Ругару

Прошлое вспыхнуло в голове отголоском боли, когда Регина изучала спину Кобалии. Тут же сменилось радостным ощущением свободы. А затем вернулось осознание того, что произойдет в ближайшие часы. Она вышла в другую комнату и набрала номер отца. Да, он спас ей жизнь и избавил от доводящего до нервной дрожи домогательств бывшего мужа (тому очень не хотелось ни с того ни с сего съезжать с обжитой квартиры, платить деньги за съемную, да еще и искать новую жертву, которая прогнулась бы так же, как Регина. Но гораздо сильнее, чем эти неудобства его напугал разговор с отцом). Отец дал ей работу, которая у нее получалась и в конечном итоге стала для нее всем. Но отношения у них так и не заладились. Регина ничего не могла с собой поделать, она считала, что будь с ней рядом отец, с раннего детства и до юности, не случилось бы в ее жизни этого безумного замужества. Вот такая логика, почерпнутая из книг по психологии: она искала отца, безупречный авторитет, который избавил ее от всех трудностей. Она влюбилась и сделала из избранника божка, позволив ему полностью распоряжаться каждой частью своего существа. Если бы не отец, этого никогда бы не случилось.

Он взял трубку не сразу. Знакомый бархатный голос. И сразу быка за рога:

— Что у тебя случилось?

Даже не поздоровался. Он все чувствует, этот великий маг.

— Ты же знаешь, что я тебе не скажу. Я звоню не для того, чтобы пожаловаться. Хотела услышать тебя. Поблагодарить. Я ведь никогда тебя не благодарила, только ругалась.

Ей удалось его озадачить. После паузы поинтересовался:

— Это связанно с зигорра? Ты думаешь, что погибнешь?

— Пап, забудь, что ты маг, а?! — с обидой воскликнула она.

Снова повисла тишина.

— Я приеду.

— Не надо! Я не для этого звоню.

— Именно поэтому я и приеду.

— Да пошел ты в баню! Невозможно с тобой разговаривать.

Она в сердцах нажала отбой. "А что ты, собственно, хотела услышать? Ну признайся хоть самой себе. Что?"

Сформулировать она не успела. В коридоре одновременно появились Егор и "Солдаты удачи".

— Спецназ уже готов? — Ника мчится впереди всех.

— Да. Регина, останься, — командует Кобалия. — Держи связь с Ильей.

— Есть, — прозвучало сухо, но притворяться, будто ей нравится то, что ее задвинули, она не будет.

Егор тоже не оправдывался. Все направились к выходу. Когда в коридоре стихло, она вернулась в кабинет, и тут же с ней связались.

— Регина Юрьевна...

— Да, Илья, что у тебя?

— Мы упустили его, Регина Юрьевна...

— Как? — она заметалась по кабинету. — Где?

— Возле энерготехникума. Как в воздухе растворился.

— Да что за блин такой! — выругаться бы покрепче, но воспитание не позволяло.

— Это еще не все, — уныло продолжил Илья. — Минут пять назад второго Пса, как раз темно-коричневой окраски с белыми пятнами, засекли в районе Обувной фабрики...

— И?

— И тут же опять упустили. Что делать, Регина Юрьевна?

— Скиньте мне карты с точным указанием мест, где вы их потеряли. И ищите, ищите.

Она и сама не знала, зачем ей эти карты. Но вскоре сидела за компьютером и сверлила их взглядом. Сначала по очереди, затем свернула окошко в половину экрана и переводила взгляд слева направо.

Потом решительно набрала номер.

— Захар, кончай страдать фигней, — скомандовала она.

Смерть

Олеся никак не могла прийти в себя. Все происходило как в сказке. Потому что не бывает такого потрясающего секса по той простой причине, что не бывает таких потрясающих любовников. И таких парней не бывает. Леша совершенно невозможен для реального мира. Недаром она сразу его Тесеем обозвала.

У него наверняка давно не было женщины, очень уж он неутомимым оказался. Она же начала с угроз, а закончила какой-то бессвязной мольбой пополам со слезами. Что-то вроде "не смогу жить без тебя". Напугала его до полусмерти: Леша испугался, что сделал ей больно. Когда разобрались, вместе смеялись, а он, лежа на спине и прижимая ее к груди, гладил по волосам, приговаривая:

— Леся, милая... Если это только будет в моей власти, я никуда не уйду. Добровольно не уйду.

И все опять закончилось бурными ласками, только на этот раз у нее и мозги работали, машинально отмечая: хорошо, что Павел не заметил, как она в мансарду пошла, хорошо, что музыка орет и никто ничего не расслышит, хорошо, что парни с Лешкой так и не подружились, поэтому никто его искать не будет.

Потом они опять болтали.

Она засмеялась:

— А мне что, тебя всегда надо будет так просить?

— Не знаю, — очень серьезно ответил он. — Может, и нет. Может, можно как сегодня, только скажешь не "Проведи со мной эту ночь", а "Леша, проведи со мной всю мою жизнь" и все. А затем добавишь: "Люби меня".

Она заглядывала ему в глаза, ища признаки шутки. Сама серьезность. Не стала заморачиваться с этим пока. Ну к чему портить себе настроение, когда все так замечательно получилось?

Позже ее сказочный парень уснул. Это был удар по самолюбию, несмотря на то что она читала: если мужчина засыпает рядом — это признак величайшего доверия. Разом проснулся стыд. Приперлась к нему, соблазнила. Вернее даже чуть не умоляла, чтобы он с ней переспал. А он проснется и поинтересуется: "А ты что здесь делаешь?" Вот будет номер! Хватит унижаться-то. Пусть проснется, напугается, пойдет ее искать. Хоть как-то покажет, что нуждается в ней не меньше, чем она. Не на словах, на деле.

Она осторожно выбралась из его объятий, он только пробормотал что-то. Не без труда отыскала трусики и бюстгальтер, начала откапывать футболку, взглянула на него, спящего, и передумала уходить. Такой он был милый. И еще такой... ну которому безоговорочно довериться можно. Честный, что ли...

Не раздеваясь, она перелезла через него, бесцеремонно попихалась, устраиваясь возле стенки. Леша так и не проснулся. Опять обрадовано пробурчал что-то, прижал ее к себе, уткнувшись носом ей в затылок, и умиротворенно засопел.

Олеся захихикала. Здорово было лежать так. Словами не описать, как здорово. Все равно, что будет завтра. Уйдет — не уйдет, обманет — женится. Это же все завтра. А сегодня — это сегодня. И не надо его портить глупыми выходками. Сегодня, может, никогда не закончится...

Она так ясно представила это вечное сегодня... Они будут жить вместе. Читать книги, смотреть фильмы. Смеяться, переживать. Расставаться, когда надо будет идти на работу, и торопиться обратно домой. Они никогда не будут ссориться. Зачем? Ссора — это попытка отстоять права. Но у них-то хватит ума не покушаться на права друг друга. Они будут жить вместе и каждый миг знать, что если кому-то из них станет скучно, если захочется уйти, то второй отпустит безропотно, без истерик и скандалов. Потому что обоим должно быть хорошо. А если хорошо только одному, а то и никому, то зачем жить вместе? И вот это ощущение свободы — что тебя отпустят и ты можешь уйти в любой момент — оно свяжет их крепче штампа паспорта и венчания. Это ощущение свободы дорогого стоит и не каждому дано. Может, одной паре на миллион, а может, и того реже. Ничто так не убивает любовь, как ощущение рабства, ущемленности. Поэтому им всегда будет хорошо вместе, и никогда — порознь.

А потом они вместе состарятся. И это будет необыкновенно прекрасно.

...Она почувствовала, что он проснулся. В один миг. Вот сейчас Леша дышал глубоко и ровно, а сейчас — щелк! — точно вообще не дышит. А рука шарит по ее телу, будто он с большого бодуна и соображает, с кем же переспал по пьяни. Чтобы имена не перепутать. Ладонь замирает на ее трусиках, и раздается такое протяжно-тоскливое вполголоса:

— Че-оооорт!

И будто ветром его с постели сдуло. Десять секунд — и его нет. Только шелест по лестнице пронесся.

Н-да... Сегодня закончилось довольно быстро.

Что же она с ним делает, эта девочка... Как же можно над ним так издеваться. Он ждал ее почти целый день. Ему казалось, он ждал ее целую вечность, подбирал аргументы, прокручивал разные варианты диалога. И кто мог предположить, что когда она окажется так близко, у него съедет крыша.

Он ведь уже забыл, что это такое — хотеть девушку. Не потому, что он молодой и пора — гормоны в ушах плещутся. А потому что нужна она, и он головой будет о стенку стучаться, пока не сдохнет, если она сейчас откажет. Впервые за пять лет после встречи с Лаэртель он был живым и почти счастливым. "Почти", потому что знал: Олеся не из тех, кто прыгает в постель к тому, кто приглянулся. Ему надо проявить инициативу, хоть как-то показать, что она нравится. А он ни черта не может! Когда маг-нелегал ослаблял ограничивающие заклятия, Лекс больше о силе, ловкости, обонянии переживал. О женщинах не думал: он принадлежал Лаэртель. А если уж молодость брала свое, так пройди вон мимо "точки", шалавы наперебой зазывать будут. Однозначно и недвусмысленно, как и заложено в ограничивающем заклятии, так что оно ну совсем не мешало. Абсолютно. А теперь разом встало стеной между ним и любимой девушкой. Любимой без преувеличения. Это совсем не было похоже на холодный расчет, с которым он собирался жениться на Анне, или болезненный восторг, который испытывал к эльфийке. Это было живое, настоящее. Родное. И оно ускользало, поманив несбыточным счастьем. Сейчас упустит момент — позже все будет иначе. Даже если он не избавится, а хотя бы ослабит это заклятие, то поздно будет. Убежит олененок, не поверит ему в другой раз. Не простит его медлительности...

Как удалось уговорить ее попросить, кто его знает? Не иначе как кто-то добрый помогал. Люди же верят, что бывают эти... как их... ангелы! И стоило ей произнести заветную фразу, как барьеры рухнули, да с таким грохотом, что маленько обоих оглушило. Леша смотрел в ее испуганные глаза и изо всех сил себя останавливал. "Напугал ребенка, придурок. Разве ж так можно? Совсем разучился уже с нормальными девушками обращаться". Но потом, слава богу, все нормально пошло. Было между ними взаимопонимание. Контакт. Как говаривал Устиныч: "Есть контакт!" Так что они взахлеб исповедовались друг другу, пугались, после смеялись над собственными страхами, а в целом все чудесно было. Так, как он и не чаял уже, что быть может.

И целуя ее до беспамятства, он отстраненно размышлял: надо сдаваться. Завтра же с утра идти в полицию, каяться. О Павле и его друзьях он сообщать не будет. Конечно, там не дураки сидят, сами вычислят, если захотят. Тогда поторговаться можно. Все-таки это люди, да и баггейн их с толку сбил, так что, может, и пощадят, не тронут. А он по-любому все на себя возьмет. Чем ему это грозит? Он никого не убил, только крал. Серьезный ущерб не нанес. Да пусть хоть полтинник за все впаяют, какая разница? Главное, чтобы жить и не прятаться. Спокойно ходить на работу. Куда там его определят? Опять охранником в банк или машины мыть? Да хоть ассенизатором! Лишь бы не бояться за себя, за Олесю. Спокойно жить. Он попросит, чтобы ему в Волгограде работу дали. Но если и не дадут, неужели девушка за ним не поедет? Она же явно из той породы женщин, что и в Сибирь рванет, если будет знать, что нужна. В Сибирь не очень тянет, но может, обойдется. Надо на лучшее надеяться. Он трезво свои шансы оценивает. Всю жизнь вряд ли с ним Олеся проживет. Детей она от него не родит, а для женщины это важно. Может, лет через десять опомнится, подведет баланс: приход — расход от совместной жизни с полоумным ругару, решит, что шкурка выделки не стоит, надо рвать когти, пока не совсем состарилась. Но десять лет — это же целая вечность! Десять лет просыпаться и засыпать рядом с любимой женщиной, да ему этого на всю оставшуюся жизнь хватит. И если не десять лет, а три года. Один год. Один месяц. Это все равно больше, чем ничего. Это щедро со стороны судьбы, которая пять лет по стенке его размазывает и никак не добьет. Не от бессилия, а из природной любви к мучительству...

Леша задремал, но сквозь сон чувствовал ее тепло, нежный аромат волос. Прижимал ее к себе крепче. Его сокровище. Самое большое за всю жизнь.

Сон слетел в один миг. Словно кто-то переключил канал в телевизоре. Он машинально убедился, что ему ничего не приснилось, что Олеся действительно с ним рядом, только почему-то не совсем раздета. Но когда ладонь коснулась трусиков, яркой вспышкой вспомнился вчерашний и сегодняшний день. У него же, дурака похотливого, важный разговор для нее был. А теперь поздно, поздно!

Он и сам не знал, откуда взялось это "поздно". Скатился с кровати, натянул брюки и рванул вниз. В залу, где гуляла изрядно оттянувшаяся молодежь, он влетел одновременно с Псами.

Они проникли в дом как питбули, но тут же обернулись в людей. Здоровенные амбалы под два метра ростом. Головы лысые, морды широкие. Глазки маленькие и тупые-тупые. У собак, пожалуй, умнее будут. Павел и его дружки еще приходили в себя, когда один Пес врубил свет, а второй долбанул ногой по музыкальному центру, так что тот подпрыгнул, хряснулся об стену и замолчал развалившись. Оба поигрывали тесаками и изучали людишек с тупыми улыбками. Прав, как же прав был Информер. Не смог только вычислить, что за зигорра придут, но теперь-то он это и сам знает. Рыцари! А они и их Псы огнестрел не жалуют. По старинке — с мечами и кинжалами. Только бы Олеся не спустилась.

А у него, придурка, ни ножа, ни дубинки. И сделать не из чего — пуфики, кресло, диван... Он следил за каждым движением Псов. Оружие можно достать только у них, но с двумя он не справится, значит, надо как-то разделить.

Между тем Павел отмер.

— Эй, братаны, вы кто такие? Вас не звали.

Псы переглянулись.

— Ы? — спросил тот, что у двери.

"Можно убить?" — перевел Лекс.

— Женщин — да. Мужчин — нет. Хозяева, — второй оказался общительней.

Они знают, что артефакт у кого-то из мужчин. Но у кого — не знают. Хозяева придут — разберутся.

— Угу.

— Я не понял, вы че, немые? — Эдик не выдержал и полез вперед и тут же получил по морде гардой, отлетел к окну и замер там.

Павел выхватил пистолет. Против Псов? Игрушка! Это же оборотни и никаким заклятием не ограничены, потому что нелегалы.

Он ударил "немого" стремительно и без всякой стойки: только что оглядывал всех, и тут же молнией к нему, потому что единственное его оружие — неожиданность. Пес, правда, все равно развернулся — реакция у оборотней отличная, это умом обделили. Тесак не меч, зачем им замахиваться, точно в джунглях лианы рубишь, тем более если тебе велели мужчин не убивать? Так ведь и артефакт потерять можно, хозяин тебя сам на кусочки порежет. Резкий удар ребром ладони чуть ниже локтевого сгиба, потом кисть в захват и вывернуть, а добить уже в основание шеи. Человека он бы убил, но этот амбал всем весом разворачивается, освобождаясь, и Лекс еле успевает отпрыгнуть, чтобы ему полостную операцию без наркоза не сделали.

За спиной орет девушка, тут же захлебывается хрипом. Слышны щелчки выстрелов — с глушителем почти беззвучно, мат, снова оглушительный визг. Он ничем не поможет. Только один противник. Сначала один, потом другой. Поэтому спиной надо к лестнице на мансарду встать. Он пошел по кругу, но не завершил движение. "Немой" с ревом бросился вперед, на этот раз держа нож обратным хватом. И движения стали скупыми, экономными, Лекс нырнул ниже, а нож скользнул по ежику волос. Второй на них внимания не обращал. Как же ему повезло. Не команда они, иначе кранты бы пришли.