Спустя еще мгновение Нобунага сдалась и последовала совету своего противника, безо всяких зазрений совести материализовала целую сотню ружей, направленный в единую цель.
-Мария Потрошитель!— после чего в сердце Оды Нобунаги мгновенно вонзился клинок.
Изнутри.
* * *
Аинз с интересом продолжал наблюдать на медленно наступающую волну роботов, что разлеталась от волны его нежити.
Немертвая армия не была самым сильным заклятием призыва в арсенале Аинза, даже учитывая ограниченное количество заклятий, что он мог спокойно применять в своем теле. Но, пожалуй, из всех доступных ему заклятий это было самое массовое, поскольку могло призвать единовременно до нескольких сотен существ. Впрочем, количество призываемых было достаточно сложно определимым — условно говоря, заклятие словно бы имело определенный пул уровней, которые оно могло потратить на призыв существ — с ограничением, не выше сорокового уровня — и каждый раз случайно определяло, каких именно существ оно должно было призвать, из-за у заклятия была ужасающе плохая репутация, ведь, чисто теоретически, оно могло призвать как несколько сотен первоуровневых скелетов, когда призывателю был нужен отряд более способных солдат, так и наоборот, полтора десятка сорокоуровневых существ тогда, когда призывателю была нужна лишь массовость. Из-за этого факта люди редко выбирали именно это заклятие, когда им предлагался выбор, и в свое время Аинз избрал это заклятие исключительно из-за того, что его название звучало круто и вписывалось в общий концепт его персонажа, повелителя нежити, а не оптимизированного боевого мага. С открытием его последнего класса, впрочем, Аинз все же получил возможность контролировать состав призываемых этим заклятием существ — что в его игре, впрочем, было реализовано достаточно неудобно, так что Аинзу пришлось когда-то потратить время и разобраться с парочкой подходящих макросов. Впрочем, в новом мире эта часть его способности отошла в прошлое, изменив его контроль заклятия на интуитивный — и даже тот не был нужен Аинзу именно сейчас, для создания определенного спортивного интереса — из-за чего количество и качество призванных Аинзом созданий разнилось крайне сильно между собой.
В своеобразной возникшей армии Аинза оказались как первоуровневые скелеты, что оказались мгновенно перемолоты возникшими на их пути роботами за несколько секунд практически полностью — так и несколько Вампиров-Воинов, Бездушных Марионеток — и иных, достаточно низкоуровневых на взгляд Аинза, но способных на массовое истребление своих противников существ.
В результате чего Аинз мог сказать, что, говоря условно, принимая во внимание то, что роботы, создаваемые... Аргх, у него было сложное имя, Аинз был не виноват в том, что его не запомнил!
Создаваемые Кастером роботы разнились в своем уровне, говоря условно, от десятого до тридцатого уровня, в то время как создания Аинза от первого до сорокового — условно говоря одно применение заклятие Аинза было равно примерно сотне или двум — Аинз не смог однозначно определить из-за общей мешанины — роботов Кастера. Однако здесь, безусловно, существовала и главная проблема подобного заклятия. Аинз использовал свое заклятие один раз, как и Кастер использовал свой Благородный Фантазм, однако заклятие Аинза призвало лишь фиксированное количество существ — в то время как Фантазм Кастера продолжал порождать и порождать новых и новых големов, из-за чего призванная заклятием армия Аинза грозилась быть вот-вот уничтоженной.
На всякий случай, Аинз кивнул сам себе, после чего задумался — стоило ли ему использовать новую немертвую армию, или же использовать новый призыв? Возможно стоило призвать наиболее сильный его призыв и посмотреть, сможет ли тот уничтожить всех оставшихся роботов и заблокировать их дальнейший призыв? Или, хм... Кажется, у него ведь было несколько призывов особенно эффективных против призывателей и големов! Возможно, стоило использовать их!
Честно сказать, Аинз, хотя и был рад возможности посоревноваться в мастерстве призывателя — не очень хорошо представлял себе, как должна была выглядеть дуэль подобных призывателей в текущих условиях. Обычно люди просто выставляли одного своего наиболее сильного призванного воина против другого наиболее призванного сильного воина... А в случае Иггдрасиля — просто добирались и убивали призывателя, редко концентрируясь на его призывах — особенно, если призывы могли идти практически бесконечно, как в случае Б... Бэббиджа, Аинз вспомнил!
Впрочем, радость от этого осознания все же не отвлекла Аинза достаточно, чтобы он не заметил движения Бэббиджа, что мгновенно бросился вперед на того. С ловкостью и скоростью, не ожидаемой от механической махины его размеров, тот приблизился к Аинзу — однако, как и следовало ожидать, телепортация мгновенно переместила Аинза чуть поодаль, спасая того от удара.
"Хм, он пытается убить призывателя?" — Аинз задумался. Действительно, хотя он и использовал лишь одно заклятие — учитывая лишь седьмой ранг магии он мог продолжать использовать это заклятие практически бесконечно, призывая и призывая новых солдат — "Логично, но... Я хотел проверить исключительно свои призывательские способности!"
-Призыв Нежити: Восемь,— спустя еще мгновение перед лицом Аинза возникла зловещее облако непроглядной тьмы, упавшее на землю, после чего поднялось, обращаясь в невысокую фигуру гротескно изуродованного существа с короткими ногами и вытянутыми, уродливыми руками, оканчивающимися извивающимися, похожими на щупальца цепями насыщенно-розового цвета, чье тело, казалось, было свито из пульсирующего клубка артерий и вен, оканчиваясь не головой, а лишь одним уродливым глазом на ее месте.
-Какой. Уродливый. Разум. Породил. Это. Создание,— Бэббидж, к чести того, не бросился первым вперед, позволив нескольким роботам приблизится первыми — чтобы мгновенно попасть в ловушку Цветка Плоти, мгновенно взорвавшимся облаком извивающихся мясистых лиан, тут же опутавших свои цели. Спустя мгновение несколько роботов, что оказались опутаны лианами дернулись — после чего неуверенно сделали шаг, подняв свои руки против своих бывших союзников,— Какой. Ужас. Ты. Привносишь. В. Разум. Смотрящего...
Аинз моргнул — для него подобный вид, хотя и выглядел немного странно, все же был достаточно обыденным, да и, говоря честно, далеко не самым необычным или отвратительным. Хотя да, возможно, с точки зрения неподготовленного наблюдателя его призыв и мог выглядеть странно, однако для Слуги, как считал сам Аинз, подобно должно было смотреться достаточно обыденно.
Аинз неожиданно замер.
Для Слуги смотреться обыденно...
Аинз медленно моргнул, после чего взглянул на клубы пара, поднимающиеся в воздух, после чего на практически скрытые за ними очертания зданий. Зданий, в которых вполне могли находиться люди. Люди девятнадцатого века, увидевшие армию роботов и нежити, убивающих друг друга...
Аинз медленно моргнул,— Упс...
* * *
Выписка из научной работы "Шевалье д"Эон: предатель Франции, спаситель Франции":
Впрочем, даже вне своей политической карьеры жизнь Шевалье представляет из себя более, чем занимательную историю. Известный дамский угодник, помимо участия в полурелигиозных культах недавние находки подтверждают и то, что тот в свое время состоял в менее известной, но достаточно влиятельной оккультной структуре "Орден Соломона", чья цель заключалась в служении семидесяти двум демонам Малого Ключа Соломона, как он более известен — в частности некоторые прижизненные свидетельства утверждают и то, что на спиритических сеансах Шевалье общался с несколькими легендарными личностями, в том числе с Эдвардом Тичем, к которому, по свидетельствам иных людей, Шевалье приобрел стойкую неприязнь, с Нероном Клавдием, коего тот охарактеризовал как личность в высшей мере приятную в общении, а также в служении Белиалу — что, впрочем, ныне подтверждено лишь личным дневником (что особенно странно, даже в своем собственном дневнике указания на пол Шевалье отсутствуют) самого Шевалье. И, поскольку политическая жизнь Шевалье спорна — охарактеризованный, как "человек, живущий ради Франции, но не французов", дополнительная информация относительно мистического и оккультного уклона увлечений Шевалье и по сей день значительно затрудняет какую-либо однозначную оценку его действиям на политической арене Франции восемнадцатого века...
* * *
Безусловно, величайшим из мечей Короля Артура по праву считается Экскалибур, сияющий клинок Короля-что-был-обещан, однако, как известно достаточно крупному числу людей — Экскалибур не являлся по праву мечом Короля Артура. Знаменитым мечом-в-камне, тем, с которого и началась история Короля Рыцарей был Калибурн, сияющий клинок короля. Лишь позже, утеряв Калибурн в сражении Артур получил Экскалибур, клинок, более известный и значительно более прочно связанный с Артуром, нежели с Калибурн.
Разница между двумя клинками была значительна — клинок будущего правителя всей Британии — и священный клинок Короля-что-был-обещан — и все же между ними существовало определенное сходство. В первую очередь этим сходством был их носитель. Никто кроме Короля Артура не носил при себе ни Калибурна, ни Экскалибура. Однако среди множества чудес и великих артефактов, бесценных реликвий и святых мечей, спрятанных в глубинах сокровищницы Камелота, существовал легендарный клинок, что был, безусловно, как и всяческая мелочь Камелота, во владении Короля Артура — но не был ни им добыт, ни им взят, ни им сломан.
Кларент — один из легендарных мечей своей эпохи — меч Короля. Один из церемониальных мечей, что были нужны не для сражения — но как символ власти, как мощь королевства, воплощенная в руках одного, направляющего эту силу. В руках короля.
В иных условиях, стоило бы Королю Артуру провести свой отмеренный срок на земле — ни сломанный Калибурн, ни возвращенный Владычице Озера Экскалибур не остались бы в руках людей. Следующий король Британии взял бы в руки Кларент — пусть и не столь легендарный, но от того не менее ценный клинок. Клинок, что воплощал собой не возвышенные метафорические идеалы великого рыцаря, а лишь власть Короля.
К сожалению или нет — следующий Король Британии, сын Артура, действительно взял в свои руки Кларент, когда решил, что время царствования Артура прошло. И Кларент, не проклятый клинок, а лишь индифферентный металл, пусть и возвышенный могущественной магией, воплощал в себе то, что воплощал всегда.
В конце концов, Мордред не была одинока и ее восстание не было отчаянной попыткой жалкой горстки предателей взять власть. Даже если бы Мордред не взяла Кларент в свои руки — или если бы Артурия не погибла в бою на Камлане — это не значило бы, что Артурия бы не проиграла войну за свое собственное царство. Кларент, клинок Короля, отражал в себе то, что и всегда.
Мордред вела за собой армии, вела за собой массы, и вела за собой рыцарей. Разве не это требуется от Короля?
Нет, не этого.
Любой может стать Королем — достаточно лишь короны, слов и королевства — но не любой может остаться Королем. Свергнув Артурия Мордред стала Королем. На мгновение, но та повела солдат в бой. И Кларент отвечал ей — как новому Королю.
И стоило лишь Мордред сделать шаг против Короля Артура — Кларент отверг ее.
Мордред стала Королем — и после перестала быть в мгновение, когда сошлась с Королем Артуром на холмах Камлана.
Это не было знаком, что Мордред не могла быть Королем — и потому отвержение Кларента не было подобно пылающему огню, обжигающему руку, сколько просто тем фактом, что в бою с Королем Артуром Мордред не была Королем. Клинок не ошибался и потому знал, кто был Королем Британии.
Не Мордред.
И не Артурия.
А тот король, что в это время праздновал свое коронование в Лондиниуме, глядя на то, как Мерлин исчезает за порогом своей башни. В конце концов, не легендам быть Королями Людей, а людям.
Однако это был не святой клинок, он не обладал своей волей, как не обладал и своим разумом. Мордред могла быть Королем — и потому Кларент позволил той держать себя в руках. Но та не стала Королем — и потому Кларент отказался даровать ей свою силу. И Мордред погибла в бою на Камлане. Держа в руках клинок Короля, что не признал ее Королем, перед лицом отца, что не признал ее сыном, сражаясь во имя признания, что никогда не было ей даровано, и желая лишь помочь своему любимому отцу, вонзая клинок в тело своего отца.
Иронично, но Слуги призываются в сильнейшем состоянии, в котором могут. В величайший момент их жизни. И тот факт, что Кларент Кровь Артура, сила, что была дарована Мордред лишь на одно сражение с своим отцом, проявилась именно в качестве ее Благородного Фантазма значило то, что Мордред была сильнейшей именно в тот момент — брошенная отцом, преданная людьми, погибающая в безнадежном бою.
Мордред знала об этом. Ребенок знает, как дышать; рыба знает, как плавать; Слуги знают о том, что значат их Фантазмы.
И вопреки мысли о том, что Мордред не заботила ее жизнь — странным образом, на свете вряд ли существовал Слуга более неуверенный, смятый изнутри и запутавшийся, нежели Мордред. И хотя адреналин битвы, грубая речь и нарочито прямолинейный подход оставались щитом, которым Мордред могла спастись от самой себя — любой, даже самый совершенный доспех, мог защищать своего владельца лишь до тех пор, пока тот бы не треснул.
Поэтому Мордред пользовалась своей силой, способностью и возможностью так, как и всегда.
С ухмылкой почуявшего кровь зверя, с большой силой и с огромной эффективностью.
Спустя мгновение сила Кларента, багровая молния, что единовременно уничтожила Берсеркера и пару квадратных километров зелени вокруг, оставляя парк Виктории с огромной проплешиной в самом центре замерла, прежде чем потухнуть, позволив Мордред медленно обвести взглядом свое окружение, прежде чем убрать ухмылку со своего лица и выдохнуть.
Сражение, ха... Сражение — это хорошо. Разделившись с отцом, с Артурией, Мордред смогла избавиться как от своего противника, так и от своего союзника. Артурия исчезла из поля зрения Мордред, позволив той выдохнуть.
Ха, ее отец, на которого Мордред всегда равнялась, которого она обожала, которого она ненавидела и которого она убила, вместе с ней, в столице Британии, сражается ради спасения мира, не зная о том, что Мордред рядом с ним... У судьбы было отвратительное чувство юмора.
Мордред подняла свою руку, закованную в латную перчатку, после чего провела по лицу, готовясь к тому, чтобы вернуть на место свой шлем. Подарок от ее матушки, нужный для того, чтобы ее отец не догадался об их родстве... Сейчас использовался, фактически, для того же.
"У судьбы действительно отвратительное чувство юмора" — Мордред вздохнула.
-Не правда ли у судьбы прекрасное чувство юмора?— новый голос, весьма радостный и практически приятельский отвлек Мордред, заставив ту повернуться к говорившему,— Ох, прошу прощения, я столь хотел наблюдать за постановкой из задних рядов — и вот, мой великолепный голос только что отвлек одного из актеров...
