Но воды сгустились, смыкаясь в непроходимые, упругие пласты. Я отчаянно боролся, пробиваясь наверх. Позади шипели и клацали зубами. Вода посветлела, я увидел огромный силуэт какой-то баржи. В этот момент меня схватили за ногу и гирей потащили в глубину. Тварь, похожая на угря-переростка, обви-лась, прикручивая руки к телу. Я был пленен, и с триумфом доставлен на место. Слизень скалил рыбьи зу-бы, Анфиса, скрестив руки на груди, смотрела, как на мелкую, никчемную рыбешку. Словно не она когда-то признавалась мне в любви...

— На воре и шапка горит! Так, кажется, люди говорят? — усмехнулся Слизень. Похоже, жалкая попытка убежать лишь развеселила его. — Того, что я услышал, достаточно, чтобы разорвать тебя на кус-ки. Ты будешь наказан, чтобы другим неповадно было! Но я позволяю сказать слово в оправдание. Смо-жешь разжалобить — может, и помилую...

Я молчал. Черные щупальца извивались в метре от меня, твари облизывались, щелкая острыми зу-бами. Что сказать? Я вспомнил, как бахвалился, будто мне плевать на Слизня, и что он мне не хозяин, но, скованный ужасом, повторить все это не мог. Язык не слушался. Я беспомощно глядел на владыку Невы и увидел... Дарью. Ее легкая, прозрачная фигурка появилась за спиной Слизня, зависнув над черным камнем. Она сияла в водяной толще, как солнце, выглядывавшее из череды облаков. Русалка была далеко, но я ви-дел ее лицо так отчетливо, словно она была рядом. Дарья кивнула, улыбнувшись мне, и я почувствовал, как становится легче. Я был под водой, не дышал, но ее взгляд, словно ветер, наполнил грудь свежей, пьянящей легкостью. Страх отступал. Да, я гол и беззащитен, но теперь я не один. И зловещая фигура Слизня уже не пугала меня. Убьет? И пусть! Днем раньше, днем позже. Глядя в глаза Дарьи, я почувствовал, что смерти нет, есть лишь форма, оболочка... Затем Дарья исчезла.

— Чего молчишь?! — грозно вопросил Слизень. — Или нет на тебе вины? Отвечай!

Надо что-то говорить. Оправдываться не стану, значит, была не была...

— Я не стану топить людей. Никогда. Так что...

Я ожидал гнева владыки и приготовился к худшему, но Слизень спокойно и задумчиво поглаживал бороду крепкими узловатыми пальцами:

— Смел, смел... Семь бед — один ответ? — властелин Невы усмехнулся. — Утопленничек... В пер-вый раз такого вижу. Чего тебе под водой не живется? Чего не хватает? Живи тысячу лет, как мы живем — так ты свободы хочешь? Зачем тебе свобода? По суше гулять? Все едино, срок твой наступит, и ты знаешь о нем, — Слизень жутко ухмыльнулся. Губы его были белесые, действительно, рыбьи. — Забыл, как Упырь за тобой гнался, и кто тебя спас?

Напоминание ударило по самолюбию. Я ненавидел Слизня, но он действительно спас меня тогда. А я действительно забыл.

— Я спас тебя, а ты против хозяина пошел! С лешаком, врагом моим, спутался! Чего же ты заслу-живаешь?

— Смерти! — пронеслось меж тварями. — Смерти! Разорвать!

Я обречен. Монстры обступали, я кожей чувствовал плотоядные взгляды. Никакая магия не помо-жет — их слишком много. Анфиса молчит, а ведь говорила, что любит... Прав был Архип, прав.

Водяной заметил мой взгляд:

— А что ты молчишь, Анфисушка? — вкрадчиво спросил он. — Уж не жалеешь ли его? Или верно то, что про вас слышал?

— Смерти! — спокойно произнесла русалка и улыбнулась. — Смерти, владыка!

Слизень выпрямился. Черная рука поднялась, и твари следили за ней с нетерпением...

— Батюшка Слизень!

Стало тихо, потому что водяной вздрогнул и опустил руку. Сверху планировал невесть откуда взявшийся Архип. В водяной толще безногий утопленник выглядел странной птицей, спускавшейся с тяже-лых свинцовых небес.

— Батюшка Слизень! Владыка!

— Ты жив?! — изумленно спросил Слизень.

Я невольно глянул на Анфису. Сжав губы, русалка смотрела на ожившего старика. Она заметно напряглась и выпрямилась, сделавшись еще прекраснее.

— Да, владыка, — сказал Архип. — Жив, хотя она хотела моей смерти! — он указал на Анфису.

Русалка вызывающе усмехнулась.

— Думала: убила меня? — крикнул ей Архип. — Ан нет! Вот он я! Батюшка Слизень, не слушай ты ее, ни в чем отрок не виноват, лишь в том, что на ее чары не поддался, возлежать с ней не захотел! И то не смог бы чарам противиться, если бы я не научил! За то и убить меня надумала!

— Врешь, старый дурак!! — закричала русалка.

Вода вокруг камня задвигалась, взыграла и сгустилась. Темные струи принимали фантастические очертания, бурлили и сталкивались друг с другом, рождая фиолетовые искры. Я понял, что не обходится без колдовства. Собравшиеся на суд монстры зашевелились, вертя головами, усами и щупальцами. Я вдруг подумал, что им наплевать на исход. Они не переживали ни за Анфису, ни за меня. Им просто хотелось жрать.

И тут раздался страшный, ужасающий вой. Вода забурлила и потемнела. Я инстинктивно закрыл уши, но звук проникал сквозь ладони. Я увидел, что и остальным не легче: две-три твари бросились бежать, кто-то закапывался в грунт, кто-то прятался под панцирь... Слизень закрыл рот и медленно поднял руку. Жуткий вой издавал именно он. Вода понемногу успокоилась.

— Я узнаю правду! — пророкотал Слизень. Он посмотрел на меня. — Так ли все было, отрок?

Это была соломинка в водовороте. Легкая, непрочная, она давала какой-то шанс. Анфиса хотела моей смерти, почему я должен жалеть ее?

— Говори, Андрей! — сказал Архип. — Говори же!

Анфиса менялась в лице. Я молчал. Она предала любовь, но я не мог судить ее, ведь ответь я любо-вью — никто не смог бы одолеть нас. И еще. Это она сделала меня утопленником. Не будь ее, я давно был бы мертв. По-настоящему. Моя жизнь после смерти — русалкина заслуга. Я ненавижу ее, но благодарен за этот шанс. Анфиса много раз могла уничтожить меня, но не делала этого. И я не сделаю.

— Чего ты молчишь? — снова завелся Слизень. — Отвечай мне!

— Он мне рассказывал! — вступился Архип. — Анфиса его очаровывала, ласкалась...

— Лжешь! — крикнула русалка. Анфиса опомнилась и поняла, что я не выдам. Из-за боязни влады-ки, глупого гусарства, или... Она осеклась, встретив гневный взгляд водяного.

— Твое слово против ее, — сказал он. — Кто из вас солгал мне, тот знает, как я наказываю...

— Главное слово впереди! — торжествующе сказал утопленник. — И вот оно: Анфиса с Упырем дружбу водит, тебя, владыка, извести хочет, на твое место метит!

Слизень взмахнул щупальцами, приподнимаясь над камнем. Похоже, плотская измена русалки вол-новала его меньше, чем измена царству. Рот владыки оскалился, острые, как иглы, зубы вылезли из пасти. Я понял: в Слизне нет ничего человеческого, и никогда не было. Половина человеческого тела еще не признак, что ты даже наполовину человек. Человек — не только тело...

— Он лжет! — прошипела русалка.

— Говори, что знаешь! — прогремел, заглушая ее, Слизень.

Архип подал знак, и вперед выплыла знакомая уродливая фигура.

— Я, я видела ее с ним! — перед владыкой возникла старая сморщенная русалка, та самая, что ви-дела Дарью со мной. — Там, у канала. Я следила за ней. Там, у кладбища, есть протока. Гнилая, мертвая вода. Там они встречались. Я думала, с ним, — Ее корявый палец указал на меня, — но, нет, это был не он. Упырь — вот кто это был! Я его узнала, владыка, это Упырь, сколь лет уж живу, я силу его чувствую... Я слышала: он ей помощь предлагал, говорил, вместе мы Слизня изведем, не сможет он нам противостать!

Владыка помрачнел. Вода вокруг камня потемнела, заклубилась, как черный дым.

— Это так? О чем ты с Упырем говорила? — пронеслось над съежившейся толпой.

— Это все ложь, наветы! Не верь, господин мой!

— Наветы? — недобро усмехнулся Архип. — Скажи, как Упырь смог схватить Андрея? Даже я не знал, где он живет! Не ты ли подсказала? Слугу своего господина Упырю на смерть отдала?

Вот оно что! Я и не подумал, как мертвяки адрес узнали, пронеслось в голове. Неужели она?

— Она и меня убить хотела — продолжал обвинитель, — боялась, что я все тебе, батюшка-Слизень, расскажу.

— Лжешь, Архип! Сам-то где был в это время? Может, ты с Упырем якшаешься?

Мне стало тревожно. И, правда, Архип пропал на долгое время, все думали, что он погиб. Как он оправдается перед подозрительным Слизнем?

— Ты за себя ответь! — перекрикнул ее утопленник. — Чье кольцо у тебя на пальце?

Анфиса застыла, как изваяние. Как статуя Венеры, мелькнуло в моей голове, только с руками. Но это пока Слизень их не вырвал. Не со мной, так с кольцом Архип, наконец, попал в яблочко. Я не жалею Анфису, и даже корю себя за это. Наверно, среди них я стал жестоким, а ведь Анфиса любила меня. Любила так, как могла любить, ибо другой любви не знала.

— Покажи кольцо! — заревел Слизень. Он протянул руки-щупальца, но русалка резко выбросила руку с указательным пальцем. Знакомая дымка окутала его. Подарок Упыря, едва успел подумать я. Сли-зень с необычайным проворством спрятался за камень. Неведомая сила отколола кусок черного обелиска, придавив не успевшую убраться членистоногую тварь. Русалка стремительно взмыла вверх.

— Схватить ее, живо! — приказал Слизень. Но часть монстров набросилась на него и друг на дру-га.

— Измена!!

Началась свалка. В бурлящей, словно кипяток, воде вспыхивали искры. Я попятился от кромсавших друг друга чудовищ. Площадь перед камнем превратилась в побоище. Твари кусали, давили, рвали и жра-ли. Проигравший становился едой победителя, которого глотал еще более сильный и проворный. Кто же возьмет верх?

Я отступил от места схватки. Не собираюсь в этом участвовать. Ни та, ни другая власть меня не устраивают. Мимо пролетела чья-то отгрызенная клешня, и вода сгустилась, пытаясь прижать ко дну. Чер-ная медуза нависала надо мной, шевеля отвратительной, светящейся синим бахромкой. Не разбираясь, на чьей она стороне, я хлестнул по ней заклятьем. Страх только помог. Водяной столб ударил медузу, черной слизью размазывая по камням. Получи!

Вскоре все стихло. И Слизень вновь водрузился на камень, словно не исчезал. Мятеж подавили быстро и жестоко. От проигравших мало что осталось.

— Не думай, что счастливо отделался, гниль!

Я вздрогнул. Бессменный владыка Невы был рядом. Быстро же он двигается!

— Я могу раздавить тебя прямо сейчас — проговорил Слизень. — Никуда не денешься, сам знаешь. Без воды умрешь, а в воде я тебя везде достану! Вздумаешь из Невы уйти, любой водяной тебя мне выдаст, о том мы всегда уговор держим. Запомни: нет у тебя воли! Только я могу ее дать!

К чему он клонит?

— Волю заслужить надобно! За то, что на мою сторону встал, прощаю, — это он о той медузе, по-думал я. — Не хочешь людей топить, не топи... скоро сам поймешь, зачем это нужно. А что с лешим дружбу водишь... так это и хорошо. Он многих слуг моих убил да покалечил, а тебя не тронул... У него камень есть, который он украл у меня...

— Так слушай мое слово, утопленник, — возвысил голос Слизень. — Вернешь камень — все грехи твои забуду! Будешь жить, как пожелаешь. Хочешь — на земле, хочешь — в воде. В любой приток тебя кня-зем посажу. Хочешь — в Охту, хочешь — в Ижору. А не вернешь...

Я все прекрасно понял. Или пан, или пропал.

— А сроку тебе один день!

— Почему один? — воскликнул я. Послезавтра наступали сороковины.

— Потому, что я так желаю! Ступай!

Я поспешил убраться и не искушать судьбу. Я так и не узнал: поймали Анфису, или русалка смогла ускользнуть. Плевать, главное, спасся, когда не думал, что спасусь. Ну, Архип, ну, сукин сын! Как вовремя успел! В голове царила сумятица. Мысли клубились и разлетались, как придонный ил от моего движения. Я плыл в сторону Литейного. Не знаю, как, но я мог ориентироваться под водой. Нет, я не запоминал рельеф дна или какие-то приметы, просто знал, куда плыть. Будто в голове вертелся маленький компас...

Я вылез из воды у Потемкинской. Спуска к воде здесь не было. Я прочел заклятье. Водяной столб поднял меня над Невой, и я спрыгнул на асфальт набережной. И спохватился: на мне ж нет одежды! Пред-ставляю, что начнется на улицах. Прогулка нудиста... Впрочем, ночь, людей мало. Проезжавшая по набе-режной иномарка притормозила. Я увидел прижавшееся к стеклу любопытное женское лицо. Я торопливо облекся в призрачную одежду и перебежал дорогу. Вот и Потемкинская. До заветной дыры идти далеко и, пройдя мимо оранжереи, я перемахнул через забор. Пересек заболоченную протоку по горбатому деревян-ному мостику, вспоминая, как в детстве с другом ловил тут рыбу и поймал несколько плотвичек. До сих пор помню, какие они были красивые, и как в банке гордо нес их домой... Сейчас вряд ли тут рыба есть...

Я рассчитывал встретить лешака на старом месте, там, где он любит лежать на лавочке. Но, подой-дя ближе, почуял присутствие чужого. Это не Леший. Я замедлил шаг и притаился за кустами.

— Эй, старик! Сегодня хорошая ночь. Выходи, поговорим!

Темный! Зачем Упырь пришел сюда, что ему нужно?

Я сидел за кустами в десяти метрах от них, но было так темно, что мощная фигура лесовика едва угадывалась среди деревьев. Контуры Темного еще более расплывчаты и черны, мне казалось, он то сли-вался с тьмой, то выплывал из нее жутким угрожающим силуэтом. В парке тихо, город тушил огни, и я на миг ощутил себя в настоящем лесу, в самой чаще. Зацепившись за кроны деревьев, огни мегаполиса не мог-ли проникнуть сюда, отдавая парк лесной первобытной тьме.

— Я чую, Свят-камень здесь. Отдай его мне, — от голоса Темного веяло спокойствием и уверенно-стью, что ему не откажут. Не смогут отказать.

— Зачем он тебе, Упырь?

— А тебе он зачем, старик? — спросил ночной гость. Он сделал упор на последнее слово, произнеся его презрительно и громко.

— Чтобы твари, как ты, не поганили мой лес! — в голосе Лешего послышалось рычанье зверя. Упырь расхохотался:

— Твой лес? Где? Что ты называешь лесом? Этот город давно мой, старик, а если до тебя не дохо-дит, то я объясню. Ты живешь здесь просто потому, что у меня нет на тебя времени.

— Тогда попробуй, отбери его у меня! — зарычал лешак.

— Я владею городом, старик! Не тебе со мной тягаться, — спокойно, словно подтверждая свер-шившийся факт, сказал Темный. Леший заревел и напрягся. В этот миг в нем более ничто не напоминало человека. Я видел зверя на двух ногах, сильного, страшного зверя, но Упырь стоял спокойно. Я бы испугал-ся, а он не боялся. Я подумал, что он вообще не умеет бояться.

— Все, что мне нужно — это камень! Отдай его и живи, как жил. Я тебя не трону.

— Нет!

Луна явилась в просвете облаков, освещая два напряженно застывших силуэта. Упырь оскалился. В проблеске лунного света я увидел его лицо. Оно было лицом человека, но в нем не было ничего человече-ского. Его глаза были без очков, и мне подумалось, что вот-вот, как в фильмах ужасов, они вспыхнут крова-во-красным огнем... Но не вспыхнули — напротив, глаза излучали тьму, и слабый лунный свет, подобно сигаретному дыму, втягивался в них, как в две бездонные вытяжки.