В лапах Xviii века: Дочь кузнеца

— Ну вот и ты теперь это поняла...

Потом они пили травяной чай, и Катя, постепенно приходя в себя, рассказывала Маше про подробности проведенного эксперимента... Как вскоре она поняла, все получилось именно так, как и было задумано. Судя по признакам, никакой случайностью или совпадением произошедшее быть не могло, померли они именно что от отравления ядом спорыньи...

— Мы должны немедленно рассказать об этом людям! — когда они уже собирались расставаться, произнесла Катя.

— А вот тут стоп, — даже испугалась Маша, — Нельзя.

— Но почему? — удивилась Катя, — Сколько ведь жизней-то мы спасти можем!

— Нисколько, — тяжело вздохнула Маша, — Нам просто не поверят. И это в лучшем случае... А то еще и на вилы как колдунов посадят...

— Но почему?

— Да все просто, — усмехнулась Маша, — Ты готова была поверить мне... И все равно сомневалась. А они — нет... И они свято уверены в своей правоте...

— Пожалуй, ты права, — согласилась Катя.

На том они тогда и расстались... Про вред спорыньи решили пока держать язык за зубами, но себе на заметку Катя взяла — а это самое главное. Очень уж не хотелось из-за этой дряни лишиться той, кто за прошедшее время успела стать ей близким человеком. Как ни крути, но для большей части селян они были изгоями. Пусть и полезными, но непонятными — а оттого подозрительными...

Целая кавалькада крестьянских телег выезжала из деревни с рассветом. Сделав запасы на зиму, мужики собирались в город — продать свои небогатые излишки зерна. Негромко ржали лошади, скрипели колесные оси телег, вдали кто-то запел заунывную песню про крестьянскую жизнь — хотя слов на таком расстоянии было практически не различить. И все это — неторопливость и какая-то монотонность — клонили ко сну... Впрочем, тут если и заснешь — ничего не случится. До Тулы все равно почти целый день пути на телеге, да еще и с поклажей... Чай не XXI век с его скоростями... Там она бы, даже не превышая скорости, за день успела бы не только до Тулы доехать, но и объехать половину города, продав или купив все нужное, и вернуться домой. А тут вона оно как...

'Эх, Катя-Катерина, что же мне делать с тобой?' — поглядывая на окружающий их по сторонам лес, подумала Маша. Рано или поздно, но однажды ей придется перебираться куда-то в город. Может быть, в Тулу. А, может, и куда подальше — жизнь покажет. И оставлять подругу здесь девушка не хотела совершенно. Но что она могла сделать? К сожалению, с ходу ничего придумать она не могла... А надо. Хреновой ты иначе будешь подругой. Свиньей полной. Катька-то вон тебе — чуть ли не колдунье по местным понятиям — помогает и ничего за это с тебя не требует... Так что должна и ты помочь девчонке из дыры этой выбраться...

Несмотря на то, что Катя и была старше биологического возраста Маши, сама она воспринимала ее скорее как младшую сестренку... А уж если сравнивать возраст Юли 2021 года и Кати, то та ей и вовсе в дочери годилась. Только вот не было никогда у Юли детей. С мужем не успели, а потом и не от кого было. Затаенная обида и страх нового предательства так и не дали ей обзавестись новой семьей. Может быть, хоть в этом мире получится это исправить? Однако и в этом Маша сильно сомневалась... XVIII век — мужской век. А женщинам — дети, кухня, церковь! Те самые 'три К'. А уж чтобы кто-то по любви женился или замуж вышел — это и вовсе редкое исключение... А семья без любви — все равно что шлифовальный станок без СОЖ. Изобразить шлифовку можно. Отшлифовать — нет. И деталь прижжешь, и круг долго не проходит. Так и с семьями... Брань, скандалы, побои, нещадная эксплуатация в таких семьях становились обычными вещами.

Впрочем, крестьянская жизнь в это время и в целом была мрак и ужас... Взять ту же Катьку, историю которой она уже знала частично от нее самой, а частично от отца. Счастливой ее жизнь нельзя было назвать нисколько. Родилась она восьмым ребенком в семье обычного крестьянина. Есть вдосталь не доводилось никогда — хлеб с лебедой да со спорыньей (хотя ее-то как раз за проблему и не считали) да пустые щи за счастье считались... Трое ее братьев и сестер умерли еще в младенчестве. Сама она первый раз чуть не померла во время какой-то эпидемии, забравшей жизни дядьки и еще двоих сестер. Но повезло тогда... А едва ей пятнадцать исполнилось, родители выдали ее замуж за барского конюха — мужика вдвое старше нее самой. За то едва ли не самым выгодным женихом считался на деревне... Только вот счастливым тот брак не был никогда. Прожили они почти четыре года, которые иначе как ужасом назвать сложно. За все время от него она, наверное, ни разу и слова-то доброго не слыхала. Только брань да побои по любому поводу. А уж когда прошел год, а ребенка заделать все никак не получалось — он и вовсе осатанел, как говорил машин отец... А в восемнадцать лет Катя стала вдовой — убила ее муженька лошадь копытом в голову. Так и вернулась она в отцовский дом — лишняя-то работница никогда не помешает! Но и этого мало... Еще через полгода Катьку чуть не запороли — как так, посмела толкнуть пристававшего к ней барского сынка! Но самое удивительное — что окружающие при этом осуждали не самодуров-помещиков, а саму Катю. Ишь ты, мол, фифа какая выискалась! Другие вон частенько барским деткам да управляющему (а то и самому барину как со службы приезжает) постель греют — ничего! А многие и вовсе хотели б на их месте оказаться. И как с такой судьбой она не превратилась в вечно хмурую, всем недовольную, забитую бабу, каковых тут было большинство, а оставалась веселой и жизнерадостной девушкой? Для Маши это оставалось полной загадкой... Она, наверное, так не смогла бы. Хотя, возможно, не успела просто...

И самое-то мерзкое — что не было в такой судьбе чего-то из ряда вон выходящего. Чем-то похожим могли бы 'похвастаться' не меньше половины деревни... Были и такие истории, по сравнению с которыми катина — еще цветочки... Голод, смерти братьев-сестер, смерти детей, жестокость мужей, жестокость господ были явлением обыденным и привычным... Причем, многие живут так десятилетиями. Что делать? Единственным выходом, который видела Маша — всеми силами подтолкнуть развитие капитализма в России. А уж он-то непременно внесет свою лепту в разрушение как крепостнической системе, так и в разрушение традиционного жизненного уклада. Не место им просто в индустриальном обществе.

От мыслей своих Маша отвлеклась, когда выехали к реке, где прямо неподалеку от брода вверх по течению реки она впервые жизни увидела вживую действующую водяную мельницу. В отличие от тех, что она видела на картинках в интернете — отреставрированных, выглядящих как новенькие, эта впечатления не производила. Невысокая плотина с, как вспомнила из прочитанного в интернете Маша, колесом верхнебойного типа и деревянным водоводом, который сейчас был перекрыт. Маленькое и какое-то неказистое, покрытое мхом и лишайниками, деревянное здание самой мельницы. И, наконец, расположенный неподалеку дом самого мельника — который сегодня тоже присоединился к своим односельчанам для поездки в город.

— Барская мельница, — заметив, что Маша с интересом разглядывает ее, сказал машин отец.

— Понимаю, — согласилась девушка.

Никаких других мельниц тут и в самом деле не могло быть. Она была единственной на всю округу. Совсем скоро сюда станут съезжаться крестьяне со всех окрестных деревень — занимать очередь на помол... Впрочем, машин отец успел уже договориться с мельником — недавно как раз делал ему для мельницы какие-то запчасти. Так что сразу по возвращению из города повезут сюда первую партию зерна.

Однако совсем скоро и мельница скрылась из виду, а караван телег так и продолжал свой неторопливый путь в сторону Тулы... Никто, кроме Маши, на мельницу даже не обратил никакого внимания. Ничего нового для окружающих здесь не было. А уж ее конструкция крестьян не интересовала и вовсе...

До города добрались уже ближе к вечеру, где разделились. Кто-то готовился ночевать прямо на улице, кто-то искал место для постоя, а машин отец уже привычно поехал к одному из своих знакомых в Кузнецкую слободу. А Маша, сидя на телеге, с интересом разглядывала открывшийся ее взгляду город — и совершенно не узнавала его. Из знакомых ориентиров выделить можно было лишь тульский кремль. Больше в городе не было ничего знакомого...

Насколько большим по местным меркам городом была Тула — Маша не знала. Со слов ее отца, в те времена, когда он здесь в цеху учеником был, в городе жило тысяч шесть-семь жителей. Точнее цифры не знал никто, но сейчас это и не требовалось. Небольшая погрешность картины в целом не поменяет, да и данных для сравнения у девушки все равно не было.

За то, как знала Маша еще из будущего, уже сейчас Тула была одним из главных центров оружейного производства и металлообработки в стране. Здесь, в Туле, в середине прошлого века была построена первая в России доменная печь. Именно в окрестностях Тулы располагались металлургические заводики Баташевых, Мосоловых и Демидовых, часть которых, впрочем, была закрыта после выхода указа Елизаветы о запрете строительства металлургических заводов ближе 200 верст к Москве. Впрочем, даже оставшихся ей хватит с избытком... Здесь уже не меньше века вовсю развивалось оружейное производство, а во времена Петра I был построен один из первых в России оружейных заводов.

Вот только производить оружие было не больно-то выгодным для людей делом. Поэтому чтобы нормально жить, а не выживать, людям приходилось дополнительно делать на продажу продукцию гражданского назначения... Так Тула постепенно превращалась в один из крупнейших в России центров металлообработки, а про тульских мастера вскоре стали знать буквально по всей России.

Впрочем, металлургия была далеко не единственным направлением развития ремесел в Туле, представители которых жили преимущественно в слободах вокруг центральной части города. Часть из них даже называлась по названию их ремесел — Гончарная, Кузнецкая, Оружейная, Ямская... Как практически везде в эти времена, не было в Туле узкой специализации производства в определенных отраслях. Эта специализация будет происходить гораздо позднее — когда одиночек-кустарей вытеснят крупные заводы, производящие сотни, тысячи, а то и миллионы единиц типовой продукции. Но до этих времен было еще далеко. По дороге расспрашивая отца про Тулу, Маша с удивлением узнала, что даже на ТОЗе нынче производят далеко не все детали оружия. Там производилось лишь то, для чего нужно сложное — по меркам XVIII века — оборудование и осуществлялась конечная сборка с испытаниями. Остальное делалось все теми же ремесленниками-кустарями. Вот тебе и знаменитый ТОЗ!

На ночь остановились у отцовского знакомого — прежде такого же подмастерья кузнецкого цеха города Тулы, а нынче целого мастера на Тульском оружейном заводе, звавшегося Иваном Федоровичем.

— Ну, здрав будь, Иван, — когда он открыл им калитку, поздоровался со старым знакомым машин отец.

— И ты здрав будь, Василий, — ответил Иван, — Да ты, я смотрю, не один, с дочкою.

— Да решил вот с ней на торг съездить, — пояснил машин отец, — Пусть там для себя нужного чего посмотрит...

Проходя в дом, Василий Никитич с Машей по-старообрядчески перекрестились на иконы в красном углу, а затем поприветствовали и хозяйку дома с детьми. В отличие от машиного отца, у Ивана Федоровича семья была многодетной. Не считая тех, кого схоронили в младенчестве, сейчас у него было аж четверо сыновей и три дочери — часть которых жила уже своими семьями. Как вскоре поняла Маша, сыновья его сейчас работали на том же самом Тульском оружейном заводе подмастерьями — так что Ивана Федоровича уже вполне можно было считать основателем одной из заводских династий, в которой люди из поколения в поколение работали на заводах. И, судя по увиденному, жилось им куда получше, чем жили они сами. Дом, во всяком случае, был гораздо больше, просторнее и даже — что за все свое пребывание в прошлом девушка увидала впервые — топился по-белому.

Вскоре после ужина, состоявшего из широко сейчас распространенной тушеной капусты, начались и разговоры. Сначала машин отец с Иваном Федоровичем вспоминали прошлое, ругали любящую создавать 'вечных подмастерьев' цеховую систему. Потом немного поговорили о делах в городе и, в том числе, на оружейном заводе. Затем говорили о ценах на металл, зерно и многое другое. Как поняла, слушая эти разговоры, Маша цены на металл за последнее время неплохо выросли. Сказывалось то, что часть заводов в 200-верстной зоне вокруг Москвы за последние годы полностью прекратили свое существование. Другие же, несмотря на затянувшиеся тяжбы между заводовладельцами и правительством, работать пока продолжали, но долго ли это продлиться — сказать не мог никто...

— Баташовы вон вместо Тульского новый завод в этом году построили, — произнес Иван Федорович, — Унженский. Да только от него-то металл тоже везти надо. А раз так, то и их железо теперь дороже будет. А у нас лишь у Мосоловых завод работает все еще. А все остальное железо привозное теперь.

— Понятно, — вздохнул Василий Никитич, — Ну да что есть, то есть...

А вскоре свершилась и первая их 'сделка'. Как выяснилось, Иван Федорович как раз-то не против был зерна прикупить. А уж хлеба-то на его большую семью много надо было... Так что весь тот хлеб, что взяли в оплату с крестьян да на торг вывезли, сразу же и продали. Еще и мало оказалось. Даже полного воза зерна хватило бы лишь на пропитание одного человека на год, а у них и воз-то не полный был. По цене сошлись на 9 рублей за все. Взамен Иван Федорович обещал расплатиться частично монетой, а частично заготовками и даже готовым товаром: подковами, полосой железной да коваными чушками стальными. Остальной же товар предстояло продать на следующий день на торгу, а взамен также купить металла да инструмента нужного...

Спать легли на сеновале — в доме и хозяевам-то тесно было. Хоть дом и был у них куда побольше да побогаче их деревенского, но и народу в нем жило куда больше... Так что спали и на печке, и на лавках — кровати нынче еще не имели широкого распространения — и даже на сундуках. И для гостей места у них попросту не было.

Проснулись, как обычно, с рассветом и, наскоро позавтракав, стали собираться на торг. Пока добирались до тульского кремля, у стен которого обычно проходил торг, Маша с интересом разглядывала Тулу XVIII века — и совершенно не узнавала хорошо знакомого по будущему города. Помимо кремля, из знакомых строений девушка смогла отметить лишь Успенский храм напротив кремля да еще пару старинных церквей. Но самым большим шоком стал для нее вид кремля. Когда они добрались до него, перед глазами Маши открылась печальная картина. Кремль стоял в запустении, стены утратившей военное значение крепости ветшали и начинали разваливаться, их постепенно разбирали на стройматериалы... И хоть с позиции людей XVIII века это и было вполне логично, но Маше при виде всего этого стало как-то обидно. Строят, ломают, потом начинают восстанавливать...

Торговая площадь разместилась как раз между кремлем и Успенским женским монастырем. Поскольку время было ранним, площадь была еще практически пустынной — так что без труда нашли себе место там, где, как помнил по прошлым поездкам Василий Никитич, полюднее бывает обычно. А вскоре площадь стала заполняться и другим людом.