Тяжесть короны Глава 19-28

— Я почему-то так и думал, что ты не сможешь заснуть.

В свете лампы волосы Ромэра казались медово-золотыми, а черты лица мягкими. Ласковая улыбка, игравшая на красиво очерченных губах, тепло взгляда серо-голубых глаз... Я молчала и любовалась Ромэром, человеком, которого полюбила. Человеком, которого завтра оставлю. Возможно, никогда больше не увижу. Ведь наиболее вероятный вариант нашего общения — государственные пакты и договоры. Учитывая само существование Дор-Марвэна и его приспешников, я не могла представить себе короля Арданга, решившегося на визит в столицу Шаролеза.

Под моим взглядом Ромэр заметно смутился, отвел глаза. Его рука знакомо потянулась к груди, прикрыть клеймо. Меня этот жест с некоторых пор раздражал. Поэтому я поймала ладонь Ромэра и шепнула:

— Не нужно. Не со мной.

Он бросил на меня короткий взгляд, выражение которого не смогла понять. Тут же улыбнулся, склонил голову в подобии поклона.

— Прости, больше не повторится.

Я хмыкнула. Да, он прав. Не будет возможности. Скорей всего, мы больше никогда не увидимся. Не знаю, о чем подумал помрачневший Ромэр, возможно, о том же. Но он заставил себя удержать улыбку, даже тон почти не изменился.

— Я уверен, что все будет хорошо. Небеса на нашей стороне.

— Хочется в это верить.

Кажется, Ромэр посчитал эту тему слишком грустной, потому что поспешно перевел беседу в другое русло. Передал привет от Дайри, которую видел в то утро, проведывая Ловина. Девочка не знала, что я уезжаю утром. Маленькая сваха наверняка очень расстроится, узнав, что ее ученица уехала. Разговор плавно перешел на учителя Ловина, на какие-то поучения, легенды Арданга...

Мы разговаривали о разных мелочах, несущественных вещах, которые и не упомнить. Не знаю даже, почему Ромэр зашел ко мне той ночью. Я не спрашивала. В тот момент это было и неважно. Радовалась возможности слушать его голос, видеть улыбку во взгляде... Мне было так хорошо в ту ночь, так светло и легко рядом с ним, что тревоги отступили, волнение ушло. Не заметила, как начала засыпать. Последнее, что помню, — тихий голос Ромэра, сказавшего на ардангском простую, но ставшую такой важной для меня фразу.

— Спокойной ночи, Нэйла.

Прощание с Клодом и Леттой было ожидаемо болезненным. Адали плакала, не таясь, не пытаясь даже хоть как-то скрыть чувства. Хоть адар и вел себя значительно сдержанней жены, видно было, что деловое спокойствие дается ему нелегко. Он даже отступил от норм поведения с незамужней девушкой, — обнял меня и поцеловал в лоб.

— Пусть хранит тебя Защитник, — пробормотал Клод, отстранившись. Такие слова не удивили. Я уже знала, что арданги считают Секелая своим покровителем.

Летта, обнявшая и поцеловавшая меня в обе щеки на прощание, плакала, повторяя слова мужа.

Я знала, что расставаться с этими ставшими мне родными людьми будет тяжело. Так же больно, как с братьями и кормилицей. Но я сохранила видимость спокойствия тогда и удержалась от слез в доме Клода. Знала, что самое трудное еще впереди.

Если несколько недель назад, уезжая с Ромэром в Тарлан, мы крались утром по городу, то теперь король Арданга был совершенно уверен в том, что никто из 'Воронов' ему на пути не попадется. Он говорил раньше, что улицы, по которым мы собирались пройти, будут охранять. И я не удивилась, заметив по дороге к дому Варлина десятка четыре мужчин. Они стояли в арках, просто на улицах. Трудно сказать, что отличало воинов от обыкновенных прохожих, появившихся с восходом. Точно не оружие. Ведь именно его я не заметила, хотя это не означает, что его не было. Когда мы прошли около половины пути, появились мои телохранители. Не говоря ни слова, Вел и Садор пошли за нами, держась всего на пару шагов позади.

Варлин ждал нас и на стук открыл сразу. Ромэр пропустил меня вперед в отделанную деревянными панелями прихожую. Тот же дом, тот же улыбчивый хозяин, та же радушная Ирла. Традиционное приглашение на завтрак, тонкий аромат пряностей и карамели. Но все было иным. И то, что прежде подчеркивало радость встречи, теперь усиливало боль разлуки. Как и в тот раз мы согласились выпить чаю с хозяевами. Ловин общался с воинами, судя по разговорам, они были давно знакомы. Ирла сожалела, что Дайри не может со мной проститься. Говорила, что девочка очень привязалась ко мне и, несомненно, будет скучать. Я тоже тепло относилась к Дайри и жалела, что не увидела ее перед отъездом. Но прощания с непосредственным искренним ребенком я в то утро не выдержала бы. Разговор отвлекал меня, но все же заметила, как Варлин, склонившись к Ромэру, шепнул: 'Зря'. Одно короткое емкое слово... Ромэр хотел возразить, но только вздохнул и отвернулся от хозяина.

Раннее чаепитие, — короткая передышка перед дорогой, — близилось к завершению, а я не находила слов, чтобы попросить всех оставить нас с Ромэром наедине. К счастью, сам арданг попросил Варлина о том же.

— Нам с Нэйлой нужно поговорить, — голос короля говорил, что беседа будет исключительно деловой.

— Разумеется, — кивнул хозяин, вставая, жестом пригласив нас следовать за собой.

— Спасибо, — вежливо, даже несколько чопорно поблагодарил арданг, вставая и подавая мне руку.

Комната, в которую нас пригласил Варлин, была небольшой и уютной. Лучи давно вставшего солнца золотили выкрашенные светлой краской стены, поблескивали на рамах зеркала и картин. Ромэр осторожно и тихо притворил за нами дверь, повернулся и посмотрел на меня. Мы довольно долго молчали. Я не находила слов, не могла оторвать взгляд от лица любимого. Он, кажется, тоже не знал, как начать.

— Нэйла, — голос Ромэра прозвучал глухо. — Словами не высказать, как трудно мне было принять твое решение. Но, понимая, что на твоем месте поступил бы так же, осознавал, что не вправе просить тебя остаться.

Я усмехнулась и, не выдержав, призналась:

— Если кто и имел право просить меня о подобном, то только ты.

Взгляд серо-голубых глаз любимого на мгновение изменилось, но выражение я понять не смогла.

— Но теперь поздно что-либо менять. Решение принято...

— Да, — чуть помедлив, согласился он. — Я желаю тебе удачи, спокойной дороги и Его покровительства.

— Спасибо, — заставила себя улыбнуться, хотя на самом деле с трудом сдерживала слезы, а потому говорила медленно. Голос не слушался, дрожал. — Я буду молить небо за тебя... И очень прошу, не рискуй собой. Даже если будет серьезная причина.

Его губы дрогнули в усмешке:

— Мой выбор тоже сделан. И мне тоже поздно что-либо менять.

— Понимаю, — кивнула я, закусила губу, чтобы только не расплакаться.

Он замолчал, отвел глаза, но быстро собрался с мыслями и снова посмотрел на меня. Его голос звучал уверено, твердо.

— Хочу, чтобы ты знала. Я тебе очень благодарен за все. Я счастлив, что судьба свела меня с тобой, что мне выпал шанс узнать тебя так близко. Что мне повезло провести с тобой так много времени.

Да, я уже слышала, что чувство, которое он ко мне испытывает, называется благодарностью... Слышала, но даже в тот момент надеялась на что-то... Смахнув скользнувшую по щеке слезу, все же решилась. Ведь это была последняя возможность показать ему хоть малую часть своего чувства. Не опасаться неловких моментов, сочувственных взглядов искоса или искреннего недоумения в связи с завуалированным признанием.

— Ромэр, не знаю, когда мы еще увидимся и встретимся ли... Но я тоже благодарна судьбе за... знакомство с тобой. И я желаю тебе счастья, — дрожащей рукой вытащив из кармана юбки перстень отца, продолжила: — И хочу сделать тебе подарок. Чтобы ты хоть изредка вспоминал меня.

— Тебя не забудешь, — прошептал Ромэр, глядя мне в глаза и не обращая внимания на кольцо в моей руке. — Я тоже хочу сделать тебе подарок на память. И попросить о том же. Вспоминай меня, пожалуйста.

В ответ я только кивнула. Ни сил, ни способности что-либо сказать не осталось. Чувствовала, как по щекам бегут слезы, как колотится разрывающееся на куски сердце... Ромэр улыбнулся. Ласково, ободряюще, виновато. И на мгновение отвел взгляд.

— Нэйла, — в серо-голубых глазах любимого отразилось неподдельное удивление. — Очень... интересный подарок.

Я кивнула, вытерла неуместные слезы, пытаясь взять себя в руки. И пояснила:

— Перстень отца, — прозвучало как-то сухо. Я постаралась исправить впечатление, но из-за смущения мне это, кажется, не удалось. — Хотя правильней, перстень Кираоса... Отец его любил, носил часто... Он отдал мне его незадолго до последнего похода. Пожалуйста, прими его. Надеюсь, что это кольцо станет тебе оберегом.

— Боюсь, никакие слова благодарности не смогут отразить мои чувства, — вдохнул Ромэр, взяв меня за руку. — Это воистину бесценный подарок. И я буду хранить его. Но и ты прими мой, мне эта вещь не менее дорога...

С этими словами он надел мне на безымянный палец кольцо. Аккуратное красивое золотое с прозрачным сиреневым камнем. Я смотрела на кольца, как завороженная. Аметист на пальце мягко поблескивал в утренних лучах, словно подмигивая аметисту на ладони.

— Кольцо матери, — почему-то шепотом объяснил Ромэр. — Точнее, кольцо Тарлан.

Как во сне, не до конца осознавая, что делаю, уверенно взяла руку Ромэра и надела ему на безымянный палец перстень отца.

Вновь встретившись взглядом с Ромэром, не удержалась и обняла любимого. Спрятавшись в уютном тепле его рук, беззвучно плакала. Он обнимал меня нежно, бережно, положив одну ладонь мне на голову, касаясь щекой виска.

Мы долго стояли, обнявшись. Долго. Жаль, что не вечность. В соседней комнате из-за стола вставали люди, тихо отодвигая стулья. Заставила себя отстраниться, выпустить из рук Ромэра.

— Мне пора уходить, — прошептала я, вглядываясь в лицо любимого.

Он кивнул и не ответил. Слышала, как в коридоре поскрипывали половицы, — хозяева и воины спускались в подвал. Последние минуты рядом с Ромэром. Последняя возможность показать, насколько он мне дорог, что значит для меня... Я знала только один способ это сделать. Взяв в ладони лицо Ромэра, привстав на цыпочки, поцеловала в обе щеки. Выражение искренней нежной сестринской любви, допустимое для ардангов лишь в кругу семьи... И нарушение всех мыслимых правил шаролезского этикета, что бы о распущенности наших женщин ни говорили.

Взгляд родных серо-голубых глаз отразил горечь и боль. Порывисто обняв меня, Ромэр шепнул:

— Мне очень жаль, что все так заканчивается.

— Мне тоже, — сглотнув болезненный комок в горле, ответила я.

— Я ничего не могу обещать, — в голосе Ромэра послышалось отчаяние. — Но надеюсь на скорую встречу. Когда наши страны не будут воевать.

Он поцеловал меня в висок, надолго замерев в этой позе. Душа разрывалась на части, каждый удар сердца причинял боль. Но я умудрилась не только перестать плакать, но даже выровнять дыхание. Ромэр тоже взял себя в руки. Ему не удалось снова стать холодным отстраненным королем Арданга, но мы оба были готовы выйти из небольшой уютной комнаты и вежливо проститься друг с другом на людях.

— Я не хочу говорить 'Прощай', — он попытался улыбнуться, но получилась лишь горькая усмешка. — Пусть будет 'До свидания'.

Я кивнула, соглашаясь.

— До свидания, Ромэр.

— До свидания, Нэйла.

До потайного хода добрела, как в тумане. Не помню ни напутственных слов Варлина, ни пожеланий Ирлы. Помню только Ромэра, до последнего момента сжимавшего мою ладонь в своей. Помню лицо любимого, не сказавшего мне больше ни слова. Помню взгляд родных серо-голубых глаз и опустошенность. Словно от меня осталась только оболочка, лишенная души. Неудивительно, ведь моя душа осталась рядом с Ромэром...

Первая половина дня до полуденного привала осталась в памяти размытым пятном. Мы ехали какими-то окольными путями через реденькие рощи. Ни Ловин, ни воины со мной не заговаривали. А мне не приходило в голову укорять их за молчаливость. Прощание с Ромэром причинило больше боли, чем я предполагала, хотя заранее знала, что будет нелегко. Думаю, сильней всего ранила глупая, наивная несбывшаяся надежда, что услышу от Ромэра не подтверждение благодарности, а другие слова... Я вспоминала каждую деталь последнего разговора с любимым, и мне становилось все трудней сдерживать слезы. Почему-то я винила в этом кольцо Тарлан. Красивое украшение, великолепный камень, наверное, единственная вещь, оставшаяся Ромэру после матери. Я была благодарна за подарок, которым не могла налюбоваться, но совпадение ошеломляло. Отдать кольцо с аметистом, чтобы получить такое же!

Наш обмен подарками не остался незамеченным. Если воины на привале изредка косились в сторону кольца, но вели себя лишь еще почтительней, чем прежде, то Ловин посчитал возможным завести со мной полушепотом разговор на эту тему. Конечно, благодарности за то, что духовник тревожил свежую рану, я не испытала.

— Признаться, увидев у тебя на пальце это кольцо, я очень удивился, что мы все же едем в Ольфенбах, — осторожно начал друг.

Я промолчала, вопросительно изогнув бровь, ожидала продолжения.

— Ты, возможно, не знаешь истинной ценности этой вещи, — под моим взглядом Ловин неожиданно смутился и, кажется, сожалел о начатой беседе. — Это кольцо никогда прежде не покидало семью.

— Перстень Кираоса прежде славился тем же, — холодно ответила я, наблюдая, как меняется выражение лица Ловина. Не ошиблась, предположив, что удивленный священник выглядит забавно.

— Ты подарила ему перстень отца? — недоверчиво вглядываясь в меня, переспросил Ловин.

— Да.

В этот момент Ловин, совершенно непохожий внешне на Ромэра, очень живо его напомнил. Выражением глаз. Служитель смотрел на меня, как на святую Агнессу, восхитительно трогательную и прекрасную в своем безумии.

— И после этого мы едем в Ольфенбах? — пробормотал он.

— Да, — подтвердила я, сумев, однако, сдержать непрошеные слезы.

— О, небо, — выдохнул друг, прикрыв пальцами рот и качая головой.

Я отвернулась, не могла смотреть на Ловина — живое воплощение сочувствия.Ничего не стала объяснять. Не потому, что в то время мне было не до разговоров. Хотя из-за волнения каждое слово давалось с трудом. А потому, что не знала, смогу ли объяснить все.

Моя судьба, судьба принцессы, искусно вырезанной, но ничего не решающей фигуры на доске политической игры, была решена еще до моего рождения. Я — заложница, гарант мира, приз иностранному союзнику или наиболее влиятельному семейству, оказывающему поддержку брату и Короне. И я буду счастлива, если ценой своей свободы и жизни смогу уберечь Шаролез от междоусобицы, от серьезных внутренних конфликтов, зреющих сейчас на почве разногласий Брэма и Стратега. На большее рассчитывать и не приходится. Мне не стать такой правительницей, как мама. Не только потому, что не обладаю достаточной силой, знаниями, умениями, но и потому что лишена поддержки. Конечно, обещания князей и Ромэра помогать мне могли вселять хоть какую-то надежду. Но нужно было объективно признать, что ни Ромэр, ни князья сами не обладали мощью. Ни военной, ни политической. Нужно было ждать того момента, когда свободный Арданг сможет стать мне опорой.