Арбалетчики князя Всеслава

Остаток дня мы посвятили заготовке полноценных арбалетных болтов — практически одинаковых, ровных, оперённых и с обожжённым на огне для твёрдости остриём — и уже настоящей пристрелке нашей зверь-машины. Как я и ожидал, нормальными одинаковыми боеприпасами она стала мазать однообразно, на малой дистанции практически в одну и ту же точку, так что приноровиться брать поправку мне удалось без особого труда. На состоявшемся в тот же вечер импровизированном военном совете образец был — за неимением лучшего — одобрен и рекомендован к принятию на вооружение.

Поужинали мы остатками крольчатины, которая иначе протухла бы безо всякой пользы, оставив яблоки с орехами на завтрак. Потом Васкес немного поистязал нас ещё одним уроком баскской тарабарщины, которую сам он почему-то считал нормальным человеческим языком. Поскольку точно таким же заблуждением наверняка страдали и местные иберы, с учётом их многолюдья — а попробуй только их не учти — мы, русские, оказывались в явном меньшинстве. А меньшинство всегда и во все времена вынуждено приспосабливаться к большинству. Кто не приспосабливался — наживал себе нехилые проблемы. Оно нам надо?

Что меня зачастую поражает в разумных, казалось бы, человекообразных, так это неспособность многих въехать в раз и навсегда исменившиеся условия жизни. Такая же хрень и у нас — все видели и слыхали одно и то же, даже поучаствовали в одном и том же приключении, вещдоки, опять же, при нас остались — ясно должно бы быть и ежу, что вляпались мы добротно и капитально, и никто нас из этой задницы не вызволит. И тут вдруг оказывается, что не до всех это ещё дошло.

— Глянь на мою, — шепнул мне Володя, ухмыляясь.

Гляжу — и сам едва сдерживаю смех. Наташка евонная, прямо как классическая блондинка из анекдотов, телефон свой терзает. Наберёт номер, вызовет, пробормочет себе чего-то под нос явно не из куртуазного лексикона, другой номер набирает — ага, с тем же самым результатом "абонент временно не доступен". Жалуется на жизненные трудности Юльке, та тоже телефон достаёт и тоже пробует — естественно, с аналогичным успехом. Мы с Володей переглядываемся, а они уже Серёгу настропаляют, и тому то ли деваться некуда, то ли тоже заразился от них, но гляжу, тоже свой аппарат достаёт и тоже чего-то пытается. Сперва по всем знакомым, потом, похоже, даже GPS-навигацией озадачился, судя по риторическому вопросу, где ж все эти грёбаные спутники. Где, где — в звизде!

Но рухнули мы со смеху не в этот момент, а несколько опосля — когда Юлька, убедившись в бесплодности всех его потуг, обвинила своего в полной бестолковости и беспомощности, а его аппарат — в хронической неисправности, встала, подошла к нашему испанскому менту и — ага, на полном серьёзе — спросила у него телефонный номер его полицейского участка, явно намереваясь попробовать звякнуть и туда! Мы давимся от хохота, бабы визжат и кроют нас если и не в три этажа, то в два уж точно, Серёга — и тот вымученно прыскает в кулак, а Хренио морщит лоб, подбирая русские слова.

— Связь нет, сеньорита, — сообщил он ей наконец, наивно полагая, что на этом инцидент будет исчерпан...

Если кто не читал Дольника с Протопоповым, то рекомендую — сугубо для лучшего понимания причин всех несуразиц поведения двуногих приматов вида хомо сапиенс. Новосёлова сходу не предлагаю — он уже не для слабонервных и без подготовки чреват для неокрепших умов. Суть же у всех их в том, что вся наша хвалёная разумность — лишь тонкий налёт, а в глубине каждого из нас как был, так и остался лохматый обезьян, который и рвётся наружу когда надо и когда не надо, и хрен бы с ним, если бы он просто рвался, так этот четверорукий деятель же ещё и порулить нами норовит. Некоторыми, к сожалению, гораздо успешнее, чем следовало бы. А рулит он, если уж дорвавётся до руля, исключительно по-обезьяньи, потому как иначе не умеет и даже не представляет себе, что такое вообще выозможно. Начальство на работе, например, редко когда удаётся убедить словами в том, что его запросы нереальны, и на попытку их исполнения только напрасно потратится время, нервы и ресурсы. Любые пререкания высокопоставленная обезьяна воспринимает либо как твоё нежелание работать — это в лучшем случае, либо как меряние с ней хренами — и тут уже со всеми вытекающими, как говорится. И приходится, скрипя сердцем и прочими потрохами, жертвовать какой-то частью означенных времени, нервов и ресурсов — по возможности меньшей — для наглядной демонстрации непреодолимости законов физики и прочих наук. Неспособность особей с повышенной примативностью — если по протопоповской терминологии — осмыслить и осознать то, что неприятно чисто эмоционально, тоже как раз из этой обезьяньей инстинктивной серии.

Решив, что слабовато владеющий великим и могучим испанец просто-напросто не въехал, чего от него требуется, не владевшая испанским Юлька принялась разжёвывать ему на аглицком, которым, тут надо отдать ей должное, владеет недурно — я-то по большей части "читаю и перевожу со словарём". Главным буржуинским языком в Европе владеют практически все, и дело явно идёт на лад — ага, в плане понимания. Васькин чего-то на том же аглицком ей втолковывает, а эта оторва — умора, млять — начинает улыбаться и строить глазки. Серёга заметно нервничает, мы с Володей прыскаем в кулаки, а бедолага Хренио страдальчески глядит на нас. Я пожал плечами и похлопал пальцем по своему поясному чехлу с телефоном — типа, деваться некуда, и лучше уж отделаться малой кровью. Васкес въехал, обречённо смирился с неизбежным, достал свой аппарат и принялся старательно демонстрировать, что и у него тоже "абонент временно не доступен". Если кто думает, что на этом всё и кончилось, то напрасно. Она его ещё и по его служебной ментовской рации попробовать связаться с участком и с сослуживцами заставила, гы-гы!

— У меня — тоже абсолютно всё точно так же! — уведомил я Юльку, сделав морду кирпичом, когда она, оставив в покое испанца, вознамерилась выносить мозги уже мне.

— Ты же ещё не пробовал!

— Разве? А чем я занимался вчера вместе со всеми, когда мы только-только вляпались и все пытались прозвониться хоть куда-то?

— Макс, это вчера было, а сегодня?

— А сегодня вы уже попробовали, и результат абсолютно тот же. Ты считаешь, что выборка мала, и предлагаешь повторить этот эксперимент несколько сотен раз для получения статистически достоверного результата? — Серёга сложился пополам от хохота, тоже ведь в институте был предмет по основам научных исследований, прикололся и спецназер, догадавшись о сути моей хохмы, хоть и ПТУ только за плечами, и даже до Хренио дошла её саркастическая составляющая, но Юлька ведь — чистая гуманитарша, да ещё и с незаконченным высшим, и не просто так у нас, технарей, слово "гуманитарий" относится к числу весьма обидных ругательств...

— Макс, ну телефоны же могли испортиться! Ну попробуй, вдруг твой исправен! — и ведь хрен куда денешься, поскольку убивать её на месте в мои планы не входит.

Достаю из чехла, включаю. У меня точно такая же "Нокия Е7", как и у Серёги, и грузится операционка — ну, неторопливо, скажем так.

— Ты что, выключенным его носишь? — поразилась гуманитарнейшая наша.

— Ага, — подтвердил я, — Какой смысл сажать аккумулятор? — я и в прежней жизни обычно выключенным аппарат держал, хоть и не по этим соображениям, а чтоб беспокоили поменьше, а то по закону подлости именно тогда, когда тебе катастрофически недосуг, всем вдруг резко становится от тебя чего-то надо. Понадобится МНЕ — включу и сам звякну, а терпеть лишнее беспокойство за свои же деньги — увольте.

Наконец система загрузилась, но в "Контакты" я, конечно, не полез, а полез в "Файлы", "Диск Е", "Аудиофайлы", "Мелодии звонка", выбираю, нажимаю.

— Алё, кто это? Директор? Да пошёл ты в жопу, директор, не до тебя сейчас! — отозвался аппарат голосом старушки-вахтёрши, отчего даже Васькин рассмеялся, не говоря уже об остальных.

Пока Юлька подробно и обстоятельно, с кучей слов-паразитов, а главное — громко и визгливо — рассказывала мне, кто я сам и каковы мои шутки, я успел вернуться в "Файлы" и как раз добрался в них до папки "Срачи", в которой у меня в натуре срачи — в смысле, подборка крупиц ценной информации, выуженной из куч говна интернетовских форумных срачей.

— Макс, ты звонить собираешься?!

— Конечно, нет! Раз уж ты заставила меня включить мою шарманку, так я лучше попробую выяснить вопрос поважнее.

— Какой ещё вопрос?

— Идея.

— Какая идея?

— Иде я нахожуся, — разжевал я этой непонятливой.

— Так у тебя, значит, работает навигация? — тут уж мы все — мужики, в смысле — заржали, — Это чего у тебя там такое? — ага, наконец-то соизволила заглянуть.

— Фалькаты, — я как раз нашёл статью с рисунками этих испано-иберийских ятаганов и кое-какими обобщающими сведениями по ним.

— А, эти сабли? И чем они тебе помогут, милитарист фигов?

— Отступи-ка немножко и — это, аккуратнее, — я вынул из ножен и положил на траву перед собой свою фалькату, — Серёга! Клади вот тут рядом свою, буду сравнивать с рисунками и въезжать, иде мы, а точнее — когда, — раз никто другой в спецы по фалькатам не вызвался, придётся мне за них отдуваться.

К счастью, принцип тут понятен — слева в каждой подборке самые старые, а чем правее в ряду, тем новее. А смысле — новее по датировке, конечно, а не по физическому состоянию конкретной выкопанной из земли железяки. А по расположению образцов в хронологическом порядке понятна и эволюция стиля — самые старые почти прямые, а чем новее, тем кривее клинок. На самых старых либо совсем нет долов, либо один у самого обушка и относительно широкий, потом добавляются ещё и становятся гораздо уже, чисто декоративными, а на самых поздних могут быть и дополнительные, хоть и не обязательно. Наконец, все старые без защищающей пальцы гарды, у средних она появляется, но только на элитных экземплярах, а поздние имеют её уже все. И судя по стилю наших с Серёгой фалькат, обе — средние. Кривизна клинков явная, но небольшая, долы чисто декоративные и выделяют внутренний контур, моя без гарды и без малейших признаков её наличия в прошлом, серёгина — с гардой, но она и исполнена поэлитнее, и физически новее — не так сильно сточена. В общем, эдакая золотая середина, что называется.

— Короче, дамы и господа, кончайте страдать хренью и терзать ваши ни в чём не повинные аппараты, — посоветовал я им, возвращаясь в меню и выключая свой, — Все они у вас нормальные и исправные, но связи нет и не будет — не с кем. Нет ни сотовых вышек, ни спутников, а есть только вот эти вооружённые дикари вокруг нас. Это не сон и не глюк, и вляпались мы с вами совершенно реально — судя по стилю наших трофеев, где-то в районе третьего века до нашей эры. Добро пожаловать в гадюшник, дамы и господа...

— Нет! Не может быть! Я не хочу! Ну сделайте же что-нибудь! — завизжала вдруг Наташка, — Ыыыыыы! — кажется, до неё только теперь окончательно и дошло.

— Макс, ну может это всё-таки реконструкторы были, а? — занудила Юлька, — Ну не может же такого быть! Ну не бывает же так!

— Юля, ну тебе же уже объясняли. Фалькаты заточены, видок у покойничков бомжеватый, место курортное, но вспомни, как на Чёрном море всё побережье заселено, а тут Европа, народу местного должно быть как сельдей в бочке, и где этот народ? И ещё момент заметь — их было трое, а фалькаты — крутая и обычная — только у двоих, у третьего — просто большой нож. То есть, один крутой, второй нормальный середняк, но третий — вообще чмурло.А ведь это не обязаловка, это — хобби, да ещё и стоящее немалых денег. Ты много видела таких реконструкторов, которые добровольно приняли бы для себя роль нищего чмурла? Все хотят играть в крутых или хотя бы уж в нормальных, если крутизна не по кариану, но кому слишком дорого и это, тот не играет вообще. Не игра это у них...

А потом Наташка, въехав во всё и осознав, закатила истерику:

— Я же человека убила! Представляете?! Живого человека!

— Во-первых, не убила, а ранила, а сдох он уже самостоятельно, — поправил её Володя, — А во-вторых, радуйся, что это ты его, а не он тебя. А перед этим — не пустил тебя со своими приятелями по кругу во все дыхательные и пихательные с высокими шансами наградить тебя при этом если и не триппером, то мандовошками.

— Бррррр! Не надо этих подробностей!

— Ну так и успокойся тогда, ты сделала правильный выбор.

— Я его колю, а он — мяаагкий! — схохмил Серёга, и мы расхохотались.

Так как никаких признаков близкого человеческого жилья мы так и не обнаружили, а все трое напавших на нас местных хулиганов были нами благополучно помножены на ноль и прикопаны в песке, вероятность нашего обнаружения аборигенами мы оценили как малую. С учётом нашей столь же малой боеготовности, утомляться несением ночного караула смысла не было. Поэтому ограничились тем, что соорудили для нашего испанского мента удобное гнездо на дереве, где тот уже в сумерках и расположился втихаря на ночлег со своей пушкой. В качестве эдакого "засадного полка". Если на нас всё-таки нападут ночью, то ради захвата живыми в качестве рабов, а значит, резать нас молча спящими никто не будет, будут вязать, и шумная возня при этом гарантирована. А дальше любителей дармового рабского труда ожидает весьма неприятный сюрприз в виде многозарядного автоматического пистолета и человека, умеющего с ним обращаться.

Хотя бабы и в этот раз подтвердили, что полностью им угодить едва ли возможно в принципе — и подстилка жёсткая, и одеял нет, и от насекомых никакой защиты, и вообще мужики ни на что путное неспособны — переночевать более-менее спокойно нам всё-же удалось. Впрочем, не сразу. Судя по доносившимся из шалаша довольно долгим шорохам, ахам и вздохам, эти стервы явно решили попрессовать нам психику — типа, это мы без женского расположения долго не протянем, а они без мужского обойдутся запросто...

Главы с 3-й по 11-ю удалены по договору с издательством.

12. Металлургическая магия.

Боги в самом деле оказались к нам благосклонны. В деревне Тордул объявил большой привал, и радующихся оказалось гораздо больше, чем горюющих. Сказанное Васькиным было верно, но верно было и обратное — индивидуальный траур немногих не отменял общего празднества.

Высланные вперёд гонцы уже известили пейзан о нашем успехе и возвращении, и к нашему приходу улицы деревни оказались уже в праздничном убранстве — перевитыми многочисленными гирляндами из какой-то вечнозелёной лозы. Не будь время осенним — в них, как нам объяснили сослуживцы, обязательно вплели бы и множество цветов. Но и так получилось очень даже здорово. Староста общины, надо отдать ему должное, мужиком оказался неглупым и понятливым, долгими торжественными речами нам не докучал, да и на угощение расстарался на славу. Вино и пиво лились рекой, сытной и вкусной еды тоже хватало, и подавалось всё это со всем турдетанским радушием. Давненько — ага, вот уже несколько дней — мы так славно не пировали! А главное — гуляем ведь мы наконец-то в нормальной и спокойной мирной обстановке среди своих, когда можно практически не опасаться никакой внезапной тревоги. Некому нас тревожить — иных уж нет, а те далече.