И без толку ищейки раз за разом пытались отбиться от окружившего их хохочущего ужаса. Могущественные маги, некогда соблазнённые выгодами нового служения, химеры множества диковинных обличий, любимые Лугэз твари Света — все они оказались равно беспомощны, когда угодили в анклав реальности, подчинённый Схетте и существующий по её правилам. Чтобы изменить эти правила в свою пользу, нужно было владеть высшей магией... но в своре не числилось существ, способных похвастать столь высоким достижением. Сопротивляясь или замирая в оцепенелом бессилии, творя защитные чары или извергая клубы магического яда, полыхая самоубийственным сиянием или пытаясь спастись бегством — ищейки умирали.
И умирали. И умирали...
А потом Лугэз оживила свою проекцию Меча Тени. Многокилометровый жемчужно-серый проблеск, на мгновение окрасившись ядовитой сернистой желтизной, рассёк Мрак неудержимым зигзагом — и этот проблеск освободил тех пленников кошмара, которые к тому времени ещё могли дышать. Собравшись над челом Лугэз, словно изломанная корона, проекция Меча засияла белым безумием, как четыре нелюдских глаза её хозяйки — и ударила снова, быстрая, как мысль.
...Однако к подобному ходу мы подготовились. Не требовалось много ума, чтобы понять: коль скоро мы встретимся в бою с лучшей ищейкой Теффора, встречи с её оружием мы тоже никак не избежим. И ещё до того, как вернуться в Ирван, взять Сейвела и устроить скачку через домены, мы со Схеттой не поленились подобраться к тайнам, хранимым у самого дна Глубины. А в первую очередь интересовало нас великое заклятье, именуемое Мечом Тени: то самое орудие, которое, по смутным слухам, оборвало связи между телом и Силой самого Владыки Демонов.
У самых корней реальности, там, куда сошли мы, две дерзкие букашки, — плавали странные сущности, чуждые не только нам, но и всему, что мы считали для себя привычным. По признанию Схетты, даже на Дороге Сна ей не приходилось ни сталкиваться с подобным, ни хотя бы слышать о чём-то таком... а ведь я в своей наивности полагал многообразие миров Дороги неисчерпаемым! Магия сущностей со дна Глубины, обжигающая ледяным жаром даже на немалом расстоянии, яростно отрицала всякий намёк на плотность. Сгустки чистой, как слеза, Силы, бессмысленной и непередаваемо могущественной — вот каковы были обитатели и стражи Глубины. При этом меня мучило неуловимое ощущение родства этих гигантов... со мной. Точнее, с Предвечной Ночью. Враждебность сущностей Схетте (если бы не простёртая мной маскировка, её в считанные мгновения растерзали бы, принявшись за меня лишь во вторую очередь) и общее их число также дразнили разгадкой, не открывая сути. Почему стражей Глубины ровно семьсот сорок два, в точности по числу доменов? Что они собой представляют и обладают ли сознанием? Как они связаны с риллу? Все эти вопросы остались для нас безответными, да и не ради них мы спускались сюда — в пространство, безмерной чуждостью своей способное потягаться даже с недрами звёзд.
Как и следовало ожидать, Меч Тени походил на меч ничуть не больше, чем Труба Времени, охватывающая его своеобразными ножнами, — на трубу. У корней Глубины размеры и формы становились условны, менялись и искажались; например, сущности-охранники напоминали скорее бутылки Клейна, чем овоиды или иные фигуры с определённым объёмом. Вот и Труба Времени походила на бутылку Клейна: великанскую плоскость, отсекающую дно Глубины от пустоты небытия, плоскость, не имеющую краёв и имеющую только одну сторону. Ну а Меч Тени не имел ни сторон, ни протяжённости, зато имел три края: первый его край принадлежал пустоте, второй касался Трубы Времени изнутри (совершенно жуткое, попирающее законы здравого смысла зрелище: ведь толщина Трубы равнялась нулю!), третий же край распределённой вероятностной волной касался сразу всех сущностей-стражей. При этом сущности и Меч Тени, похоже, как-то взаимодействовали — но в этом царстве реализованных абстракций даже понятие взаимодействия менялось на что-то иное, чуждое до бессмысленности.
"А задача-то сложнее, чем ты думал, не так ли?"
"Ай, Схетта! Не трави душу. Лучше помогай".
"Как? Ты сам запретил мне светить здесь мою Силу".
"Зато светить твой ум я не запрещал. Я буду ставить мысленные эксперименты, вопрошая вероятности — а ты помогай мне сводить данные в единую картину".
"О! Это мне нравится..."
И вот теперь, подумал я в мгновение перед ударом, мы узнаем, чего стоят наши теории, касающиеся природы Меча Тени.
Младшая проекция развернулась снова — быстрее, чем что бы то ни было, норовя поразить свои цели ещё до того, как эти цели будут помечены как подлежащие уничтожению. Но это мы уже проходили: Схетта перемещается почти так же, как бьёт Меч, и истоки такой стремительности ей хорошо известны. Проекция ударила чистым отрицанием, дуновением с изнанки бытия, приветом той пустоты, от которой ограждало Глубину физико-логическое проявление Трубы Времени. Но и начало, разрушающее своим прикосновением всё и вся, не испугало нас: всё же Бездна по части разрушительности изрядно превосходит пустоту обыкновенного небытия, да и моя Предвечная Ночь — тоже тот ещё проглот...
И было так: проекция Меча, зажатая в тисках воли Лугэз, ярилась, раз за разом уничтожая элементы леса, норовя добраться до меня и Схетты... но мой лес разрастался лишь немногим медленнее, чем его крушила ищейка. Потому что большая часть того, что крушили, оказывалась ложным видением, миражом настоящих целей, а эти последние усилиями моей любимой жены получили щиты утверждения, которые отрицание Меча пробивало — но лишь ценой утраты почти всей вложенной в удар Силы. А уж мелкие повреждения лес легко реинтегрировал сам.
Так могло продолжаться довольно долго, что Лугэз никоим образом не устраивало. Ей хотелось победы быстрой, показательной, даже — почему бы нет? — красивой.
И тогда она раскрыла Тихие Крылья...
Реверс привёл Сейвела на специально выделенный пятачок неподалёку от арсенальной башни, перед "гостевым" крылом. В боевом режиме (а именно на него он перешёл ещё в "Крылатом мече") не составило бы особого труда пробить охранные барьеры резиденции и выйти из перемещения почти где угодно; весьма вероятно, что получилось бы попасть даже в личные апартаменты тарра или в лабораторный блок. Но зачем выкладывать старшие козыри раньше времени и начинать сразу с конфронтации? Не-е-ет, в гости надо просачиваться постепенно (одно из странноватых высказываний Рина Бродяги, поневоле запавшее в память).
— Господин?
Сейвел развернулся и растянул губы в улыбке, даже не пытаясь замаскировать недобрый блеск глаз.
— Вижу, ты вполне благополучен... Беркут.
Менталист скрыл напряжение хорошо. Магически. Но лёгкая бледность, разлившаяся по лицу и обострившимся чувствам бывшего те-арра внятная, как крик, выдала Беркута с головой.
— Вы... прибыли в одиночестве?
— Как видишь, свиты при мне нет.
— В таком случае, господин, не будете ли вы...
Время разговоров прошло, как обрубленное.
Новый — и слишком близкий — реверс. Менталист моментально превращается в восковый манекен с открытым ртом. Сейвел буквально кожей ощущает надвигающуюся со спины угрозу. Реверс! Уже не чужой, а собственный, на короткую дистанцию, с таким расчётом, чтобы оказаться позади неведомого агрессора. Впрочем, почему же "неведомого"? Кремня бывший те-арр знает очень даже хорошо. И по инерции побаивается — благо, есть за что.
Пожалуй, если бы Сейвел опирался только на свои новые навыки да на тело, изменённое в "родильном бассейне", Кремень скрутил бы его. Немного уступающий (уже уступающий! как время-то летит!) в Силе, превосходящий опытом... да. Не без труда и не сразу, но скрутил бы. Вот только наличие подаренной Рином брони делало их состязание вопиюще неравным — и не в пользу боевого целителя. Удерживая индекс разгона, для Кремня невозможный, Сейвел позволил противнику приблизиться и даже сплести профессиональное контактное проклятие. Которое не стало бы смертельным лишь в том случае, если бы Кремень снял его с жертвы спустя максимум секунд двадцать. Но активировать проклятье ему уже не было позволено. "Пинок онагра" легко и непринуждённо отправил гиганта в полёт по крутой дуге, заодно заставив треснуть укреплённые магией рёбра — и даже, возможно, пару-другую сломав. Не выходя из ускорения, Сейвел полюбовался противником: "Кремень — птица гордая: пока не пнёшь, не полетит", — ещё одно чуть изменённое высказывание Рина Бродяги, пришедшееся кстати... и ощутил, как сознание мягко охватывают чужие чары.
Беркут!
Ускорение, для большинства магов недоступное, снова помогло. Он сумел и вовремя распознать атаку, и адекватно ответить на неё. Бывший те-арр воспользовался простейшей, чтобы не сказать примитивной, "зеркальной местью". Но с учётом индекса разгона и того, что Беркуту для атаки пришлось частично открыться...
"Видимо, бывает всё-таки такая разница в Силе, имея которую, можно уже не слишком заботиться о чужом превосходстве в области искусства", — подумал Сейвел. Пока думал, он успел реверсироваться так, чтобы в поле зрения попали оба: и прошедший верхнюю точку траектории, начавший падать Кремень, и валящийся с ног в глубоком обмороке Беркут. Последний, вполне возможно, заработал помимо обычного обморока ещё и кровоизлияние в мозг, но жалость к бывшему вассалу даже не думала просыпаться. В отличие от потирающего ручонки, мелкого, подленького, вряд ли достойного мага злорадства.
"Что, выслужился, поганец? Удачно поставил на победителя? Ну так жри свою ставку!
Жри, выкидыш с-с-свиной! До крошки!"
"!!!" — чужой, исполненный чистых эмоций посыл. Ни намёка на осмысленность. И тут же — новый реверс. "Что-то становится жарковато... хотя..."
— Сссссеееееейвввввеееееллллл!
"В какой жуткий утробный рык превращают чары скорости восторженный девичий визг!" — ещё успел подумать бывший те-арр, прежде чем у него на шее повисла реверсировавшаяся Лиска. А следом за давней любовницей на пятачок для реверсирования явилась и вся её звезда, вплоть до шамана-взывателя Спицы. Только кидаться на шею Сейвелу боевые маги не стали, а ловко и споро рассредоточились. С таким расчётом, чтобы, случись что, Лиска и Сейвел не стали преградой для атаки на Кремня... который как раз поднимался с земли — нарочито медленно, чтобы не поймать и так пострадавшей грудью ещё несколько заклятий.
— Я верила, верила! Милый, ты всё-таки вернулся!
— Жаль тебя разочаровывать, — Сейвел улыбался, но всё же чуть отстранил Лиску, немедля насторожившуюся и смешно заломившую брови. — Однако должен сказать, что моё возвращение вряд ли сильно затянется.
— Почему? — лидер звезды бросила беглый взгляд на Кремня, потом на простёртого Беркута, из ноздрей которого лилась двумя струйками тёмная венозная кровь. — Отсутствие явно пошло тебе на пользу, и теперь ты...
— И я, — перебил Сейвел шёпотом, кладя палец на губы Лиски и продолжая улыбаться, — не стану бросать на полпути ученичество, которое так много мне дало. Только Талез до срока — ни слова! Сперва я как следует попугаю эту стервозу... и не только её.
— Значит, — маг огня тоже перешла на шёпот, — ты нас оставишь? Снова...
— Если тебе и твоим однозвёздникам не захочется оставаться в Черноречье... возможны варианты. Думаю, учитель без большого труда снимет с вас оковы вассалитета.
— А у кого ты учишься?
— Увидишь. И удивишься...
— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?
"А вот и наш Бутончик... кзисса ей в одно место и в блок-карцер на трое суток!"
Громкости голосу Талез прибавляло заклятье усиления звука, а уверенности — средняя звезда боевых магов. Однозвёздники Лиски напружинились вдвое против прежнего, а сама Лиска тихо выскользнула из объятий Сейвела и заняла своё место в защитном ордере своей малой звезды.
— НИЧЕГО ОСОБЕННОГО, СЕСТРИЦА, — не без иронии ответил бывший те-арр. — КАК ВИДИШЬ, ВСЕГО ЛИШЬ ВСТРЕЧА СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ.
— ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С БЕРКУТОМ?
— ВЕРНУЛ ЕМУ ПРИ ПОМОЩИ "ЗЕРКАЛЬНОЙ МЕСТИ" ЕГО ЖЕ АТАКУ.
— МЕЛКИЙ, ЖАЛКИЙ, МСТИТЕЛЬНЫЙ ПОГАНЕЦ!
— НУ, НАСЧЁТ МСТИТЕЛЬНОГО СПОРИТЬ НЕ СТАНУ. А ВОТ ЧТО ДО "МЕЛКОГО И ЖАЛКОГО"... КРЕМНЯ Я ПОЩАДИЛ ОТНЮДЬ НЕ ПОТОМУ, ЧТО НЕ МОГ ЕГО РАЗДАВИТЬ.
Для демонстрации истинного баланса сил Сейвел вывел магические щиты подарка Рина на режим половинной мощности — и с чувством глубокого удовлетворения заметил, как лицо Талез превращается в маску внешнего бесстрастия. А когда оказалось, что такая интенсивность щитов, не падая, держится пять... десять... пятнадцать секунд — воинственность со стороны средней звезды, явившейся поддержать Талез, явно упала.
И тут почва легонько толкнула Сейвела под ноги. Помедлила — и подалась вниз, как будто утоптанный до каменной твёрдости и посыпанный песком пятачок для реверсирования вдруг стал ненадёжен, как болотная кочка.
— Что это ещё за пакость? — прошипела Лиска.
— Кажется, это мой учитель... развлекается.
Тут магистр Мрака, входивший в состав средней звезды, с диким воплем схватился руками за голову, рухнул наземь и принялся корчиться, как наколотый на крючок мотыль.
"Точно, это Рин. И Схетта. Хотел бы я знать, что сейчас творится среди нижних граней!"
Тихие Крылья в полном раскрытии... как описать этот ужас и этот восторг тому, кто с ним никогда не сталкивался? Легче внушить слепцу красоту двойной радуги, выгнувшейся в небе, очистившемся после скоротечной летней грозы; легче объяснить, какова на вид Небесная Пестрота и ярость солёных океанских валов тому, кто отродясь не видел ни сияния небес над доменами, ни вольного морского простора.
Тихие Крылья!
Подобны они горделивым стенам, опоясывающим великие города и возносящимся на высоту, заставляющую почтительно задирать голову, чтобы разглядеть зубцы. Подобны они и тугим, стремительным, жадным смерчам, сшивающим землю и облака. Также уподоблю я Тихие Крылья грохочущему рукотворному аду машинного отделения авианосца, выполнившего команду "самый полный вперёд!" — и бездонному, шепчущему о тайнах мироздания тише, чем шуршит в жилах кровь, звёздному небу. А ещё...
Впрочем, нет. Не стану множить сравнения за полной их бессмысленностью. Если чему и подобны Тихие Крылья, то только тем же Тихим Крыльям, принадлежащим другим риллу и ещё некоторым риллути. Таким, как ищейка по имени Лугэз.
Когда мощь Крыльев осенила своим блеском проекцию Меча, я понял, что мои попытки создать универсальный магический оператор в форме Ореола Значений — просто бессмысленное ковыряние в песочнице. Если по эту сторону Дороги Сна и существует поистине универсальный магический оператор, то это не мой Ореол, а Тихие Крылья. Но вскоре, когда проекция Меча Тени ударила снова, тысячекратно усиленная, мне стало не до отвлечённых размышлений.
Щиты утверждения лопались, как перекалённое стекло от сметающего преграды дуновения картечи. Выращенный ценой долгих усилий лес шатался и таял, как тает облачко выпущенных осьминогом чернил в прибрежных водах. Мстительное сияние четырёх глаз ищейки преследовало меня, как животная злоба пса, заражённого бешенством. Мало что может напугать меня после всего, что я пережил и вынес — очень мало что. Но эти белые, яростные, не то слепые, не то поистине сверхъестественно прозорливые глаза...
