Светлейший лорд Тьмы

Горох сына не слушал. Гордо смотрел — ишь, а ведь пацан с ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕМ! Даже Черномор признал это, даже крыс аристократических кровей. И орчиха вон как на защиту ринулась. Приятно, однако.

Маргаритка же Валари не выдавала и глупость князя не раскрывала, потому что очень хотела землю от разрухи спасти и любовь в сердце племянника пробудить. Пусть он подвиг совершит. Пусть станет медведем-ведуном, что огромной грудью все живое от зла прикрывает и историю людскую да колдовскую по-новому бает. А не воином полосатым, у которого глаза горят пламенем страшным. Плавится в том пламени будущее навсегда и превращается в пустыню, покрытую пеплом и слезами.

Платочек тогда новая княгиня доставала, глазки утирала. Шла вместе с Горохом да с Черномором мужичков муштровать да за колдунишками-чиновничками наблюдать, которые по площади маршировали с посохами волшебными и бравые песни пели про важность сведения дебита с кредитом. Видать, важные это в государстве темном личности, раз про них даже марши сочинили. Рядом с колдуном черным девочка высокая худенькая стояла, тоже участие в подготовке принимала.

Удивлялась. Вот наклонится к дедушке, шепнет на ушко, почему это Черномор решил с Горою сражаться, если он так ее, Рысюню любит и подарки ей присылает, балует? А колдун отмахивается. Одно дело змий древний, другое — повелитель темный. Ведь должен же Черномор позицию политическую выбрать. А против толпы и всех государств не воюют. Понимаешь? Девочка только плечами пожмет. С детства политика ей не нравится, продажная она какая-то. Вот улыбается тебе царь какой, а сам уже против тебя войну или гадость какую-нибудь затевает...

Пойдет к Лексею, сядет с ним рядышком на скамеечке. Лексей жаловаться начнет, что его намеками дома странными замучили.

— Папка говорит, что у меня предназначение высокое... Что подвиг я должен совершить. Латы мне пошил дурацкие какие-то. Меч выковал. Как с драконом биться — не представляю. Да еще этот старый провокатор, дед твой, прям настырный такой... Предлагает мне погостить у вас.. А раньше все отвадить старался...

— Ничего не понимаю, — Арысь отвечает. — Старики совсем заигрались. Но чувствует сердце мое, плохи наши дела. — оглянется вокруг в поисках рыжей тени. Нету коти. Не ходит молчаливо следом. А ведь всегда рядом таился. И думал, что Рысюня его не замечает. — Лексей, нехорошо с Горой драться! Из сказок стародавних знаю, сильней его на свете нету. Ты для него — муха...

Князь молодой задрожит, стада мурашек так по спине и запляшут.

— Страшно мне...

— А то не страшно, я сама боюсь. — погладит Огонька, что из кармана передника тянется сладко и сонно. — Ты такой худенький у меня.

— Чего боитесь? — помощничек синими язычками лизнет ладони маленькой ведьмы. — Чего за парад? О, грохотают... О, с барабанами орки шагают! О, а гномы-то, а гномы... Чего делается такое?

— Чего-чего? Война, — горестно Лексей кудрями трясет, уши его краснеют, сливаются с красным кафтаном.

— И с кем воюем? — удивляется Огонек. — Тут же все собрались: орки, ведьмы, колдунишки, драконы, гоблины, гномы, вампиры тож вроде мелькают. С йотунами что ли?

— Не, — девочка головой качает. — Это деда у меня с ума сошел.

— И у меня тоже папка не в себе.

— Они все тут нездоровые? — хихикает Огонек. — Доктора Куропаткина не хватит на всех... Ну, чего прервались... С кем война?

— Да с Горой Горынычем, — Арысь отвечает неохотно. — Видать, не отговорить нам этих дурней.

— Охота, как говорится, пуще неволи, — синее пламя становится ярко-красным. — А не боятся?

— Чего им боятся, они вон Лексея хотят на битву отправить... — поджимает пухлые губы девочка и рассержено топает ножками, прям как когда-то маменька. — Погубить друга хотят... Говорят, у него предназначение такое — самого Гору на дуэль вызвать.

— Не могу я драться и не умею, — начал хныкать Лексей. — Раньше только с Бэном в войну играл, а тепереча все позабыл. За-аааа-губят ни за что... — и ну выть и белугой рыдать.

Тут уж Арысь и Огонек вдвоем утешать берутся, переговариваются... Как князю молодому помочь и что делать.

— К магии обратиться разве только, — замечает Рысюня с дрожью в голосе. — Мамка моя такой пользовалась, черной и страшной. Куда амулет ее дел, Огонек?

— Никуда, вот он. — помощничек протянул девочке круглый камушек с дырочкой посередине. — Только не рекомендую тебе его брать. Видела, как Забава под арест попала, а теперь и вовсе в нашу сказку возратиться возможности не имеет.

— Ничего, я не такая. — светлой доброй рукой взяла амулет в руку. Холод ощутила и сотни душ, в нем томившихся. Но даже бровью не повела, а только прислушалась к волне, что силой небывалой потекла от самого темечка да по позвоночнику и к ноженькам в самую землю.

45

Особого энтузиазма у Бэна по поводу участия в боях на Калиновом мосту не просыпалось. А ведь ему во всем этом чудодействе отводилась чуть ли не главная роль — победителя дракона. Причем, победить Бэн должен был неожиданно. Так, чтобы молодого князя спасти да потом под общие аплодисменты почивать на лаврах и принимать букеты от визжащих поклонниц, среди которых непременно... Именно НЕПРЕМЕННО окажется будущая невеста, о которой, по словам досточтимого Лейзирета, котенок уже давно и тайно мечтает.

Бэн отчаянно в споры с близкими не вступал, только брови светлые хмурил и руки в карманы широких штанов прятал. А лицо его узкое с раскосыми глазами, большим носом и тонкой полоской губ вообще ничего не выражало.

— Нехорошо сына обманывать, — качала головой Валари, когда подросток или там по хозяйству управлялся, или по своей надобности за лягушками топал, обращаясь к Лейзирету. — А коли он прознает, что с родным папкой собрался сражаться? А если девчонка эта зазнайкой окажется? А если вообще Гора на нашу приманку не клюнет? Чего будет?

Крыс успокаивал в ответ.

— Не торопи событий, Валари! На сей счет с феечкой договорено. Она теперь неусыпно за Бэном следит и змий хитрый никак не подберется... А остальные вообще не в курсе общей стратегии. Что в мире постоянно меняющихся приоритетов самое важное? Ну, не гляди изумленно... Самое важное — единение. Пока нами движет сила мудрости и любви к родному дому, к дорогой разлюбезной земле, к семье как источнику великого вдохновения, пока мы одно целое, — мы непобедимы.

— Ты к чему мне речи произносишь? Меня вот никто не спрашивал, чтобы родное дитё обернулось хищником рыжим... Но отцеубийства не допущу... лично прослежу...

— Так-ть понарошку все пройдет. Такой спектакль разыграем — любо-дорого посмотреть. И будет нам не тигрище, а медведь.

— Бэн мне в любом обличье мил. Как и лорд Арк. Слышишь ты, хвостатый! — кулаком по столу ударила и дальнейшие разговоры пресекла. — Последний раз пытаемся. Потом заберу своих дракошу и котенка и укачу в дальние края. Только ищите ветра в поле... Воюйте себе на радость.

Ленивый Крыс тихонечко ощетинился, но спорить не стал. Конечно, у каждого предводителя темного час власти еще не настал. И каждый теперь одного лишь желает — избавить себя от погибели...

А Бэн брови хмурит, важности политики не просекает. Идет по дорожке к пруду с сачком, размышляет о том, что вокруг наблюдает и слышит. Неужто родичи до сих пор не догадываются, что слух острее стал, что зрение зорче? Что не нравится мальчишке обман. Под какими бы благими намерениями он не прятался. Вот ведь, защитить хотят, наставить на путь истинный. А сами кто до денег охоч и всякого предпринимательства, кто до кровушки и наживы легкой, кто до обмана и колдовства поганого, кто вообще по дурости зла желает. И все это громко называется свободным государством.

Сел на берегу, вспомнил лес дивный по ту сторону дерева с дверью. Рукава начал закатывать да лягушек песнопения слушать. Хорошо! Только здесь свободно, уши подвигами не проедают. Никто не врет про дракона ужасного, который на самом деле, по словам Валари, папенька перевоплощенный. Никто не жужжит, не льстит, не называет повелителем. Даже йотун не пристает, словно понимает, что горестно Бэну и обидно, от того что остался один... И нету ни одной души честной да открытой. Хоть сейчас возьми этот мир на одну ладошку, а другой прихлопни.

Но как мир поменять? Разве что действительно пойти воевать... Хотели — получите. Зверя не остановите... И плевать на дракона. Как получит мальчишка меч заветный, то спрашивать больше ни у кого разрешения не станет.

Ударил сачком от гнева по воде, поморщился от боли леденеющего сердца. Опало несколько лепестков с розочки защитной. Окрасилась рубашка кровью. Чтобы мир очистить, надо его уничтожить? Кто это сказал? Вверх посмотрел — нету океана над головой, не плавают там киты. Дымят заводики большие и малые, помойка на всю округу вонь разносит. Ох, как быстро меняется эколоХия. Вчера была, а сегодня за копеечку продана.

— Бэн! Бэн! — темная тень слетела к самой воде и обратилась главврачом, Натусиком-вампирюсиком. О, и эта удобный кабинет покинула, пришла уши прочищать идейками, что давно нафталином пропахли. Глянул на нежданную гостью в черном одеянии. Вот ты какая. Волосы всклокоченные, глаза горят ярко. — Как хорошо, что тебя отыскала!

— Лягушек что ли не хватило? — хмуро спросил подросток и улыбнулся, обнажая острые зубы.

— Да ну, — она замахала руками. — Не нужны они мне больше. Я вчера перевоплотилась ночью в духа темного, философического. Помоги ты мне в моей боли сердечной... — и внезапно Натусик на колени опустилась в травушку-муравушку. Вся из себя печальная и нервически настроенная.

— Конечно, знаем-знаем! Когда ты идешь к человеку, тебе от него что-то нужно, а когда к тебе без спросу напрашиваются, то жди просьбы и приказаний. — носом шмыгнул, сочок в воду запустил, от охоты не отрываясь.

— Лексею беда грозит! Друга твоего на верную смерть Горох с Черномором отправить собираются. А ты... А ты... бессердечный! Монстр маленький! — взорвалась дочка альва на равнодушие. — Сколько тебя не радуй, сколько не балуй, все равно получишь...

— Чего? Не нравится? — Бэн внезапно вскочил и недобро так засмеялся. — А как с сестричками сговариваться и без меня меня же женить, так это нормально? Вы же все тут, народы темные и человеки недоделанные, только и думаете, как бы вам пристроиться! Ни искренности в вас, ни... К альву, папеньке, с претензиями! — сачок бросил, по берегу зашагал прочь, а Натусик следом полетела с рыданиями.

— Бэнушка, милый друг! Я ведь люблю Лексея до смерти! Не обманываю, не лукавлю... Один ты помочь мне можешь...

Тут мальчишка остановился внезапно, Натусик в него даже чуть не врезалась. Глядит, Мушка и Светик на возвышении ходят туда-сюда, волнуются. Конечно, прибыльное место в столице для больнички. А тут война ненужная, разорительная! И женишок прибыльный ускользнуть норовит на битву с драконом.

— Потому с собой сестриц приволокла?

— Сами увязались, по тебе соскучились... Кто же знал, что мы с тобой не повелению Вальдемара Вальдемара подружимся, а по сердца велению.

— Сердце? — Бэн сунул пальцы под пиджачок, коснулся липкой крови. Задрожал от боли последнего стеклышка, что словно каждую мысль его разглядывало да так образ Рысюни и подсовывало.

— Да, привязались! Весело с тобой, — Мушка вниз сбежала в комбинезончике модном, в горошек разноцветный. — Я сразу сказала, что свадьбы не желаю и за рыжих никогда не выйду. Но дружить же мы можем?

— А мне вообще замуж неохота, — протянула Светик-конфетик. — Я в конкурсе красоты хочу участвовать. Буду отстаивать права женщин на оливковую ветвь.

— Вот видишь, мы тебе не врем... — подбоченилась Натусик, а потом умоляюще ладошки сложила. — Поможешь Лексею?

— Помочь-то помогу. Одного не пойму, почему вы ко мне прибежали?

— Да это, — не сдержалась Мушка и захихикала: — Йотун нам сказал, что только ты дракона способен победить на самом деле. И что война — это мистификация.

— Не говорил я этого, — сверху вставил слово великан. — Но с самого начала считаю, следовало главного героя просветить... — огромный глаз посмотрел на Бэна внимательно, — что путь ты выберешь сам. А вот на мост отправляйся. Гарантирую, там все и решится. Так наши друзья про войну раструбили, что Гора непременно туда явится. Он вызовов никогда не пропускает и на настоящий бой готов.

— И ты туда же? — закачал головой Бэн. — На жалость бьете! Уговариваете, чтобы Лексея спас да папку заколдованного освободил... Хорошо! Договорились... Все уши проели! А теперь оставьте меня в покое! Знаете, что такое покой? Полное отсутствие вас всех...

— И меня? — зарделась Мушка. — А погулять перед битвой, а в таверну отправиться?

— А песни боевые спеть? — возмутилась Светик.

— А друга успокоить? — не поняла главврач Натусик.

— Он прав, иди — думай! — согласился великан и протянул Бэну круглое зеркало, точь-в-точь похожее на давно разбитое. — Коли возникнут вопросы, спроси у отражения.

Подросток долго прощаться не стал, несколькими прыжками зверя молодого леса достиг и в тишине скрылся.

Деревья хороводом кружились, листья на плечи ложились, трава тело ласкала и о сладком сне шептала. Ветви между собой переплетались, как судьбы людские. Солнечные лучи в зеленых глазах отражались. Тихо-тихо шел вперед полосатый, размышлял. Потом на полянке, покрытой желтыми цветами, упал, растянулся. Голову на лапы положил. Хорошо быть неЧеловеком! Свободен ты от пут разговоров, обязательств... Одиночество — это не скорбный удел, а награда. Потянулся к зеркалу, дохнул на мутное отражение, замер, раздумывая над вопросами и своими ответами на них. Потом вздохнул и спросил:

— Какой путь мне выбрать?

Зеркало зачихало, засияло светом потусторонним и показалась в нем дева странная, холодная с глазами синими-пресиними. Смотришь, любуешься и оторваться не можешь:

— Здравствуй, повелитель молодой! Из вечных льдов и мрака смерти отвечу я тебе на вопрос твой. Любой выбор ведет к смерти. Только один путь длинен и радостен, а другой короток и жесток. Посмотришь на восток — там заря встает и жизнь приносит, посмотришь на запад — краток век человеческий и бесполезен, посмотришь на юг — там надежды наши и мечты, а на севере — безнадежность и уныние притаились. Иди туда, куда сердце зовет.

— Болит сердце. Розочку подарила мне волшебную феечка. Но кровь течет, боль покоя не дает.

— Кровь — это жизнь. — улыбнулась дева синеокая, дунула на отражение холодом. — Пока тепло твое дыхание, и ты жив, повелитель молодой. Можешь созидать, можешь возрождать, можешь любить... А на моей стороне, где боги правят, сердце не болит.

— Значит, не должен я проклятия бояться? Значит, должен идти к судьбе и розу отбросить?

— Милый мальчик, — головой богиня покачала. — Положенного не избежать, а примочки от болезней не избавляют, а только оттягивают наступление смерти.

Бэн вытащил розу алую, посмотрел на цветок с сожалением и положил в траву.

— Я боли не боюсь!

— Молодец! — вновь улыбнулась дева далекая. — Так знай, повелитель, два пути у тебя есть — стать тигром, что весь мир разрушит и хаос освободит с помощью камней волшебных. Или — медведем мудрым, что настоящее сохранит, а будущее укрепит и созидает. Пока ты склоняешься к первому пути, не так ли?