Тяжесть короны Глава 19-28

— Ты знаешь эту пьесу? — выдавила я, справившись с замешательством.

— Конечно, — Ромэр недоуменно пожал плечами. — Это же Стэндграунд.

Да, нельзя мне долго сильно волноваться, простые и очевидные ответы вызывают болезненное веселье. Я улыбалась, с трудом сдерживая смех. Ромэр тоже улыбнулся, качнул головой и легко потянул меня за руку, побуждая идти дальше. А его следующая фраза выбила почву из-под ног.

— Не стоит так переживать, все будет в порядке.

Я онемела, веселость как рукой сняло, улыбка испарилась. Даже мама, даже кормилица многие годы не понимали, что моя смешливость в некоторых случаях — проявление крайней степени волнения. А он понял... Осознание этого факта подарило такую радость, такую опьяняющую легкость, что все остальное вдруг стало совершенно неважным.

Дорогу к дому родственника Ромэр прекрасно помнил. Хоть мы и прошли по ощущению почти через весь Челна, о направлении арданг ни разу даже не задумался. Дом Варлина стоял значительно дальше от городской стены, чем я считала. Большой, кажущийся в утреннем сумраке громоздким дом стоял прямо на улице, а не было отделен двором, как дом Клода. От двери пахло свежей краской, а вычурный латунный молоточек, поблескивающий в свете окон соседнего дома, свидетельствовал, что дела у Варлина идут хорошо. Нас ждали, так что дверь на стук открылась сразу. Взволнованный Варлин впустил нас в широкую хорошо освещенную прихожую. Там нас встретила радостная молодая женщина, во все глаза глядящая на Ромэра. Едва ее муж закрыл за нами дверь, Ирла подошла к моему спутнику и, взяв в ладони его лицо, поцеловала в обе щеки.

— Поверить не могла, пока не увидела... — утирая слезы, пробормотала она. — Это же чудо, сбывшаяся сказка... А Вы, — она повернулась ко мне, с придыханием произнесла имя, — Нэйла.. Вы настоящий дар небес. Будьте же благословенны!

Она взяла меня за руки, а потом, видимо, отказавшись от очередных условностей ардангского этикета, просто обняла. Краем глаза заметила довольную улыбку Ромэра и его удивление.

— Идемте завтракать, — предложила Ирла, увлекая меня в сторону открытой двери в просторную светлую кухню.

Я в растерянности переводила взгляд с влажного от слез лица счастливой женщины, на уставленный разнообразными блюдами стол, на улыбающегося Ромэра. Мы позавтракали, думаю, любому было ясно, что Летта нас голодными не отпустила бы ни при каких обстоятельствах. Так же я смутно вспоминала, что это, если не требование этикета, то часть обычая, но как реагировать на такое предложение, не знала.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил за нас обоих Ромэр. — Мы не голодны, но от шедай не откажемся.

Шедай! Ну, конечно, как же я могла забыть! Ардангов всегда отличала не только вежливость, проявляющаяся, например, во множестве обращений, но и гостеприимство. Отношение к гостю всегда было трепетное, более чем почтительное. В некоторых сказках даже говорилось, что гость, похваливший какую-то вещь, получал ее в подарок. И, разумеется, арданги считали недопустимым не напоить и не накормить гостя. Даже если он заходил в дом всего на несколько минут. В свою очередь отказ от угощения приравнивался чуть ли не к объявлению войны. Вспомнив этот обычай, я бросила взгляд в сторону входной двери. Так и есть. Справа на резной полочке стоял плетеный коробок, украшенный яркими бусинками. Мне даже не нужно было поднимать его крышку, и так знала, что внутри лежат шедай. Круглые солоноватые сухие лепешечки, которые давали с собой торопящимся гостям.

Ирла, сжимая мою ладонь в своих, настаивала. Варлин, положив руку Ромэру на плечо, сказал:

— Хоть чаю с нами попейте, — и, явно соблазняя, лукаво добавил. — Ирла знала же кого ждет. Специально сделала снощи.

Это название мне ни о чем не сказало, но Ромэр, мечтательно улыбнувшись, ответил:

— О, Ирла, право, не стоило.

— Для тебя же, — сказала женщина, словно обнимая арданга ласковым взглядом.

Снощи оказались маленькими шариками теста, вываренными в медовом сиропе с добавлением сока белого винограда и специй. Золотистые, будто сияющие внутренним светом шарики принято было подавать теплыми прямо в горшке, в котором их варили. Одного восхитительного тонкого аромата, исходившего от пузатого терракотового горшка, было достаточно, чтобы я немедленно согласилась с Ромэром, назвавшим Ирлу непревзойденной мастерицей снощи. А когда золотой полупрозрачный шарик оказался на моей тарелке, когда я попробовала это чудо, сразу и незамедлительно высказала Ирле свой восторг. Потому что ничего даже сравнимого в жизни я не ела. Мы с Ромэром нахваливали лакомство, а, несомненно, привыкшая к похвалам женщина лишь скромно кивала, доливая нам в чашки зеленый чай.

За столом мы посидели недолго, меньше получаса. Я не волновалась из-за отсрочки. Ведь ход за пределы города находился в подвале, подготовленную к путешествию телегу берегли для нас жители соседнего села. Ромэр тоже не торопился, но и засиживаться не хотел. Поэтому, отдав дань великолепным снощи и допив чай, 'муж' встал и поманил меня за собой. По-прежнему разговаривая вполголоса, вышли в коридор. Мы с самого появления в доме старались не шуметь, чтобы не разбудить детей. Но предосторожность была напрасной. Со второго этажа по лестнице в коридор спускалась позевывающая и сонно потирающая глаза девочка в ночной сорочке. На полдороге она заметила нас и замерла, рассматривая гостей. Особого удивления она не выказала, видно, ходом время от времени пользовались посторонние люди. Но постепенно серьезное, немного настороженное выражение лица девочки менялось на удивленно-недоверчивое. Чуть прищурившись, она подалась вперед, не сводя с арданга глаз.

— Дядя Ромэр... — потрясенно прошептала девочка. — Дядя Ромэр, — повторила она громче и уверенней, срываясь с места.

— Дядя Ромэр! — восторженно выкрикнула она, обнимая вставшего перед ней на колено арданга.

— Здравствуй, Дайри, — счастливо улыбаясь, откликнулся Ромэр. — Я очень рад тебя видеть. Но признаюсь, не думал, что ты меня узнаешь.

— Скажешь тоже, — отстраняясь и заглядывая в лицо дяде, хмыкнула девочка. Тут же нахмурилась и неимоверно строгим тоном спросила: — Ты почему не писал? Мы думали, ты умер.

Ох уж эта детская непосредственность... Не знаю, правда, что больней ударило, слова девочки или ответ Ромэра:

— Отчасти так и было... Пойми, Дайри, я не мог написать... Честное слово, хотел. Но не мог.

Девочка глянула на меня, на родителей, удивительно по-взрослому грустно погладила пальцами лямку сумки на плече дяди.

— Ты должен уйти?

Он кивнул:

— Да. Должен.

Взгляд девочки стал серьезным, твердым. Между бровями залегла вертикальная складка, а губы решительно сжались. Даже не верилось, что ей всего десять.

— Обещай, что в этот раз вернешься, — сказала она с нажимом.

— Все в Его руках. Я обещаю только, что буду стараться, — честно ответил Ромэр.

Она снова прижалась к дяде, обвив тонкими руками его шею.

— Старайся лучше, чем в тот раз.

Арданг не ответил, только кивнул.

Не отпуская руки дяди, Дайри проводила нас в подвал. У короткой стены стоял массивный шкаф из темного дерева, казавшийся незыблемой твердыней. Варлин отодвинул его немного, в образовавшуюся щель стал виден ход — темный провал в стене. Видно было, что ход использовали редко. Очень редко. Слой пыли, трудности, с которыми Варлин отодвигал шкаф, натужный скрип деревянных ножек по камню. Если бы не знала, что в этом подвале существует возможность выбраться наружу, никогда бы не заподозрила.

— Оларди сказал, у кого в каких селеньях лучше останавливаться? — спросил Варлин.

Он использовал для Клода замену имени как для князя, старшего мужчины в своем роду. Это обращение я прежде встречала лишь в книгах. И теперь усомнилась в правильности толкования, тем более точно помнила, что Варлина представили мне как родственника Летты. Поэтому сделала себе мысленную пометку спросить об этом Ромэра.

— Да, конечно, — ответил арданг.

Варлин, ненавязчиво оттеснил 'мужа' от меня и шепотом давал еще какие-то советы. Ирла говорила мне что-то обще-ободряющее, я благодарила за прием. Такое поведение не удивило. Ардангские женщины не вмешивались в дела мужчин, а те, в свою очередь, не прислушивались к женским разговорам. Больше удивляло то, что такое невмешательство было осуществимо даже в небольшой комнате, на расстоянии пары шагов друг от друга. Дайри, отошедшая к нам с Ирлой, вдруг сообразила, что при мне говорят на шаролезе. Тут же извинилась и тоже перешла на мой родной язык.

— А Вы откуда? — с любопытством заглядывая мне в лицо, спросила девочка.

— Из Ольфенбаха, — честно призналась я. Эту часть моей биографии мы с Ромэром решили не менять.

— О, это очень далеко, — протянула Дайри. Она нахмурилась, видимо, представляя себе расстояние. — Очень далеко, — подвела черту она. — А Вы давно замужем за дядей Ромэром?

Ох уж мне это детское любопытство...

— Я не замужем за ним вовсе.

— А за кем?

— Ни за кем, — ответила я, прекрасно понимая, что девочку смущает мой костюм замужней женщины.

— Жаль, — вынесла вердикт Дайри. И невероятно серьезно, словно решала проблему мировой важности, продолжила. — Вы добрая и красивая. Как ангел на храмовых росписях. Дядя Вам не нравится?

От самого вопроса, от тона, которым он был задан, я онемела. Ирла, наклонившись к дочери, быстро полушепотом принялась ей втолковывать на ардангском, что задавать такие вопросы неприлично. И вообще, не ее ума дело, и не след влезать в чужие отношения... Дайри пробовала защищаться, время от времени вставляя: 'Я только спросила'. Меня разбирал смех, с трудом сдерживала улыбку. Ведь она была совсем неуместна, когда смущенная и расстроенная Дайри просила у меня прощения за бестактность, а Ирла извинялась за дочь.

— Все в порядке, я не обиделась, — заверила я. — Это был логичный вопрос. Хоть и несколько прямолинейный. Ожидаемое проявление женского любопытства.

— Мне жаль, это все из-за одежды, — одной рукой прижимая к себе дочь, оправдывалась Ирла.

— Разумеется, — только и успела ответить я. К нам подошли Ромэр и Варлин.

— Спасибо вам еще раз, — улыбнулся 'муж'.

— Главное, будьте осторожны, — обнимая Ромэра и целуя мне руку, напутствовал Варлин.

— Берегите себя, — обняв меня и поцеловав в обе щеки Ромэра, попросила Ирла.

Дайри обняла вставшего перед ней на колено дядю, а потом подошла ко мне. Наклоняться с сумкой было неудобно, поэтому я тоже опустилась перед девочкой на колено. Десятилетняя сваха обняла меня на прощание и шепнула: 'Он очень хороший'.

Ход за городские стены был узким, вдвоем не разминуться. Но, к счастью, хоть наклоняться не пришлось. Свет лампы, которую нес Ромэр, скользил по земляным стенам, по деревянным балкам, укреплявшим ход.

— Ты знаешь этот обычай? — заинтересованно спросил Ромэр, не оборачиваясь, когда мы отошли довольно далеко от подвала.

— Какой? — недоуменно уточнила я.

— Обнимать детей, стоя на колене.

— Теперь знаю, — усмехнулась я. — Не хочется тебя разочаровывать, но просто было неудобно наклоняться с сумкой за спиной.

— А, — протянул он. По голосу слышала, что спутник улыбнулся. — Сам так привык, что не подумал о простой логике.

— В этом случае она меня выручила. Но, боюсь, так будет не всегда. Ромэр, я была бы признательна, если бы ты рассказал мне о некоторых традициях, — попросила я. — В первую очередь о тех, что кажутся тебе очевидными. И было бы здорово, если бы ты научил меня ардангскому языку.

Он остановился, повернулся, серьезно и пытливо посмотрел мне в глаза.

— Ты ведь совершенно не обязана это делать. Ты действительно этого хочешь?

Создалось ощущение, что я попросила о чем-то сверхъестественном, запредельном. Что произнесенные слова не укладывались у него в голове.

— Конечно, — подтвердила я.

— Ты хочешь узнать традиции и выучить язык моего народа? — чуть нахмурившись, уточнил арданг.

Ах, вот как он расценил мои слова. Просьбу принцессы Шаролеза. Тогда удивление и недоумение понятно.

— Разумеется, хочу, — твердо ответила я.

Ромэр молча рассматривал меня с минуту, а потом спросил:

— Почему?

Вопрос, конечно, закономерный. И что на него ответить, кроме правды?

— Потому что это твой язык и твои традиции.

Это объяснение вызвало еще одну долгую паузу. Потом Ромэр склонился передо мной в легком поклоне и сказал:

— Мне словами не сказать, как я удивлен и обрадован такой просьбой. Я буду счастлив научить.

— Буду рада учиться у тебя, — смущенно улыбаясь, чувствуя, как румянец заливает щеки, ответила я. В кои веки нашлась с ответом...

По подземному лазу шли почти час, — выход был далеко от городских стен. Видимо, чтобы стражники случайно не обнаружили. Выбравшись на поверхность в роще посреди большого малинника, Ромэр огляделся и уверенно повел меня на северо-запад, в сторону ближайшего села. Люди, державшие подготовленную для нас телегу, Ромэра узнали. Невысокий старик, открывший ворота на условный стук, немедленно упал перед своим королем на колени. Его примеру тут же последовала пожилая женщина, встречавшая гостей. Хорошо, хоть хозяева вели себя тихо, и нам удалось покинуть селение без огласки.

Я, откровенно говоря, не понимала, почему Ромэр так не хотел, чтобы о его возвращении знали. Он же все равно собирался поднимать восстание. А за кем пойдет народ, как не за королем? Тем более Клод сказал, что память о втором короле Арданга жива, а реакция селян только подтвердила эти слова. Когда мы отъехали на порядочное расстояние от деревни, я задала эти вопросы спутнику. Ответ меня озадачил.

— Мне очень важно кое-что проверить. Только потом я смогу объявить о себе.

— Что же мы едем проверять? — не утерпела я, хотя знала, что он не ответит.

— Пока это для тебя секрет, — улыбнулся арданг и задумчиво добавил: — В некотором смысле для меня тоже.

На этом я решила тему оставить. И без нее было чем заняться, — Ромэр, воодушевленный просьбой, просвещал меня, рассказывая о традициях своего народа. С гордостью могу сказать, что многие, очень многие обычаи я знала. Например, про шедай, про правила обращения к разным людям. А вот объяснения некоторых застольных традиций вогнало меня в краску, когда я вспомнила свое поведение в Круче, в 'Лунном олене'. Нет, тогда я, конечно, вела себя и не по нормам шаролезского этикета тоже... Но зато стало понятно, почему Ромэр тогда так смущался. Казалось бы, мелочь, поделиться огромной порцией с мужчиной еще до того как начала есть сама... Вот только оказалось, что это разрешается исключительно жене, даже матери нельзя... Потому что больше показать близость можно лишь публичным поцелуем. Хорошо, что об этом правиле за пределами Арданга не знают.

Пегая пожилая лошадь, тащившая нашу телегу, груженную свежим сеном, размеренно вышагивала по пыльной дороге. Я сидела рядом с ардангом и слушала 'дорожную' песню в его исполнении. Низкий голос Ромэра неторопливо свивал мелодию куплет за куплетом. И, наслаждаясь мягким звучанием песни, я почти не обращала внимания на слова. Удивительно, как преображался голос Ромэра, когда спутник говорил на ардангском или пел. Не хотелось ни говорить, ни спрашивать. И уж ни в коем случае не хотелось перебивать. Только слушать. Часами... Волшебство. Пожалуй, больше меня завораживал лишь смех Ромэра. К счастью, мое 'обучение' ардангскому предоставило множество поводов для веселья.