Из музея вышли — товарищ Че выразил желание посмотреть метро. Возле станции "площадь Свердлова" мы "победу" оставили — я отзвонился, те кто надо машину оперативно в наш гараж перегонят — и проехали до "Сокола". В наш "генеральский" дом — имею право гостю свою квартиру показать? Тем более, что холодильник (пока еще не часто в квартирах встречающийся) наличествует (причем не американский — наш завод ЗиС с пятидесятого выпускает, кроме автомобилей), и я как знал, вчера закупился продуктами с запасом, так что не обеднею. Смотри, Команданте, как живут советские люди — не особняк на собственной плантации, но отдельная четырехкомнатная квартира. Учти, что аристократии у нас нет, и власти денег тоже — а есть, что Советская власть умеет награждать тех, что ей честно служит.

Опять сомневается — и спрашивает, в каком я чине, и есть ли у меня семья? Тут опять Тамара выскочила, меня не спросив.

-У Валентина Георгиевича жена погибла два года назад, бандиты убили! Вы, товарищ, поделикатнее — спрашивать о таком!

А сама у меня за плечом стоит, наклонясь, так что запах ее духов мне в нос шибает. В моей квартире распоряжается как хозяйка — нас с Че за стол усадила, а сама хлопочет, на стол подает, и на Леночку покрикивает командно, заставив ее помогать. А у меня от ее стараний — ноль эмоций. Маша хоть на ту, другую, очень похожа была внешне — на ту, которая другому отдана, его искренне любит, и страшно представить, что сделает с тем, кто попробует это разрушить. Ты же, Тамара, ну совсем не моя — меня даже та польская пани из Львова, которую я допрашивал и приговор вынес, и то больше чем-то задевала. Но не хватало мне еще сейчас личными делами заниматься — чай не аргентинский сериал!

Сейчас прием пищи закончим, и поедем в "итальянскую моду", товарищу Че Геваре снаряжение подберем — а если не найдется готового, то мерку снимем, за три дня подгонят. Ну а после, к Бахадыру — астма у нашего героя нам совершенно не нужна. Заодно и сам "техосмотр" пройду, пусть наш признанный целитель и меня помнет и обстучит — хуже точно не будет.

А завтра — в Музей Революции. И дальше, до отъезда — по утвержденной культурной программе.

Некто, в районном городке N (название значения не имеет).

Опять едут! Тут скоро начнешь себя чувствовать — персонажем из той самой комедии Гоголя.

Только в моем случае, без обмана. И раньше слухи ходили, что эти столичные, на мотоциклах — глаза и уши Того, делу которого мы все верны. И ведь правда бывало, что эти где-то проедут, непорядок усмотрят, и там после такое начинается, люди должностей запросто лишались, а кого-то и под статью подвели. И мы тут хоть и провинция, но к Москве близко, так что новости быстро доходят — например, кто рядом с Вождем на трибуне Мавзолея стояла в День Победы, и кто у нее дочка, говорят, приемная, или по мужу, неродная, ну так один хрен! Это еще быстрее, чем по инстанции — пока бы бумаги прошли наверх, а тут вечером маме поплачется, и все, о тебе уже мнение есть, а завтра и приговор. Им развлечение, а мне валидол глотать. Гоголевскому городничему куда проще было — гостя под опеку ненавязчиво взять, проконтролировать, что он увидит. А эти, всей стаей, как саранча — приедут, так все углы обшастают, осмотрят. Да и наверняка к ним жаловаться побегут — есть и у нас такие, кто на мотоциклах любят гонять.

Только спокойно, не паниковать — мы все ж не при царе николашке живем, советский закон соблюдаем, у нас всякого безобразия и произвола нет... по-серьезному. Ну а мелочи быстро зачистить можно — благо, сосед по телефону предупредить успел. Первым делом грязь и мусор убрать — срочно объявить общегородской коммунистический субботник. Милицию всю на улицы — пусть ударно подежурят, не дай бог кто-то из гостей под грузовик попадет! А все известное хулиганье превентивно упечь на пятнадцать суток — найти за что! В учреждения питания, инспекцию от сандэпидстанции. И чтобы в "Октябре", лучшей гостинице нашего города, места были в наличии, и чтобы в номерах все идеально, лично вечером проинспектирую! В конце концов, эти тут проездом, надолго не задержатся — если задержатся вообще. А мы тут уже всякие кампании и чистки пережили — так что опыт есть.

Это надо же — вчера в нашем Доме Культуры, как раз "Ревизора" играли, силами нашей самодеятельности! И ведь что характерно, я книжку прочел, там в предисловии, что ту комедь Гоголь писал якобы с полного одобрения царя Николашки Первого. И у нас, уже который год говорят в кулуарах, что гражданские чины введут, наподобие армейских — вообще, для порядка будет хорошо: сразу видно, кто выше, кто ниже. Даже проект обсуждался — "секретари, советники, комиссары" рангов с третьего по первый. Чтоб не было такого, когда человек с должности уволился, и вроде как никто. В армии с этим в тридцать пятом разобрались, сейчас и у штатских будет — а у нас, у Партии, тоже? А то ведь выйдет непонятно что!

Вообще, эти перемены... С семнадцатого года была ведь, "руководящая и направляющая роль Партии"! А теперь — Райкин с эстрады исполняет, "монолог директора стройтреста, который просит райком помочь заделать дыру в заборе". С одной стороны, это хорошо, что хозяйственники теперь сами должны шевелиться, а не дергать райком и обком по любой мелочи. Хотя при косяке, на ковер потащат всех причастных — секретаря парткома тоже, вместе с директором или председателем. А с другой — если тебя не напрягают, то зачем ты и твоя должность вообще нужны, а вдруг завтра и вовсе упразднят? Указания свыше — "делать по образцу вооруженных сил, где замполит командира не подменяет, а отвечает лишь за коллектив, его убеждения и моральный дух" — а как это конкретно выполнять? Вот мы пока тут, в провинции, по старинке — смотрим, указываем, организуем.

Да еще и "демократию" ввели! Причем такая политическая линия, что коллектив реально может выдвигать и выбирать — по крайней мере, на должности в низовом звене. А если выбрали "не тех" — вот тут спрос прежде всего с нас, с Партии, "отчего не обеспечили"? Если был кандидат, негласно одобренный свыше — а народ голосовал не за него. Причем не только у нас, но и в системе Советов. Которые народ, Европы насмотревшись, "муниципалитетами" окрестил — поскольку реально они прежде всего местными проблемами занимаются. Нет, что вместо "один человек, один голос" ввели "по заслугам" — то есть, если у тебя орден с войны, твой голос за два считается, а если Звезда Героя, то аж за десять — это правильно. Но что по новому закону тебя не только до, но и после окончания срока оценивают, это ни в какие ворота! С вердиктом от нейтрального "справился с обязанностями" как выше, "отлично, представить к награде", так и вниз, "провалил, впредь категорически не рекомендовать на подобную должность", и даже "провалил катастрофически, подлежит заключению на срок, равный пребыванию на должности". Причем тебе в вину поставить могут не только твои грехи, но и если, например, твой сын что-то натворит. Два года назад в Ленинграде было, сын высокопоставленного товарища оказался замешан в уголовном деле с убийством — так после по всему Союзу прокатилось, а кто тут себя удельным боярином вообразил, и свою семью ставит выше советского закона? А надо сказать, что при всех переменах, если тебя из Партии вон и с формулировкой "по дискредитации", то это карьере конец — даже заведовать сельским клубом уже не доверят. Лишь становись к станку или на трактор — и зарабатывай авторитет с полного ноля, как на войне в штрафбате. Так на фронте и то проще было — там по крайней мере, все ясно, и сомнений нет, лишь разъясняй личному составу текущую партийную линию. Кто я там был, батальонный комиссар — это майор, по общевойсковой мерке. А по штатской, если введут, что выйдет — "советник 3 ранга"? В "комиссары" мне уже не выйти, это генеральский уровень... ну так хоть бы до пенсии досидеть еще лет десять! Нет, принес на мою голову этих мотогостей, прости господи! Кстати, к Церкви сейчас тоже отношение по-новому: коммунисту лишь прямо участвовать в религиозных обрядах не положено, а на всякие мелочи никто внимания не обращает. А поп в нашем городе, вполне уважаемая личность — это лишь сектанты по уголовке все идут. Так ведь еще и итальянские попы считаются вроде как "дружеские" — ладно, у нас таких нет, а каково товарищам где-нибудь в Белостоке или Луцке?

Ну, в общем, и все! Как там у Гоголя — "улицы выметены, антиобщественные личности все сидят взаперти". Встретим гостей как положено, и проводим. Может, и наоборот, хорошее о нас в Москве скажут.

Эрнесто Гевара.

Рай — не там, где каждому дают счастье. А там, где каждый может сделать себя счастливым.

Гевара понял это в одной русской деревне. Где увидел двоих, пришедших с войны калеками. У одного было страшно обожжено лицо и не было глаз — "в танке горел, под Сандомиром". А второй был зрячий, но без рук и без ног — "на Одере под фрицевскую бомбу попал, и просто чудо, что в санбате выходили — а пишут, что потери наши там были совсем невелики". В Аргентине (да и в любой иной стране, известной Геваре) эти люди были бы обречены умереть под забором, или в лучшем случае, доживать сколько осталось в приюте при каком-нибудь филантропическом обществе — но у советских было по-иному: слепой сажал безрукого и безногого в котомку, сшитую из толстого брезента, и шел на работу, где делал все по указке своего друга.

-Нет, мы с Василием не родственники, и не однополчане — а просто, оба за Родину и за Сталина воевали, долг отдали, ну теперь значит как братья. Силой меня бог не обидел, и с техникой опыт есть. На станке, положим, мне трудно, там тонкость движений нужна — но гусянку натянуть или мотор собрать-разобрать, наощупь могу, умения хватает. На МТС зарплату мне честно платят, после с Васькой делим пополам. Ну и пенсия за мою "Славу" мне положена. Мы в сезон и в лес так ходим, за грибами — черноголовики на жарку и сушку, грузди в засол. Особливо вторые — тут я несколько мест знаю, полянки в лесу. Там и зрячий бы не нашел в траве — а я на коленки опущусь и руками шарю, как нащупаю твердо и кругло, ну значит груздь и есть. Прошлой осенью, так четыре кадушки засолил.

Оба эти человека вовсе не чувствовали себя ущербными, относясь к тому, что случилось, философски — "а что делать, раз вышло так?". И даже жен себе нашли тут, уже вернувшись с войны — "мужиков тогда было мало, из тех кто на фронт ушли меньше половины вернулось". Ну значит, и нам надо свой род продолжить — чтоб сыновей побольше, особливо на случай, если не дай бог, снова война. Не дай бог — но ничего, Гитлера поймали и повесили, и с американским капитализмом то же самое сделаем, если он на нас нападет. Русский говорил абсолютно спокойно и уверенно, без тени сомнения что может быть иначе — в отличие от Гватемалы, Коста-Рики (да и Аргентины, если честно) где при всей нелюбви к гринго, их считали неодолимой силой, "как можно их обидеть — придут, и всех нас завоюют".

-Председатель наш верно говорил: Гитлер на нас всю Европу поднял, свой Еврорейх — и где теперь эта Европа? Значит, следующая война, если капиталисты ее начнут, будет последней — после которой на всей Земле, коммунизм. Как в журнале, что моя Людка в клубе в библиотеке взяла — и вслух читала мне про полет к звездам, там название что-то про "Андромеду".

Они остановились в этой деревне на пару дней — чтобы отдохнуть, сделать осмотр и мелкий ремонт мотоциклов. Здесь не было гостиницы — но, как Гевара понял, Валентин с товарищами бывал тут и прежде, местный мэр (или "председатель", как эта должность звалась у советских) относился к байкерам как к хорошим знакомым и друзьям — и определил их на постой по домам: Валентина с Эрнесто к "Мишке-танкисту", заодно и поможете по хозяйству. У русских сельские дома непривычного вида, из неотесанных круглых бревен — неужели инвалид сам такой построил, даже с помощью друга?

-Мы всем миром строили. Ну как же можно своему брату, фронтовику, и не помочь?

Эрнесто уже знал, что у русских поощряется коллективизм — "иначе в нашей природе не выжить". Теперь он увидел, как это выглядит на практике — совсем не похоже на описываемое гринго "все одним строем и под конвоем". Равно как и на статьи в американских газетах (которые пользовались в Буэнос-Айресе едва ли не большей известностью, чем аргентинские) про "тотальное истребление в СССР инвалидов войны, как бесполезных для строительства коммунизма".

-Меньше читай опусы месье Фаньера — ответил Валентин — у нас после Победы хоть и небогато жили, но не бывало, чтоб человека из казармы или госпиталя на дембель, и без работы и жилья. В городе хоть койкоместо в бараке всегда обеспечивали, и направление на завод или в артель — ну а в колхозе всегда рабочие руки нужны. А для инвалидов даже автомобили выпускали с особым управлением, начиная с сорок седьмого года. Ну а что дальше — то сильно от самого человека зависело. Такие, как эти двое — не сломались, себя нашли. Кому-то близкие помогли или односельчане. Но были и такие, кто не выдержали, и не было у них никого рядом — и покатились по наклонной: на себе крест поставили, водка, и попрошайничество. А советский человек, да еще ветеран и с наградами — нищенствовать не может, это и по закону не дозволяется. Таких — да, отправляли с улицы в особые заведения, где опять же тебе выбирать: или просто доживаешь, за койку и паек, или трудишься, учишься — и, собравшись с силами, выходишь снова в большой мир. Сейчас, через десятилетие, таких заведений уже почти не осталось — потому что те, кто сумел, из них выпустились, ну а кто не смог, те долго не жили. Не от того, что голодали и болели — за этим у нас следили строго. А просто, человек без цели жить не может. И пока ты эту цель видишь и к ней идешь — тебе будто силы приходят. А когда остановился — то все в тебе словно ржавеет и рассыпается.

Даже если эта цель — как там в Писании сказано, посадить дерево, построить дом, родить сына? Эрнесто вспомнил Коста-Рику, провинция Никоя. Там тоже был рай — счастливые люди среди зеленых полей, жили там в покое, стараясь не думать, что будет, если случится извержение вулкана или атомная война. А эти русские не были такими долгожителями — потому что у них каждое поколение пережило свою войну! — но оттого они не боялись ничего, ни новой войны, ни катаклизма; вздумай гринго прислать сюда свою армию, эти русские бросили бы свои поля и дома, взяли бы оружие, и не успокоились до тех пор, пока над Белым Домом в Вашингтоне не поднимется красный флаг. Пожалуй, что президент Эйзенхауэр — разумный человек, раз предпочитает воевать с этими русскими лишь на словах.

-Ничто не может помешать победе коммунизма, если сами коммунисты этому не помешают — сказал Валентин — мы ведь не напрасно остановились именно здесь. Я слышал, ты у себя дома управлял чайной плантацией. Как вы платили работникам — за часть сделанного ими, в течение рабочего времени? Что значит, "по другому быть не может" — а ну вставай, пойдем посмотрим, как это организовано здесь.