Он хмыкнул. Насколько возможно небрежно.
— Не бери в голову, Маришка. Я справлюсь.
— Кембритч, — зло отчеканила принцесса, — немедленно скажи мне, в чем дело.
— Марина, — сейчас он добавил в голос чуть насмешки и терпения, — во-первых, это не твоя проблема, а моя, и мне ее решать, а во-вторых — это совсем не телефонный разговор.
— Хватит вилять, — голос ее вибрировал от негодования. — Ты сам подарил мне этот телефон и нас никто не услышит. А я ушла уже далеко. Люк!
И герцог словно неохотно, тщательно мешая ложь и правду, произнес:
— Луциус очень рассчитывал на мой союз с твоей сестрой, Маришка. И когда брак сорвался, чему я несказанно рад, несколько... осерчал. Вытащил компромат на меня многолетней давности и пригрозил, что если я не решу проблему и срочно не женюсь на ком-то достойном, гнить мне в тюрьме. И сроку дал три дня.
— Почему так срочно? — резонно спросила она.
— Гневается, — легко объяснил герцог. — Сказал, что если дать больше времени, то я извернусь. И он прав, Марина. Так и было бы.
Принцесса молчала так долго, что он уже решил — раскусила его.
— Грязно играет, — наконец, проговорила она — и Люк едва не выдохнул от облегчения.
— Это же Луциус, — сказал он со смешком.
— Я понимаю, почему ты не хотел говорить мне.
— Это хорошо, Маришка.
— Я очень боюсь свадьбы, Люк. Мне нужно привыкнуть к мысли об этом. Я думала, полгода как раз хватит.
— Я знаю, — голос еще больше охрип, и ощущения стали совсем мерзостными. — Поэтому я предпочту тюрьму.
— Не надо тюрьмы, — расстроенно произнесла третья Рудлог. — Ты можешь решить этот вопрос?
— Я как раз над этим работаю, детка. Не волнуйся. До четверга еще есть время.
— Работай, — попросила она несчастным голосом. — Но если не получится, только посмей мне не сказать! Слышишь, Кембритч?
— И что? — спросил он, будто забавляясь. — Опять наплюем на все обещания и поженимся?
Она испуганно вздохнула. Но тон ее был твердым:
— Да. Какая, собственно, разница — сейчас или потом? Можно будет устроить тайную свадьбу, умаслить Луциуса, а через полгода провести нормальную церемонию.
— Отчаянно смелая принцесса, — это прозвучало очень искренне. — Решила спасти меня.
— Не смейся.
— Ни за что, Маришка. Я считал, что ты, только услышав это, убежишь в ужасе и видеть меня не захочешь.
— Я и сейчас в ужасе, Люк. И очень надеюсь, что у тебя получится решить это другим образом. Но если нет...
— Я постараюсь, Марина, — пообещал он чистую правду. — Я очень-очень постараюсь. Хотя, — он понизил голос, — искушение сделать тебя своей так скоро очень велико.
— Но ведь вы не будете обманывать меня, ваша светлость? — с нежностью поинтересовалась она, и он сжал в руках пачку сигарет, комкая ее.
— Нет, детка. Ни за что.
— Вот то-то же! — проговорила она строго.
Он улыбнулся.
— Утром в четверг я позвоню тебе. Надеюсь, с хорошими новостями.
— Да даже если с плохими, Люк, — мягко сказала принцесса. — Звони. И... мне жаль, что я не могу сейчас быть с тобой.
— Можешь, детка, — проговорил он требовательно, улыбаясь. — Помнишь? Тебе нужно будет только лежать. Остальное сделаю я сам.
— Нееет! — протянула она со смехом. — Не искушайте меня, ваша светлость. Мне пора.
Ему на самом деле тоже было пора. Именно поэтому он с сожалением произнес:
— Хорошей ночи, Марина.
— И тебе, Люк.
Его светлость вышел из подвала — чтобы наткнуться на якобы случайно встретившегося ему по лестнице Леймина.
— А, Жак, — сказал он мрачно. — Вы-то мне и нужны. Удалось выяснить, откуда слита информация?
Безопасник тяжело поднимался по ступенькам рядом с ним.
— Проверили все телефоны, милорд, — ответил он сквозь зубы, — у Майки нашли подсадку. Его разговоры писались, ваша светлость.
— Плохо, Леймин, — сдержанно укорил его Люк. — А где сам Доулсон-младший? Он вернулся, кстати?
— Вернулся, — буркнул Леймин. — Прячется от вас. Боится вашего гнева.
— Вот и пусть прячется. Еще недельку минимум. Скажите, что я очень, очень зол, Леймин, — попросил Люк. — Но как же вы так пропустили?
— Виноват, ваша светлость. Буквально неделю назад проверяли — не было. Хотя, что оправдываться? Не гожусь я, видимо, уже для этой работы, милорд.
— Ну-ну, — сухо сказал Люк. — Я не знаю никого, кто более бы годился, Жак. Вы мне жизнь спасли, помните? Просто учтите повышенный... интерес его величества к моей жизни.
— Уже все перелопатили, милорд, — отозвался Леймин недовольно. — Остальное все чисто. Виноват, виноват.
— Исправим, — успокоил его герцог. — Вот что, Жак. Достаньте мне как можно скорее набор отмычек, в том числе электронную для сейфов. Камуфляж. И все, что нужно, чтобы там, куда я пойду, не осталось ни следа моего, ни запаха.
Старый безопасник остановился, покачал головой.
— Не сидится вам спокойно, ваша светлость. То по ночам... летаете, то под арест себя подводите. Ложились бы вы спать. А то, что вы задумали — что бы там ни было — это дело моих ребят.
— Увы, — со вселенской печалью отозвался Люк и хлопнул ворчуна по плечу, — с тем, что я задумал, никто больше не справится. Жду, Жак. Если получится сегодня — превосходно.
— Сегодня я вам только фуфло достану, — буркнул безопасник. — Завтра, ваша светлость.
Кембритч скрипнул зубами — терять время не хотелось. Но и срываться без подготовки тоже.
— Завтра так завтра, Жак, — сказал он. — Но чтобы самое лучшее.
Его величество Луциус появился у леди Шарлотты к вечеру. Графиня, уже приученная к ненормированному графику короля — мог он вдруг заявиться и днем, и жадно завалить ее в постель, или не прийти вовсе — всю свою жизнь организовала так, чтобы обезопасить себя от болтовни слуг. Выезжала она теперь только по утрам — когда Луциус точно был занят своими королевскими делами, а к обеду отпускала прислугу и ждала.
Нелегкое это дело и нервное — быть королевской фавориткой.
Леди Лотта сердилась. Язвительно выговаривала его величеству, что чувствует себя менее свободной, чем в браке с Кембритчем. Пыталась действовать лаской и хитростью — и он делал вид, что поддается — но все начиналось заново. Холодно приказывала не приходить больше — о, он прощал ей и тон и недовольство, и только усмехался, сжимая ее и сдирая с плеч одежду. Хмурилась. Сжимала губы и отворачивалась от поцелуев. Кричала "убирайся" и в сердцах швыряла на пол его подарки — бесценные украшения. Уезжала в свое графство, в имение Мелисент-хаус — но стоило услышать сдержанный голос по телефону, услышать его "Я жду, ты нужна мне, Лотти" — и она возвращалась через телепорт обратно и покорно ложилась с ним в кровать. И слушала его, и обсуждала государственные дела, будто всю жизнь проработала министром — он иногда иронизировал, но не перебивал. Или рассказывала про дела своего графства, или после просьб любовника — о детстве Люка, много, улыбаясь, и чувствуя парадоксальную слабость к мужчине, который стал причиной стольких лет горечи — и на чьем плече она сейчас лежала.
ЧАСТЬ ГЛАВ УДАЛЕНО
Глава 16
Магуниверситет, вторник
— И что будем делать? — спросил Дмитро Поляна у мрачного Ситникова. Они, как всегда по вторникам и четвергам, пришли с утра на занятие к профессору Тротту. Успели уже и самостоятельно размяться в тренировочном зале университета, и поперебрасываться свернутыми разрядами, а инляндец все не появлялся.
Часы показывали шесть часов двенадцать минут. И отсутствие педантичного до дотошности Тротта казалось невероятным. Будто основы мира пошатнулись.
— Позвоню ему, — Матвей неохотно достал телефон. Нажал на кнопку, долго слушал гудки вызова, пока приятный женский голос не оповестил, что абонент не может сейчас ответить. — Не отвечает, Димыч.
— Занят? — предположил Поляна, поежившись — зал был холодным, и разогретое тело остывало. — Александра Данилыча вчера ты тоже не застал. Может, вместе работают над чем-то настолько важным, что не могут отвлекаться?
— И не предупредил? Тротт? — буркнул Ситников недоверчиво.
— Всякое бывает, — философски заметил Дмитро.
Семикурсники уселись на скамейку и принялись терпеливо ждать. Но терпения надолго не хватило.
— Попробую-ка я шагнуть к нему, — обеспокоенно сказал Матвей в половину седьмого. — Не нравится мне это.
— А если реально занят? — разумно возразил Димка. — Он же тебя в стазис кинет, чтоб не мешал, и так и оставит. Для опытов.
Они проржались, замолчали. Тишина стала тревожной. Матвей встал, молча задвигал руками, открывая Зеркало — и едва успел присесть и закрыть лицо локтем. Переход вздулся пузырем и рассыпался стихийными осколками.
— Силен, — с завистливым разочарованием прогудел Ситников, вставая и мотая головой — отдача от попытки пройти в защищенное место ударила по ушам.
— Кажется, — проговорил Поляна с иронией, — это нагляднее, чем "вход запрещен". Не лезь туда, Матюха. Нам его щиты не по зубам. Ну что, досидим, как правильные, и пойдем? Слушай, а давай сегодня в Тидусс нырнем? Там все дешево, можно погулять.
Матвей потер ухо, поморщился.
— Не с утра, — сказал он твердо, — я хочу зайти еще к Александру Данилычу. Вдруг сегодня появится? Надо спросить про Алину. Ты, кстати, Тандаджи доложился?
— Да, — уныло поведал Поляна и затих. — Вчера еще. Он сказал "приму к сведению" и все. Но, кажется, принял за паранойю. Да и я сам думаю, что пустое это, Матюха. Кошмары неприятны, но вряд ли это связано с демонами. Иначе нам бы всем пришлось плохо.
— Я все же зайду к ректору, — пробасил Матвей. — А потом можно и в Тидусс.
Около полудня он поднялся в башню ректора. Там, за секретарским столом, сидела привычная, как головная боль после пьянки, Наталья Максимовна Неуживчивая, и со скоростью пулемета набирала что-то на клавиатуре. На студента она взглянула мельком, поправила очки — как передернула затвор, и продолжила свой нелегкий труд. Но Ситников не дрогнул:
— Наталья Максимовна, ректор не появлялся?
"Демон в юбке" снова подняла голову, осмотрела посетителя так, будто он подаяние пришел просить, и проговорила неприятным голосом:
— Что-то вы зачастили, Ситников. Нет, и его сегодня не будет.
— А где он? — не отступал семикурсник.
— А это не ваше дело, — отрезала Неуживчивая и снова начала печатать, показывая, что аудиенция закончена.
— А вы не могли бы дать мне его телефон, Наталья Максимовна? — твердо продолжал Матвей.
Секретарь хмыкнула.
— А в кресле ректорском вам посидеть не дать? Нет, конечно, Ситников.
— Ну тогда, пожалуйста, сообщите ему, что мне очень нужно с ним поговорить.
— Всем нужно, Ситников, — сообщила Неуживчивая едко. — Не отнимайте мое и его время.
Матвей потоптался на месте, вздохнул, подошел к подоконнику, прислонился к нему бедрами и замер. Неуживчивая молчала и печатала, он стоял. Периодически нетерпеливо вздыхал и переминался затекшими ногами. Так прошло десять минут, пятнадцать. Двадцать. Секретарь периодически бросала на него ледяные взгляды и еще злее барабанила по клавиатуре. Наконец, встала.
— Важное дело? — проговорила она совсем другим тоном.
— Важное, Наталья Максимовна, — вздохнул Матвей.
Она наклонилась, написала что-то на бумажке.
— Он сейчас у Алмаза Григорьевича, просил не отвлекать. Я оставлю ему записку. Если появится, увидит и свяжется с вами.
— Спасибо, — обрадованно сказал Матвей в спину удаляющейся в дверь ректорского кабинета помощнице.
— Идите и не маячьте мне тут, — буркнула она, не поворачиваясь. Над ней оглушительно ухнул филин. — Весь ритм мне сбиваете своими вздохами.
Ситников вышел на крыльцо корпуса, закурил и позвонил Алине. Улыбнулся, когда она обрадованно пискнула в трубку:
— Матвей! Привет!
— Привет, — с привычной неловкостью проговорил он. — Как ты? Кошмары не мучают?
— Пока ничего не снилось больше, — так же радостно поделилась принцесса.
— Хорошо. А то ни Свидерского, ни профессора Тротта поймать не удалось.
— А может и не надо? Я своим рассказала. Мне даже няньку приставили, представляешь?
— И правильно, Алин. Что делаешь? На свадьбу собираешься?
— Ага, конечно, — сказала она с грустью. — Сижу в платье, с прической и учу вопросы к экзамену. Пройду Тротта и свобода! Каникулы! Главное сдать ему.
— Боишься? — понимающе спросил Матвей.
— Боюсь как не знаю кого. Как Тротта! — захихикала она нервно, и тоненько поинтересовалась. — Боги, неужели закончится этот ужас и он больше не будет у нас вести?
— Он же хороший преподаватель, малявочка, — справедливо, хоть и неохотно рассудил Матвей. — Сильно дает предмет.
— Это да, — протянула она жалобно. — Я его и боюсь, и восхищаюсь им, конечно, восхищаюсь, Матвей. Как им можно не восхищаться? Но мне при нем так не по себе, понимаешь? Все внутри сжимается и мурашки по коже. Я даже заикаюсь в два раза сильнее. Мне даже сейчас говорить о нем неприятно. Давай о хорошем, а? Поедем на каникулы куда-нибудь? Меня с тобой отпустят. Охранники, конечно, будут, но это не страшно. Можно будет Димку с собой взять...
Они уже попрощались, и телефон молчал — а Ситников все смотрел на него, курил и невесело качал головой.
Марина, среда, 28 января
С утра я позвонила Эльсену, чтобы поинтересоваться, не нужна ли я ему. Лучше уж работать, чем бродить по покоям и нервничать, как там дела у Люка.
Кембритч не звонил — я ежеминутно поглядывала на телефон и в конце концов обозлилась и сунула его в сумку. Если занят своими делами, то не буду и дергать. Хотя мог бы и успокоить, как-никак я с ума схожу тут и не понимаю — то ли радоваться мне, то ли трусливо бежать подальше.
Второй день мне представлялись укоризненные лица старших сестер, неизбежные упреки и обвинения, и тошно мне было от этого и горько. Но что делать? Видимо, мне всегда суждено быть Мариной-которая-все-делает-не-так-как-надо.
"Как будто ты можешь отказать ему в помощи".
"Не могу. Но надеюсь, что он справится и без меня".
Эльсен в ответ на мой звонок проворчал, что крайне рекомендует отгулять взятые выходные до конца недели и не беспокоить его. Потому что после празднования Вершины года и первого дня весны к нам потоком пойдут ломаные-перебитые, и работать придется не поднимая головы. Несмотря на дополнительно выделенные госпиталю врачебные бригады.
Я помаялась еще немного, погуляла с псом, понадоедала уткнувшейся в конспекты Алинке — ребенок неожиданно мрачно попросила меня уйти и дать ей подготовиться к расстрелу. Каролинка была в школе, Вася работала королевой, и я, уже озверев от неизвестности и безделия, вдруг вспомнила о Кате и чуть не сгорела от стыда. Номер мне отдал Тандаджи еще в понедельник с таким выражением лица, будто он мне кинжалы для самоубийства передает. Сухо и очень любезно напомнил, что просит брать с собой охрану, сообщил, что по согласованию с Марианом к моим телохранителям добавлен еще и боевой маг и удалился, не в силах выдержать мою широкую обожающую улыбку.
Все-таки у меня слабость к сложным мужикам с дурным характером.
