— Чтобы добраться до него, мне придется убить многих.
— Это не повод терять человечность.
— Что вы имеете в виду, учитель?
— Убийство — это необходимость, всего лишь работа, которую нужно сделать. Такая же, как, к примеру, чистка печных труб или вынос нечистот. Никто не хочет таким заниматься, но кому-то приходится. Точно так же и с вот этим, — он подкинул в руке деревянный меч, ловко поймал его и снова подкинул, не глядя. — И я и Шис, и Рилат убили сотни человек, причем делали это самыми разными способами, но это не значит, что мы любим вид крови и наслаждаемся мучениями жертвы. Теперь понимаешь?
Антэрн неуверенно кивнул, кажется, до него начало доходить.
— Вы хотите, чтобы я вышел и просто сделал работу. Без страха и злости, без ненависти и радости?
— Да. Ты уже лучше большинства моих учеников, да что там, учителей! Я хочу, чтобы к тому моменту, когда ты получишь кольцо мастера меча — а это будет — ты сумел бы обуздать своих демонов, ну или, хотя бы, загнал их как можно глубже.
Мальчик слабо улыбнулся.
— Хорошо, учитель. Я все закончу быстро и чисто.
— Вот и молодец, — учитель еще раз потрепал юношу по волосам, и неожиданно обнял. — Мальчик, — шепнул он ему на ухо. — Я знаю, как тебе тяжело и больно, но не думай, что ты один. Всегда есть люди, которые помогут и поддержат, ищи таких людей и никогда, слышишь, никогда не подводи их.
Он резко — точно устыдившись своих чувств — отшатнулся и покинул тренировочную площадку, оставив Антэрна в одиночестве. Тот сидел, не смея шелохнуться, и думая о прошлом, о настоящем, и, конечно же, о будущем. О жизни, о смерти, о вечности и неизбежности.
И о Драконе!
Наконец, совершенно измотанный, юноша отправился спать, и на сей раз ни один кошмар даже не подумал посетить его.
Весь следующий день прошел в переговорах. Школа Сокола была слишком серьезным заведением, чтобы можно было просто так взять, и отказаться от вызова на дуэль, официально направленной от лица одного из старших учеников. Но, естественно, никто не хотел, чтобы схватка один на один превратилась в побоище.
Такое случалось сплошь и рядом — раны, нанесенные Войной Семерых был еще свежи, а школы фехтования и раньше не отличались кротким нравом. Когда большое количество людей, отлично умеющих убивать, собирается в одном месте, это всегда опасно как для них самих, так и для окружающих.
Именно поэтому наставники обратились за помощью к церкви. Жрецы Возрождающегося Бога нередко выступали посредниками в переговорах такого рода, а также — судьями, следящими за соблюдением всех правил дуэльного этикета. Ну а церковные копьеносцы просто великолепно справлялись с задачей остужения горячих голов. Или отрубания голов совсем уж раскаленных — для последнего они применяли алебарды, гизармы и глефы, владели которыми эти люди не сильно хуже, чем копьями. А об их навыке боя с помощью копий наглядно говорил тот факт, что Шиссрэн и сам три года ходил в рясе.
Еще день ушел на подготовку мероприятия, слух о котором, естественно, разошелся по гигантскому городу со скоростью лесного пожара. Все, кто хоть что-то смыслил в сражениях, желали получить доступ и, естественно, церковники изрядно нажились на этом.
Впрочем, Антэрну не было ни малейшего дела до всей этой ерунды. Юношу занимало только одно — грядущая схватка. Он предвкушал по-настоящему серьезный поединок, который даст ответ на вопрос: "имело все это смысл, или нет". Обидчик любвеобильного северянина был старшим учеником, причем со слов наставника, далеко не последним в своей школе.
"Значит, я пойму, есть ли шанс найти и победить Дракона", — думал Антэрн.
Смерти он, как ни странно, совершенно не боялся. Тут все было просто — если он после стольких лет обучения не справится всего лишь с одним противником, сражаясь совершенно честно, под пристальным оком судей и множества зрителей, то нечего и говорить о мести. Значит, он заслуживает смерти.
И вот, когда все было готово, и мальчик, запертый в монастырской келье, готовился к поединку, дверь внезапно отворилась. Антэрн, несказанно удивленный этим явлением, посмотрел на вошедшего. Им оказался избитый северянин. Надо сказать, что спустя пару дней тот стал выглядеть чуть лучше — опухоли сошли, синяки начали желтеть, разбитые губы — покрылись твердой коркой. Да и сломанный нос ему правили на место.
Антэрн молча смотрел на него, не собираясь первым начинать разговор. Со сверстниками он вообще вел себя крайне замкнуто и сдержанно, натягивая на лицо непроницаемую маску. Лишь с учителями подросток еще показывал эмоции, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше. Рилат, время от времени навещавший школу, предрек, что к восемнадцати Антэрн вообще разучится вести себя, как человек, а если и будет изображать какие-нибудь эмоции, они будут выглядеть неестественно. Все тогда рассмеялись, однако Антэрну начинало казаться, что его первый наставник был не так и далек от истины. И, что самое страшное, его это совершенно не смущало.
— Слушай, — северянин наконец-то разорвал тишину.
Было видно, что говорить тому тяжело и больно — давала о себе знать сломанная челюсть, которая просто физически не могла зажить за два дня, но он все-таки старался.
— Да? — спросил Антэрн.
— Спасибо.
— За что?
Мальчик шмыгнул в келью, затворив за собой дверь и сел напротив Антэна. Он посмотрел на собеседника, и подросток сразу разглядел в этом взгляде живой ум.
— Ты мог не заступаться. Я действительно сам виноват.
Антэрн пожал плечами.
— А разве теперь это имеет значение?
Мальчик резко помотал головой.
— Для меня — имеет.
Антэрн вновь пожал плечами и прикрыл глаза, давая понять, что хочет провести несколько минут в покое и его не следует отвлекать. Но северянин оказался настойчивым.
— Слушай, будь осторожен, этот тип опасен. Не удивлюсь, если он затеет грязную игру.
Антэрн открыл глаза и пристально воззрился на своего собеседника.
— Не волнуйся, — сказал он, наконец. — Если получится, я тоже буду мухлевать.
Глаза того расширились, затем он резко зажал рот руками, удерживая рвущийся наружу хохот. Смеяться со сломанной челюстью мог бы только полный дурак. Успокоившись, мальчик протянул Антэрну руку и представился:
— Хис-Тир.
"Кажется, он не отвяжется просто так. Ладно".
Антэрн ответил на рукопожатие и произнес:
— Антэрн. А тебе пора идти, скоро придут церковники.
Он оказался прав — не прошло и пяти минут, как появились два копьеносца, облаченные в ослепительно-белые одежды воинов церкви. Они сопроводили его на дуэльную площадку. В одном из монастырских дворов монахи насыпали свежего желтого песка и поставили трибуны, на которых и разместились все желающие. В центре ристалища замерли трое — монах, Килэрн и, как догадался Антэрн, глава школы Клинка, дробящего камни.
Мужчины о чем-то тихо переговорили, затем, пожав друг другу руки, разошлись каждый к своему ученику. Килэрн торжественно передал Антэрну дуэльный меч — простой, с двусторонней заточкой, длинной в два-два с половиной фута.
Ни парного клинка, ни щита, ни, конечно же, доспехов, не полагалось.
— Помни, что я говорил, — произнес наставник и неожиданно поцеловал Антэрна в лоб. После этого он отступил и застыл, точно статуя, скрестив руки на груди.
Сказать, что Антэрн был поражен, означало не сказать ничего. Действия учителя буквально выбили его из колеи, а потому юноше понадобилось несколько глубоких вдохов для того, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Восстановив душевное равновесие, он вступил на песок и неторопливо двинулся вперед.
С противником они сошлись возле священника. Парень, измордовавший Хис-Тира, был высок, широкоплеч, явно умел — об этом говорило то, как он двигался. На смазливом лице, обрамленным прекрасными светлыми локонами, застыло выражение столь ярко выраженного презрения, что, казалось, его можно соскабливать и расфасовывать по баночкам, точно снадобье.
"А ну подходи, налетай, кому немножко высокомерия"! — эта забавная мысль вызвала у Антэна улыбку.
Это не укрылось от белобрысого и тот, дождавшись, пока священник договорит ритуальные слова и чуть отстранится, тотчас же выхватил меч, и прошипел:
— Сейчас я сотру эту ухмылку с твоей рожи, недомерок.
Антэрн ничего не ответил — какой смысл в том, чтобы чесать языком во время боя. Вместо этого он принялся осторожно прощупывать оборону своего противника, прикидывая, как лучше вести с ним бой. Один осторожный выпад, еще один, и еще.
Блондин, кажется, решил, что подросток его боится, потому что он гнусно ухмыльнулся и пошел в атаку. Быстро, решительно, напористо, и совершенно безоглядно. Это так сильно отличалось от всего, что вбивали все последние годы в Антэрна, что тот удивленно моргнул и перевел первый же мощный рубящий удар в сторону, отчего бок его оппонента оголился.
Соблазн чиркнуть по нему мечом был велик, но юноша пересилил себя. Что бы там ни говорил мастер, а обойтись одной лишь первой кровью он не собирался. После разговора с наставником Антэрн решил, что получать наслаждение от чужой смерти он не будет. Он пообещал самому себе, что постарается драться спокойно, без эмоций, подходя к сражению как к работе. Он не будет играть со слабым, точно кошка с мышкой, и перестанет задабривать своих демонов свежей кровью, пока это еще не успело войти в привычку. Но и оставлять могущественного врага в живых Антэрн тоже не собирался.
"Хватит с меня и Дракона", — подумал он. — "Незачем плодить врагов".
А это означало лишь одно — его оппонент должен умереть.
Еще одна атака приоткрыла ноги блондина. Еще одна — его левую подмышку. Парень был неплох, исправлял недочеты почти сразу же и, наверное, даже не догадывался, что мог уже получить три ранения различной степени тяжести. Но вот его учитель-то все понимал прекрасно — Антэн краем глаза заметил, как изменилось лицо мастера школы Клинка, дробящего камни. Не будь по краям поля охранников с копьями и не сдай все зрители оружие, тот бы уже бросился на подмогу.
Собственно говоря, именно потому, что такие случаи не были редкостью, церковники пользовались такой популярностью, как посредники.
Еще атака. Антэрн крутился вокруг своего оппонента, выискивая подходящий момент. Этот бой, схватка, которую он ждал последние дни, которую так жаждал, в которой надеялся узнать столь многое, успела наскучить ему. Он понял и выяснил все, что хотел,.
"Да, у меня есть шанс достать Дракона"!
Вот и все, что имеет значение. Только месть.
А всякие напыщенные идиоты — лишь препятствия, которые следует устранять. Спокойно, хладнокровно, без эмоций.
И вот, момент, наконец, настал — блондин, видимо, посчитав себя самым умным, поддел немного песка и, бросив его Антэрну в лицо, атаковал резким колющим выпадом. Антэрн был готов к этому еще в тот момент, когда противник только начал погружать мысок своего сапога, а потому он совершил полуоборот и с размаху ударил по руке. Дуэльные мечи были специально сделаны так, чтобы ими нельзя было рубить руки и ноги, а потому Антэрн не бил со всей силы, иначе лезвие просто застряло бы в кости. Меч рассек сухожилия и вену, а Антэрн, выдернув свое оружие из раны и повернув кисть, коротко чиркнул, проведя глубокую полосу через глазницы своего врага.
Тот взвыл так, что, казалось, еще немного и с веток попадают птицы.
И это тоже не имело значения — Антэрн не испытывал радости. Он не чувствовал грусти. Он вообще ничего не ощущал. Простая работа, которую следует сделать наилучшим образом.
А потому он перевел центр тяжести на другую ногу, обхватил яблоко на рукоятке своего меча левой ладонью и нанес поверженному и истекающему кровью врагу страшный рубящий удар, погрузивший лезвие почти наполовину в его шею.
После этого подросток отступил на шаг и замер, глядя на то, как к умирающему спешит учитель и два монаха. Лицо его было непроницаемым.
* * *
Тишайя не хотела ничего говорить Антэрну, и у нее была веская причина для этого. Свой небольшой отряд, устроивший засаду, она наняла через одного скользкого типа по имени Гаал, с которым и раньше имела дела. Сами воины не знали о ней ничего: встретились в условленном месте, сделали обговоренное, получили свои деньги полновесным золотом и так быстро, как только могли, разбежались — люди они были опытные и понимали, во что ввязываются.
Поэтому, даже если кто-то из них сболтнет лишнего, это ровным счетом ничего не даст врагам, ну, кроме, разве что, словесного портрета. И хотя Тишайя была очень красивой женщиной, да еще и со сравнительно редким цветом волос, выйти на нее будет нереально. Но есть одно "но". Этот самый Гаал, человек, который собрал всех, и который знает слишком много. А значит, придется заставить его умолкнуть и унести свои опасные секреты в могилу, туда, куда не доберется эта проклятая копейщица!
В то, что враги сумеют выйти на Гаала, сомнений у Серебряной Молнии не было никаких. Вот только им потребуется на это время, быть может, не так и мало — даже если кто-нибудь из наемников решит предать ее и рассказать все, что знает, ему сперва придется вернуться в замок, а потом еще пройдет какое-то время, прежде чем ему поверят и снарядят отряд.
Поэтому, если спешить, то можно будет обрезать единственную ниточку, ведущую в Серебро и Медь, и раствориться прежде, чем за нее потянут.
Именно поэтому Тишайя спешила, загоняя в диком галопе одну лошадь за другой. И именно поэтому уже спустя три дня она подъезжала к небольшому городку, расположенному на морском побережье. Наступал последний вечер в жизни Гаала.
Именно с такой мыслью Серебряная Молния передала своего замыленого скакуна в конюшню, и отправилась в нужный постоялый двор. Тут она кинула пару монет мальчишке-слуге и приказала передать Гаалу, что Тишайя ждет его.
Вечерело, и у нее оставалось еще некоторое время, а потому воительница решила, что имеет смысл перекусить, и заказала себе плотный ужин.
Она как раз заканчивала жареного кролика, когда дверь открылась, и в помещение, в сопровождении двух телохранителей, вошел невысокий мужчина средних лет, чей левый глаз закрывала черная повязка. Он двигался быстро, цепко ощупывал своим единственным глазом окружающее пространство, и вообще вел себя настороженно.
Впрочем, в этом не было ничего необычного — характер работы Гаала подразумевал, что в любой момент он может получить нож в спину.
— Привет, Серебряная, — ухмыльнулся он, остановившись на расстоянии в двадцать шагов от нее.
После этого Гаал взял стул, на который и водрузил свое седалище, и по его напряженной фигуре Тишайя поняла, что он ждет подвоха.
"Молодец, предусмотрительный, вот только это тебе не поможет", — нехорошо подумала она, прикидывая, сможет ли преодолеть разделяющее их расстояние за две секунды, или все-таки нет.
— Здравствуй, Одноглазый, — в тон ему отозвалась Тишайя. — Как жизнь?
— Не жалуюсь, — он исподлобья глянул на собеседницу, одновременно с этим почесав проплешину на голове. — Ты давай, к главному переходи.
