— Ты болен, Андрей! — сказала она. — Ты понимаешь это? Ты болен! Ты говоришь, что с тобой все в порядке! Но это не так! Ты давно обманываешь меня! Я не могу так больше, понимаешь! Ты постоянно куда-то исчезаешь, никто не знает, где ты! У тебя пропадают телефоны, ты не отвечаешь на звонки! Ты врешь мне, а я не хочу общаться с лгуном!

Я слушал, и мне было горько. Шел за участием, а получил причастие...

— Я давно подозревала... Но ты всегда говоришь, что все в порядке! Я верила, а ты и радуешься! Думаешь, нашел дурочку! А все же видно! Что ты другим стал! Все замечают...

Это уже интересней, подумал я. Кто и что заметил?

— Понимаешь, Юля, мне очень плохо...

— Плохо? А мне, думаешь, хорошо? На встречу со мной у тебя времени нет, а дома голые бабы в ванной стоят! Я думала, ты сильный, а ты... двух слов правды сказать не можешь! Думаешь, никто ничего не видит? Денег у тебя нет, ты нервный стал, раздражительный, пить постоянно хочешь, высох весь, потемнел, постоянно где-то пропадаешь, врешь мне! Надо быть полной дурой, чтобы не понять, что ты наркоман!

Юлька расплакалась. Я молчал. Я был в шоке. Да, Юлька права. Права во всем, кроме вывода. Как там говорил Шерлок Холмс доктору Ватсону: 'Вам надо было поставить плюс, а вы поставили минус!' 'А что, это тоже вариант, — тихо подсказал кто-то внутри, — Она думает, что ты наркоман, вот и согласись. Она тебя прогонит, и ты тихо исчезнешь из ее жизни. Ты же не хочешь ее травмировать. Вот так и сделай!' Но не могу назваться наркоманом. Не хочу. Позорно это. Лучше без вести пропасть.

— Я люблю тебя, Юля, — сказал я внезапно севшим голосом. — Можно, я войду? Пожалуйста! Я все тебе расскажу!

Юлька всхлипнула и посторонилась. Я вошел в коридор и закрыл дверь. Не могу я говорить с ней об этом на лестнице. Не здесь.

Я вошел и затоптался. Обувь снимать неловко: еще обидится, что я так, внаглую. Тем более, Юлька в таком состоянии. Это потому, что любит, вдруг подумал я, и мне тут же стало горячо. Словно с мороза в баню вошел, в самую парилку.

— Разве можно любить и врать? — спросила она. — Все наши знали, что ты не врешь, уважали те-бя, а мне ты врал!

— Я не наркоман! — сказал я окрепшим голосом. — Даю слово! И не вру! Я...

Говори же! Ну! Язык предательски отнялся. Ну, скажу я правду? Она же первая высмеет меня! Ко-стик и то поверил с трудом. Какие русалки, какой леший? Сказки пришел рассказывать... Бред наркоман-ский... Сейчас, перед ее глазами, я забыл о том, что живу предпоследний день.

Юля ждала, что я скажу, а я мялся. И тут в дверь позвонили.

— Ты кого-то ждешь? — спросил я, радуясь, что опасный момент отдален хотя бы ненадолго. Мне нужен тайм-аут.

— Нет.

— Тогда не открывай! — мне стало тревожно. Предчувствие чего-то ужасного сковало мысли. Кто там может быть? Милиция? Упырь? А может, пес-утопленник? Если б сердце было живым, оно стучало бы со скоростью пулемета.

— Почему? — удивилась Юлька. — Мало ли это кто? Может, почта? Я посмотрю.

Она прошла к двери и посмотрела в глазок. Повернулась ко мне:

— Там соседка.

Я облегченно выдохнул.

Юля открыла. На лестничной площадке стояла какая-то женщина. Я ее не знал, но тревога кольну-ла изнутри. Глаза ее показались знакомыми. Я никогда не видел Юлиной соседки, но эти глаза...

— Нет ли у вас немного соли? — спросила она. И голос знакомый... Сплошное 'дежавю'.

— Есть, — сказала Юля и прошла на кухню. — Проходите, я сейчас.

Женщина прошла в коридор и остановилась. Мы соприкоснулись взглядами, и я все понял. Тело соседки поплыло, как расплавленная свеча, одежда и лишние килограммы стремительно сползали, раство-ряясь в воздухе вместе с одеждой.

— Это я, — сказала Анфиса.

— Чего тебе надо?!

— Тебя!

— Оставь меня в покое! — прошипел я, догадавшись, что русалка следила за мной. И выследила. Еще не хватало, чтобы Юля увидела ее снова! Выставить за дверь, пока она не вернулась!

— Вот соль, — сказала Юля, выходя из кухни. — Сколько вам нуж...

Нагая русалка бесстыдно улыбалась. Соль выскользнула из рук.

— Ох, плохая примета, — вздохнула Анфиса. — Правда, Андрей?

— Кто вы? Андрей... — ошеломленно проговорила Юля. — Где... Почему вы голая?!

— Русалка я, — представилась Анфиса, — потому и голая. А что? Разве не хороша?

Она рассмеялась так звонко и так естественно, что даже слепой признал бы: да, хороша!

— К-какая русалка? — выдавила Юля. Я стоял, не зная, как прекратить бессмысленный и опасный разговор. Силой вытолкать Анфису за дверь или спустить в унитаз?

— Речная. Еще морские бывают, но у них хвост рыбий, — пояснила Анфиса. Ее развязная болтли-вость настораживала еще больше. Чего она добивается? — Что ты удивляешься? Разве он ничего тебе не сказал?

— О чем?

— О том, что он — мой! Поняла, девчонка? Я его утопленником сделала! Если еще тебя с ним уви-жу...

— Замолчи! — крикнул я.

— ...утоплю, — спокойно закончила Анфиса. — Забудь его! Он мертвец.

Расширенные глаза Юльки обрели осмысленное выражение. Она повернулась ко мне:

— Андрей, она сошла с ума. Надо 'скорую'!

Нет, это бесполезно. Ни 'скорая', ни милиция ее не остановят...

Анфиса кинулась на кухню. Мы с Юлей стояли молча, ничего не понимая. Вернее, не понимала она, я же приготовился, зная, на что способна русалка, и на всякий случай встал между ней и Юлькой.

— Так ты не веришь? Смотри! — в руке Анфисы появился нож. Она замахнулась. Я бросился на нее, чтобы защитить Юльку. Но ошибся. Анфиса ударила меня. Юля закричала. Я стоял с ножом в груди, не зная, что делать. Судьба предоставляла отличный шанс пасть замертво и скончаться на руках любимой, не терзаясь душевными муками и ничего не рассказывая. Впрочем, Анфиса могла испортить игру. Она все предусмотрела. И я не знал, что делать.

— Ну, что ж ты не падаешь? Ты ведь убит! — язвительно сказала Анфиса. — Не бойся, — обрати-лась она к трясущейся Юльке. — Он давно мертвый, ему все равно, не больно даже. Правда, Андрей?

Я вытащил нож из груди и бросил на пол. Анфиса усмехалась, глядя, как я подбираюсь к вжавшейся в стену Юльке:

— Смотри, у него и крови-то нет! Он мертвец, поняла, мертвец! — русалка засмеялась. Я с силой оттолкнул ее в сторону:

— Юля, не верь ей, я живой! Все не так, как тебе кажется... — в голове царил полный хаос. Зачем я тянул и сразу не рассказал все? А сейчас, как дурак, открещиваюсь от очевидного.

Юля открывала рот и не могла произнести ни слова. Я представлял, что она чувствует. На ее глазах зарезали человека, а он стоит, как ни в чем не бывало, и разговаривает, словно его ударили пальцем, а не ножом...

— Он утопленник, смотри, он тебя в воду утащит, будешь такой, как я! — истерично крикнула Ан-фиса, и я не выдержал. Повернулся и бросился на нее, но русалка не отступила, а неожиданно прыгнула навстречу, прижавшись и повиснув на моем теле. Мы с грохотом упали на пол. Я схватил ее за горло и тряс, сжимая изо всех сил. Анфиса клокотала пережатым горлом, и я не сразу сообразил, что она смеется. Я не мог задушить мертвеца, который не дышит! Тогда я оставил ее и посмотрел на Юлю.

Она пятилась к двери. Глаза широко раскрыты и безумны.

— Юля, — произнес я как можно мягче, хоть это было и нелегко. — Не верь ей. Я жив. Я живой! Я тебя люблю!

— Бабушка правду говорила, — прошептала она, нащупала замок и выскочила наружу.

— Это неправда! Не слушай никого! — закричал я вослед. — Я живой!!

Ответом был топот ног по ступенькам. Бежать за ней не было сил.

Я вернулся, намереваясь схватить Анфису и четвертовать ножом. На куски порублю! Но в квартире тихо, лишь в ванной журчит вода. Я кинулся туда, чувствуя, что опоздал. Хитрая Анфиса вновь вовремя смылась. За двести лет она овладела магией лучше меня, простого утопленника.

Но самое страшное не это. Уйдя так, тем же манером Анфиса могла вернуться, едва кто-то откроет воду. Юлька была в опасности. А я не знал, как ее защитить.

Как уберечь Юльку? Я думал, что Леший знает ответ. Во-первых, он старый и мудрый, во-вторых, наверняка знает, как противостоять колдовству водяного, ведь прогонял же он жуткого пса и остальную нечисть? И еще о камне надо спросить. Я должен знать, из-за чего меня Упырь мучил? Только ночи до-ждаться. Днем Леший не покажется.

Остаток дня я тупо убивал. Слонялся по комнате, глядел в окно, стараясь запомнить вид из него, словно уезжал далеко и надолго. Пил воду. Смотрел телевизор, поражаясь тому, как бездарно тратят время те, кто делает такие передачи и те, кто их смотрит. Пролистал несколько книг, думая, что все написанное в них — чушь. Хотя бы потому, что их авторы понятия не имеют о таких, как я, о целом мире мертвых, суще-ствующем у них перед носом. Тогда что вообще они знают о жизни? Знают, что смерть может быть не кон-цом, а продолжением, такой же частью жизни, как детство или старость?

Это был мой предпоследний день. Завтра последний. Затем я исчезну для живых и окончательно перейду в мир мертвых. Так заведено. Но я все равно не хочу в это верить. В детстве мне нравилась сказка о двух лягушках, упавших в крынку с молоком. Одна сложила лапки и утонула, а другая молотила всеми ко-нечностями, пока молоко не сбилось в масло, и — выскочила из кувшина... Всю жизнь я старался быть такой лягушкой. Если не взять умом или знанием — брал трудолюбием и усидчивостью. Я мог заставить себя про-сидеть неделю за конспектами, если это было нужно, зубрить, не выходя из дома, не поддаваться на угово-ры Костика или Пита сходить 'поколбаситься'. Да, я был целеустремленным. 'Был...' Вот уже в прошед-шем времени о себе говорю... А как еще говорить о мертвом?

Я включил магнитофон, и мертвый Фредди Меркьюри запел бессмертную 'Who wants to live forev-er?' Как мило. И как вовремя... Я вспомнил, как 'торчал' от песни раньше, размышляя о вечности, которая мне, молодому парню, была в общем-то ни к чему. И сейчас не нужна, дали бы дожить свое!

И вспомнил об Архипе. Ведь он первый сказал о камне! Правда, быстро прикусил язык, но я запом-нил. Не знаю, как леший, но Архип не станет скрывать от меня эту тайну. Не должен. И уловки Анфисы обя-зан знать. Он мне не откажет. Не в том он положении сейчас. Чем ждать ночи, лучше сплавать к Архипу. Я быстро оделся, выпил воды на дорожку и устремился в сторону Фонтанки. Меня била дрожь. Быть может, сейчас я узнаю что-нибудь обнадеживающее. Быть может, еще будет шанс выбраться из этой загробной мути...

Я нашел спуск, где рядом со ступенями на воде покачивались несколько катеров. Если аккуратно пробраться между ними и нырнуть, никто ничего не заметит. Не хотелось поднимать шум и шокировать случайных прохожих, ныряя в Фонтанку в одежде. Но не вышло. Навстречу неожиданно поднялся детина в тельняшке:

— Ты куда?

Я остановился. Объяснять что-то типу, скошенному лбу которого позавидовал бы неандерталец, я не собирался.

— Никуда. Посидеть хочу.

— Сиди в другом месте, — недобро проговорил мореман. — А здесь не надо.

— Твоя, что ли, пристань?

— Иди и сиди в другом месте, — он выразительно повел плечами. — Что непонятно?

— Непонятно, — с вызовом сказал я. Ну, и что он мне сделает? Утопит?

Из ближайшего катера, белого, с хромированными иллюминаторами, донеслись крики и женский смех.

— Гуляете? — спросил я.

— Гуляем. И ты гуляй!

Отвернувшись от громилы, я демонстративно подошел к краю набережной и стал всматриваться в иллюминатор. Похоже, там проходила оргия.

— Че, не понял? — он схватил за рукав и дернул, разворачивая к себе. Этого я и ждал. Покачнув-шись, я издал театральный вскрик и повалился в воду. Надо отдать должное морячку: реакция у него была отменная. Он почти удержал меня на пристани, но, чтобы не упасть самому, выпустил из захвата. Я упал в воду между катерами и ушел на дно. Там прошептал заклятье, сделавшись невидимым, и быстро поплыл в сторону Обводного. Пусть теперь ищут, злорадно подумал я.

Хоть Архип и сообщил новый 'адрес', найти утопленника оказалось непросто. Раньше я нечасто бывал в этом районе (под водой — и вовсе никогда!) и, проплывая по Фонтанке, часто высовывал голову наружу, пытаясь сориентироваться. Повезло, что зрительная память хорошая, к тому же перед путешестви-ем просмотрел карту города и прикинул, как плыть: по Фонтанке и направо, в Крюков канал, а там по пря-мой. Других ответвлений от Фонтанки нет, и Крюков канал я нашел без проблем. Канал узенький, даже Фонтанка казалась мне небольшой, а тут я чувствовал себя рыбой, попавшей в трубу. Крюков был мелко-ват, но, в общем, относительно чист и прозрачен. Спустя пятнадцать минут я выплыл на перекресток Крю-кова с Мойкой и осторожно высунул голову: справа мост и гранитная набережная, прямо по курсу лежит покрытый травой покатый берег Новой Голландии. Мне надо налево. Там должна быть какая-то арка... Че-рез двести метров я вновь вынырнул и радостно улыбнулся: арка была прямо надо мной. Наполовину при-крытая разросшимися деревьями и кустами, огромная красная арка с красивыми полукруглыми нишами и лепниной напоминала триумфальные ворота. Белые ионические колонны поддерживали ее, нависая над узкой, одетой в гранит протокой, за которой виднелся маленький мостик и какой-то сад.

Я проплыл туда, оказавшись в небольшом искусственном озере. Найти утопленника в заросшем во-дорослями водоеме было непросто, особенно, если он сам не хочет встречаться. Я рассчитывал, что Архип узнает меня и не станет прятаться. Так и случилось.

— Здорово, Андрюха!

— Здорово, Архип!

Мы пожали друг другу руки. Мне показалось: утопленник стал лучше выглядеть. Если так можно сказать о мертвеце.

— Как ты здесь?

— Хорошо! — сказал Архип. — Хорошо, когда свободен и никому не должен!

— Это точно.

— Вот думаю: не уйти ли из Невы? Мало ли речушек в округе? Не о всех водяной знает. А мне мно-го не надо. Буду жить, сам себе господин. И ты так сделай. Может, вместе и уйдем?

Я промолчал. Там видно будет.

— Архип, дело у меня к тебе. Очень важное.

— Ну, садись тогда. Дело спешки не любит.

Мы уселись на дно. Трава надежно укрыла нас от людей и нелюдей. Над головой красиво перели-валась сполохами света водная рябь. Небо так не могло.

— Архип, расскажи мне о камне!

— О... каком камне? — запнулся Архип, и я понял, что он точно что-то знает.

— О Свят-камне. Однажды ты говорил о нем, я помню! Мне очень надо знать!

— О нем Слизень не велел сказывать.

— Брось, Архип, — жестко сказал я, — плевать на Слизня! Еще неизвестно, может, это он хотел те-бя убить.

— Нет, это Анфиса сделала! — убежденно сказал утопленник. — Я знаю, и мы еще посчитаемся!

— К черту Анфису! Ты расскажешь о камне или нет?!

Мне стало неловко за истеричный тон, но подействовал он убедительно. Старик почесал под мыш-кой:

— Ладно, расскажу...

Ничего конкретного я не узнал. Откуда взялся Свят-камень — никто не ведает, из людей о нем во-обще никто не знает — живому существу не дано познать его силу. Для живых он просто странный булыж-ник. Но известно, что сила в нем способна море из берегов поднять или гору обрушить. Еще Архип знал, что раньше камнем владел Слизень, теперь — лешак, а кто раньше — неведомо, да мне и наплевать. Меня инте-ресовало одно: если камень настолько могуч, то может ли он меня живым сделать?