Шебуршание прекратилось. Я приоткрыл один глаз. Ясумаса уже поспешно раздувал угли, надеясь извлечь из них ночное тепло, а Химико умело ощипывала птицу, и впрямь солидную — когда только откормиться успела? Можно подавать признаки жизни. Хотя, почему бы не поваляться ещё самую малость?
Приподнявшись, я поприветствовал влюблённую парочку и ханьца, как только заслышал шаги последнего. Тот волок на плечах охапку сухого кустарника, перевязанную поясом. Сбросив ношу у кострища, он посмотрел на меня так, что я сразу понял: давешний разговор останется между нами.
За отдыхом пролетел весь день, а затем и следующий. Друзья отсыпались после безрадостного перехода и дежурств у моего изголовья, я восстанавливал силы, собирая плавник по берегу в обществе Ю или Ясумасы и тренируясь с луком и тати. Даже кулика подстрелил. Правда, тощего, с лисьей добычей и сравнивать смешно. Солнечная погода словно удерживала грустные мысли на безопасном расстоянии от рассудка — достаточном, чтобы не корчиться от боли. На второй день стояла уже такая жара, что после полудня мы отважились искупаться. Мидорикава здесь была холоднее, чем в Оваре, и неумолимый Ю железным голосом велел мне выйти из воды, едва я успел окунуться. Ополоснув волосы, я послушно выполз на берег и улёгся, подставляя спину палящим лучам. Химико купалась за излучиной реки, Ясу страдал, но крепился. Омовение — священное занятие, не дозволяющее иные мысли, не говоря уже о действиях. Впрочем, кицунэ вскоре присоединилась к нам, по-собачьи гребя лапами и взбивая воду пушистыми хвостами. Дескать, животным всё можно.
На Третий День Земли мы продолжили путь. Шли неспешно, то и дело останавливаясь, дабы передохнуть и полюбоваться красотой речных перекатов по левую руку. Валялись на молодой травке, вдыхая дурманящий аромат цветущего багульника и лениво переговариваясь о пустяках. Торопиться было уже некуда, да и незачем. Если суждено мне пересечь пути с братом, так тому и быть. Как там говорила Мэй? Никому не избежать своего предназначения?
Я много размышлял о ней, часто возвращаясь в раздумьях к той злополучной ночи, но уже без пелены озлобленного отчаяния, что окутала разум, вынуждая бросаться на юмеми с кулаками. Несмотря на принятые извинения, стыд преследовал меня, а некоторые поступки я и сейчас не могу объяснить самому себе. Так, прекратив попытки вытащить девушку, я заметил сундучок с её нарядами, оставленный неподалёку от воды, выхватил из него куклу, подаренную Мэй-Мэй, и швырнул её в озеро. Что-то кричал. Не знаю, что тогда двигало мной: рассказ девушки о временах пятисотлетней давности или ненависть к бездушной игрушке, которая вот, лежит передо мной и улыбается, в то время как её хозяйка... Не мог, никак не мог я поверить, что подруга наша лишена души! Возможно, мы понимаем под этим словом разные вещи, но... Не могло существо, лишённое души, пожертвовать собой, даже если причины того многослойны, как одеяния, и так же накладываются одна на другую. Она же сама вспоминала о мастере, создавшем её, и его жертве. Бездушный не отдаст себя добровольно. А значит...
Мы не говорили об этом с Ю, который старательно избегал любых напоминаний о прислужнице и уклонялся от беседы. Или она была для него кем-то более важным? Я вспомнил, как застал их спящими, когда иссиня-чёрные локоны девушки разметались вокруг, словно паучья сеть. Не был ли сам юмеми жертвой, бьющейся в этих тенетах? Но Мэй так доверчиво склонила голову ему на грудь... Она упоминала о сильной привязанности, которую испытывала к некоторым людям. Скольких она любила, сколько смертей оплакала?
Я понял, что ханец переживает случившееся ещё глубже, чем я, и не готов обсуждать это вслух. При его скрытности хорошо бы извлечь эту занозу хотя бы через год. Впрочем, что я несу? В нашем положении загадывать на столь долгий срок — непозволительная самонадеянность.
И всё же один раз мы вернулись к событиям раннего утра Второго Дня Металла. Был вечер, мы только что проглотили торжественный ужин, состоявший из запечённого кролика и приготовленных тем же способом молодых побегов какого-то болотного растения вроде тростника. Чай заменяла ароматная трава, которую Химико настаивала в небольшом котелке без ручки. Сию посудину мы раскопали на развалинах постоялого двора, покинутого примерно в те времена, когда император перестал навещать Северную Столицу, и представлявшего собой один только остов стен, без крыши. Было это вскоре после трагических событий, и я с горечью подумал, что лучшего подарка от судьбы в день своего рождения не заслужил. Отнюдь. Спустя сутки он пригодился моим товарищам — кипятить премерзкий отвар и поить меня, когда я окончательно слёг. Затем мы поочерёдно начищали его речным песком, так что сейчас, когда кицунэ извлекла все травинки, через зеленоватый настой даже проблескивало дно. Правда, пить приходилось по кругу, но в тот вечер можно было найти этому достойное оправдание. Праздник.
Что такого праздничного? Наше настроение. Топи, надоевшие хуже дайкона , ещё пополудни стали отдаляться от дороги, которая едва заметно набирала высоту. А значит, мы приближались к Тоси! Если память мне не изменяла, скоро ожидалась развилка. По мосту, коли он цел, можно будет сходить в деревню на противоположном берегу Мидорикавы — мы истосковались по повседневной пище. Или же не тратить время, а поднажать, чтобы через пару-тройку дней отдыхать в Северной Столице. И неважно, что двор ей пренебрегает, нам высокий почёт и не требуется. Всё, что для счастья надо — снять комнаты в какой-нибудь приличной гостинице да проверить, так ли крепко саке на воде горной речки Араи, как о нём говорят.
— Скажи, Ю! У тебя остались какие-нибудь деньги? — спросил я ханьца. — У нас с Ясу — ни монетки. Ну что ты смотришь? Кто мог предполагать, что всё исчезнет!
— Несколько связок в потайном отделении сундучка, — ответил он с укоризной во взгляде, вполне нами заслуженной. — Дай-сэнов, к счастью. Если решим осесть в Тоси, хватит на то, чтобы обзавестить хозяйством.
Мы помолчали. Ясу извлёк из чехла биву и теперь задумчиво перебирал струны, даже не пытаясь играть что-то узнаваемое. Кицунэ спала, свернувшись клубочком на сухой подстилке и накрыв нос одним из хвостов. Набегалась! Вечер был прохладным, несмотря на канун последнего дня Месяца Светлого Древа. Холодная какая-то весна. Хотя нам ли жаловаться? На протяжении последнего дзю не было ни одного дождя и почти всегда светило солнце.
— Интересно, — Ясумаса прервал игру и отложил инструмент, — а если бы мы не проснулись и не отправились на поиски — кто знает, не исчезли бы наши тела вместе с деревенькой?
Кицунэ дёрнула ухом, но голоса не подала. Я ни разу не слышал, чтобы она разговаривала в лисьем обличьи, и склонялся к мысли, что дар речи присущ ей только в человеческом.
— Очнулись бы поутру на голой земле, только и всего, — пожал плечами Ю. — Души — что искры, прожигают чуждые мирки насквозь, словно сухое и ветхое полотно, и возвращаются туда, где им место. А вещи напоминают погасшие угли. Их тяготение к родному миру слишком слабо, и легко рвётся.
— Значит, этот жлоб всё-таки наложил руки на наше имущество, — мой друг хмыкнул — без особой, впрочем, досады. — С таким старостой и воров не нужно!
— Едва ли он успел, — возразил я. — Если этот лоскуток прошлого исчез, чтобы вернуться к подобию жизни лишь тогда, когда вновь потребуется же... — я сделал вид, что закашлялся, вспомнив нежелание юмеми обсуждать случившееся. "Сейчас не время говорить об этом. Ради меня".
Хорошо, Ю. Мы не будем беседовать об этом сейчас. Только дай мне понять, когда твоё сердце будет готово исцелиться, и мы продолжим прерванный разговор. А пока просто помолчим.
— Жертва? — договорил за меня Ясу, и я мысленно застонал. Ну зачем, зачем?..
— Господин Татибана! — обратился ханец к Ясумасе с каким-то странным блеском в огромных раскосых глазах. — Можно, я попрошу вас об одном одолжении?
А ведь я его предупреждал, болвана толстокожего! Правду говорят: счастливчик чужих слёз не замечает!
— Конечно, господин Ю! — тот смешался, по-видимому, осознав, что сболтнул лишнее.
— Сыграйте на биве, пожалуйста.
И мы молча сидели у костра, слушая пение струн. Наблюдая, как на вечернем небосводе разгораются первые робкие звёзды.
Глава 5
Радость
Первый День Земли Месяца Света, 499-ый год Алой Нити)
Гостиница "Огни Фунао" действительно оказалась уютной — спасибо одному из стражей Алых Врат. Химико очаровала его в несколько мгновений, и счастливо улыбающийся крепенький дедушка сопроводил нас почти до северо-восточной окраины, оставив недоумевающего помощника управляться с работой. Надо сказать, приток людей был невелик, так что обязанности по сбору въездной пошлины не выглядели слишком затруднительными.
Это нас не удивляло — судя по разговору двух парней, ведущих на поводу старого вола, деревни едва успели оправиться от недавнего землетрясения, после которого немногие жилища остались в целости и сохранности, а что касается людей... До разъездов ли, когда дома такая напасть?
В оплату вьездной пошлины мы вручили несколько листочков монетника. Вот они, кицуньи штучки! Какая жалость, что в пути мы так и не смогли себе внушить, что разноцветные покрывала и тёплые футоны действительно греют. Увы, иногда знание природы вещей оборачивается проклятием. А уж какими проклятиями будут поминать нас те, в чьих руках медяшки превратятся в круглые кожистые листики... Честно сказать, меня это слегка смущало, пока Химико не успокоила. Мол, наложить чары, облагораживающие внешний облик отряда, было сущим пустяком, а недостачу дюжины сэнов старик спишет на проходимца-подручного, который, судя по хитрой роже, и впрямь приворовывает. А листики... что листики? Ветерком занесло. Люди придумают тысячу разумных объяснений, лишь бы не заметить истину.
Я зауважал лисицу ещё сильнее, чем прежде. И впрямь, не обеднеет дядюшкина казна! Хотя для себя решил восстановить справедливость, как только разживусь деньгами. Вот узнаю, здесь ли брат или уже вернулся в Овару... Эх, Кай, как же быстро ты обеднел! Правильно в народе говорят: купец при деньгах, а глупец при долгах! Хотя я и другое высказывание слышал: мол, у скупца связка от тяжести монет рвётся, а глупец её сам не завязывает. Так что всё едино, коли удачи нет...
В Тоси кипела бурная деятельность по восстановлению города. Стражник заявил, что цены на бамбуковые доски подскочили втрое, и на Зелёных Вратах пошлина — не чета той, что на Алых. Мне не понравилась мысль наживаться на общем горе, и я решил внимательно присмотреться к ставленнику императора в Северной Столице. Всё равно знакомство с ним — дело первостепенной важности для двух заезжих придворных. Но какое стяжательство! В годы бедствий следует помогать народу, а не вытягивать с него прибыль! Интересно, что скажет дядя?
И всё же мне показалось, что разрушений гораздо меньше, чем должно быть после такого чудовищного землетрясения. Когда я был маленький, половина Овары лежала в развалинах, а толчки были гораздо слабее. А может, я просто не застал здесь самого страшного — бамбуковые стены быстро рушатся, но и отстраиваются за считанные дни.
В гостинице нас встретили приветливые хозяева, чистые полы, незатейливый, но обильный обед и свежие постели — чего ещё желать? Ради хорошего пристанища и город пересечь не зазорно. В купальне, притаившейся на пустыре за низким каменным домом, с честью выдержавшим недавнее испытание, оказалось вдоволь горячей воды: печник отрабатывал свой рис на славу. Через распахнутые сёдзи виднелись нагромождения прибрежных скал и тропинка, уводящая к ним; мы договорились с друзьями спуститься туда после ужина. Кажется, море для всех оказалось в диковинку, хотя юмеми лишь по-кошачьи зажмурился, когда я пристал к нему с расспросами. Во сне, что ли, любовался? С него станется! Кстати, за постой мы платили из его денег. Нехорошо обманывать тех, кто тебя кормит. Тем паче, если других постояльцев нет...
С особым наслаждением отмыв волосы до скрипа и напарившись всласть, я завернулся в косодэ с набивным рисунком, позаимствованное у хозяев, и поплёлся в дом. Удивительно, и как мы могли думать о прогулке, не отдохнув с дороги?! Горячая вода разморила меня настолько, что даже пересечь двор и подняться по ступенькам в собственную комнату казалось непосильным трудом. Химико, сочувственно вздохнув вослед, направилась будить Ясу, одиноко посапывающего в купальне. Ю сдался первым, предпочтя нашему обществу футон в собственной опочивальне; я заглянул к нему и убедился, что ханец крепко спит. Хорошо же мы умаялись!
Проснулся я ближе к вечеру. В комнату влюблённых совать нос не решился — мало ли, что? Поглядел на недвижное тело юмеми, гадая, в каких волшебных мирах сейчас странствует его душа, и не нашёл в себе жестокости растолкать бедолагу. Спустился, поболтал с главой семейства в зале, отказался от плотного ужина, попросив принести наверх лишь чая и лепёшек. Вернулся к себе и распахнул сёдзи. Ветерок донёс пьянящий запах водорослей и соли и гул прибоя, мерный и умиротворяющий. Море! Окна выходили на бухту. Там, на юге, уже золотились фонарики причалов, а пара ярких звёздочек отплывала от берега, колыхаясь на стальной поверхности воды. Далеко-далеко на востоке смутно виднелся ещё один огонёк, едва различимый даже в прозрачном воздухе без малейших признаков тумана. Неужели сами острова Фунао? Вот это да!
Только теперь я осознал, что действительно нахожусь в Северной Столице. До этого всё было как-то не прочувствовано, поспешно... я и по сторонам не глазел, будто шёл по улицам, знакомым с детства. Может быть, из-за разрушений, которые сами по себе привлекали внимание. А сейчас меня будто пронзило.
Ведь это Тоси, Кай! Древнейшая из столиц Империи! Восходящая к Золотой Нити, а то и более ранним временам. Здесь даже ворот пять, причём одни — Морские. Не внутренние, как в Оваре, а внешние, обращённые к заливу, в гавань. Мы рассмотрели их, когда переходили мост через реку Араи, отделяющую северо-восточную часть города от юго-западной. Мощные, даже не покосились от подземных толчков! Утром я не особенно восторгался, а теперь жалел, что не уговорил остальных немного подождать, дабы проникнуться величием этих гигантов. А ленты на них оказались не синие, а чёрные: цвет, в прежние времена посвящённый Воде и Глубинам. Всё потому, что коренные жители — упрямцы, каких поискать. После Войны Чёрной Нити предпочли впасть в немилость, но следовать обычаям, оттого синие ленты здесь и не прижились. Да и ничего удивительного. Клан Воды происходил из этих мест, сюда оставшиеся в живых и были изгнаны Великим Правителем, и с тех самых пор нет верности в этих холодных землях, одно лишь холодное лицемерие. Так мне дед рассказывал, а он всюду побывал. Казалось бы, ни смуты, ни беспокойств, а поди ты: к выходцам из Тоси в других городах с опаской относятся. Император зорко присматривает за севером — не случайно же отправлен сюда мой брат? И кто-нибудь из придворных нет-нет, да наведается в эти края, якобы местного саке испить. Так что не сильно удивлюсь, если повстречаю кого-нибудь знакомого...
