не заражайся этой чародейской привычкой! — Хех!

— Что ж, дуоты... Все хотите стать витаквантом здесь и сейчас, — раздражая слух панговским словечком. — Отлично! Так вы сможете уже с этой ночи начать помогать друидам врачевать мэллорны! Залезайте все в чашу фонтана. Мальчики по правую сторону, девочки по левую, — жестикулируя и помогая цветным сиянием. — Цео, сигнализируйте, когда приготовитесь. Искупавшимся разрешаю залезать на деревья!

Оставшаяся Рупикарпа наблюдала, как нервничающие цео с закрытыми глазами инкантят что-то на стеклянной глади пруда, встав напротив друг друга у групп мальчиков и девочек, брызгающихся и подставляющих рты под сыплющиеся с неба капли — йод смылся, царапины слезли, кожа приобрела пышущий здоровьем бархатисто-шелковистый вид. Что-то необычно намечалось — и в лес не ходи! Собственно, дуоты с округлившимися животами никуда не полезли, но намек поняли и расселись по теням, ставшим им видимым, отчего пейзаж приобрел нотку земной обыденности.

— Дуоты! Послушайте меня внимательно. На счет три ныряйте и начинайте дышать Живой Водой. Пустите ее в себя. Доверьтесь Живой Воде. Раз. Два. Три!

Несколько замешкались, набирая побольше воздуха, кто-то... Всех на счет три как рукой окунуло, а водная гладь подернулась стеклянной крышкой. Падающая вода теперь вообще не поднимала волн — их делали пузыри воздуха из легких сорока двух братьев и сорока четырех сестер, тесно набившихся в фонтан. Аюи, хмурая Ийла и Юллу ахнули и прикрыли рол ладошками. Енго и Хеап сжали кулаки. Все затрепетали ушами — о стеклянную крышку беззвучно долбились испуганные лица, которым не хватало воздуха, то и дело булькающего. Совсем нелегко вот так вот с бухты-барахты вдруг взять и начать дышать водой!

Прошло минут десять. Никто не захлебнулся. Самые тяжелые первые прошли. Сначала один прокашлялся и сразу успокоился — через воду ясно заалели уши. Потом второй притих, третий дуот, четвертый... Они зажимали брыкающихся, а некоторые ловко тыкали в уязвимые точки, заставляя сделать вздох — хоть и в воде, но они коленками и локтями с пятками больно пихались. По-прежнему вытекающая в одном направлении вода долго окрашивалась в желто-коричневый цвет, обзор через стекло, впрочем, не замутняя, и в легкие ни к кому не попадая. Последние минуты три ни одного пузыря не булькнуло, складывалось впечатление, что дети послушно внимают какую-то истину и даже пытаются говорить, задавая вопросы.

Ближе к концу испарина на вымученных лицах цео закапала потом, следом выступившим из всех пор на их телах, двигающихся в иступленном танце паука-ткача. Настройка доппельвита давалась тяжело — не их профиль. В какой-то момент они дергано остановились, грузно дыша, ссутулившись. Из ошейных один дуот Панг видел их ваджры в действии — свои были уничтожены, энергетический каркас развеялся в момент смещения магического поля планеты, разбив крест-дордже. И как он сразу не заподозрил подвох в подарочке?! Иначе царь нипочем бы не разглядел в сверкании осколки одного сияния.

Поднимались из воды организованно. Первыми свесились за борт крайние, натужно закашлявшись, спешно выводя из легких стремящуюся наружу воду. Пинг и Понг первыми подбежали помогать, выдергивая дуотов с ярко светящимися бирюзовой лазурью оши на не проскальзывающую поверхность застывшего пруда, без волн принимающего стекающую и откашливаемую воду.

— Молодцы, дуоты! Очистившиеся, бегите по ягоды. Цео, без опаски освежайтесь — впрок пойдет.

Плавно и в то же время стремительно нарезала петли и круги сиятельная, пока дети выбирались обратно согласно известному им самим порядку.

— Продолжим. Вы совсем недавно зацвели, дуоты, — совсем не обидно, ближе к комплименту. — Для укрепления во здравие окунитесь, сделайте по три глотка, и достаточно. Помните, орех благодарного за лечение мэллорна в период полового созревания даст вам чародейскую силу. Идите, — разрешая стоящим с замирающим сердцем Аюи, Офии, Юллу, Нчагу и трем хаокрисам преисполниться чистым и незамутненным счастьем.

Одиннадцать дуотов еще сильнее притихли, боясь дышать и моргать в ожидании своей очереди. Млазы уже оклемались, скомкано и неуклюже поблагодарили и, сверкая пятками, убежали утолять проснувшийся зверский аппетит в малинник, с кивка цео уволокя следом и первую партию, смотрящую на все — кто умел, естественно — изнутри подсвеченным взглядом истинного зрения, дающего более полное представление об изменениях в форме, яркости и плотности ауры у всяк входящего в фонтан.

— Твоему горю скорую помощь уже оказали. Зерно твоего магического дара в Венечье. Я даю выбор: вьюнок магии Жизни поможет принять немедленное участие в лечении мэллорнов, если заслужишь их благодарность, то при покидании Венечья он соединиться с твоим насколько возможно восстановившимся даром и возможно придаст чудодейственные свойства; флягу с Живой Водой для Венечья, полив зерно из которой ускоришь его рост, в будущем станешь сильной магиней. Твой выбор, дуот.

— Вьюнок... — после долгих переглядываний ответила Лифа.

— Хорошо. Наберете воздуха, нырнете, откроете рот, дадите Живой Воде очистить ваш желудок и кишечный тракт. Она скажет, когда станет можно вылезать. Помните, вам нельзя дышать Ею, иначе навсегда потеряете магические способности. Смелее, вы обе сможете...

На негнущихся ногах две сестрицы перелезли через край чаши, в которой уже никого не было. Цео стояли рядом, остальные тоже почтительно слушали.

— Лавиотик. Для общего укрепления проплыви под водой от края до края, сделай большой глоток и встань передо мной. Вперед, — отразившееся недоумение братья Енго оставили при себе, молча выполнив требование. — Я дарю тебе совет, лавиотик. До перехода в пятую цепь найдите под Эхнессе все, относящееся к своему брату. Избавьтесь от этого. Тогда вы оба нипочем не провалите свое испытание на совершеннолетие. Ясно?

— Да, маджести!

— Так, а ты, дуот, чего примазался ко всем? Я уже сделала тебе подарок! — уперев руки в боки. Один Эёух остался стоять рядом.

— Сиятельная! Мы лишь хотели испросить разрешения купаться в твоем фонтане, — поклонились Пинг и Понг.

— Ах, негодники! Столько времени заставляли бедную придумывать вам что-то еще! Все, брысь, — хрустально притопнув ножкой по воздуху, — купайтесь, когда и сколько хотите.

Долго упрашивать просиявшие Пинг и Понг себя не дали, ласточкой юркнув под воду, оставив всех присутствующих тупо моргать.

— Друид. Каждому даю выбор: мшаринг или призыв горсти Живой Воды раз в сутки. Скажете о выборе Живой Воде, когда будете дышать Ею. Идите. Теперь вы... — глядя задумчиво поверх голов с трепещущими ушами.

Эёух, как и все до этого, отдал земной поклон и несмело стал приближаться.

— Пинг, вы нам поможете, да?

— Конечно, Хоан!

— А можно совет по выбору, м?

— Хуан-Хуан... Там же дизъюнкция! Берите всё...

— Ух... а можно? — все еще не решаясь залезть.

— Спроси заждавшегося дарителя, хе-хе!

О, Панга помнили как Леонардо, и тут же обласкали, несколько жадно и нетерпеливо лобызнув. Пинг и Понг легко расстались с воздухом, отдавшись массажу. Удержание Эёуха через объятья добавляло экзотики. Собственно, подарок был совместный. С простенькой задачкой объяснения необходимости и в том, и в другом братья справились самостоятельно на ура.

— Вам предлагаю следующий выбор. Раскрывшись в чаше, вы в пятой цепи станете чародеями. Либо... Эёух! — разнеслась мыслеречь. — Ты согласен помочь семерым дуотам так же, как Енго?

— Да, маджести! — не отфильтровав захлестывающее его море восторга.

— Отлично. Либо, — продолжив вслух, — я помогаю вам сохранить облик при переходе в астрал через пуповину астральных питомцев. От боли при поиске серебряной нити чародея защищать крайне вредно — лопнет. И то, и другое дар, в нем нет места для проявления геройства, потому в любом случае вам надлежит принять свой дар таким, каков он есть. Имш — витант. Уапэ — вокатмант. Тирл — пиромант. Цуюк — гидромант. Ёусл — криомант. Халь — аэромант. Хеап — геомант. Выбирайте.

Разве могло быть иначе? Пинг и Понг похлопали справа от себя, прижимаясь плечом слева к Хоану и Хуану. Вскоре братья распределились по кромке друг напротив друга. Эасо встала на самую макушку фонтана, закрывшего всех внутри второй половинкой сферы, из воды. У струи стояли оба цео, образуя с Имшем крест. На этот раз братья прижимались спинами к водяному столбу и сидели в воде по пояс. На каждого в сумме по десять минут — довольно быстро. При этом каждый суммарно час провел с общительной Живой Водой, очень тонко настраивающей чародеев на жизнь дружную в одном дуодеке.

А в это время остальные дуоты весело проводили время с феями, которые хитро помалкивали о маленьких человечках или гномах — споры пресекались. Мир наполнился новыми оттенками красок, звуков, ароматов — стазам под присмотром старших Кагифэ разрешили поупражняться, метая кантио в защитную пелену вокруг рощи. Появились летающие вазы со свежесобранными младшими феями ягодами, а так же мириады маленьких кувшинчиков на один глоток детям с множеством видов нектара и меда. Пей все, что поймаешь!

К резвящимся присоединились и новорожденные чародеи, заново открывающие такой удивительный окружающий мир.

— Дети! Вы вполне освоились у меня в гостях, разрешаю всем пригласить своих астральных питомцев!..

Вслед за ежами Панга и Эёуха появились козы, пумы, бобры, лисы, суслики, ехидны — все, пока еще числящиеся в гим-каэлесе звеньевыми питомцами, а не тотемными любимцами, коих по новым правилам разрешалось заводить в пару. Состоялось и купание зверьков.

— Я увидела в питомцах любимцев! Ваши к ним чувства достойны моего поощрения. Смело купайте в чаше фонтана своих содалисов и амикусов — это всем пойдет на пользу.

С сияющими глазами мальчики и девочки похватали не понимающих причину такого бурного восторга зверят в охапку и вприпрыжку бросились к центру рощи, правда, некоторых стазов пришлось окликнуть, чтобы пропустили млазов.

— Про фениксов не забудь, — произнес уголком рта в сторону Неола Понг, притворно кряхтя поднимавший разжиревшего Сержи, отдающего смешные комментарии на его потуги.

— Так вода же!..

— Другого шанса научить плавать не представится... Фух, колючка ты эдакая! — пихая упирающегося ежа, громко бултыхнувшегося в Живую Воду.

— Фениксы не плавают, — упрямо.

— Мальчик, — сея снежинки. — Ты посмел обвинить меня во лжи.

— Я не...

— Молчать, — заморозив, не повышая голоса. — Дважды оскорбил — два наказания. Первое. Обвинив истинно правого, радужка глаза потеряет краску. Единожды став черной, она более не потерпит света. Следом настанет черед волос, кожи, магии, жизни. Второе. Услышав из собственных уст намеренные оскорбление или ложь, уши удлинятся или свернутся в трубочку. Я сказала — ты слышал. Если подобное случится в моей обители, мальчик, ты навсегда забудешь о феях! — воплощение кары небесной. — А ведь хотела помочь дуоту с фениксами, познакомить их с моими стражами, Зефом и Фифом... — расстроено улетая к макушке радуги в окружении двух смиренно клокочущих Стражей. Рой прелестных созданий звучал осуждающе.

После всех — и любимцев — с ветерком катали, возвращая веселое настроение, на летающих вениках, кустах и площадках. Чета цео оказалась горазда полетать самостоятельно, правда, муж одной рукой крепко держал за запястье не пытающегося брыкаться Неола, увидевшего в сером льде глаз Понга полное отсутствие сочувствия и злорадства.

Глава 28. Испытания

Гонки за непонятными существами, игриво хихикающими и все время молчащими, завершились — их прижали с южной стороны пруда.

— Прошу внимания! — не дав состояться допросу с пристрастием. — Сирень распускается, — объявила императрица Эасо.

Вымахавшие кусты приковали восторженное внимание всех обитателей и гостей рощи Эльбра. Дивное цветение никого не оставило равнодушным. С писком феи разлетелись нюхать и щупать ляпотные венчики. Однако затянуться процессу и стихийно вылиться в следующий виток игр не дала делегация малоросликов, как успешно окрестил их Понг. Число прибывших вдоль ручья не совпадало с эльфийской делегацией. Молодые и зрелые воины из преображения — женский пол едва представлен, никого из народившихся за время роста поселения хоббитов на южном берегу Иссхоруг в отступающем лесу Бразхаон. Вся одежда из плетеных лижеб, вымоченных в живой воде выбегающего из рощи ручья, а так же умопомрачительного множества деревянных примочек, вплоть до кольчуги у десятников и бахтереца у командира сборного отряда, твисота, и двух подчиненных ему сотников. Юбка до колен, будто сделанная из охапки окрашенной в коричнево-зеленый соломы, приталенная безрукавка бронировалась деревянными вставками на груди, по бокам и вдоль позвоночника, деревянное оружие ни в коем разе не давало повода считать его игрушечным. Все ростом на две головы ниже самого высокого из дуотов и босоноги.

— Приветствуем прекрасную Эасо! — густой тембр представительного мужчины неуловимо напоминал кошачий голос. — Мы пришли засвидетельствовать свое почтение ее сиятельству... — встали все на колени и коснулись лбами травы.

— Приветствую вас, хоббиты! Я рада вас видеть.

— Тс! — тут же зашипели цео на кряки и ахи вставших в стороне дуотов.

— Но негоже свободным клониться в три погибели ни перед кем, кроме Араса! Встаньте же, храбрые воины Раледо и защитники внешних периметров рощи Эльбра, затерянной в лесах Бразхаона, Моцкаф, Угэреж. Оставьте оружие и стеснение — здесь нет врагов.

В глазах и на ушах дуотов выступило изрядное любопытство — взрослые хоббиты с них самих ростом! И с волосами колечками в интимных местах... А еще прикольные жиденькие усики над верхней губой просто отпад! И вообще их так и хочется потискать, словно "кошечек", как метко попал кто-то из стазов, отправляя узконаправленную мыслеречь.

Открытые рты на их наготу, как они думали, многих хоббитов смутили, стеснительные постарались затесаться за спины соратников, вызвав смешливый перезвон среди порхающих фей. Про Угэреж дошло позже. И хоббиты в свою очередь рассматривали лысых и не очень ушастиков с большими выразительными глазами сплошь светлых оттенков небесной синевы и благородного светлого леса. Тонкие и ладные жилистые фигурки с несоразмерными головами на почти лебединых шейках с однотипными украшениями, испускающими осторожный свет — инородная красота, во многом тождественная их собственной обманчивой щуплости. Лысым никто из пришедших по приказу разговаривавшего с духами Фуагра, верховного шамана и все еще вождя разросшегося племени, не был, но и столь длинных и уложенных в сложную прическу волос, как у возвышающихся старших эльфов, которые в глазах старого сотника оказались в разы великолепнее оставивших светлую память Защитников, не было — все они носили короткие стрижки в подражание освободившему их Моара. Румянец, отведенные глаза и еле сдерживаемое набухание — цео. Хищно стелющаяся походка люфа и люфра не шла в сравнение с эльфийской грацией — двое старших плыли подобно безмятежным облакам на небе, готовым шарахнуть молнией в любой момент. Обманчивая расслабленность наметанному на других глазу твисота далась с трудом, скорее по наитию догадался, что лучше не задерживать взгляда на спелых грудях с чуть задранными вверх темными сосками, на изгибах тонкой талии и в меру широких бедер, на линии половых губ в драпировке пушистых цинковых волос, небрежно заткнутых за уши и обрамляющих смазливое личико... Явно ее муж носил три косы, две из которых свисали вдоль идеально мускулистого торса, стройного и широкоплечего, никогда не страдающего ожирением, подобно некоторым раздолбаям.

— Позвольте представить вам юную эльфийскую поросль со старшими цео, чета Тохкалошфо, Древо Ориентали, гимназия Ахлессен, Орреджо, Арездайн.

И никто не упрекнет Эасо в нарушении — такой вот казус. Оши пропустили фамилию — уши затрепетали, запоминая неожиданную информацию, особенно козьи. Приветственные поклоны — хоббиты поклонились в пояс с кулаками у сердца и провели раскрытой ладонью дугу справа налево, стараясь игнорировать наготу.

— Я выступаю за дружбу и мир между тремя нашими народами. Твисот, цео, вы достаточно знакомы с феями, но не между собой. Я хочу немедленно организовать сравнительно-ознакомительно-учебный спарринг между тремя отрядами хоббитов и гимами второй, третьей и четвертой цепей. Одобряете?

Изящный взмах — свободное пространство, прилегающее к пруду, раздвигается до трех футбольных полей с разметкой кустиками травы для проведения разного рода поединков и зоной с магической защитой. Искривленное пространство причудливым образом оказалось окаймленным бортиком пруда.

— Да, маджести, — пропел эльф. — Да, ваше сиятельство, — мурлыкнул хоббит. Трое говорили на совершенно разных диалектах, отлично друг друга понимая.

— Отлично, — по-детски захлопав в ладоши и нехотя одернув себя, мило смутившись. — Привычное оружие с привычными свойствами, раны будут им наноситься понарошку, но практически со всей гаммой реальных чувств, по просьбе даст живая вода из пруда, она же после окунания снимет усталость, заживит синяки и любые возможные травмы. Время на Ристалище замедлено в двадцать раз — у всех будет возможность испытать себя и чему-нибудь научиться. Состязания один на один и парные: рукопашное, с оружием простым и магическим, только с магией, с магией и рукопашными приемами, с магией и оружием, с магией и зачарованным оружием, вольный стиль, а так же метание и стрельба из лука. Площадки с судьями-феями. Полная имитация реального боя, за издевательства дисквалификация. Для поддержания соревновательного духа награда — способность левитировать с проявляющимися по желанию крыльями, — показав иллюминацию с примером, вызвавшим алчные огоньки в стане полуросликов. — Вручается лучшему, достойно показавшему себя минимум в трех состязаниях. Достойным считается выигравший три раза подряд или минимум семь из максимально допустимых десяти зачетных поединков. Лучших сразу в шести и более категориях одарю невидимостью для обычного и магического зрения. В девяти и более, как и вопрос с дуотами — решу по окончании. Сторону с наибольшим количеством славных побед целиком одарю способностью раз в сутки кунжурить ладонь меда из цветов рощи Эльбра и горсть здешних ягод! Победитель в любом из поединков не может выбирать себе следующего противника. Цео и Панг, вы не участвуете, но можете в конце показательно сразиться с лучшими хоббитами из третьей группы. А вам, — обратилась она к первой цепи и семерым хоббитам, — поручается сплести венки и определиться с теми, кому по окончании вручить приз зрительских симпатий. После всех будут ждать результаты кулинарного поединка между древами фей Эльбра и Кагифэ. Даю хоббитам и эльфам полчаса на инструктаж и подготовку, — повесив в воздухе гигантские цифры таймера с двумя строчками для обозначения часов и делений. — Кьяа!

— Кьяа! — разноголосый хор в ответ. Практически интернациональный клич!

С благостными лицами, подернутыми дурманом счастья от высочайшей милости, две полные сотни — к десятку рядовых прилагается командир и шаман, к сотне два полусотника, три шаман-со, сотник и два его адъютанта, итого к семи присутствующим добавилось двести пятьдесят семь против тридцати двух пар дуотов с дополнительными тринадцатью дуотами из Рупикарпа и двумя цео, суммарно сто пятьдесят шесть — организованно окунались и пили Живую Воду. Это необходимое условия по той простой причине, что пока никто не покинул пределы обители сиятельной Эасо любые заклинания реального вреда никому из благословленных в фонтане не нанесут. К тому же, равенство начальных условий. Пожалуй, только глядя на хоббитов, дуоты начинали понимать, какую им всем небывалую честь оказали, позволив воспользоваться священным источником, к которому столь трепетно отнесся каждый, особенно шаманы, выделявшиеся вставленными в мочки ушей драгоценными камнями, роняющими безвредные тут искры боевой магии. Не родившийся спор погасил Эёух, поделившийся впечатлением от необычных крохотных цветочках, живших в каждом хоббите, и от совсем иных и более крупных у шаманов этого сказочного племени-народа. Конечно, ушлые феи тут же надергали маленьких цветодаров под предлогом составления букетов и больших для оформления вечернего мероприятия. Слова друида воплотились для всех — каждый смог оценить фиалки шаманов и малюсенькие орхидеи с пятью прозрачными лепестками, осыпанные звездной пудрой с крыльев сиятельной Эасо. Шесть шаман-со все порывались бухнуться на колени от благодарности милостивой, редко балующей доступом к сердцу источника, сегодня поддержанного ее новообретенной силой...

Командир второй группы — дуот Нчаг, в первой и третьей тоже один из стазов. Цео верно рассудили, что он знает о возможностях знакомцев больше, чем недавно переведенные и безусловно более сильные братья Эёух, а так же имеет острый ум и выдержку. Одновременно всем вменялось в необходимость анализировать действия условного противника и соизмерять свою силу.

Вначале идут тридцать три зачетных раунда, посему всего в одиннадцати из шестнадцати — метание и стрельба из лука идут отдельными строчками второго этапа игр и котируются независимо от остальных — дисциплин можно заслужить звание лучший. Поединки судьями-феями затягиваться не будут — ничья тоже результат. Однако, продолжительные бои вместе с малым перерывом дадут остальным время очухаться, обсудить и выбрать проигравшим следующего противника, причем, это касается и всей дисциплины: продул магический поединок — сторона проигравших получает право выбрать троих противников из числа свободных с учетом очереди с приоритетом у самого быстро завершившегося, что подразумевает динамичность от раунда к раунду. Вроде сложно, но самые младшие феи действовали единым организмом, управляемым сидящим на Зефе главным арбитром — Эасо, нарезающей круги в вышине, и не афиширующим себя Пангом. В итоге по ходу дружеского турнира каких-то длительных заминок не наблюдалось.

Под колючим взглядом в спину, Пинг оттер Ноега от брата, так и не отпущенного и взглядом цео заставленного смириться с участью зрителя, нашептывая о доказательстве старшему брату своей значимости через победы. Эёух, в озмеке предпринявший попытку вступиться за наказанного, во время полетов получил разъяснения, потому с охотой обжал с двух сторон Ноела, завертев разговор про арма-таблицы с рейтингами. Оба цео пытались воодушевить и настроить на боевой лад второе звено и всех девочек, на почти отсутствующие груди коих никто не пялился с противоположной стороны, в то время как на их женщин стазы, порой, оценивающе засматривались. Жена напирала на превосходящую гибкость и ловкость, муж говорил про скорость, выносливость и силу.

Цео, кстати, весьма успокоились, когда им разъяснили — портить учебную программу сверх меры никто не собирается. Испытание сообразительность — так вкратце описывается напутствие старших гимам. Применить знания со смекалкой и помнить, что в гимназии обучают азам, а комплексные техники, такие как использование магии в кулачном бою или в оружной схватке, это прерогатива гимназистов по причине зрелости их тел. Эльфы — народ терпеливый. Прилежно слушающихся старших дуотов всему своевременно научат — один по выпуску из гим-каэлеса вполне справится с десятком-другим хоббитов, а уж в паре смогут и с сотней справиться, долго ль умеючи?

У противников большая численность, поэтому в каждом раунде, кроме первого, будут участвовать все гимы до единого. Хоббиты, как объяснял всем цео, воспрепятствуют быстрым победам, выставляя на третий бой свежий козырь, так же их подготовку как действующих армейских частей нельзя недооценивать. Общая стратегия гимов заключается во втягивании как можно большего числа противников за первые семь-десять раундов, желательно в двух или трех состязаниях, и в дальнейших боях выборе только тех, чья манера знакома. Поддаваться нельзя, в первые десять раундов следует выложиться на полную катушку. Лучше, если затянутся чисто магические поединки — глоток целебной воды восстановит силы и даст использовать пятиминутный перерыв для подготовительной медитации — неоспоримое преимущество для проигравших, жаждущих реванша. Безоружная борьба по сути затяжная, надо стараться изо всех сил завершить наскоро — противник щадить не будет, но особо подлыми приемами не увлекаться.

Преимущество дуотов в их слаженной парной команде — хоббитов так не тренируют сто процентов. Они разобщены и слаженных действий можно не ожидать. Это следует зарубить себе на носу, особенно второй цепи, чьи шансы на успех малы как ни у кого. Но! Но стать достойными хотя бы в одной категории они просто обязаны, а дальше они поквитаются в метании и стрельбе. И пусть в этих двух видах наградят шестерых лучших, справившихся как со своими метательными снарядами и луками, так и с привычным для противника оружием на деревянной основе, но ведь деление на группы останется и сохраняется шанс на вожделенные крылья. Кто как не эльфы в ладах с природой? Кому как не им справиться с необычными метательными пластинами, дерево которых придает им особые аэродинамические свойства? А лук он и на Угэреже лук — кто посрамит честь, того при всех выпорют.

Вторая цепь имеет всего шестьдесят четыре противника из самых молодых рядовых и всего шесть категорий состязаний, связанных с боями без магии. Четвертая цепь получит группу из девяноста шести хоббитов, в которую, по словам наблюдательного Понга, вошел весь командный состав в числе твисота, двух сотников, четырех адъютантов, четырех полусотников, шести шаман-со, шести шаманов, двадцати десятников, а оставшиеся пятьдесят три — это опытные ветераны. Из ста семнадцати для третьей цепи четырнадцать шаманов на одного мало-мальски подготовленного магически и имеющего практику Эёуха, как и все не могущего пользоваться помощью астрального любимца.

Цео про себя, конечно, сокрушались — как же, гимы с места в карьер, дня не прошло от обретения дара, а уже требуется его использование согласно ранее заученному телору и малору — про себя, а вслух напоминали про успешно сданную аттестацию по марму, однако семнашкам и восемнашкам категорически запретили любые магические манипуляции, о чем судей и противников своевременно поставили в известность. Успели сказать и про общее слабое место для третьих и четвертых цепей — артефактное оружие, в принципе не изучаемое гимами. Второй группе рекомендовали просить привычное оружие с пламенным лезвием, рисующим в воздухе летящие в цель серпы, третьей — как фантазия взбурлит на основе изучаемых чар, поскольку что-то незнакомое просто не выдадут. И обязательно учитывайте то вооружение, что воины ранее имели при себе: "Мы видели их форменное оружие, а они о наших пристрастиях представления не имеют. Этим обязательно воспользуемся".

— Пап, я хочу тебя видеть...

Панг целиком вздрогнул. Пинг и Понг и так ерзали не в пример унылому Неолу, ссутулившемуся рядом с цео и из-под угрюмо сведенных бровей наблюдающему за вторым раундом. В первом Ноела выставили в одиночном состязании без оружия. Особого боевого стиля хоббиты не демонстрировали — разрозненные приемы, приспособленные, подсмотренные, вспомненные. Родовая память выручай-палочкой не стала, но кроме притулившегося на другом краю длинной и мягкой скамьи со спинкой дуота Панга и высших шаманов об этом мало кто знал. Из империи Мяу стабильный ручеек тек, порой десятки или сотни мягнов удавалось окружить, чтобы добить кошачьих и залечить своих — иначе и тех крох лишались, и обузой становились, вскоре теряя разум и впадая в первобытную дикость, от которой тоже приходилось защищаться. Без смекалки хоббиту-воину, почти всем мужчинам поголовно, не выжить, а в двух сотнях собрались именно такие, тертые и бойкие — им оказана честь, защищать священное место. Как и во всех подразделениях, в сотнях были десятки из самых опытных и слаженных, а в каждом из остальных натаскивали способных — обычная практика. Потому после первой серии ударов противник Ноела проявил не меньшую ловкость и угрем выскользнул из захвата, в дальнейшем превратив недостаток в преимущество, часто делая глупые движения и получая синяки, зато разорванная схема заученных ударов противника, не умеющего импровизировать, рушилась и открывала его для более чувствительных ударов по почкам или челюсти. Как-то негласно сложилось, что пах и глаза стали табу в драках — Ноел в последний момент предпочел завернуть по внутренней стороне бедра, вскользь задев мужское достоинство, за что получил фингал, а не выкалывающий глаз тычок. Другие гимы тоже не опустились до подобного, а хоббиты если и намеревались, то после первого раунда отказались. Ноела выручила гибкость — получив затрещину в ухо, он сумел вмазать пяткой в шею и сломать кадык. Метла магии смахнула победителя и проигравшего на мелководье пруда, а сверху на их поле упала светлая плоскость, восстановившая мягкий травяной покров. Оставшийся в сознании альфарчик, довольный не без труда доставшейся победе, быстро распластался в воде и бодро поднялся, встопорщив уши, а вот их светлые родственники обвисли.

Панг целиком вздрогнул. Пинг и Понг, едва усевшись на дырявый лист, дававший прохладе ветерка обдувать спину и седалище, потеряли уют. Что-то беспокоило, раздражало край сознания. И это вовсе не обуглившаяся рука Хоана, не успевшего никак отреагировать на последний выпад шамана с пронзенным насквозь животом — у обоих вырвался крик, правда, один предсмертный. Из дырки в теле посыпались органы на фоне водянисто субстанции призрака, обнаружившегося еще ранее, когда состоялся обмен заклинаниями у Хуана со вторым шаманом из пары, неудачный для первого — альфарчка располовинили оставшиеся три лезвия, пробившиеся через поставленный на огонь щит, пропустивший неожиданную подачку от ветра. Чего Хоану стоило сохранить хладнокровие, знал лишь сам Хоан, все же заранее предупрежденный о полном правдоподобии и пропаже из озмека в случае "смертельного" исхода. Но когда его подставленную руку заглотила по плечо пламенная змея, грызшая немедленно растаявший щит, он издал вопль боли, заглушенный все той же защитой, и выбросил всю маэну во второго противника, завершавшего возню с эфирным двойником следующей змеи — голая сила смяла подобно стеклу искажающий зрение кокон, незавершенное колдовство вцепилось в потерявшего над ним контроль шамана. Обе стороны получили ценные сведения друг о друге. Вопреки чаяниям цео, эта скоротечная схватка длилась менее минуты.

— Как будешь? — глухо.

Панг нашел три новых подобия озмека, сразу уяснив отличия — вассальные узы как-то сами собой всплыли при первом взгляде на Эасо. Вернее вспомнив — по внезапно брошенной тени от слоя памяти Панг притянул его за краешек. И продублировал позу Неога, вместе с цео покосившимися на дуота, поколебавшего неловким движением всю скамью. Воспоминания о рыданиях отца на плече сына с текущей позиции выглядели нелепо и трагикомично, зато объясняли все от и до. Видимо, Гаер по каким-то причинам не решился вновь склеиться, после завершающего аккорда — на выход в измененное состояние сознания из Басика слой памяти кончался, а до следующего Пангу оказалось не дотянуться, пока его собственный сторожевой поток не решит иначе.

У Панга и в мыслях не было ничего о вынужденном характере совершенного шага. Он обратил внимание на призыв и выслушал желание сына. Оэлфлэо заела тоскливая грусть с подпевалами. Окружающее не доставляло радости и не вызывало желание объяснять отлучку и демонстрировать новообретенное, с которым, в общем-то, и не знал, как поступить — не с того не с сего свалившимся сияющим счастьем думы не занялись еще. Панг ответил благодарностью за отсутствие ментального вызова через кровное родство. И отразил его же состояние, сопроводив пониманием решимости — эхо эмоционального взрыва с цео захлестнуло, вернее, выпятило собственное, как ни странно, закалив стержень. Теперь же Панг, ипостась ребенка, прояснил ситуацию.

Понг горько хмыкнул о разном. Эасо немного лукавила про Обитель, ведь роща Раледо ее порог. Тогда, много лет назад, будучи Леонардо, он думал, что сам создал гигантскую пирамиду, объявшую водную линзу артезианской воды и кончиком упершуюся в купель. Инфэо творения, всплывшее в памяти? Как же! Дать истинную Живую Воду оно не способно, лишь эхо. Как вода в пруду или ручье — живая неразумность. Позже, узник в плену иногда думал, сравнивал оставленный под превращающейся в лес рощей Раледо додекаэдр с пирамидой под рощей Эльбра. Тогдашнее, хех, сверкание при объемном, но все же малопонятном видении выдало сознанию что-то более-менее понятное ему, объяснимое. Много позже, практически недавно, то деяние предстало в ином свете. Эасо хозяйственна и не брезглива, да и предложено ей было с заманчивого ракурса. Что бы внутри своей истинной Обители внутри дающей Жизнь Воде структуры — язык не поворачивается назвать трупом — она не делала несколько часов, но явно смогла вытащить в преддверие провозглашаемый ее волей закон. Ей проще — родовая память подсказывает, играя роль интуиции и суфлера. Вассалитет причудливо скрылся за почтительностью, оказывается, родившейся на материнской почве. В самый первый момент девушка столь глубоких чувств подобной направленности не вызывала совершенно, уважение к ней зиждилось на ином. А тут... Робость и даже стеснение — Панг подобно подростку застеснялся, оказывается, не факта знакомства, а находящейся рядом мамы. Впрочем, они оба еще только-только признали это качество и толком не разобрались с постройкой отношений на заложенном фундаменте. И тут нерадивая сирота обнаруживает Оэлфлэо. Ипостась в шоке, но вроде как стучащую в двери злость никто не слышит — к кому пришла? Пинг громко сглотнул разное. Оба отправили Сержи успокаивающую фразу и попросили продолжить занимать оказавшихся в символическом вольере питомцев участников соревнований — им стала вся остальная роща, поспешающая восстановить ягоды на кустах, объеденных голодной детской саранчой, охочей до всего необычного.

Панг глухо ответил Оэлфлэо, давая понять о своем не желании приходить к нему и готовности принять его у себя. Не в Лейо, нет, рядом с собой. Разумом Панг не понимал глубинный смысл сумбура эмоций, который оба излили при первой в своей жизни встрече. Видимо и Оэлфлэо только сейчас сообразил, к чему стремится отец. Он смутился и пожалел, но следом отбросил все:

— Посоветуй, как лучше.

— Эм, — неуверенно начал Панг, спешно напрягая воображение и ловя его в форму текущих реалий.

— Панг, все в порядке? — обратился цео. Неог передернул ушами на беспокойство старшего по отношению к его соседям.

— Если не обидишься на мое ребячество, я бы хотел Слима, — Панг передал из предалекого детства образ лизуна, совмещенного со жвачкой для рук.

— Ммм, — растерялся властитель тысяч фэйри, пару раз благословивший на Улья, но собственного без подобного же благословления не решившийся свить. Первые рожденные в новом народе оказались раза в два младше весьма юных родителей, капризны и... В общем, правитель установил четверть вековой мораторий на Улья. — В виде аморфной массы тебе легче меня воспринять?

— Зришь в корень... Познавательная игрушка для нас обоих. Ну вот...

— А чего ты хотел?

— Не скрою, у меня и сейчас перекос, передоз и все на свете. Я пытаюсь... и от диалога не закрываюсь.

— Да... мы в фонтан, — секунд через десять после вопроса цео рассеянно уронил Пинг, поднявшись следом за тянущим руку Понгом.

— Ваше присутствие ободряет борцов... — заметил цео, особо не настаивая. Вслед за дуотом поднялась и его жена, направившаяся к вороху цветов, ожидающих ловких рук. Пинг же неопределенно дернул плечом, поспешив в сторону невидимого фонтана, скрытого размытой границей области ристалища.

— Ты признал меня — я тебя... Всю жизнь боялся и гнал мысль о том, что я всего лишь игрушка... родился игрушкой.

— Прости, но в этой ипостаси я меньше всего расположен к философствованию и утешению... Послушай, есть цео, и он умеет быть отцом. Посредством Слима напрямую через ауру я смогу транслировать тебе обращенное ко мне. Ну, хотя бы так, Оэлфлэо, как братья... днем, а ночью в нави, м?

— Дурак!

— Эх... Эасо разрешила. Идем к Гаеру, но в следующий раз свидания не будет...

— Почему?

Но вопрос остался без ответа — Пинг и Понг качались в объятиях Эльбра, сервисное ядро Дельта обслуживало состязания, Панг принимал послание от Лейо, не отнимая внимания.

— Объясни про ипостаси, — понял по-своему фэйри.

— Образ в рамках выбранной роли, имеющей ограниченный объем памяти и возможностей. Пинг и Понг — две мои половинки, психологически стремящиеся к физиологическому возрасту. Панг — некий направляющий руководитель, подобный взрослому помощнику-подсказчику. Ипостась дуота Панга стремится вжиться в общество и разучиться одиночеству, пока высшая суть, растворенная в укрытии, свыкается и примиряется со стремительно произошедшими изменениями и памятью о прошлом. Достаточно?

— То есть я не могу считать тебя, Панг, в полной мере своим отцом?

— Тебе решать... И так и сяк я буду учиться на примере цео и стараться в нави, став Лисом, компенсировать недостаток общения...

— Почему какой-то Лис?

— Глорас принес чрезмерные страдания, велико желание отпустить ось вращения ради смены полюсов и нового угла ее наклона к эклиптике. Никто не хочет воплощения сценария подобной катастрофы. Тебе в наследство перейдет Скайтринкс и Венец Орбисгратия — мой атман вернется на Терру и пройдет через виток сансары. Реинкарнацию, скорее всего, следует ожидать у супругов Тохкалошфо. Твой отец неумеха, Оэлфлэо, и он не железный. Проснувшись еще раз полностью, он ради предотвращения больших бед покинет Арасмуэр, один или с тобой, еще не зачатым на оставшейся позади родине, если решишься оставить свой народ начинающей богине Эасо. Потому какой-то Лис, что крайне опасен проснувшийся светозарный младенец-Гаер...

— Бог ты мой!..

Дуот Эёух чувствовал напряженность дуота Панга, отлучившегося, видимо, купаться. Что-то судьбоносное решается, что-то неприятное и для братьев непонятное, но от них ни капли не зависящее. Хоан и Хуан, выехавшие во втором раунде на банальном выплеске всей своей маэны, пока их противники за отвлекающей тучей мелких эфирных существ, частью сметенных неоформленной энергией, готовили более заковыристых крупных, в третьем лопухнулись и продули — против необычных посохов не выстояли с непривычным оружием, забывая метать серпы и все желая бросить ик-ша, в самый первый раз позорно проглоченного эфирным существом до игло-взрыва. Только они вдвоем остались — все по другим состязанием улизнули, а на их место хоббиты, брюнет и каштановый шаманы, выбрали девятнашек, следуя своему праву. Енго тоже проиграл в том же самом состязании, но один на один. Трое довольных хоббитов стали лучшими, более в этом виде единоборств не участвуя.

— Зачем тогда пропустил?! — вопросил Оэлфлэо, чье сознание через связь оказалось под влиянием раздвинутого Эасо темпорального поля.

— Впустил Зефир. Он сам отец, воспитывавший шестерых и нянчившийся с еще тремя, когда призвание вынудило их покинуть и навещать лишь во сне. Друг нипочем не пропустил бы тебя, не будь жаждущего взойти зерна отцовства. Крохи любви Гаера как раз и позволят мне быть ретранслятором для тебя. Хочешь встретиться? Идем. Хочешь войти в положение и радоваться малому? Предлагай свои варианты, обсудим.

— Это жестоко!..

— А кто меня утешит? — тихо всхлипнув. — Цео смог, а ты раскис...

— Значит... — но сдержался. — Прости, — через очень долгую паузу. — Я тоже, знаешь ли, не железный. Как мне обращаться к тебе?

— Панг.

— Хорошо, Панг. Предлагаешь поменяться ролями?

— Нет. Предлагаю двум разным брызгам быть вместе и общаться без посредничества, хм, этой связи, сокровенной для папы и сына...

— Ох, для папы и сына... спасибо... А под ретрансляцией что именно понимаешь?

— Отдельное от Пинга и Понга, поначалу. Пропуск через себя и направление измененного к тебе. Цео обучали настраиваться на эмоциональную отдачу, а мы как-нибудь постепенно сами попробуем наладить общение, приятное обоим.

— Поможешь со Слимом? Я не умею... разделяться...

— Лейо нам обоим поможет. Главное нырнуть как можно глубже в медитацию, чтобы сместить разделяющую нас границу глубже — это принцип не лезть в душу к близким, да и тебе полезно знать детали. Он меня направит к твоему свету, в нем найду родственную каплю, затем Живая Вода поделится собой, приняв частичку твоего сияния и дав ей тело.

— Но... — мысли метались взмыленными курицами, вспугнутыми лисицей. — Но ведь в какой бы ты ни был ипостаси, ты все равно останешься моим родителем!

— Извини, мне, Пангу, неловко и обременительно в таком формате общаться с тобой. Прошу...

— Ясно. Рука к руке, рот к уху...

Четвертый раунд Хуан и Хоан оба выиграли — с братьями Енго дуэль казалась тяжелее. Пятый вновь проиграли, не сумев выбрать между сориентироваться между зачарованным оружием и ударами магией — магические твари зажевали обоих, раздельно сражавшихся. Младшие Кагифэ здорово подбадривали, поддерживая состязательный дух, однако жестокость и жажду кровопролития на нет сводили полтора десятка дам Эасо, с укоризной и разочарованием делающие вскользь замечания "отличившимся" с обеих сторон. Искупавшиеся в пруду следом за хоббитами эльфы правильно считали лечебную жидкость чудом, смягчающим боль и едва ли не мгновенно восстанавливающим любые повреждения, включая откусанные головы — двух шаманов сурово отчитали еще и свои же. Однако ни те, ни другие не подозревали, что повинующаяся божественной воле вода изменят структуру тел — конвейер повреждений быстро заменял конечности. По выходу из владений Эасо все присутствующие станут элитой — что такое оши в обители божества?! Проявится не вдруг и не сразу, но каждый станет выносливее, ловчее, сильнее, быстрее и так далее — даже младшая первая цепь и зрители со стороны хоббитов, возясь с венками, получают свою "дозу облучения".

Вторую цепь валяли только так. Хоббиты быстро справились со смущением, хотя порой и не удерживали естество, встававшее после бросков с захватом через пах. Но к пятому раунду алебастровые и бронзовые лица веяли угрозой, отвлечение на посторонние мысли означало проигрыш. Прогноз цео полностью оправдался — сравнительно легко воины побеждали в кулачных боях даже пара на пару, лишь шестнадцатое звено давало жару, хотя в итоге мальчики уступили в этих состязаниях, не досчитавшись одной победы до минимума, а девочки двух. Феи прилагали неимоверные усилия, предотвращая слезы и акты отчаяния. Фразы о чародействе и самостоятельных полетах безотказно действовали лишь в самом начале.

У Древа Ориентали не сложилась клановая система, уклон шел в касты. С учетом разделения плода на близнецов нет семей с наследственными способностями, такими как левитация, мшаринг, телекинез, пиромания и другие, вплоть до смены цвета волос или ногтей. Все приходится развивать самостоятельно, включая жаро— и морозоустойчивости. Конечно, разные склонности присутствуют в зачаточном состоянии, но для их полноценного развития требуются подчас каждодневные тренировки, а то и не по разу в сутки. Гимы и гиты не ропщут — таков менталитет.

— Слим станет моим Хранителем, верно? — продолжил долго размышлявший Оэлфлэо.

— Ты прекрасным правителем растешь, Оэлфлэо, — не удержался от комплимента Панг. В озмеке их общение в упрощенном понимании тождественно беседе находящихся друг от друга на расстоянии около метра. Панг нарочно не приближался, строго блюдя грань чувствительности датчика. Так диалог приближался к реальной встрече, по крайней мере, своим многомерным сферическим зрением Панг живо представлял собеседника с мимикой и жестами, лишь изредка Оэлфлэо видеть его самого. В его бытии физическая и ментальная боль воспринимались одинаково полно, но перед ним не царь и не цен, а сын — зачем ему видеть страдания папки? — Верно. Нордрассил — лакомый кусочек даже для введенных в игру драконов, пока побрезговавших сунувшихся на Кладбище за Барьерные горы.

— Я поторопил обустройство посвященного Арасу храма — освящу его и своим светом. Задуманное тобой не повредит покрову?

— Нет...

— Мне тоже сложно... папа. Я хочу и боюсь открыться тебе, мне так не хватает... Но не сожалею ни о чем, знай. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю... — от неожиданной сентиментальности мысль осипла.

За словами скрывалась обузданная бездна эмоций. Течение разговора несло двоих через пороги и разливы к проточному озеру, преодоление коего затянется на долгие года томительного ожидания.

Панг плавно уступил место Лису. В свете прошедшего разговора оба вдруг выяснили, что разница между ними невелика. Шизоидная заумь, но Лис-Панг всерьез принял на рассмотрение идею разделения на одновременно две ипостаси с нивелированием Панга до безличностного именования дуота. Множество "отец" и постепенно расширяющееся подмножество "дети", не замещающее и не вытесняющее, но постепенно включающее в стремлении к слиянию. Побывавшему в бесконечности и понявшему вечность задача на собственном примере определиться с гранями любви воспринималась за необходимую и посильную. Каждый действительно взрослый чей-то ребенок и чей-то родитель. Зрелость? Определенно. Некоторые знания усваиваются только будучи опробованными на собственной шкуре. Лис поделился эльфийской мечтой о дочке и сынишке, с которыми хотелось бы пройти все этапы взросления, и пониманием неготовности к ее воплощению, а так же осознанием ущербности их отношений с Оэлфлэо и желанием сгладить углы. Знал, что ранит, и надеялся заживить без шрама — в будущем кольнет, но не отравит.

— Начнем?.. — прорва вопросов волевым усилием отодвинулась на задний план. Не время, не место, чувства душат.

— Да.

Подобно хладнокровному хирургу, Лейо вел скальпель-Лиса под местной анестезией и пристальным взором пациента. Жуть и жесть пробрали до печенок. Обоих... Тяжким грузом отложилось препарирование на разогретой сковородке, болезненно оттянув память. Сердце кровью обливалось. У обоих...

Зефир ушел дальше родителей, Зефа и Фифа. У них сложилась похожая семейная драма. Однако после возрождения объективных причин больше никогда не встречаться не возникло. Зефир участвовал в возрождении Тиалпи, он лично освободил других фениксов, жил с ними и зачал от них потомство. Лучезарный Страж-Спутник — и лучший друг — жаждал поделиться с сиятельными Стражами — своими родителями — полученным опытом и знаниями. Чувствами.

Янтарная чаша обратилась в Живой Огонь — тело Зефира. На зонтике фонтана Зеф и Фиф сплелись в факел. Бессознательно плавающие тела служили двумя проводниками — одно в расцвеченной рыжиной воде кружило посолонь, другое коловрат. На ровной глади отразились неясные всполохи — две пары огненных язычков взмахнули крыльями и обняли зонтик фонтана. По сравнению с движениями фей, пламенные руки росли к хороводу язычков огня по краю чаши осторожно, но целеустремленно. Миг, и сблизившиеся огненные языки устремились друг другу, сойдясь в рукопожатии — Зефир объединился с Зефом и Фифом. Заполыхал водяной шар, сокрыв творящую вспышку света.

Из древа Эльбра лишь одна Эасо наблюдала с высоты за танцем двух семерок фей Кагифэ, участвующих в преображении и установке защитной капсулы на ее Обитель — как и в прошлый раз с защитным куполом, оставленным Леонардо, императрица-мать испытывала благодарность за помощь и поддержку. Бальные танцы фей ткали узор, надежно запечатывающий накал действа от лишнего свидетельства. Дом Эасо стал похож на зародыш яйца: скорлупа — бронь рощи, желток и белок — возводимые субпространства Огня и Воды. Трилистник Обители и двух укрывающих ее крыльев: первое для удобства Стражи, второе для будущего Спутника.

В памяти Пинга и Понга, раскинувших руки по краю чаши, осталось только вхождение в медитацию. Оэлфлэо же запомнил все, включая заживляющим бальзамом пролившуюся на его сердце благодать Акта Творения, захлестнувшую частицу Гаера и его друзей. Не предупрежденный фэйри через Слима благоговейно свидетельствовал счастью воссоединившейся семьи фениксов, в неожиданном месте обретших свой Дом для не нарушающих покоя и безопасности Эасо встреч с родными и близкими.

Слим осознал себя живым и мыслящим в тот момент, когда половина шара Живой Воды стала его телом, ужавшимся до помещающегося в детской ладошке студня. Внизу ровная гладь воды, оттеняющая и отражающая огненные разводы сферы, под куполом коей дрожал Хранитель частицы юноши-фэйри, приобретшим новый орган, незримо через астрал связанный с родным телом. Родственники все упивались общением, а Слим постепенно сбрасывал дрожь оцепенения, капая искорками слез — в воде продолжали кружиться мальчики с не по детски серьезными и напряженными лицами, во лбу которых сиял знак — окружность, объединяющая треугольник из кругов, символизирующих, в частности, узы родства сплотившихся вместе Гаера, Лейо и Зефира. Больше, чем друзья, и больше, чем братья — некий симбиоз, в узком понимании.

Оэлфлэо широко открытыми глазами смотрел на бесформенный кусок воды, едва окрашенной зеленью и голубым. Слим флюоресцировал и казался кристально прозрачным, сохраняя свой цвет и одновременно преломляя чужой. Взгляды двух частей сфокусировались друг на друге и впали в ступор — одна смотрела как через створ фонаря, другая воспринимала сразу все вокруг: и в видимом фэйри спектре, и в истинном зрении, и на радиочастотах. Оэлфлэо неверяще уставился на энергетическое строение материализованной на тварном плане частицы — непонятки кружили голову, сознание разъезжалось, норовя съехать с катушек. Все-все отошло на второй план. Оэлфлэо и Слим видели друг друга, опознавали как себя единое целое и стремились друг другу подобно двум магнитам. И как те же два магнита, обращенные одной полярностью, не могли соединиться. Слим пытался тянуться, даже отросток какой-то образовался на обращенной вниз части оболочки, и оставался на месте как пришпиленный за центр, воспринимаемый сознанием за разъединственное сердце, совмещенное со зрячей головой. Оэлфлэо пытался оторвать ногу или руку, согнуться или сложиться — водная гладь сопротивлялась, став клеем, в котором даже крылья с огромным трудом двигались. Причем, в первые мгновения фэйри совершенно запутался в телах, крохотный мозг с многослойной кашей из эфирных нейронов, наделяющих владельцев ничуть не меньшими способностями, чем биологические аналоги антропоидов, запутался в конечностях, как муха в паутине.

Юноша не выдержал вида своей немощи и непонимания происходящего с ним — все-все отошло и забылось, здесь и сейчас он ощущал себя по каким-то причинам разорванным и не могущим восоединиться. Две слезинки скатились, третья упала на грудь, провожаемая... Толчок в грудь сбил с мысли, а попавшая в немой рот капля взорвала рассудок и погасила сознание.

В тот же момент кружение тел резко пошло на замедление, на двух головах знаки крутанулись в огненную спираль, проявился обруч с оком. Опало четыре сектора пламенной сферы хороводом язычков по краю полыхающей чаши — четыре огненных ручейка, строго по экватору и оси вращения Глораса, скрестились на взметнувшемся фонтане факелом, две с зеленоватым и две с фиолетовым ореолом дорожки зажгли радужный огонь на янтарной основе. Одновременно столб воды взметнул вверх тело фэйри, прошедшее насквозь кусок воды, сразу следом бултыхнувшимся в чашу, и будто бы о невидимый купол раздавленное в сияющую пудру телепортации прямиком в личные покои правителя Фэй`Соу, откуда и было доставлено. Одновременно полусфера объемной вязи, сотканной старшими в древе Кагифэ, уронила оборки, упавшие подолом юбки, сошедшейся под днищем чаши — панцирная скорлупа мигнула, активируясь, и дернулась, будто застряв между тонкими пластами тварного мира и астрала. Ключом от шкатулки владела сама Эасо.

Рефлекторно закрытые глаза Пинга и Понга зажмурились, когда два ядра, Альфа и Бета, вернулись в тела и разом обрели все чувства — резкий переход к новым реалиям заставил еще и передернуться из-за лижущих спину и затылок языков ласкового огня, приятно теплого на фоне столь же приятной прохлады водной среды. Два спаянных сиянием антагониста, Живые Огонь и Вода, воплощенные в теле стихии духи, говорили с нахмурившимися мальчиками образами красоты. Пламенеющие края зонтика задорно роняли капли жидкого огня, ныряющие в воду и потом прыгучими дельфинами разбегающиеся по краям, дабы слиться с низко полыхающим обрамлением, изымающим искорки из ниспадающего юбкой потока, отныне завораживающе брызгающегося вопреки всем законам.

Обида на самого себя растаяла, растворенная образом весело журчащей капели. Разметав горящие капли и проследив, как парочку оных подхватила струя и повторно уронила потяжелевшие ядрышки, подскочившие метра на два, ударившиеся о невидимую преграду и растекшиеся на ней сразу же начавшей съезжать вниз кляксой, оба попеременно вздохнули. Но только Понг оттолкнулся локтями и ступнями о пружинящую огненную стенку, нырнул на дно за Слимом, в спектре истинного зрения только и различимом. Скользкий комок пару раз сбегал из руки, и по извлечению он походил на расплывающегося слизня или тающий холодец, чем на образ лизуна из памяти. От пробного тычка Пинга Слим утек в воду, соскользнув — ноги не доставали до линзы на дне, приходилось держаться за край на локте — напрячься магически не в лень, просто эфирные тела доута оказались измотаны и сигнализировали мозгу об усталости.

Смирившись с растекающимся в блин вне воды Слимом, Понг постарался забросить на берег — соскользнул и не долетел. Пинг хихикнул, Понг неразборчиво буркнул что-то под нос, недовольно дернув ушами.

— Панг, он в отключке... — подал голос Эурт, устало взмахивающий крыльями. Наряд в полоску тоже обвис и казался измученным. Однако не унывающие глаза сверкали... гордостью? Восхищением? Смешинкой? Всегда переполненные мыслями, Пинг и Понг с пустыми головами слабо улыбнулись, подняв лица к собравшимся на отдых перед началом поварских подвигов феям.

— Вылезайте, олухи! — И приведите его в сознание! — Дружно отправили ментальный посыл Живая Вода и Огонь. Первая, кстати, в открытую вторым выемку буквально выплюнула мальчишек, возмущенно крякнувших и с бултыхом свалившихся в окружающий чашу пруд.

Со стороны пока еще безымянный фонтан выглядел еще более феерично. Понг подтянул шарик Слима Водной Рукой, поймал подброшенное Воздушной Рукой, и прянул ушами на покачавших головами фей, не одобривших взобравшихся на воду Пинга и Понга, отложивших побудку Слима. И Лис крайним потоком возблагодарил их, сдержавших речь и эмоции от разливания по ауре. Среди эльфов кроме князя и царя никто не удосуживался держать свое при себе, даже зная о сверхчувствительности дуота Панга и догадываясь о декоративности оши на нем. Выпрямившиеся Пинг и Понг некоторое время с отсутствующими искрами мыслей в ничем не прикрытых глазах любовались игрой огненной корзины и водяного букета в ней, пока Лис не собрал их мысли в кучу и не подтолкнул проснувшимся желанием к границе измененного под ристалище пространства. Желанием окунуться и согреться в сверкании любви неофициально усыновившего. Желанием, проснувшимся после подсказки о приведении в чувство размякшего тельца Слима — сокрыть коробочкой из ладошек и через не могу и не хочу пропустить импульс арканного разряда. Аморфный кусок воды тут же ожил, завибрировал и защекотал рябью, испугавшись и задрожав сильнее, когда крышка импровизированной коробочки открылась — пришлось Понгу вновь закрыть обретший кое-какую вязкость, плотность и вес кусок воды, так и норовящий выскользнуть, а разделяющему с ним эмоции Пингу искать утешения у продолжавшего сидеть спиной к пруду и лицом к площадкам цео.

Ни многочисленные шишки, ни сломанное нокаутирующей пяткой ухо Шима не заставили Миша отступиться, признать проигрыш, разозлиться. Он долгий на подъем, но уж если раскочегарился, то в драке не сдавался. Им с братом не раз говорили — опрометчиво бросаться на заметно превосходящего их, это не раз губило отметки за Пропреп. Не было красных глаз и запугивающих криков, но все вдалбливаемые приемы напрочь вылетали из поддавшихся горячке боя голов. Миш криво ухмыльнулся разбитыми губами, зыркнув из-под рассеченной брови, сделал сально назад и как заправский рестлер рухнул локтем в шею на спину не успевшего подняться кучерявого противника, пегого как лошадь — хоббит сам не ожидал, что сможет отмочить подсмотренный приемчик из средней плоскости. Однако окрик жгучего шатена запоздал и принес хрустящую смерть. Мишины рефлексы отметили — минус один, и бросили тело под ноги примерившегося от всей души пнуть ловкача. Попал. По металлическим ребрам — ни одному гиму ни одной кости раздробить или рассечь не зачарованным оружием или магией не получилось ни у одного хоббита. Один ухнул, другой взвыл, успев в падении зацепиться и сломать, едва не оторвав, оставшееся целым правое ухо, за что белые зубы, как специально наточенные, выдрали из кусок мяса. Пегий шипяще и со свистом втянул воздух в пустые легкие воздух, не сумев завершить блокирующий захват. Поваляв друг дружку, оба решили воспользоваться лбами — один увидел подходящую возможность, сумев истекающей кровью рукой остановить замах прижатого спиной к траве мальца, другому ничем другим ударить не получалось — звучный удар выбил звезды из двух пар глаз, и менее крепкий хоббит повалился ничком на тут же отбросившего его эльфика, со стоном повалившегося на спину — встать и оглядеться в поисках противника не получилось, а в следующее мгновение его обдал жгучий жар, сразу сменившийся приятной лаской воды, принесшей прояснение и обрывки образов, в очередной раз вогнавших Миша в стыд, сменившийся смущением от звонкой похвалы: "Молодец, дудос(!!!)!" — Ваэрта, дравшегося в одиночном мачаре, как сократили состязание с магией и зачарованным оружием. Третий выход против пары сделал его дважды достойным. За оставшиеся менее чем две трети у него с Шимом был реальный шанс добиться лучшего в шести — зачин для еще двух был пока в его пользу с запасом в одно поражение, вольный стиль один-один. Поблагодарив одними губами Великого Мэллорна, парнишка вскочил, довольно подмигнув и взглядом найдя площадку Ваэрта, первый раз из четырех победившего на ней.

Благодаря Нчагу и дававшему редкие, но дельные советы Ноегу, третья цепь, как и четвертая, не расползлась по категориям, наваливаясь на выгодные для себя состязания по трое дуотов, принося минимум жертв. Так, например, двум парам сестриц из двух нижевисящих звеньев, бившихся параллельно с дуотом Имшем осталось еще три раза отличиться с одним возможным проигрышем и будет у них третий достон(!!!) и крылышки за спиной гарантированы. У коз каждый отметился хотя бы одним достоном, а Эёух первым из всей группы в прошлом раунде достиг тридоса.

В первой группе дела шли к досрочному выходу на метание и стрельбу — хоббиты только так мурыжили гимов, хватая победы. Правда, рауда три назад в оружном состязании один хитрюга догадался выйти с кинжалами — с тех пор меткие и тренированные кисти точно вгоняли лезвия в не успевающих ни разорвать, ни сократить дистанцию. А тройка боев с копированием тактики несказанно воодушевила всю вторую цепь — они успевали уворачиваться или отбивать, легко справляясь с безоружным противником.

Не смеющие вмешиваться цео высоко оценили догадливого мальчугана. Взрослые эльфы смотрели за ходом, сопереживая. И не боялись за слишком сильные перекосы — феи умудрялись не допускать глубоких ран для психики того или иного ребенка, озлобившегося или крупно обидевшегося в ходе боя. Лишь тревожные нотки о дуоте Панге, надолго ушедшим из поля зрения, бередили душу. А так цео вполне успевала во время перерывов шумно болеющих за своих мелких запрягать в плетение довольно приличных для их возраста венков из цветодара со стеблями — сама она умела это делать на порядки лучше не глядя.

Насколько был швах в первой группе, настолько жашно действовала третья. В первых трех лишь двадцать пятые и двадцать шестые пару раз лажали, в итоге все равно выехав на трех подряд из суммарно шести схваток. Вольный стиль, как и борьба на кулаках и с простым оружием вообще шли без единого поражения гимов. Даже пара шаман-со с твисотом не смогла одолеть двух сестриц-млазов — красивый бой под щитами с ничьей по времени. Вольный стиль в следующем раунде вообще превратился в избиение младенцев, причем благородный стаз пошел на разбиение, организовав нападающего из тридцать второго и женскую магическую поддержку и двадцать шестого звена — больше хоббиты не поддавались на подобные уговоры, тем более им было нечего противопоставить Лесному Шагу стазов, взявшему его на вооружение после первого в жизни применения, с перепугу, сестрами в том самом бою с шаман-со и твисотом, под самый конец, когда оба хоббита пошли ва-банк, а завизжавшие девочки размытыми полосами бросились в россыпную. Те же четыре дуота-млаза с пробуксовкой двигались и на магии с зачарованным оружием. Самые слабые звенья твисот размазывал по категориям, ни разу не дав возможности дважды подряд хоть вместе, хоть порознь выступить на одном и том же виде, вообще за прошедшие бои дав им сыграть парой всего дважды. Хоббиты, кстати, не имели права разбивать дуотов, а гимы указывали лишь одного хоббита, самостоятельно выбирающего себе пару.

Отточенные стазами звеньевые кантио успешно доказывали свою эффективность, как и техники на мечах и глефах, давшие с началом четвертого звена крен в сторону повадок животного-символа того или иного звена. Одна и та же связка в разном исполнении лишала хоббитов третьей группы легкой приспособляемости, как это вышло у первой и второй, начавших более-менее успешно противостоять и побеждать. Так дуот Хеап на третий раз применив парную комбинацию едва сам себя не зашиб, замешкался, и сперва прозевал удар Пэйп, а затем на копье насадили и Хэйпа, в общем, он удачно для хоббитов испортил себе шестую игру обидным вторым проигрышем.

Твисот оказался морально не готов лицезреть обнаженную эльфу, его предательские глаза то и дело смотрели прямо... прямо пониже ямочки пупка. Будучи мягном он участвовал в походе к источнику "скверной" воды и выжил при генеральном штурме лесной крепости Моара, как позже оказалось. Ставший вскоре хоббитом помнил мелькания голых защитников, юных и узких смесков, как позже выяснилось. И как некстати именно в тот момент, когда сиятельная Эасо обратилась к ним с той же формулировкой, как когда-то Моара, он встал и увидел эльфу в новом свете, а коварная память в насмешку и к стыду вычленила образы прошлого. Твисот справился, не будь он адъютантом шаман-тэ! Поставленный над двумя сотнями второй раз за день воспользовался советом своего командира — голова немного прояснилась, позволив разделить две сотни на три группы. На большее шаманского приема не хватило, благо его офицеры не лыком шиты — они сумели организовать сопротивление, проигрывая с честью. Так же, как молодежь валяла и кромсала щуплых и низких, так и стариков мутузили эльфята, на голову возвышающиеся над хообитами и прожившие даже больше лет, чем самые старые из них.

Продолжительность жизни мягнов не сильно отличалась от людской — полста лет. Шаманы доживали и до семидесяти оборотов вокруг Ра. Хоббиты, по словам высокомерыша, на несколько лет нагло занявшего лесной дом Моара под озвученным лишь кругу шаманов предлогом, в плане возраста сроднились с орками за счет необычного дара, наличие коего подтвердили феи, наглядно продемонстрировав его тогда и сейчас. Большей части преображенных после размыкания проклятья на крови уготованы судьбой лишь пара десятилетий сверху максимум. Твисот в свои тридцать с лишним считался у мягнов отслуживающим лямку сотника последние годы, после снятия проклятья у него появилась седина в волосах, как и у многих из тех, кто приближался к старческому порогу. Морщинки, опять же. Твисот знал — после катастрофы два года назад ему и иже с ним осталось десятка полтора лет — за время после гнева господнего прибавилось седины и морщинок, благо он поддерживал себя в отличной физической форме и пока еще успешно боролся с дряблостью.

Хоббиты-мужчины тяготились своей новой жизнью. Все дело в женщинах, коих насчитывалось до ужаса мало. Моара каждый полдень несмотря ни на что получал восхваления и моления за Родильню — ни один младенец не погиб, все здоровые. Новое поколение уже созрело для продолжения рода, и Фуагра, самый первый и лично Моара преображенный, как и весь его десяток, выучившийся на шамана и возглавивший общину на правах верховного шаман-нэ, отправляя твисота к сияющей, просил засвидетельствовать видение, выказать почтение, договориться о личной встрече и возможности благословления юных хоббиттес, вступающих в полиандрийный брак. Никто из хоббитов уже не плевался и не ярился, как после предложения Ноцуца о женщине с несколькими мужьями. Так сложилось — мужская часть населения Раледо подавляющая. К тому же, после катастрофы размыкание чар проклятья крови вело к неминуемой смерти — мягны с удвоенной силой принялись совершенно безбоязненно наседать, застопорив расширение Раледо.

Среди воинов двух сотен, подчиняющихся твисоту, был с десяток женщин, отдыхающих после родов. Они в свое время тянули лямку вояк армии мягнов и наотрез отказались принимать участие в воспитании или нянчиться с собственными детьми — на что же старые кошелки? К великому сожалению, прожженные бабы разродились, вынужденно, к слову, лишь дважды или трижды — дальше организм окончательно изнашивался, прекращая вырабатывать яйцеклетки. И таких большинство — убить животную половину это не скалкой пироги раскатывать. Со скрипом неспособные рожать соглашались оставаться в центре селения, воспитывать чужих детей и ублажать очереди из мужчин — тоже предложение Ноцуца. За это научившиеся готовить мужчины подавали разведенным самые лучшие блюда. Перед ними преклонялись и едва ли не на руках носили.

Небезызвестный Ноцуц помимо собственных исследований, включающих скрещивание со смесками, гномами, гоблинами и людьми, строил с шаманами новые знания на стыке двух разных подходов к работе с каким-то там энергиями — твисоту до них дела не было. Зато он вполне оценил результаты, мельком посматривая в сторону второй группы — в своей скорости шаманам не хватало. Потому он первым опробовал свою идею, отрезвившую от мыслей о... В общем, с того раунда успехи потянулись в гору, давая шансы на десятку.

Перед уходом одаренный печальными знаниями о возможности потомства лишь от людей, причем всегда с их доминантой — плод не смог до конца развиться в чреве матери-хоббитесы и убил ее, в отличие от успешно разродившейся человеческой женщины, — Ноцуц, так и не допущенный к феям в рощу Эльбра, в благодарность за возможность проведения своих изысканий насоветовал рожать раз в два года и отдал рецепт противозачаточного зелья, которое в сочетании с еще одним и специально разработанным камланием в особые женские дни гарантировало двойню, заумно обозванную им дизиготной. А так же и тройняшек, требующих особого ухода за матерью. Однако и двухлетний цикл, давший матерям в возрасте приносить за отведенное телу время не по два-три, а по шесть и более детей, не гарантировал смену поколений — слишком велик возрастной разрыв, слишком мало женщин, за право регулярного секса с которыми хотя бы раз в три недели мужчина должен был показывать и доблесть, и удаль, и хозяйственный качества. Потому Фуагра и круг шаманов ухватились за шанс окунуть в источник Живой Воды все женское население и омолодить его, подлечить — избранным оказывалась милость Эасо, порой она разрешала подолгу жить в ее вотчине.

Все пришедшие к эксцентричной королеве фей хоббиты знали о тяжелом положении своего народа. Оттого беспрекословно подчинились и разделись, оттого твисот без раздумий согласился на соревнования — он видел дальше чрезвычайно полезных и необходимых полетов и столь же требующейся невидимости. Природа разросшейся до небольшого леса рощи Раледо охраняла прекрасно поселение хоббитов, но не обеспечивала достаточного питания, а еще Родильня с купелью пока оставалась на отшибе...

Если хоббиты сознательно готовились к чему-то экстраординарному и с педантичностью военных исполняли волю Эасо, то гимназисты попросту перешагнули порог возгласов удивления и шокирующего остолбенения. Небывалая яркость красок завораживает? Счастье окрыляет? Медовые сласти самые-самые вкусные? Мурлыкающий говор понятен? Обычное дело! Чему удивляться? И цео события принимали как нечто обыденное. Подумаешь, какие-то полурослики? Пусть себе любуются красотой тела и в таком ракурсе, и под таким углом еще — они же такие забавные в своем смущении! После знакомства с Живой Водой оба эльфа ощущали себя заново рожденными — выучка не позволяла перед подопечными совсем уж опуститься до их уровня и ребячиться вместе с ними. А так хочется! Но нельзя, особенно ему, перешедшему на сверкающий ярус и вынужденному жестко контролировать себя и свою новую силу, по любому не осторожному желанию готовую выплеснуться, как это... И хорошо, кстати, что гаджеты самопроизвольно уснули, едва оба цео перелетели через портал, иначе бы из затерроризировало начальство и не дало наслаждаться благословенным местом, Обителью. Богиня воспринималась ими после бодрящего душу купания обыденно, без первоначального страха и трепета, а ее намек на индивидуальные подарки специально для цео заинтриговал. И на фей они, казалось, насмотрелись на всю жизнь вперед и за сказку уже их не считали, полагая равными — этому способствовали контролируемые ими состязания, испытывающие все три собравшиеся в этом удивительно прекрасном уголке стороны.

— Кто это, Понг? — добродушно спросил бывший Икарцео, когда понурый и порядком зажатый дуот притулился справа от него.

Сидящая на пятках супруга в распущенных волосах, локонами подчеркивающих треугольник между ног, целиком отдала внимание гомонящей первой цепи. Неол ревностно следил за успехами близнеца, взгляд его светло-карих очей уколол проходящего мимо дуота, но затрепетать ноздрями и сбиться с дыхания он не посмел.

— Слим, — дрогнувшим голосом ответил Понг, севший правее Пинга и сразу же начавший обеими ладонями мять по-прежнему осклизлый комок, продолжающий тянуться на северо-восток с желанием вырваться и умчаться туда, как угодно, как получится.

— К концу следующей недели мы будем приручать звеньевого питомца, — так же мягко произнес цео, озаботившийся состоянием приемного дуота. Выучка-выучкой, но он усыновил душой — за время отсутствия и в перерывах между раундами он не раз возвращался мыслями к Пингу и Понгу, надолго вышедших из поля зрения, включая возможности призрачных браслетов на руках и ногах.

— Без нас, — получилось грубовато.

— В смысле, — прянул ушами Пинг, — Сержи к концу, эээ, аудиенции научатся копировать внешность и наполнение. С ними других нам не надо, — как-то путанно и с опущенными к коленкам глазами.

— Хорошо. Завтра призову свой эталон и проверим умения Сержи, договорились?

— Да... — в последний момент на выдохе произнеся вместо "ага". Правое ухо Неола явственно ловило каждый звук, а левое понурилось. Правда, мигом встопорщилось и подверглось нервному ощупыванию под глухие удары сердца — настолько разностное поведение собственных ушей для эльфенка оказалось в новинку и он забеспокоился. Однако его беспомощный с нотками испуга взгляд не нашел лица цео, повернутого вправо, и Неол сник — так отвратно он себя давно не чувствовал.

— Неол? — прозевавший взгляд пропустить кардинальное изменение настроения позволить не мог.

— М! — отрицательно мыкнул сидящий слева, дополнив качением головы.

— С момента заслуженного наказания ты не проронил ни слова, Неол. Тебе не единожды советовали не выносить торопливых суждений и все идущие в разрез с твоим знанием утверждения, а так же все сомнения развеивать у старших. Это не зазорно. Пока ты стесняешься, Неол, другие обогащаются знаниями и опережают в рейтингах. Просто следуй наставлениям старших и беды минуют тебя. Итак, Неол, в чем причина твоей резкой смены настроения?

Распекаемый гим упорно играл в партизана, до белой полоски сплющив губы. Он больше не подглядывал за Ноегом, успешно принявшим на щит волну прозрачных муравьев, скосивших под корень траву.

— Твое молчание заклеймит тебя лжецом. Неол, ты ставишь под сомнение свою искренность и толкаешь к поднятию вопроса о повторении процедуры чтения памяти, — интонациями показывая тревогу и заботу, несмотря на озвученную суть.

Мальчик сжался и дернулся, будто его с размаху огрели кисой по лопаткам.

— Они...

— Они? — недовольно перебивая вопросом, импульсно сжимая запястье. — Неол, не разочаровывай меня. Я был среди цео, на второй цепи дважды вступившихся за тебя при поднятии вопроса о трансфере, не заставляй меня разувериться в правильности принятого тогда решения.

— Мои... — еле слышным шепотом. — Мои уши... стали... по-разному двигаться... независимо... от меня... — всхлипнув на последнем слове и замолчав. Шли секунды ожидания цео продолжения, как вдруг мальчик мелко задрожал, прыснули слезы, левая рука прижалась к левой трубочке.

— Неол, — низким приказным голосом. — Посмотри мне в глаза! Ты. Произнес. Утверждение. А. Не. Вопрос. Неверное утверждение автоматически приравнивается ко лжи, — расправляя полнящимися маэной руками трубочки ушей. Вытерев большими пальцами слезы, цео продолжил:

— Они действительно стали по-разному двигаться, но их мышцы сокращаются, реагируя на твои, Неол, эмоции. Живая Вода улучшила нас, потому и уши стали гораздо подвижнее, — продемонстрировав оттопыренное левое и рисующее кончиком круг правое. Правда, левое не избежало подергиваний. — Ясно?

— Д-да, цео... — сглотнув. Он быстро прощупал свои слуховой инструмент, едва только цео оторвал свои руки, и даже не заметил, как его правое запястье вновь сковал захват. Хорошо еще, чувства голода и жажды о себе не напоминали совершенно, тем самым облегчая багаж активных чувств.

— А теперь вернемся к "они", — твердо. Краска с кончиков заполонила ушные раковины целиком, щедро плеснув саму себя на щеки. — Итак? — Разбивая долгую паузу, требовательно спросил цео, крепче сжав оканчивающееся появившимся кулаком запястье. — Это останется на твоей совести, — прекратил давить цео, правой рукой которого мягко завладел Пинг.

Неол так и застыл, ссутулившись и повесив голову, играющую желваками. А Пинг налаживал контакт с рукой цео. Она заключила его ладошку в себя — он замер. Она совершила поглаживающее движение большим пальцем — он замер. Она сцепила замок с его пальцами — он замер. Больше кисть инициативы не проявляла, отдавшись на волю Пинга. Эльфик придвинулся почти вплотную — локоть мешал — и приступил к массажу. Он проминал пальцы пианиста, как их где-то немыслимо далеко обозначали по всплывшей ассоциации, крутил ладонь, продавливая точки то мягко, восемью пальцами, то сильнее, двумя большими. Понг продолжал упорно мять Слима, проминая и пальцами все еще стремящийся сбежать кусок по-иному ожившей воды. Альфарчик лежал на спинке скамьи с закрытыми глазами, сосредоточенно жуя руками слизистый студень. Возвращение дуота Панга ободрило вторую группу через Эёуха, чувствующего в озмеке, как рассеиваются грозовые тучи в сознании его друзей. Целый перерыв Хуан и Хоан всматривались, верно рассудив про не расположенность к немедленному общению.

Прижавшись с двух сторон к ладони цео, Пинг повернул ее с ребра вниз. Трижды эльфик убирал правую руку, следом возвращая и поглаживая тыльную сторону расслабленной кисти цео. Затем перевернул ладонь взрослого, положил ее на свое бедро, убрал правую руку на соседнее и замер. Необъявленный Акипцео прянул ушами, скосил глаза вправо, влево, а когда поднял прямо, его левая рука неожиданно для Неола разжалась и накрыла левую кисть Пинга. Зыркнувший вправо горемычный встопорщил уши, под разными углами сразу же обвисшими, и, скрипнув зубами и громко хлюпнув носом, все же разжал кулаки и сложил ладони на своих бедрах.

Все трое сидели у края скамьи и не облокачивались на ее спинку, вроде как тренируя осанку — умное растение подчинилось воле старшего эльфа, не став изгибаться и подстраиваться, как поступило с первой цепью. Решившись идти до конца, Пинг вздохнул и: вытащил левую руку; помогая правой, поднырнул за спину цео; дотянулся до плеча Неола, проводив свернувшуюся у шеи косу; ухитрился руку не ожидавшего такой прыти эльфика завести за чуть отклонившуюся вправо спину; повторил жесткий силовой захват на запястье, вновь перешедшим в кулак. Цео поймал полнящийся чувствами взгляд провинившегося мальчугана, любяще улыбнулся и обеими руками придвинул к себе двух тонкопопых. Прослезившийся Неол перестал сопротивляться и никого больше не стесняясь забился макушкой в горячую подмышку, тихо разрыдавшись еще и от узнавания пальцевого телора и малора — цео сынкантил Отвод Взгляда(!!!), сберегая остатки его гордости.

Почувствовав расслабление, Пинг, правой рукой водящий по боку цео, разжал оставившие красные следы пальцы и накрыл своей ладонью его кисть. Медленно и аккуратно он начал водить рукой Неола, считая сверху вниз и снизу вверх легкодоступные позвонки чуть ли не мурлыкавшего цео, поглаживая мышцы спины, идущие вдоль позвоночного столба. Когда подуспокоившийся Неол проявил осторожную инициативу своей правой рукой, Пинг отвел ее на левую половину и отпустил, согнув локоть и прижав большой палец к своему плечу — он бы и рад обнять полностью, обхватить руками и ногами, сильно-сильно прижаться и забыться, но нельзя. Ему вскоре и так стало подмышкой жутко приятно — уголек ревности замерз. Понг тоже в стороне не остался — поерзав, он вскоре спустился со скамьи и уселся в позе лотоса на ступнях цео, облокотившись на ноги спиной и опрокинув голову. И тем не менее, продолжая мять все больше успокаивающегося и не пытающегося во что бы то ни стало немедленно сбежать Слима.

— Панг? — растерялся Неол, решивший поводить рукой Пинга, когда завершился объявленный десятиминутный перерыв перед метанием и стрельбами, начавшихся с пятиминутной разминки. Он вынырнул из пригретой подмышки, растерянно переведя взгляд со свободно прошедшей через голову Понга руки на лицо цео.

— Панг, объяснись, — вздохнул взрослый, сопоставивший свое ощущение и контролируемый внутри двух тел всплеск маэны с чьим-то лопнувшим терпением.

— В чем, цео? — невинным голосом сбоку.

— Почему Неол не может вас обоих потрогать? — конкретизировал старший.

— Мы советами помогли исполниться мечте дуота Енго, вроде как принявшего дружбу, — упавшим голосом. — Мы подсказали, как фениксов сдружить с окружающими, а потом и как научить их не бояться воды. Мы помогли им прийти в себя, и вот уже как девять раундов и весь перерыв Неол наслаждается зрелищем и витает в облаках, а Ноел радуется семи достонам и прикладывает все силы к получению еще двух. Мы не дождались ни одной благодарности, и наша вера в дружбу с дуотом Енго иссякла. Чтобы не совершить выплеск чародейской силы наружу, мы направили ее вовнутрь так же, как с лавандоглазым цео. Отныне мы не видим, не слышим, не чувствуем, вообще никак не реагируем ни на него, ни на дуота Енго, не можем быть и объектом магической привязки. Потому они могут косвенно видеть отражаемый нами грубый свет и слышать издаваемые ртом звуковые волны, но ни потрогать не могут, ни магическим или истинным зрением разглядеть, ни ударить оружием, а носящий их аурный отпечаток сюрикэн минует нас — чары распознают.

— Нам нельзя, — похоронно подхватил Понг, — выпускать чародейскую силу наружу — наша универсальна и прорывает барьеры оши. Потому мы, однажды наученные, теперь исключаем всех субъектов, заворачивая и замыкая вызываемые ими в нас выплески чародейства на себя самих. Как научимся прилично или хотя бы пристойно владеть своими способностями, тогда и попробуем убрать внесенные изнутри изменения... — завершил сидящий в ногах исчерпывающий ответ.

— Вот даже как... — протянул цео, прижимая к себе съежившегося Неола. — Панг, Понг, вы оба расценили поведение Неола и Ноега как отказ от опрометчиво предложенной дружбы, почти сразу начавшейся с исходящей от вас боли и унижения? — Его рука уже не ласкала пояс Пинга, была напряжена и неподвижна.

— Нет, — спустя долгую минуту откликнулся Пинг. — Нас покоробило собственное неумение заводить и поддерживать дружбу. Дуот Енго просто стал олицетворением этого... Поэтому мы так радикально оградили себя от дальнейших поползновений как конкретно в его сторону, так и по отношению к остальным. Енго все равно не замечал нас, а нам так легче теперь обуздывать себя и одергиваться от отношений, которые могут привести к опасному для окружающих выплеску неконтролируемой силы.

— Панг, — проникновенно ужаснулся цео, потрепав за пояс и пошевелив пальцами ног, — а как же ты будешь учиться дружить, оградившись ото всех?

— Панг, прости меня, я... Я... — но так и не смог досказать мысль, услышав начавшего монотонно говорить одновременно с собой.

— Панг, — не выдержал в тот же момент в озмеке Хоан. — Чего вас обоих шатает, а?

— Не ото всех, цео, — подал голос Понг, прижавший к груди напротив сердца аморфное тельце не пойми кого. — Эёух сам захотел и всеми силами несмотря ни на что стремится в этом направлении... Кагифэ... Сержи... Вы... Вот еще Слим нарисовался... Дуот Панг иной, общепринятые мерки и пути не подходят, — вздохом поставив точку. — Отстреляйся сперва. Сделаете декаду — расскажем с подробностями. Ладно? — в то же время ответил Пинг Хоану, согласившемуся подождать.

— Неол попросил у вас прощения, Пинг и Понг, — превратил точку в запятую эмпат, упомянутый дернул ушами, повозив ладонью по его спине.

— Мы не видим его вины, цео. Мы погрязли в своих проблемах и не уделили ему должного внимания — вот и плачевный результат.

— Тише, Неол, — попытался цео голосом, помимо руки, успокоить свернувшегося калачиком у — и "на" тоже — его бедра и смачивающего его слезками. — Я с каждым отдельно позже поговорю... Неол, прекращай давай! Скоро церемония награждения, прояви уважение...

— Пруд с живой водой растворяет негатив, — как бы между делом заметил поднявшийся Понг, севший рядом с Пингом, прянувшим ушами с минорной миной миниатюры лица, нехотя отодвинувшегося от цео.

Взрослый подхватил ребенка на руки и унес, а Панг был вынужден натужно улыбнуться сразу же нашедшим их взглядам.

Торжественная церемония отказавшихся вместе с цео от показательных выступлений перед порядком уставшими соревноваться участниками Пинга и Понга не тронула — сказались эмоциональная и умственная измотанность Альфы и Бета, заболевших апатией и синдром меланхолии из-за частого переформирования массива из слоев памяти. Выстроился круг из лучших в от трех до пяти состязаниях? Эасо исполнила дивный танец, охватив каждого? Выстроился меньший круг из лучших в шести и более, в который вновь вошли все козы? Очередные танцевальные порхания, захватывающие дух божественной красотой? Что, так это и есть твисот и шаман-со, вместе с двумя стазами из четвертой цепи(!!!), Эёухом, Енго, Кюуком, Чаэлом и кучерявым хоббитом получившие третьим даром возможность на других инкантить длящиеся триста девяносто ударов сердца — для эльфов, у хоббитов тоже согласно их возрасту — дарованные Крылья Кагифэ и Невидимость второй степени(!!!)? Хм, один Эёух стал лучшим из лучших, покорив планку в десять и получив в придачу ясновидение, позволяющее после настройки рассматривать происходящее за тридевять земель в самой глубокой шахте? Что, зрители дружно симпатизируют горстке, не смогшей набрать три достона? Им тоже крылья? Что, коэффициент достонов лучше у эльфов? Хм, дуоты — это два в одном и обделять половинку плохо, потому давайте наградим обе команды, а способности гимов растянем на близнецов и сестриц?

— Кьяа! — вместе со всеми по окончании хоровода фей-устроителей командного турнира, объявивших Дружбу победительницей.

Как бы то ни было, устроители добились атмосферы игр, замешенной на здоровом духе соревнований. Кровь не хлестала во все стороны фонтанами, отрубленные конечности вместе с рваными ранами казались чем-то искусственным и позывов к рвоте не вызывали. Постоянное внушение о том, что все понарошку, вкупе с серьезной, но терпимой болью, память о которой оказывалась совсем не страшной, сделали свое дело — дети счастливы и довольны, и взрослые хоббиты не стремятся разрушать идиллию — под влиянием фей они не показывали своего явного удовольствия, не раззадоривали эльфят, не обижали и не оскорбляли их смехом или жалостью.

Опасающиеся, но не смеющие возражать цео, всего не одобрили и не посчитали пользительным, заочно видя будущие проблемы своих коллег после возвращения детей в дуодеки. Детей, теперь ставших еще выше из-за наград, детей, уже ставших объектами зависти, детей, ставших по ночам неподконтрольными в своем Венечье. Дело цео маленькое — ворох проблем на плечах ценов. Задача двух присутствующих в рощи Эльбра старших эльфов сделать для своих набольших детальный отчет, а те уж разберутся и примут соответствующие правильные решения — в конце концов, все они в одной лодке оказались, из-за раскачивания которой страдают в первую очередь малые, видящие слабость взрослых перед сыплющимися как из рога изобилия катаклизмами. Один Великий Мэллорн знает, чего им стоили несколько по-яловски чудовищных месяцев после Диасаестусирарум! А тут ночью еще невесть какая беда приключилась, грозящая неизвестностью — тогда хоть саму плоть земли сотрясало да вполне понятные явления происходили, влияние коих удавалось либо нивелировать, либо компенсировать. Они тут веселятся, а сотни ребятишек из-за толчка спешно прорастают магией... Оба достаточно дисциплинированных цео старались гнать от себя заботы своих старших, владеющих большей широтой знаний и полномочий — на них нежданно-негаданно свалились приемные дети, которые не дети... а ходящие источники неисчислимых проблем!

Глава 29. Подарок

Пока вся толпа висела над кронами и любовалась закатом после охов и ахов от преображенного фонтана с величаво кружащими над ним Зефом и Фифом и водружения на головы Иэру и Аэнли золотых венцов, по факту короновавших и "вызвавших" повышение статуса до подобного императрице-матери (увеличенные фигуры и сотканные из света Ра крылья), Панг передал Эёуху сжатое повествование, повергнув того в оторопь. Это объясняло, почему Неол выглядел контуженным на голову и чурался Пинга с Понгом, не дав брату пожать их руки, впрочем, никому кроме Хоана и Хуана не предложенные. Феи не дали задуматься над этим, увлекая всех к следующему чуду.

За догоревшей киноварью заката последовал долгожданный пир. Яства полнили укрытые кружевными скатертями столешницы, парящие в основном на высоте семидесяти-восьмидесяти сантиметров. Фруктово-ягодно-медовые напитки реками текли из невиданных кувшинов, пузатых и вытянутых, толстых и тонких — их всех объединяло почти невесомое хрустальное исполнение с переливами цветов, будто акварельные краски намешали и сняли отпечаток с размытыми границами веселых пятен и клякс. Причем, если наливали гимы, то алкогольный градус соответствовал номеру цепи, для хоббитов и старших эльфов от десяти — дурманящий напиток веселил, сохраняя в рамках координацию и соображалку. Салаты, пирожки, пончики, ватрушки, мороженое — обилие двух-трех компонентных десертов, закусок и других вегетарианских блюд, гламурно или подчеркнуто скромно украшенных на многоярусной посуде, успешно конкурировало с много ингредиентной поварской магией "все-в-одном". Победа, несомненно, досталась древу Кагифэ, разбавивших стол не сырыми рамбутанами, фейхоа, мангостинами и плодами литчи, принесенными из домашних садов, а запеканками и окрошками. Был и узвар: сок при помощи магии сцедили, разварили полученные сухофрукты, заправили медом и остудили. Находчивая Иосли раздобыла желатин и сделала из узвара мармеладные кубики. Дети не боялись заработать диабет и весело реагировали на: "А не слипнется ли...?" Впрочем, хоббиты сами не отставали, устроив праздник желудка — провожая Ра, твисот узнал от специально подлетевшей Эасо о согласии встретиться с Фуагра за неделю до грядущего праздника равноденствия. Новость пожаром разлетелась по обеим сотням, с искренней охотой окунувшейся в праздничную атмосферу. Совместные танцы под аккомпанемент незнамо откуда взявшихся инструментов, на которых играли в основном цео, еще сильнее сблизили участников соревнований общими воспоминаниями, наполненных искренней радостью и весельем. И к ялу все невзгоды!

Пингу приглянулись ажурные салфетки на плавающих в воздухе ромашках, распространяющих дивные ароматы — привет из Эжзасза и от хомяка-Лейо. Понг оценил разудалые пляски хоббитес, устроенные под дикий перестук барабанов с выбиваемой шаманскими бубнами мелодией, близкой к стилю "пси-транс" — завлекательная простота зажигательных "дрыганий", как озвучил Понг за цео его же "фи", подхватилась млазами за милую душу. Дуот Панг засматривался на полеты фей под флейты певших дуэтом цео и заслушивался малиновым звоном хрустальных колокольчиков, незнамо где прячущихся в прелестных крыльях. Однако, скопированное у цео кантио Отвода Глаз большую часть времени защищало болезных от тяготящего их внимания окружающих, оставляя в памяти имеющих поводы к веселью лишь мелькания с рассеянной улыбкой, обращенной к ягодному безе, безумству на танцплощадке или жизненному анекдоту. Братьям Эёух, правда, дуоту Пангу пришлось клятвенно пообещать отыскать кроху хорошего настроения.

Закрома Панга-Лиса пополнились очередной модификацией языкового инфэо. Память услужливо подсказала прозрачную дымку понятийно-ментального поля, которым пользовалась девчушка и пришедшие за ней — лексика их лора и диалект сохранились со стародавних времен, однако при первой встрече фея и люф прекрасно друг друга поняли. Для обеспечения понимания между представителями разнящихся языковых культур Эасо применила более развитый вариант той же магии. Панг-Лис не обзавидовался, но с призывом Сержи для отвлечения потоков сознаний занялся разложением встреченного инфэо на составляющие элементы — Кагифэ общались на лоре, знание которого им в свое время подтянул Лейо. Личная же проблема языкового барьера решилась давно и в достаточной мере надежно, трудностей с верхним и нижним элором никаких не возникло, например.

Обуреваемый негативными мыслями Лис, проснувшийся с пробуждением Слима и занявший место во многом синтезированной из него самого и противоречивой личности Панга, через ассоциации с языками увидел печальную спираль дороги с ухабами по осени. Все ключевые и самые болезненные события оказались с нею связаны: шалящее сердце ослабило связь тела и души, выдернутой наугад Вратариусом и помещенной в новосозданное тело люфа, уроженца Глораса; через год он потерял первую любовь; той же осенью его все предали и пленили кристалл с его душой; два года назад он сбежал; два года назад он стал сиятельным; два года назад он вознесся, не обладая ни граммом знаний о том, кем стал; два года назад он стал зарвавшимся Венценосным Богом, ни яла не ведающим; два года назад он познал Хаос, вобрав его в себя и умерев; два года назад он переродился благодаря своей предусмотрительности, но сразу же оказался в оркском аду из-за неусмиренного Хаоса, заточенного в собственном пламенном сердце; дни назад он познакомился со Смертью, почти ее аватарой. Год, десять, два, впереди двадцать до очередной вехи. Тенденция угнетала, взращивая чувство мрачной обреченности перед неизбежным Фатумом.

Эёух — один из лучиков света в темном царстве, отрада... Два близнеца с очами изумрудных морей, ради сына испаренных бы... Лис сжирался виной заживо, все понимал и ненавидел себя за легко давшиеся слова, обращенные к единственному сыну, брошенному после зачатия. Пока Пинг и Понг нежились в свете любви цео, Лис прятался в Сержи за маревом из энергий, обслуживающих двухядерный биокомп. Горькая ухмылка нависла на его виртуальном лице от факта эксплуатации собственной рефлексии — чего добру пропадать зазря? И Лис вкалывал всеми доступными ему двадцатью четырьмя потоками.

Виртуальный контейнер с эмуляцией потока сознания — идея фикс, захватившая Лиса. Гамма-Дельта помнил побочные эффекты снятия матрицы с сознания с последующим выдуванием в подобие, открытое и доступное для влияния на оригинал. Защита оши — калька, брэмпэтэ — ватманская бумага, пройти ментальные блоки и щиты чревато только для случая с чародеем, и то до переваривания собственных способностей, по большей части мертвым грузом захламляющие склады. Лис клепал эмулятор. На первых порах годился кривенький, в смысле, с ограниченной функциональностью — побудить к действию, притушить предрассудки.

Шныряя между ног — нет, ну другие, конечно, шмыгали на спор, но размеры ежей им самим такое не позволяли, — Лис подслушивал, выуживая поверхностные мысли и образы хоббитов через аурное взаимодействие. Эёух продолжал украдкой стрелять глазками в тазобедренную область некогда мифической расы — Пинг и Понг легко поклялись, сами склоняясь к расслаблению подобным образом. В полном соответствии с вдалбливаемой гимназией концепцией жизненного уклада, совершенно дикарского для того же Груздя, балующегося чем-то подобным, но вставшим на рельсы выживания и потому общественно порицающего распущенный и полный пошлого разврата образ жизни тех, в чьих жилах таилась хоть капля эльфийской крови, дарящей долголетие.

Создание эмулятора Лис обуславливал необходимостью тонкого и незаметного воздействия без непосредственного проникновения, виртуальность позволяла дропнуть имитацию потока сознания, ИИ, после выполнения поставленной задачи — и овцы целы, и волки сыты. Досадный инцидент с Енго реально мог не произойти. Близко сходиться с кем-либо, как вышло с Эёухом, Лис, а значит и дуот Панг, не намеревался, потому малое корректирующее воздействие попало в разряд разрешенных. В текущей ситуации иного решения не придумывалось все равно — имеющиеся средства носили массовый характер, для первой и второй цепей не годились, тем более шаманы вполне компетентны. Наваждение могло бросить тень на отношения Раледо и Эльбра. А тут главное подтолкнуть, дальше дуоты своего не упустят — укромных кустиков предостаточно.

— Чего не знаю, Мимрш? — елейно спрашивал Пинг, обнимая пьяненького за плечо.

Лис вытащил из памяти порядком запылившееся желание, когда-то отброшенное сразу по возникновении, а сейчас взращенное в дуоте Панге. Когда-то ушедшая с Иэру и Аэнли пара хоббитов установила стойкую гетеросексуальность — Моара поддержал, в империи Мяу так. Через несколько месяцев ушедшие, не выдержавшие внимания, вернулись, принеся с собой поистине страшную весть, повергшую в долгий траур и спровоцировавшую окончательное обожествление, через десяток лет сильнее окрепшее, а уж после коронации четы Кагифэ, вынужденной изощренно увиливать от твисота с шаманским хвостом...

— Гимов учат не только убивать, но и доставлять наслаждение... — томно добавил Понг в ухо Мошри так, что и это услышали все эльфы на метров пятнадцать вперед. Дуэт флейтистов как раз наигрывал способствующую поднятию интимного настроения мелодию.

— Неужто вы не пробовали ничего из раздела "сзади"? — продолжал улещевать Пинг. То, что все четверо стояли спиной к остальным, не мешало им наставлять уши и мотать на еще пока только в проекте существующую косу. Еле удалось подгадать с мелодией и компанией — четыре стаза, близняшки, и дуот Эёух с близнецами-стазами о чем-то беседующие с большой группой из тех, с кем чесали кулаки.

Смена амплуа обязательно аукнется, ну да это проблемы будущего, Лис ничего серьезного не усмотрел и продолжал вести двоих.

— Ну... это...

— Нахал!.. — а сама опустила руку Понга себе на бедро. — Мы и так раздеты всюду...

— Хех, раздел в книге, — ущипнув. — С гимами не зазорно, Мимрш, и как приятно-о-о...

— Книге? Вас учат по книгам, Понг? — ехидно подлавливая.

— Все-все на практике, Мошри! Мно-ого практики... — делая очередной шажок к роящимся над кустарником светлячкам. Сумерки превращались в прохладную ночь. — В камасутре столько любопытных поз! Вот ты, Мимрш, сколько знаешь?

— А книга с картинками? — еще пуще зарделась хоббитесса, давно лапающая Понга. — У... у нас не принято... так открыто... — мямлил хоббит, по-военному держа руки по швам. Еще бы, одни из самых молодых, несмотря на прошедшие года.

— Ага! Целый сборник живых картинок! — пытался эротично вещать Понг. — Представляешь, у некоторых эльфов это настольная книга, да-да!

— Угу, а другие держат ее под подушкой и сверяются с инструкциями... — и глазом не моргнув на поперхнувшихся подслушивателей.

— Обязательно спросите у эльфийского посольства, когда оно придет в гости. А пока его нет, мы на практике...

— Поучимся! — подхватил Пинг, еще на метр отводя в сторону. — Смотри, Мимрш, ты тоже вовсю хочешь!.. — жарким шепотом кивая на эрекцию. — Ну чего упираешься? Неужто не нравится моя попа? — убирая руку с плеча и кладя его ладонь себе на ягодицу.

Пока дуот Панг с ускорением вел в едва подсвеченные светляками уголки тех, кто однозначно и легко ему поддался после непродолжительного знакомства с иными нравами и расами, девчонки начали быстро кооперироваться и расхватывать загодя запримеченных хоббитов, совсем против ничего не имеющих. Феи отвлекли первые две цепи, устроив совместный хоровод, уменьшив численность роящихся фонариков, отправленных в дубовые кроны бросать фигурные тени, глушащие посторонние звуки. Подбодренный Эёух и стазы повели стыдящихся смелых, обрабатываемых Лисом, в ближайшую сторону — сестры, которых Лис тоже подтолкнул, упорхнули за пруд, специально подальше. Так практически стихийно и вроде как с обоюдного согласия начался второй этап знакомства. Причем, оставшиеся хоббитессы так и льнули к цео с самого начала пира — на долю старшего никто из младших не позарился, хоть и облизывались, — а после шутливого замечания Эасо о пропущенном показательном поединке и цео оказалось не отвертеться. Лис сразу всех обработать не мог, потому оставшиеся хоббиты рассасывались еще долго.

Пенис взрослого хоббита соответствовал по размерам таковым у гимов пятой цепи. Пингу, да и другим, не составило труда самим прижаться спиной, поймать в себя мокрые головки и начать двигаться, применяя практически универсальные знания. Дальше дело быстро наладилось. Умелая четвертая цепь после первых сливок приступила к оральным ласкам, тем самым легко подготовив собственное вторжение. Третьи демонстрировали сладость эротического массажа, жадно выпивая эмоциональный отклик. Всем без исключения понравился опыт с щекочущими пах волосами, но не всем пришлось по вкусу их лизать.

Пинг водил руками по внутренней стороне бедер, едва-едва касаясь своей нежной и бархатистой кожей огрубевшую поверхность, прекрасно зная о волне жара, идущей во след. Вспотевший Мимрш, чьи ягодицы буквально недавно тряслись в экстазе, блаженно распростерся на спине и вяло препятствовал блуждающим по его телу рукам, все смелее и глубже заглядывающим в девственную дырочку. Уплывший поначалу и не заметил, как пальцы сменились, начав мастурбировать в такт. Пинг проявил силу, вовремя ухватившись в районе сгиба ног и не дав дернувшемуся соскочить. Эльфик хихикал на борцовские приемы и сопение, вжимаясь и чаще шлепая. Первая победа лишь ознаменовала смену поз. В итоге, как и многие другие во ставшим вдруг необъятном малиннике, хоббит громко взвизгнул, брызгающе изливаясь, и более не препятствовал, отдавшись чужой воле, несущей острое наслаждение. С поминутно сгорающими и выстуживающимися щеками он послушно дал прижать свои колени к груди и мутными глазами всматривался в серость раскосых очей напротив, стремящихся забыться на волнах, извергающих чужой вулкан в первый раз и готовящих еще один, опять же, для него чужой, к третьему. К двум присоединился подглядыватель, привычно действующий рукой за кустами — Пинг позвал, оказавшись зажатым между двумя. А Понгу и звать не пришлось — жены чаще занимались сексом одновременно с двумя, а то и с тремя мужьями. Правда, вскоре второй муж Мошри узнал новую позу, оказавшись в Понге, лежащим на хоббитессе, и к его изумлению скорый оргазм от вращательных и ритмичных движений оказался бурным и обильным. Не успел мужчина опомниться, как его оседлал темненький эльфик, а его женушка, некогда вернувшаяся обратно с брюхом, второго понесла именно от него — лицо в лицо вылитый он, — усталая и полусонная, вдруг от шепота Понга взбодрилась и стремительно убежала за большим иглокожим... Додумать он не успел, почувствовав резкое вторжение. Возмутиться он не успел — его губы накрыли, его пятки оказались рядом с его же лицом, его руки тоже зафиксировали, а бешеный ритм сильных ударов родил из боли тянущую сладость. Его освобожденные губы расплылись в глупой улыбке — тот факт, что его жестко имел ненасытный мальчишка, которому до созревания еще десять лет, а он вначале не мог, а теперь и не хочет это безумство прекращать, рассмешил мужчину, вынужденного тайком сливать в холостую, дабы не топорщилось когда ни попадя. Недавно железные руки стали шелковыми, размазав семя по груди продолжающего глупо лыбиться после третьего сладострастного крика. Он и не заметил, как созданное расслабляющим массажем сладкое марево дремы укрылось одеялом сна. По возвращении круг шаманов легализовал гомосексуальные отношения в пределах сложившихся хоббитских семей.

Особое внимание Лис уделил бывшему Икарцео. Его супруга прекрасно справлялась с тремя: твисот между ног, еще один офицер оприходовал грудь, мошонка третьего то и дело каталась на женском язычке — ягодицы последних двух достались правой и левой руке смазливой цео, чьи юркие пальчики вскоре нашли путь к и приступили к стимулированию простаты. Супруг применил теорию на практике, сам себе уменьшив пенис, но совершенно не озаботился семенем, которого без серьезного намерения недостаточно для зачатия как с эльфой, так и с альфарой. Но не с хоббитессой. Исследования Ноцуца Лис добыл, Эасо и так знала, а Живая Вода провела божественную волю и желание до адресата.

Кендеры — большие выразительные глаза на миловидном лице с заостренными ушками, ловкие пальцы, гибкое тело. Хоббит-кендер аналог пары гном-дварф. Задумка Гаера, воплощенная с дополнениями Лисом с одобрения Эасо.

Божественная фея готова была вычистить кровь от остатков проклятья всем без исключения хоббитам, тем самым превращая шанс на выживание в непреложную данность. Она же обронила фразу про огненное семя чародеев, приносящее невиданное наслаждение. Лис подначил хоббитесс — пока одну ублажали губы, вторая обжимала мужское естество, теребя мошонку пальцами для ускорения. Все же уменьшенный пенис эльфа оказался больше любого хоббитского, Лису оказалось легко воздействовать на самок, за собой срывающих оргазм распластанного на земле самца, руки и ноги которого ласкали еще две женщины. А продолжительное и обильное излияние позволяло второй успеть сесть и получить свою порцию — первую наездницу, уплывшую в экстаз и начавшую заваливаться от бессилья, еле успели подхватить на руки. Так и пошло... все четырнадцать успели принять семя, и даже деликатно спроваженная Понгом Мошри, успела под раздачу, пятнадцатой.

— Вот-ж Самец! — уперев руки в боки.

— Кхе... — крякнул безвольно разлегшийся, горестно вздохнув и закатив глаза.

Он чувствовал себя выдоенным до дна, что красноречиво подтверждали пятнадцать женских тел, облепивших живую подушку со всех сторон и во всех позах — стрелки их внутренних часов давно перевалили за деление "сон". Она уперла взгляд в женскую ручку на мужнином члене, под ее уязвленным пятикратным перевесом взглядом начавшим со стоном набухать.

— Спаси... — жалобно и беспомощно пискнул супруг. Супруга приподняла брови, встретилась с ним взглядом и заливисто расхохоталась. Супруг еле успел поставить Полог Тишины, просительно вздохнув с укоризной, а потом еще раз, но с довольной усталостью — рука во сне потеребила его хозяйство, вызвав новую волну безудержного смеха. В конце концов, он лично занялся складированием спящих в общую кучу, рядом.

— Прошу внимания, — прожурчал ручеек божественного голоса, пролившийся от флюоресцирующей бабочки неброских радужных тонов, кокетливо подмигивающих незначительным изменением интенсивности свечения.

— Доброй ночи, сиятельная Эасо, — встали сконфуженные ее появлением. Немного магии во время подъема и сошли все следы оргии на теле, мгновенный шквал в ауре привел ее в относительный порядок и яйцевидную гармонию.

— Доброй ночи, сверкающий Шофхаррэ и Блистательная Олкосианэ. Долой официоз?

— Долой, — согласился давненько не слышавший своего имени, держа заткнувшую за уши и откинувшую на спину серую копну сеющих голубоватые искорки волос супругу под локоть. Отблескивающие металлом пшеничные волосы супруга искрились лазурью и такой же пышной волной стекали по спине.

— Мой... подарок своеобразен и не может обойтись без вашего согласия. Прошу, присядьте, — зеленый всполох за секунду вырастил травинку до размеров скамьи с закругленными вниз трубочкой краями. — Позвольте представить: хоббиты и кендеры, — перед сидящими и почти боком к ним развернувшейся в воздухе феей появились две пары визуализаций. — Для них будет действовать правило матери. Средний срок жизни — восемьдесят лет, способные шаманы и колдуны — порядка ста десяти, — сухость и монотонность напрочь отсутствовали. — Половое созревание примерно в двенацать. Кендеры не смогут общаться с природой подобно хоббитам, они будут отличаться миловидной внешностью, повышенной ловкостью, прочным скелетом, лучшей иммунной системой, чуткими зрением и слухом. Принявшая мое сияние Живая Вода поможет свершиться оплодотворению вашим семенем, а еженедельный обмен энергиями с вами поможет успешно выносить и разродится кендерами — у каждой ожидается четверня. Тохкалошфо, примите мой... подарок? — глядя испытующе.

— Нам... — цео выглядел и вел себя мальчишкой, пойманным в начале первых в своей жизни предварительных ласк.

— Лестно, — довершила мысль приревновавшая супруга. Последовавшее долгое переглядывание с мужем смыло багровые краски. — Скажите, подобное вечернее поведение нетипично для них?

— Верно. Объясняемая эльфийским очарованием раскрепощенность снимет возникшую в их обществе напряженность. Предупреждая следующий вопрос, отвечу — в естественных условиях смески невозможны. Кендеры и хоббиты — полноценные народы одной расы, как гномы и дварфы. Или феи и фэйри. Если вы, конечно, согласитесь стать отцом и матерью народа кендеров. Думаю, проблему коммуникаций решат высказавшие желание помочь Иэру и Аэнли путем установки в пределах каэлеса Ахлессен стационарного Свитокпортала в Раледо. Кстати, за гимами присматривают феи Кагифэ, течение времени я замедлила — обдумывайте в спокойствии. Если решите положительно, то вам, милая Олкосианэ, следует наполнить чрева крепко спящих своей маэной. Засим оставлю вас. — Эасо подчеркнуто оставляла последнее слово за эльфами.

— Пожалуйста, ответьте... Почему мы? — задал волнующий вопрос Шофхаррэ.

— Вы это уже знаете, цео, — загадочно ответила Эасо, покинув укромную ложбинку, обложенную кустами малины. Радужный след скоропалительно истаивал, безнадежно отставая от хозяйки.

Серые тени, одна темнее. Колышутся травинки, беззвучно. Свет обновленного Бодо. Теплый? Холодный? Колеблется. Свистят ветры, грохочут океанские валы, мечутся облака — льется с небес шарм ночи. Неприкаянные тени, одна темнее. Матовая серость, ни блика. Темное пламя во лбах. Теплое? Холодное? Колеблется. Яростно сияние, испепеляющи эмоции, громоздятся мысли — пылает внутри частица сына.

Мышца дернулась, вогнутый прогиб сменился выпуклым. Гуляют тихие тени, криво на думы ложась — они появились перед, одна за спину ушла. Неслышная мыслеречь накалила двоих, вздрогнувших и осунувшихся. Темненький зарылся, скрывшись за ширмой волос — маленькие ладошки бархатом заскользили, острые локти кололи воздух, грудь распласталась по могучей спине, щека прильнула, боясь быть вспугнутой.

— Извините... — Пинг не отвел пустые глаза. Что так, что эдак — все плохо.

— Тьфу ты!.. — цео раскрыл руки и раздвинул колени.

Пинг ни мгновенья не думал. Подбежав, он обнял широкий мужской торс. Две ладони легли на ягодицы и плотнее прижали, следом плавно переместившись на спину и пояс.

— Дети — цветы жизни. К ним нельзя относиться беспечно, — тихо заговорила женщина, гладя обоих по голове. — У фей Ульи, а мы носим дитя под сердцем. И они... Чувства матери формируют судьбу, Панг, развивающийся плод впитывает ее флюиды. Младенцы с эльфийской кровью очень чувствительны к эмоциям окружающих, агрессия и негатив угнетают цветы жизни... Естественная реакция на внешние раздражители строит ограждающую раковину, закупоривает каналы взаимодействия. В самом раннем возрасте кристаллизуется ядро будущей личности, ее способности и склонности.

— Дело в нашей клятве цео, Панг, — вздохнул мужчина. — Мы не можем разорваться между вами и ними. Наши метания скажутся во вред как дуодеку, так и... кендерам. Душевный разлад горек, он принесет несчастье... Нам противен путь меньшего зла, но дуоты роднее и важнее, мы не...

— Шофх... можно? — цео судорожно вздохнул, правая рука сместилась на затылок Пинга, начав массирующе ласкать голову.

— Наедине можно, — согласился эльф, не уследив за упавшей за ухо каплей.

— Спасибо, папа... — Пинг и Понг с двух сторон сильно-сильно прижались.

Тихо ахнув, Олкосианэ обняла всех троих, целуя мужа в плечо. Немая сцена длилась до легкого всхрапа со стороны кучи-малы из хоббитесс.

— Обмен энергиями определит пол всех... шестидесяти, — решил продолжить голосом Пинг. — У Раледо острый дефицит женского пола, их будут холить и лелеять. Фонтан Эасо способен прочесть ваши... души. И создать клона, точную копию сосуда души. Во время сна оригинала сознание может переместиться в дубль, сиесты и ночи... должно хватать... Живая Вода же восполнит траты жизненной энергии, сделает переходы равноценными глубокому и спокойному сну. Портал откроет доступ к Бразхаону, учебному полигону для четвертой цепи. Шаманы помогут с Чёча, а за разрешение забирать часть собранного урожая откроется свободный доступ к ручью с живой водой. Взаимовыгодное сотрудничество и ваше... душевное равновесие...

— Мы не желали зла, простите за самодеятельность... — зажмурился и сжался Понг.

— Прощаем, дети...

— Прощаем, — эхом откликнулся муж. — Так это чей подарок? — по-доброму ухмыльнувшись и качнув головой и пощекотав волосами Понга.

— Идея наша, — всхлипнул Пинг, размазав сопли по груди цео и высморкавшись в подоспевший платок Олкосианэ, вынутый ею из субпространственного кармана, привязанного к брэмпэтэ.

— Идейные вы мои... Понг, айда вперед, подождем Олко.

Минуту спустя головы Пинга и Понга лежали на плечах цео, ноги и руки обнимали его. Огонь внутри Лиса стихал — Оэлфлэо преодолел последствия, его чувства отражались в Пинге и Понге. В странном симбиозе оформлялась неординарная семья с кучей скелетов в шкафах, подполах и чердаках.

— Панг, ты знаешь, что подслушивать нехорошо? — решая отвлечь.

— Оно как-то само собой, — елозя ухом по изменившим мягкость мышцам.

— Расплывчато... — вздохнул цео. — Вы ребята умные и понятливые. Я приветствую откровенность, мне нравится открытость, люблю чистосердечие. Я признал тебя за сына, дуот, ты меня за отца. Вместе мы в поисках знаний друг о друге после спонтанно принятого решения, — нежно провода руками вдоль позвоночников Пинга и Понга, тихонько сопящих на его плечах. — Для себя я уяснил: вы ребята суровые, по натуре одиночки, расширять ранее сложившийся ближний круг не рветесь, а средний не умеете. Моя возлюбленная для вас не более плода для будущих сексуальных забав, заботливая подруга. Доверяя первому впечатлению, не ошибусь... Эасо для вас названная мать. Вы хотите полноценной семьи, но пока у вас все наперекосяк и в голове, и в реальности, перемешались разные культурные ценности и традиции. По себе... Глядя на себя вашими глазами, не вижу страха перед сильными мира сего. Во мне не прижилась ненависть за туманное прошлое. Я почитаю Бога Араса, с трепетом отнесся к молодой богине Эасо, без черной зависти принял возвышение ваших... друзей, Иэру и Аэнли... Хм, Панг, я правильно понял, что внутреннее время остановилась на сиесте каэлеса, все гимы сладко спят, а угэрежская ночь тянется для нас?

— Да, — рисуя замысловатые петли и загогулины на груди.

— Спасибо. Давайте тогда переместимся ближе к центру? Полюбуемся Оком Араса и хорошенько обдумаем все случившееся за бокалом винного нектара.

— Эм, донесешь? — поднимая глаза, на тон светлее соседних.

— Без проблем, — с улыбкой на губах и в тихом голосе, казалось, предназначенном лишь для дуота Панга. — Только... — специально повесив недосказанность.

— Мы не будем подслушивать вашу беседу и мешать относительному уединению, — смущенно.

— А мгновения ночи могут длиться до трех суток, ведь феям двух деревьев тоже хочется обсудить все на свете, — с улыбкой.

— Молодцы, — поднимаясь и придерживая за мягкие места. — Ради любопытства напоследок поинтересуюсь — что вы знаете о рангах, поставленных Эасо перед нашими именами?

— Много, — вздохнул Понг. — Вам краткий ликбез?

— Хм?

— Ликвидация безграмотности, — хихикнул Пинг.

— Ну да, — без обиды в голосе. А руками невозмутимо позволил себе изменить их положение, больше ему удобное для несения.

— Искрят ребра и углы. Блистают грани. Кристалл сверкает целиком. Мерцание проистекает от сбора бликов. Сияющие сами испускают. Лучезарные умеют направлять. Светозарные разделяют пучок на составляющие. Трехслойный уровень преломляющих, сочленение, трехслойный уровень сияющих. Преломляющие не могут сами генерировать энергию, используют окружающую, преображая ее через свои тела. Сочленяющие способны продуцировать энергетические вспышки, их можно сравнить с грозовой тучей, накапливающей электрический заряд, высвобождающийся молнией. Сияющие сами генерируют энергию, как минимум достаточную для обеспечения собственной жизнедеятельности в условиях открытого космоса, те же дэвы. Если соотнести уровни между собой, получится следующее: так же, как маг для бездарного аборигена из примитивного общества является божеством, так и для мага сияющий представляется божеством с лишь отчасти понятным бытом и устремлениями. Если уровень сравнить с лесом, то каждый слой это его ярус со своим многообразием видов — частично отсюда представление сияющих как небожителей. Искрящиеся — самородки, раскрывающие таланты под светом: все маги, выдающиеся кузнецы, талантливые менестрели и прочие одаренные. Блистающие — это харизматичные личности, крупные руководители, мастера магии и магистры школ. Сверкающие — это чародеи, магистры магии и архимагистры в одной из школ, лидеры наций, герои или высоко духовные личности. Мерцающие — универсальные архимаги, долгоживущие императоры, святые. Сияющие — истинные маги. А покровители, хранители и божества проходят по другой статье, они как перила иерархической лестницы.

— Следуя четверичной логике, если учесть нулевых "бездарных", выше по иерархии солярных богов, планетарная часть которой описана Пингом, прослойка контролирующих. За ней трехслойный уровень из объединяющих несколько источников, например, звезда Раю. А еще выше слой создателей звездных скоплений. Следуя же семеричной логике, получается так: трехслойный уровень контролирующих, созидающие, трехслойный уровень создателей, на вершине которого, скорее всего, стоит творец вселенной. Арас, предположительно, Созидающий, перешедший в ранг младшего создателя путем сдачи экзамена, Арасмуэра. Даже будучи расширенной, иерархия солярных богов универсальной не является ввиду бесконечности классифицирующих параметров, хотя для пяти измерений вполне пригодна — пространство-время плюс астральная информация, впрочем, определение измерений так же неоднозначно, по крайней мере, в ограничительных пределах Арасмуэра. Кстати, пресловутая иерархия солярных богов в первичном виде относится к чисто информационно-энергетическим сущностям, не обремененных материей тварного мира, косвенно с которым взаимодействуют. Так Давжогл лучезарен, но будучи обремененным плотью истинным солярным богом не является. Кстати, в магическом аспекте мы придерживаемся семеричной логики ввиду четырех первостихий и трех первоначал — Порядок и Хаос все же описания их состояния, даже возведенные в предел они дадут характеристику Абсолюта...

— Пап, мы тебя еще не загрузили?.. Ну не утомили размышлизмами? — видя отрешенность эльфа, сделавшего полный круг, обойдя центральное луговое поле с прудом и фонтаном в геометрическом центре. Восточная часть усеивалась гигантскими лопухоподобными листьями, на которых спали дуоты, укрывшиеся такими же гигантскими цветочными лепестками — застывший от темпорального воздействия воздух напоминал каплю с рябящей пленочной поверхностью.

— Признаться, загрузили размышлизмами по самое не балуйся! — тряхнул хмыкнувший цео головой так, что несколько прядок выскочило из-за ушей. — Ладно, дети, повозил и хватит, — направившись прямиком к пруду, найдя на миг глазами устроившуюся на больших качелях, напоминающих шезлонг, жену. — Пожалуй, вместе с вами освежусь, — опуская в воду пригревшихся Пинга и Понга, обративших лица на строго вертикально ниспадающую из чаши воду, неровно исполосованную хороводом язычков пламени по краю. Без столба фонтана факел над водой казался менее сюрреалистичным. — А вам потом рекомендую заняться творчеством, — посоветовал цео, рыбкой ныряя. После жены он косым взглядом, пересчитывая, пробежался по спящим, дважды запнувшись на Енго, лежащем раздельно в разных концах, причем одному мешали повернуться на бок массивные трубки ушей, вертикальные. Потому аромат последней фразы получился с душком.

Пламя вносило оранжевый штрих в превалирующую зеленную гамму тонов освещения. Со сбором всех эльфов, правда, феи начали зажигающие танцы над сиренью, в смысле, осыпающаяся с крыльев при их виртуозных па звездная пудра делала распустившиеся коробочки люминесцирующими. При этом перспектива тоже вытворяла кульбиты — к концу круга посолонь пространство центрального поля и пруда заметно расширилось. Дальше младшие феи двух семей стали шумно и весело разбрасывать и передвигать цветущие клумбочки, декорируя ими пространство подобно уже раскиданным валунам, старшие принялись фантазировать на тему ярко выраженных пересекающихся аллей из растений, огибающих с двух сторон дубы внутреннего круга, Эасо со своими первенцами приступила к достраиванию живого и динамически изменяющегося внешнего лабиринта из наброска маленьких альковов, в которых сейчас спали по одному, по двое, по трое хоббитов. Причем, трое сияющих делали первые попытки изменять растения по своему вкусу, используя за образцы: жимолость, айву, цветную смородина и малину, крыжовник и другие, уже бывшие тут и вот только что перенесенные от Лейо.

Неугомонные Сержи играли с феями — остальные питомцы давно вернулись в астрал. Пинг и Понг вначале долго и шумно плескались, превращая водную поверхность в батут, с брызгами разбиваемый падающими бомбочками, играли в бросалки и догонялки извлеченного из брюха змеи Слима, возмущенно побагровевшего мутью и потому на время запертого в пределах чаши. Потом Лис проникся воспоминанием о создании из живой воды на одном из валунов на пути между Эльбра и Раледо композиции из цветов, вылепленных из самой воды, которая с радостью приняла запрошенные формы. Проникся сам и отразил настроение на Пинга и Понга, начавших со все нарастающей соревнующейся увлеченностью натурально лепить из воды на поверхности пруда водяную клумбу. Слепили редкие кустики раз. Полежали. Полюбовались Бодо. Срезали ногами неудачные произведения у друг друга. Слепили кустики два. Уже готовые свободно проминались, когда по ним ходили или елозили попами, не замечая. Постепенно вся поверхность пруда заросла тюльпанами, ирисами и другими цветами, гармонично сочетающимися между собой. Распустившиеся хризантемы, например, без магии за приемлемое время вылепить не представлялось возможным, да и не преследовалась цель осилить все вручную и слету. В углах гексагона, согласно дизайнерскому замыслу легшего на половинном радиусе пруда, возвышались самые высокие представители цветочного семейства. Толстоватость черт выглядела комично по сравнению с раскиданными вокруг реальными прототипами — это подчеркивало общую атмосферу непринужденного праздника жизни. А когда феи осыпали водяные цветы своей пыльцой, окрасившей разные виды в искры своего оттенка, то получилась просто отменная ляпота, от которой совсем не рябило в глазах. Творчество успокоило и отвлекло, настроило на оптимистичный лад — Слим присоединился на втором подходе, смеша попытками помочь. От неподобающего жульничества магией он в результате обиделся и остаток творческого процесса провел в тоске зеленой, бултыхаясь в надоевшей чаше фонтана.

Глава 30. Ссора

Просыпались гимы, вновь попадая в сказку. Мелкие сразу проявили любопытство, смело подбежав к пруду — несколько стали в тон пяткам, раздавившим крупные ягоды клубники, скрывшиеся под листьями, оттого приотстали, сконфуженно стреляя глазками по сторонам и еще сильнее заливаясь краской от "косолапые жмыхи".

Дуот Панг тоже ложился на листья. Пинг и Понг, как до этого сестры Офия и братья Халь, сладко потянулись, разрешив себе понежиться под бархатным шелком лепестка чуточку дольше. Под дружное "ой", дуот Панг с разбегу прыгнул в пруд, упав на поджатые ноги. Волны всколыхнули весь волшебный цветник, а брызги смыли пыльцу фей, сделав толстые стебли и мясистые листья бесцветными. Сломанные растения за взбивающими воду ногами Пинга и Понга, отфыркивающихся от оседающих простой водой бутонов, медленно восстанавливались в прежней форме. Млазы первыми врубились в водяные заросли, начав кидаться обломанными соцветиями.

Безумный интерес к произошедшим изменениям, одобренный хвастливыми младшими феями, дал оставшемуся лежать и с головой укрытому Неолу шанс втихоря встать и укрыться за ягодным кустом. Не по годам серьезный Ноег то и дело бросал взгляды на дуота Панга. Он подгадал момент и как бы невзначай оказался настолько близко, что смог провести рукой сквозь Пинга. Убедившись, Ноег со злой обидой и ненавистью поспешил нырнуть и поскорее выбраться из роскошного пруда, почти озерца, заросшего чудесными водяными цветами. Он безошибочно сверкнул глазами на мигом отвернувшегося и сжавшегося темноглазого брата и поспешил одним из первых съесть пару сладких бутербродов из фруктов и листьев, политых нардеком.

— Панг, Неол таким... уродцем так и останется? Нехорошо как-то... — вслух проговорил Хоан, когда дуот Панг, отстранившись в озмеке, дал понять о нежелании приватного общения на эту тему. Тем более, состоявшиеся братские разборки проходили в уединении у самой границы рощи Эльбра, и кроме, пожалуй, рупикарпа никто не стал дожидаться "потерявшегося", прокравшегося к свободному спальному месту, панговскому.

— Это ведь и из-за тебя... — недоговорил Хуан, отправляя в рот полную ложку сандэ, с горкой из клубнички.

— Не отрицаю, и что? — излишне спокойно ответил Пинг, недовольно пряданув ушами.

— Неужели не поможешь другу? — Как ему быть? — Одновременно произнесли братья Эёух и сконфузились.

— Это элементарно, Эёух, — нехотя начал Понг. — Виноват — извинись. Вот только, насколько мне помнится, при нас дуот Енго никого не благодарил и ни перед кем не винился.

— Поэтому сомневаюсь, что наш бывший друг вообще умеет это делать. Сияющая Эасо фальшь сразу определит.

— Хех, лживое извинение потянет на третье наказание, — перебрасывались предложениями Пинг и Понг, не давая и рта раскрыть непосредственно обратившимся к ним.

— Бывший друг? — все же озвучил округливший глаза Хуан.

— Для нас да. Пожалуйста, не заговаривайте больше с нами о нем, — буркнул Понг, повернувшись к братьям спиной и захрустев орехами среднего помола в нардеке, арбузном меду. Тонкое плетение делало лакомство вафельным, а сегментация позволяла растечься только малой кромке вокруг укуса, разрушающего целостность творения фей.

— Утешайте его строго по очереди, — добавил в озмеке Пинг. Он затрещал ушами раньше Понга, разгрызая затвердевший козинак с цельными орехами. — Мы направили чародейский выплеск внутрь, потому его причину, дуота Енго, больше не видим, не слышим и вообще не ощущаем, — добавил он, разъясняя. На самом деле Лис прекрасно все видел, специально ретушируя для Пинга и Понга.

— А мы... а с нами?.. — сразу же выдал полумысли Хуан, оставшийся рядом.

— Подобного не будет. Но... знай, Эёух, и прости... Уйдя со зрительских мест ристалища, ради семьи мы готовы были сбежать, отделавшись односторонними объяснениями, расставанием предав и вас, и Сержи, и... — Хоан запнулся на ровном месте. — Если... если, Эёух, после правды совершеннолетия ты будешь хотеть и дальше со мной дружить, я расскажу о самом дорогом и важном для себя. Один внезапный кризис благополучно миновал, но я не хочу, чтобы следующий застал нас врасплох, превратив в смертельных врагов. Потому говорю горькие и обидные вещи сейчас, дабы неожиданные превратности будущего не рассорили нас в пух и прах.

— Ялов жмых! — ругнулся губами Хуан. Чувствительно засадив кулаком по почкам Понга, он постарался перехрустеть, набив полный рот орехами, в полости которых залили ягодное желе из апельсинов с крыжовником, лишенных жесткой шкурки и косточек.

Явно ментальная пикировка не укрылась от все подмечающих глаз.

— Айй... — неопределенно махнул рукой Хуан, уходя ткнув и Пинга. — Шим, лучше расскажи...

Халь с Имшем решили разрядить обстановку, но дуот Панг остался безучастным и отделался невнятным мычанием с набитым ртом и хлюпаньем свежевыжатого смородинно-облепихового сока из ажурного стакана, через многочисленные дырки которого совершенно ничего не выливалось при удобстве пригубления изогнутого наружу обода, фосфоресцирующего визуально гораздо большей толщиной, чем чувствовалось губами. Зато расстроенный и обиженный Хуан ответил им, уводя от буки Панга. Лифа и Лафи поглядывали издалека, украдкой кусая губки и демонстративно воротя сморщенные носики, когда случайно или нет в их сторону бросался взгляд Ноега или братьев Эёух. Подруги не одобряли, особенно стазы, но сестрицы оказались упертыми. Оба цео за двое с лишним суток без труда сохраняли внешнюю и внутреннюю уравновешенность. Несколько раз они отлучались, без стеснения пользовались отведенным местом для справления естественных нужд физического тела, заводили беседы с феями во время легких трапез, пару раз участвовали в танцах. Пинг и Понг не раз ловили на себе их задумчивые взгляды, порой задергивающихся поволокой воспоминаний. Перед "пробуждением" и после чаши прошло полсуток субъективного времени и пара декад из минут объективного — они твердо решили открыться Живой Воде вместе, одновременно сделав дублей, а потом дуот Панг долго обходил лабиринт, пока расчувствовавшиеся супруги приходили в себя. К чести обоих их любовь оказалась настоящей — за столько десятилетий у других, не будем показывать пальцем, осталась лишь видимость и долг. Среди эльфов нет однолюбов, но порой браки, замешанные на самом прекрасном из чувств, сохраняются до конца жизни. Вспышки ревности чету Тохкалошфо после случившегося в чаше фонтана будут игнорировать, дай Арас, век, а то и больше. На их правых запястьях появился браслет из живой водяной струи, зацикленной на самой себе, изменчивой и на краю слышимости умиротворенно журчащей.

— Извините, маджести Эасо. Простите меня, пожалуйста...

Перед Неолом расступались. Красный, как вареный рак, с заплаканными черно-коричневыми глазами и болезненно покачивающимися при каждом шаге трубками ушей он деревянно шел прямиком к спиной к нему летающей среди гимов фее, рядом вяло шагал грозный Хоан, готовый закусать за любой косой взгляд. Сипло обратившись, он на природной изящности бухнулся на колени, сложившись в три погибели. Не галантное целование кавалером дамской ручки, но и не действия увальня неповоротливого. Эасо в слоях белых вуалей с солнечным кружевом величественно окинула взглядом пару, преклонившегося и стоящего позади него.

— Мальчик, — обожгла она. — Запомни, если сам повинишься не искренне или тебя с затаенной обидой формально простят, тогда конкретные изменения обратятся с болью. Передо мной, Неол, ты извинился от сердца, и я тебя искренне прощаю, потому кара отступила полностью и безболезненно, — величаво опустился ангел к не смеющей подняться голове и коснулся ее своей ладошкой. — Дети, следуйте заветам предков и советам старших, — стремительно и без потери величественности влетела Эасо метра на три, обратившись ко всем. — Засим аудиенция окончена, вас заждались, пора возвращаться. — Мазок крыльями, устремившийся ввысь всполох развернулся полотнищем одностороннего портала по предыдущим координатам — редкие купальщики и купальщицы из Рупикарпа обратили ноль внимания на произошедшее, хотя часто поглядывали на небо, невидяще.

Гимы благодарили и осторожно взлетали, пробуя подаренные способности. Постепенно рой превращался в строй, перед которым цео задвинул речь про доверие к инструкторам, дескать, практические знания нарабатывались тысячелетиями.

— Косу плетут из прядей — так и в вас их разделяют, чтобы в гимназиуме научить плести, — говорил он.

Старший эльф разными формулировками говорил об одном и том же — методики обучения гимов продуманы до мелочей. Подхваченные приемчики годятся для дуэлей, забивать ими голову вредно, но для общего развития весьма полезны. Цео порадовался за проявленную смекалку и советовал применить ее на самых обыденных вещах — не прогадаете! Так же он понадеялся, что среди присутствующих нет хвастунов, и с намеком посоветовал ежедневно угощать созвенцев ягодами, невзирая на лица.

— Эёух... — обратился Пинг, когда на земле никого не осталось.

— Заткнись! — каркнул в озмеке Хоан.

— И все же, — жестко, преодолевая неумелый воздушный барьер и капризное "ла-ла-ла". — Пока на оши не наложили лапы, вы сможете настроить ясновидение на родственников и других глоров, а так же на любые памятные места. По прилету, если вам что-то дорого за пределами Ахлессена, сразу на медитацию, ночью ограничат и правдоподобно объяснят неудачи дальностью и помехами от эфирного тела мэллорна. И никому ни слова о лазейке, а то вообще отключат ясновидение, объявив вредным.

Братья крепко обиделись от признания в лоб. Им пришлось выслушать совет, а после "отъезда" Понга и не подумали убирать зыбкий экран, продолжая казать спины. С правой, вложенной в братскую левую, Хуан своей левой держал за руку Неола, Хоан — Ноега. Так они вчетвером и взлетели, неуклюже. Близнецы Енго смертельно дулись друг на друга, особенно бронзовокожий, но от сведшего их на непозволительно близкое расстояние дуота Эёух вырываться не пытались.

Хуан и Хоан оказались между исполнением запретной мечты о взгляде на родителей и примирением новоявленных друзей — сложный выбор. Двойной буксир тянул два балласта над верхушками деревьев строго по линии аллеи, после помпезной императорской выглядящей по-домашнему привлекательно. Феи Кагифэ провожали пары дуотов к их звеньям, разделившись на две тепло попрощавшиеся неравные кучи — третья устремилась вслед за Эёухом с Енго. Стоянка выглядела пустой — практически весь личный состав рассосался по кристаллам на противоположном берегу Пелцокшес. Лишь зримые Пангу охранители стерегли покой нескольких дуотов, после полдника не решивших еще, куда податься.

— Миритесь, — непререкаемо заявил Хоан, приземляясь в пригретый солнышком центр.

— Нет, — с силой уперся Ноег, не дав Хуану себя развернуть. Эёухи одинаково раздули ноздри.

— Останься... — глядя на ноги, просительно прошептал ссутулившийся и больше не выглядящий царем горы Неол, когда Хоан вырвал руку. Ноег отпустил беспрепятственно.

— Вы поссорились перед сном, на тебе часть вины. Проси прощения у брата, Неол, — сквозь зубы проговорил Хоан, постоянно скашивающий глаза туда-сюда в поисках дуота Панга, решившего пройтись по нагретой земле, укрытой по сравнению с Эльбра жесткой и острой простыней травы.

Эльфик тяжело и судорожно вздохнул. Молча. Мелькание фей вчера не допустило драки между крупно поссорившимся близнецами. По существующей с детства мысленной связи наговорили друг другу тонны гадостей, когда считающийся старшим рассказал о случившемся на зрительских местах ближе к завершению соревнований — запал неожиданной страсти с хоббитами пропек обоих, сгинув бесследно при появлении третьих партнеров, благополучно оставленных с первыми. Памятуя о словах Эасо, дуот Енго не осквернял дом фей дракой и сквернословием, обильно текущим между ними, но через оши. Альфарчик в конце торжествовал, выиграв по всем статьям. И ощущая себя сброшенным в компостную яму — Енго-врун! По неписаному правилу отвратное поведение одного близнеца бросает тень на всего дуота. Поддержка дуотом Эёухом высоко оценилась обоими братьями Енго — ни Тирл, ни Цуюк не подошли, поведение Ийла коробило, с прочими соблюдался нейтралитет. Твердая рука хорошо, но свежей оставалась память, и кровоточили раны внутри — вскрывшиеся нарывы серьезно отравили отношения. Ни тот, ни другой вот так взять и помириться, все простить не могли, вернее, один признать неправоту, второй простить ее.

— Хоан... — от собственного жалобного голоса затрепетали сгорающие в огне уши.

— Другие... важнее, — через плечо бросил успевший удалиться на два шага Хоан, сдерживающийся из последних сил. Но сказав последнее слово, он не выдержал напряжения и опрометью бросился к дуоту Пангу.

— Идем!.. — одновременно мысленно и голосом выпалил Хоан. Кивком головы его горячо поддержал Хуан, смотрящий под ноги, чтобы влага из суженых глаз не пролилась.

— Веди, — глядя в глаза ответил Пинг, не посмевший отказать сделавшему выбор в его пользу.

Эёух не пошел, он побежал еще быстрее, перепрыгивая через невысокие кусты. В лес, на запад, четко зная, что Пинг и Понг бегут следом, не отставая, догадываясь, что все присутствующие провожают их взглядами. Кровь стучала в голове, глуша все звуки.

— Ненавижу, бестия! — прошипел Ноег в братское лицо. Он посчитал низостью бить — руки пачкать. Отпрыгнув как от заразного, альфарчик, припустил в противоположную сторону, к восточной бамбуковой гряде. Неол тоже сиганул, в противоположную сторону от подтягивающихся с аллеи созвенцев.

— Стоять! — окрикнул цео. Кого? Один направо, другой прямо, четверо налево — видимо для остальных гимов, вмиг сошедших с небес на землю и заозиравшихся.

Углубившись в лес, Эёух интуитивно выбрал место, равноудаленное ото всех охранителей, рядом с бамбуковой стеной, вымахавшей из болотистой низины. Скоростной забег на километровую с лишним дистанцию вкупе с расстроенными чувствами — и оба запыхавшихся брата стали выглядеть жалкими птенчиками...

— Сядьте, — непререкаемо заявил Понг, зашумев тканью плаща, легшего с захлестом на пинговский.

Собственным примером, дуот Панг заставил сесть напротив дуота Енго. Поза лотоса, коленки попарно касались, четыре сошлись в центре. Усаживание не успокоило ни Хуана, ни Хоана, однако река их мыслей ушла в другое русло. Оба не могли произнести ни звука — судорожное дыхание и гулко бьющееся сердце препятствовало членораздельной речи, да они и не пытались, жадно всматриваясь в серые с цветными крапинками глаза.

— Мы покажем вам самое дорогое! — Мы не вы! — с отчаянным страхом и наглой смелостью.

— Научите ясновиденью... и покажем, — все-таки стушевался Хоан под внимательным взглядом, в котором отражалась толика сострадания, дружеского участия и... отстраненность.

— Мы пробовали вчера вечером, э-э-э, ну, перед сном, и ничего не вышло! Перед внутренним взором все размывается и... и будто глаза открыты все видно и все... — затараторил, запинаясь, Хуан.

Слыша молчание, они заволновались, порываясь сказать что-то еще и не решаясь, боясь. Жалостливые лица с текущими слезами, затмевающими взор. Они не моргали, не рыдали, их руки завладели панговскими — имеющие еле видные линии шрамов держались вместе, а вот вторые тискали пары эёуховских рук. Тишина накалялась, запекая решимость в подливе волнения. Минуты текли, Хоан и Хуан поедали Пинга и Понга, вынужденно сидящих рядом. Да, именно вынужденно...

— Наша связь перетягивает одеяло на себя, — наконец в озмеке заговорил Понг. — Вам надо глубже проникнуть в воспоминания, испытываемые тогда чувства... на время сеанса отрешиться от нас.

Понг услышал, как два сердца ухнули в бездну. Удар в трехметровый бубен, незнамо как поместившийся в худенькой грудной клетке — ему вторил второй. Пинг же отметил еще и ощущение чужого присутствия. Лис видел, как топчется на краю щита Неол, размазывающий оцарапанной рукой слезы и сопли. Он по большой дуге, отдавшись наитию, выбежал к сидящим. Смотреть на огненные очки дуота Панга оказалось нестерпимо больно — потоптавшийся паренек кое-что сообразил таки, начав открыто двигаться вдоль незримой границы, дабы увидеть лица Хуана и Хоана. Прерывистый звук "а" он смог выдавить, улегшись на купольную защиту и елозя расставленными кулаками по воздуху без ощущения четкой границы, зато внутри стена оши держала чародейский выплеск, даря беспомощность. Хуан и Хоан не видели никого, кроме Пинга и Понга. Неол как раз застал момент, когда дуот Эёух ощутимо вздрогнул, а затем резко перестал сутулиться, воля захватила мимику лица, высушив слезные дорожки, а дуот Панг наоборот, вздрогнул следом, ссутулился и опустил головы, разорвав контакт.

— Мы побратаемся, Панг! Станем одной семьей! И тогда ты не сможешь сбежать! Не предашь! Мы всегда будем вместе! Пинг! Понг! Вы будете нашими кровниками и никуда! Никуда от нас не денетесь! Не отпустим! Предательство кровника — грех под страхом кары Араса! Мы не можем так!.. Знать и ждать!.. Вы хотели предать, а мы!.. А мы предали Енго! Ради вас! Мы поняли то!.. Вы важнее нам!.. Семья... Посмотрите на наших папу и маму! Что же вы, а? Братья ведь не супруги! Любовь иная!.. Панг!!! Стань нашим кровником! — две лавины сошлись вместе и уперлись в крепостную стену, рокоча.

Выпученными глазами Неол неверяще смотрел, как распороли братья Эёух линию жизни на своих ладонях, обильно закровоточившую. Глаза эльфика не могли не увидеть ореол магии, засиявший на окровавленных ладонях, пачкающих сложенные ноги. Неол видел, как побелели костяшки панговского замка при расслабленных вторых руках, безвольно лежащих на перекрестье ног. Видел, как уносили жизнь напоенные магией капли крови.

— Вы требуете невозможного, — суховеем произнес Понг, преграждая путь потоку памятных образов. — Быть нашими кровниками стократ больнее. Это нереально, Эёух!!! — взорвавшись над упорством твердолобых. — После инициации ты поймешь, что смешение крови — это фикция! Ложь! Обман! Что ты изначально не мог им быть, Эёух!..

— Так объясни! Покажи! Почему?! Почему!?

— Мы согласились быть друзьями, вспомни! Только ими! Прекрати лить магию крови, Эёух!

— Это Твой выбор. Наша смерть будет на Твоей совести. — Либо кровники, либо трупы!!

— Прекратите истерить! Это глупый шантаж! — слезы падали плавно, собираясь отражающими луч Ра каплями над кровящей ладонью. — Немедленные объяснения вас вернее убьют, как и большая доля правды после инициации!

— Так, да?! Врун!!! Набрал дуодек годных в друзья!? Говорил, что пришел к нам учиться жить!? У тебя родственники, Панг, есть? Из эльфов, а? Кровные, а? Ведь ни-ко-го же!!! Так какого яла ты отталкиваешь нас?!! Нам Неол рассказал!.. Мы тоже вовнутрь!.. Оши не помеха! Докажи, что мы не зря тебе поверили...

— Впарил дружбу, теперь кровь хочешь, а потом и душу, да?! Ваши раскровленные ладони говорит о том, что вы опять нас ни в фоллис не ставите...

— Да мы вас спасаем, бестолочь жмыхняя! И душу тут ни при чем!

— Клянитесь, что сохраните свои души себе, в Ритуале САРА никому не предложите и ни у кого не примете! Клянитесь, что став кровными братьями Пингу и Понгу останетесь друзьями и этим удовлетворитесь, большего не потребуете и не предложите, чтобы в будущем не открылось! Клянитесь, что будете строить планы на жизнь без жесткой привязки к дуоту Пангу, не станете его хвостиком "где мы, там и вы"! Клянитесь, что никогда не будете требовать с нас что-либо или кого-либо каким-либо способом! Клянитесь, что никогда не будете нас умолять или заваливать намеками — только прямые просьбы и полное их забвение при троекратном отказе! Клянитесь, что примете любую внезапную пропажу дуота Панга и устремитесь или начнете розыск лишь по прошествии пяти сотен оборотов Глораса вокруг Ра! Клянитесь и повяжитесь, что в наказание за нарушение полностью уничтожите себя, кроме той частички, коей были до первого дня последней аттестации в гимназии Кюшюлю, когда о дуоте Панге и слыхом не слыхивали!

— Нет-нет-нет!!! — Никогда! Это бред!..

— Поклянитесь, и мы обещаем подумать над вашим желанием побрататься, несмотря на запрет старших. Мы не нуждаемся в спасении, мы переживем ваше неверие, мы с улыбкой развеем ваш пепел над Пелцокшес — не разрушайте дружбу...

— Панг! Мы не разрушаем, а упрочняем нашу дружбу! Как ты не поймешь?! Мы станем ближе! И роднее!.. Ты нас совсем не ценишь? Не любишь?..

— Ну что ж... Мы согласны. Как друзья. За последствия пеняйте на себя...

Ошалевший Неол стал свидетелем того, как дуот Панг выпрямился, став позой отражением дуота Эёуха, побледневшего от потери крови и магии. Невидимые ему лица обрели резкость черт и заострились — они выражали скорбь. Эльфик хрипло закаркал в отчаянии, когда собранные лужицы слез вытянулись в хлысты и разрезали ладони Пинга и Понга. Марево маэны и слезная взвесь окутали прижатые друг к другу ладони, мизинец к мизинцу. От набежавшей на лица Хоана и Хуана улыбки Неол взвыл и помчался прочь. У мальчишки без анестезии выдрали стержень, лишив опоры и равновесия. Далеко убежать он не успел — сильные руки подхватили его и прижали к себе. Иссякшими силами Неол колотил в грудь цео, безудержно рыдая.

Глава 31. Прошлое и настоящее

Иссиня-черные сханнки прорезались льдистыми молниями. В глазницах заглотившей коленные суставы головы грозились звездчатые сапфиры — стоит присмотреться, как заметное краем глаз вращение гипнотически приковывает взгляд. Камни через воронку высасывали магию. Крупные и выпуклые с одной стороны, они превращали вытаращенные глаза змеи коварное оружие — испуганное выражение перекочевывало к жертве. Такие же камни бочились у фиалкового цвета водяного сапфира, гладко полированного, с разными выпуклостями по обеим сторонам от острой грани обода, который держала когтистая пятипалая лапа из мифрила, крегмаона и сплавов на основе платины, иридия и золота. По витому венцу со строгой геометрией крепились немногим более мелкие многоцветные самородные анатазы, настолько же редкие, как прозрачные кристаллы иолита, и столь же превосходные накопители поляризованной маэны. Боевая баронская корона прижимала роскошную гриву древесно-лаймовых волос, волнами ниспадающих на спину. Ребристая флофоли цвета океанских глубин прикрывала колени. Поверх нее внахлест шли скрепленные в полосы слегка выпуклые чешуйки с темно-ледовым блеском. Под флофоли мелькали облегающие кольчужные шорты, скрепленные со сханнками. Мифриловая кольчуга мелкого плетения, почти тканного, скрывала легчайшую и тончайшую тунику, зачарованную на поддержание у тела комфортного микроклимата. Четыре плетенки по рукам ассоциировались со швами, на самом деле усиливающими защиту. Наручни испещряла рунная вязь, подкрепленная мелкими искусственными кристаллами алмаза, ворот тоже им инкрустирован. Грудь перечеркивали наборные ремни на кожаной основе, широкий пояс подчеркивал единый стиль. На спине соседствовали наверняка сжимающий пространство рюкзак и такой же колчан с сотнями запасенных стрел для композитного разборного лука с причудливо изогнутыми плечами. Светлые прищуренные глаза цвета девственного льда грозно подсвечивались изнутри, вместе с высокими скулами, узким подбородком и подходящей к тусклому камню во лбу галочкой волос усиливая хищное выражение благородного лица.

Отец Эёуха воевал с разбушевавшейся стихией, стылой пургой вымораживающей урожаи альфар вокруг крупного населенного пункта северных широт. Ему помогал десяток эльфов помладше, столь же грациозно говорящих на телоре. За спиной виднелись низкие горы с огрызками закопченых вершин, на небе кружилась буря облаков, подстегиваемых величавым драконом, издевательски низко выставляющим свое синее брюхо. Неторопливые и плавные движения тем не менее позволяли ему лихо уклоняться от волн магии, посылаемой чародеем, а заковыристые стрелы, туманные комки и туго скрученные сгустки всевозможных цветов дракон игнорировал — они стекали с его бронированной туши, а многие впитывались. Пара плевков синего пламени, оставляющего за собой снежный хвост, на порядок сократила количество огненно-рыжих кантио в виде кнутов, покрывал, шаров, жалящего роя и стаи пламенных орлов.

Изумрудноглазая женщина с ивово-шоколадными волосами была одета в тесный брючный костюм кроваво-багрового цвета. Одна коса венцом сидела на голове, вторая часть волос массивным медальоном на затылке. Головки спиц и булавок поблескивали каплями сочных изумрудов и коричневатых топазов, в центре конструкции на затылке тускнел александрит, высосанный досуха.

Мать Эёуха деловито сращивала отрубленную руку юного альфара, лежащего в общей палате забитого госпиталя, кем-то наспех организованного. Эльфа не озаботилась другими ранами пациента, перейдя к следующему, с прижженной культей и посиневшей кистью рядом — другие раны не ее специализация, как и вообще целительство. Из-за генерируемых ментальных волн спокойствия и обезболивания сама она не обращала внимания на стоны и причитания, из которых вырисовывалось следующее: внезапно все эльфийские дракончики-содалисы яростно атаковали беззащитных альфар, сторожившие горы с их сдерживающими северный холод артефактами дикие драконы вышли из-под контроля и в утренних сумерках атаковали паджу, истребив тысячи жителей. Когда эльфы с рассветом справились, убив физических и астральных существ, явился разумный дракон, тот синюшный, что вот уже целый день бьется с подоспевшим чародеем. Хладное пламя, изрыгаемое бестией, выводит из строя любые артефакты, по милости Великого Мэллорна оставшиеся работать после очередной катастрофы. Не находящие в эпицентре эльфы еще могли стабилизировать собой одетые на себя амулеты, но расходящиеся стены в двойной рост эльфа детонировали все остальные артефакты, и альфарам отрывало конечности, калечило лица и взрывало головы, множество осколочных ранений из-за чарованной домашней утвари получили жители двадцатитысячного паджу, житницы целой провинции.

Панг помог Эёуху, выудив родительские лица и настроившись на них собственным ясновиденьем — они оба упирались в ладони друг друга, и прямая связь помогла запечатлеть процесс. Ошеломленные Хоан и Хуан увидели, как их пристальное внимание и неуравновешенная реакция отвлекли занятых отца и мать — пациент с ногой болезненно закричал и задергался, а на плантации кукурузы все таки опустился хищный хобот торнадо в сопровождении победного драконьего рева, раскатившегося по долине, несмотря на воющий ветер, хлещущий острым снегом своих собратьев, посылаемых на защиту.

Чтобы отвлечься, братья Эёух нацелились на родовое поместье. Родовое ли? Поместье ли? Искусственное озеро питали ключи грунтовых вод. В свете заполонившей небо серости водоем походил на грязную помойку в окружении прекраснейшего сада, местами потрепанного взорвавшимися фонарями и другими артефактами. Ни стен, ни крыши, ни пола. На поверхности мутного озерца плавали деревянные лавки, цельновыращенные, непромокаемые оплетки книг и свитки, зацепившиеся за ветки тянущихся из воды странных деревьев плетеные ковры, занавески, одежка. Разрисованные деревянные ложки из столового набора, блюда, детские игрушки и другая мелочь засоряли водную гладь, которую сек унылый дождь.

Семейное гнездо оказалось неподалеку от подвергшегося нападению альфарского паджу, в котором на два десятка тысяч жителей приходилось около сотни молодых эльфов и столько же отмеривших более пяти веков. Лапцисты эльфов образовывали свой квартал в построенном из камня и дерева паджу, но основное время владельцы предпочитали проводить в уединенных поместьях, разбросанных по округе. Некоторые после совершеннолетия предпочитали акклиматизироваться в подобных местах, среди альфар. В этом паджу школа отсутствовала, однако эльфы занимались репетиторством — заработок, знакомства... Учили боевым искусствам будущих воинов — другие науки только в школах. Так же молодые эльфы заряжали артефакты и амулеты. Старшие эльфы контролировали банк и держали бразды правления, включая судебную власть. Сейчас вся эта горстка обеспечивала магическую поддержку и защиту от мага-дракона, косвенно или напрямую порушившего множество альфарских домов — разрушающиеся в пыль кристаллы и осколки металла косили население только так, а зачарованное дерево порождало мощные пожары, выбросившие в небо дымные столбы, закручиваемые ветром в хищные щупальца.

Повинуясь желанию напоследок утешить, Лис хитрым способом — дабы не повторили — устроил суточную ретроспективу, вытеснившую разруху на задворки. Стопроцентно поместье, жемчужина в обрамлении сада в центре роскошного парка, не понаслышке знающего любовь хозяйки и хозяина. Посыл сработал. Волшебство красоты приглушило треволнения за родителей, где-то там, северо-восточнее, столкнувшихся с очередной ожившей легендой.

Повинуясь желанию близнецов, отданному в приказном порядке, Лис скакнул на тридцать девять лет назад. Водяные колонны, увитые косматым плющом, поднимались на высоту более метров трех. Внизу растительный плинтус скрывал крегмаоновские обручи с самородными необработанными кристаллами кварца, наверху ледяная лепнина пальмой — по центральной оси колон рос ледяной шипастый кристалл, напоминающий ствол колючей пальмы. Пол был устлан повторяющим линии каэлесовских татами теплым дерном с прихотливыми мшистыми узорами. Окон не наблюдалось — Через прозрачную и почти бесцветную ледовую крышу лился обжигающий рассвет — хорошее предзнаменование. Стены опять же напомнили спальню в цисторисовском листе — вьюн сплетался сеткой в толще льда, мутного квадратами, тонкого и прозрачного вдоль сохранившего краски застывшего растения. Прохладный тон разбавляли солнечные ромашки, в изобилии растущими по периметру. Изящная и невысокая деревянная мебель светлых тонов как вписалась в углу округлой полочкой с венчающим ее цветочным горшком с пышной шапкой солнечно желтых хризантем, маленьким трехногим столиком до колен взрослого, детскими стульчиками и скамеечками. Плюшевые игрушки, вязаные, деревянные, каучуковые — все аккуратно разложено по открытым рискусам. Уютная детская комната в середине необычного здания.

Огромная ромашка у прямой южной стены являла собой половину ложа, с левой стороны коего две ромашки меньшего размера создавали спаренную люльку на вытянувшейся к родительской кровати ножке — листья образовывали мягкую столешницу между ними. Правая половина была свернута в бутон, накрытый сложенным мелковорсистым покрывалом — льдисто серый цвет на изгибах бликовал пастельными оттенками радуги, его украшала кружевная вышивка оттенков молодой зелени. Роженица лежала на белоснежных простынях с зеленой росписью в том же стиле.

Помимо ворковавшего рядом с супругой мужа, лично принимающего роды в одной лазоревой ребристой флофоли, подпоясанной вышитым зеленью светло-голубым кушаком с кисточками, в комнате находилось еще пятеро. Родители жены, их первенца. Имплантированный в ушной хрящик плоский кристаллик величиной с ноготь мизинца имел причудливую трехмерную вязь внутри и поддерживающие красоту молодости чары — брак давно перевалил за тридцать три декады и трех отпрысков, включая взращенного в двух утробах. Она с изумрудными глазами, он с золотыми. Родители отца, их второго чада. Сережки с каплями кристаллов свидетельствовали о полувеком браке, результатом которого стал их общий ребенок. Он златокудрый, она с серебристо-лиловыми волосами. Он пятый раз в браке, она после второго не нашла очередного спутника жизни. Еще более торжественно и в то же время официально был одет белогривый чиновник-регистратор. Рядом с ним на воздухе возлежал поднос со свешивающимися краями кружевной ромбовидной салфетки, на которой лежали младенческие доппельвита и гербовые листы пергамента.

Пинг, Понг, Хоан и Хуан воспринимали сразу все помещение, как в отправленном еще в Кюшюлю дуотом Пангом образе. Вместе с тем накладывалось и восприятие из самых глубин памяти Оана и Уана — именно так назвали младенцев родители, вписав имена в государственный реестр, который по достижению ими совершеннолетия обновит соответствующую запись. Оан появился первым. Такой же сморщенный комок Уана вторым. Роженица лишь слабо постанывала, контролируя себя так четко, что заслужила уважительные взгляды обеих старших. Один дедушка хмыкнул на изумруды глазищ, второй потеплел от золота жиденьких волосенок. Принимающий роды отец казался четырехруким — он успел обтереть заранее приготовленной нежной тканью первый комок, завязав ему пупок так, чтобы в будущем получилась ложбинка. Отдав Оана матери, он принял Уана, с не меньшей любовью позаботившись и о нем. Далее оба младенца перекочевали в люльку — Оан был скалой, омываемой визжащим рядом Уаном. Отец лично защелкнул доппельвита на шеях. Затем чиновник знакомыми теперешнему Эёуху движениями стал пользовать материализованную ваджру, настраивая парный амулет у изголовья кроватки, подойдя церемониальным шагом. Ближе к концу его манипуляций тельце Уана вдруг вздохнуло и выдохнуло розовыми красками — кожа потемнела, визг стал хныканьем. Все трое приняли память Хуана об угасших терзающих болях, тянущих куда-то в темень. Всполох энергий, подчиняясь воле мага-чиновника, слизал всю кровь с простыней и остатки пуповин, ласковым облачком накрыв окровавленное влагалище, полностью восстановившееся — бледные щечки матери порозовели. Она приложила ладонь к зачарованным листам первой, сразу погрузившись в сон. Далее отец приложил в нужные места ручки близнецов, тоже следом уснувших. Сам он после подписания остался бодрым, принял поздравления, проводил гостей на телепортационную площадку, вынесенную за стены, и вернулся в детскую, временно совмещенную со спальней. Он излучал тепло любви и сиял божественным счастьем, когда укрывал детей и жену, когда разворачивал вторую половину ложа, когда в десятый раз поправлял детские пеленки и распашонки.

Мгновениями пролетали дни, задерживаясь на ярких и особо запоминающихся моментах: узнавание родителей, первое слово "папа", первые неуклюжие шаги, неизвестно какая драка за совершенно одинаковые мячики. Лис оставлял только визуальный ряд, накладывая на него фокус зрения, звуки, запахи и прочее из ранних воспоминаний спокойного Оана и плаксы Уана. Пинг и Понг вместе с Хоаном и Хуаном переживали младенчество, которым дуот Эёух делился настойчиво.

Мама-агроном растила разные культуры каждый сезон, и близнецы все время что-то грызли: четыре вида моркови, морковная свекла, сладкая редька, кольраби, орешки — мягкие кокосы с инжиром почитались за деликатесы по праздникам. Она активно привлекала детей к земляным работам, за прополкой рассказывая интересные сказки об олицетворяющих добродетели или пороки ягодах и овощах, а к праздникам Ра она из кустов при помощи магии делала причудливые фигурки, воображаемые весело хохочущими детьми. Готовил всегда отец, непременно баловавший любимых чад вареньями, вяленными да засахаренными фруктами. Ели взращенное на богатом приусадебном участке, коим являлся почти весь парк, пили в семье только свежевыжатый сок — жмых шел на корм червям или рыбам. Купал детей тоже отец, предпочитая холодную, не шибко студеную воду, раз в неделю он устраивал парную баню. Крема для массажа и самим массажем занималась мать, строго соблюдая очередность — отец помогал со вторым, однако женские руки приносили гораздо больше позитива в детскую жизнь. Оба родителя предпочитали полусапожки до икр и свободные брюки, которые вместе с блузами и рубашками ткала и шила супруга. Близнецы часто видели заигрывания и знаки внимания, но ни разу не смогли подглядеть за милованиями — при детях родители никогда не щеголяли в неглиже, даже в бане скрывая — исключение составлял последний год их совместной жизни с постепенным послаблением на наготу. Только при взгляде из будущего Хоан и Хуан поняли, почему на время игр с умным барсом родители уединялись, почему их рано укладывали и они первую часть ночи спали беспробудным сном.

В поместье, кроме той пятерки, за все время до отбытия в каэлес никто не появлялся — после сдачи дуотов череда балов длилась с месяц. Только родители и двое подрастающих шебутных близнецов. Они выяснили, что в доме есть еще кухня с массивными ледяными полками для утвари и таких вкусных фруктов с ягодами, которые приходилось тырить, превозмогая холод. Есть библиотека с забитыми друзами кристаллов, книгами и свитками полками. Есть взрослые комнаты, куда их ни разу не пустили, есть родительская спальня, куда те переехали за год до поступления в гимназию. Есть еще два крыла, куда им тоже не получалось забраться. Зато они всегда были рады поиграть во внутреннем дворике, обласканном Ра, побегать на внешней аллее под сенью деревьев — гибрид березы с ивой и ящерицей. Длинные слабо ветвящиеся плети с двумя видами листьев упорно не давали себя дергать. Ласковая прозрачная вода с островками кувшинок несмотря на холод часто принимала в себя братьев, купающихся под присмотром старшего. Они любили бегать под разлапистыми папоротниками всевозможных видов: и кустом, и деревцев на стройной ножке. В последний год жизни с родителями, начавшийся с их скандального переезда, оба любили лазать по веткам шатровых елей, надолго прячась там от родительского ока, не пущающего чад за парковую ограду. Они любили кататься на большой кисе и тискать маленьких кошек, особенно их котят — за случайную смерть одного из них оба схлопотали самую страшную выволочку из всех, напрочь забытых.

Волна воспоминаний бередила чувства с превалирующим смущением и то и дело возникающим стыдом. Хуан и Хоан заново переживали свое взросление. Вскоре Пинг и Понг попытались было отстраниться, но им не дали, настояв на гимназийском продолжении. Дуот Эёух решил пренебречь тоскливой грустью и печалью дуота Панга, сравнивающего жизнь близнецов со своим эльфийским и человеческим прошлым, не выставленным на их обозрение. Он был готов многое отдать за балующих малыша родителей, только ему дарящих свою любовь и внимание. Увы!.. Безусловно, экскурс в прошлое Эёуха чрезвычайно полезен, но Пинга и Понга он привел в негативное уныние. По мере скоростного приближения к текущему времени, дуот Эёух забеспокоился состоянием дота Панга, но оказалось поздно — последние года пролетели арбалетным болтом, ускорившимся на последних неделях.

Не успевшего ничего предпринять дуота Эёуха накрыла острая боль, в следующее мгновение провалившаяся в бездну. Краткий миг неизвестности, когда братья существовали отдельно от всего в виде висящей в пустоте мысли, по-настоящему не успел их испугать — бархат ночной тьмы поглотил их. Не спеша появилось чувство собственного тела, доложившего о ломоте во всех суставах. Вскоре кое-как очухавшийся первым Хоан, понявший, что он именно Хоан, а не Хуан лишь после взгляда на скорчившегося по соседству брата, сообразил, где они и почему так тихо — Венечье. Только сейчас его посетила мысль о том, как же тут тихо: ни насекомых, ни птиц, ни животных. Одни шепчущиеся растения. О чем? Не понять. По телу бегает отвлекающая боль, то тут уколов, то там натянув нервы. Оба брата чувствовали себя натуральным жмыхом, от лимона. Кислый осадок запоздалой вины, чувство с чудовищной скоростью упускаемого в реальности времени и всюду мерещащийся синий дракон заставили их подняться с лужайки и бездумно заковылять к своим лианам, ведущим в сон, на выход. Но не тут-то было — стоило дернуть их на себя, как руки прошибла пекущая боль, будто кости и мышцы раскалились добела.

— Вам в таком состоянии нельзя, — мелодично прозвенел сочувствующий голос Эирна, с тихим звоном появившегося с молчаливым Иурэ. — Вам следует расслабиться, отдохнуть и найти себя до появления остальных, — продолжил он, начав осыпать Хоана сглаживающей боль пудрой с крыльев. Близнецы, очухивающиеся рядом с лианами, говорить не могли из-за сведенных болезненной судорогой челюстей. — Вы опоздали — торопиться незачем. Пролив пересекать нельзя. Сегодня вы очень пособите, одарив крыльями как можно больше дуотов. Заснете в Венечье вместе с другими.

Накопившиеся вопросы так и остались не заданными — сведенные челюсти отпускало слишком медленно. Некая прохладность в голосе удобрила растущий ком тревоги и неясных чувств, ничего хорошего не сулящих.

— Что с ними, Панг? — повторила вопрос Ноарта оставшаяся за старшую цео. Время неумолимо близилось к закату, а с того берега еще никто не вернулся — сказалась массовость одновременно распускающихся магических способностей и неподготовленность требуемого объема эликсиров при отсутствии полноценно действующих лабораторий и готовых ингредиентов.

— Сорнякам крышу снесло, — зло буркнул Понг, тащивший Воздушный Ковер (!!!) с лежащими на нем братьями Эёух. Их кулаки были сжаты, а лица отражали удивление боли.

— В смысле, ничего непоправимого, — более вежливо вздохнул Пинг. — Они недавно вновь решились завести близких друзей, — начал он торопливо пояснять, мелко стригая ушами и отсвечивая преимущественно зелеными бликами в глазах. — Когда два новоявленных друга разошлись, а затем серьезно повздорили близнецы Енго, дуота Эёуха переклинило. Не сумев помирить дуота с самим собой, Хоан и Хуан помутившимися рассудками решили направить сдерживаемую оши чародейскую силу вовнутрь и обойти запрет на подлинное братание(!!!), дабы укрепить якобы шатающуюся дружбу, в Кюшюлю ими самими инициированную и нами неохотно, но тогда целиком поддержанную. Доводы разума не сработали — откажи мы им, дуот Эёух превратился бы в аутиста, замкнувшегося на себе из-за разбитой в дребезги веры в дружбу. Наши бывшие друзья ультиматумом стребовали!.. — едва не сорвался Пинг. — Недавний переход на ярус чародеев омытые Живой Водой организмы с неполным гормональным спектром болезненно переживут ялово братание, — скороговоркой сыпля терминами. — После выхода из Венечья поутру их тумт ждет сенситивный шок, а дальше специалист-психолог лучше нас объяснит, что друг и враг — это взаимоисключающие понятия, и что всякие братья могут быть как теми, так и другими, — громко сопя в две дырки.

— Мы на пр-ределе, ццео, — сквозь зубы. Пламень во лбах слепил. — Рразрешите глубокую пр-ример-рно полутор-расуточную медитацию... там!.. — неопределенно махнув в сторону гор рядом с возвышающимся Ахлессеном.

— Летите, — ответила старшая. — К вам завтра тоже явится специалист, — вдогонку с места взлетевшим. — Ох, какие они проблемные дети! — засуетившись у дуота Эёуха. — А вы не усугубляйте ситуацию и держите рот на замке, — глянув на девиц. — Ослушавшимся недельный карцер, — как бы между делом. Эк как всех проняло! Одиночная камера в виде кубического метра с блокировкой любых коммуникаций, кроме питающей жидким супом-пюре трубочки, через которую и вентиляция происходит. Не успел присосаться — останешься не наевшимся и не напитым.

Пинг и Понг до самого утра плавали в состоянии свапна, с большим трудом перейдя из джаграти. По сути Хоан и Хуан добровольно отдали им всю свою память, которую потоки ядер Альфа и Бета самостоятельно усваивали с имеющимся объемом собственных данных — Лис следил, не вмешиваясь.

Чужое воспринималось после сопереживания за личное. Братья жили удивительно дружно между собой, и все их тайны друг от друга оказались тривиальными. Однако разница в мировосприятии оказалась существенна, что естественно определило характер каждого. Дуоту Пангу было теперь плевать, как дуот Эёух справиться с самоопределением — близнецам несопоставимо легче, к ним от Пинга и Понга ничегошеньки не перепало, кроме эмоциональных реакций на прошедшие события. Личностная матрица Понга вообще детства не знала, оттого крайне болезненно воспринималось чужое — в ореоле черной зависти, избыть оную следовало до перехода в сушупти.

Они сидели в позе лотоса спина к спине. Часто сбивающееся дыхание в ответ на события, повторяющиеся на порядки медленнее — не год за секунду, как произошло у бамбуковой полосы. Но даже год за час недостаточно медленно, а ведь им приходилось обрабатывать в темпе около четырех лет в час! Иначе они могли утонуть в воспоминаниях, или того хуже потрафить себе, решив ими удовлетвориться, и покинуть негостеприимный Арездайн в ипостаси Лиса, вернуться на Юзи и обсуждать все на свете с Сипаугри, совместно изучая флору и фауну южного континента. По реакциям Хоана и Хуана и оттенком взаимодействия через кровь Пинг и Понг расчесывали локоны памяти, отделяя пряди напяленного на них дуотом Эёухом парика от собственных. И это убивало дружбу. Понимание поступков не способствовало прощению — наивные и несмышленые дети остались в последней перед Кюшюлю гимназии. Видение собственной ошибки — чрезмерной или ранней откровенности — ситуацию не спасало, наоборот, усугубляло — сорняк признания в неосуществленных намерениях неминуемо бы превратил братьев в торфяник, готовый вспыхнуть от одной спички. Скрыть во благо? Собственная совесть заела бы.

Все отмазки! Простили — не простили!.. Все отговорки!

Жестокосердный урок. Прыгающее самосознание от детскости до взрослости в поисках желанного баланса чинит боль себе и окружающим, атакуя изъяны с детской прямотой и взрослой дотошностью.

Ненавидеть себя за умение видеть?.. Ненавидеть других за наличие?..

Все суета и томление духа.

Лис после встреченного рассвета отправил "спать" Пинга и Понга, играя роль их подсознания, за время сна долженствующего переварить кашу мыслей, чувств, ни к месту возникающих образов...

Добровольный характер передачи памяти не отменял постулата — не превращенные в навыки знания отягощают. Что толку от всех знаний мира, если самому применить их на практике невозможно? Лис отчетливо видел системный подход в обучении гимов — пошаговое преобразование знаний в умения. Повторения одного и того же в разных ситуациях, например, мах мечом против ветра, против солнца, в темноте или тишине, еще лучший пример со стрельбой из лука, когда все тело становится оружием, выцеливающим мишень в разных ситуациях и положениях. Планомерное преобразование информации в энергию — мышц, чувств, интеллекта, например — и обратный процесс, закрепляющий умение учиться.

Лис понимал всю кривизну перекоса. Создав ОСМО и софт, позволяющий конструировать инфэо, он завяз на этих инструментах. Яркий пример — биокомп Сержи! Вся эта махина биомассы работает с чудовищно малой отдачей. Да! Когда-то создавалась ассоциативная база данных, по сю пору безотказно действующая, но заложенные в ней принципы развития не получили, увы!.. Лис, будучи в эфемерном пласте реальности, использовал инструменты и мерки нижестоящего, физического. Как он сопоставил себя в астрале с эльфом, так действовал, исходя из физического строения и почему-то выборочных принципов работы физической оболочки, упорно игнорируя достижения психологии, например. Да те же матрицы сознания! Сколько он потратил ресурсов на просчеты узловых центров и соединительных каналов эмулятора?! Мама... Эйуха, по сути агроном, при создании гибридов никогда не опускалась на молекулярный уровень, чтобы сплести ДНК тех же охранных ящеро-деревьев или пилообразных папоротников. Несомненно, Лис потратил бы на порядок больше времени, но и качество получилось бы на порядок выше. Но беда вся в том, что и следующий гибрид, и следующий, и следующий — всех их он бы создавал точно так же! Просчитав Теневой Огнешар, он переполнился гордостью, а на самом деле это голимая глупость! Вопиющие непрофессионализм и тупость! Сам — сам! — аргументировал развитие телесной памяти через отработку движений и их комплексов, дабы тело само действовало на инстинктах, на рефлексах, чтобы подкорка головного мозга сходу принимала верные решения без контроля сознания, как с дыханием, ходьбой, бегом, плаванием и так далее и тому подобное! И нефиг грешить на методу АЗУ! Недоучился, а возомнил-то!..

Сгорающий от стыда Лис растянулся бы на языке скального дракона, не будь рядом чрезмерно любопытных — засекут. Потому укрытые огненными всполохами тела пребывающих во сне Пинга и Понга двумя кипятильниками забрались в драконье горло-джакузи.

Лиефиль телором и малором оперировал не пресловутыми нитями, узелками и петельками — эльфы Ориентали инкантят образами. В переводе, на одни вяжут шнурками, другие целыми канатами, совершенно не заостряя на этом внимание. Это как в Пантеоне — все зависит от восприятия. В магии достаточно разнообразия, чтобы не вникать в клеточное строение дерева при получении требуемой разновидности с заданными качествами. В Оккидентали целые талмуды с описанием всех модификаций, до которых сумели додуматься или которые удалось стырить и легализовать. В Ориентали же дают строительную базу, оттачиваемую в колледжах на шаблонных вариантах, пропускаемых через воображение обучаемых. Гимназия расчесывает, гимназиум вьет косы фундаментальных стандартов, колледж создает вычурные многоэлементные прически. А он, Лис, клепает каждый волосок чуть ли не по атомам... давно созрев для оперирования магоконструкциями. Да, модули, классы и объекты дело, безусловно, замечательное, но зациклившись на них, дальше только ползком по-пластунски.

Как только Лису вспомнилось кнажеское обездвиживание целой столовой, так сразу захотелось убиться ап стену! Нет, ну это же надо было быть настолько тугим, чтобы не обозреть его кантио отстраненно, как учил Эёуха наблюдать цветодар!? Сфокусировался, бездарь, на кружевных узорах сомнительного качества, а всю скатерку не увидел! А ведь истинная красота прямо на фасаде, смотри — не хочу, а кое-кто, не будем тыкать пальцами, сразу полез в чердачное окно изучать фанерное нутро.

Важность открытого смирила Лиса со способом его получения. Телор и малор — цветочки. Без цветов не бывает ягод. Верная интуиция тянула в правильную сторону, вот только горизонт в этом направлении открылся Лису лишь сейчас! Блаженствующие Альфа и Бета проснуться на все готовенькое и разжеванное...

Осталось грызущее сожаление об отвергнутых. Цель в виде обрастания плодородными связями с эльфами не отменялась, на текущем этапе ее реализация близка к провалу. Слишком быстро и чересчур много даров свалилось на детей — это вскружило их головы, пагубно опьянив. А падать с небес на грешную землю всегда больно. Лис действительно полюбил Эёуха и принял за младшего брата, вернее все к тому шло в перспективе, с соответствующим предложением после слияния близнецов.

Пинг и Понг не лукавили, соглашаясь на полноценное братание. Тогда, в оркском плену, о котором свежа память, двое сделали это абы как, причем дважды. Тогда Лейо и Зефир не дали случиться беде. Теперь дуот Панг имел опыт и осознанно побратался с дуотом Эёухом — накрыла одна ладонь другую, разворот на сто восемьдесят в разные стороны... Они приняли частице его сути. Они вложили молекулу своей. И эта молекула сияет. Недостаточно ярко, чтобы разглядели. Корпускул света, в чем-то аналогичный Зернам Хаоса. Объединение братьев при инициации спровоцирует цепную реакцию преобразования ядра магического дара, что переведет Эёуха на ярус сияющих. Но до этого... он не раз проклянет тот день и час, когда решился... принудить друзей объединиться в семью, вернее, принять в свою. Ох, и не было б печалей у его родителей, да вот сынок-дуот заставил разгребать бюрократию, а еще ведь Шофхаррэ... Казус, однако! И совсем не смешно...

Лис встал перед дилеммой: оставлять или нет эёуховское? Липовые братья на сутки? Кровники на всю жизнь? Отнюдь не праздный вопрос, отнюдь. Как не хорохорься, но отношения между друзьями и братьями отличаются как морковь от вишни.

— Тьфу, дурацкое сравнение... — подумал лениво размышляющий Лис.

Он настолько привык расслаивать память, что мысль о вытравливании чужой крови в ранг кощунственной не возвелась. Не так уж это и сложно, между прочим. Последствия... Да, последствия...

Засыпание в Венечье для Эёуха давалось с трудом. Вместе с Енго они окрылили два самых старших звена, причем плохо соображающие Хоан и Хуан одолели суммарно всего сотню гимов, после чего дру-команда поделилась с ним медикаментом, не шибко помогшим — временное облегчение ситуацию не исправило. Цуюк и Нчаг окрылили по звену, тридцатое и собственное двадцать четвертое соответственно, к мэллорнам отправились вместе со всеми. Феи ажиотаж не давали устроить вокруг явно плохо себя чувствующего дуота — лучащиеся светом Иэру и Аэнли заняли основную массу сооружением большегрузных плотов и плетением канатов и буев для организации понтонной переправы, а тот же Эирн каждому свидетелю той сцены намекнул на аналог назначенного цео наказания для Венечья. Няньками феи тоже не стали:

— Мы осуждаем поведение обоих. Пока ты, дуот, в отношении нас ничего предрассудительного не сделал, мы сохраним необходимый минимум общения, — натужно прозвенел в ответ фей, принесший ягод. — Эти растут в секторе застежки, — указал он на горстку левитированных ягод и стремительно упорхнул.

Засыпание в Венечье, Эёуха провалился в адскую бездну с Госпожой Болью. По мере приближения светящей точки стремительно нарастала боль, неотвратимо нарастала. Хоан и Хуан буквально влетели в Лес. Именно Лес — весь северо-западный лес стал ими, а они им. Пожирающие листву гусеницы, поедающие кору жучки, гумус, падаль... Братья Эёух ощутили разом весь Лес, со всеми его запахами, звуками и вкусами. Их тело и проростало, и умирало, и съедалось, и переваривалось. Они кричат? Ранние птицы? Раненый зверь? Все слилось. Однако стоило одному подумать про второго, как оба с минимальной задержкой по очереди упали в обморок.

Они еще дважды просыпались, захлебываясь в информационном потоке, правда, сужающегося радиуса. И оба раза стоило им подумать о брате, как всепоглощающая боль ослепляла, кидая в обморок. Лишь на четвертый раз они бессмысленно пытались сфокусироваться на проплывающем по небосклону месяце. После грохота звуков еле слышный шепот оглушал тишиной. После буйства красок размытое пятно наталкивало на мысли о слепоте. Но в голове не было ни одной мысли. Абсолютно пустая, тронь — раздастся звон.

На границе восприятия что-то происходило. С ними? Их куколку ел паук? По одной откуда-то появлялись мысли, тут же убегая в неизвестность. Каждая следующая задерживалась чуть дольше. Да. Так и есть.

— О, светло! Ммм? Что бы это значило...

— Ярко. Слепит. Ммм?..

Постепенно вспомнилось имя. Потом что-то про Венечье. Тело не приходило, не ощущалось — там туман. Паника выдрала из небытия всю память. Миг? Вечность? Паника отступила, разрешив листать главы жизни. Главы из его, Хоана, книги — из его, Хуана. Оба брата отчетливо ощущали свою самость, так же ясно осознавая параллель близнеца и слившихся в один два сторонних взгляда, объединивших линии вязью эмоциональных оценок. Посмеялись, удивились, осудили, прогневались, приуныли...

— Что случилось? — взволнованно.

— Сецию... Четвертый обморок вызван этим, — произнес степенный голос, выцепивший из оши последний кадр визуального ряда, всплывший иллюзией над каждым телом, перенесенным цео еще вчера на поляну старших эльфов.

Хозяин голоса скрестил ноги у изголовья, устроившись на мягкой подушке. Ра еще поднималось, тени деревьев пока укрывали и его, и дуота, и четырех из десяти цео — шесть занимались звеном Рупикарпа.

— Мнемосчитка доступна? — проявил сдержанный интерес второй мужской голос.

— По-прежнему нет. Все признаки ментальной защиты по образу и подобию дуота Панга...

— Извините, — дрогнул третий мужской голос. — Ваша правда, без полной блокады ментала на исход не обойтись...

— Полноте, цео, я иного от вас и не ждал. На первых порах сам буду заполнять список разрешенного. Я продолжу, ученик?.. — с безобидной насмешкой.

— Да-да, конечно, — смутился голос. Не дрогнув.

— Хм, — потер подбородок не являющийся цео, когда открывший светящиеся глаза дуот через сецию свалился в пятый обморок. — Ёмко сказал, — неторопливо рассматривая выведенную на всеобщее обозрение иллюзию, чем вызвал проявление осуждающего нетерпения в аурах цео, быстро смиривших чувства. Воздействие через оши выполнялось по минимуму, это еще в самом начале было объяснено — ту же ментальную блокаду чародей выстроил отдельно, зацепив за дополнительные амулеты, лежащие не груди дуота. — Примем за данность неумение управлять даденным, — сделав интонацией акцент на каждом неспешно произнесенном слове. — Цео, какими истинными чувствами, кроме зрения, вы владеете? Ясно, риторический вопрос, — хмыкнув. — А дуот Эёух отныне всеми пятью. Вот так-то! Дуот Панг... — еще раз хмыкнув и смешно вскинув брови. — До селе не думал о таком назначении теневых пологов(!!!), — с той же легкой интонацией в голосе. Пронзительный взгляд смотрел сквозь строчащие на телоре руки. — На неделю заглушу до нома. Очнется к вечеру...

Эпилог

— Панг, — нарушил пузырящуюся тишину появившийся через отсутствующий клык Шофхаррэ. В официальной одежде цео и толстой косой, из-за стелящейся походки совершенно не стегающей зад.

— Авэ, цео, — тяжело поднялись и без рвения вылезли из воды Пинг и Понг, потушив свой огненный покров.

— Пинг. Понг. Знакомьтесь. Инс-чароплет, — определил старший порядок. Овал лица второго эльфа делал его добродушным простачком, если не всматриваться в глаза. По нижнему краю дугой от виска через затылок до виска шестнадцать косиц: четыре по бокам сплетаются за ушами в две, ложащиеся на грудь; за остальные восемь множеством заколок с выращенных на кристаллах жемчугом прикреплены сильно вьющиеся локоны — все разбрасываемые искры буквально всасывались в заколки, отчего казалось, будто волосы живые и прямо на глазах растут, или будто волшебная сила струится из головы. Вся прическа чародея являет собой материальную составляющую мощнейшего защитного плетения. — Преподаватель вводимого у нас в каэлесе чародейства. Переведен из колледжа коронной конгрегации Соллерс.

— Аве, инс, — вяло. Согласованно.

— Ну, и? — жизнерадостный голос противопоставлялся взгляду из-под психощита. — Не слышу предложений супротив активному сканингу, — последнее слово резануло слух. Языковое инфэо привело ближайший аналог местного термина из технарского сленга на верхнем элоре.

— Вы инс-чароплет, а не специалист-психолог. Покиньте это место, — вопреки осуждающему взгляду цео, внявшему просительно прянувшим ушам.

— Угрожаете? — в том же своем духе.

— Вы один из главарей начавшегося наплыва коронных конгрегаций в царское захолустье. Вам непростительно забывать о том, что дерево питается не червями, а их экскрементами... — угрюмо констатировал Понг.

— Мы не страдаем коммуникабельностью, потому пообещайте никому не рассказывать о нашей отповеди и оставьте уже нас наедине... — ни разу не положив очи на одну прямую с инструкторскими.

— Ха-ха-ха! — фальшиво рассмеявшись. — Вы совершили опрометчивый поступок, наказумемый, — посерьезнев и добавив в назидательные интонации литой металл. — Мне необходимо вас обследовать и составить план обучения. — В глазах тапок давил таракана, со смаком размазывая останки.

— Хех, — натянуто улыбнулся Понг, не препятствуя вытянувшимся щупам. — Вы без гаджета, потому хватайте в охапку ближайшую декурию и дуйте защищать каэлес согласно официальной причине своего здесь появления. Драконий блицкриг по нашему Древу удастся, если они скопом разорят еще и все гим-каэлесы, — используя вместе с неторопливой мыслеречью жесты. — Как раз в облаках в нашу сторону движется разведчик боевого крыла, явно по наводке прочесывающего территорию. Стоит им добраться до портальной системы, как падет вся гроздь учебок. Еще три, кстати, скоро неминуемо наткнуться на Кюшюлю, Апаранак и... Зоэньтаа.

— Не мелите чушь, — попытался отговориться новоявленный инструктор, неосознанно перейдя на другую лексику.

— Отправляйтесь, чародей! Немедленно!!! — Цео встал грудью между ним и дуотом, грубой силой ударив по исследовательскому кантио, считавшему крестовины чакр — опасности остатки плетения не представляли, впитавшись в камни под ногами. Над гаджетом засветилась четырехслойная иллюзия с упрощенной картой четырех гим-каэлесов и разноцветными кометами, хвосты которых отражали их маршрут за последний час.

Лавандовые глаза зло сверкнули, выгоревшее золото волос грозно колыхнулось, лезвие флофоли распороло воздух. Впрочем, дуоту Пангу в истаявшем клочке кудрявого тумана почудилось удовлетворение от увиденного. Или от произведенного впечатления? А одно не включает другое? Вопросы...

— Па-ап, — протянул Пинг, приклеившись сзади. — Будущих Магистров Жизни вчера днем перевели в Тьянкль, а про порталы Понг загнул. Не переживай...

— Какие еще магистры? — бросил сдерживающийся взрослый, оставивший только один слой. Этой ночью им с женой было не до апробаций браслета на правых руках, хоббитам тоже было совершенно не до них.

— Ты же их сам с Олко инициировал... отсюда. Всю ночь вдвоем старались... — с уважением и толикой белой зависти в голосе произнес Понг.

— Котята Анрэ, пап... Извини...

— Ничего... — еле слышно произнес Шофх, с влажными глазами обнявший дуота Панга. Все же, одна скупая мужская слеза не удержалась и скатилась из правого глаза.

— Есть еще кое-что, Шофх, — через паузу подал голос Понг, прекратив водить пальцем по ткани на лопатке. — Эёух надругался над нами, бросил побег дружбы в кислоту, — накрыв рот сморщенной от минеральных вод ладошкой со специально оставленным грубым шрамом, тем самым давая понять о желательности тишины.

— Но всему дуодеку поплохеет, если дуот выродится в злыдня. В переданном файле координаты родителей и места встречи. Надо убрать все сделанное этим зазнайкой, тогда Аэнли продлит время их бессознательного состояния. Вот оптимальное расположение при побудке — родители через них крутят в разные стороны кольца своих энергий. Преодоление сенситивного шока это катарсис, им подвластный. После перешагивания порога в их черном списке останемся мы да они сами — с другими сохранится полнота общения. Способности останутся в подчинении, но свободно оперировать магией до половозрелой фазы не выйдет. Передай родителям все данные, отключи оши на время встречи — после дуоту предстоит заново учиться жить, поначалу пусть опираются на зрение, обоняние и слух амикусов. В качестве его няньки... стоит персонально попросить Имша. Пожалуйста, возьми авторство идеи...

— Родичи сохранят им вменяемость и доходчивее всех объяснят, что их жестокость по отношению к нам превзошла как проследившего за срабатыванием ловушки Хэмиэчи, так и коллективно совершивших убийство Эрина... Мы отчасти сами виновны, что они взалкали большего, потому ненависти нет, но и прощенья тоже. Мы пока не знаем, как лучше поступить... По горячим следам мы купировали, но точно спрогнозировать реакцию на выкорчевывание не в состоянии, ведь наш пример должен стать показательно порицаемым... Их скукоженный цветодар все увидят, как и стяжки на нашем. Но... но нам бесконечно противно чувствовать в себе их часть.

— Па-ап, мы боимся... одиноко... каждый друг захочет нашей крови ради ее даров... зря мы тут...

— Сын, не говори так! Не смей думать! — Цео прекратил целовать ладошку. — Не надо впадать в крайности, Панг, — эманируя скальной твердостью. — Учись держать дуодек в приятельском кругу, я буду подсказывать тебе через гаджет, ладно?

— Угу.

— А с... ними... прошу, выслушай меня, Панг. Семья — святое. Любовь приходит и уходит, а дети остаются. Папа, мама, авусы и авианы, праавусы и праавианы, сестры... и братья. Мы для общего блага отдаем своих детей на воспитание, Панг, отрываем от сердца. Самая извращенная и ужасная вражда бывает между родственниками, доходит до поголовного смертоубийства. Дуот, познав смерть близнеца, может возненавидеть систему и родителей, предавших одного из собственных детей, при этом он гораздо больше начинает ценить жизнь, свою и чужих, особенно родственников. Наши предки оказались вынуждены идти по этому пути, и не ты первый захотел переориентировать сложившуюся систему, но лишь вам удалось изыскать возможности и способы изменения русла. Позволь мне помогать тебе, подсказывать... Если ты исторгнешь привнесенное братанием, старшие эльфы начнут тебя презирать и вставлять палки в колеса, тебе не будет веры. Если ты оставишь капсули-скобы, это породит подозрительность, инструкторы рано или поздно догадаются, что тебе противно, и спишут на свой счет. Прими родство до конца, сын. Порицать будут факт и обстоятельства. Тебя несильно пожурят, возносить или осуждать не станут. В тебе обида, нет злобы и ненависти — на твое отношение к ним и поведение с ними посмотрят сквозь пальцы, так же примут за должное выверт с Енго и... Упикцео. Мне жаль, что я не разглядел ситуацию и прозевал тебя за Неолом. Но ты сильный, ты справишься. Панг, во мне твои слезы и я сердцем чую, что некто Пинг и Понг раньше были разными, а теперь разделенное единство. Разрешишь наедине звать тебя Лисом? — его волнение перехлестывало через край, вместе с надеждой и любовью.

— После совершеннолетия, пап. Я хочу наново насладиться детством, под разными ракурсами. А по поводу родства... Ты не задумывался над тем, почему у меня появился иммунитет к менталу? Они провели меня по своей памяти, отец, от и до!.. Никогда этого им не прощу! Ты советуешь... родство... приму... Но никого больше из малышни даже приятелем не назову! — поочередно отвечали Пинг и Понг, которых ожидаемо раскусили. И это оказалось неожиданно приятно, пришло облегчение. — А теперь поторопись, чета Кагифэ ждет...

Шофх рассудил мудро, сберегая на потом утешения и вопросы. Развитая эмпатия вкупе со знаниями многих житейских премудростей помогли чуткому цео в кратчайшие мгновения принять единственно верное решение — он заранее припас несколько последних слов и не преминул высказать подходящее, изменив вектор мыслей в положительную сторону.

— Панг, — притянув к себе и ласково потрепав, — мы ведь во время сна можем к хоббитам вместе являться, а? — Проникновенный шепот трепетной надежды нашел отклик, поданная идея безумно понравилась Лису, и не хай, что самому не пришла! — Подумай... — быстро поднимаясь.

— Тут и думать нечего! — сияя радостными глазами с радужным отливом. Шофх любяще улыбнулся и погладил обе головы, поднявшись. Он прочитал в глазах и ауре рост своего влияния. Ему доверились, и Шофхаррэ всеми фибрами души захотел соответствовать чаяниям асма, признанного им своим сыном. Именно асма — это он со всей ясностью понял в этот миг, и не нашел в себе признаков отторжения.

— Сегодня там встретимся, — кивнул общим чувствам взрослый. — Спасибо за Анрэ, — отправил он через гаджет, покидая каменную пасть дракона. — Надеюсь, у нас получится дружная семья, — не оглядываясь, махнул он на прощанье рукой. Бывшее на ней пестрое кольцо развернулось змейкой, скользнувшей по воздуху к дальней стене, у которой расширилось в аппетитные грозди мелких бананов и бескосточкового винограда, сочной темнооранжевой хурмы и плошек с приготовленным цео обедом, перебившим запах испарений минерального источника.

Лис переглянулся с Пингом и Понгом, доставшим и прижавшим Слима — впереди забрезжил уютный свет, ясно и отчетливо.

А поздним вечером дорана вернувшийся дуот разорвал горящие под зарницей воздушного боя кучкующиеся костры своим громким и проникновенным лорским дуэтом, аккомпанируя себе струнными переборами и барабанами с проигрышами флейтой:

Что такое осень — это небо.

Плачущее небо под ногами.

В лужах разлетаются *драки* с облаками.

Осень — я давно с тобою не был.

В лужах разлетаются *драки* с облаками.

Осень — я давно с тобою не был.

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль -

Осень темная даль.

Что такое осень — это камни.

Верность над чернеющей *Рекою*.

Осень вновь напомнила душе о самом главном -

Осень, я опять лишен покоя.

Осень вновь напомнила душе о самом главном -

Осень, я опять лишен покоя.

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль -

Осень темная даль.

Что такое осень — это ветер.

Вновь играет рваными цепями.

Осень — доползем ли, долетим ли до ответа:

Что же будет с Родиной и с нами?

Осень — доползем ли, долетим ли до рассвета,

Осень, что же будет завтра с нами?

Осень в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль -

Осень темная даль.

Осень в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль -

Осень темная даль.

Тает Стаей Город во Мгле,

Осень, что я знал о тебе?

Сколько будет рваться Листва -

Осень вечно права... /*ДДТ — Что такое осень*/

На последнем предложении Пинг и Понг дрогнули голосами от пролившихся слез и смазали аккорды, метнувшись двумя метеорами ввысь от чувств, что пролились через щелку эмпатических щитов, приспущенных ради удовлетворения совести.

— Бандтанто(*)! — выплеснулся сдвоенный чародейский голос. — Круор-Игнито! — завершающий штрих придуманного недавно инфэо.

Десять тысяч воспылавших огнем воздушных мечей взвихрились вокруг двух погасших звезд, отдавших им весь накопленный в зеницах свет. Смертельно красивый хоровод вспорол небеса и разделавшегося с защитниками серебристо-багряного двуглавого дракона, а на землю, с которой из лопнувших Сержи стартовала пара белых ракет и разорвала золотое нутро одноглавого спутника двуглавого, сломанными куклами полетели две высохшие мумии. Второй танец смерти видели дети лишь восточного берега — вспорхнувшие феи преградили путь трем небесным кораблям, прорвавшим оборону. Среди них обошлось без потерь...