Арбалетчики князя Всеслава

Думаю над этим и сам с себя хренею — да я ли это, в той нашей прежней жизни закоренелый холостяк? Ну, не в том даже плане, чтоб совсем уж мысли о браке и семье не допускал — ещё как допускал! В год — от трёх, до десяти где-то раз. И не "в принципе" допускал, не абстрактно, а очень даже конкретно, то бишь в отношении той или иной вполне конкретной бабы. Но тут ведь как? Вопрос-то ведь серьёзный, и прикидывая хрен к носу, прикидываешь и её недостатки, а какой реальный живой человек их лишён? Лично мне таких что-то не попадалось, и сильно сомневаюсь, чтобы такие вообще существовали в природе. И вот подумаешь над всем этим, подумаешь, да и одумаешься — чаще всего уже к вечеру того же дня, а в большинстве более тяжёлых случаев — к обеду следующего. Три дня — это для меня был абсолютный рекорд, так ни единого разу мной в прежней жизни и не побитый, а тут... Это сколько ж я уже на Велию на предмет "остепениться" всерьёз нацеливаюсь? Два месяца? Млять! И это — Я? Охренеть! Это ведь не к добру, это явно к дождю, гы-гы! А если серьёзно, то это — показатель. Если уж Я за целых ДВА МЕСЯЦА так и не одумался, значит — девка стоящая, и хватать её надо со всеми потрохами...

Захотев продемонстрировать ей, что и сам не лыком шит, я предположил, что верховные жрецы и жрицы Астарты, наверняка имеющие немалое влияние в городе, вряд ли в восторге от перспективы монополизации столь нужной им чёрной бронзы чужим для финикийцев этрусским кланом. Финикийцы жадны, но богобоязненны, и зарвавшегося Ратаба всегда можно пристыдить за неуважение к религии, а вот что они поделают с не обязанным чтить финикийских богов этруском Волнием? Оно им надо? Велтур с сестрой призадумались и согласились с моими соображениями, но выразили уверенность в том, что их дед наверняка всё это предусмотрел заранее и как-нибудь уладит. Их, конечно, в такие закулисные тайны, никто не посвящает, но Велтур сказал, что сам он на месте деда обязательно пообещал бы на тайных переговорах гадесскому храму Астарты продолжение поставок чёрной бронзы по прежней цене, а наживаться Тарквинии будут на аналогичных храмах других финикийских городов. Тех же Малаки и Секси, того же Карфагена, тех же Тира с Сидоном, не говоря уже о Сирии с Месопотамией. Они далеки от Гадеса, и на них финикийский патриотизм гадесцев распространяется мало. Карфаген же здесь и вовсе не любят — и за былые экономические притеснения, и за ограбленный Магоном Баркидом знаменитый храм Мелькарта. Карфаген, конечно, Гадесу "большой брат", но уж слишком большой, слишком жадный и слишком властолюбивый. Кому ж такое нравится? Утика вон совсем рядом с Карфагеном, а тоже восставала против него при каждом удобном случае. Впрочем, по предположениям Велии, Тарквинии и карфагенских жрецов, скорее всего, будут доить не собственноручно, а через подставных посредников. Зачем злить обираемых самим, когда это могут сделать другие? Небольшая скидка посреднику "за вредные условия труда" не разорит Волния, зато избавит от репутации мироеда. Это ж разве он? Это всё они, жадные мелочные крохоборы!

Как раз за обсуждением "глобальных вопросов геополитики" нас и застукала "почтенная" Криула. Прислушалась, глянула на нас оценивающе, но, к моему удивлению, не только дочь от меня не шуганула, но и недовольства особого не выказала. Чтоб она так уж резко переменила своё прежнее отношение ко мне — в это мне что-то верится с трудом. Скорее, не до того ей сейчас, чем-то другим озабочена. Услыхав краем уха упоминание нами Карфагена, мать Велии нахмурилась и что-то прошипела себе под нос, но непохоже было, чтобы это относилось к нам. Что-то тут совсем другое...

— Прибыл наш отец, — пояснил мне Велтур, заметив моё недоумение, — Он хочет забрать нас к себе в Карфаген.

— И вашу мать это не слишком радует? — куда меньше это радовало меня самого, но есть вещи, которые в приличном обществе не говорятся открыто.

— Ты же знаешь уже наши обстоятельства, — напомнила Велия, — Здесь мама отцу — почти как жена, а там будет считаться просто наложницей.

— А ты сама что об этом думаешь?

— Ну, не за рабов же нас будут там держать. А Карфаген — это всё-же Карфаген. Ты видел Кордубу и видел Гадес и понимаешь разницу между ними. А между Карфагеном и Гадесом разница такая же, как и между Гадесом и Кордубой. Что же ещё можно об этом думать?

— Понять бы ещё, что МНЕ об этом думать, — озадаченно пробормотал я.

— Отец говорил, что в Карфанене назревают перемены, — вмешался пацан, — Суффетом города на этот год избран Ганнибал Барка, а вторым суффетом — один из его преданных друзей. Времена там теперь ожидаются непростые, и отцу нужно иметь под рукой побольше надёжных людей. И лучше всего — из Испании. Думаю, что скорее всего, он попросит у деда и вас четверых...

— А вы не привязаны к Гадесу недвижимым имуществом, и переезд в Карфаген для вас нетруден, — добавила его сестра, многозначительно улыбаясь.

— Ты предвидела такой вариант событий? — я вспомнил о её совете не покупать дом, а снимать, и сложил наконец два плюс два.

Та не стала отнекиваться, а снова лишь многозначительно улыбнулась. Потом Велтур, сообразив, "вспомнил" о каких-то своих суперважных делах и оставил нас с сестрой. А Велия увлекла меня в малолюдную часть дома и быстренько нашла укромный закуток, где мы наобнимались и нацеловались всласть. За этим-то увлекательнейшим занятием нас и застукали...

— Так, так! Входит враг с мечом наголо, а охранник не только беспечен, но и безоружен! — вошедший в наше укрытие крепкий мужчина средних лет ухмыльнулся и выразительно похлопал рукой по рукояти висящего на бедре меча.

— Папа? — пропищала моя ненаглядная, мастерски имитируя приличествующий случаю испуг и одновременно подсказывая мне, с кем я имею дело.

— Враг уверен в своём превосходстве, расслабляется и куражится, а охранник не так уж и безоружен, — невозмутимо возразил я, откинув полу плаща и продемонстрировав торчащую из потайного кармана рукоять пружинной пистоли, — Враг получает стрелу, которой не ждал, а потом, уже мёртвый — благодарность за любезно принесённый мне отличный меч.

Сперва опешив, а затем поняв юмор, "досточтимый" Арунтий расхохотался. И тут же, будучи явно не чуждым военному делу, заинтересовался агрегатом:

— Маленькая пружинная баллиста? Ловко придумано! Кожаный панцирь она пробьёт?

— Сблизи пробьёт, если не слишком толстый. Но я ведь не стану проверять, а выстрелю в заведомо уязвимое место.

— Скрытое оружие для ближнего боя и тайных операций, — сходу определил назначение моей пистоли наследник Волния, — В большом бою погоды не сделает. Но... Гм... С Дагоном ты справился с помощью этой баллисты?

— Двух, досточтимый, — уточнил я, показав рукоять второй, — У него было как раз двое помощников, и я уравнял силы.

— Ловко придумано! — повторил этруск, — А для настоящего боя у вас ручные аркобаллисты вроде греческих гастрафетов?

— Наподобие, досточтимый, только устроены проще.

— Да, отец уже рассказал мне о вас и вашем оружии. Мне в Карфагене нужны люди — умные, решительные и умелые. Такие, как вы — в особенности. Какова служба у моего отца, вы уже знаете. У меня будет примерно такая же, только гораздо масштабнее. Жалованьем и наградами не обижу. Карфаген — город большой, и деньги в нём крутятся тоже большие. А тем людям, которые старательно помогают им крутиться правильно, не жалко уделить достойную их долю.

— Ты предлагаешь нам большие перемены в жизни, досточтимый. Нам надо хорошенько подумать, — ответил я, изобразив озабоченность. В таких случаях сразу же соглашаться нельзя — воспримут как дешёвку со всеми вытекающими. Толковый человек не принимает решений наобум, а тщательно всё взвешивает. Но и Арунтий, само собой, мигом меня раскусил:

— Поговори с друзьями, Максим — думаю, что и им жизнь в большом городе придётся по вкусу. А что касается тебя самого — я забираю семью к себе, в Карфаген, так что продолжать охмурение моей дочери ты сможешь только там.

— И как ты отнесёшься к этому, досточтимый?

— Пока никак. Обещать её тебе я не стану, но не стану пока и спешить с другим решением её судьбы. Я присмотрюсь к тебе, Максим. Если ты окажешься достойным руки моей дочери — ты получишь её.

Резкий переход от обсуждения важных дел к "светской беседе" по-финикийски неожиданным для меня не стал. Пару раз Велия шёпотом подсказала мне нужные слова, но в целом я кое-как выдержал испытание.

— Ты говоришь медленно и с ошибками, но понять тебя можно, — заценил мои познания в финикийском этруск, — Но для меня финикийский — тоже не родной, и если понимаю я — тем более поймёт и настоящий финикиец, — и тут же коварно захватил меня врасплох, без предупреждения перейдя на греческий. В греческом же я плаваю примерно как топор, так что честно изобразил тонущий, но не сдающийся крейсер "Варяг". А что ещё прикажете делать, если греческому меня учит тоже Софониба, которая и сама его не знает, а с соседками-гречанками общается на весьма буйном винегрете из турдетанских, финикийских и греческих слов? Лишь их, да услышанные от ихней пацанвы на улицах ругательства я только и знал, что и продемонстрировал — Арунтий долго хохотал, да и его дочь то и дело прыскала в кулачок..

— Греческий тебе тоже понадобится, — сказал "досточтимый", отсмеявшись, — В Карфагене я приставлю к тебе хорошо знающего его человека, который будет тебя ему учить. Вряд ли ты сможешь вести на нём философские дискуссии, но дела с греками вести сможешь. Есть ли смысл проверять тебя по-расенски? — так этруски называют себя сами.

— Нет смысла, досточтимый, — честно признался я. В отличие от некоторых из наших "исторически продвинутых" урря-патриотов, я как-то не разделяю их излюбленной урря-патриотической гипотезы о том, что этруски — "это русские", то бишь праславяне. Наличие какого-то числа индоевропейских и даже нескольких славянских слов в их языке ещё ровным счётом ничего не доказывает. В английском тоже хренова туча французских слов, но это не делает его романским — по общей структуре он был и остаётся германским. Такая же хрень и с этрусским — естественно, что за века соседства с индоевропейцами они нахватались ихних слов, но серьёзные исследователи этрусский язык к индоевропейским не относят. Как и иберийский, кстати. Родственны ли они между собой — хрен их знает. Вроде бы, испанский Тартесс тоже основан предками этрусков, так что всё может быть.

Но, с другой стороны, этруски — выходцы из Восточного Средиземноморья, один из "народов моря" эпохи кризиса Бронзового века, а испанские иберы считаются переселившимися в Испанию из Марокко. С чего бы их языкам быть родственными? Мало ли на каком языке тартесская верхушка меж собой болтала, прочим-то иберам, ни разу Тартессу не подвластным, с какого перепугу его зубрить и свой родной забывать? Гадес вон сколько столетий уже существует, и из них последние три — без Тартесса, а окрестные иберы-турдетаны и не думают на финикийский переходить. Как раз наоборот — практически все местные финикийцы турдетанским владеют.

— Сейчас наш язык уже не так важен для ведения торговых дел, как когда-то, — самокритично признал Арунтий, — Но со временем и он тоже пригодится тебе — в качестве тайного языка, когда надо передать своим то, что не для чужих ушей. Я позабочусь, чтобы позже тебя научили и языку расенов, а пока изучай греческий. В Карфагене много греков, да и вне его мы ведём с греками немало дел...

— А как скоро, досточтимый, нам ожидать переезда?

— Сейчас вы пока ещё нужны моему отцу здесь. Поэтому я заберу с собой пока только семью, а когда вернусь в Карфаген — пошлю корабли за вами. Думаю, что через месяц они прибудут сюда. Этого хватит моему отцу, чтобы уладить в Гадесе все дела с Митонидами и подготовить подкрепление для меня.

Поговорив между собой, мы пришли к выводу, что надо соглашаться. Велия права, Карфаген — это Карфаген. Настоящий мегаполис, по местным-то меркам, и жизнь там всяко легче и интереснее, чем в любой захолустной дыре. И дороже, конечно же, не без того, но мы ведь не грузчиками туда наниматься едем, а теми "крутыми ребятами", чьи кошельки никогда не пустуют. Судя по недавнему гадесскому опыту — наёмными вояками, гангстерами и политическими убийцами. Эдаким частным спецназом одного "простого карфагенского олигарха". А кем ещё, спрашивается, работать "арбалетчикам князя Всеслава"?

Судя по единодушию в этом вопросе трезвых и вполне вменяемых Васкеса и Володи, не приходилось сомневаться и в аналогичном мнении Серёги, когда он проспится и протрезвеет. Что же до Юльки с Наташкой, то и их мнение тут легко предсказуемо — мегаполис есть мегаполис. Юлька, конечно, не упустит случая подколоть меня тем, что это "из-за моей малолетки" они все вынуждены терпеть неудобства переезда. Но и хрен с ней, пусть подкалывает. Скажу ей тогда, что может и не переезжать, если не хочет, гы-гы!

Конец первой части.