Ругару

Пир во время чумы

Лекс наблюдал за веселящейся молодежью, а в голове крутилась фраза о пире. Музыка гремела, шампанское и дорогое вино пили без меры — Павел не жадничал. Но было в этом что-то нарочитое. Пусть друзья Токаря — Эдик, Фил и Дима не догадывались о том, что происходит. Пусть об этом не знали три подруги этих благородных разбойников (Тукан пришел без девушки, и все почему-то считали, что он влюблен в Олесю, но он уже давно нашел другую избранницу). Но Павел, прикоснувшийся к артефакту, не был прежним. Хотя и всячески делал вид, что ничего не изменилось.

Когда Алексей сочинил более или менее связную легенду, с помощью которой можно было выманить из дома девушку и ее родителей, коттедж наполнился гостями. Он спустился вниз и с неприятным удивлением обнаружил, что Олеся куда-то ушла. Хорошо и... плохо. Хорошо, что ее нет, но она ведь может вернуться. Вернуться тогда, когда ей непременно надо оказаться далеко отсюда. И с этим никто не разберется, кроме нее. Родители Павла какого-то незнакомца ни за что не послушают. Да и Леся может не послушать, но все-таки шансов больше. И теперь ему оставалось только ждать. Или выяснить у Токаря, куда подевалась его сестра. Только вот как это сделать, не вызвав его возмущение и подозрение? А он ведь в несколько раз подозрительней и агрессивней стал. Люди всегда были более чувствительны ко всяким волшебным штучкам. Можно ли вообще достучаться до его сознания, растолковать, чем он рискует? Лекс в этом сильно сомневался.

Он выпил воды на кухне, собираясь с духом. Услышав его, на кухню заглянула Ульяна Владимировна. Леша вежливо поздоровался. Женщина разглядывала его с доброжелательным любопытством и даже вроде бы со значением. Но он, нахмурившись, отогнал эти мысли. Олеся о нем рассказывала? Быть не может. Бред полный. Снова отправился наверх, откуда слышался дикий хохот. Запоздало посочувствовал старикам: слышимость тут отличная, так что им ни за что не уснуть, пока молодежь не утихомирится. Но Павел, судя по запасам еды, собирался праздновать до утра. А Информер считал, что их прервут гораздо раньше. Не дай бог.

Он пристроился на пуфике в зале, заставленном тарелками с едой и бутылками, внимательно следя за Павлом. Кажется ему, или парень не просто изменился, но продолжает меняться с каждым мгновением?

За окном было светло, но его занавесили плотными шторами, создавая приятный полумрак. Правда, на вкус Лекса все портили цветные пятна торшера, в бешеном ритме мелькавшие на стенах в такт музыке. И сама музыка звучала громко, так что он то и дело морщился. Две девушки танцевали в центре — то ли соревновались, кто кого перетанцует, то ли разыгрывали представление для своих парней, едва-едва удерживаясь на грани, чтобы не показаться лесбиянками. Но Эдику и Филу это очень нравилось. Они подбадривали девчонок выкриками и вообще всячески изображали команду болельщиков. Яна, откинув длинные темные волосы, игриво крутила попкой поглядывая на Эдика, чтобы он не сомневался, для кого устроено это шоу. Лекс отметил: справедливо, что Яна досталась именно ему. Шмат не блистал умом и подругу подобрал себе под стать. Она была миленькой и недалекой, но отталкивала в ней вторичность: прическа, макияж, одежда — все точь-в-точь копировало внешность подруги Павла — Ксении. Но если та, несмотря на стиль, выглядела всего лишь подделкой голливудской красавицы, то Яна вовсе казалась жалкой китайской игрушкой-однодневкой. Не было в ней ни единой изюминки, способной удержать мужчину. Разве только Эдика, но и то вряд ли. Месяц-другой — и она надоест, а если будут каждый день встречаться, то и раньше.

Вот у Фила девушка совсем другого типа. Кажется, внешность тоже кукольная: крупные кудряшки, сильно подведенные глаза, ставшие от этого круглыми, накладные ресницы, синие контактные линзы, алые губки бантиком. Но есть в этом что-то от вызова. Что-то вроде: "Пусть все принимают меня за куклу, они удивятся, узнав, как мало я умею слушаться и повиноваться". Это не женщина-кошка — Ксения и не синтетический зеленый заяц — Яна. Это змея, меняющая шкуру каждый миг, так что не знаешь, ужалит она тебя, или приласкает, сжимая шею холодными кольцами, или сдавит в объятиях, не давая вдохнуть. Красивая и опасная, скрывающая истинную сущность за невинной внешностью. Конечно, Кире она понравилась не за опасность, а за эпатаж, яркость, но Лекс считал, что ему повезло больше, чем Эдику. А с другой стороны, они друг другу соответствуют.

Олеся... А он? По себе выбрал?

Глупости. Он вовсе не выбирал. Всю жизнь ему везло на женщин. Его выбирали лучшие, так что гадать приходилось: чем он их привлек? Только они заканчивали как-то не очень...

Его будто обдало ледяной водой. А что если он не успеет? Что если и на этот раз не успеет?

Он перевел взгляд на Павла. Тот сидел в большом кресле, держа на коленях Ксению. Они развлекались, не обращая ни на кого внимания. Сначала поили друг друга вином — из бокала, из бутылки, изо рта в рот. Вино лилось на одежду, они смеялись, слизывали капли с кожи, ласки становились все откровеннее... Нет, померещилось ему. Токарь безмятежно счастлив. Пир во время чумы сейчас лишь для него, Лекса, остальные не догадываются об опасности, не верят в смерть.

Эдик не выдержал, вскочил, потащил Яну в мансарду. Кажется, он испугался, что первым место займет Павел. Не раз прозвучало в их компании, что к себе в спальню Ток ни разу девушку не пригласил. Но сейчас он отступил от этих принципов. Он умудрился встать, прижимая Ксению к себе...

И тут взглянул на Лекса. Абсолютно трезвым взглядом, нисколько не затуманенным желанием. Взглядом смертника, который исполняет последнее желание. Лекс решительно шагнул вперед. Заговорил, не обращая внимания на ластящуюся к парню девушку, стараясь перекричать музыку:

— Ты ведь чувствуешь! Я вижу, что чувствуешь. Зачем ты это делаешь? Сева уже заплатил тебе то, что обещал. Если надо, я заплачу еще. Но отсюда надо уходить. Нельзя ждать. Если придут заказчики, никто не выберется отсюда. Ты понимаешь это? Никто! Ладно эти обалдуи, — он ткнул в Фила и Диму, заинтересованно следящих за ними. При всем старании они не могли разобрать ни слова из-за громкой музыки. — Но родители твои в чем виноваты? Выведи хотя бы их...

— Ты какой дряни наглотался? — холодно поинтересовался Павел. — Дай мне тоже, вдруг понравится. Мы останемся здесь. Вещицу буду хранить я. А тебе придется с Туканом переместиться на кухню на полчасика, освободите территорию для Фила.

И он, сильно сжав ладонью ягодицы Ксении, удалился в коридор.

Этого следовало ожидать. Слова Лекса на самом деле походили на бред сумасшедшего. Чтобы ему поверили, надо открыть все от начала и до конца: о том, что они живут на каторге, о том, кто такой Сева, кто такой он сам, что за вещь они украли и кто такие зигорра. Но даже если расскажет, где гарантия, что ему поверят, а не спросят опять, какие таблетки он принял? Никакой. Нужны доказательства, а их как раз и нет. А самое страшное, он сейчас сообразил, что не может взять артефакт и свалить куда-нибудь, как он планировал поначалу. Зигорра придут сюда, не найдут обещанного и в любом случае перебьют всех. Значит, надо людей уводить, а артефакт оставить. Но беда в том, что даже если он будет стоять на самом видном месте, они не смогут его взять, потому что предыдущий владелец должен передать его из рук в руки. Или же нужен ключ. Тот самый, который он потерял.

Получается, единственный шанс остаться в живых — сдаться в полицию.

Они с Димкой спустились на кухню. Парнишка сидел совершенно раздавленный, уронив голову на сцепленные пальцы. Но его проблемы настолько мелочны... Лекс метался по кухне, вертя телефон. Как все просто — один звонок, сюда выезжают на задержание — и все спасены. Правда, четверо друзей отправятся мотать срок за это ограбление и прочие. Ему могут вообще вышку впаять за побег и за вероятные убийства за время, пока он не был под наблюдением. Если уж его сослали за недоказанностью улик, второй раз и убить могут. И, в общем-то, это закономерный итог, только вот...

Снова перед глазами возникла Леся: чистый взгляд, робкая улыбка, тонкие, музыкальные пальцы... Она ни за что не простит того, что он сделал. И убедить, что он сделал это для ее же блага, он не сможет. Не поверит она. Может, и к лучшему, что не поверит... Нет, пока есть шанс справиться самому, он будет стараться. До полуночи еще несколько часов. А спецназовцы — они быстрые. И без пяти двенадцать позвонит, они примчатся и все по местам расставят. Пока надо дождаться Олесю. Он убрал телефон в карман, тут же опять вытащил его, остановился перед Туканом.

— Ты знаешь телефон Олеси?

Помощь

Борик обожал свою машину. Конечно, всяк ему обязательно норовил попенять, что, мол, зря он такую игрушку взял, что ему идет только джип, самый навороченный — Ауди Q7 какая-нибудь или Порш Кайен. Но он-то лучше знал, с кем сможет жить душа в душу. И это был БМВ Х5. Черная с синим отливом (одна из подружек утверждала, что "черный сапфир"). То, что ему нужно: не настолько грубая и вызывающая, но со скрытой силой. В общем, они очень похожи. И поскольку Борик очень любил женщин — обычных человеческих женщин и без всякого подтекста, любил как обычный мужчина их любит — то машинка его тоже получила женское имя. Ее звали Аза. Садясь за руль в удобное кресло, он всегда напевал:

— Цыганочка Аза, Аза... — и добавлял: — Чем сегодня меня порадуешь, милая?

Его женщины порой посмеивались над ним — они же не знали, кто стал их кавалером на две-три ночи. Подчиненные смеяться не рисковали, несмотря на весь его безобидный вид. И Гришка-друг не смеялся, а очень серьезно величал ее Азой Борисовной. Борик обижался:

— Ты мне прямо инцест приписываешь.

— Ни в коем случае, — возражал Чистяков. — Ты можешь быть только ее крестным отцом и никак иначе.

Сегодня ему предстояло одно чрезвычайно неприятное дело. Может, гонка по трассе хоть немного сбросит стресс... Благо за городом можно было особо не сдерживаться. Он вообще был чрезвычайно аккуратным водителем. Как бы ни гонял (а делал он это только за городом), аварийные ситуации никогда не создавал. Вампиры они словно созданы для управления автомобилем. Интересно, на Заноах тоже так разительно переменилось как на каторге за последние сто лет? С тех пор как Борика завербовали, он ни разу не гостил дома, и побуждения такого никогда не появлялось. Не сошелся он характером ни с родителями, ни с родиной, век бы никого не видать. Хотя вот интересный феномен, как сказал бы папа Леня (подполковник знал отца Гриши так давно, что иначе его и не называл). Почему у нормальных вампиров, которые к людям, относились как к скоту, даже если скот поднимал их на рога, уродился Борик, пошедший людям на службу? Он в принципе знал почему, только вспоминать об этом не любил.

С утра его попросили помочь в Ерзовке. Подполковник попытался вежливо увильнуть или хотя бы отложить эту поездку. До того ли ему, когда Елисей похищен, у Ольги такой вид точно она чемоданы собирает, а Гришаня звонит только чтобы поплакаться, как ему, бедному, тяжко, как хочется домой, но сейчас такая запарка, что начальство не отпускает? Вот зачем это на его лохматую голову свалилось? Ведь столько лет Чистяковы-младшие его радовали. Больше ведь и порадоваться не на кого было. Прочие семьи были такие... специфически каторжные. В них не забудешь о работе, они и дома только о работе говорят. А у Чистяковых эдакий оазис. Сначала полюбуешься Гришаней, железной рукой управляющим каторжанами, высушишь по его приговору парочку, а потом придешь домой и умиляешься, как красавица Ольга отчитывает непутевого мужа и его столь же непутевого друга. Идиллия. Плакать хочется от умиления. И все рухнуло в одночасье. Он вроде бы и не виноват, но царапало сердце: виноват. Надо было чаще заходить. За Елисеем присматривать. Хотя чего уж там... Если уж грозная жена папы Лени внука прошляпила, что он мог тут поделать? У него, как у обычных существ-каторжан, магия очень специфическая, затрагивающая исключительно внешние изменения, повышенную устойчивость к ранениям, но и только. А задурить его запросто можно.

Борик ехал по раздолбанным волгоградским дорогам. Прошлой осенью наведывался в Волгоград президент и сказал, что дороги здесь хорошие. Многие тогда обсуждали эту новость. Хотели отыскать те три метра трассы, которые почудились первому лицу государства ровными. В России вообще не найдешь хорошие дороги, об этом даже легенды слагали, но, поколесив по необъятным просторам страны, Борику показалось, что в Волгоградской области земля страдает чесоткой. Стоит обновить асфальт, как она начинает ежиться, шевелиться. Дороги сначала покрываются трещинами, ямами, будто лишаистая кошка, а уже через полгода никто и не догадается, что их недавно ремонтировали. Спасибо для его Азы ямы большого значения не имели. А вот Регина Юрьевна, злобная блондинка с колючими глазами и таким же колючим умом, со своим Фордом намучилась. Ну и поделом. Надо старших слушаться. На месте Кира он бы ни за что на такую не позарился. Чего он с ней нянькается?

О чем это он? О том, что не хотел он ехать никуда, да только подумал: чего кобениться? В городе он никому не поможет. Если только после успешного окончания вызовут, чтобы привести приговор в исполнение. А сейчас он под ногами у оперов будет путаться, потому что никаких способностей к расследованию не имеет. Не свезло ему с этим. Так что может он лишь ждать результатов, сцепив зубы, и молить, чтобы гада, укравшего мальчишку, отдали ему, а не коллеге — Маргарите Княжниной. А если уж все равно ждать, то лучше съездить в Ерзовку, пособить там, чем сидеть дома, тупо глядя на телефон, или шляться по кабакам в поисках новых знакомств, чтобы не остаться наедине с собой.

В Ерзовке его приняли как родного. Начальник отделения полиции — кругленький, толстенький и лысенький, как колобок, чуть не кинулся Борику на шею.

— Спасибо, родной, спасибо! Уважил. Садись. Водочки?

— Я на работе, — отмахнулся Борик и припечатал: — И за рулем. Чем у вас тут маги на хрен занимаются? — добродушно проворчал он. Покинув прохладу Азы, он сразу надулся на всех на свете. Но злиться по-настоящему он умел только на матерых преступников. Причем на настоящих преступников, а таких, положа руку на сердце, на каторге из десяти заключенных двое. Другие так, по глупости да молодости сюда попадают. Ну или по неопытности. Но на его долю и этих хватит, чтобы с голоду не помереть.

— Ну ты скажешь... — тут же заступился за своих подполковник. — Чем занимаются... Да тем же, чем и у вас в городе. Только сам же знаешь, какой у нас контингент. Ну посадим мы его в карцер, ну заклинанием каким-нибудь долбанем, а толку? Другого тракториста на примете нет, а косить надо! Косовицу заканчивать пора, а кто ее закончит? Вот, на тебя одна надежда.

Они посидели, поболтали о том о сем. Подполковника жутко интересовало, что сейчас творится в городе, но спрашивать не торопится. Что-то его сдерживает. Оно и правильно. Все, что нужно знать, ему непременно сообщат.