Проблема всей жизни

Мы добавили ход, и сразу после очередного поворота буквально натолкнулись на двух партфункционеров. Точнее, чуть было не споткнулись о них. Оба не худеньких дядьки спокойно отдыхали полу, и позы их однозначно говорили: чиновники упали не по своей воле.

— Не делайте глупостей, — первый из китайцев предостерегающе поднял руку с допотопной перьевой ручкой. Ее перо светилось темно-багровым огнем, и я сразу понял: это и есть то самое инфернальное оружие. Уж больно искусственным был этот багровый отблеск, словно наложенный компьютером. А точнее, слюной Тьянь, из-за которой мое зрение сейчас не совсем человеческое.

— Не двигайтесь, — вторил второй китаец, направляя точно такую же ручку на Проблему. — Тьянь Хэвенс, ты задержана министерством безопасности Китая.

Девушка зыркнула по сторонам, китаец в европейском пиджаке тут же щелкнул ручкой. Я отпрянул, но целились не в меня. Позади что-то грохнуло, я обернулся и увидел "опоздавшего". Похоже, мужчина на рефлексах ушел с линии огня, перекатившись в сторону, и сейчас с удивлением рассматривал иглу в стене. От нее багровой краской расползалась мерзкая даже на вид клякса, похожая на осьминога. Только щупалец не восемь, а не меньше десятка. Туловище морского гада строго напротив того места, где мгновение назад стоял мужчина.

Второй выстрел был куда удачнее — игла попала в ногу, и "опоздавший" с проклятьями метнулся за угол.

— Немедленно бросить оружие! — раздалось из-за укрытия. — Интерпол! Прекратить сопротивление!

— Проклятье, — выкрикнул "европейский" китаец на родном языке. — Держи их на прицеле, я займусь посторонним.

Тип в китайском пиджаке кивнул и перенацелил ручку с меня на Проблему. Напарник, не опуская странного оружия, пошел к нам.

"Загородить.... Спрятать... За ним... Загородить от... Прицел..."

Я помотал башкой. Что за ерунда? Что за шепот в голове?

Тьянь смотрела прямо на меня, губы ее едва шевелились. Недостаточно, чтобы понять, но достаточно чтобы сообразить: Тьянь что-то хочет сказать.

"За него... Загородить... Ударить...."

Некогда уточнять!

Дождавшись китайца, я метнулся навстречу и первым делом увел руку с оружием в потолок. Краем глаза заметил, как на помощь мне дернулся и Борода. Но потеря бдительности тут же аукнулась. Свободной рукой китаец так двинул мне в ребра, что аж хрустнуло. Руки я не отпустил, и, падая на колено, потащил за собой и противника. Снова щелчок, и тут же свист возле уха — второй китаец промазал совсем чуть-чуть.

— Борода, за угол!!! — закричала Тьянь прячась за мной и моим противником. Я по-прежнему держал руку китайца, пропуская удары по туловищу. Пару раз пришлось особо точно — печень взорвалась болью.

— Да щаз! — летчик подскочил и обрушил ботинок на бедро китайца. Противный хруст озвучил трещину в берцовой кости, узкоглазый взвыл и выронил стреляющую кляксами-осьминогами ручку. Спереди щелкнуло еще раз.

— Бля-а...

Борода споткнулся и осел на пол, прижимая руку к бедру.

— Не трогай! — заорала Тьянь, стоило летчику потянулся к ране. Потом лихо развернулась и припечатала ногу к виску "моего" китайца. И наконец, швырнула во врага пучок тусклого золотистого свечения, которое как будто всосалось ей в руку из воздуха.

Китаец вздрогнул и замер. Потом поднялся во весь рост и встал, непоколебимый как скала. Тьянь нырнула за него сама и дернула меня туда же. Борода упал рядом. Не кричал, не ругался — очень тихо и аккуратно. Я не видел его глаз, но судя его по внезапной слабости, пойманная игла начала действовать. Да я и сам видел: вся нога Виталия опуталась знакомыми багровыми щупальцами. И они настойчиво поднимались по туловищу. Секунда и захлестнули таз, парочка поползла выше, к животу...

— У вас нет шансов, — крикнул китаец с оружием. — Сдавайтесь!

— Обойдешься, косоглазый! — Интерполовец принял фразу на свой счет, голос его звучал из-за угла совсем тихо. — Немедленно... Бросить... Брось ору...

— Его тоже, — прошептала Тьянь и присела на корточки. Коснулась пальцем прорезиненного покрытия. С ногтя сорвалась голубая искорка и перетекла на пол. Тьянь провела пальцем, оставляя светящийся след. Раз, два, три, пять штрихов. Я начал узнавать каракули, которыми Проблема открывает "общий" вход за Грань.

Впереди послышались быстрые шаги — второй китаец бежал к нам.

— Поздно, — произнесла Тьянь и оставила на полу последний штрих.

И все замерло. Точно так же, как в хабаровской гостинице. Время остановилось.

Я осторожно выглянул из-за неподвижного тела первого китайца. Его напарник завис в полулете. Промедли Тьянь чуть-чуть — и стало бы плохо, эмгебешнику оставалось полтора-два шага. Впрочем, сейчас это уже неважно. Оба азиата напоминали восковые статуи, разве что одна из них не касалась ногами пола. Феерическое зрелище.

— Не сиди, — приказала Тьянь. — Займись полицейским.

— С удовольствием, — я попытался улыбнуться, но не удалось. Не получалось даже дышать в полгруди, разбитые ребра вонзились в легкое, боль застилала глаза и мне даже казалось, что я на несколько секунд вырубился. — Не могу встать... извини...

— О-о! — спохватилась девушка, — это уж ты извини. Сейчас, погоди...

Тьянь дождалась, пока на полу откроется проход. Несимметричный четырехугольник разросся до метровой ширины, и Проблема первым делом столкнула в него замершего по стойке смирно агента китайского госбеза. Та же участь постигла и второго, застывшего на лету. С ним провозилась чуть больше, все-таки парень был раза в два тяжелее маленькой китаянки.

— Уфф, — Тьянь выдохнула, распрямляясь во весь рост, посмотрела на двух чиновников. Каждый из них трижды превосходил азиатку габаритами — Кирилл, боюсь, я одна не справлюсь.

— Да ничего, — я постарался приподняться, но грудь резануло так, что я рухнул где стоял. На фоне безобразия в груди ноющая печень совершенно не заботила.

— Не вставай.... Погоди, — Тьянь подошла и аккуратно перевернула меня на спину. — Я сейчас тебя заморожу, боли не будет. Но это ненадолго, на час-два. Потом придется колоть обезболивающее.

Я кивнул. Что угодно, лишь бы снова двигаться. И подальше от этих ножей в боку.

Азиатка вытащила из-под ремня и приподняла мне футболку. Я скосил глаза на грудь. Лучше бы не смотрел. Я не тощий как скелет, но даже на моем теле было видно, где треснувшие ребра вонзились в мышцы и легкое. В одном месте осколок ребра вздыбил кожу, намекая на возможный открытый перелом. Набухала темным здоровая гематома.

— Ничего себе, — выдохнула Тьянь. — Обычный человек такого не сделает.

— Обычный человек, — прошипел я, — не стреляет перьевыми ручками.

— Что смогли пронести через охрану, тем и стреляли. Но все же не пойму, как он тебя так...

— Погоди, — перебил я. — Что с Бородой?

Тьянь глянула на летчика, также замершего в остановленном времени.

— Боюсь, что... уже ничего.

Я дернулся посмотреть, но не смог даже повернуться. Тьянь положила руки мне на грудь, придавив к полу. В глазах потемнело...

— ...не поделаешь, Кирилл. Ему бы за угол, тогда бы...

— Черт!

— Извини. Инферно убивает не очень быстро, но верно.

— Черт, черт!

— Тише, тише... Погоди, не дергайся.

Я не дергался. В ушах звучала последняя фраза летчика — "да щаз!". Повторялась вновь и вновь, уволакивая в спокойную серую даль. Где-то за неопределенного цвета горизонтом показался диск тускло-синего солнца, а рядом с ним...

Моя голова сама дернулась в сторону. Потом снова, и еще раз, и еще. Что за ерунда, перестаньте! Я не вижу этого дивного синего солнца!

— Не спать! — Тьянь снова вмазала мне по щеке, и я, наконец, выпал из затягивающего видения. Инстинктивно поднял руку, защищаясь. Тут же дала знать грудь — тупой, ноющей болью. Но все-таки не тем не дающим дышать кошмаром, который резал меня пару секунд назад. Или минут? Может быть, часов?

— Ну вот и все, — девушка наклонилась ко мне, коснулась губами покрасневшей кожи, под которой угадывался армагеддон грудной клетки. — Ближайшее время будет почти не больно. Только дышать придется одной стороной груди, справа я тебе все парализовала. Иначе совсем разорвешь легкое.

— Спасибо, — пробормотал я. — Что дальше?

— Дальше помогай мне столкнуть за грань всех нежелательных свидетелей... и летчика.

Тьянь опустила мою футболку и поднялась на ноги.

— Виталия, — сказал я.

— Чего?

— Его звали Виталий.

—

Глава 23. Не стоит терять времени

Данте остановился. Слуги послушно замерли за спиной, а сам кардинал прислушался к ощущениям. В этом коридоре что-то произошло. И совсем недавно.

Извилистый длинный тоннель под летным полем, ведущий к "Секции А" первого терминала аэрохаба, что-то видел. Запечатлел своими стенами. Что-то такое, особенное, чего никогда еще раньше не наблюдал. От чего созданный людьми проход под бетоном взлетных полос содрогнулся всеми своими конструкционными потрохами.

Данте пожалел, что багаж сдан. Если бы достать инферноптику, можно было бы взглянуть сквозь пограничный слой, хранящий в себе воспоминания о биоэнергетических возмущениях. А пахло именно этим.

Поток пассажиров рейсового самолета на Гамбург лениво обтекал замершую троицу: человека и двух нелюдей в человеческой оболочке. Данте прикрыл глаза, сначала просто веками, а затем, повинуясь какому-то чутью, ладонью правой руки. И стоило руке окончательно отгородить Данте от реального мира, как тут же проступило видение.

Берг, не отнимая ладони от глаз, повернулся. Сквозь темно-коричневую муть проступали пятна. И это не простые "глюки" зрения, они не менялись, не переползали с места на место, не трансформировались и не думали гаснуть. Наоборот, как не крутился на месте кардинал, пятна оставались на одном и том же месте, словно привязанные к тоннелю. Большой яркий прямоугольник на полу. Несколько багровых пятен там же, их свечение постепенно угасало. Одно пятно почему-то на стене возле поворота. И следы. Тусклые, едва видимые, но все же следы. Две пары ног — одна совсем небольшого размера, то ли с четырьмя, то ли с пятью пальцами на ступне. Вторая — обычнее человеческие следы, мужские. Размера где-то сорок третьего.

Данте убрал руку, оставив глаза закрытыми. Пятна и следы тотчас же пропали. Мужчина открыл глаза и внимательно осмотрел ладонь. Свою светлокожую ладонь, помнящую и огонь пожарища, и лютый холод мира одной второй, превративший руку в безжизненный отросток.

— Так вот оно что, — произнес Данте. — Вот уж не думал. Но все равно за подарок спасибо.

* * *

— Говоришь, челнок приземляется на воду? — спросила Тьянь.

Я кивнул.

— Хорошо. И перед этим несколько минут невесомости?

Я кивнул еще раз.

— Это очень хорошо.

Мнения своей спутницы я не разделял. Не может быть хорош тот путь, который оставляет за собой трупы.

За оставшиеся до старта двадцать минут на информационных экранах гоняли мировые новости. Я переключился на русский и от скуки решил послушать. Просто чтобы не помнить о том, как изумленная стюардесса пыталась сопоставить число фактически прибывших пассажиров (два: один мужчина-европеец и одна девушка-азиатка) с восемью заявленными. В конце концов, прождали еще некоторое время и, погрешив на ошибку в компьютерной системе, задраили люки. Пока корабль буксировали к разгонной гиперболе, крутили новости.

Я смотрел и слушал.

Обозреватель закончил с непременно радужными вестями с родных просторов, в очередной раз лизнул задницу правительству, не допускающему потрясений для свободных граждан Великой России, и переключился на ужасы остального мира. Конечно же, не обошли стороной локальный прорыв в Касиме, унесшего жизни аж полумиллиона человек. Я проглотил наглое вранье — отечественные СМИ всегда славились умением преумножать чужие беды и замалчивать свои.

Затем журналисты прошлись по сгустившимся тучам над чрезвычайно важной для нас Аргентиной. Третью неделю там полыхает гражданская война. Столкнулись, как обычно, правительственные войска и отряды повстанцев. Правительство за освобождение страны от гнета "террористической угрозы" в лице повстанцев, ну а те протестуют против фактической аннексии Аргентинской республики к Американо-Латинскому союзу. Наши правители на этот раз решили поддержать США, и завершающим штрихом сюжета был репортаж об уничтоженных американских моряках, которые направлялись с гуманитарной миссией в зону конфликта.

Я прислушался.

"Таким образом, — вещал обозреватель, — нет никаких сомнений, что террористическое движение сепаратистов не способно к диалогу. Затопленный океанский грузовик "Хьюстон" с тридцатью двумя матросами на борту тому подтверждение. Мы высказываем глубочайшие соболезнования семьям погибших и правительству Соединенных Штатов".

Я вырубил трансляцию. Стало совсем хреново, и дело вовсе не в побаливающей груди. Хотя хреново стало именно там, где-то под раскуроченными ребрами.

— Даже интересно, — заметила Тьянь со своего места, — кто их накрыл? Сами амеры или все-таки Морской союз? И, главное, зачем?

Только теперь я заметил, что девушка смотрит тот же канал. Я пожал плечами. Зачем и кто утопил в океане отряд чернокожего лейтенанта и рыжего капрала О'Нейла — гадать не хотелось. И так понятно, кто виноват в гибели тридцати двух морпехов. Два пассажира баллистического челнока, прежде всего.

В салоне объявили о готовности к старту, Тьянь отцепила наушник и убрала в отсек под экраном.

— Странные люди, — добавила девушка.

Я лишь сжал зубы. Да, мы, люди, вообще очень странные. Но через пару минут будет не до размышлений на тему этой странности. Предстоял тяжелый старт, потом выматывающая невесомость, и не менее изнуряющее снижение.

Впрочем, понятие "тяжелый" относительное. Среднестатистический человек без проблем выдержит перегрузку в четыре-пять "же", что уж говорить о профессиональных летчиках типа меня. Конечно, я не водил гиперзвуковые самолеты и не садился в них, будучи упакованным в противоперегрузочный костюм, позволяющий выдерживать сумасшедшие десять-двенадцать "же". Но все же терпимость к динамичным маневрам у меня, что называется, в крови.

Но это, когда все в порядке с организмом, когда половина грудной клетки не раздроблена кулаком подозрительно сильного китайца. У меня же все было именно так — в смысле, плохо. Совсем поплохело уже на предварительном разгоне в тропосфере, а когда челнок сбросил стартовые бустеры и включил маршевый движок, стало совсем нехорошо. Тьянь то и дело посматривала в мою сторону, но мне было не до знаков внимания. Боль навалилась на грудь, выколачивая оттуда воздух. А учитывая, что половина легких не работала (спасибо подруге), то минут через пять стало нечем дышать. Автоматика кресла уловила повышенную ритмику дыхания и принудительно напялила на меня намордник кислородной маски. Стало чуть легче.

А разгон продолжался, и мои мучения тоже. Наконец, гул движка смолк, и кресло подо мной провалилось в пустоту. Увы, это невозможно описать словами, ощущение невесомости нужно однажды пережить, чтобы понять всю извращенную прелесть этого явления. В общем, неприятная штука, но по сравнению с отрицательной перегрузкой — еще ничего, можно притерпеться. А уж я-то сейчас и вовсе блаженствовал. При невесомости на тебя ничего не давит, даже твой собственный вес.