Ветер и крылья - 2

— Н-нет...

— Ну так послушай. Высокий дом — это не даны и не короли. Они были другими.

— Нечисть? — заинтересовалась Ческа.

— Тьфу, дура, — даже сплюнула бабка. — Какая-такая нечисть? Иные, сказано же тебе! И-ны-е!

Франческа на 'дуру' даже не обиделась. Какие уж тут обиды?

— В чем иные-то? Летать, что ли, могли?

Старуха задумчиво смотрела в шар, поворачивала его то так, то этак, и Ческе казалось, что внутри шара, в алом мареве летит, бьет крыльями из последних сил, громадная черная птица.

— И летать. И не только летать... Они были... Говорят, что прежде Евы, для Адама бог создал Лилит. Слышала о такой?

Ческа кивнула.

Библию она всяко читала, ну и слышала...

— Грех. И ночная демоница...

— Дура. Какой же грех, когда она такое же творение Господне, как и Адам, и Ева? Или ты Его замыслы постичь хочешь?

— Н-нет...

— То-то и оно. Говорят, от Евы пошло колено человеческое. А от Лилит — колено иное. А поскольку сначала была создана Лилит, а потом Ева, то и дети Лилит считаются старше. Высокий род...

Франческа вспомнила Адриенну.

Вспомнила яркие синие глаза, черные волосы, вспомнила ее взгляд...

Высокий род? Да, это ей подходило. При всей ненависти... Франческе многое приходилось играть, над многим она работала. Адриенна же просто была.

— Вот. Они плоть от плоти и суть от сути этой земли. И земля приняла и полюбила их. А за что Лилит изгнали... есть и такая версия. Она не хотела подчиняться, она хотела свободы, и дорого заплатила за это. Адам остался с Евой и до конца дней тосковал о той... которая ушла за горизонт. И увела за собой своих детей.

— Детей?

— Точно никто и ничего не знает. Но по преданиям, ее потомки ушли туда, где нет ни дня, ни ночи, ушли, чтобы стать свободными...

— И Бог не покарал их?

— За что? Он создал людей по своему образу и подобию, за что тут карать? Все в них и в нас — это Он.

Ческе было откровенно жутко. Стоило кому-то услышать эти речи...

Костер.

А до того еще и пытка. Но она молчала и слушала.

— Это было давно. И ушло. Говорят еще, дети Лилит потом возвращались к нам. Лечить, учить, помогать — долг старших. Люди не принимали их, и они опять уходили. А кто-то — оставался.

— Оставался... — шепнула Ческа.

— Именно. И могли они иметь детей с обычными людьми, и были у них внуки и правнуки.

— Она... так она...

— Кровь от крови. Не сама, но явно — кровь. Не знаю, что там случилось в давние времена, но вижу ясно — на роду твоего любимого проклятье. И наложено оно кем-то из Высокого дома.

— И что теперь?

— Да помрет твой любимый, — хмыкнула бабка. — Помрет, рано или поздно.

— А...

— Если на той, второй не женится. И дети у него только от нее могут быть. Все остальные... сделать тебе ребенка он может. Но ты ж его и похоронишь.

Ческа поежилась.

Вот уж чего ей не хотелось, так это своих детей хоронить. Дети — это... это инвестиция! Сначала ты девять месяцев их носишь, портишь фигуру, потом они долго растут, и еще неизвестно какими вырастут, и сможешь ли ты их выгодно пристроить...

А тут — сразу.

Ты будешь выкладываться, а пользы не будет. Вообще. Помрет ребенок и точка. А раз так... стоит ли портить себе фигуру и тратить время? Нет, не стоит.

Родить от кого-то другого?

А получится?

Ладно, допустим, она кого-то найдет, не от конюха же рожать! Но дальше-то как? Ребенок ведь растет, и будет похож на мать... допустим! А если на отца?

Бабка словно ее мысли прочитала.

— От другого родить хочешь?

— А это возможно?

— Смотря, что потом будет. Слышала, может? Слово есть сила...

— Н-нет...

— Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...

Слышать ведьму, которая цитировала Евангелие от Иоанна, было попросту дико. Даже и страшно как-то. Ческу аж передернуло.

— Я... но как?

— Ты же не скажешь, что ребенок этот от другого мужика, верно? Ты скажешь, что он от твоего... любовника.

— В этом и весь смысл, — кивнула Ческа.

— То-то же. И он сына там, или дочку, признает. Своей кровью.

— И...

— Правильно понимаешь. Им и усыновлять никого нельзя, потому как в их роду? Ну и проклятие на весь род...

Ческа вздрогнула.

— Безвыходно?

— Ну, почему же... вот от той он детей иметь может. И проклятие будет снято.

— И она наверняка об этом знает, — процедила Ческа, вспоминая кое-какие моменты жизни. — Я в этом уверена!

— Ты ко мне пришла узнать правду. Я тебе сказала все честно, а что сказанное не нравится — ну так врать я тебе и не буду. Ты мне не за то платишь...

Франческа вздохнула.

— Я понимаю... и выхода никакого нет?

— Дети появятся — проклятие уйдет. А уж кто будет тех детей воспитывать... — хитрО поглядела бабка. — Или можно новых нарожать?

Франческа задумалась.

— Допустим... только допустим, что мой мужчина женится на этой. Она рожает и умирает при родах?

— Такое бывает.

— А потом умирает и ее ребенок?

— Умрут и все остальные. Те, кто к их смерти был причастен, уж всяко. Это Высокий Род.

Ческа в ярости топнула ногой.

— Она вообще, что ли, бессмертная?

— Нет. Убивали и не таких... да вот тебе и пример. До Эрвлинов тут Сибеллины были, — бабка ухмылялась вовсе уж ехидно. — Говорят, первый из Эрвлинов и заказал, чтобы последнему королю в спину ударили.

— И?

— Убийца и пяти минут не прожил. Говорят, сгнил заживо несчастный...

— Господи, помилуй, — перекрестилась Ческа. Вот этого ей точно не хотелось.

— Он-то помилует. А вот кровь... Тут же еще как? Они — старшие. Что случается с братоубийцами, знаешь? С теми, кто на старшего в роду руку поднял?

Ческу окончательно затрясло.

— Я... я не хочу.

— Понятное дело, не хочешь. Но выход у тебя только один, если жить спокойно. Пусть твой... этот... женится. Пусть сделает детей, лучше двоих-троих. А потом... ты ж не дура, найдешь и что, и как сделать... и чьими руками.

Франческа кивнула.

— Н-наверное. Н-найду...

— Ну а коли так... иди себе. Деньги на пол положи, не на стол, поняла?

Франческа медленно отстегнула от пояса тяжелый мешочек, положила его на пол.

— Я... могу...

— Если хочешь, чтобы он к тебе не охладел? Ну, приходи. Составлю напиток, будет у него только с тобой счастье...

— А...

— И с ней. Но там узел завязан, не мне его и развязывать.

Франческа подумала пару минут. Вообще... если вспомнить кое-что...

— А если жертву принести, или что-то такое...

Ведьма издевательски захохотала.

— Что-то! Кто-то, как-то... ты, дура, с Высоким Родом справиться хочешь? Жизнь не дорогА?

Ческа вспыхнула от гнева.

— Я...

— Да пойми ты, — устало сказала ведьма, убирая руки с шара, отчего в помещении стало значительно темнее. И неуютнее. — С ними тягаться нельзя. Только того и добьешься, что на тебя переползет... вот есть два рода, есть цепь между ними, есть способ ту цепь разрубить. И не надо в это никак лезть. Судя по тому, что я видела, там уже все... ладно, не предрешено, но все ведь согласны?

— Согласны, — кивнула эданна.

— То-то же. Все поняли, приняли, решили — остается только ждать. Если чего другого захочешь, приворожить там, или отворот сделать — я тебе помогу. Даже возьму поменьше. Но в дела Высокого Рода не суйся. Это как двухлетнему ребенку с десятилетним драться. Кто проиграет? Во-от...

Ческа злобно зашипела.

— Ничего, ничего нельзя сделать!

— Я сказала, а ты услышала.

Франческа медленно кивнула.

— Хорошо. Я поняла и услышала. Могу я еще прийти?

— Можешь.

Эданна кивнула, и вышла из комнаты, не прощаясь.

Старуха несколько секунд сидела молча. Потом подобрала с пола мешочек, сунула его в карман, накинула на хрустальный шар тяжелую шаль — и вышла из комнаты.

Коридор, поворот — и вот она входит в большую светлую комнату.

Правда, симпатичнее она от этого не стала, разве что наоборот. Свет подчеркнул и горб, и морщины, и прочие уродства... и стало ясно, что ведьма-то настоящая. Не поддельная...

Вот какая есть, такая и осталась.

Мужчину, который сидел в кресле с высокой спинкой, это не смутило.

— Была?

— А то ж... и была, и ушла уже. Денег оставила — год кормиться хватит.

— Деньги ты себе оставь. А мне... она еще придет?

— Придет, никуда не денется.

— Вот и хорошо. Ты ей мази, или напитки какие дай... только чтобы не потравить никого.

— Это запросто, дан. Есть такие, чтобы любовный аппетит возбудить...

— Вот... пусть возбуждает. Главное, чтобы не передавила. На мессу ее проведи, что ли...

Старуха качнула головой.

— Ей пока не нужно. Да и рано... это через полгода — год...

— Вот, и пускай. Мне торопиться некуда, ей тоже. Пока соперница подрастет, еще года три пройти должно.

— Три года?

— Да. Договор — до семнадцати лет девку не трогать, так что еще три года. А что?

— Ничего, дан, — махнула рукой старуха. — Только и того, что время есть.

Мужчина поглядел на нее с подозрением, но промолчал. Встал из кресла, попрощался...

* * *

Ведьма дождалась, когда за ним закрылась дверь, и упала в кресло сама. Рассмеялась... горько, недобро...

— Три года еще... три года... и такая сила!

Продолжая смеяться, она достала из-под кресла порошок, зачерпнула из свертка ногтем белую пыль, высыпала на тыльную сторону кисти и глубоко вдохнула.

Закашлялась, потом открыла заслезившиеся глаза.

— Три года... идиоты! Против такого замышлять... она же вас всех сметет, как в силу войдет! А я на это смотреть буду и любоваться...

Смех перешел в хриплый, каркающий кашель.

— Три года... если доживу.

Вот с доживанием были бо-ольшие проблемы. Но об этом пока никто не должен знать. Всему свое время.

Всему. В том числе — и смерти. Только вот — чьей?

Глава 12

Мия (Лоренцо)

Столица

— Надеюсь, в этом году ты обойдешься без приключений?

Мия провожала брата.

В этом году, как и в прошлом, должен был состояться рейс на Девальс. Паскуале опять хотел закупить предметы роскоши там, продать повыгоднее здесь... все, как обычно.

В этот раз и Энцо решил вложить побольше денег.

— Постараюсь, — кивнул Энцо. — И ты тут... береги себя.

Мия улыбнулась.

Ах, Энцо, знал бы ты о моих делах — закрыл бы меня в доме. И ключ выкинул... Но разве у меня есть выбор? Я метаморф, моя природа — моя жизнь.

Не отказываться же мне от нее?

И Мия перекрестила брата.

Энцо взбежал по сходням, одним из последних, матросы втащили их на корабль, медленно, рывками, поднимался из воды тяжелый якорь...

'Голубка' расправляла крылья.

Мия махала ей, пока та не скрылась с глаз долой. А потом повернулась к стоящему рядом Джакомо.

— Дядя... когда?

— Послезавтра? — предложил дан Феретти. — Ты еще раз подумаешь, а я как раз договорюсь.

— Хорошо. Послезавтра ночью.

* * *

Энцо смотрел на удаляющийся берег. Чезаре скользнул к подопечному, но коснуться плеча не удалось — мальчишка повернул голову.

— Что?

— Все в порядке?

— Не знаю, — честно сказал Энцо. — Все размыто, неопределенно... будет меня ждать Адриенна или нет, любит или нет, во что ввязалась Мия...

— Это и называется, взросление, — рассмеялся Чезаре. — Именно это. Детям проще, за них все решыют родители, а дети просто принимают результат. Ты уже можешь решать сам, но и все остальное тоже... ты понимаешь.

— Понимаю, — вздохнул Энцо. — Все я понимаю. Но ведь от этого не легче?

— Никогда не легче. Пошли, потренируемся?

Энцо качнул головой.

На него накатывала уже привычная тошнота.

— Нет уж. Я полежу пока... а там посмотрим.

Следующие несколько дней ему предстояло провести на койке, страдая от морской болезни. Потом он придет в себя. Потом будет бегать по кораблю, как ни в чем не бывало. Но несколько дней — беда...

Где тут подветренный борт?

Ооооох...

* * *

В бордель Мия вступала с определенным... протестом?

Интересом?

Она не могла для себя определить, что именно она чувствует. Но тем не менее...

В черной шелковой маске, которая скрывала все лицо, под руку с данном Джакомо, она выглядела то ли содержанкой, то ли чьей-то неверной женушкой...

Цвет волос и внешность было решено не менять. Равно, как и фигуру, и все остальное. Особых примет у Мии и так не было. Родинок, всякого прочего...

А вот как метаморф поведет себя, когда...

Да, вот именно — когда...

Удержит она искусственный облик — или так не получится? Мия решила не рисковать.

И вот Джакомо вел ее в гнездо порока.

На пороге 'гнезда' из встретила очаровательная эданна лет сорока, не больше. Невысокая, пухленькая, с таким обширным бюстом, что цепочки на нем лежали, словно на тарелке. Цепочки, ожерелья, дорогое верхнее платье из синего бархата, нижнее из легкого шелка — кажется, дела в борделе шли замечательно.

— Дан Джакомо! Какая встреча!

— Эданна Россана! Рад нашей встрече!

Поцелуи были вполне искренними. Надо полагать, дядя тут был хорошим клиентом, и платил, не скупясь.

— Что с вами за очаровательная юная дана? Вам нужно... уединение?

Джакомо качнул головой.

— Россана, умоляю! Вы же в курсе моей семейной ситуации! Нет-нет, эта дана желает познакомиться со взрослой стороной жизни. И ей нужен кто-то из ваших мальчиков, чтобы все прошло красиво, чисто, аккуратно и с удовольствием.

Эданна только вздохнула.

— Ах, какая жалость!

— Жалость? — удивилась Мия.

— Конечно, дана. Вы ведь еще девушка...

— Я потому сюда и пришла, — не поняла Мия.

Эданна качнула головой, досадуя на что-то... разъяснил Джакомо.

— Эданна имеет в виду, что она могла бы выставить твою девственность на аукцион. И за нее дорого заплатят. А так... в ее глазах ты потеряешь часть цены — просто так. Задаром.

Мия хмыкнула.

— Аукцион... это хорошо звучит. Но я не хочу достаться какому-нибудь извращенцу или негодяю. И маску снять не смогу...

— Это преодолимо, — усмехнулась эданна. — Вполне.

— А остальное? Я и детей не хочу.

— И на это есть свои средства.

Джакомо только головой покачал.

— Куколка, ты это — всерьез?

Мия сдвинула брови. Они с дядей договорились, что в борделе он называет ее куколкой, она его — даном Джакомо, чтобы не было потом проблем.

— Дан, а почему нет? Я все равно решила повзрослеть... почему на этом не заработать? Это будут большие деньги?

— Если правильно устроить аукцион... не меньше пяти тысяч лоринов.

— И еще столько же эданна положит себе в карман, — хмыкнул Джакомо.

— Пожалуй, я не стану возражать, — решила Мия.

— Ты серьезно?

— Почему нет? У меня два условия. Это не должен быть урод или извращенец — первое. Я не хочу, чтобы меня искалечили — второе.

— Без повреждений, — кивнула эданна. — Я могу это устроить, почему нет?

В карих глазах эданны загорелись огоньки жадности, похожие на отблеск золотых монет. Но и Мия...