| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Э... Достопочтенный хаджи Абдулла. Правильно ли я понимаю, что случившееся здесь не должно быть известно прочим? Следует ли нам сохранить это в тайне? Нам всем.
"Мойдодыр" потряс головой, выбрасывая из своей черепушки одни мысли и впуская другие — более близкие к текущей реальности. Медленно подбирая русские слова, вспотев и неоднократно глубоко вздохнув, построил пару вполне литературных фраз:
— Э... Благородный... э... Иван. Твоя мудрость... проявленная в твоей... э... предусмотрительности — поистине... достойна восхищения. Конечно, пока ты не сочтёшь своевременным... объявить о своей... э... особенности среди людей — следует сохранить её в тайне.
Тут он сообразил, посмотрел на внука, тяжело вздохнул и продолжил:
— Я пришёл сюда с мыслью предложить тебе денег для выкупа моего любимого внука. Но увидел... несоизмеримо большее. Жемчужину мира и отпечаток Всевышнего. Тайну надлежит сохранить. Лишь об одном молю тебя: не убивай его. Он — мой последний оставшихся в живых. Хочешь — возьми его с собой. Пусть он будет верным рабом твоим, пусть отсвет твоей славы, твоего пути — падёт и на него. Можешь урезать ему язык. Или иным образом обезопасить свою тайну. Но — сохрани ему жизнь. Ибо он — единственный в моём роду, от моей крови.
Мда... Правила жанра требуют совершить чудо. Что-то невиданное, неожидаемое... Какой-то... отсвет сверхмилосердия Всемилостивейшего...
А правила экономики требуют чудеса — тиражировать.
Как бы не зарваться... Стыдно будет.
А не сделать, даже не попробовать — ещё стыднее! Ну, ты, Ванька! Гумнонист, дерьмократ и дырка от разреза Аллаха на земле! Давай чудо!
Но не в лоб...
— Так. Абдулла, до чего вы договорились с князьями?
— Эм... вот... хм... нет до чего. Эмир, да будет благословен он... его перед очами...
— Кор-роче!
— Эмир отпускать гяур. Они отдавать... э... хабар и полон, платить... как это... ущерб. Вред. Да. А этот ваш... Андрей хотеть тьма сумм кумис... серебро.
* * *
Истощение серебряных рудников халифата, прекращение потока "бобрового серебра", о котором я неоднократно упоминал, накрыло не только Русь, но и Волжскую Булгарию.
Здесь в начале XI века исчезают ввозимые из восточных стран серебряные дирхемы. Начался "безмонетный период" — в Серебряной (Волжской) Булгарии до XII века. В качестве денег используют серебряные слитки "сумы". Длина 13,7 — 17,9 см, ширина 1,5 — 1,8 см, вес 188,2 — 215 гр. Для русских — "ветхая гривна", четыре кунских.
Забавно: Волжских булгар на Руси называют, по старой памяти, "серебряными". А монетного серебра-то у них и нет.
* * *
Сумма "сумм"... чрезмерная. Ни одна из сторон не рассчитывает на принятие её предложений. Смысл — начали торг. Эмир надувает щёки: всё возьму. Андрей возражает: ничего не боюсь, сам раздевайся.
А я? Чего я хочу? — Я хочу не сдохнуть. Если сюда подвалит конница с юга или суваши с запада... Или серьёзные подкрепления с востока. И это важнее добычи или славы. И мне очень хочется быстрее вернуться на Дятловы горы и заняться делом. А не этой фигнёй, которую здесь называют священной войнушкой.
Ванька-миротворец? Факеншит! Побьют... Или — нет. Пока не попробую — не узнаю. Но для начала...
— Абдулла, собирайся. Ты отправишься с дедушкой.
— О! Да будет благословенно...
— Абдулла! Потом. Как бы не повернулось дело — внука забираешь с собой. Я не могу причинить вред своему... э-э-э... мухаджиру. Я не могу брать с тебя денег. Ибо — ты мой верный. Абдулла, довольно ли моей просьбы, чтобы ты не говорил ни с кем об увиденном?
— Да! О! Сахиби...!
Глаза мальчишки полны восторга. Восторга от явления чуда: чуда освобождения, чуда милосердия страшного гяура, чуда бесплатной милости.
Зря. Я же говорил: "Не просите у меня милости. Ибо нет её у меня. Просите службы". Переходим к делам служебным, к исполнению должностных обязанностей:
— Довольно! Собирайся. А мы, о мудрейший Абдулла, обратим стопы свои на пути уже пройденные, посетим собрание уже состоявшееся. И, отринув слова грозные, прежде произнесённые, попытаемся найти решение мирное. Ибо мир — угоден Аллаху.
Суздальские бояре... несколько не поняли. Когда мы с "мойдодыром" отправились назад в полуторо-этажный особняк. Нас бы просто развернули, но сегодняшняя моя казнь... Сбегали-спросили-позвали.
Собрание пребывало в недоумении и раздражении. Поэтому — просто общий поклон и быстренько без притопов:
— Господа князья, господа бояре и воеводы. Нет чести в убийстве. Всё ли мы сделали, чтобы избежать кровопролития? Мы не на торгу деревенском лукошко яиц торгуем. Здесь решаются судьбы людей. Душ христианских. Кому завтра — Господа славить, кому — сырой землёй накрыться.
— Ты! Ты с басурманами мира хочешь?! Они... Они... Они против Христа!
Какой, однако, у Андрея сильно православный сынок. С таким энтузиазмом хорошо под танк со связкой гранат кидаться. А вот полком или батальоном командовать... уже не надо.
— Да. Хочу мира. И все тут присутствующие — присутствуют здесь для того же. И они все — за мир. О чём и был здесь разговор с послом. Вопрос — в условиях мира. А не в выборе — воевать или мириться. Мириться. Однозначно.
— Кто это такой, и почему он перед нами, князьями русскими — без спроса своё вонючее хайло открывает?
Глеб, твою мать! Ну что я тебе, князь рязанский, сделал?! Ну что ты на меня так... уничижительно смотришь?
А, понятно: главный здешний вопрос не — "Кто ты"? А — "Чьих ты"?
Глеб, князь рязанский. В РИ после смерти Боголюбского украдёт из Владимира святыни: икону и меч. И ещё многое. Будет нагло врать, пока Всеволод (Большое Гнездо) не придёт с войском к Рязани. Отдаст ворованное, поклянётся в верности, сдаст город — все укрепления будут срыты. Снова примет участие в мятеже против Всеволода. Будет посажен в темницу и уморен голодом. Дядя и злейший враг муромскому Юрию (Живчику). И — Боголюбскому.
Глеба здесь вообще всё раздражает. Более всего, конечно, необходимость подчиняться Андрею. Сам его вид. Весь этот поход. Всё войско, эти иконы, эта река, эти разноцветные скалы... Всё.
Сам Бряхимов... туда-сюда. Польза кое-какая есть. Но дальше... как зубная боль.
После моего "выскока из-под топора", воспринимает меня, как "человека Боголюбского". То есть — врага. Не потому что я плох, а потому что из "тех", из суздальских. Любую гадость, которую сможет мне сделать безнаказанно — сделает. И люди его — тако же.
Длинный, уже с залысинами, постоянно мрачный. Прозвище — Калауз. Слово означает карман, калита, сума, киса, гамза, кошель.
Традиционно щедрость — неотъемлемое свойство русских князей. Слова Владимира Крестителя, выставившего серебряную посуду на пир своей дружины: "Без дружины и серебро потеряю, а с дружиной и новое найду" — звучат в разных вариантах и в летописях, и в былинах.
Однако, в последнее время на "Святой Руси" всё более встречаются князья скупые. Я уже вспоминал Володшу и Гамзилу, для которых наполнение кошелька — из важнейших, жизненно необходимых занятий. Применительно к некоторым Рюриковичам в эту эпоху летописцы с возмущением отмечают их жадность. С одним таким, Мачечичем, ограбившем княгиню-вдову, мне ещё придётся столкнуться.
Глеб-Калауз из этой породы. За что, в конечном счёте, и умрёт. В РИ. С голоду, в подземелье. Через тринадцать лет.
А пока... Пока надо ему отвечать. В стиле... как он сказал — "хайло вонючее"? Следуем, милсдарь, предложенному вами определению:
— Княже! Уж не беда ли с тобой приключилася? Али немочь кака? Али ещё напасть? Очи ясные — позамылись, уши грозные — мхом позарастали? Али не слыхал ты с утра бирюча громкого? Аль проспал ты указ государевый? А коль не проспал — так что ж спрашиваешь? Сказано про меня — Воевода Всеволожский. Ясно ли? А коль место мне на Стрелке Окской указано, коли быть мне промежду земель русских и булгарских, то и мир меж Русью и Булгарией — и меня касается.
Калауз вскинулся, было, на мои невежливые слова с издевательской интонацией...
И остановился: шапка Боголюбского чуть повернулась. Андрей ждёт продолжения. Скажет Глеб чего-нибудь... лишнее? В запале, в гневе.
Скажи, Глебушка, скажи. Скажи слово прямое, честное, от души страждущей. И когда будешь зимой зубками щёлкать — порадуешься. Глядя на объеденные не волками — людьми трупы на дорогах, скажешь:
— А вот я смелый, а вот я самому — прямо сказал.
Потому что Боголюбский — взыщет. Ты от Андрея уже бегал, Рязань суздальские уже выжигали. Повтори. Тогда и ты, и сыновья твои — станут изгоями. Станут у чужого порога — милости просить, у чужого очага — тепла вымаливать.
И Калауз быстро убрал глаза. В которых общее раздражение сменилось конкретной ненавистью. Ко мне.
Запомним. Чтобы, при случае, открыжить.
Живчик рассматривал меня с весёлым интересом: "Ну ты, паря и даёшь! Новые "турусы на колёсах" придумал?".
А вот взгляд Андрея, обратившийся на меня, был куда сложнее: недоверие, опасение, ожидание глупости и подлости. И чуть-чуть — надежды: "а вдруг — и правда, как со стаканами...".
— Светлый князь Андрей Юрьевич! Кровавые дела вере Христовой и Пресвятой Богородице — противны. Посему полагаю надобным всеми силами устремиться к прекращению смертоубийства. Для чего требовать от эмира — необходимое. А не запрашивать лишнего. Но и от требуемого, от цены настоящей — уже не отступать.
— Ну, дела! То его Княжьей Смерть кличут, Немым Убивцем величают, а то — "всеми силами устремиться к прекращению смертоубийства"!
Андрей внимательно посмотрел на влезшего Живчика. Подумал. И перевёл взгляд на меня. И на стоявшего чуть сзади Абдуллу:
— Что сказал посол?
— О мире? Ничего. Я говорю от себя. По моему суждению в договоре должны быть указаны четыре свободы. Свобода исхода: всяк человек волен уйти на Русь. Свобода деяния: всякое действие, совершаемое булгарином в Булгарии, может быть совершено там и русским. Свобода от суда: всякий русский человек может быть задержан, допрошен, осужден только русским судом. Свобода от мытарей: русский человек не платит пошлин, сборов, налогов, мыта в Булгарии.
Бояре, да и князья — рты пораскрывали. Начался усиливающийся ропот. С очень уничижительными для меня оценками и эпитетами. Не конкретно, а из серии "про овхо":
— а, он вообще... да все его слова... никогда такого... спокон веку, с дедов-прадедов... да вон глянь — с такой дурной головы и волосы поразбегалися...
А вот Боголюбский только ещё выше задрал голову. Понятно, что вот так, сходу, переключиться с обычной средневековой системы "дай" — землю, серебро, рабов... Я ведь не требую ничего материального — только права. Право свободы.
Андрей не может мгновенно просчитать множество вариантов и последствий. Оттенки реализации, механизмы исполнения... тут возникают такие развития... Включая утрату эмиратом суверенитета, целостности и ислама...
Этот принцип — "принцип свободы" — мы активно использовали в последующем. Многие договора с соседями включали то обычный комплект, то — усечённый, то — расширенный. Нарабатывались методы и инструменты исполнения таких соглашений. Чем сильнее, богаче становилась "Святая Русь", тем более выгодны становились для нас "свободы", тем длиннее был их список. Самих "свобод" и деталей их реализации.
Однако "первая примерка" оказалась неудачной, "свободный деревянный костюмчик" для эмирата — был отвергнут. Ни сил — продавить, ни ума — замаскировать — у меня ещё не было.
Андрей перевёл взгляд на Абдуллу и спросил:
— Ибрагим примет это?
— Э... Да простит меня э... достопочтенный Иван, но... нет.
Андрей посмотрел на меня и развёл руками. Я растерялся и прямо спросил Абдуллу:
— А что он примет?
Абзац. Ванька-лопух. Такие вопросы задавать послу враждебной державы...!
И что?! А как у российского посла после русско-японской войны спёрли инструкции по переговорам? Там было чётко проведена "красная линия": на что Российская империя готова согласиться. И пришлось микадо урезать аппетит и ограничиться только Южным Сахалином. А не отобрать весь остров, как хотели в Токио.
Абдулла должен был меня послать. Но... Набранный полчаса назад личный капиталец — уровень межличностных отношений — капитализировался в политический — в отношения между "Святой Русью" и "Серебряной Булгарией".
— Жортуышлы озен... э... речной разбойник — нет.
— Принято. Выбью все ватажки. Срок — три года. Но это не забота русских князей — это моя печаль. Воеводы Всеволжского. Всеволжск — не Русь.
Речной разбой на Волге — постоянная головная боль и князя, и эмира. Эмир уверен, не без оснований, что русские князья, хоть и косвенно, поддерживают это безобразие.
Походов — нет, а вот грабёж... постоянно. Поскольку именно булгарские купцы составляют большую часть пострадавших — эмир в ярости. А русские... не препятствуют. Ни ушкуйникам из Новгорода, ни шишам из Костромы. И там, и там сложились уже достаточно многочисленные устойчивые бандитские сообщества.
Мне, с моими планами построения собственного города, вся эта "русская вольница", "работники ножа и топора, романтики с большой дороги" — кость поперёк горла. По сути, я вежливо соглашаюсь на то, что и так является условием моего выживания.
— Булгар купец Христа — нет.
— Это вопрос владетелей Русской земли. По моему суждению — принять. И алаверды: иноверцев в Булгаре не гнобить.
Речь идёт о принудительном крещении, практикуемом Андреем и репрессиях, проводимых эмиром против христиан. Преимущественно армянского вероисповедания. Но мы ж — за всех! Душой православной мучаемся.
Решать Боголюбскому. А он глубоко задумался. Как по поводу своей миссии на земле: нести веру христианскую, как и положено государю христолюбивому. Так и по поводу джизьи (налога на иноверцев).
Сказано в Коране:
"Сражайтесь с теми из людей Писания, которые не веруют ни в Аллаха, ни в Последний день, которые не считают запретным то, что запретили Аллах и Его посланник, которые не исповедуют истинную религию, пока они не станут собственноручно платить дань, оставаясь униженными".
А Тафсир Ибн Касира разъяснил:
"Аллах сказал: (пока они выплачивают джизью), отказываясь принимать Ислам (с добровольным подчинением), будучи завоеванными и подчиненными (чувствуют себя подавленными), пусть остаются униженными и опозоренными. Поэтому мусульмане не должны уважать зимми (относиться к ним как к равным) или ставить их над мусульманами, потому что они по определению являются несчастными, опозоренными и униженными. Муслим записал со слов Абу Хурайры, что Пророк сказал: "Не приветствуйте первыми ни иудеев, ни христиан, и если встретите их посреди дороги, оттесните их к крайней части". И именно поэтому лидер правоверных Умар ибн аль-Хаттаб, да будет доволен им Аллах, потребовал от христиан соблюдения всем известных условий, которые обеспечили их дальнейшее унижение, деградацию и позор".
Конкретно Умар ибн аль-Хаттаб (мир ему), завоёвывая Басру в 636 н.э. сказал:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
