Ругару

Дима Олесин телефон не знал. Что и неудивительно. Зачем он Тукану? Лекс еще пометался по кухне, а потом набрался наглости и, отодвинув тяжелые бархатные портьеры, закрывавшие вход в комнату родителям, постучал в косяк комнаты. Ульяна Владимировна снова строчила, но тут же прекратила шить и улыбнулась:

— Заходи, заходи. Что-то нужно?

— Вы не могли бы дать мне номер телефона Олеси?

— А зачем он тебе? — в глазах женщины светилась ласка и мудрость. Это было так необычно... Почему-то Лексу казалось, что старшие Токаревы... простоваты, что ли.

— Мне надо с ней созвониться... — он почувствовал неловкость, будто врал этой милой женщине, хотя действительно хотел позвонить и это действительно очень важно.

— Знаешь... — женщина словно тоже засмущалась, — ты милый парень, но у нас договоренность: номер телефона и сына, и дочери, я никому не даю. Если она посчитает нужным, сама тебе скажет. Извини.

— Нет, это вы меня извините.

Он сдержал вздох и направился уже обратно в кухню, когда Ульяна Владимировна остановила:

— Она мне с полчаса назад сообщила, что едет домой от подруги. Так что минут через пятнадцать будет здесь.

— Плохо, — вырвалось у него. — То есть хорошо, — тут же поправился он. — Спасибо.

Попросить бы ее остаться там, у подруги, не возвращаться сюда... Только вряд ли она бы послушалась. А что если... пригласить ее на свидание? Пойти с ней в кино, в парк, куда угодно, только подальше от дома. Удержит он ее вдали от дома до полуночи?.. Стоит попробовать. А ее родители?

Он ходил по кухне, напряженно размышляя. Они погибнут. Он не уговорит их покинуть дом. Не поверят, не захотят. А если устроить пожар? Бред. Слишком много людей, очаг сразу заметят, потушат, и все равно никуда не уедут...

— Тукан, давай поднимайся! — раздалось с лестницы.

Им милостиво позволили вернуться. Прекрасно. Он взлетел наверх, обгоняя Димку. И снова столкнулся с Павлом. Сейчас он походил на жеребца, который покрыл всех самок в табуне и почуял, что его хватит на еще один табун. Гордый такой. А Лекс — соперник. Поэтому Ток сразу попер на него, чуть ли не сталкивая с дороги.

— Слушай, ты че ходишь? Че ты все высматриваешь? Думаешь, я не вижу, как у тебя глазенки зыркают? Думаешь, сможешь у меня вещицу спереть? А хрен себе в задницу не хочешь?

Он буром шел на Лекса, а тому хотелось дать парню в лоб и сказать по-доброму: "У меня табуна нет, что ты со мной делишь? И вообще волк свинье не товарищ". Димка давно проскользнул в залу, и там снова слышался звон бокалов и хохот. Лекс и на миллиметр не отошел, стоял посередине коридора и в упор сверлил взглядом Токаря.

— Остынь, — процедил он.

Токарь стушевался. Почему-то он считал, что неожиданный напор сломает Лекса, но номер не прошел, и теперь на лице Павла отражалось смятение: как с честью выйти из этой ситуации? что делать?

— Я тебя в дом на недельку пригласил. Твое время вышло. Собирай манатки и вали отсюда.

Лекс еле удержался, чтобы не схватить Павла за грудки. Не нужна ему драка. Он справится и с ним, и с его дружками и из дома свалит до того, как полиция подъедет. Но ему надо остаться здесь. И желательно без драки, поэтому он отодвинул Павла с дороги плечом. А когда тот попытался задержать его, резко, но не сильно ударил по кисти.

— Не трогай меня, понял? — потребовал тихо, но внушительно. — Сегодня я ночую тут. И если до завтрашнего утра все в этом доме останутся живы, ты меня больше не увидишь. А сейчас я иду к себе и ложусь спать. И если вдруг кому понадобится уединение, пусть идут в ванную. Ясно?

Токарь потерял дар речи. Лекс быстро зашел в гостиную. Все притихли, посматривали на него и за его спину. Он быстро поднялся в мансарду. Разломать бы все к чертовой матери, чтобы хоть как-то выпустить пар. Он упал на пол и стал отжиматься, потом вскочил, рывком снял футболку. И только тогда заметил на лестнице Олесю.

Леся ушла из дома, потому что не знала, куда себя деть. Полночи не спала, ждала, когда вернутся брат и Леша. Потому уснула, чтобы проснуться ни свет ни заря и маяться в постели, представляя, как этот красавчик "Тесей" лежит там, в мансарде, один-одинешенек. Совершенно свободный и никем не занятый. Она ругала себя, переворачивалась на другой бок, сочиняла начало рассказа — описывала забавный эпизод из студенческой жизни. Но все перебивал он.

Она пошла в ванную. Перед этим долго выбирала белье. Затем в сердцах взяла без всяких кружев, обычные бесшовные трусики и бюстгальтер. "Уж в таких ты сомнениях, — издевалась она над собой, — как будто он тебя на свидание пригласил". После ванной села за компьютер, но снова никак не могла сосредоточиться.

Олеся еле-еле дождалась, когда парни проснутся. Вышла в коридор... А Леша скользнул по ней равнодушным взглядом и ушел. Девушка готова была сама себе пощечин надавать. "Размечталась, идиотка? Понравилась ему? Да ему скучно было без дела, вот и болтал с тобой. И ведь всегда ты к нему приходила. Всегда. Ни разу он первый разговор не начал. Ну почему, почему ты такая идиотка? Что бы тебе не влюбиться в кого-нибудь попроще. В Димку Цуканова, например. Он бы смотрел на тебя влюбленными глазами и ловил каждое слово. И шлялся бы за тобой попятам с тоскливыми глазами, как ядовитая игуана за своей жертвой..." Она понимала, что еще немного и начнет выть, а здесь, при брате и Лешке этого нельзя было делать ни в коем случае. Поэтому она быстренько созвонилась с Наташей и сорвалась к ней.

Ната быстро ей мозги вправила. Разложила все по полочкам.

— А чего это ты идиотка? — ругала она. — Ты нормальная здоровая девушка. Да если бы ты в него не влюбилась, в красавца этого с янтарными глазами, вот тогда бы я удивилась. За что ты, собственно, себя костеришь?

— Да сама же уверяла, что больше так не вляпаюсь, — уныло выдавила Леся. — Декларировала: "Теперь только так: сначала он полюбит, а потом уж я его"! И опять на те же грабли...

— Ты меня прости, солнышко, но рассуждаешь ты примерно как ребенок детсада. Ты о чем вообще? Любовь иррациональна, ее не просчитаешь. Если бы можно было просчитать, тогда не было бы столько несчастливых пар. Красивых стихов и задушевных песен тоже, между прочим, не было бы. Страдаем и сублимируем. Ну что я тебе все разжевывать должна? Вот и ты, пострадаешь, а потом напишешь какой-нибудь сногсшибательный роман. Вот если бы ты деньги ему отдала, морду его жене пошла бить или еще что-нибудь эдакое учудила, я бы подтвердила, что ты дура и идиотка. Но, слава богу, у тебя все в порядке. Так что прекрати себя казнить, любуйся героем и радуйся, что было и такое в твоей жизни.

Олеся всплакнула, Наташка ее пожалела. Затем они вместе пили кофе со сливками и съели почти килограмм печенюшек с начинкой из вареной сгущенки — лучшее лекарство от плохого настроения. Если бы Леся влюблялась чаще, она давно бы набрала какое-нибудь ужасное трехзначное число на весах, но раз в году, вполне можно было себя побаловать.

Затем вместе посмотрели комедию. И девушка собралась домой. Все правильно Ната внушала. Надо радоваться тому, что встретилась с таким шикарным парнем. Может быть, уже завтра он уедет, и они расстанутся навсегда. Так чего же тратить драгоценное время, ругая саму себя? Наоборот, пойти поболтать с ним в последний раз, попрощаться.

А стоило ей зайти в дом, как ее огорошили: Леша ее искал. Даже телефон спрашивал. Она помчалась в мансарду, умудрившись проскользнуть мимо компании брата незамеченной. Все они были слишком увлечены танцами и выпивкой.

Олеся замерла на лестнице, заметив, что Лекс раздевается. Мимолетно опять восхитилась им и смущенно отвернулась. Тут же уколола себя: почему-то когда в первый раз у ванной с ним столкнулась, так не стеснялась. Она собралась спуститься обратно, чтобы не мешать ему, когда парень окликнул:

— Леся!

— Извини, — тут же покаялась она. — Ты хотел лечь спать?

— Нет-нет, ничего, проходи, — она немного помялась, а после все же прошла в комнату. — Садись, — он кивнул на кровать. Тут же подхватил футболку, помял ее в руках. Но не надел, а откинул.

Девушка присела на постель, но следила по-прежнему за футболкой. Она медленно-медленно сползала с подушки на пол. Наконец раздался тихий шелест, и футболка исчезла из вида. Леся почему-то обрадовалась и перевела взгляд на парня. Вид у него был такой, будто он только что вышел из комы и плохо соображал, где находится и что вообще вокруг происходит. Он наклонился вперед, облокотился на колени. Пальцы судорожно сцепил, аж побелели. И смотрит перед собой в одну точку. Дотрагиваться страшно. Кажется, тронешь — и он взорвется.

— Что-то случилось? — помогла она. Участливо наклонилась ближе. Лекс только медленно кивнул, подтвердив, но на нее так и не взглянул. — Расскажешь?

— Да, — твердо заявил он и все-таки повернулся. — Олеся, — начал он решительно и будто споткнулся. Взгляд стал рассеянным, Лекс смешался, словно опять забыл, что собирался сказать. Отвернулся, а дыхание сбилось.

— Леш, — позвала Леся.

— Извини, — прохрипел он. — Когда ты так близко я ничего не соображаю. Надо было тебе позвонить.

— Да? — девушка приободрилась. Осознание того, что она для Алексея не только интересный собеседник, придало необыкновенную смелость. — Так зачем же дело стало? — быстро достала из кармана телефон, приложила к уху. — Алло... Леша? Это Олеся. Давно хотела у тебя узнать, почему у тебя волосы седые? Ой, — она вмиг посерьезнела: сообразила, что шутит над каким-то тяжелым переживанием парня.

Но он воспрял.

— Волосы у меня седые, потому что я с рождения такой. У нас в семье все такие. Даже мама и сестренка.

— Ясно, — Олеся еще делала вид, что разговаривает по телефону. — А что насчет твоей татуировки? Их же просто так не делают, каждая что-то значит.

Леша быстро взглянул на плечо.

— Здесь изобразили меня. А пунктирный круг обозначает, что я почти свободен. Почти. Я как волк, но только не в клетке, а на длиннющем поводке. Вроде бы могу ходить куда хочу, но в лес, домой, не вернусь. Поводка не хватит, — он опять произнес это без надрыва, как раньше, очень буднично.

И Леся совсем осмелела.

— Да! Как же я раньше не догадалась: волосы как шкурка волка, глаза тоже волчьи. Тебя изобразили очень точно. Но, ты же не хищник и не ешь красных шапочек на завтрак?

— На завтрак я ем только зеленые шапочки, — подыграл ей Леша. — К сожалению, красные шапочки я могу себе позволить только по праздникам.

— Хм... — Олеся задумчиво разглядывала потолок. — Несколько двусмысленное замечание. Но я рискну. Знаешь, Леша... я ведь звонила тебе не насчет татуировок и необычных волос. Это я зубы заговаривала. На самом деле я хотела спросить, какие у тебя планы на вечер. Можно пригласить тебя на свидание?

Лекс посерьезнел, смотрел на нее в упор своими невозможными глазами, и она даже могла увидеть, как расширились его зрачки. Верный признак, что он...

— Алло! — она притворно взглянула на экран. Сказала, будто самой себе: — Связь вроде не прервалась, — снова приложила трубку к уху. — Алло, ты меня слышишь?

Он так же серьезно оторвал ее ладонь от уха, забрал телефон, положил на тумбочку, склонился к руке. Губы остановились в миллиметре от кожи. Она ощущала его дыхание и тепло так явственно, словно он поцеловал ее. И лишь когда снова поднял голову, казалось, кожа заныла от обмана.

— Леся... — голос снова охрип. — Прости, я не могу.

— Почему? — потребовала она.

Взгляд его теперь блуждал, точно он мучительно подыскивал слова, чтобы не соврать и не обидеть.

— Это трудно объяснить... И невозможно понять. Если я скажу, ты сочтешь меня сумасшедшим.

— Попробуй, — попросила она.

— Нет, — возразил он. — Это слишком...

И она чувствовала в нем столько боли, что не хватало сил, встать и уйти, потому что ей отказали. Да и ее ладонь он все еще держал.

— И что же нам делать? — поинтересовалась она. А потом дотронулась до его щеки. Очень бережно, будто боялась поранить. — Хочешь, я тебя поцелую?

— Да!

Кажется, он обрадовался. Поцелуй получился настоящим. Таким, что почти лишил чувств. Но это был только поцелуй, и он закончился. Ведь у каждого настоящего поцелуя есть определенное время, по истечении которого его надо либо завершить, либо перейти к чему-то большему. Но Леша позволил себе лишь невесомое прикосновение к ее плечам.

Олеся в последний раз заглянула в его глаза, но снова нашла там только боль. Тогда она мягко отстранилась.

— Прости. Я тебе навязываюсь. Я пойду.

— Нет, — он снова удержал ее. — Не навязываешься, нет. Дело не в тебе, а во мне. Я очень хочу, чтобы ты осталась, но... — он умолк, опустил голову.

— Тогда что я могу еще сделать? — Леша встрепенулся, во взгляде надежда боролась с сомнением. — Скажи, — ободрила она.

Он нервно рассмеялся.

— Я знаю, это прозвучит безумно, но... Не подумай, что я издеваюсь... Если ты попросишь...

Олесю это почему-то развеселило.

— Боже, как романтично, — воскликнула она и потребовала: — Обними меня, — в кольце его рук, уткнув в него разом вспыхнувшее лицо, она с притворной дерзостью затараторила: — Мало пригласить на свидание, мало поцеловать тебя. Надо попросить. Я даже догадываюсь, как именно попросить и о чем именно попросить. И ты совершенно прав: это безумно, это слишком, это совершенно фантастично и похоже на издевку. Но, в конце концов, что я теряю, если пойду на это? Самоуважение? Ерунда. Всегда можно сказать, что пошутила. К тому же это несколько интригует, знаешь ли. Поэтому, Леша, я прошу тебя... Мммм... Как бы поточнее сформулировать свои желания...

— Быстрее, пожалуйста, — шутливо взмолился он. — А то я сейчас скончаюсь от щекотки.

— Покомандуй у меня! — возмутилась она, вскинув подбородок и нахмурившись. Потом снова спрятала лицо. — В общем, так, Алексей. Я прошу, чтобы ты обнял меня. Нет, не обнял, а обнимал. Процесс! И поцеловал меня. Много раз. Везде. Я ведь взрослая уже. И провел со мной эту ночь. И не в беседе. А чтобы ты... был со мной ласков. И... любил меня, но любил не в смысле...

Смысл, наверно, уже был ясен.

Кажется, буквально через мгновение она оказалась на кровати совершенно обнаженная. "Какое на фиг кружевное белье?" — она испуганно наблюдала, как он сбрасывает с себя остатки одежды, а затем склоняется над ней.

— Милая моя... любимая, — шептал он с такой нежностью, что страх тут же ушел. — Если бы ты знала, что ты для меня значишь...

Олеся притянула его к себе и укусила плечо.

— Если ты от меня смоешься, я тебя найду и убью, — заявила она сурово.

Он рассмеялся счастливо.

— Смоюсь? Я так похож на дебила?

Поиск

— Вот такие у нас дела, — закончил невеселый отчет Кобалия.

Москвичи — хотя все члены комиссии из министерства жили в Питере, их упорно называли москвичами, — не торопились что-либо говорить. Каждый словно был погружен в себя, они даже не переглядывались. А может, им это и не нужно? Регина тихонько сидела в уголочке, как ребенок, которого забыли отправить спать во время взрослой вечеринки и теперь он изо всех сил старается ничем не выдать своего присутствия. Стоит сделать неосторожное движение — и о тебе вспомнят. И выставят. Она и чувствовала себя как ребенок. "Солдаты удачи" были для нее чем-то вроде легенды, живыми богами. Она слушала их песни, и хотя постер их на стену не повесила, удержалась, но парочку фоток в компе имела. И тут они так близко, что можно протянуть руку и потрогать. Да еще, оказывается, они в одной системе работают. Стоит ли удивляться, что музыка у них такая завораживающая, тексты загадочные, но прочищающие мозги. Она знала немало исполнителей, услышав которых, хотелось повеситься в чуланчике. Но после "Солдат удачи" возрождалась любовь к жизни и здоровая агрессия, дававшая силы бороться, огрызаться, не давать себя в обиду, делать то, что считаешь нужным, то, что хорошо и справедливо. Больше этого коллектива ей нравился только женский дуэт "Туман". И теперь она невольно задалась вопросом: а может, и они в системе? Тоже маги, исцеляющие людей от всякого дерьма, навешанного каторжанами и нелегалами. Хотя среди "Солдат удачи" не все маги. Тоже, как и в любом отделении полиции, — целая коллекция разных существ. Человек, и она же один из самых сильных магов в России, только Ника Лавдовская. (Захар, который с пеной у рта возмущался тем, что в фантастических произведениях упоминаются всякие там полу-, четверть— и восьмушки существ, так же злился, когда женщину-мага называли магом, магиней или магичкой. Услышав слово "эльфийка", он тоже лез в бутылку. "Это все равно, что женщину называть человечинкой или человечичкой, — разорялся он. — Для особи женского пола всегда есть свое название. Мужчина — эльф, женщина — фея. Да-да, фея, и никак иначе. Мужчина — маг. Женщина — мея. А кто этого не понимает, тот дурак!" Нарутова с ним не спорила, но и не особо соглашалась. У них на каторге сидели и феи. И они вовсе не были эльфами женского пола. Может, когда-то эльфиек так и называли, но сейчас давно все изменилось. А "мея" — слово и вовсе незнакомое большинству людей. Назови так кого-нибудь, так и не поймут, о чем идет речь.) Высокий гитарист с мушкетерской бородкой — сирена, как ни глупо это звучит. ("Где ты, Захар? Просвети нас, как называть особей мужского пола сирен? Почему-то повсюду только о сиренах-женщинах повествуют, а о том, что они размножаются не почкованием, даже не упоминают".) Очарование его голоса Регина ощутила на себе. Он лишь поздоровался, а у нее, несмотря на магическую защиту, сердце ухнуло в желудок. Только через пару мгновений она посочувствовала Ребенку (такая дылда — и Ребенок, вот же подшутил Господь): играть в ансамбле и не иметь права рта раскрыть, потому что реакция на звук его голоса специфическая и неадекватная. Другой не менее интересный экземпляр — любящий алые наряды Фирс Усков. Некрасивый, но с удивительным, завораживающим взглядом. Самый старший из них — по паспорту ему уже сорок шесть. Ни много ни мало инкуб. Это раньше считалось, что они только зло несут и вроде как секс с ними убивает. А вот оказывается, все от настроя инкуба зависит. И может быть совсем наоборот.