Александр. Великий поход -2

— Это все происки проклятой эпиротки Олимпиады — воскликнул Филота пытаясь защитить имя Александра, но Пармерион перебил его властным жестом.

— Это сказки для толпы, мой сын. По ее желания была убита только Клеопатра и то, потому что ее желание совпадало с нуждами Александра. Всех остальных на тот свет отправили мы с Антипатром, умело убеждая царя сделать тот или иной шаг. И сделали мы это лишь потому, что это было нам выгодно всем нам.

Тот к кому была обращена эта тирада, с удивлением смотрел на своего отца, который открывался для него с совершенно новой стороны.

— Наш царь устранил всех возможных претендентов царского рода, а сам никого наследника не имеет. Случись с ним что-либо в битве при Гранике или любом другом сражении и царский трон пуст. Кто реально может претендовать на него?

— Линкестиец Александр?

— Да, именно он, как самый богатый и благородный выходец из Верхней Македонии. Войска знают его по прежним походам, он хорошо себя показал при штурме Эфеса, Милета и Галикарнаса. Царь отдал под его командование такую силу как фессалийская конница, уравняв по значимости и важности с тобой, командующим гетайрами.

Пармерион недовольно дернул щекой от столь оскорбительного деяния царя.

— С деньгами его рода будет очень легко перекупить любое количество голосов на воинском собрании при утверждении кандидатуры нового царя. Сверши сейчас успешно Линкестиец свой заговор и все будет у его ног. Иония завоевана, Греция покорно склонилась перед новым македонским царем еще не отошедшая от прошлого разгрома и избиения. С Дарием он легко договориться и тогда все лавры грандиозных замыслов царя покойного Филиппа достанутся ему. А я этого не хочу!

Разгоряченный полководец несколько раз прошел по шатру и остановился возле изумленного сына.

— Я не желаю, что бы то, ради чего я воевал всю свою жизнь, досталось этой выскочке благодаря только его происхождению и милости персидского царя. Ты мой сын ничуть не меньше достоин трона Аргидов, чем Линкестиец, если он вдруг опустеет в один прекрасный момент.

Отправляясь на войну, я долго обсуждал с Антипатром эту возможность в тот день, когда Олимпиада нежно прощалась со своим отпрыском. Старый лис Антипа ловко облил ее грязью лжи, приписав ей, несомненную причастность к убийству Филиппа и этим буквально вырвал у Александра власть регента на время его похода. Он все сделал правильно, наш старый хитрец. Единственный отпрыск Филиппа Аридей слабоумен, Клеопатра, сестра царя находиться в далеком Эпире, и придается тайным утехам женской любви с равнодушного согласия мужа, а рыжеволосая ведьма уже не может вырастить в своем чреве нового претендента на престол.

— Ты так опасаешься царицу отец, что можно подумать, что она главная опасность для нас — искренне удивился Филота.

— Так оно и есть сын. Великие боги ошиблись, даровав ей мужскую душу вместе с женскими прелестями. Если бы не наши долгие усилия, царь Филипп давно бы сделал ее своей полноправной соправительницей, и мы бы с Антипатром прислуживали бы ей.

По лицу полководца пробежала тень неприятных воспоминаний, но он быстро прогнал её.

— Однако мы отвлеклись. Расставаясь с Антипатром, мы договорились о следующем; если царь погибнет во время похода, он нейтрализует Олимпиаду, обвинив ее в колдовстве или убийстве, отложит выборы нового царя до возвращения войска, а я добьюсь, назначения временным главнокомандующим тебя, благо твой пост позволяет сделать это. Царские дружки не смогут претендовать на него в виду слабости своего происхождения, а с Мелеагром, Кеном и Аминтой я смогу договориться.

После возвращения в Пеллу будут объявлен большой воинский совет, который вместе с Антипатром мы сумеем удержать в повиновении и провозгласить нужного нам царя. Ведь нам это не впервой с ним делать. Став полноправным властителем Македонии, ты женишься на дочери Антипатра Арсинои, и этим браком объединишь благороднейшие роды Нижней Македонии, дав начало новой царской династии.

— А царица, Аридей и прочие сестры?

— Не беспокойся. Олимпиада умрет еще до нашего прибытия, об этом особо позаботиться Антипа, который имеет к ней много старых счетов. Сестры царя не имеют особой силы, а Аридей игрушка, в наших руках которой просто позволено жить до нужного момента.

— Значит Линкестиец ...

— Да он обречен и подлежит уничтожению, и несколько как враг, а как самый опасный конкурент нашего большого дела. Жаль, что Александр не позволил нам расправиться с ним тогда, когда на могиле Филиппа были казнены два его старших брата, но теперь смерть распростерла над ним свои крылья.

Наступила тягостная тишина, которую никто из присутствующих не спешил нарушить.

— А когда это случиться? — с затаенной надеждой спросил Филота и отец сразу понял его.

— Я жду момента сын мой, но не хочу убыстрять богинь Мойр прядущих нить всех смертных людей. Царь непременно сложит голову в своем походе, надо только подождать или чуть-чуть помочь этому.

Пармерион обнял Филоту и ласково поцеловал сына в голову: — Не будем торопить судьбу, подождем еще, время у нас есть.

Получив весть о заговоре, Александр бросил все дела и стремительно примчался в полевую ставку стратега. Пармерион незамедлительно представил перед ним пленного гонца, который после не долгой, но вразумительной беседы с ним старого полководца согласился вспомнить много новых фактов. В обмен, на обещание, похлопотать за него перед царем и значительно облегчить его участь.

Сисина повторил Александру все, что знал и даже сверх того. От каждого его слова ноздри царя хищно раздувались, пальцы непрерывно сжимали перевязь меча, а глаза разгорались недобрым злым огнем.

Пармерион только краем глаза заглянул правителю в очи и с радостью понял, что участь соперника решена. Не покидая шатра стратега, царь немедленно отправил небольшой отряд гейтеров в стан фессалийской конницы с приказом привести к нему Александра Линкестийца.

Македонец не оказал сопротивления при аресте и покорно прибыл к своему царю. И здесь, в момент очной ставки с пленным командир конницы все отрицал.

— Этого человека явно подослали мои враги царь. Они хотят смерти того, кто вместе с тобой, бок обок шел на фракийцев и трибалов, когда те засели в своих горах. Кто в числе первых штурмовал Фивы и прочие города Ионии кто, рискуя жизнью спас от огня твои осадные машины подожженные Мемноном. Разве не за это ты доверил мне фессалийскую конницу с помощью, которой я покорил для тебя Вифинию и Фригию. Персы хотят разрушить наше единство перед главной битвой и с этой целью послали этого говорливого болтуна. У него нет самого послания Дария ко мне, есть только его слово против слова благородного македонца и более ничего.

От столь яркой тирады царь заколебался, но тут вмешался Пармерион. — Я всегда не доверял тебе, с того самого момента как твои братья убили царя Филиппа. Да, у нас нет письма, но пленный перс называет сумму, которую им заплатил за это злодейство Бесс.

Стратег бил точно и без промаха, боль старой раны заглушили слова разума и Александр отвернулся от подозреваемого вельможи.

— Что ты предлагаешь Пармерион?

— Если хочешь, я еще раз допрошу перса, хотя убежден, что ничего нового он не скажет. Его слово против слова Линкестийца, все это не дает нам права лишать его жизни, но не дает нам право на ошибку. Пусть Линкестиец побудет под домашним арестом, пока у нас не будут факты оправдывающие или изобличающее его. Если перс солгал, я первый извинюсь перед ним в присутствии всего войска, а если нет, то приговор для изменников был всегда один.

Говоря эти слова, Пармерион умело изображал простого вояку, которого лишь обстоятельства жизни заставляют вершить, чью-то людскую судьбу. Хитрый стратег предлагал царю, самый выгодный вариант развития дела, который был очень удобен для всех, за исключением самого Линкестийца.

— Да будет так — проговорил монарх и тем самым окончательно перечеркнул все жизненные планы своего высокородного тезки.

Махнув страже рукой, Александр принялся выслушивать доклад Пармериона о том, какое пополнении, привели с собой стратеги Кратер, Кен, Мелеагр и Птоломей. Обрадованная победой на Гранике Македония поставила Александру около пять тысяч молодых человек. Все они горели желанием сразиться с врагом во славу македонского царства и престола Аргидов.

Гораздо скуднее отозвалась на призыв царя Эллада, дав всего тысячу воинов в лице феспийцев и фессалийцев. Остальные греческие полисы не торопились предложить македонскому монарху свои мечи, и это было определенным сигналом для Александра. Угроза войны на два фронта продолжала существовать даже с покорением Ионии.

Опасность со стороны Мемнона полностью поглотила все думы Александра на пути в Гордий, но не только у македонского царя были проблемы в жизни. Были они и самого Мемнона, у персидского царя Дария, у бактрийского сатрапа Бесса. Были они и у главного жреца бога Тота в Мемфисе, столице Египта.

Проблема благородного Менкаура заключалась в мальчике, которого в свое время отдал под его попечительство Багоем. Несмотря на падение всесильного евнуха, Менкаур остался верен своему слову и Нефтех, так звали его питомца, продолжил обучение в храме бога Тота.

К тому моменту, как Александр покорил Ионию, обучение Нефтеха закончилось и главному жрецу предстояло решить его дальнейшую судьбу. Никто, включая самого Менкаура, не знал происхождение юноши и по всем канонам, после окончания учебы он должен был покинуть храм и поступить на государственную службу писцом.

Однако вид Нефтеха, его манера держаться выдавали в нем благородное происхождение. Но больше всего поражали способности юноши. С самого начала, он проявлял необычайную тягу к знаниям. При этом он не стремился просто заучить тот или иной урок, ту или иную тему, а понять их, порой ставя в тупик своими вопросами преподавателей.

Узнав об этом, Менкаур разрешил юноши доступ к архивам храма, к большому неудовольствию своего помощника жреца Хабенхнета. С самого начала он недолюбливал Нефтеха и с каждым годом, его неприязнь к юноше только росла. Когда время пришло, Хабенхнет пришел к Менкауру с вопросом о судьбе Нефтеха.

— Что намерен делать благородный Менкаур с Нефтехом? Писец номарха Верхнего нома благородный Типури просит прислать к нему помощника. Думаю, таланты нашего ученика Нефтеха там будут как нельзя кстати — жрец почтительно посмотрел на сухое лицо своего собеседника, но оно осталось полностью бесстрастным.

— Будет лучше, если в помощники Типури поедет Пентуэр — спокойно промолвил главный жрец бога Тота. Его слова несколько огорчили Хабенхнета, но он не сдавался.

— Тогда отправим его в Саис к главному надсмотрщику над налогами Даджефре — быстро предложил жрец, но его слова остались не услышанными.

— В Саис отправится Апопи, Даджефра давно за него просил — невозмутимо вынес свое решение Менкаур и жрец вновь почтительно кивнул головой в знак согласия с его волей.

— Может тогда следует направить его в храмовые мастерские Фив — предложил Хабенхнет, но главный жрец прервал его.

— Нефтех останется в нашем храме младшим жрецом.

— Как?! — удивленно воскликнул Хабенхнет, — но ведь он не жреческого происхождения! Ему не место в нашем храме! — Кому место, а кому не место в нашем храме, определяет великий бог Тот и я, его верные уши и уста. Нефтех не жреческого происхождения, но благородная кровь в нем присутствует. Это и его успехи в нашей храмовой школе позволяют мне оставить его при храме, с испытательным сроком на два года. Через два года мы снова вернемся к его судьбе, и если он не совершит ничего предрассудительного, то он останется в храме. Если же его действия нарушат сан жреца, он отправится на Синай, младшим писцом Снофру, держащего зонт над головой управителя рудников.

К удивлению Менкаура, его собеседник легко согласился с его решением, но не подал виду. Главный жрец не знал, что у его помощника уже есть факт недостойного поведения его питомца, и имя этому факту была любовь.

Глава VII. Несбывшиеся ожидания.

Морские волны упруго били в корму персидских кораблей покидающих гавань объятой дымом столицы Карии. В этот момент у Мемнона было двойственно чувство на душе. С одной стороны он наконец-то получил столь желанное для себя командование персидскими войсками, а с другой родосца жестоко грызло ущемленное самолюбие оттого, что он в четвертый раз с позором убегает от ненавистного ему македонского щенка.

Граник, Эфес, Милет, а теперь и Галикарнас, везде Мемнон уступал перед железной хваткой молодого царя и яростным напором его воинов.

— Ничего, ничего, будут и у меня победы — утешал себя грек, в душе проклиная нерасторопность персов, которая отняла у него в пустую столь много драгоценного времени.

Наступала зима, очень опасное время для активного судоходства в этот период года, но едва только царский указ оказался в руках родосца, тот без всяких проволочек приступил к активным действиям против ненавистного ему Александра.

Едва только флот Фарнобаза покинул пределы Галикарнаса, как Мемнон приказал кораблям держать курс на близлежащий к побережью остров Кос.

Получив по Антаклидову договору в свое владение побережье Ионии, персы не стремились к захвату прибрежных островов, чтобы не обозлить Афины и Спарту. Теперь же все менялось. По замыслу Мемнона следовало установить полную морскую блокаду Македонии и лишить Александра возможности пополнения его армии свежими силами, в первую очередь греческими наемниками.

Остров Кос был легко приведен под власть персидского царя, когда солдаты Мемнона неожиданно появились под стенами его одноименной столицы. Глядя на могучую персидскую армаду и изготовившееся к штурму войско Мемнона, власти Коса сочли, что благоразумнее присягнуть Дарию, чем предать свои дома и стены огню ради эллинского единства.

Сделав первый удачный шаг вперед, Мемнон без промедления стал воплощать остальные пункты своего давнего плана борьбы с Александром. Не прошло и двух дней с момента капитуляции островитян, как родосец собрал к себе на совет Фарнобаза и его помощников. Теперь Мемнон не тратил время на долгие разговоры с персами, а отдавал им приказы и требовал их незамедлительного и точного выполнения.

Стремясь наверстать упущенное время, стратег решил действовать сразу в нескольких местах и с этой целью разделил персидский флот на несколько частей.

Стремясь сломать хрупкий баланс равновесия и спокойствия в Элладе, он дал помощнику Фарнобаза Датаму сорок пять кораблей и послал его покорять остров Сифн.

Сам же Мемнон занялся отправкой посольств от имени царя Дария, чтобы склонить греческие полисы на свою сторону. Первой целью в этой дипломатической войне стала Спарта. Именно в этот главный очаг напряженности в Элладе, извечно недовольства всеми и вся, Мемнон отправил послом опытного Афрания, вместе с тысячью талантов золота. Он должен был выйти спартанского царя Агиса и подтолкнуть его к выступлению против македонцев.

Другого посла, но тайно, и с менее скромными дарами, в лице изгнанника Ификрата, Мемнон отправил в Афины к неистовому в своей антимакедонской риторике Демосфену. Прекрасно понимая, что главный город Эллады еще полностью не отошел от страшной картины разгрома Фив македонцами, хитрый родосец не стал подбивать афинских демократов к прямому выступлению против Александра. Он просил их лишь энергично содействовать своим планам в блокаде Македонии и не посылать корабли по новому требованию Александра.