Весна веры

Из-за проклятой шавки лошади дернулись, фаэтон занесло, и он крепко проехался по стене дома. Лопнула постромка у лошади.

Надо было ее хоть связать... не продолжать же в таком виде гонку. Армандо попрощался с выигрышем, скрипнул зубами, и решил для верности еще и с девицей поговорить. Явно ж тора...

Дорогое платье, плащик, кокетливая шляпка... там одни перчатки стоят больших денег!

Нет, скандалы нам не нужны, уже в Ламермуре хватило... Армандо привел в порядок сбрую и шагнул к девушке.

И — пропал.

На него смотрели самые потрясающие голубые глаза в мире.

Герцогиня?!

Кошка она драная против этой девушки. Облезлая. И даже не кошка, а крыса. Страшило жуткое!

— Тора...

Армандо и сам не понял, как погрузил в свой фаэтон какую-то грязную и окровавленную псину. А в фаэтон он даже не каждую даму пускал! И сиденья там обтянуты тисненой телячьей кожей, потом только выкинуть...

А он об этом даже им не подумал, помогая девушке.

Больница?

Какая?

Ида поняла, что мужчина не ориентируется в городе как следует, и отдала указания.

— До конца улицы, у красного двухэтажного дома направо, доехать до синего дома с красными ставнями и крышей и налево. И до конца, там будет лечебница.

Это Армандо понял.

Что ж.

В лечебницу...

* * *

И друзья, и враги познаются в беде.

Ида поняла, что друзей у нее больше, чем врагов, когда вокруг Полкана закипела суета. Окажись здесь королева Лионесса, и то, ей бы подождать пришлось. Все внимание персонала сосредоточилось на собаке.

— Ида, как держишь, так и держи, — приказал Стас. — И рысью в операционную.

— Я сейчас на тебя халатик накину, — Берта крутанулась рядом. — И ножки подними, переобую, чтобы стерильность...

— Сейчас место в палате приготовлю, пусть полежит здесь до вечера, а лучше до завтра, понаблюдаем, — промчалась еще одна сестричка милосердия, смешливая Клара...

Ида едва не расплакалась, но было некогда.

— Полкан, держись, родной мой! Не смей меня оставлять! Я тебя люблю, я тебя никуда не отпущу... никому не отдам! Никакой смерти! Живи, мальчик мой, живи!!!

Ида шептала, и Полкан знал ее рядом. И держался из последних сил.

Боль — и словно тебя в болото затягивает.

Ледяное, черное, безнадежное. Но ты слышишь рядом ЕЕ голос.

Голос хозяйки.

И идешь на него, словно на огонь, и держишься за него, как за последнюю надежду.

Собакам тоже нужно, чтобы близкий человек был рядом. Полкан знал, что он не один — и старался выплыть из черноты. И не сдался, нет.

Просто позволил себе расслабиться, когда в нос ударили знакомые запахи хлорки, карболки, лечебницы... здесь ему помощь окажут. Можно довериться людям.

* * *

Из операционной Ида не вышла — выпала.

Но Полкан был вне опасности!

Станислав мог переспать хоть со всеми женщинами герцогства — Иду это уже не волновало, потому что руки у мужчины действительно были золотыми. И кость он сложил, и зашил все, и пообещал Иде, что пес будет отлично бегать, может, даже хромать не будет...

Вот уж что Иду не волновало!

Даже если Полкан останется парализованным до конца своих дней, она его никогда не бросит. Просто — никогда!

Он ей жизнь спас.

Он ее... нет, даже не друг. Друг, это совсем не то слово, друга можно забыть, от друга можно уйти, жизнь может развести вас с другом. Но Полкан стал такой же частью Иды, как рука или нога. Ее кусочком, частью ее семьи, души. Родное существо — и этим все сказано.

Собака?

И что с того? Некоторые люди не то, что до собаки — до гусеницы по своим моральным качествам не дотягивают! Ида не оставила бы его в одиночестве, но Берта уговорила ее быстренько сбегать, помыть руки, прихватить с собой поесть-попить, все же ей сидеть рядом с собакой, а потом и возвращаться.

Ида вняла мудрому совету и побежала, было, на кухню...

— Тора, прошу вас...

Ида даже не сразу поняла, что обращаются к ней. Посмотрела удивленно.

— Тора, я надеюсь, с вашей собакой все в порядке?

И вдруг нахлынуло.

Пока надо было спасать Полкана, пока его везли, несли, оперировали, ни о чем другом Ида и думать не могла. Какие там фаэтоны — камертоны!?

А вот сейчас...

Стоит перед ней хлыщ, ростом под два метра, глаза темные, волосы темные, смазливый донельзя, весь холеный, лощеный, ухоженный, и туалетной водой от него разит на километр! Она при дворе таких навидалась...

Стоит, смотрит даже как-то нагло.

И...

— Это был ваш фаэтон.

Молодой человек даже замялся на секунду.

— Позвольте представиться, тора...

— Нет необходимости.

Никогда Ида не говорила так. Но кровь матери проснулась. А в ярости Аделина Шеллес-Альденская была опаснее голодного дракона, это знали все придворные. Кого угодно сожрала бы и косточки выплюнула.

— Простите? — опешил Армандо.

— Почему вы так неслись по городу? — ледяным тоном уточнила Ида. — У вас кто-то умирал?

Армандо даже не успел подумать, о чем соврать. Он был занят.

Узнал, что девушка с собакой — тора, что она бежала из Русины, что у нее громадный талант к медицине, жом Станислав подтверждает, что вроде как у них были отношения... или нет?

Симпатизировали они друг другу, это точно. А потом вроде как и нет? Но точно не пойманы...

— Это было пари, — ляпнул Армандо.

И даже пожалеть о своем длинном языке не успел.

Х-хэсь!

Ручка у Иды была весьма натренированной. Пощечина оказалась не просто увесистой — Армандо почувствовал во рту вкус крови.

— Пари?! — гадюкой прошипела Ида. — Пари!? Ты, тварь, едва не убил меня, ты едва не убил моего друга... если я еще раз тебя увижу — уничтожу!

И прошла мимо, разъяренная донельзя.

Пари!!!

Вы только подумайте!

Эта скотина на пари гоняла по городу! А там дети, старики, ни в чем не повинные люди, у которых нет такого друга, как Полкан.... Мало ему еще досталось!

Надо бы и ниже пояса добавить... не сообразила.

А ведь Яна учила!

И как руку складывать, и как бить в нос... Сейчас бы сломала ему нос, вот бы прекрасно было! Тор?

Наплевать! Она тоже не в помойке найдена!

Армандо очень повезло, что он не попался Зинаиде на обратной дороге. Девушка не постеснялась бы добавить ему... ясности в жизнь.

* * *

Куда мог направиться молодой человек после такого афронта?

Только на улицу. Охладиться, покурить... и стоит ли удивляться, что рядом оказался жом Станислав, который тоже вышел перекурить после операции.

Собака?

Можно подумать, с животными легко! Человек часто проще, уж точно — крупнее.

Секунды три Армандо курил и молчал. Потом Ламермурский темперамент взял вверх.

— Ну и фурия! Но какая женщина!

Станислав покосился на него.

— Это вы о ком, любезнейший?

Армандо затянулся.

— И глаза такие... голубые. Интересно, почему благородная тора работает в этой убогой помойке?

А вот этого ему говорить не стоило.

Стас понимал, что Иду он потерял. Понимал, что сам виноват, что по своей глупости... Ида решила остаться ему другом, приятелем, но не любимой, не близким человеком. Она поможет ему в трудной ситуации, но близко к себе уже не подпустит никогда.

Только вот это не значит, что он уступит ее... вот этому!

Все, что недополучил Армандо от Иды, он получил здесь и сейчас, от Стаса.

Будучи доктором, Стас отлично знал и как надо бить, и куда... какие там убогие пинки в пах? Помилуйте...

Армандо и вздохнуть-то не мог, корчился на земле, словно раздавленный червяк после меткого удара в горло.

— Протянешь к ней руки — вырву ноги, — внятно объяснил Стас. Добавил ламермурцу прощального пинка по почкам, развернулся и ушел.

* * *

Армандо смог встать далеко не сразу.

И отправился... куда?

Понятное дело, к Тадеушу Чеславовичу Рукоцкому, который обязан был все это пресечь.

— Я хочу написать жалобу! — с порога выпалил он.

О Рукоцком можно было сказать многое.

Он любил деньги, он любил женщин, он пользовался и тем, что было предложено, и тем, что не предлагали, он воровал, но...

Своих людей он в обиду не давал. Разве что за ОЧЕНЬ большие деньги. Но денег-то Армандо ему и не предлагал! Просто жаловался и требовал... наивный!

— На кого вы хотите написать жалобу, тор? — вежливо уточнил Рукоцкий. — Соблаговолите объяснить мне, что произошло?

Тихий голос и любезные слова успокоили Армандо.

Вот, сейчас он решит эту проблему.

И хама, который его ударил, уволят, и про Иду можно будет что-то узнать...

Одним из достоинств жома Рукоцкого было его умение разговорить кого угодно. Непредвзятого, конечно.

Слово за слово, под рюмочку дубовика, Армандо рассказал жому всю утреннюю историю. Тадеуш выслушал, подумал пару минут, а потом коснулся колокольчика.

В кабинет заглянул секретарь.

— Позовите ко мне Михеля и Густава.

— Да, жом.

Секретарь исчез, а жом Рукоцкий нежно, почти влюбленно посмотрел на Армандо. Юноша почувствовал нечто неладное и заерзал.

— Я...

— А теперь вы меня послушайте, тор. Вы из Ламермура, верно?

— Да...

— Так собирайте вещички и отправляйтесь в Ламермур.

— ЧТО!?

— В противном случае...

Дверь не скрипнула. Но в помещении резко подскочила концентрация алкогольного запаха.

Михель и Густав были рабочими на все руки.

Прибить, починить, перенести, а иногда и спеленать больного. Мужики это были здоровущие, кряжистые, в каждого из них по три Армандо бы влезло и еще местечко осталось. А сейчас они еще были и с похмелья, и не лучились дружелюбием.

— А... — Армандо хотел, было, что-то сказать, но вместо этого позорно вякнул и икнул. От испуга.

Жом Рукоцкий даже подниматься из-за стола не стал. Весомости его словам придавали двое здоровущих мужчин за спиной.

— Если я узнаю, что вы подошли ближе, чем на десять метров к моей лечебнице, моим врачам, моим сотрудницам — вами займутся эти ребята. У нас в лечебнице нет отделения для душевнобольных, но ради вас я договорюсь, — мягко произнес начальник. И кивнул Михелю и Густаву. — Жомы, вот этот тип обидел Рагальского и едва не убил собаку Вороновой. Проводите его, пожалуйста.

Рабочие переглянулись.

Стас регулярно оказывал им медицинскую помощь. Ругался, плевался, материл их, но делал каждый раз хорошо, руки-то золотые. А что ругается — авось, чирей не вскочит. Характер у человека такой, понимать надо!

А Ида...

Это вообще — видение. Хрупкое и нежное. И ее собаку в лечебнице знали.

Армандо подхватили с двух сторон, проволокли по лечебнице — и выкинули за ворота. Последнее — в буквальном смысле.

Носом вперед, размахнувшись и прицелившись в лепешку конского навоза на мостовой.

Вот, этот навоз Армандо на себя и собрал. Но ругаться не стал — добавки ему не хотелось. Наглецы отряхнули руки, развернулись и ушли. Последствий они не боялись, Рукоцкий хоть и сволочь, но своих людей прикрывал. Да и... не было ничего!

Точно!

Напился, небось, тор!

Армандо, сидя у колеса своего фаэтона, ругался, подсчитывая убытки. Сам фаэтон, понятно. Проигранное пари. Ушибы, синяки, зубы... нет, повезло хоть тут, зубы не шатаются. А кровь во рту — губа лопнула. Костюм.

Ида.

Да, Ида, такая очаровательная и загадочная...

Ах, Ида...

Чтобы сбить ламермурца, который вышел на цель, пары подсобных рабочих было мало. Надо бы ядром попробовать. Пушечным.

Армандо обдумывал, как ему найти очаровательную Иду. Это она просто сейчас понервничала, вот и не поняла ничего. А потом поймет...

Не может ведь он упустить такую редкостную красавицу? Никак не может! Его весь Ламермур проклянет! Вот!

Русина, Звенигород.

— Ну, здравствуй, Митя.

Зеленые глаза смотрели остро, холодно.

Митя только зубами скрипнул. Попался, как сопляк! Но кто ж знал? Тигр, сволочь такая, целую сеть осведомителей прикормил! Так что Митю попросту опоили и сдали сонного. С рук на руки, как кулек.

Сволочи!

Вернется он еще в ту таверну, поквитается...

Полетят клочки по закоулочкам (и это не угроза, а прогноз).

— Ну, здравствуй, Киса, — Митя решил ни в чем не сознаваться и не прогибаться. Вот еще!

Он свой!

Этого достаточно!

— Я даже рад тебя видеть, — жом Тигр уселся в кресло и достал тонкую папиросу, — ты не куришь, я помню.

— И тебе не советую. Говорят, оно для здоровья вредно.

— Помереть здоровым? Приятный выбор. Но смерть от болезни или старости, боюсь, меня минует.

— Вполне возможно, — не стал спорить Митя. — Валежный идет на Звенигород.

— И может поохотиться на тигров, — ответом Дмитрию стала невеселая улыбка. — Это логично. Как ты думаешь, почему я с тобой разговариваю именно здесь? Не в пыточных? Не во дворце?

Митя пожал плечами.

Почему?

Да чего гадать, если ты сам сейчас все скажешь! Верно ведь, разговор происходил в той же самой таверне, в Митиной комнате. Просто увязан был диверсант, что та колбаса. Причем увязан достаточно забавно. Ему спутали ноги в щиколотках — и связали руки спереди. Так, чтобы Тигр видел.

Но могли и наручниками сковать, и веревками обмотать, от ушей до пяток, тогда бы Митя не дернулся. Ан нет... такое ощущение, что связали его... формально?

Даже не так.

Его связали на первое время, чтобы не дергался, пока не поговорит. А уж что там дальше будет? Ну, посмотрим...

И ведь ничего не предвещало, просто выпил вот так молочка на ночь — и уснул. Чуточку покрепче, чем обычно.

— На чем поймали Хомяка?

— Его еще и ловить надо было? — пожал плечами Тигр. — Зачем? Он прекрасно понимает, куда корм насыпали.

Митя только зубами заскрипел. И верно...

Где можно остановиться в столице? Лучше всего, у старых знакомых. В таверне 'Боевой хомяк'. И да, Хомяком ее хозяина прозвали не только из-за вывески. Уж больно он был... похож.

Не только внешне, но и характером. Толстые щеки, толстое пузо, но еще и желание запихать к себе в закрома все ценное. И побольше, побольше...

А что-то у него выдрать...

А вы у хомяка корм отнимать не пробовали? Рискните, но лучше в латной перчатке. Пальцы могут вам еще пригодиться.

— Впрочем, я рад. Если бы ты не появился, пришлось бы искать другого.

— Если ты хочешь предложить мне работу, зачем так усложнять? Мог бы и просто в гости заглянуть.

Тигр помолчал пару минуть.

Легко ли ему было решиться сделать нечто подобное?

О, нет!

Но и выбора не было. А жизнью рисковать он с детства привык. Еще когда был Сережей Михеевым.

— Я хочу предложить тебе необычную работу.

— Взорвать Пламенного?

— У тебя это не получится. Сам понимаешь, безопасность мы обеспечили, — отмахнулся Тигр. — Дворец так укреплен, что с налета его и Валежному не взять. И пронести ничего не получится, не обольщайся.

Митя пожал плечами, насколько получилось. Веревки мешали.

Интересно, Тигр понимает, что оскорбляет в нем профессионала? И что бросает вызов?

Все он понимает, сволочь такая. Сидит, смотрит своими зелеными гляделками... так и пристрелил бы! Это враг поопаснее Пламенного будет. Тому власть глаза застит, тот в какие-то идеалы верит. А этот... кошка и есть!