— Прошу на борт, — позвал их её спаситель, вежливо, словно какой-то швейцар, встав сбоку от лодки. И хотя по контексту это должно было выглядеть забавно, но здесь и сейчас поза Локи не позволяла мыслям даже на миг заподозрить шутку или ребячество, на которые он был мастер в повседневной жизни.
Юрико, как и остальные гости Асгарда, молча последовала предложению. Пол под ногами при вхождении на зависшее транспортное средство даже не качнулся, и вот, спустя несколько секунд, они уже набирают высоту.
— Я правда это вижу? — дрожащим голосом позвала Сара, во все глаза глядя вниз. — Там — за обрывом — пустота космоса?
Юрико незаметно сглотнула, переводя взгляд на Локи. Она тоже это видела — чем выше они поднимались, тем яснее становилось видно, что никакой земли внизу, под водопадом, нет. Там тоже были звёзды. И космос.
— Асгард — это классический «Плоский мир», только без слонов и китов, — ответил брюнет, правя лодкой, держась за настоящий румпель, как на деревянных посудинах, только тут он был металлический и каким-то образом позволял управлять вообще всем движением судна, в том числе и вверх. — Он висит в космической пустоте на краю галактики, а если точнее — на вершине шарового скопления вокруг центра галактики, если её диск положить на бок.
— Но ведь это невозможно, — оторопело возразила доктор Кинни. — С физической точки зрения…
— Почему же? Впрочем, если вам будет проще, можете воспринимать Асгард этаким огромным космическим кораблём, это не верно, но достаточно близко к истине.
Учёная сглотнула и по-новому взглянула на небо со столь близкими и нереально красочными звёздами. Юрико тоже на них посмотрела, вновь ощущая ту бездну, что отделяла её от спасшего её существа. Способный переходить между звёзд за несколько секунд, бессмертный, которому подчиняются Боги, живущие на вершине галактики… ему не было никакого резона возиться с ней. Даже обращать внимание. Человек на его месте просто убил бы бесполезную свидетельницу, как он убил Страйкера. Или совсем как Страйкера. Использовал бы для своей цели — для большего правдоподобия спектакля. Никакие неурядицы в семье не могли служить оправданием его помощи — бывшая пленница собственного тела слишком хорошо знала человеческую натуру: проблемы, душевные терзания, разочарование в близких — ничто из этого не делает людей добрее, только ужесточает. Заставляет отбросить и так не слишком сильный налёт гуманизма и выпускает наружу всю гниль, которая прячется внутри под давлением общества. Но он помог…
Девушка перевела взгляд на худое лицо мужчины в зелёном плаще и сверкающих серебром адамантия доспехах. Тонкие губы, идеально гладкий подбородок без каких бы то ни было следов бритья, высокий лоб, сейчас скрытый причудливым рогатым шлемом, лазурно-зелёные в лучах солнца глаза. На первый взгляд, в нём не было ничего примечательного — его лицо не было фантастически красивым, словно сошло с обложки глянцевого журнала; при тусклом освещении его глаза всегда выцветали, становясь неопределённо-бледного оттенка; фигура тоже не отличалась статью и широтой плеч, что заставляли бы притягивать к себе взгляд. Он был бы обычным и непримечательным прохожим, просто смени одежду на что-то молодёжное и спортивное. Но он не был обычным. Никогда.
Его тело было в идеальной физической форме, уж в этом она могла в полной мере убедиться, даже не пытаясь подсматривать украдкой, ведь во время их поездки он несколько раз бессовестно пытался загорать на солнце при минус пяти. Его мимика и особенно улыбка были способны удивительно и полно передать в разы больше контекста и эмоций в разговоре, чем сами слова. Его приятный голос захватывал внимание с первых звуков, не отпуская и не позволяя себя игнорировать, как бы тихо и между делом он ни вставлял реплики. Он часто шутил, был поразительно чуток и прекрасно готовил. За неполные полторы недели в дороге с ним она чувствовала себя так, словно провела в отпуске добрый месяц, настолько легко и беззаботно всё проходило, незаметно и одновременно с тем бесконечно очевидно вымывая из сердца застарелые усталость, страх и напряжение. Гармония в его движениях, цвете одежды, поведении, всё это мгновенно притягивало внимание, не позволяя себя забыть. Жилистый, не слишком высокий, с внешностью мальчишки, едва окончившего колледж, он был чем-то особенным, как мужчина, и это её чувство никак не касалось его способностей и магических приёмов.
Себе можно было признаться — Юрико была отчаянно счастлива, что жизнь свела её с Локи, но ещё более отчаянно она чувствовала свою ненужность — бесполезность для него. Пусть он не показывал этого ни словом, ни полувзглядом, но достаточно было посмотреть по сторонам… под ноги… в небо — куда угодно, чтобы понять, какая огромная между ними пропасть. Это чувство рвало душу, и, быть может, настоящий буси* или ёдзимбо на её месте должен был бы уйти, чтобы не обременять своей никчёмностью господина, но девушке не хватало на это духу. Эгоистичное, низкое желание… но она не могла себя заставить отказаться от него. Не после того, через что она прошла по воле Страйкера и других людей.
Усилием воли подавив всколыхнувшиеся эмоции, Юрико отвела взгляд от фигуры мужчины и неожиданно встретилась глазами с проектом Х-23. Лаурой.
Искусственно выращенная девочка смотрела на неё со своей обычной безмолвной заинтересованностью. Она на всё и на всех так смотрела, лишь иногда варьируя выражение лица в сторону большего интереса, удивления или настороженности. Бывшая секретарша Уильяма Страйкера не любила с ней общаться — слишком много между ними было общего, чтобы это не приводило к неловкости и чувству дискомфорта. Их даже учили драться по одному шаблону, вернее… сперва этот шаблон отработали на Юрико, а уже финальную версию использовали на ребёнке, и уже от этого женщине было тяжело находиться с ней рядом. Простые люди не слишком старались сделать методы обучения для своих рабов-мутантов приятными, скорее уж наоборот — во главу угла ставилась исключительно эффективность, а когда обучаемый ещё и не может умереть от сопутствующих травм… Бывшей пленнице собственного тела не хотелось это вспоминать, а Лаура была живым напоминанием. Напоминанием, заставляющим всё время осознавать, что через то же самое, во многом по её вине, прошёл ещё и тот, кто не заслуживал этого на порядок больше, чем она.
Тем временем, поискав взглядом что-то на лице Юрико несколько секунд, девочка повернулась к Локи и, чуть подумав, встала с места, чтобы подойти к тому ближе и присесть напротив — с другой стороны от румпеля. Мужчина это заметил, но никак комментировать не стал, лишь цепко следя за её движениями, спрятав в кончиках губ намёк на улыбку, способный, по опыту японки, перестать быть намёком в любой момент, от, казалось бы, любого поступка Лауры. Почти минуту скандинавский бог и девочка, рождённая быть оружием, играли в гляделки, как они делали постоянно. В такие моменты Юрико казалось, что они умеют разговаривать мысленно, настолько странным было их общение. На самом деле она не сомневалась, что Локи такое общение доступно, но картина каждый раз всё равно отдавала какой-то мистикой. Вот и сейчас, стоило девочке опустить взгляд к металлической «палке» управления, а потом повторно поднять его на Бога Магии, как тот, как всегда, понял, о чём думает ребёнок.
— Мысленное управление, — чуть улыбнувшись, пояснил брюнет.
— … — вновь перевела взгляд на румпель Лаура, потом опять на Локи и осторожно подняла руку, замерев ладошкой над металлической поверхностью, не переставая смотреть в глаза мужчине.
— Ну попробуй… — откровенно развеселился тот, поощряюще растянув губы в змеиной улыбке.
— Это разве не опасно? — спохватилась Сара.
— Нет, в Асгарде даже дети умеют управлять летающими лодками, — отрицательно качнул головой Бог, а девочка уже коснулась металла…
* * *
Покои Одина встретили меня тишиной и медовым запахом сгоревшего воска. Один любил настоящие восковые свечи, вернее, их запах, потому иногда зажигал их у себя, несмотря на всю техномагическую продвинутость Асгарда. Сейчас же их явно зажгла Фригга, преданно сидевшая у изголовья кровати мужа и подарившая мне тёплую улыбку, едва я вошёл. Тело Всеотца покрывала золотистая полусфера целительной магии, напоминающая классическое силовое поле, хотя, как я знал, она свободно пропускала любые предметы туда и обратно. Один выглядел безмятежно — накрытый пушистым одеялом до груди, он спал на спине, ничуть не напоминая грозного и могучего Царя Асгарда, от чьего имени дрожали целые миры. Обычный старый человек с мягким, круглым лицом, небольшим животиком и окладистой белоснежной бородой. На самом деле, лицо его в точности повторяло лицо великого Энтони Хопкинса, что и играл его в фильме, но будь я проклят, если Один сейчас вызывал хоть малейшие ассоциации с Ганнибалом Лектером, так запомнившимся в моём прошлом мире благодаря таланту этого человека.
Молча пройдя по залу опочивальни, я обогнул широкое ложе с другой стороны от той, где сидела царица, и медленно присел на стоящее там кресло. Внутри бурлили странные чувства, назвать которые «смешанными» было бы немного блекло. Человеческая часть меня отчётливо трепетала от близости с одним из самых могущественных существ этой вселенной, чему немало способствовали знания Локи, позволяющие осознать это могущество в многократно большей полноте, нежели был способен дать любой развлекательный фильм. Один был Богом, полноценным владыкой этого мира. Даже просто сидя рядом с ним, я ощущал, насколько связан он с окружающим пространством, насколько Асгард и ещё несколько иных — настоящих — планет и даже целых измерений, пусть даже карманных или карликовых, покорны его воле. Он был связан даже с Землёй! Не так полно и глубоко, как с этим искусственным миром асов, но эта связь всё равно была, и была она больше моей. Прежний Локи не думал об этом — слишком привык, да и примеров магической силы отца видел предостаточно, а вот меня это пробирало до печёнок. Я ведь тоже мог чувствовать миры — их душу, сущность. Но для меня это было далёкое и смутное ощущение — я просто знал, что эта душа есть, воспринимал как некий фон, что-то вроде запаха или температуры воздуха, но влиять на неё, заставлять что-то делать, а тем паче — черпать от неё силу… Всё это было мне недоступно. Я ведь не только комплимента ради называл Шторм Богиней. Её сила базировалась на общении с миром, на эмпатии с ним, возможности попросить и получить — феноменальное влияние даже для настоящего Бога. Но всё-таки она не была Богиней, она была мутантом, чьи псионические способности сконфигурировались столь причудливым образом, что она получила свой аналог сил, присущих сильнейшим из асов. Один же как раз был Богом и вполне мог творить то же, что и она, причём на десятке миров. Так кричали мне мои чувства, так шептали знания Локи. И они же говорили, насколько Одину плохо. Насколько он устал и ослаб. Я видел его связь с мирозданием, я видел её потенциал, и я видел, насколько Всеотец сейчас не способен его реализовать. Он был словно огромный древний дракон, поверженный не врагами и оружием, а старостью и немощью, однако продолжающий внушать священный трепет даже в таком дряхлом и беззащитном состоянии.
Но это касалось лишь силы и страха перед раскрытием. Того страха, что побудил меня бежать из Асгарда. Но не он один царил в моей душе.
Память Локи, воспоминания… то, с чем я сроднился и уже, будем честны с самим собой, привык считать своим собственным. Всё это переворачивалось при виде того, в каком состоянии мой отец. Строгий, вспыльчивый, вечно благоволящий Тору, иногда тупой и упёртый, аж до скрипения зубов, но… отец. Всегда такой могучий и внушающий страх, а теперь слабый и беззащитный. Брошенный приёмным ребёнком, преданный в самых лучших чувствах и надеждах любимым сыном, разочаровавшийся и снедаемый сожалением, беспомощный что-то исправить и вынужденный бросить свою жену, своё царство, всё, ради чего он прожил жизнь, в самый ответственный и критический момент. В момент, когда он наиболее нужен. Я осознавал, что я не тот Локи, каким он был, что Один — не мой отец, что я не должен испытывать к нему ничего, кроме презрения за отвратительный результат воспитания своих детей, но я всё равно жалел его. В груди поднималось что-то тягучее и щемящее, подозрительно похожее на любовь. Хотелось помочь, извиниться, обнять и даже, чёрт подери, поплакать…
А ещё меня просто накрывало беспросветным пологом отчаяния от одной только мысли, сколько всего мне предстоит тянуть, возьмись я на самом деле править Асгардом. Административные обязанности меня не пугали, меня пугали люди. Вернее, асы. Их культура, обычаи, нравственные и общественные принципы, традиции вести дела и исполнять приказы…
Тут больше всего проявлялось моё отличие от прежнего Локи — я не мог жить в этом обществе. Не хотел в нём жить. Не хотел подстраиваться под него. Не хотел… его поддерживать. Социум застрявших в родоплеменном строе технически сверхразвитых экстрасенсов-долгожителей — это слишком чуждо для меня. А ведь Царь должен не только следовать традициям, он должен быть, что называется, святее Папы Римского, особенно если у него не всё в порядке с законностью прав на престол. Казалось бы, с учётом репутации Локи, твори что хочешь, но ведь в реальной жизни — это путь в один конец. К тому же… тут нет картошки!
— Я с самого начала просила его быть честным с тобой, — нарушила затянувшуюся тишину Фригга, мягко сжав пальцы Одина над одеялом. — В нашей семье не должно быть секретов…
— У всех есть секреты, — эхом откликнулся я, продолжая гипнотизировать взглядом лицо правителя Асгарда, — но некоторые секреты слишком болезненно воспринимаются, если опоздать с их раскрытием.
— Он скрывал от тебя правду, чтобы ты не чувствовал себя чужим, — попыталась поймать мой взгляд асинья. Пересилив себя, я поддался, поднимая к ней глаза. — Ты — наш сын, Локи, — почувствовав маленькую победу, продолжила она с проникновенным нажимом, — а мы — твоя семья. Ты должен это знать.
— Наши знания порой играют с нами злую шутку, — отвернувшись в сторону, пытаюсь унять бушующие внутри чувства. Хорошо хоть никаких слуг в спальном чертоге сейчас не было, и я мог не опасаться, что, блуждая глазами по помещению, столкнусь взглядом с любопытным зевакой.
— Ты можешь поговорить с ним, — заговорив новым тоном, деликатно предложила сменить тему Фригга. — Он может видеть и слышать нас даже сейчас.
— Боюсь, я сейчас не в том состоянии и могу наговорить много лишнего, а ему и так после выходки Тора несладко, — вздыхаю, массируя пальцами глаза. О том, что Один может наблюдать за миром даже во сне, я знал, но напоминание всё равно не принесло положительных эмоций. — Сколько это продлится?
