Володарь

-Пойдем к нам, поляница— раздался вдруг у нее над ухом громкий голос, — выпьем, медовухи, пива, да и вино у нас найдется.

Туатка обернулась— позади стоял широко ухмыляющийся Лютогуд, держащий в обеих руках большие деревянные кружки. Одну из них он и протягивал наемнице. Та глянула на него исподлобья, но кружку взяла и разом отхлебнула половину. Приятный медовый напиток разом ударил в голову, по телу разлилось приятное тепло. Тут же один из лесовиков протянул ей головку дикого лука, которую воительница быстро съела и уже приветливей посмотрела на новоявленных друзей.

Позже она сидела у костра, на небольшой укрытой любопытных глаз поляне. Над огнем поворачивался капающий жиром кабаний окорок, остальные бойцы доставали из наплечных сумок нехитрую снедь: вяленое мясо, сало, какие-то лепешки, дикий лук. Лютогуд разливал медовуху по жбанам, негромко разговаривая с Боадикеей.

-Я же на тебя зла-то не держу. Многие из тех, кто в войске Пирегаста служил в лес ушли, к нам. Надоело им это — деревни жечь, да резать тех, кто от старых богов отречься не захотел, княжеской присяги не порушил, детей волхвам не отдал. Скоро у Пирегаста одни наемники да Бесчинники останутся.

-Наемники пока к нему идут,— кивнула Боадикея, вгрызаясь в ломоть сала— платит Пирегаст хорошо. Только скучно у него — волхвы Хорса почти в каждом крупном гарнизоне. Выпить как следует не дают, девок веселых прогнали— дескать блуд и вообще не по-славски это. В иных городах уже и кабак приличный не найти.

-Говорят, что Пирегаст перед тем, как на престол взойти сам себя оскопил,— подмигнул Лютогуд, наливая себе еще,— чтобы помыслы блудные не отвлекали от дел божеских.

-Так ему тогда не на троне место, а в гареме Имадском,— воскликнула туатка,— недаром он южан так любит.

Дружный хохот был ей ответом. Боадикея тоже усмехнулась— говорить такое об володаре Гардарике ей было не впервой. Чай не рикс туатский, а всего лишь очередной наниматель. К тому же Боадикея и раньше собиралась уходить из Северной Стражи— волхвы Хорса косо посматривали на женщину воина.

-Я же и сам был наемником,— доверительно рассказывал Лютогуд,— лет десять назад совсем юнцом ушел с унгрийцами. Воевал в Унгрии, Империи, Валтианских Царствах, участвовал в Походе Четырех. Года два назад вернулся обратно в Гардарику, княжеской дружины воеводой. Думал — возьму надел от князя Неждана, женюсь — уже и приметил веселую вдовушку— и заживу как мне нравится. А тут на тебе — Пирегаст прислал волхва Хорса с отрядом Бесчинников. Требовал — все капища Велеса, Мары и Йессы порушить, волхвов их выдать Бесчинникам, возвести каменный храм Хорса— за счет князя причем. Марена-Матушка, да у нас поди полкрая Темных Богов чтит, да духов лесных, да водяных. Сам князь на алтаре Волоса жертвы приносил. А еще сказал волхв — именем Пирегаста всю торговлю с Бурзумхеймом свернуть, купцов их выслать, а меха, кожи, хлеб везти теперь в Хорград. До Бурзумхейма сто верст, а до Утэла— двести, да и вниз по реке столько же. И перевозчикам надо платить из своих и платят хорградские купцы медью, тогда как в Бурзумхейме— серебром. Ну и князь вспылил, послал волхва по матушке. Бесчинники за мечи, дружина княжеская тоже — мной обученная дружина, не зря же я столько лет на Западе воевал. В общем, поубивали мы их, а кого не поубивали— князь приказал на алтарь Чернобога бросить. А потом объявил рокош, по старинным обычаям, а с ним поднялись и все, кто за старых богов стоял и порушенную волю. Эх, жаль, что в Бурзумхейме тогда тоже война шла, может и по иному Неждан Смолянич тогда закончил. Ну, а те, кто уцелел— в леса ушли. Думаю иногда,— Лютогуд нахмурился, — может и возвращаться сюда не стоило. Остался бы у Альгерда, тренировал бойцов.

-Ты знаешь Альгерда?— подскочила Боедикея,— откуда?

-Ну, он меня учил биться на мечах и много чему еще — пожал плечами гардарикиец,— а ты что его тоже знаешь? Хотя да, ты же наемник.

-Он тоже учил меня, — кивнула Боадикея, — а еще — он спас меня от пиратов.

Лютогуд внимательно посмотрел в внезапно помрачневшее лицо девушки, потом решительно кивнул, поднимая кружку.

-За Альгерда, величайшего из мастеров меча, которые только есть в Арке!

Боадикея кивнула и до конца осушила полную кружку.

-Проходи, ящеролак, не бойся,— послышался голос из темного провала,— крышку только за собой опусти. Да не бойся, говорю— послышался мелодичный смех,— не съем я тебя.

Пригнув голову Урм спустился по земляным ступеням в лесной схрон. Задвинул за собой крышку, на которой лежал дерн с травой и оказался в полной темноте. Ему впрочем было не привыкать к этому — в обличье водяных гадов, он часто таился во влажных норах и вот сейчас его глаза привычно изменились с черных на желтые, с вертикальным как у гадюки зрачком. Рядом вспыхнула пара зеленых глаз.

-Вижу в темноте, тебя врасплох не застанешь, — усмехнулась Маровида, — но чуть больше света не помешает.

Она прошептала какое-то слово и везде заплясали огоньки синего пламени, холодного и не обжигающего. Урм с любопытством оглядывался по сторонам. Хрон был небольшой каморкой, со стенами выложенными сухими калеными бревнами. Судя по всему, Маровида жила тут одна. У одной из стен стояло деревянное ложе, застеленное шкурами прекрасно выделанными шкурами лис и соболей. Рядом стоял небольшой шкафчик на котором Урм с удивлением заметил серебряное зеркало. Перед ним лежали связки трав, кожаные мешочки, черепа мелких зверушек и птиц. У другой стены возывшался алтарь на котором красовались деревянные фигурки Волоса и Мары. Алтарь покрывали темные пятна, происхождение которых Урм определил сходу. У дальней стены виднелась небольшая затворка.

-Потайной выход?— усмехнулся унтамолец.

-Всякое бывает,— ответила Маровида, усаживаясь на ложе и располагаясь в непринужденной позе. Ее кошачьи глаза лениво следили за оборотнем, язык облизывал полные губы. Урм снова усмехнулся, подошел к столу, поворошил несколько связок.

-Редкие травы,— произнес он, кинув быстрый взгляд на ведьму,— на мелочи не размениваешься?

-Приходится,— усмехнулась женщина,— а ты, я смотрю, понимаешь.

-Моя мать тоже была ведьмой,— усмехнулся Урм.

-Да, я помню, ты рассказывал на поляне,— кивнула Маровида,— вот поэтому мне и захотелось поговорить наедине. Скажи, тебя приворожила эта белобрысая сучка?

Урм коротко рассказал ей.

-И если бы кто-то снял заклятие,— он выразительно посмотрел на Маровиду— уж я бы отблагодарил. Может и с вами лесовиками остался бы — все же лучше, чем до самого Бурзумхейма идти. Нашел бы к чему тут руки приложить. Что скажешь Маровида?

-Чары, что на тебе наложены,— замялась ведьма— древней и сильней моих. Не знаю я как тебя от клятвы верности освободить, сам ее давал. Да и если бы могла, что сделать— Рисса же почуяла бы сразу, а там и Вологславу сказала. А он хочет через нее до императора Бурзумхейма достучаться, не захочет он с северянкой ссорится.

-Ясно,— кивнул Урм, не особенно и надеясь на удачу,— так тогда и говорить нам не о чем?

-Не торопись,— лениво произнесла ведьма, — расскажи мне о себе, о матери...О Городе

Урм уселся на краешек ложа и начал говорить, хотя и не любил вспоминать о жизни в Унтамоле. О жизни в городе Туризаца он рассказывал крайне скупо — впрочем, ведьма и не особо настаивала.

-Твоя мать была сильной, — произнесла она, когда Урм замолчал— в Проклятом Городе мало кого привечают. Из наших черных волхвов никто не рискнул туда сходить. Только кончила она плохо — ну так на то уж наша ведьмацкая доля. Мало где нас любят — только у Неждана Смолянича привечали — пока Бесчинники не пришли. Капища порушили, волхвов и ведьма казнили, кто успел — сюда бежал. Только местным от этого только хуже стало,— ведьма хищно усмехнулась,— там в одной деревне жальник был, где как раз колдунов и ведьм хоронили. Им на могилы требы носили, стояло капище небольшое Маре да Чернобогу-Волосу посвященное. Местный смотритель кладбища одновременно и черным волхвом был. Сильное место, на много верст почитаемое. А Бесчинники его разметали, осквернили, капище сожгли, кости мертвых в реку выкинули, а волхва к двум березкам привязали, да отпустили. Поставили в том месте храм Хорса, да только ни один волхв там не удержался — все сбежали. Колдуны, хоть и мертвые, но вход в Пекло удерживали, покойников заложных да тварей пекельных не выпускали. А как разорили их могилы, так и пошла по землям тем порча. Мертвые в упырей перекидываются, хвори всякие одолели, урожай черная спорынья съела, скот бесился. Волхвы Хорса ничего сделать не могли — вера-то у них худая, имадцами выхолощенная. Трав нужных не знают, заговоров с оберегами — тоже. Раньше-то служители Хорса знали где чье место, когда надо Солнцу поклонятся, а когда и Ночи. А сейчас у них кураж играет, кажется им — пришло их время. Да только солнце рано или поздно на закат должно идти. В общем, мужички тамошние стали тайком в лес бегать, да у ведьм с колдунами помощи просить. А то нечисть бы их вконец извела — трудами всяких чистых и праведных, что, поджав хвост с погоста бежали. Мы чай не жрецы Хорса— с лесными да болотными всегда подружимся. Вот помню на погосте одном, с упырем и бесом, так договаривались, так хорошо всем было, — при этих словах ведьма лениво раскинулась на ложе, потягиваясь, словно большая кошка, так что сразу стало понятно, как именно ей было "хорошо".

-Ну, иди ко мне ящеролак,— томно прошептала она, сладострастно оглаживая себя.

Урм шагнул вперед, срывая с себя одежду и освобождая от нее ведьму. Под балахоном из шкур оказалось голое тело, крепкое и гибкое. С рычанием он навалился на нее.

-Ну же давай,— ведьма вывернулась, оседлав оборотня сверху,— покажи как умеют любить рожденные в Запретном Городе.

Урм откинул голову, из его горла вырвалось шипение. Тонкие руки взбугрились мощными мышцами, во рту блеснули острые зубы. Маровида сладострастно застонала, двигая бедрами, чувствуя, как внутри нее разрастается, набухает могучий жезл из плоти. Насаживаясь на него, словно желая проткнуть себя насквозь, ведьма издала мяукающий противный вой. Волоски на ее руках и теле стали гуще и длиннее, превращаясь в настоящую шерсть. Острые когти царапнули по покрытой чешуей могучей груди. Причудливые тени метались по стенам в свете колдовского пламени и пугающие звуки доносились из-под земли, заставляя лесовиков осторожно обходить землянку Маровиды.

Еще в одном схроне могучий старик в свете колдовского пламени разворачивал на коленях тряпичную карту. Сидевшая рядом Рисса внимательно слушала Вологслава, иногда недовольно морщась и ерзая на жестком ложе, покрытым всего одной волчьей шкурой. Этот аскетический вид резко контрастировал с искусно выделанными изображениями Черного Бога и Владычицы смерти — из редкого в этих краях черного дерева, на алтаре из черного же камня покрытого пятнами крови. Статуи богов украшали ожерелья из янтарных бусин и речного жемчуга. На столике рядом лежали связки трав и черная книга, на которой серебром были выгравированы незнакомые Риссе руны. Переплетена книга в человеческую кожу, а сверху ее придавливал массивный череп зверя с огромными клыками. Причем череп этот совсем не выглядел сильно старым— уж кто-то, а Рисса в этом понимала толк,— хотя уже больше тысячи лет прошло с тех пор как хоть кто-то в Арке видел это чудовище живьем.

"И что еще может таится в этой чащобе"— невольно подумала ведьма. Встряхнулась и заглянула через плечо Вологслава, прислушиваясь к его негромкому, размеренному разговору.

...и вот здесь у Цны, наши владения и заканчиваются,— толстый палец прошелся вдоль синей черточки изображавшей реку. — За ней уже лес Темнозора— волхва, что Хозяина почитает под именем Ныя, великана одноглазого с огненным бичом. Дальше — холмы где властвуют две ведьмы— Невея и Коларейца. Невея наша, гардарикийская, а Коларейца лет пять назад с Унтамолы пришла— тоже видать что-то не поделила с Миндовгом. Ну, вслед за холмами опять лес, где толком хозяина нет, а за ним— Ужиная Топь. Главный там — волхв Гадумил, Йессы служитель. От него до Бурзумхейма уже рукой подать.

-А пропустят они меня туда, все эти волхвы ваши и ведьмы?— спросила Рисса разглядывая карту,— если, так же как и вы будут принимать.

-Пропустят,— кивнул волхв,— мы все не то, чтобы друзья большие— у каждого ведь свой гонор— да только и враждовать нам не с руки, враг у нас один— Пирегаст. И не только у нас— многие в Гардарике хотят ему путь указать, прямо до врат пекельных.

-Что же он такого сделал всем?— иронично спросила Рисса,— ну вам-то понятно, а остальным чем не угодил? Усобиц вроде нет, от моря до моря— единый князь, единый закон и порядок. Бурзухмеймцы в набеги не ходят — лучшие войска на границе, да и не до этого сейчас Гарму. С Аль-Имадом тоже мир, значит, в рабство никого не угоняют.

-Лучше бы угоняли,— мрачно кивнул Вологслав,— так хотя бы понятно— враг он и есть враг. А вот когда собственный князь на продажу невольников гонит, чтобы расплатится с наемниками— это уже край. Пирегаст войной с Бурзумхеймом грезит, а значит, нужна ему и конница панцирная, чтобы как на Западе и наемников без числа и, чтобы все они были обуты-одеты, сыты оружием до зубов обвешаны. Тут еще слух пошел— хочет он из Имада осадных орудий выписать, да людишек, что с ними обращаться умеют.

А на все это деньги нужны — и немалые. Вот и выжимает как губку всю Гардарику— хлеб за бесценок вывозят в Аль-Имад и Пелерум пока тут деревни с голоду вымирать не стали. Несколько раз мужики за колья хватались— так всех Бесчинники переловили, кого-то насмерть засекли, а большую часть — в Аль-Имад продали. Вернее взрослых продали, а детей— в храмы Хорса, Бесчинников новых воспитывать. И на это тоже деньги нужны— сейчас даже новую подать ввели, "солнечной прозвали". В залог грядущего Царства Солнца. Только пока оно настанет, пол-Гардарики ноги протянет. Тем, кто на востоке, на побережье еще нормально— с Биармией да с Унтмолой володарь торговать не запрещает, с Имадом — тем более. А нам как отрезало— с Бурзумхеймом под страхом смерти дела иметь запрещено, только через имадцев все покупать. Контрабанда конечно идет через Пущу, но дело это опасное— за незаконную торговлю с Бурзумхеймом нынче распинают. Народ с голоду пухнет, в лес бежит, восстания кругом.

-Да, невесело— усмехнулась Рисса, как бы невзначай прижимаясь все сильнее к волхву.

-Вот и расскажи императору Гарму, как нам живется. Скажешь, если захочет пойти войной на Гардарику— в Пуще соратники найдутся. Проведут в обход, тайными тропами, — Гадумил их много знает. А в северной Гардарике армию Бурзумхема как освободителей встретят, уж не сомневайся. И поэтому же тебя до дому доведут через Пущу— я слово тайное отправлю всем волхвам, да ведьмам, они уж посланницу с Севера не тронут— коль пообещаешь им что дойдешь до императора, расскажешь ему все.

-Сказала уже, что дойду— мурлыкнула Рисса, уже откровенно прижимаясь упругой грудью к плечу волхва. Странно, северянку раньше никогда не привлекали мужчины намного старше ее, но этот могучий лесной медведь, наполнял ее просто неимоверным вожделением— из всех мужчин раньше ее тянуло так только к Гарму. От Вологслава исходила сила— и та, что чувствовалась в его могучем, ничуть не дряхлом теле и еще больше— духовная мощь, читавшаяся в его глазах. Рисса безошибочным чутьем женщины и ведьмы осознавала, что и лесной колдун тоже желает ее — она прочла это в его глазах, когда Вологслав приглашал ее в землянку.