Вооруженные силы Трансиордании были на втором месте среди арабских участиков конфликта. Уступая Египту количественно (60 тыс военнослужащих) но превосходя в качестве. Армия была "слепком" с британской — обученная британскими офицерами, с британцами же на многих командных должностях. Сухопутные войска имели 4 дивизии (2 танковые, 2 мотопехотные), имея на вооружении около 300 танков (включая новейшие "центурионы"), подготовка личного состава и исправность техники были намного выше, чем у египтян. ВВС насчитывали свыше 150 самолетов ("Метеор", "Вампир", "Канберра" — большая часть авиапарка, это реактивные), среди летного состава было значительное число англичан, служивших по контракту. Слабой стороной была мотивация — для британских офицеров эта война (по воспоминаниям одного из них, полковника Уэста, оставившего мемуары) была чем-то вроде спортивного состязания, игры в крокет между обедом и ужином — а не битвой насмерть, победа любой ценой.
Армия Саудовской Аравии в 1955 году имела феодально-клановый характер — во главе ополчения каждого из кланов стоял вождь клана, эти ополчения входили в состав племенного войска, под командой вождя племени, эти войска объединялись в армию королевства, под командованием самого монарха — Абдул-Азиз так и не сумел провести реформы, опасаясь мятежа, а его преемник Сауд еще не успел. В итоге, профессиональный офицерский корпус отсутствовал вообще, а для солдат было в порядке вещей (пребывая на службе!) подрабатывать своим делом — торговлей, или водителем такси (платя бакшиш командирам своей части) (прим.авт. — реальное состояние саудовской армии в нашей истории, даже в более позднее время). В данном конфликте Саудовская Аравия выделила контингент численностью около 2 тыс.человек — который уже упомянутый Уэст охарактеризовал как "дикую орду иррегуляров", отметившуюся в этой войне исключительно мародерством и грабежом.
Также следует отметить Палестинский Легион — организованный на египетской территории из палестинцев-эмигрантов. Для этого контингента была характерна искренняя ненависть к Израилю (не скрывалось, что даже название принято в знак преемственности с Арабским Легионом СС, оставившим о себе кровавую память здесь во время Второй Мировой войны), и как следствие, высокая мотивация и моральный дух. При хорошем вооружении, должном уровне боевой подготовки и с грамотным командным составом, этот контингент (численностью свыше 10 тысяч бойцов) мог бы стать для израильтян самым опасным противником — но эти возможности не были использованы. Опасения короля Фарука к лояльности этого войска, его же стремление (в случае победы) сделать из Палестины вассальное к Египту государство, банальная скупость — все это привело к тому, что Легион вооружался и снабжался "по остаточному принципу", бронетехники не получил вообще, артиллерии по минимуму, оставаясь в итоге, всего лишь легкой пехотой. Также, палестинцы допускались на должности не выше ротного командира — остальное было заполнено египетскими офицерами. Которые иногда даже не пытались скрывать своего презрения к своим подчиненным — и отношения к ним, как к расходному материалу.
Единственной вооруженной силой, подчиненной самим палестинцам, была "Армия Джихада" Абу Муссы. Однако это была не регулярная часть для открытого сражения, а подобие гитлеровского "Бранденбурга", отряды диверсантов-коммандос — в дополнение к "силам Сопротивления" на территории самого Израиля. Укомплектованная исламскими фанатиками, эта "армия" не останавливалась и перед широким применением "шахидов" — самоубийц-камикадзе. Что давало арабской стороне серьезное преимущество — израильская разведка и контрразведка в 1955 году представляли из себя жалкое зрелище; именно по опыту этой войны, в Израиле было признано уделить этому направлению огромное внимание, не жалея денег и ресурсов. Спустя годы, слово "Моссад" будет вызывать уважение и страх — но эти годы надо было прожить! Ибо в той войне стоял вопрос о жизни и смерти израильского государства и еврейского народа Палестины.
Итого, суммарные силы арабских армий составляли почти 150 тыс человек, 10 дивизий. Против шести израильских бригад (к тому же укомплектованных едва наполовину) и одной советской (элитной, усиленной бригады морской пехоты — но всего одной). И были основания считать "вторым эшелоном" вторжения — эскадру ВМС США, развернутую в восточной части Средиземного моря — тяжелые авианосцы "Мидуэй", "Иводзима", "Орискани", "Филиппин Си", линкоры "Монтана" и "Огайо", более сорока боевых кораблей других классов — на борту которой находилось более двухсот самолетов палубной авиации, включая носителей ядерного оружия; в ходе учений этот флот отрабатывал задачу "блокаду побережья враждебной страны". Дивизия морской пехоты США уже находилась на египетской территории, один полк в Каире, остальные части в зоне Суэцкого Канала. И было известно об активных переговорах эмиссаров из Вашингтона — с правительствами Англии, Франции, Турции, на предмет позиции этих стран в "возможной кризисной ситуации на Ближнем Востоке".
23 июля 1955 года войска арабской коалиции вторглись в Израиль. Имея пятикратное превосходство — в Каире не сомневались в скорой своей победе.
"За нами — Иерусалим". Опубликовано в газете "Правда" 28 июня 1955 (альт-ист).
По эту сторону реки — наша земля. По ту сторону — чужая.
Река с библейским именем — Иордан. Неглубокая и не слишком широкая — а не проехать. Берега высокие — лишь в одном месте мост, возле города Иерихон.
И как положено, стоит там пограничная застава. Сорок восемь человек — усиленный взвод. Вооружение — один станкач, три ручных пулемета, три РПГ. Охраняют землю Израиля.
Потому что столица, Иерусалим — прямо позади, тридцать километров по хорошей дороге. Совсем не расстояние для танкового полка — час ходу, и десятая часть заправки в баках.
Десять лет тут было спокойно, с самой войны. И вот, вдруг — "оккупанты, вон!". Даже в кнессете речи — "мы нация финансов и культуры, а не завоеватели — зачем нам на своей земле, вооруженные дармоеды с чужими паспортами?". Да разве он, лейтенант Семен Финкельштейн, чужой — истинно еврейской крови, рожден в городе Одессе, был тихим домашним мальчиком, в интеллигентной семье — а после, война, эвакуация, курсы младших лейтенантов, и год на фронте, с Днепра, орден Красной Звезды и две медали. А родители, эвакуироваться не успев, так и сгинули. Вот и записался лейтенант Советской Армии Финкельштейн в желающие израильскому народу помочь — думал, временно, тем более что от гражданства СССР отказываться не просили. Приехал в пятидесятом — да так и остался, страна хорошая, климат приятный. Только нет у него паспорта — а удостоверение офицера, как положено военнослужащему. Все в том же невеликом звании — не в почете тут армейская служба, это у нас ДОСААФ, и "Будь готов к труду и обороне", а здесь ребята предпочитают на бухгалтера выучиться, чем на офицера. И у девушек успеха нет — как мундир увидят, так или просто отворачиваются, или прямо говорят, а как ты сможешь на свое жалование, семью обеспечить на достойном уровне? В СССР однокашники и однополчане, кто в кадрах остался, наверное уже капитанами или даже майорами ходят — а он все лейтенант, и холостой. Солдат гонял — вбивал в головы этих салаг воинскую науку. И сейчас треть личного состава — с последнего призыва, не умеют почти ничего. Пять лет выслужил, как обязывался — осенью можно уже рапорт подать, домой вернуться, и на гражданку. Хотя кто его там ждет, и что он умеет в мирной жизни, вечный лейтенант?
А на границе в последние дни стало вдруг неспокойно. За последние две недели, только на участке, за который отвечала застава — четыре попытки прорыва вооруженных банд (не контрабандистов, а именно диверсантов, судя по их вооружению, и что они несли). А затем, на той стороне появлялись чужие солдаты, и кто-то рассматривал наш берег в бинокль — и был слышен лязг танковых гусениц и рев моторов. Обо всем было доложено в вышестоящий штаб, ответ был один, "усилить наблюдение". Как у нас на западной границе перед 22 июня было — рассказывали!
Ну хотя бы мост надо подготовить к взрыву — ясно ведь, что враг через него пойдет, нет тут другого пути, пехота еще может на подручных средствах перебраться, а танки, машины, пушки, только по этому мосту. В ответ на очередной рапорт, наконец прислали саперов — лейтенанта (израильтянина), пять солдат, и сто кило тротила в кузове фордовского грузовика. Но минировать мост ночью, маскируясь темнотой, сапер отказался категорически, ссылаясь на инструкцию, "только по приказу из штаба".
А наутро к мосту подошли чужие войска. Часового у шлагбаума убили пулеметной очередью, и двинулись на наш берег — впереди разведка, на джипах и мотоциклах. Застава встретила их огнем — и враг откатился, оставив на настиле моста и на нашей земле десяток тел. Зато с той стороны ударила артиллерия. Если бы он, лейтенант Финкельштейн, не распорядился заранее окопы отрыть и замаскировать — весь личный состав так и остался бы в горящей казарме. А так, после первого обстрела потери были минимальные, вот снова идут враги через мост, и откатываются под метким огнем и оставляя убитых.
Обстрел — и снова атака. Вот уже враги, рассредоточившись по тому берегу, часто бьют из минометов. Последнюю атаку, поддержанную танками, отбили с трудом — двух "бульдогов" сожгли из РПГ уже на нашем берегу. Едва десяток бойцов осталось в строю, и боеприпасы кончаются — скоро отбиваться будет некому и нечем. И нет связи — рации на заставе и не было, а телефонный провод перебило, хорошо что успели передать о начале войны. А сапер где — ну что, дождался своего приказа? Так уже убили его...
Затишье — на той стороне тоже надо передохнуть, и боеприпасы подвезти. А где наша взрывчатка — в машине. Которую еще вечером отогнали за холм, ну не оставлять же во дворе, который с того берега отлично виден, и простреливается. И лейтенант Финкельштейн как знал, приказав добавить в кузов еще и то, что сняли с диверсантов. Не получится заложить заряды под опоры — но даже если просто машину на мост загнать и подорвать, настил разнесет и балки повредит. Быстро соорудить детонатор с бикфордовым шнуром, шнур вывести из кузова в кабину, через выбитое заднее окошко. И гранату рядом с собой, на случай последний.
За руль сел сам — нет уверенности, что кто-то из салаг справится. И может повезет еще, запалив, самому прыгнуть с моста и выплыть на свой берег. А если убьют — некому будет жалеть: нет никого родных, и жениться так и не успел. Никто о нем и не вспомнит!
Ему повезло проскочить почти половину пути, укрывшись за дымом от горящего "бульдога". А дальше по нему начали стрелять, и не пригнуться за рулем, надо же дорогу видеть, не промахнуться мимо моста! Только бы не в мотор, и не в бензобак! Вправо вдруг потянуло, наверное колесо пробили — рулем удержать, вот он мост, уже въезжаю!
Пуля ударила чуть пониже плеча. И еще одна. Сознание меркнет, уже не выплывешь, даже шнур не поджечь зажигалкой. Не подумал взять в зубы горящую сигарету, некурящий! Сил хватает, лишь выдернуть кольцо и пытаться гранату пропихнуть в кузов.
Он уже не видел, как на той стороне появились танки — не "бульдоги", а тяжелые "центурионы". Снаряд из танковой пушки ударил в машину, у врага был хороший наводчик, и грамотный командир, успевший приказать, "снаряд фугасный", оценив цель. Бронебойная болванка калибра 105 могла бы ударом просто смахнуть грузовик с моста — а от фугаса сдетонировала вся взрывчатка в кузове.
А после танки прицельно расстреливали окопы пограничников — до тех пор, пока оттуда перестали стрелять. Тогда лишь вперед пошла вражеская пехота, заняла обвалившиеся траншеи, и разрушенное здание заставы — и добивая раненых: в плен не брали никого, обозленные потерями. А на чужой берег подходили еще танки, и бронетранспортеры, и тягачи с пушками — ударная дивизия врага, готовая войти в прорыв, ворваться в беззащитный Иерусалим. Но мост был поврежден — и осталось лишь ждать, пока саперы его починят.
Тела лейтенанта Финкельштейна так и не нашли. Не увидел герой, как в небе появились эскадрильи штурмовиков, как "Илы" обрушились на скопление вражеской техники, бросая дождь бомб, выпуская РС и извергая пламя из крыльевых пушек. Все шоссе от границы вглубь чужой территории на несколько километров было забито горелым железом — как могила танковой дивизии, так и не сумевшей ворваться на наш берег.
Когда эта война завершится нашей победой — встанет на том месте памятник лейтенанту Финкельштейну, с оградой из брони сгоревших "центурионов". И будут туда приезжать граждане свободного Израиля, и класть цветы — помня, какой ценой оплачен их мир и покой.
И может быть, в той стране — профессия защитника Отечества станет не менее почетна, чем бухгалтер.
Р.Джексон, "Красные соколы" (альт-ист.)
Мост Алленби на реке Иордан.
23 июля 1955 года это место вошло в военную историю наравне с Перл-Харбором или Таранто.
Традиционно считалось, что у русских есть очень хорошая фронтовая авиация — отлично показавшая себя в сражениях Второй Великой войны, а также в небе Китая и Вьетнама. В то же время дальняя бомбардировочная авиация, хотя и была создана в СССР раньше чем в США — однако же в штабах Атлантического Союза при военном планировании считалось за аксиому, что ударная воздушная мощь США и Британской Империи превосходит советскую в разы, если не на порядок — в той же мере, насколько Советы сильнее в сухопутной войне. Так считалось — до того дня.
Бесспорно, советская Дальняя Авиация (в СССР — аналог Бомбардировочного Командования, в Британии и США) имела в своей истории и ряд славных страниц, как например удары по Берлину в августе 1941 (эффект, сравнимый с налетом Дулитла на Токио), или "воздушную Цусиму", истребление японского флота 23 июня 1945 (прим.авт.— см.Красный тайфун) — однако даже там характерной чертой было, или действия малыми силами (скорее, диверсия чем удар), или роль "эшелона усиления" у авиации морской или фронтовой. Оснащенная явно устаревшей техникой — Ил-4 был в лучшем случае, сравним с В-25 или "Веллингтоном", Пе-8 явно уступал В-17, Ту-4 был копией В-29, Хе-277 "немецкий подарок", появившийся к тому же под самый занавес Великой Войны — Дальняя Авиация СССР была и не в состоянии решать стратегические задачи. Было известно, что Сталин уделяет внимание и этой компоненте своей военной мощи — Советский Союз еще до войны отметился несколькими выдающимися перелетами — Чкалова, Громова, Гризодубовой, Коккинаки; однако в те же годы и итальянская авиация тоже показывала рекорды — и полное бессилие на войне всего через несколько лет. Для тяжелой бомбардировочной авиации очень важным и благоприятным фактором является развитие авиации гражданской — накопление летного и технического опыта, развитие инфраструктуры. А вот тут нельзя было даже сравнивать — США, где многочисленные авиалинии, на которых летали большие четырехмоторные машины, опутывали не только американскую территорию, но и весь земной шар — и СССР, где на немногих местных линиях летали копии американских же "дугласов" и трофейные германские Ю-52. Ил-14, появившийся им на смену, был лишь небольшим шагом вперед, и не мог равняться с "Констеллейшеном" или ДС-6. Если даже "Алиталия" могла конкурировать с русским "Аэрофлотом" как минимум на равных — какое может быть сравнение с совокупностью авиакомпаний США?
