Александр. Великий поход -2

Еще не совсем остывший от своего поражения, грек не сразу заметил небольшую группу всадников скакавших в его направлении от лагеря наемников. По ярко зеленому плюмажу шлема одного из ехавших, Мемнон безошибочно определил среди всадников своего помощника Харидема. Афинянин активно помогал Мемному в увеличении численности греческого корпуса, стремясь показать себя перед персидским владыкой с самой лучшей стороны.

Кроме этого, Харидем упорно лелеял мечту вернуться в родные Афины если не вторым Фемистоклом, то на крайний случай вторым Алкивиадом.

— Что случилось? — тревожно спросил его Мемнон, едва только всадники съехались друг с другом.

— Ничего, все в порядке. Просто дозорные заметили тебя с эскортом, и я не утерпел первым узнать результат переговоров с Арситом. От упоминания о переговорах на лице грека заходили желваки, и собеседник моментально все понял. Он развернул своего коня и, пристроившись сбоку от стратега, стал терпеливо выжидать, когда то заговорит.

— Эти глупцы решили дать немедленную битву Александру, слепо уповая на численное превосходство хмуро произнес Мемнон.

— Как!? — горестно воскликнул Харидем. — Ведь они только — только научили свое войско двигаться ровным строем и организовали отряды секироносцев. Македонская фаланга сомнут их при любом раскладе боя.

— Персидские вельможи Мефрен и Спитаф засмеялись мне в лицо и объявили трусом, когда я сказал им эти слова. Я пытался апеллировать к присланному царем вельможе Мефридату, но тот остался глух, как и сатрап Арисит и командующий флотом Фарнабаз. Он отказался предоставить в мое распоряжение корабли для перевозки корпуса в Грецию.

Услышанные вести холодным ушатом окатили разгоряченного Харидема, продолжавшего ехать вблизи своего командира.

— Но ведь это несусветная глупость бросать необстрелянное войско под мечи и копья фалангитов. Этим самым они только играют на руку Александру, давая македонцу блестящий шанс уничтожить все персидские войска в Ионии разом.

— На их языке это звучит как проявление доблести и храбрости. Персидские рыцари не должны бегать от врага, а нужно раз и навсегда покончить с ним в открытом бою, подобно великому Киру и Дарию. Спитаф чуть было не назвал меня изменником, когда я предложил начать организовывать выжженные зоны во Фригии и Лидии на пути Александром. Он пообещал казнить любого, кто только посмеет срубить хоть одну пальму или разрушить колодец в его сатрапии. Гордые сыны Персии решили встретить македонцев на Гранике и, используя его каменистый берег перебить их при переправе.

— Боюсь, что эта участь грозит только им — хмыкнул Харидем и, помолчав тихо, добавил. — Неужели они действительно такие глупцы?

— Нет Харидем, я осознал это только сейчас, когда вспомнил, с каким нескрываемым превосходством смотрела на меня почетная стража воителя Мефрена, которого Дарий прислал наблюдать за этой войной. Сейчас ими движет огромное желание самим разбить Александра и доказать царю свою личную отвагу и умение храбро сражаться против греков и македонцев. Их сильно беспокоят мои прежние победы над Пармерионом, совершенно не понимая, что одного страстного желания против такого противника как Александр крайне мало.

— Ты можешь не участвовать в битве — напомнил своему командиру афинянин. — У Мефрена со Спитафом нет полномочий, командовать тобой и подчинить наш корпус себе они не могут. Командовать корпусом тебе поручил сам царь и эти напыщенные петухи нам не указ.

Мемнон горестно вздохнул, поражаясь полной неосведомленности своего товарища в подковерных течениях большого персидского двора.

— И тем самым подставим себя под их злые языки Харидем. При любом исходе боя, нас моментально обвинят в предательстве и тайном сговоре с врагом тем, что не привели свой корпус на поле боя. Если персы проиграют, мы будем виноваты в этом своим отсутствием в сражении, а если выиграют, то обвинят в трусости. По причине, которой они пролили слишком много персидской крови, тогда как должна была пролита наша. И чью сторону возьмет Дарий, своего зятя Мефридата или сторону безродных изгнанников, которых он по ошибке пригрел на своей груди.

— Что же нам делать? Смириться с персидской спесью или...

Грек внимательно посмотрел в сторону конвоя, но всадники четко держались нужного расстояния, за которым их разговор не был слышен.

— Ты по-прежнему очень горяч Харидем, словно юный эфеб, которого швыряет от одного опасного конца жизни к другому, минуя золотую средину. Мы обязательно примем участие в битве, и я постараюсь свести потери нашего корпуса к минимуму при любом исходе сражения. Но тебе не придется участвовать в нем, ибо ты сегодня отправишься к царю нашему Дарию с моим тайным письмом.

В нем я подробно опишу сложившуюся ситуацию и выскажу все наши с тобой опасения за судьбу этой кампании. Ради победы над Александром я потребую всей военной власти в Ионии с обязательным подчинением флота Срединного моря под командованием Фарнабаза. Он хотя и принял сторону сатрапов, но он единственно толковый вельможа с ним можно иметь дело.

Откинувшись назад, Мемнон прямо держался в седле, мимолетом решая столь важные стратегические вопросы войны. Харидем с уважением смотрел на своего товарища, который напоминал ему грозного льва, пытающегося вырваться из сетей условностей и достойно сразиться со своим противником.

— Я предвижу громкое поражение персов и ты, можешь на словах передать мои опасения Дарию при беседе с глазу на глаз. Не особо усердствуй в нагнетании страха, царю это будет не особенно приятно слышать. Ты только обозначить эту угрозу, а самым лучшим аргументом будет поражение персидского войска на берегу Граника. Это сильно прочищает мозги и сделает персов сговорчивее — цинично подытожил Мемнон.

— Я понял тебя стратег и постараюсь как можно лучше справиться со своей задачей — заверил его Харидем.

На этом их разговор закончился и, хлестнув коней, два заговорщика устремились к лагерю наемников, спеша поскорее воплотить в жизнь свои замыслы.

Тем временем в палатке царского зятя Мефридата царило праздничное настроение. Расположившись на уютных походных диванах, главные вельможи Ионии весело обсуждали результаты военного совета.

— Только благодаря твоей воле Мефридат, мы наконец-то смогли указать этому нечестивому Мемнону его истинное место в этой жизни, — льстиво пел хвалу царскому родственнику сатрап Лидии Спитаф. — Все это время он только и делал, что задирал нос перед нами высокородными персидскими вельможами прикрываясь фирманом царя.

— Время этого пса окончательно прошло — напыщенно изрек уже изрядно подвыпивший Мефридат, — теперь он будет лаять только по нашей команде и преданно лизать кормящую его руку.

— Твои слова светлейший принц как нельзя лучше отражают наши чаяния — поспешил прогнуться перед столичным гостем местный воитель Мефрен. — Этот грек потратил на создание корпуса наемников, огромные деньги, прикрываясь волей нашего любимого царя Дария.

— Но ведь это его наемники, а не твое войско разбили полки Пармериона два года назад — уточнил хмурый Фарнобаз, который очень жалел, что под давлением царского зятя отказал Мемнону в своей поддержке флотом.

Уязвленный столь существенным замечанием Мефрен яростно вскинул голову, но был остановлен голосом Мефридата

— Ты совершенно зря Фарнобаз обижаешь достойного слугу моего тестя Мефрена. Он поступил очень мудро, бросив на жернова войны жизнь людей, которые всегда были нашими врагами, даже если служили нам за наше золото. Этим дальновидным поступком он сохранил жизнь многих персов, которые должны править остальными народами по праву своего рождения.

От столь лестной поддержки высокого гостя, Мефрен разом надулся от гордости и широко расправил свои плечи.

— Просто благородный человек справедливо подумал, что к рукам нашего славного наемника могли случайно пристать немного золота, отпущенного нашим повелителем на создание его корпуса. Согласись Фарнобаз, что это вполне разумное предположение.

На эту обвинительную речь Мефридата собравшиеся персы радостно закивали головами и Фарнобаз, мудро промолчал. Действительно, кто ему такой этот Мемнон, брат или сват. Случайный человек, с которым свела царская милость и война с вторгшимися в Ионию врагами.

— Присоединит ли к нам свои силы Мемнон? — осторожно спросил Мефрен, не испытывавший большого желания воевать с македонцами в одиночку.

— Не беспокойся храбрый воитель — насмешливо бросил Мефридат. — Он не посмеет уклониться от этого сражения и обязательно приведет на Граник своих солдат. Но мы поставим его корпус в резерве и не дадим стать главным героем этой битвы.

Мы с Спитафом сами нападем на македонца и уничтожим своим оружием. Мои фракийские всадники во главе с Рессом сущие дьяволы, которые изрубят в куски всякого, на кого я укажу. Клянусь великим богом Ахумураздой, что лично отправлю своему любимому повелителю голову Александра, насажанную на позорный шест.

Шутка царского зятя пришлась всем по душе, и собравшиеся вершители судеб громко засмеялись, подняв за слова Мефридата золотые чаши. Приятно и весело было вельможам в этот час, но противный Фарнобаз не дал им насладиться скромными прелестями жизни.

— Прости мои сомнения светлейший принц, но что-то будет, если Александр каким-то чудом сумеет избежать твоего меча и благополучно бежит с поля боя. Зная его активную натуру, я могу с уверенностью утверждать, что мир не наступит в наших землях.

— Твое знакомство с Мемноном явно идет тебе во вред Фарнобаз — желчно заметил царский родственник, порядком, разомлевший от всего съеденного и выпитого этим вечером.

— Я прекрасно вижу, что сумел сделать Александр за два года после смерти своего отца и без Мемнона могу сказать, что наши тревоги прекратятся только с его смертью.

— Ты зря считаешь нас столичными бездарями Фарнобаз. Я и сам это прекрасно понимаю и хочу успокоить твою трепетную морскую душу. Даже если македонец случайно спасется от наших копий он никогда, не вернется к себе в Македонию. Смерть и измена, нанятая на наше золото, крепко стоят у него за плечами. Александр непременно разделит судьбу своего отца, а на македонском престоле будет сидеть наш человек. Пройдет время и наш царь свершит то, что не смог сделать Ксеркс дошедший только до Истма. Звонким золотом мы откроем ворота всех греческих городов и заставим их признать нашу власть. Вспомни Агеселая, который дошел до Гордия и был сломлен простой изменой, в родной Спарте, купленной на наши деньги. Не выиграв ни одного сражения, мы с помощью Антакида вернули под свою власть всё побережье Ионии. Наше золото уничтожило грозного Филиппа руками Павсания и братьев Линкистийцев. Деньги правят миром мой милый Фарнобаз, и пока эти деньги в наших руках.

Произнося эту гневную тираду, Мефридат поднялся на ноги и нависнув над ложем флотоводца, пылая малиновым гневом.

— Надеюсь, я полностью развеял твои сомнения? — грозно спросил не на шутку разошедшийся вельможа.

— Да светлейший — быстро ответил собеседник, у которого разом пропало желание перечить и сомневаться благородному собранию.

Растерянный и подавленный вид Фарнобаза сильно развеселил Мефридата, и он гортанно заливисто засмеялся, откинув назад свою черную голову. Собравшиеся персы моментально поддержали его веселье, радуясь унижению вечно сомневающегося флотоводца.

Больше никто из собравшихся вельмож не посмел говорить о предстоящем сражении. Посчитав этот вопрос полностью решённым, они полностью окунулись во вкушение маленьких жизненных прелестей.

Удобно устроившись на мягких подушках, повелители жизни не подозревали, что для многих из них это пир является последним в их жизни, и они уже никогда не встретятся друг с другом в этом шатре. Уже скакал тревожный гонец от сторожевых постов с побережья, с известием, что македонцы оставили Троаду и движутся вглубь Ионии своими быстрыми переходами.

Разведчики не зря ели, свой хлеб. Они вовремя заметили выдвижение воинов Александра с равнины Скамандра навстречу Пармериону, что по приказу царя уже покидал Абидос.

Оба войска встретились на границе Мизии. Всем было, что рассказать друг другу. Гоплиты Александра с жаром излагали обретение царем легендарного щита Ахилла, а воины Пармериона с чувством исполненного долга повествовали о своей удачной переправе под носом огромной вражеской флотилии.

Единственным недовольным человеком в войске был стратег Пармерион. Он не преминул упрекнуть Александра в его затянувшемся стоянии возле Трои.

— Что дали тебе царь эти религиозные игры на мифических могилах легендарных героев. Простояв два дня на побережье, ты упустил верную возможность ударить в тыл корпусу Мемнона и разгромить его, зажав с двух сторон — произнес стратег на военном совете войска, спешно собранного в царской палатке.

— Твой упрек верен лишь отчасти Пармерион. Да мы упустили тактическую удачу, но я считаю, что было гораздо важней поднять боевой дух нашего войска, удачно напомнив эллинам о славных победах их давних предков. И мы добились этого. Сотни гоплитов и гетайров посвятили свое оружие героям великой войны и рвутся в бой, чтобы исполнить свой обет. Что же касается Мемнона, то я думаю, что у нас еще будет возможность проверить крепость щитов его солдат.

— Да именно за этим мы и явились сюда Александр. Но упускать верный шанс уменьшить вражеское войско перед генеральным сражением это большая ошибка царь, за которую мы заплатим своей кровью.

Краска гнева бросилась в лицо царя от подобных речей старого стратега имевшего большой вес в македонском войске.

— Любая война связана с кровью Пармерион, и не тебе об этом говорить — чеканно произнес правитель, смело, глядя в лицо своего седовласого оппонента. — Два года я командую македонским войском и ни разу за все это время, ни один солдат не упрекнул меня в излишней расточительности их жизнями. Я первым иду в атаку и последним покидаю поле боя. Сражаюсь наравне с простым гоплитом или пельтеком, и все они радостно идут за мной, потому что верят мне.

Пармерион попытался ответить царю на его гневные слова, но в разговор влез жрец Ликомед, уехавший из Трои вместе с Александром. Он только что пришел в шатер и весь буквально сиял.

— Государь, я только сейчас получил весть от моего человека из лагеря Мемнона. Персы намерены дать тебе сражение на берегу Граника, это всего в полутора днях пути. Человек сообщает о сильном раздоре между персидскими вельможами и Мемноном, которого они подчинили своему командованию.

— Слава богам! — радостно воскликнул полководец — персы на Гранике это лучшее, что я мог услышать, готовясь к битве с ними. — Персы превосходят тебя по численности, — робко напомнил царю Филота командир гетайров, — да и Граник неподходящее место для применения ударной силы нашей фаланги.

— Ты сам противоречишь себе Филота. Раз место на Гранике мало значит и персы, не смогут полностью развернуть свою пехоту, и мы будем бить ее по частям.

Гефестион с друзьями бурно поддержали полководца в его тактических расчетах будущей битвы. Птоломей, Кен, Кратер и Аминта выразили уверенность в скорейшей победе над своими врагами. Даже седой Пармерион был вынужден признать правоту царских слов. Однако больше всех радовался Ликомед от возможности доказать македонскому царю свою нужность. Получив щедрое вознаграждение за исторический артефакт, хитрый троянец не ограничивался достигнутым успехом и к большому огорчению верховного жреца Алисандра не собирался покидать ставку царя.