Весна веры

Кстати, единственное существо, которое убивает для игры. Не для пропитания, просто — позабавиться. И у Тигра это качество тоже есть.

— Допустим. Тогда чего вы от меня хотите?

— Поработаешь, — позволил себе улыбку Тигр. — Почтовым голубем.

— ЧТО!?

— Я непонятно выразился?

— Непонятно, — честно сознался Митя.

— Если ты хотел, чтобы твоя работа для Валежного осталась в секрете, надо было не брать подручных.

Митя открыл рот, закрыл.

— Я... банк?

— Да.

— И кто!?

Тигр пожал плечами.

— Я не стану сдавать своих людей. Перебьешься.

— А ты не перебьешься?

— Ромашкин, ты не дурак. Так что... читай. И молча. Хоть слово вслух скажешь — ощиплю.

Митя зло фыркнул, но лист дорогой белой бумаги принял. И начал читать. Про себя.

Только вот рот открывался и открывался. Все шире и шире...

Почтовый голубь?

Да в Митин рот полноценная ворона залететь могла. Потому что Тигр...

Митя не просто так по Звенигороду шатался. Он знал и про несколько поясов обороны, и про тайные ходы из дворца, и про...

Знал он про многое. А Тигр сдавал — все. И известное Мите, и неизвестное. Лист был убористо исписан мелким почерком с двух сторон, и это был смертный приговор.

Даже если бы кто-то его увидел.

— С тебя шкуру сдерут.

— Знаю.

— Что ты хочешь... Валежный?

— Да. Ты сможешь доставить ему мое письмо?

— Да. А ответ?

Тигр пожал плечами.

— Ответ он даст лично. Когда придет в Звенигород.

Митя аж заикаться начал от этой невероятной наглости.

— Т-ты...

— Не стоит тратить слова и время. Ты согласен?

Митя кивнул.

Глупо было бы не соглашаться.

— Ты как раз успеешь добраться до Валежного. Я дам тебе сопровождение. А обратно уже и не потребуется. Валежный сейчас в Беркуте, и по моим сведениям, он там задержится. Успеешь.

Митя кивнул.

— Да, успею.

— На всякий случай... если тебе что-то понадобится передать через Хомяка, пусть ему отдадут этот перстень, — Тигр снял с пальца простое железное кольцо.

Когда-то они с братом сделали два таких — из звена их оков. Расплавили цепи, смешали кровь, добавили железо...

Кольцо брата ушло с ним в землю.

Кольцо самого Тигра сейчас отправится вместе с Митей. К Валежному.

— И пароль. Яна.

— Яна?

— Да.

Можно украсть вещь. Но украсть знания? Надо знать, о чем спрашивать. Тигр рисковал, но другого выхода у него не было.

* * *

Отправив Ромашкина из Звенигорода, Тигр позволил себе минуту слабости.

А именно взял бутылку дубовика и напился в одиночестве. Смотрел в огонь камина, наливал в рюмку дубовик и пил. И когда он глядел на огонь через дорогое спиртное, виделись ему не языки пламени.

А теплые карие глаза с золотыми искрами.

Чистые, родные, любимые...

Да, именно такие...

Что ты сделала со мной, Яна? Как получилось, что я предаю своих, и не из страха за свою шкуру? Я ведь не себя спасаю!

Мне нестерпима мысль о том, что ты попадешь в руки Пламенного. Она мучает меня, разъедает разум, словно кислотой... я не хочу!

Я хочу увидеть тебя...

Я знаю, я для тебя никто, лишь приключение по дороге, но... но что со мной происходит?

Тигр не смог бы это сформулировать четко. А тем не менее...

Единственная настолько необычная женщина. Единственная, которая его бросила, единственная, кто обвел его вокруг пальца, кто заставил себя уважать, думать о себе...

Единственная, кто сломал все стереотипы!

Невероятная. Умная, яркая, броская...

Просто — единственная.

Россия, Анна.

— Ванечка, ты чего?!

Подруга (однодневка, но вполне приятная на ощупь) потеребила Ваню за рукав. Но парень так уставился на происходящее на улице, что даже не заметило ее усилий. Тряхнул рукой, словно муху сбрасывал и вякнул что-то неразборчивое.

— А... да...

Иван Игоревич не отрываясь смотрел на мужчину, который помогал женщине выйти из машины.

Да, это были Борис и Анна.

Ваня как раз к Борису и приехал. Поговорить насчет Лизы.

Ну, честно-то говоря, Лиза ему была нужна здесь, в городе. Самому Ване. С сестрой у них было взаимопонимание настолько, насколько это возможно.

Ваня прикрывал Лизины похождения, Лиза — Ванины. Они делились друг с другом деньгами, понимая, что сегодня отец благоволит одному, а завтра второму, они неплохо понимали друг друга, и это неудивительно. Цель-то у них была одна и та же.

Прожить долго, приятно и со всеми возможными удовольствиями. Это ж понятно!

В удовольствия входили секс, алкоголь, а у Вани, с некоторых пор еще и наркотики. Лизе пока хватало натуральных ощущений, иногда приправленных травкой или дорожкой, а вот Ваня уже предпочитал что потяжелее. Кокаин ему уже казался слишком слабым.

Но он — не наркоман!

Он просто для удовольствия, а сам может соскочить в любой момент! Просто пока не хочет... ну, может, через полгодика или годик...

Отец деньги для чего зарабатывает? Правильно, чтобы дети их тратили! Вот они и тратили...

Были и минусы. Выйти замуж — жениться им рано или поздно пришлось бы. Лизе, понятно, раньше. Но у девушек меньше времени в запасе, чем у мужчин. Им надо быстрее жизнь устраивать.

Борис Савойский устраивал и Ивана и Лизу.

В меру лопушастый, чтобы не замечать некоторых шалостей супруги, достаточно щедрый и очень, очень занятый на работе.

Что еще надо? Ивану ничего, а вот Лизе... темперамент у девушки был неуемный, и секс ей требовался.

Много, часто, изобретательно. И в разных, скажем так, сочетаниях. Борис ее попросту не удовлетворял. Хотя Лизу и рота солдат не удовлетворила бы. Разве что на денек-другой.

Если бы это вовремя заметили, и отволокли девушку на консультацию к сексопатологу, все еще можно было бы исправить. Не заметили.

И Лиза постепенно срывалась 'с нарезки'.

А сейчас... сейчас отец отправил ее в пансионат в Англии. Или простыми словами — тюрьму.

Да, есть там и такие заведения.

Будешь жить, соблюдать режим, а за ограду не выйдешь. Если тот, кто платит, не позволит.

Положа руку на сердце, Лизе это было даже полезно. Медики в таких заведениях зря хлеб не едят, и с ее проблемой тоже справятся. Но Ване-то это объяснить было невозможно!

С его точки зрения все было намного проще.

Не больная от безнаказанности и вседозволенности девица, которой наконец-то выписали необходимое, хоть и горькое лекарство.

А любимая сестренка, которую заперли в тюрьме.

Из-за Бориса.

Хотя факт измены отрицать было сложно, но тут опять же виноват Савойский. Первое — он сестру не удовлетворял. Второе — сам толкнул ее этим на измены. Третье — вместо того, чтобы пить виагру, принялся ловить невесту. Это вообще куда годится?

Так делать решительно нельзя!

Ваня и отправился пообщаться с Савойским.

Если они вместе поговорят с отцом, тот отменит наказание для Лизы. Чего тут непонятного?

Зачем это надо было Борису, Ваня даже не задумывался. Надо же сестру выручать?

Надо!

Но вот именно сейчас, глядя на то, как Борис осторожно, нежно даже помогает Анне выбираться из машины, Ваня понял, что неспроста Савойский от Лизы отделался.

Ой, неспроста.

И вот с этой бабой у него все серьезно...

Кажется, она воспиталка его дочери... вот стерва!

А Лизка страдает...

Ну, погоди у меня, зараза! Я с тобой еще разберусь.

Русина, генерал Логинов.

Логинов точно знал, что на войне надо вредить противнику.

А потому...

По пути его следования не оставалось ни одного целого телеграфного столба. Что свалили, что сломали, что подожгли. Провода они заботливо срезали и сматывали с собой. Столбы не унесешь, а провод пригодится.

Мосты в обязательном порядке поджигались, разрушались или вообще взрывались. Ибо нечего тут! Логинов собирался максимально затруднять работу своим преследователям. Была в его воля, он бы и дорогу вскопал на метр в глубину. Да вот некогда и нечем.

Несколько раз их таки догоняла кавалерия освобожденцев.

Когда это случилось первый раз, Логинов подумал, что их серьезно атакуют. Потом понял, что ошибся...

Какая там кавалерия? Тьфу, слезы горькие...

Так, комариные укусы, мелкие отрядики человек по двадцать-тридцать, и те — соплячье... налетят, постреляют издали...

В чем-то они были даже полезны! А нечего тут расслабляться!

Его люди и не расслаблялись. Впереди был Волчий, а потом и Архарск. Волчий... нельзя сказать, что этот город был важен или особенно нужен имперцам. Но все равно ведь по дороге?

Значит, надо воспользоваться. А Волчьим он был назван потому, что в окрестных лесах водились волки. Много, в иную зиму их сотнями отстреливали...

Логинов планомерно двигался к городу.

Он понимал, что освобожденцы это видят, понимал, что они мечтают его остановить... ну и пусть! Сколько у них людей в Волчьем? Тысяч пятнадцать по данным разведки?

Много, конечно. Но если там тоже крестьяне, как в том эшелоне...

К Волчьему он подошел на шестой день пути.

Подумал. И выслал парламентеров.

Все просто. Кто сдастся, того отпускаем домой.

Кто сопротивляется — повесим.

Если есть те, кого силой загнали в армию к освобожденцам, бросайте оружие и ложитесь прямо на поле боя, вас не тронут.

Будете стрелять — убьем. Это война.

Освобожденцы в Волчьем оказались хлипкими. Куда им было до Счастливого! Тот приказал казнить посланца.

Эти... эти выслушали — и сдались.

Логинов въехал в город без единого выстрела. Так, пара дурачков попробовала что-то сделать, но их порубили быстрее, чем выяснили, что им нужно. Болваны!

Потом началась работа.

Логинову требовалось первое — допросить тех, кто занимал у освобожденцев важные посты, узнать, что можно, про их планы, расстановку войск, вооружение, командиров... про все!

Второе — вычистить город от всего лишнего. Такого, как оружие, лошади, фураж... да, и казну не забыть. Логинов не собирался оставлять освобожденцам даже гнутого гвоздя от конской подковы.

Третье — отправляться на Архарск.

Там серьезный транспортный узел, его надо захватить, как следует вычистить, а в идеале и удержать.

Сарск, Ас-Дархан, Архарск... это все важные пункты. Кто контролирует их — контролирует Русину. Ее значительную часть.

А еще...

Из Архарска до Звенигорода по железной дороге каких-то шесть часов. Может, чуть больше, но не намного. Ну как тут упустить шанс потрепать нервы Пламенному?

Нельзя, никак нельзя! Так что работаем! Собираем информацию!

Единственное, что раздражало Логинова — обоз. Скоро надо будет все это добро куда-то пристраивать, а куда?

Бросить — обидно. Тащить за собой — нереально. И что со всем этим делать?

Ас-Дархан. Илья Алексеев.

— Илюшенька, возвращайся! Я ждать тебя буду! Я молиться буду! Я ребеночка тебе рожу!

Маргоша обильно поливала слезами мундир Ильи.

Корпус Алексеева уходил на Шарукан.

Понятно, никто бы с собой бабу не потащил, корпус был до предела мобильным, кавалерия, артиллерия...

Илья неловко погладил женщину по светлым волосам.

— Все в порядке, Маргоша. Ты мне сына роди, а я уж вернусь.

— Как назвать захочешь? Если не успеешь?

Илья даже не думал.

— Петером назови.

— А если девочка будет?

— А девочку — Анной.

Илья не заметил гневной искорки в глазах женщины.

Анной!

Помнит ее! Не забыл...

Но спорить Маргоша не стала, отлично понимая, что Илья уходит на войну. Вернется ли, нет ли...

У нее УЖЕ статус жены офицера. Полковника, может, и генерала. Это важно. Даже если Илья не вернется, пенсию ей платить до конца дней будут.

Опять же, пусть вдова, но молода, очаровательна и прекрасна.

Так что Маргоша висела на супруге и активно рыдала, убеждая его в своем горе.

Наконец, Илья вытер ей последний раз лицо, и вскочил в седло. Махнул рукой.

Корпус Алексеева уходил из Ас-Дархана в Шарукан. Оттуда?

Куда Валежный прикажет.

И Илья был рад. Воевать ему было легче, чем сидеть на одном месте. Тем более, с Маргошей.

* * *

Дед Савва помахал платочком вслед Алексееву, да и подхватил под руку пошатнувшуюся Маргариту.

— Домой пойдемте, тора? Не застудиться бы вам...

— Пойдем, дедушка Савелий, — согласилась Марго.

Старика она любила. И слушалась. Как-никак, дедушка еще ее отца воспитывал, для самой Маргоши из кожи вон лез, другого для себя не мыслил, только помогать и ей, и матери, и брату...

И справлялся.

Их вывезли в Ас-Дархан, в комфорте, уюте, обеспечили, Маргошу даже удачно пристроили замуж, а если придется бежать, у деда наверняка и на этот случай все подготовлено.

Маргоша расслабилась и оперлась на руку старика. Коснулась поцелуем его щеки.

— Спасибо тебе, дедушка.

Старик ничего не ответил. Но по его щеке сползла почти незаметная слезинка.

Он понимал, что с Алексеевым поступили не слишком хорошо. И ребенок у Маргоши, может, и не от него. Даже скорее всего.

И свадьба эта...

Не любит он Маргариту, и не полюбит никогда. И если б его семья не погибла, они бы никогда не поженились, это уж Алексеев с тоски, с горя...

С другой стороны, не до чести. Выжить бы... уж он постарается. И сам выползет, и родных людей вытащит... а кому там плохо будет — разве деда Савелия волновало?

Да никогда!

Он ведь не убивает, не крадет, не шантажирует, не...

Он просто чуть-чуть помог. А решения все принимали сами. Вот, после войны и будем посмотреть, как кости лягут. А пока...

— Повитуху бы нам сыскать хорошую, тора.

— Поищи, дедушка. Скоро уж...

— Обязательно поищу.

Вот это — важно. А с остальным можно и потом разобраться. Постепенно... и кстати, повитуху надо надежную. Хорошо бы, чтобы ребенка записать чуть позже родившимся. На недельку, на две... мало ли что?

Чтобы уж точно сомнений в отцовстве ни у кого не было...

Русина, Звенигород.

— Вернулся?

Вместо ответа Ураган протянул Тигру руку. Мужчины буквально на миг замерли, вгляделись друг в друга.

— Смотрю, жизнь тебя не балует, — сделал резонный вывод Ураган.

— В отличие от тебя, — Тигр решил не оставаться в долгу. — Посвежел, похорошел... не иначе — влюбился?

Впервые жом Тигр стал свидетелем потрясающего явления. Жом Ураган покраснел.

Медленно, вдохновенно, начиная с ушей...

— Серьезно? — изумился наглый кошачий. — На свадьбу-то пригласишь?

Жом Ураган почти вежливо ответил, что это не тигриное дело. Вообще.

Номер не прошел. Тигр, как и все кошачьи, был свято уверен в своем праве лезть лапами в любые тайны. Особенно в личные и неприкосновенные.

— И кто она? Из наших? Я ее знаю?

— Не. Твое. Дело.

— Значит, не знаю. Ладно, делись. Обещаю никому не рассказывать...

Ураган помолчал пару минут. Но...

В том-то и дело, что война. И случись что, Ида будет его ждать. Он точно знал, что будет.

А его... его уже не будет. И даже некому будет весточку ей подать...

Ураган вспомнил, как они прощались.

— Я буду ждать. Костя, вернись ко мне.