Вечером Костя перезвонил и сказал, что поедет один, если я не возражаю. Девчонки не могут. Я не возражал. Юльке звонить не стал, хотел сделать сюрприз.

Вырица мне понравилась. Большой железнодорожный мост нависал над живописным берегом, с обеих сторон которого виднелись желтые полоски пляжей. Прежде чем идти к Юльке, мы решили искупать-ся. Вернее, решил я, совершенно измученный поездкой в раскаленной электричке. Костик сказал, что вряд ли полезет в воду, холодно еще, а впрочем, посмотрит.

Мы спустились с заросшего травой обрыва и двинулись вдоль берега. Местами он зарос камышом, но дальше река разливалась, представляя глазам широкую синюю гладь. Повсюду кучки загорающих лю-дей, звуки музыки и радостные детские крики. Я засмотрелся на какого-то пловца, изо всех сил колотившего руками по воде. Он плыл, но относительно берега стоял на месте, зато, когда развернулся, поплыл с неверо-ятной скоростью, как заправский чемпион. Ну, и течение здесь!

Наконец, мы нашли удобное место и присели на травку. Час, проведенный в электричке, стал су-щим адом. Я выпил всю воду, что взял с собой, и чувствовал невыносимую жажду. Внутри меня горело, ко-жа напоминала засохшую луковицу, мне казалось, вот-вот она начнет отваливаться. Быстрее в воду!

Я лихорадочно стягивал одежду.

— Ты что, сразу в воду? — удивился Костя.

— А чего ждать? — спросил я и закашлялся от сухости в горле.

— Подожди меня, — сказал приятель, но я отмахнулся и с разбегу плюхнулся в речку. Хороша реч-ка! Погрузившись с головой, я тут же ощутил течение. Оно властно повлекло куда-то, но сдаваться я не со-бирался. Заработав руками и ногами, я с изумлением заметил, что, как ни в чем не бывало, спокойно плыву против течения. Забавно. Тот 'чемпион' так не мог! Костик прыгал на берегу, запутавшись в штанине, и я решил нырнуть.

Дно реки поразило не меньше, чем мощное течение. Оно было вымощено огромными и ровными базальтовыми плитами. То ли река так сгладила каменистое дно, то ли ледник, в незапамятные времена пропахавший это русло. Я парил в глубине, трогая шершавый базальт, и чувствовал прикосновение време-ни. И вдруг понял, что меня не тянет наверх, и дышать совершенно не хочется! Я мог бы оставаться под во-дой вечно... Спохватившись, что Костик начнет меня спасать, я немедленно всплыл. И едва не столкнулся с прыгнувшим в речку Костей.

— Я уж тебя потерял, — сообщил он, отплевываясь. — А водичка ничего, можно поплавать.

Признаться, ни тепла, ни холода воды я не ощущал. Только в первые секунды. Затем моментально привыкал и чувствовал лишь сопротивление среды. Впрочем, сопротивлением это можно назвать лишь условно. Я ощущал плотность и упругость течения, но не так, как чувствовал это раньше. Я мог спокойно плыть против течения, мощные струи огибали мое тело, ничуть не мешая плыть. Открытие поразило так, что я едва не открыл рот. Вода не только давала силы, я мог в какой-то степени управлять ею!

Костик уже вылез на берег, а я все никак не мог наиграться с водичкой. Ай, да я! Что же получается? Потерял жизнь, но взамен получил невероятное, непостижимое умение...

— Ты там весь день сидеть будешь? — крикнул Костик. — Выползай!

Я нехотя вылез из реки, чувствуя себя, как первое земноводное. Определенно: моя стихия теперь вода, а воздух и солнце — враги.

— Давай в картишки, — предложил приятель.

Я нехотя кивнул:

— Давай, только недолго. К Юльке пора. Пока еще дом найдем...

Игра шла неважно. Признаться, в карты мне никогда не везло, козыри мною брезговали, шестерки любили, как родного. Я проигрывал все партии подряд, думая о своих новых способностях. Надо бы еще что-нибудь попробовать, размышлял я, может, рыбу половить? Удочки у нас нет, но, вдохновленный новой силой, я решил, что запросто поймаю рыбу руками...

Только жара не радовала. Хорошо, что небо наводнили большие пушистые облака, иногда закры-вая зловредное солнце. Тогда мне становилось легче.

Внезапно я обратил внимание на девочку, игравшую в воде. Она ходила по мелководью, толкая перед собой цветной надувной мячик. Тревожное предчувствие вдруг овладело мной, и я не мог оторвать взгляд от ребенка.

— На что ты там засмотрелся? Ходи давай.

Я еле отвел взгляд от воды и торопливо бросил карту.

— Бито! — объявил Костик, но я его не слушал. Рядом с девочкой появилась голова. Женщина, судя по длинным темным волосам. Я приподнялся. Да мало ли кто купается, подумалось мне, но почему из воды видна одна голова? На мелководье? Почему она не встает?

Они о чем-то говорили. Затем девочка кинула женщине мячик. Та вытащила из воды руки и кинула его обратно. Девочка радостно засмеялась. Где ее родители, подумал я.

Ребенок заходил в воду все дальше.

— Не видишь, с кем там девочка играет? — спросил я у Костика.

— Какая девочка? — оживился он и, увидав ребенка, поостыл, — а-а, эта... Ни с кем.

Несмотря на жару, мне вмиг стало холодно. Костя уткнулся в карты, но я настойчиво дернул его за руку:

— Костян, посмотри внимательно! Ты никого не видишь?

— Чего?

— Рядом с девочкой никого не видишь?

— Никого я не вижу. Одна она. Ты чего, Энди, перегрелся? Или перекупался?

— Похоже, — сказал я, вскакивая на ноги. — Пойду, окунусь!

— Давай доиграем...

Но я уже бросил карты и бежал к воде.

Не знаю, видела ли она меня, но тут же резко дернула девочку за собой, таща на глубину. Детский визг вспорол воздух и захлебнулся. Я увидел, как ребенок исчезает в темной воде, а яркий мячик крутится над расходящимися кругами. Я с разбега нырнул. В воде тело окрепло, я быстро нагонял тварь, тянувшую за собой ребенка. Это была женщина с бледно-синим телом, нагая и длинноволосая. Я настиг ее и вцепился в волосы. Она отбивалась изо всех сил, но я был сильнее и злее. Плохо то, что уходили секунды, а ребенок был на глубине.

— Ты кто?! — взвизгнула она, пытаясь вырвать добычу. Я ударил тварь в лицо, и она отпрянула. Отшвырнув русалку, я схватил недвижное тельце и мигом всплыл. И лишь спустя минуту понял, что слышал голос женщины... под водой!

У берега собралась толпа. Несколько парней спешили мне навстречу. Мать девочки кричала, и хо-рошо, кто-то держал ее, не давая подойти. Она бы только навредила. Я вынес ребенка из воды и стал нажи-мать на грудь, делая искусственное дыхание. Никакого эффекта. Неужели умерла? В отчаянии я сжал паль-цы, и они сами сделали неведомый пасс, и вода тотчас вышла наружу. Закашляв, малышка вздохнула и заревела. Слава Богу!

— Ну, Андрюха, ты крут! — раздалось над ухом. Это был Костик.

— Спасибо вам огромное, спасибо, — говорила мамаша, баюкая ребенка на руках.

— Будьте внимательны, — медленно проговорил я, — будьте очень внимательны...

Костя что-то говорил, хлопая меня по голой спине, а я почему-то думал: это была русалка! Насто-ящая русалка! И она под водой разговаривала! Я слышал и видел, как открывался ее рот. Но ведь это не-возможно! Хотя, что теперь невозможно? Есть ли вообще что-то невозможное?

Потом мы искали Юлькин дом, а когда нашли, было далеко за три. Поздновато. Юлька говорила: приезжай пораньше, а я не рассчитал. Но надеялся, что Юлька не обидится.

Дом ее бабушки выглядел симпатично и даже мило, в отличие от старого, местами покосившегося забора. Мы открыли калитку и вошли во двор.

— Юля! — крикнул я. За стеклами мелькнула чья-то тень, двери дома открылись, и явилась Юлька.

— Ой, привет, Андрюшка! — сказала она. Казалось, она не ожидала моего приезда, хотя сама при-глашала. А может, не рассчитывала, что я появлюсь так поздно. И тем более с другом. Ну, Костика она пре-красно знала, и тоже ему обрадовалась.

— Привет, Костя.

— Привет, — поздоровался приятель. — А ничего у вас здесь, красиво.

Нас пригласили в дом, и мы вошли. Обстановка внутри была самая что ни на есть дачная: дожи-вавшая свой срок старая мебель, ситцевые занавески и застекленная веранда с кухней.

— Здравствуйте, молодые люди, — сказала Юлина бабушка, появляясь из соседней комнаты. Это была крепкая на вид старушка с дворянской осанкой и внимательными строгими глазами. — Проходите.

— Здравствуйте, — сказали мы.

— Юленька, сделай, пожалуйста, чаю гостям, — распорядилась бабуля. Мне сразу стало ясно, кто здесь хозяин.

Мы попили чаю, беседуя, в общем, ни о чем. Мне Юлина бабушка понравилась. Этакий островок прошлого, интересный и даже загадочный. Мне, признаться, были любопытны люди 'прошлой эпохи', я часто вспоминал своего деда, ветерана Финской и Отечественной войн, дошедшего до Берлина. Это был необычайно волевой человек, никогда не поступавший принципами. Втайне мне хотелось походить на него, и Юлина бабушка показалась мне таким же твердым и цельным человеком.

Но беседа с ней не клеилась. Судя по разговору, Костя понравился бабушке больше меня. Я даже удивился. Металлист-раздолбай и старушка весело болтали друг с другом, я же молча пялился на Юльку.

— Плохо, что ты так поздно приехал, — наконец, сказала она.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Мы на пляж ходили, — сказал Костя, — и знаете...

— Мог бы сначала ко мне зайти, — обиженно произнесла Юля, и бабушка строго сказала ей:

— Не перебивай гостя. Продолжайте, Константин.

— Так вот, Андрей утопающего спас! — разболтал приятель. — Вернее, утопающую. Девочку.

Две пары глаз уставились на меня, и мне стало обидно, потому что мне казалось: они не поверили. Что, физиономия не та? Черт с ней, с бабушкой, но Юлька!

— Я даже не заметил ничего, а он сразу прыгнул в воду и ее достал! Я и не думал, что Андрюха так сможет! Он молодец! — нахваливал Костя.

— Действительно, выдающийся поступок, — сказала бабушка. — Юля рассказывала мне о вас и, признаюсь честно, я не думала, что вы на такое способны.

— Интересно, что же она такого рассказывала обо мне, что я не похож на человека, способного сделать что-то хорошее? — спросил я. Бабушка произнесла фразу самым доброжелательным и даже вос-торженным тоном, но ее слова неприятно задели. Я загорелся. А когда я загораюсь, лучше не подходить!

— Извините, я не имела в виду лично вас, — сказала бабушка. — Просто современная молодежь, как мне кажется, не способна на поступок. За редким исключением. Конечно, не каждому дано стать героем, но в мое время люди к этому стремились, и молодежь особенно. Сейчас другие нравы.

В чем-то она была права, но я стал спорить:

— Нравы, как известно, формирует общество. А молодежь — его часть, как и старшее поколение. Хотите, чтобы мы были правильными — а что мы видим? С кого брать пример? У одного отец квасит без пе-рерыва, у другого вообще отца нет, — тут я намекнул на себя. — Легко говорить: вот мы в свое время...

Вообще у меня с красноречием неважно, но бабушка слушала внимательно, и я выдал:

— Какие у нас перспективы? Ну, закончу институт — и что? Таких, как я — тысячи, и каждый меч-тает стать начальником, сидеть в офисе и получать кучу денег. На завод никто из нас не хочет. И я не хочу. Зачем мне это нужно? Видел, что там. До сих пор на станках трофейных, от немцев еще, работают! Скаже-те: легких путей ищу? Да, ищу, что в этом такого? Человечество всю историю стремится себе жизнь облег-чить, на этом прогресс держится.

— Прогресс должен быть в головах, — сказала бабушка. — Вот его я и не вижу. Ну, изобрели ваши, как их там, компьютеры — и что? Люди лучше стали? Умнее? Воспитанней? Кто сейчас место старшему уступит, руку даме подаст?

— Я уступаю, — сказал я. — Но, вообще говоря, это личное дело каждого, ведь все в транспорте платят одинаково. И у каждого есть право сидеть, если он сел. Это нормально.

— Нет, не нормально. Если человек не видит, что ближнему плохо — а старикам всегда плохо, уж поверьте мне — это ненормально. Если не видит в каждом старике своего родителя — это ужасно. Если стесняется или боится говорить правду — это страшно. И так можно прожить всю жизнь, Андрюша. И что останется от такого человека, равнодушного, себялюбивого? Я не говорю о душе, вы, молодежь, пока не задумываетесь об этом. Конечно, у вас вся жизнь впереди.

— Мне кажется, вы просто нам завидуете, — сказал я, поймав встревоженный взгляд Юли. Наверно, ей показалось, что я слишком откровенен.

— Конечно, завидую! — рассмеялась бабушка. — Кто же молодым не завидует? Вы сами себе за-видовать будете через десять лет!

Что тут говорить? Я был разбит. Юлина бабушка сказала то, о чем я только начинал задумываться, и сказала так, что крыть было нечем.

— Извините, а у вас расписания поездов нет? — очень вовремя спросил Костик. — А то, как бы нам не опоздать на последнюю.

— Ну, последняя электричка еще не скоро, — сказала бабушка. — Сейчас я найду расписание.

Она вышла в соседнюю комнату, и я услышал, как скрипнула дверца старого серванта.

— Ты с бабушкой больше общался, чем со мной, — недовольно сказала Юлька.

— Виноват, — сказал я, — исправлюсь.

Я видел, что Юля напряжена. Что-то случилось или она просто не в настроении? Обычно я легко разрешаю такие ситуации шуткой, но сегодня мне не шутилось. Слишком многое случилось за этот день, и мозги отказывались работать, переваривая нахлынувшую информацию. Чувство родства с водой, спасение девочки, схватка с русалкой, этот спор с бабушкой, и ее слова, заставшие врасплох.

Ведь я мог умереть, упав с моста! А если бы умер, что останется от меня? Воспоминания друзей, любовь Юли и тройки по сопромату с математикой?

Костя деликатно вышел во двор покурить, чтобы дать нам объясниться.

— К тому же ты дерзил, — вполголоса сказала Юля. — Не мог помолчать, что ли? Вот Костя моло-дец — просто разговаривает и не спорит. Вот зачем ты спорил, зачем? Бабушке вредно волноваться, у нее сердце больное.

— А я откуда знал? Ты мне говорила?

— Ты всегда найдешь оправдание.

— Когда я не прав, я это признаю, — твердо сказал я. — Когда точно неправ.

— Только этого никогда не бывает, — съязвила Юлька. Не ожидал от нее. Вообще, язык у нее под-вешен, но только не для таких споров.

— Иди к ней и извинись, — сказала она, понизив голос.

— С чего это? Что я сказал?

— Не извинишься — пеняй на себя! — зловеще пообещала Юлька, и я пожал плечами. Ладно, изви-нюсь. Я ради нее с моста прыгнул, так это и вовсе пустяк. С меня не убудет.

Я прошел с соседнюю комнату. Бабушка стояла возле серванта и, нацепив на глаза очки, читала расписание. Войдя в дверь, я остановился, как вкопанный, инстинктивно прикрыв глаза. Прожектор там у нее, что ли? Сквозь щели меж пальцев я увидел: ослепительно яркий свет исходил из угла комнаты. Там, на полочке, стояла икона.

— Что с вами, Андрюша?

— Ничего, — я помотал головой, стараясь не смотреть в тот угол. Сияние иконы заполняло комна-ту, и свет лампочки на потолке казался тусклым и жалким. — Я хотел извиниться.

— За что? — она внимательно смотрела на меня.

— Наверно, я вел себя слишком грубо.

— Вы говорите 'наверно', значит, не чувствуете вины. Зачем же тогда извиняться?

Конечно, я не мог сказать о Юльке, что это ее идея. Но бабушка, похоже, догадалась.