Солнечный свет пробивался сквозь щели в жалюзи, полосами оседая на противоположной стене. Я отстраненно наблюдала за тем, как кружатся пылинки в рассеянных лучах. В голове билась одна мысль: боги, во что меня втянули... Во что я себя позволила втянуть!
— Это было ментальное воздействие.
Я не спрашивала — всего лишь констатировала факт. Да Аксай и не стал отпираться:
— Конечно, воздействие. Хрена лысого ты поставила бы на кон свою жизнь. А мне гарантии нужны, уж извини. Но я знаю, что ты справишься, так что не переживай. В крайнем случае, сдохнем вместе.
— Вы меня успокоили, спасибо, — сил язвить не осталось, поэтому подколка получилась вялая, больше похожая на жалобу.
Аксай засмеялся, но смех быстро перешел в надсадный кашель. Бездна, надеюсь, этот интриган сейчас не загнется! Что-то не хочется помирать вслед за ним.
— Смешная ты, — поделился со мной ценным наблюдением Аксай, когда откашлялся. — Ждешь честной игры от противника... Вот уж точно, невинное дитя. Но я не ем детей, Нэй, — тон его стал доверительным. — И больше всего хочу быть свободным. На всякий случай поясняю: "свободный" включает в себя понятие "живой". В обязательном, мать его, порядке.
Сказать на это мне было нечего. Думать о неприятном тоже не хотелось. Оставалось одно — исполнять свою часть договора, надеясь на то, что Аксай не рискнет пойти против магических уз.
— Зачем я на самом деле пила вашу кровь?
— В том числе и для того, чтобы скрыться от князя, — откликнулся Аксай. — Хочешь еще пиццы? Один кусок остался — м-м-м? Ну, нет так нет. Ах, да, кровь. Видишь ли, она может действовать, как легкое расслабляющее средство. Вызывать чувство доверия, притуплять логическое мышление, усиливать внушаемость.
Я скривилась.
— Психотропные средства. Ненавижу.
— Учту на будущее, — в голосе его не было издевки — так, ирония. — А теперь к делу. Ты была права, кое-что я утаил. Сейчас я открою карты, а ты сначала выслушай все, а потом уже ругайся и пугайся. Во-первых, времени на исполнение договора у нас мало. Князь, думаю, уже нашел в той пиццерии записку, где подробно объясняется месторасположение моего драгоценного Спектра, чтоб его разбило подагрой, ну, и парочка заявлений шантажного характера. Вероятное время поиска — от шести до двенадцати часов. Ты должна расплести нити до того, как Спектра отправят в утиль. Иначе, как понимаешь, нам с тобой можно рыть двойную могилу.
— Земляные работы я тоже ненавижу.
— И это учту. Во-вторых... Уж извини, но мне вовсе не хочется, чтобы после твоего возвращения храбрый князь кинулся вдогонку за мной. Не люблю погони, и кровь тоже не люблю. Так что придется тебе, Нэй, сказать, что ты меня уделала и развеяла в прах. Как, не против прослыть героиней?
Я вздохнула.
— А у меня есть выбор?
— В этом вопросе — есть, — мои глаза немного привыкли к темноте, и я поняла, что Аксай улыбается. — Но разве мой вариант не наиболее разумный?
На мгновение я представила себе реакцию остальных на захватывающий рассказ о том, как одна неумная равейна сначала приняла неизвестный препарат, потом отправилась с подозрительным типом в уединенное место, а напоследок еще и договор заключила, поручившись своей жизнью... Мне стало дурно. Может, целитель еще и поймет, что Аксай просто умело воспользовался моим шоковым состоянием, но Этна точно сперва голову открутит за глупость, а затем уже станет выяснять, что к чему.
А уж что подумает мама...
Нет, пожалуй, вариант с "поверженным в прах" Аксаем действительно как-то посимпатичней смотрится.
— Вы играете на моих инстинктах, — насупилась я. — Так нечестно. Ладно, предположим, что я выбираю вариант с мнимым убийством. Но тут есть одна проблема. Максимилиан — телепат.
— Об этом я позабочусь, — успокоил меня Аксай. — Есть абсолютно безопасный способ. Моя любимая фишка, так сказать.
— И какая же? — я уже устала удивляться и бояться.
— А это секре-ет, — кокетливо откликнулся он, растягивая гласные. — Итак, это все, что тебе требуется знать. Остальное предоставь мне. Когда планируешь приступить к исполнению своей части плана? По моим подсчетам, у нас есть около семи часов.
Что я могла сказать на это? Только одно.
— Прямо сейчас. Аксай, тут есть диван или кровать, где вы могли бы вытянуться в полный рост?
— Мой рост — понятие относительное! Конечно, есть.
Легко сказать — трудно сделать. Поначалу я вообще не знала, как подступиться к работе. На ином уровне зрения Аксай казался мне клубком даже не нитей, а тончайших паутинок. Они плотно оплетали то, что являлось его сутью — нечто алое и золотое, изменчивое, обжигающее и вызывающее отвращение. Как будто грибница на гнилушке... Похоже, не только Аксаю приглянулся наш мир, но и Аксай — миру. Я видела множество связей, тянущихся к городам и людям. Пока тонких, но уже превращающих Древнего из захватчика-чужака в странника, заглянувшего в заветный край, да так там и оставшегося. Эти нити, начавшие зарождаться совсем недавно, были еще слишком слабы для того, чтобы удержать Аксая на земле после разрыва связи с инквизитором, но продолжали крепнуть день ото дня.
Настоящая проблема заключалась в другом. В пресловутом "договоре".
Я не сразу нащупала нить, ведущую к партнеру Аксая. Но когда у меня наконец получилось, к горлу подкатила тошнота. Эта... "связь" напоминала жирную, толстую пиявку, впившуюся в энергетические потоки Древнего. Она постоянно откачивала из него силы и фактически превращала в раба, который не мог оспорить ни один приказ так называемого "старшего партнера". По сути — паразита.
Пожалуй, Аксаю не нужно было плести интриги, заманивая меня в свои сети. Достаточно оказалось бы продемонстрировать эту мерзость, и я сама бы с радостью согласилась избавить Древнего от "договора".
— Аксай... А тебе... ну, больно? Оно же постоянно тянет энергию... Как ты это ощущаешь?
— Ты правда хочешь знать? — он поерзал на диване и взглянул на меня искоса. Глаза были серо-синими, как море в пасмурный день.
— Нет.
— Вот и не спрашивай.
"Пиявка" обвилась вокруг основных энергетических потоков. Система контроля была простой до гениального: при непослушании кольца сжимались, останавливая циркуляцию жизненной силы. Это можно было сравнить с тем, как если бы человека начинали душить. Попытайся Аксай оборвать нить договора — и "пиявка" пережмет потоки, и одновременно нарушая их целостность.
Фактически подобное воздействие равнялось убийству.
— Тебе нужна не равейна, а целитель. Здесь необходимо сначала изолировать часть потока, к которой крепится связь, и таким образом исключить нарушение целостности и замкнутости энерголиний. А уже потом уничтожать нити... И еще, Аксай. Даже если мне каким-то чудом удастся избавиться от договора, тебе в первое время нужен будет "якорь" в нашем мире. Иначе "бездна" выбросит тебя обратно на тонкий план.
— Тоже мне, новость, — фыркнул он беспечно, но капельки испарины, выступившие на висках и над верхней губой, выдавали его состояние. Нервничает? Или ему больно? — Это страховка от умников, которые рискнут разорвать договор. Мы не можем пускать корни в вашем мире. Договор не дает. Если бы не он, я бы освоился здесь за два-три года! А вообще, Нэй, поменьше говори и побольше работай — у нас осталось часа четыре, не больше.
— Не торопи меня. И полежи хоть минуту спокойно!
— Я стараюсь. Но у меня холерический темперамент.
— О, боги, и где слов таких нахватался!
Изолировать пораженную часть потока у меня худо-бедно получилось, хотя Аксай дважды терял сознание во время операции. Я начала понимать, почему Древний выбрал именно меня. Во-первых, из-за ранг эстаминиэль — высокий уровень позволял манипулировать силами такого масштаба, что они просто выжигали лишние нити. Во-вторых, я была ученицей целителя, а значит немного смыслила в энергетических потоках. В-третьих, визуально-тактильный способ восприятия магии позволял управляться с самыми тонкими и хрупкими связями, не разрушая их.
Как уничтожить "пиявку" прежде, чем, она искорежит потоки, я тоже сообразила. Достаточно было наполнить изолированный отрезок тьмой. Моя сила разрушит зараженную часть потока, а заодно и связь с этим, как его... Томасом Штайном.
А что касалось "якоря"... Кажется, я придумала, что с ним делать. Нужна была эмоциональная связь — любая привязанность. Дружба, вражда, даже яркие взаимные воспоминания сошли бы.
Только бы получилось.
— Аксай?
— Ась?
— Сейчас будет очень больно. Постарайся, пожалуйста, меня не убить случайно, ладно?
— За кого ты меня принимаешь? У меня хорошие инстинкты.
— Поверь, сейчас тебе будет не до инстинктов. Тем более "хороших". И, если можно... Постарайся не кричать. Я могу потерять концентрацию, и...
— Не объясняй. Понял уж. Эх, два раза не помирать, а один не миновать... Начинай, что ли.
— Хорошо. И, Аксай...
— Что?
— Прости.
У меня слегка кружилась голова, но мысли были удивительно ясными, а руки совсем не тряслись. Дэйрова школа. Жаль, что прежде мне не доводилось работать с такими сложными материями...
Но все бывает впервые.
Самое главное — успеть уложиться в семнадцать секунд. Больше Аксай просто не выдержит.
Итак, начали...
...один...
Я наполняю своей силой изолированный отрезок энергетического потока. Аксай дергается, но молчит.
...два, три, четыре, пять, шесть, семь...
Тьма разъедает "пиявку", как пламя — тонкий полиэтилен. Несколько капель попадает и в основной поток, и Аксай начинает поскуливать — сначала тихо, потом все громче и громче, пока скулеж не переходит в звериный вой.
...восемь, девять...
Выхватываю наугад несколько прочных нитей и буквально впаиваю их в то, что составляет суть Аксая. Вой захлебывается хрипом.
...десять, одиннадцать...
Замыкаю нити на себе. Они врастают в клубок связей почти мгновенно, и...
...двенадцать.
Все, справилась. Даже раньше, чем думала. Отмучилась.
И отмучила.
— Эй, Аксай, — я осторожно тронула скорчившегося демона за плечо. — Ты как? Жив?
Он с трудом разлепил глаза. С тремя зрачками. Интересно, это нормально?
— Жив, — прохрипел Древний и улыбнулся. Губы у него были серее пепла. — Твоими молитвами, видать, — его ладонь легла мне на щеку, и я только сейчас поняла, что плачу. Нервное, похоже. — Ты молодец. А теперь спи.
Перед лицом закружилась золотистая пыльца.
— Что? — глупо удивилась я — и отключилась.
Первой моей мыслью после пробуждения было лаконичное "Убью!". Затем я постепенно осознала, что чувствую себя неплохо. Аксай не просто свалил меня на пол, а пристроил со всем комфортом. Диван оказался довольно мягким, одеяло — теплым. Комнату заливал свет заходящего солнца. На столике и у изголовья лежало блюдо, накрытое выпуклой крышкой, и стоял термос, под который чья-то шаловливая рука подсунула сложенную вчетверо записку на розовой бумаге.
На подносе оказалась еще одна пицца, украшенная двадцатью свечками. В термосе — кофе, пусть и сладкий, но все-таки вкусный. А записка гласила:
"Нэй, свет очей моих!
Ты и вправду прелесть. Прости, что сомневался в тебе и провернул эту некрасивую интригу с клятвой на жизни. Ты чудо! Живодерка, но такая специалистка! До сих пор коленки трясутся при воспоминании о том, что ты делала со мной на этом диване... (зачеркнуто) в общем, просто трясутся.
Я рад был бы провести с тобой остаток своих дней, но ветер свободы уже наполняет мои паруса и так далее, и тому подобное. Клятвенно заверяю тебя, что свою часть договора я выполню. То, что спасет твою жизнь, уже с тобой. Информацию об отряде я подкину в ближайшее время, потому что мечтаю, чтоб все они сдохли, как Томас (зачеркнуто) хочу поспособствовать победе добра.
Целую тебя тысячу раз (и пусть твой растяпа-князь плачет от ревности).
Навсегда твой,
Аксай Сайран
P.S. С днем рождения еще раз! Обязательно задуй все свечи на именинной пицце!
P.P.S. Если не сможешь зажечь свечи магией, то спички у тебя под подушкой.
P.P.P.S. Прости, но я тебе поставил небольшой блок от чтения мыслей. Надолго его не хватит, но года два работы — гарантирую. Честное демоническое.
Я несколько минут перечитывала коротенькую записку, пытаясь сообразить, кажется ли она мне двусмысленной или является таковой. Гм. Пожалуй, лучше Ксилю ее не показывать. Сойдемся на версии "я убила Древнего, а прах его развеяла".
И пусть никто и никогда не узнает правду. Должны же у меня быть секреты от Ксиля...
ГЛАВА 17: НАДЛОМ
Солнце катилось к горизонту. Закатные лучи окрашивали ржавчиной все вокруг — и оплывшие сугробы в палисаднике, и подсыхающий асфальт, и неряшливые прутья кустарника... Кофе уже подходил к концу. Пиццы еще оставалась почти половина. Надо было бы собираться и идти домой, но я медлила.
Интересно, сколько прошло времени? Сначала мне казалось, что всего несколько часов. Еда, оставленная мне Аксаем, была совсем свежей. Но голову словно обручем сдавливало от ноющей боли, как если бы я проспала целые сутки. Телевизор в квартире не работал, из радио на кухне теперь доносился только белый шум. Оставалось одно — либо спросить кого-нибудь на улице, какое сегодня число, либо вернуться к Феникс... А мне так не хотелось никого видеть — ни подруг, ни Дэриэлла, наверняка все это время сходившего с ума от беспокойства, ни тем более Максимилиана.
Предателя.
Только теперь, задним числом, я осознала, в какую передрягу влипла. После того, что наговорил Ксиль, мое чувство самосохранения будто отключилось на время. Древние, инквизиция, война — все стало таким неважным, второстепенным. Думаю, Аксай порядком удивился, когда не встретил ни малейшего сопротивления. Он-то приготовился к уговорам, к угрозам, к хитрым манипуляциям для того, чтобы принудить меня к сотрудничеству. Но я оказалась настолько уязвима, что хватило всего-навсего сочувственного отношения и куска пиццы вместо именинного торта.
После сна психика пришла в норму, и наступил откат. Меня трясло — и в переносном смысле, и в буквальном. В голове проносились десятки вопросов.
А если бы Аксай обманывал?
Если бы он попытался убить меня для подстраховки?
А вдруг его партнер почуял бы неладное и заявился бы в разгар операции по устранению связи?
Если бы я не справилась с нитями?
Если... если... если...
Все вопросы можно было свести к одному — к смерти. Наверное, я трусиха, но мне отчаянно хотелось жить. А если и погибать — то не в таком расположении духа, не загибаясь от боли.
Конечно, лучше все списать на совпадения и случайности. Максимилиан придумал замечательный план, но просчитался. Всего лишь рискнул и проиграл. Но на кон-то он поставил меня! А обещал беречь, защищать... Вот любопытно, сейчас князь ждет, что я сразу его прощу? Даже не за манипуляции — за то, что расчетливо покопался в моей душе, нашел все болевые точки и, не задумываясь, нажал на них.
