Арана послушно ушла.
Леа посидела немного, ощущая, как уходит острая пульсирующая боль из груди, а потом, зябко поежилась, подошла к зеркалу и приспустила рубашку. В тех местах, куда во сне вошли мечи, темнели пятна крови и наливались два больших синяка.
Леа изумленно присвистнула — ничего себе... Так не бывает!
Следом к ней пришло осознание: сон — не совсем сон, все случилось наяву! За сотни верст отсюда. И даже страну, где убили жрицу, Леа может назвать, потому что каждая ступень расписана знакомыми символами.
О боги, так вот, значит, для чего им нужны рабы!
Необходимо как можно быстрее сообщить о видении отцу и Арзиле... вот только как, если гномы разбрелись по домам и ближайшим общинам, чтобы среди родственников встретить главный праздник года?
А в одиночку из Кенлира не выбраться: если в Бринли царит такой холод, то в горах еще хуже! Придется все-таки дождаться возвращения Р'Омуса.
Девушка вздохнула и тихо позвала:
— Арана! Ты спишь?
— Нет, господин, не получается, — голос у девушки оставался испуганным.
— Тогда согрей воду, мне надо искупаться.
Леа услышала, как, одеваясь, зашуршала платьем служанка и побежала к выходу.
А потом, на мгновение замерев у самой двери, девушка тихо спросила:
— Господин, вы собираетесь уйти?
— С чего ты взяла, Арана? — Леа повернула к ней удивленное лицо и наткнулась на умоляющий взгляд.
— Возьмите меня с собой! Не оставляйте!
Спасенная ведьмочка походила на смертельно перепуганного зверька, Леа улыбнулась, спеша успокоить:
— Никуда я не денусь до весны. А там посмотрим. Если не передумаешь — заберу. Только дорога будет не из приятных. Не боишься?
— Здесь страшнее, — убежденно сказала Арана и исчезла за дверью.
* * *
Каждый новый день таит в себе еще не случившиеся радости и, увы, неприятности, возникающие казалось бы из ниоткуда.
Тиар наслаждался завтраком, не ведая, что несет наступающий день. И даже когда слуга возвестил о том, что у его величества просит срочной аудиенции старшая фрейлина, прекрасная леди Финдхоем, король позволил ей войти, о чем тут же пожалел. Красавица ворвалась в королевские покои с такой мрачной решимостью, что сразу стало понятно: в лице бывшей любовницы к нему явилась именно вот такая нежданная неприятность.
Финдхоем присела в реверансе, умудрившись сделать его вызывающим, и сказала:
— Мой король, я пришла сообщить вам, что принцесса Алба заболела!
Сердитый тон фрейлины прозвучал как обвинение, словно это Тиар был виновен в недуге сестры.
— Что случилось, Финдхоем? Что-то серьезное? Еще вчера Алба выглядела вполне здоровой. — Тиар выжидающе посмотрел на придворную даму.
Принцесса росла на удивление здоровой девочкой, а ее болезни обычно оказывались всего лишь средством добиться своего. У него сестренка пока еще ничего не просила, значит, запрет мог наложить Масген. Вот только на что?
Финдхоем тем временем, поведя точеным плечиком, ответила:
— Недомогание не смертельно и не заразно, если вы это имели в виду, а на счет серьезности... Вам судить. Вот уже как пять дней принцессу каждое утро тошнит, у нее нет аппетита, она перестала переносить даже запах моих духов!
На этом месте красавица прервала гневную речь, потому что Тиар не смог удержаться от короткого смешка:
— Поверь, Финдхоем, не она одна!
Придворная дама тут же напряглась, перейдя на шипение:
— Тебе и правда смешно, Тиар?! Или ты пока не понимаешь, что это за болезнь?! О, да пусть будет всемилостив Трехликий и избавит нашего правителя от мужской слепоты!
— Не забывайся, Финдхоем! — повысил голос его величество.
Придворная дама снова торопливо присела, показывая покорность, что, впрочем, не помешало ей спросить самым сладким голосом:
— Мой король желает знать, что за болезнь у Албы?
— Желает! — снова вздохнул Тиар, понимая, что сейчас придется окончательно распрощаться с хорошим настроением.
— Беременность! — рявкнула фрейлина и замерла в притворном спокойствии, следя за реакцией короля цепким взглядом.
Тиар сидел, оглушенный новостью. Он не мог поверить, что маленькая упрямая сестренка беременна... Да такого просто не может быть! Она постоянно на виду!.. Да она еще в куклы играет, сам на днях видел! Как?!!
Видно, последнюю мысль его величество произнес вслух, потому что Финдхоем, пожав плечами, сказала:
— Я думала, вас больше заинтересует вопрос "кто?".
— Финдхоем, а ты уверена, что Алба действительно... — Тиар замялся, не решаясь произнести фразу до конца.
— Ждет ребенка? — договорила за него фрейлина. — Уверена! Впрочем, вам стоит самому поговорить с принцессой. Она разрыдалась, когда я... деликатно намекнула на сходность симптомов недуга с тем, что часто испытывают женщины, выполняя главное предназначение жизни. Я успокоила принцессу, как могла, оставила на попечение служанки и примчалась сюда. Необходимо разыскать этого негодяя раньше, чем положение несчастной девочки станет заметно! Вы ведь защитите ее?
— Семь шкур спущу с мерзавца! — пообещал Тиар, не замечая, как смялось в руке тонкое серебряное кружево кубка и вино расплескалось по скатерти.
— Только не убивайте его! Раз принцесса решилась на такой шаг, значит, он ей не безразличен! Уж поверьте, такая девушка просто так не прыгнет в постель. Она любит его. Это обычная юношеская горячка, и дело кончится свадьбой.
— А вот это не тебе решать! — поднялся из-за стола Тиар.
* * *
Когда гневный король вырос на пороге апартаментов принцессы, фрейлины, с причитаниями вившиеся вокруг больной девушки, предпочли немедленно исчезнуть. Финдхоем тоже решила не оставаться, тем более что Тиар недвусмысленно указал ей на дверь. Некоторое время правитель молчал, разглядывая лежащую на кровати сестру. Принцесса Алба и впрямь выглядела неважно: под припухшими от слез глазами залегли черные тени, губы были искусаны, волосы — в беспорядке.
Девушка испуганно посмотрела на брата, и он, сдержав рвавшийся наружу гнев, постарался, чтобы голос прозвучал спокойно:
— Это правда, Алба, ты действительно ждешь ребенка?
Девушка, съежившись в комочек под взглядом правителя, кивнула, после чего разразилась слезами. Тиар растерянно сел рядом. Он до последнего мгновения надеялся, что это ошибка, и принцесса просто слегка приболела.
— Алба, кто он?
Девушка замотала головой, отказываясь говорить.
— Почему?
Этот вопрос заставил принцессу поднять голову и сквозь рыдания проговорить:
— Он не хочет жениться... Он не любит меня...
— Не любит! — Разъяренный рев Тиара заставил принцессу замолкнуть, слезы сами высохли, и теперь о недавней истерике напоминала только напавшая на девушку икота. — А о чем он думал, когда...
Молодой человек снова вскочил на ноги и как раненый зверь заметался по комнате. Внезапно он остановился и спросил:
— Ты будешь счастлива, если гаденыш женится на тебе?
Принцесса перестала икать, села, посмотрела на брата с надеждой и прошептала:
— Да!
— Тогда назови его имя.
— И мне тоже интересно его услышать, — проскрипел старческий голос, и Тиар увидел знакомую серую хламиду избранного брата, шагнувшего навстречу правителю из-за тяжелых полотнищ прикроватного балдахина.
Глава 18
Разная работа бывает на свете, хорошая и не очень, кому как повезет.
Худой и сутулый мужчина лет двадцати пяти отроду, поерзав на жестком табурете, украдкой вздохнул. Работа ему не нравилась. Да и кому доставит удовольствие следить за исполнением наказаний?! Всего-то два месяца в этой должности, а уже по ночам кошмары снятся. Ладно, когда убийц или насильников пытают — заслужили, а когда... Да что тут говорить! Вот накопит денег на товар, откроет лавку и уйдет отсюда!
Он с завистью покосился на палача. Вот кого ничто не берет, даже обедает в пыточной. И спит наверняка спокойно.
Палач возился у стола с инструментами, выбирая подходящий. До этого он обошел закованного в цепи юношу, разглядывая его со знанием дела. Тот висел с задранными над головой руками на толстой цепи, вкрученной в потолок, касаясь пола только кончиками сапогов.
Наконец палач выбрал плеть о трех концах из тяжелой плотной кожи. Первый удар разорвал тонкую ткань рубашки, и на коже вспухли кровавые полосы. Узник прикусил губу, чтобы сдержать рвущийся стон. Где-то после десятого удара мальчишка обвис на цепях — ноги отказывались его держать, но по-прежнему молчал, зло сверкая глазами. А потом и вовсе поднял голову, усмехнулся и посмотрел на мучителя.
Палач, озадаченно хмыкнув, подошел ближе, чтобы рассмотреть результат. На спине узника от одежды остались жалкие лохмотья, пропитанные кровью.
Мужчина, пожав плечами, проворчал себе под нос:
— Стойкий значит... А если вот так?
И плеть просвистела с особой силой, захватив плечо, разорвав рукав. Сквозь прореху стал виден затейливый узор татуировки, перечеркнутый красной полосой рассеченной плоти.
Спокойный голос писаря произнес:
— Пятнадцать...
Снова свист плети, влажный чмок о мягкое тело, тот же бесстрастный голос:
— Шестнадцать...
Толстая цепь звякнула и качнулась.
— Семнадцать... восемнадцать...
На этой цифре тело узника дернулось и обвисло, его сознание погасло, милосердно спасая паренька от окружающего кошмара.
— Воды принести? — деловито поинтересовался писарь.
— Нет! — осадил доброхота палач. — Тебе что, больше всех надо? Пусть так висит.
— Так наказание же! — неуверенно возмутился писарь. — Он даже не застонал ни разу!
— А я и так его исполняю! А если кто-то не верит, могу для убедительности пройтись по шкуре! Хочешь?
Служка затряс головой.
— Правильно не хочешь, — осклабился палач. — От моего удара ты не только застонешь, ты так заорешь, что в башнях услышат!
— А чего он не орет-то? — несмело усомнился писарь.
— Воин, — уважительно сказал заплечных дел мастер. — Таких хоть до смерти запори, рта не откроют. А до смерти нельзя... приказа не было.
Тут палач немного схитрил — приказ-то был. Избранный брат Масген шепнул на ухо, что не огорчится, если паршивец не доживет до утра, да только и он, Берн, не слепой. Татуировка на плече — не простой узор. Такие получают только очень близкие друзья его величества за особые заслуги. А ну как король к утру одумается? И решит, что погорячился? Как бы за порку не взгрели, приказ-то жрец отдавал... Да и знает ли вообще его величество об узнике?
— Ты считай лучше, а то я не умею.
— Тридцать... Тридцать один...
Писарь с жалостью посмотрел на пленника, размышляя, не стоит ли скостить несколько ударов, раз палач считать не умеет. Да только где гарантия, что за дверями не прячется соглядатай?!
Мужчина в сомнении почесал кончик носа — глазом моргнуть не успеешь, как окажешься рядом с несчастным.
— Тридцать два...
Однако палач-то прыть сбавил... Иначе как объяснить, что на спине еще мясо осталось? Хотя... как ни крути, а шансов выжить нет — перенести восемьдесят ударов не по силам взрослым мужчинам, не то, что таким... воробьям. В чем же провинился мальчишка? Ни обвинений, ни судей... .Кроме жреца — никого. Стражников и тех выгнали.
Но жрец выглядел довольным, когда уходил.
Писарь все же сбился со счета, покосился на дверь и рискнул:
— Сорок один... Сорок пять... Сорок восемь... Пятьдесят три... Пятьдесят шесть...
И все-таки, что такого страшного натворил этот чужеземец?
* * *
Боль, лишившая сначала сознания, вырвала потом из спасительного забытья.
Девушка, дернувшись, попыталась нащупать ногами пол. Странно, но ей это удалось. Видно палач немного приспустил цепь — получилось встать на всю ступню.
О боги! Как же она была глупа, веря в королевскую честь! Как он мог оставить ее на милость дряхлого сумасшедшего кровопийцы?!
Леа до последнего мгновения казалось невозможным, что Тиар поверит в глупое обвинение! Да если бы он только знал...
Сначала ее высочество чуть не заплакала от боли, унижения и обиды, но ненависть выжгла готовые навернуться слезы после первого же удара плетью.
Восемьдесят ударов! Как она не умерла и не сошла с ума — непонятно.
Девушка зарычала — ей уже приходилось сталкиваться с человеческой подлостью, но то были отъявленные негодяи, чьи души уже разложились. Их и людьми-то назвать сложно. Но молодая девушка... Принцесса! Как же она посмела?! За что?!!
И Тиар.... Почему он поверил?! Почему не защитил?! Он же понимал и чувствовал ее до самых глубин души. Знал, кто ей дорог! Сам иногда так смотрел... Как он мог сбежать, оставив в руках врага?
Комната поплыла и закружилась перед глазами, девушка снова обессилено повисла на цепи. Тело покрылось липким потом.
Необходимо найти способ выбраться, а то ведь избранный брат Масген обязательно придет проведать, как чувствует себя "добыча". Он с радостью доведет дело до конца. И хорошо если только Масген! Ведь не случайно выбрали момент, когда рядом нет ни одного друга Леа.
Самым омерзительным для девушки было чувство беспомощности. Она осталась почти без оружия. Почти, потому что любимый нож при обыске не нашли — принцесса чувствовала его в рукаве.
Права Арзила — нож богов нельзя украсть или забрать насильно.
А еще в подошве сапог скрыто потайное лезвие. Вот только бы руки освободить...
Передохнув, Леа выпрямилась и не удержалась от стона — пропитанное кровью рванье прилипло к ранам, и теперь любое движение лишь усиливало боль.
Ее высочество, облизав пересохшие губы, сделала единственное, что было в ее силах — поскоблила ногтями звено цепи. На железе остались глубокие царапины. Девушка чуть не расплакалась от счастья — она выберется, обязательно выберется! Главное, чтоб ей дали время.
Леа легко могла бы доказать невиновность, но уста словно запечатал давний совет жрицы, а еще — чувство опасности. Слишком легко в Кенлире на женщин навешивали ярлыки. Источник зла, средоточие колдовских сил и соблазна. Дело сразу могло закончиться костром.
Леа, прикусив губу, задрала голову, разглядывая оковы. Железо поддавалось хорошо, но слишком медленно — девушке приходилось часто отдыхать.
Если бы только не эта треклятая слабость. И как хочется пить...
За дверями царила тишина — видно стража улеглась спать, принцесса слышала лишь собственное судорожное дыхание.
Она выживет, выживет и вернется домой, какими бы дорогами для этого ни пришлось пройти! Только жалко, что не удастся обнаружить ту тварь...
Леа, вывернув кисть, ощупала стальное звено и принялась скрести ногтями по железу, чувствуя, как с каждой минутой углубляется пропил.
Прошло уже несколько часов с того момента, когда ее высочество первый раз пришла в себя. Она еще несколько раз теряла сознание, но, очнувшись, снова принималась за дело, расширяя борозду. Леа жалела лишь об одном — что нельзя дотянуться до цепи зубами! Она выгрызла бы себе свободу!
