Ветер и крылья - 2

А это уже совсем другое дело. Стрелять по замершей мишени — или по подвижной... тут есть свои тонкости. Упреждение, поправка на ветер... а хороших стрелков среди разбойников мало. Ну незачем им такое! Их дело выпалить раз, ну два, и бежать резать беззащитных и напуганных. А чтобы снайперы — такие себе и другую работу найдут.

Кто-то выпалил.

Кто-то не успел.

А кто-то уже никогда и не выпалит, потому что тот же Леоне стрелял преотлично. А хороший лучник может поднять в воздух и десять стрел в минуту. А то и побольше. И все они попадут в цель...

Кого-то убили.

Кого-то просто напугали. Если ты сидишь в засаде, на дереве, собираешься резать растерянных и беззащитных... и тут рядом с тобой пролетает стрела...

Двое мерзавцев просто сверзились с дерева. И достреливать их не требовалось, и так хватило.

Винченцо взвыл раненым зверем.

Это же... это же... такой куш накрывается!!!

Но — КАК!?

* * *

Ровно двумя днями раньше...

— Здоровьичка, ньор.

Ньор Паскуале посмотрел на здоровущего мужика, который переминался с ноги на ногу возле стола. И решил быть вежливым, по старой купеческой привычке. А то нет?

Вежливость — тоже товар. Ни рии не стоит, а продается очень и очень дорого.

— И вам здоровья, ньор.

— Коста я. Ньор Коста.

— Приятно познакомиться, ньор Коста. Что привело вас ко мне? — голос Паскуале был бесконечно терпеливым. И только очень тренированное ухо могло расслышать за спокойствием и уважением усталость и скуку.

Кость к таким не относился, и потому выпрямился.

— Вы меня, ньор, не знаете. А вот я за вами четыре дня следил.

— Да? — Взгляд Паскуале мигом стал острым. Разговор приобретал интерес.

— За вашим даном. Феретти который. Нам атаман приказал его похитить.

Паскуале молча хлопнул по лавке рядом с собой.

— Присядьте, ньор Коста. Пива или чего покрепче?

— Эля. Мне сегодня уходить надо, коли договоримся, — не стал скромничать разбойник, уже бывший. — Атаман Винченцо... слыхали о таком?

Паскуале кивнул.

Слышал и не раз, но раньше везло, Бог миловал. А теперь?

— Договоримся, ньор? Завязать я решил...

Когда под тобой гниет твой товарищ, когда ты это видишь вблизи, чувствуешь,, слышишь его крик, когда в нос тебе бьет сладковатый запах разложения...

Как-то жить хочется. Честно и долго.

Год бы Кость перевоспитывали — такого результата не добились. А тут за пять минут справились!

— Сколько? — эту тему Паскуале подхватывал мгновенно.

— Сто лоринов, — чуть задохнувшись от жадности объявил Кость.

Для Паскуале это были не те деньги, чтобы скупердяйничать, но...

— И что ты мне за них скажешь?

— Когда и где будет засада, — спокойно ответил мужчина. — Не совру, сможете проверить.

Паскуале задумался.

Проверить... это понятно.

— Ты мне для начала расскажи, зачем вы за парнем следили, и кто?

Кость кивнул.

Это уже ни монетки не стоило, но рассказать можно было. А чего? Заодно убедятся, что он не трезвонит просто так.

Паскуале тем временем махнул рукой, подзывая к себе разносчика, и давая заказ. Кувшин эля, хороший обед. Это для затравки. Коста понимающе кивнул, и заговорил.

— Атаман Винченцо про вас прослышал ну и решил руки погреть. У вас, вроде как и монет много, и товара... дело выгодное получится. Но если нападать — у вас охрана. Потому он решил сначала попробовать дана украсть, а с вас выкуп потребовать.

— Так...

— Немного. Только чтоб вы пришли в нужное место. Пошли бы?

Паскуале подумал пару минут. Пошел бы он за Энцо?

— Да.

— Там бы вас обоих и положили. А как ваши люди растерялись бы, так и бери их голыми руками.

— Приказчик есть, — буркнул Паскуале. Но и сам преотлично понимал, что план был вполне успешным.

— Четверо нас было, на одного мальчишку. Сутулый — главный, я, Лысый и Рохля. Хотели подкараулить мальчишку одного, мешок на голову и ноги в лес.

— А если б заметили?

— С хозяином постоялого двора договоренность была.

— Та-ак, — недобрым тоном протянул ньор Паскуале.

— В драку он не полез бы, но по-тихому сделать... глаза в сторону, а руку в кошелек. В наших краях чистеньким не проживешь, с каждой гадиной дружить требуется...

Паскуале скрипнул зубами, но промолчал. И молча подвинул к Коста кувшин с элем, который поставил на стол разносчик. Бывший разбойник налил себе кружку, но пить не стал, так глоток сделал, чтобы горло промочить, и продолжил повествование.

— Засада готова была, да кто ж знал, что парень с девкой с этой пойдет... Сутулый и захотел. Он вообще по бабам ходок был...

То, что произошло дальше, Паскуале знал. Только вот...

— А тот, который сгнил...

— Рохля?! — Косту откровенно передернуло. — Сам не понял, что с ним случилось. Вот хотите верьте, ньор, хотите нет... я на него упал, смотрю, а он... это... заживо... и крик такой...

Теперь разбойник осушил всю кружку, стараясь унять нервную дрожь, поежился.

— Погоди... так он таким не был?

— Богом клянусь, — перекрестился Коста. — Чтоб мне самому такое... вот не совру!

Паскуале медленно кивнул.

— Понятно. У вас точно... никто?

Коста перекрестился еще раз.

— Я с того и завязать решил, ньор. Так не пришел бы, но деньги нужны. Кое-что у меня есть, но мало, а больше я на дорогу не хочу. Чудо меня сберегло, истинное чудо.

Паскуале промолчал. Чудо там, не чудо...

Их спас счастливый случай.

Если бы один не начал гнить, если бы второй не перепугался до истерики.. одолели бы они подростков, кто бы спорил. Но случилось так, как случилось. И теперь разбойник выкладывал все остальное.

И как обрушат деревья, и как начнут стрелять, и как...

Единственное, о чем он не сказал — место. Но тут Паскуале было и не жалко денег. Он уже понял, что ему не врут. И все же поставил условие.

— С тобой двое моих людей останутся. Коли все обойдется — уедешь, еще и сверху денег дам. Нет? Не обессудь...

— А ежели не отобьетесь?

— Ежели не соврал, отобьемся. И не таких отбивали, — хищно оскалился Паскуале. И Коста поверил. Почесал в затылке.

— А давайте так, ньор. Истинно — не вру, так что и подождать смогу. Только не здесь, не с вами... если меня кто из братвы увидит, беда будет.

Это Паскуале и сам преотлично понимал. Так что...

— Решим.

Коста кивнул. Обманывать он не собирался, и опасался только своих. Бывших — своих. Так что...

Подождет. Деньги — они не лишние.

Паскуале сидел за столом, ждал Энцо, ждал остальных, с кем посоветоваться, и думал. И мысли у него были нерадостные.

Это даны могут преданий и сказок не знать. Им простительно, при дворе оно и ни к чему, там кланяться и извиваться нужно. Там единственная точка зрения — королевская.

А он знал.

И знал, когда человек может сгнить за считанные секунды.

Только вот что с этим знанием делать — не знал.

Подростков было двое — Энцо и Адриенна. Оба были ранены. Только вот Энцо уж сколько раз, и при нем, и на тренировках, и на корабле.... Если бы что — тогда и видно стало бы.

Значит, не он.

Значит, Адриенна.

Ох... беда. Но знает ли она сама? И если да, то что с этим делать дальше? И...

Впрочем, долго над отвлеченными темами Паскуале размышлять не собирался. Отложил информацию в памяти — тоже товар. И решил подумать о насущном. О том, как отбиться.

Желательно — не вступая в драку. А зачем?

Пусть 'лесных братьев' и прочую подобную мразь ловят те, кто должны. Стража, к примеру, егеря... ловят, вешают... Паскуале был только за. А ему-то чего лезть в драку?

Положить людей, задержаться в пути, упустить выгоду — во имя чего? Чтобы ему местный дан... да которого еще поди, доберись, благородно десяток лоринов отжалел?

Вот еще не хватало!

Пусть сами разбираются, а ньор Паскуале подумает, как уцелеть и ноги унести. Можно чуток потрепать подонков, чтобы не погнались и своими делами занимались, но и только. А серьезно драться ему некогда и незачем. Ему домой надо.

Дело само себя не сделает и товары в лавки не приползут.

Вот так и оказался Энцо в лесу. И не только он.

Чезаре, Леоне, еще пяток ребят из тех, что хорошо стреляют, хорошо ходят по лесу, хорошо работают с оружием... чтобы потрепать 'лесных братьев' хватит. И — ноги!

Купцам некогда порядок на дорогах восстанавливать, им торговать надо! Так-то...

* * *

Винченцо слетел с дерева быстрее любой стрелы.

Сейчас он...

Сейчас... рявкнуть, организовать погоню, купец не успеет далеко уйти, его легко догнать...

А потом пришла боль.

Острая, резкая, жесткая... Винченцо открыл рот, но понял, что ничего не сможет сказать. Потому что в груди появилось что-то лишнее.

Хвост арбалетного болта. А остальной болт был внутри. Он пробил атамана насквозь, вышел с другой стороны и хищно поблескивал окровавленным наконечником.

Винченцо попробовал что-то сказать, но на губах появились только кровавые пузыри. А потом все потемнело вокруг... только трава была по-прежнему зеленой — и приближалась так стремительно...

Где должен находиться атаман, Коста тоже сдал. И Паскуале честь по чести выдал ему не сотню, а сто пятьдесят лоринов. Все отлично сложилось.

Оставшись без предводителя, разбойники растерялись, обоз ушел, помахав им конским хвостом, и на дорогах какое-то время будет спокойно.

Пока выберут нового атамана, пока тот наведет порядок в шайке... это дело не одного дня и даже не одного месяца, часть негодяев может и уйти... Винченцо хоть и был сволочью, но умной. И заменить его будет сложно.

Паскуале своего добился. Без единого выстрела, без шума и крика, он ехал домой. А что касается потраченных денег... Непредвиденные расходы случаются. Не жалко. Купец знает, где надо заплатить, чтобы не потерять все и сразу.

Намного больше Паскуале тревожила полученная информация. Но ей он делиться не собирался ни с кем. Даже с отцом.

За такое в наше время не просто убивают. За такое о смерти будешь просить, как о милости. Лучше уж помолчать. Потихоньку разобраться во всем — и молчать. Целее будешь.

Глава 10

Адриенна

— Фабиана, милая!

— Сусанна, дорогая...

— Странно, что у них языки не раздвоенные, — меланхолично заметил дан Рокко.

— Надо это спихнуть до Крещения, — отозвалась Адриенна. — В идеале встретим Рождество — и через дней десять пусть уезжают. Иначе эта дрянь на Антонио налипнет — не отдерешь. Джас будет неприятно.

Дан Рокко пожал плечами.

— Не думаю, что Антонио позарится... на это.

Все верно. Рядом с Джачитой Фабиана смотрелась просто ужасно. Вся тощая, старообразная, страшная, как дохлая лошадь. Но когда это мешало таким дамочкам?

Морда мажется косметикой, обаяние заменяется наглостью — и в атаку! Не съем, так понадкусываю! И укусить они способны больно.

Во двор уже спешил Леонардо с букетом. В этот раз дану пришлось трудиться самостоятельно. История с Анной широко разошлась по СибЛеврану, по деревням и фермам, что-то рассказала Анна, что-то додумали ньоры...

В результате, Леонардо пришлось довольствоваться продажными девками. Никто, никто не хотел иметь с ним дела. Бесплатно, во всяком случае. А платить не хотелось уже Леонардо.

А женщину хотелось.

Что ж, эданна Фабиана... она тоже женщина. Прикрой ей морду простынкой и представляй, кого пожелаешь. Благо, возраст и темперамент позволяют. Мало ли кому и что не нравится?

Леонардо во дворе склонился над ручкой эданны.

Адриенна покачала головой.

— Да это будут тяжелые дни...

Как в воду глядела.

* * *

— Моего обожаемого супруга, эданна, вы знаете. А это моя падчерица, Адриенна СибЛевран.

Адриенна чуть склонила голову.

Фабиана Маньи скривилась.

Адриенна выглядела непозволительно красивой. Черные волосы дана не стала заплетать в привычную косу, вместо этого распустила их и перехватила по лбу серебряной лентой. Черное платье сливалось с черным шелком волос. Серебряное нижнее платье переливалось в свете свечей. И никаких украшений. Девушкам они не полагаются, да и ни к чему.

Рядом с ней разнаряженными курицами показались и эданна Сусанна, и эданна Фабиана. И обе прекрасно это понимали.

— Рада знакомству, эданна Маньи.

— Очаровательное дитя, Сусанночка.

— Дан Вентурини. Его дочь, эданна Леони, ее сын, дан Леони.

— Какое милое дитя! Подойди сюда, малыш, хочешь засахаренную грушу?

Если Фабиана решила показать, как она любит детей — зря. Анжело поддаваться не собирался.

— Нет!

— Я решила не брать с собой своих малышей, сейчас такая плохая погода...

— Какая жалость, — Леонардо смотрел на эданну глазами расстроенного спаниеля. Простите, собачки. — Обожаю детей. А ваши такие очаровательные и умные, так воспитаны... все в свою восхитительную маму.

Эданна расплылась в улыбке. Ах, хвалите меня, хвалите...

Адриенна потихоньку сместилась к камину. Протянула руки к огню. Такому живому, теплому, уютному, настоящему... Да, настоящему.

Танец пламени не обманывает, а вот слова Леонардо — фальшивка. И слова эданны Фабианы — тоже фальшивка, это чувствуется, как будто в зале звенят расстроенные лютни, и струны перебирают корявые кривые руки.

Они поют друг другу, они фальшивят, лгут, подличают... но сказать правду — как?

Мне нужны деньги, и я согласен терпеть твое страхолюдие.

Мне нужен молодой муж и я готова за это платить.

Все присутствующие это видят, понимают... и молчат. Но как сказать такое вслух? И куда потом девать и взбешенную эданну, и противного Леонардо?

Лучше уж помолчать. И пусть выписывают вензеля друг напротив друга. Авось, да и сшипятся?

Адриенна смотрела в камин и думала про Энцо.

Ни весточки. Ничего...

Он не имеет права ей писать. Она чужая невеста.

Она не имеет права о нем думать. Но думает чаще, чем хотелось бы... и почему-то ей кажется, что там, далеко, в столице, сердце Лоренцо Феретти бьется в такт с ее сердцем.

Он тоже думает о ней, вспоминает, и у Адриенны становится теплее на душе. Хотя они не сказали ни слова о любви.

Наверное, и не скажут никогда. И все, что ей будет доступно — это вот так...

Больно.

Почему так больно?

Адриенна привычно глубоко вздохнула, унимая тоску. Она знает, любая боль проходит рано или поздно. Даже самая страшная. Только вот рано — или поздно? И не будет ли это слишком поздно?

Позади ворковали 'влюбленные' Фабиана и Леонардо. СибЛевран готовился встречать Рождество.

* * *

— Дорогой, ты был сегодня восхитителен!

Эданна Ческа улыбнулась своему высочайшему любовнику. Вытянула ножку, полюбовалась собой... великолепное зеркало!

Только что оно отражало весьма фривольную картину...

— Принеси вина, любовь моя. И иди сюда, — Филиппо поманил любовницу пальцем.

Эданна улыбнулась еще обворожительнее.

— Конечно, мальчик мой. Уже несу.

— Где ты взяла это зеркало? Я хочу такое же в свою спальню. Чтобы ты навещала меня, и я смотрел... ты в нем чудесна.