| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Так чего ты хочешь? — осколок не отступал.
— Я хочу выжить... — и это была чистая правда.
Мне пришлось собраться с силами, чтобы озвучить её, признаться самому себе. Сейчас осколок был единственной возможностью победить Финстерна.
— Зачем?
Монотонность голоса давила на разум, совсем как там, в казематах больничного комплекса. Нехорошие воспоминания нахлынули на меня волной. Они даже притупили боль, я зашагал ровнее.
— Хочу увидеть родных, обнять сына, если он ещё жив, — по моим щекам вдруг потекли слёзы. Я не хотел плакать, и не плакал. Это был Пётр. — Мы не захватчики, мы ни на кого не нападали. Я хочу, чтобы эта война закончилась.
— Это правда, — голос осколка загудел набатом. — Но это только твоя правда. У того, другого человека, что нашёл меня раньше, тоже есть правда. Своя правда. Сейчас направо.
Я замер перед очередным поворотом и, хотя коридор уходил дальше, повиновался подсказке осколка. Меня уже встречали с другой стороны. Худосочное, невероятно высокое существо смотрело на меня маленькими багровыми огоньками глубоко посаженных глаз. Инфернал молчал. Я рефлекторно призывал печать запрещения, но узор никак не хотел сходиться на кончиках пальцев. Я вспомнил, что то же самое было и в морге больницы. Сила осколка блокировала любую магию, кроме... Я не успел подумать об этом. В голове снова раздался этот сводящий с ума голос:
— Подойди ко мне, ищущий правду.
Инфернал молча вытянул руку, указывая мне направление. Освещение коридора усиливалось, но плесени на стенах не становилось больше; приблизившись к стене, я как бы случайно смахнул налёт ладонью. Под ним пульсировала печать Белого Осколка. Слишком большая, чтобы я разглядел её полностью. Я шёл на очередного Инфернала, прибавляя шаг. Боль отступала, на её смену приходило облегчение. Я не ошибся, осколок действительно давал мне шанс. Он висел в воздухе, сантиметрах в десяти над постаментом, обрамленным красочной, но местами облупившейся эмалью. Прямо в центре лабиринта. Инферналы обступили его кольцом, но дали мне пройти.
— У каждого своя правда, ищущий. И ты нашёл меня.
— А чего хочешь ты? — я вдруг догадался, как правильно говорить с осколком, зачем на самом деле он призвал меня. — Какая правда у тебя?
— Ваши склоки никак не интересны мне, но ваш интерес ко мне угрожает моей безопасности. Никто из смертных не должен получит мою силу. Если ты согласен с этим, ты выживешь.
Ну конечно, что ещё можно было ожидать от Белого Осколка? Там, в больнице, он хотел того же самого, но не получилось. Оказывается, история повторялась, и я был не первым, кого из рода Ярцевых Белый Осколок поставил перед дилеммой выбора. Не важно, зачем ты пришёл сюда, важно, с чем уйдёшь.
— Я согласен... — слова прозвучали на выдохе, но не от смертельной усталости.
Я чувствовал, как тело наполняется силой, отблеск осколка ударил по глазам, едва не приподняв меня над землей.
— Я буду ждать, когда ты убьёшь его.
Свечение неожиданно исчезло, погрузив комнату в непроглядную тьму. Я замер, чувствуя спиной чужое присутствие. Рукоятка ножа намокла от пота. Только бы не выронить его в ответственный момент. Быстрые тихие шаги за спиной; я выждал момент, резко выкинул руку, нанося удар с разворотом, но Финстерн оказался ловчее. Он отбил удар, схватил меня за горло и прижал к себе.
— Прощайся с жизнью, Ярцев, я промахнулся там, в Тибете, но сегодня точно не промахнусь! — зашипел он мне на ухо, прижавшись щекой к щеке. Лезвие его ножа черной полоской ринулось к моей шее. Я в ужасе попятился и с хрипом проснулся в собственной кровати.
Запал активности тут же сошёл на нет. Я схватился за горло, фантомная боль обожгла кожу, а последовавший за ней спазм расплывался внутри гортани пятном. В фильмах очень часто показывали, как людям перерезают горло, чтобы убить как можно тише. И жертвы умирали без крика. Теперь я понимал почему: кровь, бьющая в разрезанную трахею, вызывала у жертвы глотательный рефлекс, ты не мог кричать, не мог говорить, ты просто рефлекторно пил собственную кровь, пока не умирал. Я скинул на пол мокрое от пота одеяло и обессиленно застонал. Утреннее солнце упрямо пробивалось сквозь занавески, но не оно разбудило меня. Телефон, лежащий на тумбочке, буквально подпрыгивал от входящего вызова. Я нащупал его ватной рукой и поднес к уху.
— Да, — говорить было все ещё тяжело.
— Рома! Ну и куда ты пропал?! — Догматов ворвался в моё сознание как шумный карнавал на улицы тихого города.
По страшной оплошности я не поставил телефон на беззвучный режим. Развязка боя между Петром и Вартом Финстерном осталась не озвученной, но инстинктивно мне понятной. В этот раз я ответил Федоровичу сдавленным стоном.
— Ты что? Спишь, что ли, еще? — изумление в голосе немолодого и мучимого бессонницей полицейского сквозило искреннее и беспощадное. — Ты это, давай уже просыпайся! Долг зовёт! Хех, то есть Долг и Честь!
Догматов рассмеялся собственной остроте, но тут же сменил тон:
— Так, я сейчас в порядок приведу себя и тоже выезжаю. Встречаемся через два часа у дома на улице Амундсена, двенадцать. Ты представляешь, где это? В Свиблово. Бывал там?
Я монотонно угукал в трубку, ничего не представляя и нигде не бывая. Мне даже ещё не удалось разлепить глаза. А горло... я ещё раз болезненно накрыл его рукой. Послал импульс, чтобы прогнать жуткое наваждение. Это даже не боль, это хуже боли.
— Нет, не бывал. Далеко от метро? — я свесил с кровати ноги, нащупал свободной рукой халат.
Голова закружилась, желудок подпрыгнул к горлу, но я подавил спазм.
— Да нет, тут прямо пешком минуты три. Через два часа ждать? — Догматов улыбался, услышав наконец серьезность в моём голосе.
— Да, постараюсь. Амондсена, двенадцать, позвоню, как буду на месте.
— Амундсена, двенадцать, Рома, А-мун-дсе-на! — раздраженно повторил по слогам Догматов.
— Не важно, — я встал с кровати и, шатаясь, добрёл до туалета. — Я позвоню, как выйду из метро.
Я сбросил звонок и кинул телефон на пуфик в прихожей.
— Ну и? — Яр обиженно развёл руками, привлекая моё внимание.
Он всё это время крутился рядом, но так и не был одарен моим вниманием.
— Мне горло перерезали, — простонал я, закрывая за собой дверь. — Я пока хочу побыть один, пожалуйста...
— Оу, ну ладно, бывает... — призрак понимающе кивнул и исчез.
* * *
— Так ты все-таки решил туда ехать? — Яр появился у меня за спиной, когда после всех утренних процедур я брал штурмом полупустой холодильник.
Традиционно я наполнял его по выходным, но что-то подсказывало мне, что в этот раз выходные пройдут не так гладко. Я завис на полке с остатками полузасохших мясных деликатесов, отбирая ингредиенты для бутербродов.
— Конечно. Я не думаю, что Догматова устроит отговорка, что мне сегодня ночью перерезали горло. Он хуже Борисыча. Тот хоть и пьёт мою кровь, но платит за это вполне прилично. Догматова придётся обслуживать по старой дружбе.
Я рухнул на стул у окна и приник к чашке горячего чая. Он успокаивал горло.
— И ты думаешь, я буду помогать тебе? — Яр скрестил руки на груди. — В этот раз нет.
— Куда же ты денешься? — я был слишком уставшим, чтобы обдумывать и подбирать слова. Одарил предка грустным, но решительным взглядом. Сегодня на споры у меня не было настроения.
Как нельзя вовремя дал о себе знать Прокл. Малыш выскочил у меня на плече и, быстро оценив ситуацию, юркнул обратно в тело. Я зашипел от боли, пронзившей позвоночник. Как будто одного горла мне мало. Хромая на обе ноги, я вернулся в спальню, упал на кровать лицом в подушку.
— Не хочу никуда идти, я хочу покоя...
— Правильное решение, — Яр ненавязчиво поддерживал мою усталость.
Не думаю, что он делал это из вредности, чуйка тоже подсказывала мне сидеть сегодня дома. Но эти пресловутые Долг и Честь...
— Надо собраться с силами, я обещал Догматову прийти, — мой аутотренинг метко бил только по подушке, уткнувшись в которую, я это говорил. — Что там в Лимбе сегодня? Все спокойно?
Кряхтя и крякая от усталости, я перевернулся на бок и скукожился в позе эмбриона. Позавтракавший Прокл бегал по моему предплечью в поисках развлечения. Он спрыгнул на простыню и, деловито задрав несуществующий хвост, прохаживался перед моим носом.
— Да, безоблачно и безветренно, — лениво отозвался Яр; он присел на корточки. — Так что там было, в том сне? Кто тебе перерезал горло?
Я не хотел отвечать на этот вопрос. Глубоко в душе засела обида. Неужели мой прадед проиграл тому немцу? Остался навсегда в катакомбах звездчатого бастиона. Я надеялся, что Яр прав и все эти сны — лишь собирательный образ, а этих событий никогда не было. Я погладил Прокла по миниатюрной холке и вяло улыбнулся:
— Похоже, старуха кинула на меня проклятие ленью. Моё любимое, кстати.
— Ага, вы идеально подходите друг другу, — криво усмехнулся Яр. — И почему Прокл? Это самое дурацкое имя, которое я слышал!
— Просто проклятие, ну, уменьшительно-ласкательное, — я глупо улыбался утренним танцам своего питомца. — А что я еще ему придумаю? Не буду же давать кличку как кошке.
— Ну, не знаю, его вообще надо было бы уничтожить. Ох и хлебнешь ты с ним горя... — Яр с отвращением смотрел на прыгающего по моей руке малыша, впрочем, тот отвечал Яру взаимностью.
— А если я смогу победить свою лень, он обратится в супер-доброго покемона, которого я буду безнаказанно запускать во врагов? — я с трудом оторвал от мокрой подушки голову.
После недели кошмаров моя постель превратилась в болото, не удивлюсь, если к моему возвращению тут прорастут кувшинки. Надо бы отправить всё в стирку, а подушки и одеяло вывесить сушиться на балконе, но мне как обычно было лень.
— Нет, не обратится, он будет таким же инфернальным энергососущим уродцем.
— Я так и подумал, — горько усмехнувшись, я встал, сорвал с подушек наволочки, рывком снял простыню, потащился со всем этим добром в ванную. Надеюсь, к моему возвращению машинка успеет белье постирать, высушить и погладить.
Яр молча шел за мной следом.
— Ну, и что ты решил? — он наконец не выдержал, но смотрел с брезгливостью, потому что уже знал ответ заранее.
Я развел руками:
— Я обещал, извини, и я должен выполнить обещанное. Вопрос закрыт.
— Хорошо, тогда увидимся вечером, — его тон был сух и надменен. Всё как обычно.
— Если буду жив! — я азартно подмигнул предку, но он ответил не улыбаясь, да и вообще без тени юмора:
— Если умрёшь, увидимся раньше, не переживай.
Яр исчез, оставив после себя неприятный привкус недопитого чая и недоеденного завтрака. Я думал, благоразумно идти на дело с полным желудком, ведь силы мне ой как понадобятся.
* * *
В районе города Москвы Свиблово я действительно не бывал. Хотя время нашей встречи с Догматовым и поджимало, но я не стал звонить ему первым. Выбравшись на поверхность со стороны одноименного торгово-развлекательного центра, я глубоко вдохнул местный воздух. Обычный, московский, пропитанный страданием и болью, приперченный горьким автомобильным смогом и присыпанный сверху скоротечностью столичной жизни, больше похожей на агонию. Я надеялся, он даст мне хоть какой-то ответ на вопрос, что ждало меня впереди, на что рассчитывать и чего опасаться, но большой мегаполис — это хищник по определению. И бояться тут надо всего. Я не удосужился открыть карту и найти указанный Догматовым дом самостоятельно. Укрывшись под навесом придорожного кафе, я надеялся, что наша встреча с бывшим следователем сорвётся в последний момент. Не сорвалась. Телефон, что я бережно положил на серую скатерть рядом с чашкой свежеприготовленного кофе, зазвонил, разрушив все мои надежды. Прежде, чем принять вызов, я откашлялся. В горле все еще стоял ком после пережитой ночи.
— Да, Николай Федорович.
— Ну ты где, блин?! — Догматов заметно нервничал, хоть и улыбался.
— Я рядом, недалеко от торгового центра, что у метро. Кофе пью, а то дома закончился. Куда мне хоть идти потом?
— А ты с какой стороны вышел? Со стороны Снежной улицы?
Я даже не стал утруждать себя поисками табличек на близлежащих домах. Отхлебнув горячего тонизирующего напитка, прикрыл глаза.
— Наверное, да, я ещё тяжело соображаю. Ночь была ужасная.
— А-а, понимаю. Смотри: если ты вышел из метро со стороны торгового центра и еще не переходил дорогу, тебе это предстоит. Видишь пересечение дорог где-нибудь рядом?
Чтобы увидеть перекрёсток, мне не пришлось вертеть головой, я смотрел прямо на него. От меня метрах в пятидесяти, с внушительным островком безопасности.
— Да, есть тут такой. С другой стороны три многоэтажки, это те дома?
— Да, но нужный тебе дом чуть дальше, и он восьмиэтажный, старой постройки, не ошибешься. В общем, переходи на другую сторону, там вроде подземный переход должен быть.
— Да, вижу, — я залпом допил кофе.
Странным образом слова оперативника придали мне сил и непонятной уверенности в успешности затеянной авантюры. Догматов прекрасно понимал и чувствовал, что я не в восторге от взятых на себя обязательств, но не паниковал по этому поводу. Он говорил со мной спокойно, разжевывая каждое слово.
— Как перейдёшь дорогу, окажешься на улице Амундсена, двинешь на юг, вдоль дороги. Там где-нибудь еще раз перейдёшь дорогу. Метров через сто будет кондитерская лавка, проходишь её и дом за ней. Следующий дом наш, двенадцатый, он из светлого кирпича, как я и сказал, восьмиэтажный. Понял?
— Ну типа того, — я откашлялся, кофейная горечь прилипла к нёбу.
— Надеюсь. Если вдруг заблудишься, звони, я жду тебя за домом, в машине.
Догматов повесил трубку, многозначительно хмыкнув, а я поплёлся в сторону перехода, благо идти до него метров двадцать, не больше. Город просыпался и, несмотря на выходной, его улицы вовсю кипели жизнью.
В переходе было прохладно, солнце еще не успело прогреть воздух, водостоки влажные от конденсата. Я остановился и приложил руку к плитке. Город хотел что-то мне сказать, а быть может, показать что-то важное, но как ни всматривался я в блеклое отражение мира, не увидел ничего подозрительного вокруг. Я не видел опасности, но меня не покидало ощущение, что кто-то идёт за мной по пятам. Я увидел его на короткое мгновение: огромная бочкообразная тень. Человек или Инфернальная тварь? Я не горел желанием выяснять это прямо сейчас. Пока не меня не нападали, и мой меч в ножнах.
Я бы не заблудился в маршруте Догматова даже если бы сильно этого захотел. Как и объяснил Федорович, дом первого суицидника расположился после кондитерской лавки и перед пятиэтажкой под номером четырнадцать. Перешёл дорогу я там же, решил, что будет надежнее подойти к двенадцатому дому со стороны дворов, и не ошибся. Подъезды восьмиэтажки смотрели не на проезжую часть, а на придомовую территорию с газоном и цепью рябин, посаженных без порядка. Вполне уютная обстановка, не считая обильного количества железных ограждений, многие из которых являлись частью подъездов. Этакие решётчатые стены, в которых для полной картины не хватало дверей и замков. На ум мне сразу пришёл обезьянник в полицейском участке.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
