Ругару

Она вновь набрала номер Егора — он был по-прежнему недоступен.

"А ведь неправильно это все, — с тоской подумала она. — Он должен быть доступен. Он должен координировать дело с цомттой, а я — освобождение Елисея. А получилось наоборот. И что теперь делать?"

Она посидела немного, сцепив пальцы. Набрала номер Егора, ту же сбросила и снова сжала ладони так, что они побелели. Сдвинет она поиски. А если и тогда результата не будет? Если окажется, что надо было оставаться на местах, что переход наметился в другом месте, как раз там, откуда она срывает Захара и других магов? Ей могут влепить выговор. Или вообще с позором уволить. Только это будут такие мелочи. Потому что ее, может, тогда и в живых уже не будет. И половины Волгограда не будет, а то и всей области. Если она ошибается — эта ошибка дорого обойдется. Подстраховаться, позвонить отцу? Глупость какая!

Регина фыркнула и вновь набрала номер Захара.

— Я созвонилась с Кобалией, — заявила она. — Он полностью согласен с моим мнением. Надеюсь, вы в пути?

— Да, мы едем, — заверил он.

— Отлично. Я тоже скоро буду.

В детстве Регина любила наблюдать, как работают геодезисты: тахеометр на трех ножках, похожий на старинный фотоаппарат, длинная, выше человеческого роста, линейка. Их всегда двое. Один что-то высматривает в прибор, делает вычисления, подает другому, стоящему метрах в пятидесяти, знаки. Это было похоже на магию: так же загадочно, недоступно ее пониманию... Если бы она только знала, насколько была близка к истине. Нет, геодезистов в Волгограде и других городах тоже можно встретить. Студенты учатся в архитектурно-строительном университете, проходят практику, делают необходимые расчеты. Но из четырех пар, встреченных на улицах города, одна обязательно будет из полиции — маги, раскидывающие сети, чтобы найти место перехода. Так их проще замаскировать. Тахеометр чуть-чуть изменить — и готово. Действия похожи, суть совсем иная.

Когда Регина на Форде подъехала к перекрестку, ведущему к "подозреваемому" поселку, вдоль дороги стояло две пары магов, вдали виднелось еще несколько. Захар явно нервничал, сразу пошел ей навстречу.

— Регина Юрьевна, зря мы это... — начал он сразу. — Вы следователь, имеете право приказывать, да только место пустое. Никаких следов Псов нет, и вообще ничего нет. Вы же понимаете, Регина Юрьевна, — тон голоса намекал, что имеет в виду он прямо противоположное: "Ни хрена вы не разбираетесь в магии, Стервочка вы наша, и хрен знает, разберетесь ли...", — вы же понимаете, что там, где есть особые места, всегда будет и поселение. Люди к таким местам подсознательно тянутся. И если сила уходит, уходят и люди. Отсюда мертвые города, вымирающие деревни. А тут — гляньте. Степь да степь кругом. У дороги чуть дальше начали строительство, только неизвестно, что из этого выйдет. Южнее или севернее — домов полно, а тут как вымерло все, хотя место хорошее — вода есть, но земля при этом не болотистая... А все почему?

— Потому что нет магии? — блеснула эрудицией Регина, и Захар не заметил иронии, обрадовался:

— Конечно...

— Захар, ты всерьез взялся мне лекции для первого курса читать? — резко прервала она парня.

— Регина Юрьевна, поймите....

Он определенно разговаривал с ней как с дебилкой: терпеливо, монотонно, будто внушая. Интересно, а она восприимчива к магии? К гипнозу вот совершенно не восприимчива, как ни странно. Вот бы и на магию у нее блок стоял. Не привнесенный, как у большинства сотрудников полиции, а природный. Чтобы люди-маги зубами скрипели — бездарь, а защищена без нашей помощи. Женщина вздохнула. Такой подарок только в книгах бывает. Там что ни главный герой, так у него природный иммунитет ко всяческому воздействию. На всех могут враги воздействовать, а на него ни за что. Ходит гордый такой. Но зато у нее есть интуиция. И судя по тому, как ей удавалось до сих пор расследовать преступления, часто это больше, чем дар магии или дар блокировать магию. Поэтому она пропустила монотонное гундение Захара мимо ушей.

— Захар, дитя мое, работал бы ты молча, — язвительно прервала она опера. Как сплюнула.

У парня глаза сузились, но он уставился в аппаратуру, команды и движения стали резкими, даже грубыми. Только не в ее сторону, хотя подразумевалась она. И то же озарение, что подсказало, где искать Псов, открыло, о чем сейчас не упомянул опер: он звонил Кобалии. Звонил до того, как поехать сюда, одновременно с ней. И не мог дозвониться, как и она. Поэтому Захар знает, что все делается на ее страх и риск, под ее ответственность. И нервы его от того, что он тоже прекрасно знает, какую цену придется заплатить, если это каприз Стервы.

Регина поежилась: не дай бог ошибиться, не дай бог. Она отошла подальше и отзвонилась дежурному. Как же раньше-то она об этом не подумала?

— Платон, ты? Это Нарутова. Слушай, возьми на контроль. О любых вызовах полиции с Горной поляны, сообщай мне. Любых! Если и на пьяного кто-то жалуется. Сообщай, а я тут разберусь, стоит это внимания или нет. Ладушки, — дав отбой, она сообщила злой спине Захара. — Я прекрасно знаю об особенностях магии и людских поселений. Я очень хорошо готовилась к своей работе. Поэтому и просила, чтобы вы искали от дороги к поселку. Но если ты считаешь нужным, можем сразу отправиться в поселок. Я, боюсь, поселок — это слишком очевидно. Вдруг место перехода где-то на подступах, а мы его пропустим. Обыскивать надо методически, пядь за пядью. Все равно на это уйдет около часа. А ты как считаешь?

Опер ухом не повел, так же зло командовал. Ну-ну. Пусть дуется. Глядишь, операм, за то что работают со стервой Нарутовой, скоро молоко выдавать будут. Регину не мучили сомнения, проснулся азарт, как у гончей, взявшей след. Не терпелось идти дальше. И она пошла. Почему она должна стоять у дороги, если есть маги, которые продвинулись ближе к жилью? Это Захар ждет, что сейчас ему кто-нибудь позвонит, спросит, куда это они завеялись, он нажалуется на человечинку, ей дадут втык, и все опять будет "по-умному". Ну и пусть себе ждет. А она дальше пойдет.

Регина обошла заправочную станцию и автомойку, появившиеся за последние два года возле перекрестка, миновала полосу деревьев и бодро зашагала по высокой траве, не обращая внимания на то, что пыльца донника пачкает темные брюки. Кончиками пальцев легко проводила по головкам цветов, машинально отмечая, что настроение поднялось не из-за предчувствия близкого успеха, а потому, что она в степи. Для кого-то радость жизни составляет море, для кого-то — горы, а она вот отдыхала душой только здесь. Пусть жара выжгла травы, а рядом нет ни деревца, чтобы укрыться. Все равно хорошо. Свободно.

И тут же сердце сжало ощущение беды. Как там у Кобалии дела? Почему недоступен, почему не перезванивает? Только бы с Елисеем ничего не случилось. Регина чуть нахмурилась. Нет, сейчас не об этом переживать надо. У нее другое дело, вот и надо сосредоточиться на нем. Не отвлекаться. Не звонит важняк — и хорошо. Больше маневра.

Рыцари

Лесин сказочный принц умчался так быстро, словно его женить собрались. Мечты, выстраивавшиеся радугой в небе, оказались бутылочными осколками и теперь осыпались с неба, обдав дождем боли, изрезав в кровь так, точно с нее живьем сняли кожу. Поэтому она долго пошевелиться боялась. Казалось, стоит ей встать — она истечет кровью. Вот и начала уговаривать себя, как обычно. "Знала же, что все будет так? Знала. И решила, что ничего страшного. Что лучше жалеть о том, что сделала, чем об упущенных возможностях. Ну и о чем сейчас-то печалишься? О непрожитой вместе жизни? О том, что таких отношений, которые ты воображала пять минут назад, не бывает? Вообще и никогда? Так ты и раньше это подозревала. Наверно, так и должно произойти: будешь влюбляться, будешь разочаровываться. Будешь писать об этом и идти дальше. Как там один "мудрец" сказал? "Бойтесь счастливого брака — это навсегда". Ты ведь чего хотела? Тихого семейного счастья. Жарить мужу котлеты и стирать носки. А он чтобы работал и одевал тебя. Идиллия, ешкин кот. А у тебя жизнь будет намного богаче и интереснее. Станешь журналисткой, а может, и писательницей. Мужчин у тебя будет много разных. И ни один не разобьет сердце, потому что ты никому свое сердце не отдашь. Вот тому, первому, отдала — и хватит. А Леше, признайся честно, не отдавала ведь? Только представила, что могло бы сложиться. Но не сложилось и слава богу. Нельзя делать жизнь узкой, сводить ее только к отношениям. Все к лучшему, к лучшему".

Уговоры помогали, боль утихала, оставляя какую-то умудренность. Она представила, что если столкнется сейчас с Лешей, успокоит ласково и понимающе: мол, ничего не объясняй, все нормально. Не будет его преследовать, приставать с разговорами. Вот если он пристанет. Ну пообщается, почему нет? Но только теперь по ее правилам, не по его.

Внизу неожиданно смолкла музыка, затем раздался женский визг. Леся испуганно села на кровати, прижала к груди покрывало. Это что за шутки? А следом — сухие щелчки, в которых она опознала выстрелы из пистолета с глушителем, мат, вопли, удары. Будь она посмелее, она бы непременно спустилась узнать, что происходит, но сейчас и полицию вызвать не сообразила. Сидела и тряслась всем телом. Может, это глупая шутка друзей Павлика и ничего серьезного не случилось?

Олеся пришла в себя, когда услышала, что внизу спорят. Спорят. Значит, живы. Никого не убили. Она быстро надела джинсы, футболку и помчалась вниз.

Леша держал пистолет у виска брата, что-то зло ему выговаривая. Но она была абсолютно уверена, что ничего он брату не сделает. Его довели до бешенства, но даже и в таком состоянии — не убьет. Но убивать и не надо. Павел не забудет этого унижения. Они будут врагами на всю жизнь. И всю жизнь ей придется лавировать между двумя разъяренными мужчинами. Зачем это надо?

— Пожалуйста... пожалуйста... — умоляла она, и из Леши уходила злость, ярость. Путаные мысли и уговоры, высказанные себе в мансарде, улетучились в один миг. Не сбегал он в ужасе. Всё совсем иначе было: услышал что-то и спустился. Вот же он смотрит, и они слышат, чувствуют друг друга. Девушка уже расслабилась и собралась оглянуться, чтобы понять, что произошло, а он шагнул ближе, прижал к груди, так что и голову не повернешь, потащил в коридор:

— Скорее. Очень мало времени.

Они стояли в коридоре, рядом с ее спальней, а Олеся выглянула из-за его плеча. Померещилось ей или там действительно ноги какого-то неподвижного человека торчат? Чтобы она не отвлекалась, Леша обхватил ее лицо ладонями.

— Послушай меня, Леся, это очень важно. Отсюда надо уходить сейчас же. Здесь очень опасно.

Смысл от нее ускользал, ей было страшно.

— Что там, Леша? — шевельнула она непослушными губами.

— Там четыре трупа, — честно ответил он. — Павел сошел с ума, он никого не выпускает. Но если мы задержимся хоть на пятнадцать минут — трупами станут все. Слышишь? Ты должна увести отсюда родителей. Быстро. Слышишь меня?

Девушка про трупы услышала, но сознание отказывалась впускать эту информацию, ведь тогда она осознала бы, что это не просто автокатастрофа из-за пьяного водителя, там что-то намного страшнее: были выстрелы, была драка, кричала девушка. Нет три девушки, а потом одна. Кто убит? Кем убит? Стоило хоть на мгновение сознанию впустить это, и она никуда не сбежит, потеряет волю, силы, как только что в мансарде. Она ухватилась за единственное, что помогало здраво рассуждать.

— А ты? — Леся уцепилась за его запястья, будто он мог в любой момент превратиться в еще один труп, а пока она держала его, он был в безопасности.

— Я уйду с тобой... — произнес он. — Если хочешь.

— Да, — быстро подтвердила она. — Конечно, — и тут же догадалась, почему он не торопился с ответом. — А Павел?

Она догадалась без слов. Леша только быстро поцеловал ее, снова поймал взгляд, словно гипнотизировал.

— Ты сейчас о родителях должна волноваться. Они ни в чем не виноваты, их надо увести. Понимаешь?

И Олеся рискнула.

— Да, я пойду, скажу им. Что брать? Деньги, документы?

Он чуть рассмеялся:

— Мы не станем беглецами. Завтра-послезавтра вернемся, надо только немного переждать. Ничего не бери, не пугай их. Придумай что-нибудь. В гости пойдем. Со мной знакомиться. Надо вывести их из дома... Иди.

— Ладно, — она дернулась исполнять поручение, тут же замерла с тревогой. — А ты?

— Я быстро. Оденусь, ноут захвачу и через минуту буду внизу.

И снова это необычное единение с ним, минуя органы слуха, некое слияние, так что она ощутила в один миг: опасно, очень, немедленно уходить, очень мало времени.

— Ладно, — она помчалась вниз по лестнице.

Запыхавшись, влетела в комнату родителей. Отец читал книгу, мама строчила на машинке. Как же она их любила! За то что без страха возвращалась домой, зная, что ее не встретит запах алкоголя. За дни рождения, на которые она всегда могла пригласить подруг. За то что научили любить книги, за то что верили в ее талант и с удовольствием читали ее рассказы. За то что, возвращаясь домой, она всегда видела теплый свет в окошке: ее ждали, о ней переживали.

Она так и выпалила:

— Мам, пап, я вас безумно люблю. Это вступление. А вот основная часть — я выхожу замуж, — она искренно верила, что не врет, что так оно и есть. — И мы с Лешей хотим сейчас вместе с вами погулять по городу, чтобы лучше узнать друг друга, пообщаться, — лица родителей вытянулись, но она не давала им произнести ни слова. — Только, пожалуйста, не отказывайтесь. Я ведь не каждый день сообщаю вам такие новости! Сделайте мне подарок, оденьтесь минут за пять и пойдем.

— Леся, да как же это! — отец снял очки. Он улыбался, но настроен был решительно. — Я уже настроился отдохнуть, а не идти куда-то.

— А мне надо обязательно дошить сегодня... — робко вступила мама. — Давайте...

— Я помогу тебе дошить. Хочешь — всю ночь будем сидеть. А ты, пап, не хочешь ходить — не надо. Посидим в ресторане. Ну, пожалуйста! — и тут же сообразила, что есть один безошибочный способ переломить их. — Все, я пошла. Через пять минут выходим! Жду вас на кухне.

Отец пытался возражать и возмущаться, но у него не очень хорошо это получилось. Олеся демонстративно зажала руками уши и выскочила из комнаты, оттолкнув локтями тяжелые занавеси, закрывающие вход. По инерции сделала несколько шагов и застыла, точно ее заморозили в один миг. Даже сердце остановилось.

В коридоре, оглядываясь стояли двое абсолютно непохожих друг на друга мужчин. Один в вычурных доспехах, сиявших в свете лампы серебром и золотом так, что она прищурилась. Огромный, широкоплечий гигант, чем-то похожий на викинга, с гривой светлых волос и маленькими острыми глазками, серой сталью уставившихся на нее. Он будто хотел узнать о чем-то. Тут же презрительно скривился. Посчитал ниже своего достоинства с ней беседовать. Потом рявкнул так, что Леся сжалась, а стекла в окнах жалобно звякнули — даром что евроокна.

— Рахам! — и, не услышав отзыва, взрыкнул: — Что с моим Псом? — рванул меч из ножен, висевших на поясе, и бросился вверх по ступеням, перепрыгивая, кажется, сразу через четыре.