Всякая религиозная система очень активно работает со смертью. И с посмертием. Молитвы, ритуалы, пляски, песни, обычаи и идеи по этой тематике буквально пронизывают средневековое общество. Обычная вечерняя молитва обязательно содержит что-то типа:
— Спасибо, Господи, что позволил прожить ещё один день.
В отличие от моих современников, предки думают и говорят, хотя бы в штампах, в молитвах и приговорах, о смерти ежедневно. Ноосфера у них такая. Психика человека, постоянно думающего и рассуждающего о смерти — иная, не такая, как у моих современников.
В моё время иногда помогает "телефон доверия" или "скорая психологическая помощь". Когда человек сильно на эту тему задумывается. Кто-нибудь пробовал применять в средневековье наработанные в этом поле методики? Потому что у меня в голове только: "На всё воля божья" и "Все в землю ляжем, всё прахом будет".
* * *
Мужики гомонили в поварне у горевшего там огня. В полутьме сарая мне на встречу повернулся Кудряшок, И, по моему жесту, отвернулся носом к стенке. А Потаня как лежал — отвернувшись, так и не шевельнулся, даже когда я присел на постели.
Может, спит? Тогда я в другой раз... Нет, судя по дыханию, не спит. И скрюченные пальцы перебитой правой руки дёргаются.
— Прости меня, Потаня.
— За что? За игры со Светанкой? Бог тебе судья, боярич.
— За всё.
Пауза. Потом мужик тяжело, оберегая руку и всё равно охая, поворачивается ко мне лицом. Темновато, но я вижу его удивлённо-недоверчивый взгляд. Дело не в том, что боярич просит прощения у смерда. Сословность, она, конечно..., но люди-то живут по-людски. За вину принято просить прощения. За какую вину?
Вот чего так тяжело смотрит Потаня: что я ещё такого сделал? Какую ещё ему обиду причинил?
Помнится, я как-то сравнивал попаданца с колесом телеги, которая давит и калечит всех, кто под обод попадётся. Вот и ты, Потаня, попал. А я просто пришёл в то место, где ты жил спокойно. Проехался-прикатился. Колесо Джаггернаута по имени "Ивашка-попадашка".
Ты себе жил-поживал, попаданца не ждал. Но я пришёл и попал в поруб. Чтобы выбраться — наскипидарил Храбрита. И твоя Светана близко познакомилась с некоторыми талантами степного принца.
Потом я прочитал внимательно надельную грамотку, и сунул тебя, в качестве обеспечения своих доморощенных оперативных разработок, в поруб. А твою жену пустили по кругу и вывернули дом наизнанку.
Я не в том месте не в то время посидел на крыше, любуясь летними сумерками. Меня украли, тебе пришлось идти меня выручать, и вот — правая рука висит плетью.
Я вёл себя чуть более внимательно, чуть вежливее, добрее, чем здесь обычно принято, с твоей дочерью. Сколько раз в прежней жизни я нарывался на неприятности по этому поводу! Когда нормальная вежливость воспринималась как однозначный намёк. И здесь все восприняли это как намёк... на что-то. И установившиеся отношения между детьми в усадьбе — посыпались. Её чуть не убили, чуть не зарезали, чуть не изнасиловали насмерть.
Ты это пережил. Вскакивал, бегал, волновался. Пытался, больной и калечный, защитить своего ребёнка. Получил изгнание. "Освобождение насмерть". Сегодня твоя жена объявила, что стала моей официальной любовницей. И пообещала при первом же удобном случае подложить под меня твою дочку. А пока, чтобы не простаивать, она разминается с торком. Которого именно я и оставил в Рябиновке, которого и здесь, на заимке, снова — именно я оставляю...
И где тут место для твоей жизни? Для жизни, которую я раз за разом ломаю? Не желая, не задумываясь. Просто мимо проходил...
А у мужика-то и левая ручка крепкая. Извиняюсь за выражения — шуйца. Могучая. Как клешня. Он резко ухватил меня за ворот, притянул к лицу и бешено сообщил:
— Если с Любавой чего содеял... удавлю!
Ну вот. А ты вешаться собрался. Желание убить другого может только предшествовать готовности убить себя. Пока я живой — и ты жить будешь. А я тут надолго приземлился. Если вот такие бешеные не пришибут.
— Уймись. С ней — ничего. Я её и не видал. Да отпусти ты! А Светанины бредни... сам знаешь — язык длинный, на ветру болтается.
Осторожно покрутил головой на освобождённой шее. Временно освобождённой. Это у них, похоже, тайное семейное боевое искусство. "Втык-ван-ду". Типа: делаю один втык, второй — уже по крышке гроба.
Чуть-что — захват противника за горло. И — давить... Светана тоже за шею меня ухватила. Здесь это называется — выя. Вот она меня и "завыела". Или — "выйконула"?
Мда... Левая у Потана — могучая, хоть... хоть попаданцев дави, а вот правая — плетью висит. А что по этому поводу говорит моя пост-пост-индустриальная эпоха? Физиотерапия, электрофарез, проводимость нервных волокон... Мне всё это здесь...
Стоп! Ах, какая у меня прекрасная обширная свалка! Есть там кое-что из старых историй. Даже — картинок, даже — кино-картинок.
Точно: однажды, в одном товарном вагоне, который ехал по одной, уже несуществующей стране, один вежливый человек не захотел играть в карты. Ему очень настойчиво предлагали, а он очень вежливо возражал. И ему стало от этого очень душно. Тогда он решил улучшить вентиляцию в помещении и стукнул кулаком в стенку вагона. Так просто — ручкой стукнул. И — дощечка сломалась.
Вы доску-вагонку в руках держали? Сломать пробовали? Вот и я об этом.
Прикол в том, что у того вежливого человека была с рукой та же проблема, что у Потани. Сначала была, а потом перестала. И я помню, как он её решил! Годовой подшивкой газеты "Правда".
Ничего не помню: ни режиссёра, ни актёра, ни оператора. А вот то, что если бить в "Правду" кулаком, то кулак становиться "вагоноломным" — запомнил. Большевики, они, конечно, несгибаемые. Но "Правда" у них — вполне амортизирует.
Газет здесь нет, но заменитель... придумаем. Мне же не передовицы воспроизводить. А толщину и фактуру... Можно приблизительно.
— Потаня, ты грамотный?
— Чего это ты? Ну, буковицу разумею.
— Рука у тебя перебита. Так?
— Ну.
— Ещё раз нукнешь — игогокать заставлю. К крестьянскому труду ты не годен. Так?
— Ну. В смысле — да. Ты чего спрашиваешь? Издеваешься? Сам же видишь...
— Помолчи. Раз не годен к труда крестьянскому — будешь делать другую работу.
— Ты, боярич, молодой ещё. Глупый. Я, что, сам не думал? Какая другая работа здесь может быть? Такая, чтобы на весь год? Ремесло какое хитрое... так я не знаю. Плотницкое дело, в шорники там, в скорняки... Даже за скотиной с одной рукой не походишь. В пряхи? Бабскую работу делать? Так ведь и они двумя руками... А я вон — даже узел на вожжах, чтоб повеситься, затянуть не смог. С одной рукой-то и не повесишься... Может, утопиться мне?
— Не, не получится: выгребешь. У тебя же вторая... аж шея заболела. А ты грибков покушать не пробовал? В здешних лесах такие бледные поганки произрастают. Во-о-от такие. Скушаешь парочку — точно сдохнешь. Обещаю. Ну, три-четыре дня криком покричишь, дерьмом с блевотиной изойдёшь. Полежишь в этом во всём, погреешься. И мы тебя закопаем. Тихо-мирно под забором.
Ты что, от меня утешений да соболезнований ждёшь? Так это не ко мне, это к ГБ. А я — язва, зараза и чирей в неудобном месте. И пока ты на меня волком глядишь и к горлышку моему примеряешься — мы с тобой ещё поживём. Со злости — не вешаются, вешаются — с тоски.
— Сволота ты, боярич. Змей поганый.
— Эт да, эт ты точно заметил. Только не змей — крокодил. Никогда не видал? Зелёненький такой? Как твоя тоска. Теперь по делу. Мне нужен грамотный письменный мужик. С мозгами. Чтоб мозги были — все и даже поболее обычного. А руки-ноги — без разницы. Пойдёшь?
— Может, ты и крокодил. Злой и хитрый. А ума нет. У меня же правая рука — мёртвая. Как же я писать-то буду? Головёнка твоя, боярич, не только без волос, а ещё и без мозгов. Или ты нарочно меня дразнишь?
Нет, Потаня. Не дразню.
Ты правильно сказал: я — дурак. Да сколько ж можно мне обо все эти попадуйские камешки спотыкаться?! Не пишут на Руси левой рукой. Напрочь. Да и вообще, есть стандартное общепринятое распределение функций: вот для этого дела — правая, вот для этого — левая.
Григория Мелехова его отец по лбу бил, когда тот в детстве ложку левой рукой брал. И выбил эту... "детскую болезнь левизны". У Мелехова осталась только манера держать шашку в бою левой рукой, перебрасывая клинок из правой в последний момент.
* * *
"Левизна" считается подозрительным несчастьем. Что-то от злого колдовства. Латинское "sinister", изначально означая "левый", впоследствии приобрело смыслы — "зло" и "несчастливый". Да и в моё время "левый" отнюдь не положительная характеристика. "Левую" водку пробовали?
"Левизна" старательно выбивается родителями из тех 15% детей, которые склонны использовать левую руку или обе. Без всякой филологии и поисков сакрального смысла. Причина очевидная: левша не годен к большей части общих работ.
Пример: сидят дети за столом. Плотно сидят, по лавкам. Хлебают из одной миски в очередь. Все — правой, один — левой. Его ли под руку пихнут, он ли — всё равно матери стирки добавилось, отцу заботы — поесть спокойно не дают, приходится по чьим-то лбам ложкой бить. Косы-литовки для левшей появились в России в самом конце 20 века. А до тех пор левшу — и на покос не поставить.
Исключения: персонажи типа Лесковского Левши:
"Если бы, — говорит, — был лучше мелкоскоп, который в пять миллионов увеличивает, так вы изволили бы увидать, что на каждой подковинке мастерово имя выставлено: какой русский мастер ту подковку делал.
— И твое имя тут есть? — спросил государь.
— Никак нет, — отвечает левша, — моего одного и нет. А потому что я мельче этих подковок работал: я гвоздики выковывал, которыми подковки забиты, — там уже никакой мелкоскоп взять не может.
— Где же ваш мелкоскоп, с которым вы могли произвести это удивление?
— Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши".
Да, если "глаз пристрелявши" за пятимиллионную кратность увеличения — тут уж хоть какой рукой работай. Но волосья ему за время обучения все повыдрали.
Такая же картинка и при обучении грамотности. Сухомлинов в 40-е годы 19 века как большое достижение и недавнее новшество отмечает использование в тогдашних американских школах отдельных столов и сидений для учеников. А если детишки сидят за одним столом на одной лавке, то и писать они могут только "в строю": все правой.
Есть ещё одна деталь, которая здесь, похоже, улавливается на интуитивном уровне, а в третьем тысячелетии как-то проходит незамеченной.
Развитие левой руки приводит к усиленному развитию правого, "женского" полушария мозга. Грубо говоря, женщины-левши должны становиться умнее. И более женственными. В психологическом плане. Но мужчин-левшей вчетверо больше чем левшей-женщин. Например, еженедельно подписываемый президентом Обамой "чёрный список" — перечень персонажей, подлежащих уничтожению на планете — подписывался левой рукой.
Для таких мужчин возникает, вероятно, двойной конфликт.
Во-первых, усиливаются "женские" элементы психики, стиля поведения. И входят в конфликт с основным, "мужским" стилем. Во-вторых, у них по-прежнему отсутствует свойственная женщинам гипертрофия "мозолистого тела" — части мозга, обеспечивающая коммуникации между полушариями.
Для нормальной женской психики это даёт многопотоковость сознания, способность одновременно делать несколько дел, более широкое восприятие окружающего мира. Получается, что часть "женских" элементов нормально развиваются в мужской психике левшей, а часть гаснет, деградирует из-за отсутствия необходимых дополнительных внутримозговых информационных каналов.
* * *
В "Святой Руси" этих проблем нет — табу. Не столь жёсткое, как в некоторых древних культурах, где левшей просто убивали. Но "левой — не пишут". Жёсткость этого правила держалась ещё восемь веков и посыпалась только в России второй половины 20 в.
Сделаем сейчас. Спрогрессируем.
Глава 107
— Грубый ты, Потаня, невежливый. Себя мудрецом почитаешь, а меня дурнем лаешь. Вот смотри.
Ну-ка, дрын мой берёзовый, палочка-выручалочка — выручай. Я начал, держа свой посошок как обычно в левой руке, рисовать буквы на земле возле постели Потани.
— Вот — "аз", вот — "буки", вот — "веди". Видишь, можно и левой рукой писать. Небеса не разверзлись, гром не гремит. Может, тебе ещё и юс иотированный изобразить?
В сарае было уже темно, Потаня свесился с постели, напряжённо приглядываясь к чёрточкам, оставляемым на земле концом моего дрючка.
— Какие же это буквы? Будто курица лапой. Не устав совсем.
* * *
Какие знакомые слова! Будто снова в начальной школе. Никогда не видел, чтобы курица писала лапой. Или ещё чем. По мне, процарапывать бересту острой палочкой — ничего другого получить не возможно.
"Устав" здесь скоро сменится "полууставом". Потом придёт скоропись. Которая в каждой школе будет своя. Настолько разная, что уже в 16 веке поп в Витебске, выступая свидетелем в деле о подлоге завещания своего ученика, будет говорить:
— Сиё есть лжа. Он так писать не мог, ибо у меня учился. А я сей скорописной грамоты и сам не знаю.
Потом много чего будет. Включая весьма интересную школу российской казённой каллиграфии. И десятки тысяч людей, чьё благополучие основывалось исключительно на красоте почерка.
Только на красоте — знание, например, арифметики не считается. И писари главного штаба российской армии, красиво вырисовывающие приказы и реляции, не могут правильно сложить три-четыре четырёх-пятизначных числа: в сводных ведомостях русской армии, составляемых в течении месяца до и месяца после Бородинской битвы, нет ни одной правильной итоговой суммы.
Потом появится "поколение указательного пальца" и умение вырисовывать буковки и складывать циферки отомрёт за ненадобностью.
* * *
— Тебе челобитные светлому князю не писать, а я и без завиточков пойму. Писать-то для меня будешь. Хочу тебя тиуном в Пердуновку поставить. Вот тебе и работа круглый год, и обе руки не надобны. Что грамотку составить, что мужиков подправить — с таким-то кулаком... И одной левой справишься. Жильё, прокорм — у смердов возьмёшь. Не нагло, не через меру, но без ущербу для себя. Управляй себе селищем. И в ус не дуй.
Пауза несколько затянулась. Мужик переваривает щедрость моего предложения. Сейчас благодарить начнёт, руки целовать...
— Назад в холопы загнать хочешь?! Чтобы Светанке с Любашей удобней подолы задирать было?!
Ты чего, дядя?! Какая связь?! У тебя не только с рукой, но и с головой проблемы? Я ж к тебе со всей душой! Такой вариант! Обеспеченный, для тебя выигрышный...
* * *
Ё-моё! А я и вправду дурак! "Русская Правда"!
Боярин, владетель отдаёт самое важное — управление имуществом и воспитание детей — только рабам. В "Правде" чётко выделены три позиции: тиун, пестун и кормилица. За них и вира больше: не 5-6 гривен, как за простых рабов и рабынь, а 12. В суде раб говорить не может. Кроме тиуна — при отсутствии других свидетелей из вольных людей его показания принимаются.
