Старший брат Одина

— Позвольте представить вам Курта Эйхманна, — сказал Александр.

— Это не ваш предок заведовал решением "еврейского вопроса" в Третьем рейхе? — спросил Рэндол.

— Мой.

Кайса передернуло.

— Извините, что не подаю вам руки, — сухо произнес он.

— А почему вы думаете, что я бы вам подал руку? — сказал Курт.

Александр сделал страшные глаза — Кайс явно не полез бы за словом в карман. Ситуацию спас Салливан, подошедший к собеседникам.

— Ах, какая женщина, — сказал он размягченно, глядя вслед Лане. — Как вы говорите? "Фемина"?

— Мы говорим — die Frau, — ответил Курт.

— А, так вы и есть помощник президента Александра по идеологическим меньшинствам? — сказал Салливан. — Извините, запамятовал вашу фамилию... Эйхманн, кажется?

Курт кивнул.

— А вы, кажется, Джон Салливан? Это не вы командовали прорывом под Кампонгчнангом в двадцать шестом году?

— Я, — ответил приятно удивленный генерал. — Постойте, так вы Курт Эйхманн?

Кайс нахмурился. Александр беспомощно наблюдал за беседой, идущей под откос, как подорванный партизанами поезд. Президент растерянно взял с подноса пробегавшего мимо официанта бокал с вином.

— Это хорошая идея, — сказал Салливан и тоже потянулся к подносу.

— По-моему, вам уже хватит, Джон, — сказал Кайс. Генерал ткнул бокал с вином прямо ему в руки, и президенту пришлось его взять — иначе бы бокал рухнул на пол.

Салливан взял вина себе и Курту.

— Господа, — торжественно обратился он к присутствующим. — Я предлагаю выпить за этого смельчака, который спас тридцать вторую особую бригаду во время беспорядков в Кампучии! Эйхманн со своими ребятами ударил по красным кхмерам с фланга, когда эти косоглазые обезьяны уже вешали себе на шею длинные веревки для сбора наших ушей... Я и не думал, что вы живы, Эйхманн, черт вас возьми! Мы вас потом везде искали, чтобы вручить медаль Конгресса "За отвагу", но так и не нашли...

— При выполнении маневра моему отряду пришлось пройти под "лестницей в небо", — ответил Курт. — Тогда их еще не экранировали, и поэтому нам это удалось. Но моим ребятам и мне требовалась срочная госпитализация, и нас эвакуировали сразу по окончании боя.

— Я так рад, — сказал Джон и сердечно чокнулся с Эйхманном и остальными. Все четверо выпили, Курт с Салливаном — залпом, Кайс — неохотно, а Александр — с искренней благодарностью небу за то, что оно так вовремя послало им этого старого служаку.

— Мы должны пробыть здесь неделю, по-моему, — продолжал Салливан. — Я постараюсь за это время оформить все необходимые документы...

Вино смягчило президента США, и он попытался выправить ситуацию.

— Извините меня, Курт, — сказал Кайс. — Если бы ваш предок оказался порасторопнее, мы бы сейчас с вами не разговаривали. Но, в конце концов, сын за отца не отвечает, а тот Эйхманн должен приходиться вам по меньшей мере дедом. Главное, что теперь вы вместе с нами сражаетесь за свободу и демократию. В глобальном, так сказать, масштабе.

— В свободу от чего бы то ни было я вообще не верю, — рассеянно ответил Курт. — А вот демократия кажется мне достойной целью.

Александр поперхнулся вином. К счастью, Кайс о военной специальности Эйхманна не знал и двусмысленности не понял.

— Но на глобальный масштаб нам и правда одним не потянуть, — закончил Курт.

Кайс удовлетворенно кивнул.

— Эти косоглазые совсем оборзели, — сказал президент США. — Азия уже трещит от них по всем швам, так они к нам лезут. Вы не можете себе представить, что творится у нас в Штатах, Эйхманн! Я попробовал ужесточить законы об иммиграции — так все эти так называемые защитники прав человека подняли такой вой...

— Не думаю, что вы можете себе представить, что я в состоянии себе представить, — вежливо, но снова крайне двусмысленно ответил Курт и обратился к Александру: — Господин президент, разрешите пригласить на танец вашу жену. Она очень скучает, как мне кажется.

Александр вяло махнул рукой.

— Господа, — сказал Курт, кивнул на прощание и отошел.

— Да, он производит сильное впечатление, — сказал Кайс, задумчиво глядя вслед Эйхманну. — И как вы только умудряетесь держать его в руках?

— Вы еще не видели других моих помощников, — улыбнувшись, ответил Александр.

— Кстати, — сказал Кайс и пристально посмотрел на Александра. — Я слышал, в вашемгосударстве то же была буря возмущения в ответ на ваше требование, чтобы исправительные учреждения были переведены на самообеспечение? Я-то вас поддерживаю обеими руками. С какой стати общество должно содержать ублюдков, которые только портят жизнь нормальным людям? Но говорят, у вас тут были чуть ли не восстания в тюрьмах...

— У вас неверная информация, — сказал Александр спокойно. — Ваш агент перепутал Аргентину с Бразилией. У них действительно недавно заключенные взбунтовались и захватили одну из колоний. Политика здесь не при чем — в той колонии ожидал смертной казни крайне влиятельный криминальный авторитет. Скажите своему человеку, чтобы он подзубрил географию.

— Америка такая большая, — вздохнул Кайс. — Что ж, я рад, что ошибся.

Александр вежливо кивнул.

Прием шел своим чередом. Утолив голод, часть гостей отправилась любоваться видом залива Нуэво. Карлос обнаружил Курта в оранжерее. Музыка сюда почти не доносилась, и вообще людей было мало. Эйхманн в полном одиночестве лежал на диване под араукариями и курил. Пиджак Курт подложил под голову, скрутив его в подобие подушки, а галстук повесил на мощный кактус.

— Как вы лихо сейчас отплясывали с Алисией, — сказал Карлос, присаживаясь на банкетке рядом с другом. — Александра не боишься?

— Он, по-моему, вообще готов поменяться, — усмехнулся Курт.

Карлос засмеялся и сказал:

— Я бы на твоем месте не соглашался.

Журналист заметил напротив горящего закатом окна стройное деревце в кадке. Оно совершенно терялось среди своих экзотических и не очень соседей, и с другого места Карлос его вообще не заметил бы. Из-за освещения дерево казалось черным.

— А ты хотел бы оказаться на моем месте? — спросил Эйхманн.

— Успокойся, Курт, — сказал Карлос. — Я тебе не конкурент. Видишь ли, Лана любит героев, а какой из меня герой? Так, продажная журналистская шкура...

Курт сел и метнул что-то в Карлоса. Журналист машинально поймал предмет и увидел, что это ключи от джипа Эйхманна с брелком в виде черепа.

— В любом случае, сейчас тебе представится такая возможность, — сказал Курт. — Забирай Лану и уезжайте. Скажешь ей, что я так решил.

Он потер висок и сказал:

— Нехорошо как получилось. Ничего я Лане так и не подарил. Ведь и деньги были...

Курт огляделся по сторонам и оторвал веточку араукарии.

— Пусть хоть это будет.

Карлос вдруг понял и моментально протрезвел.

— Курт...?

— Кайс — такой же, как я, — устало сказал Курт. — Я это сразу понял, а остальные еще нет. И сам Кайс еще не догадался насчет меня. Александр твердо намерен посмотреть твой репортаж в присутствии гостей. Стульев вон на всех не хватило, а здоровенный визор еще вчера на стену банкетного зала повесили. Я пытался его отговорить, докладную сразу подал, когда вернулся, но все бестолку. Не поверил мне наш президент.

Курт потушил окурок и выбросил его в урну, стоявшую около дивана.

— Не та репутация у меня, чтобы мне верили, — сказал он мрачно.

— Он поверил тебе, по крайней мере наполовину. Александр же не потащил штатников во Вьедму, — заметил Карлос.

— Знаешь, поверить наполовину — это то же самое, что наполовину остаться девочкой, — сказал Курт. — Как только твоя морда замелькает на экране, тут такое начнется... Я бы не стал вмешиваться, но дело в том, что Кайс хочет убить Александра, а свалить все на меня.

— У Александра, конечно, отношения со Штатами хуже, чем у Сальватореса были, — покачал головой Карлос. — Но не до такой же степени.

— До такой, — сказал Курт. — Ты вспомни, когда телкхассцы начали бомбить дядю Сэма?

— Три года назад примерно, — рассеянно ответил журналист.

— Правильно. Когда Александр с долгами перед МВФ рассчитался. Ну вот смотри, Карлос. Был такой милый президент Сальваторес, либерал, занимался демократией и правами человека, с Соединенными Штатами дружил, а под это дело долгов набрал у МВФ по стоимости на пол-Аргентины. А потом пришел Александр, перонист, долги отдал, новые брать не хочет, и занялся вместо демократии тяжелой промышленностью и сельским хозяйством. И до кучи выпер штатников с урановых рудников. А конца в войне с телкхассцами, между прочим, еще не видать. Штатникам же летать теперь не на чем. Дейтерий они и сами производить могут, так это ведь целую отрасль перестраивать надо. А во время войны это еще тот геморрой. Химмельзон сейчас работает на них, но даже это Соединенный Штаты уже не спасет. "Лестницы в небо" из трех пальцев не закрутишь, бериллий нужен.

Карлос, слушавший с большим интересом, усмехнулся.

— Ты знаешь, я когда тебя первый раз увидел — в столовой, над кучей разорванных монстров, — мне и в голову не могло придти, что ты так здорово в геополитике разбираешься...

Курт поморщился.

— Карлос, я же не мальчик, которого научили бегать с автоматом и стрелять. Я профессиональный военный, в третьем поколении.

— Да нет, — сказал журналист задумчиво. — Ты профессиональный руководитель в третьем поколении, Курт. Ну хорошо, ты все правильно говоришь. Но не будет Кайс сам мараться, он же не дурак. Подослали бы каких-нибудь убийц...

— А вот здесь Кайс дал маху, — сказал Курт спокойно. — Этими убийцами должны были стать жители Шербе — нас же туда вели, чтобы мы там всех перезаражали...

Карлос вздрогнул.

— Я все никак не мог понять, почему Кайс до Шербе докопался, — продолжал Курт задумчиво. — Почему ему так хотелось уничтожить заодно и нас. А сейчас узнал, что у Кайса к нам личный счетец был, и видимо, немаленький.

Журналист покачал головой.

— Это, по-моему, третий еврей на президентском посту за всю историю Соединенных Штатов, — сказал он. — Да, Курт, хорошенькую свинью нам подложили твои предки...

— Я этого не понимаю, — сказал Эйхманн. — Фюреру были нужны деньги, а большая часть активов в то время была сосредоточена в руках евреев. Просто так свои деньги никто не отдаст; ну, а сделать исключение для бедных евреев мы не могли, это было бы нечестно... Но зачем смешивать личное с государственным?

— Не тебе судить, — сухо сказал Карлос.

— А кому, как не мне? — возразил Курт. — После войны Германия оказалась в глубокой жопе, мы вообще на другом свете, я Новый Свет имею в виду. А евреи, между прочим, получили свою землю обетованную. И они еще будут к нам претензии предъявлять? В любом случае, мы, нацисты, от долгов не отказываемся. Если бы Кайс смог отделить личное от государственного, если бы он не тронул нас, дельце скорее всего выгорело бы. А так.... Оплатим в полном размере, с процентами, что набежали почти за сто лет.

— Может, Рамиресу скажем? — предложил журналист.

— Не маленький, сам справлюсь.

— Что ты намерен делать? — спросил Карлос.

— То, что умею лучше всего, — ответил Курт.

— Понятно, — пробормотал журналист. — Убивать...

Курт покачал головой.

— Нет, Карлос. На этот раз — умирать.

— Помнишь, Курт, — сказал Карлос, глядя на ключи и пушистую веточку у себя в руках. — В колонии, когда я боялся, что ты нас бросишь? Ты тогда сказал, что настоящих людей очень мало? Так вот ты, несмотря на все, смог остаться человеком.

Курт сморщился.

— Да брось ты, — сказал он. — Какой из меня человек? Я нацистский выродок, которому в приличном обществе даже руки не подают.

Карлос покачал головой. Потом сунул ключи и веточку араукарии в карман и пошел к выходу из оранжереи. Курт поднялся с дивана, подошел к тому самому деревцу, которое привлекло внимание журналиста, и коснулся ствола рукой.

— Кстати, что это за дерево? — спросил Карлос.

— Береза, — ответил Курт.

— Какая экзотика, — пробормотал журналист.

На подъездной алее к отелю Карлос и Лана столкнулись с Винченцо.

— Вы тоже возвращаетесь во Вьедму? — спросила Лана. — А что так рано?

— Да, завтра рано вставать, — вежливо ответил ученый. — Много работы.

Служитель как раз подогнал его машину.

— Желаю вам приятно провести вечер, молодые люди, — сказал Винченцо и хлопнул дверцей.

Карлос посмотрел ему вслед и смачно харкнул на посыпанную гравием дорожку.

— Вам тоже машину? — спросил бой в песочном сюртуке, униформе "Пенинсулы Вальдес".

— Черный "хаммер", — сказал журналист, отдавая ключи.

Парнишка расплылся в улыбке.

— Так это ваш зверь, синьор! Черный, мощный, прямо ух! Как касатка... Мне так нравится. Он был очень грязный, так мы его помыли. И трещина там на заднем стекле, синьор, вы его совсем не бережете...

— Надеюсь, стекло вы не заменили? — перебил восторги боя Карлос, доставая кошелек.— Сколько с меня?

Парнишка махнул рукой, взял ключи и вскоре вернулся с машиной. Пока они ехали по ярко освещенным улицам Пуэрто-Мадрина, Карлос и "хаммер" крайне осторожно выясняли, кто же из них будет вести. Джип отнесся к незнакомому водителю недоверчиво, но не враждебно. К тому времени, когда они выбрались на почти пустую трассу, ведущую во Вьедму, Карлосу удалось вызвать симпатию у "хаммера". Только тогда журналист обратил внимание, что Лана с момента отъезда из отеля ни разу не раскрыла рта. Карлос покосился на нее и увидел заголовок книжки, торчавший из сумочки Ланы.

— Борхесом увлеклась? — спросил журналист. — Чувствуешь себя в саду расходящихся тропок?

— Борхес не нравится мне, он зануда, как все латиносы, — ответила Лана.

— Сдается мне, ты хочешь меня обидеть, — засмеялся Карлос. Про себя же он подумал: "С кем поведешься — с тем тебя и расстреляют...".

— Ты наполовину француз, — возразила Лана. — А Борхеса я купила потому, что это было единственный справочник по германским мифам, какой я смогла найти.

Она вытащила книгу, чтобы показать Карлосу.

— А, я знаю эту серию, — произнес журналист, краем глаза взглянув на обложку. — Недорогие пособия для студентов, с претензией на основательность... Но зачем она тебе?

— Должна же я знать, по каким перегонам идут мысли в голове Курта, — ответила Лана.

— Ты бы лучше "Майн Кампф" купила.

— Не так-то просто найти в Аргентине "Майн Кампф" на русском или хотя бы на испанском. Но я заказала, к концу недели должны привезти.

— И по каким же перегонам грохочут мысли в голове нашего общего друга?

— Пока я еще не очень разобралась, — призналась она. — Но сильно напрягает то, что у всех сказок плохой конец. Прямо нация эсхаталистов...

Карлос неловко улыбнулся и прибавил скорость. Мимо промелькнули огни придорожной деревушки, и "хаммер" снова нырнул в темноту.

— Что-то ты сегодня к шапочному разбору появился, — сказала Лана. — Ни на заводе, ни на яхте тебя ведь не было с нами... Теряешь нюх?

— Не оскорбляй меня, — усмехнулся Карлос. — Нос — самая чувствительная часть моего тела. Я тут чего-то на лыжах захотел покататься, взял да и смотался в Чили. А с их стороны Анд как раз лавина сошла позавчера, напротив Сан-Карлос-де Барилоче. Я поехал со спасателями и такой материал нарыл, пальчики оближешь. Сегодня вечером по первому каналу пойдет, в международных новостях. Мы с ребятами готовили запись к эфиру, то да се, вот я и припозднился.