Ваднор был тут второй раз в жизни. Предполагая, что когда-нибудь может случиться мятеж, он наметил пути к отступлению и сам расчистил эту галерею. Кружной коридор вел на поверхность, соединяясь со множеством боковых. Главное — не проворонить малозаметный поворот в нужное ответвление. И, как назло, Сейлио этот проход второпях не заметил, а возвращаться было поздно: сзади глухо топал грузный Валторо, пыхтя от ярости и громогласно извергая проклятья.
В этой части города никого из подземных жителей не бывало, и звать на подмогу некого. Теперь Ваднор надеялся лишь оторваться от погони. Злоба переполняла его, вытеснив хмель. Ничего, рыжий, ты поплатишься за свое предательство! Сейлио Ваднор обид не прощает!
Одна из плит покачнулась и ушла из-под ног. Сверху посыпался песок и повалились куски облицовки. Топот за спиной стих — Валторо не осмелился лезть под обвал.
Песок все сыпался и сыпался, будто загоняя Сейлио в эту дыру между плитами. Ваднор осторожно заглянул туда, но там была плотная, суровая темнота и угадывались две первые ступеньки вниз. Он толкнул неустойчивую плиту и ступил на лестницу, нащупывая ногами надежную опору. Оставаться наверху было опасно: песка насыпалось уже по пояс.
Подумав об упорном преследователе, Сейлио нарочно крикнул два раза "На помощь!", один раз — "Спасите!", потом просто заорал, зажимая рот ладонью, как будто захлебываясь, и, как мог, задвинул за собой плиту. Глаза едва не взорвались, таращась во тьму. Ваднор не сразу сообразил зажмуриться и идти наугад, но когда проделал это, двигаться стало легче.
Откуда в громадный зал сочился неверный, тусклый свет, беглец так и не разобрал, однако тут можно было увидеть все. В конце комнаты находилось полукруглое возвышение, которое напоминало своей формой сцену для игры бродячих актеров и музыкантов. Может быть, это постамент давно погибшей статуи или алтарь неизвестного божества?
Сейлио обрыскал все помещение в надежде найти второй выход, но тщетно. Выход был входом и вел в заполненную песком галерею. Мало того — по ту сторону коридора притаился Валторо со стилетом в руке.
Оказавшись возле "сцены", Ваднор замер. Только отсюда было заметно, что где-то там, в потолке, в углу проблескивает отверстие. "А если я искал выход не там? Если он не внизу, а в потолке над сценой?" — подумалось ему.
Сейлио вскочил на постамент и тогда заметил на его поверхности самоцветную мозаику с золотым диском в центре. Зрение уже настолько привыкло к темноте, что Ваднор различил даже следы чеканки на золоте.
— Как бы здесь не древний клад! — присвистнув, тихо вскричал он и шагнул на диск.
В глаза ударил нестерпимый свет.
* * *
Тем временем Валторо, услыхав шум обвала и шорох падающего песка, подождал за поворотом, не взвоет ли от страха его жертва и не побежит ли обратно, прямиком на его клинок.
— На помощь! — спустя какое-то время заорал Сейлио. — На помощь! Спасите! А-а-а-а-ф-ф-ф!..
Крик его заглушился песчаным шепотом. Валторо удовлетворенно крякнул, спрятал стилет в ножны на руке, откуда тот всегда так удачно выскакивал в ладонь, и пошел наверх.
Теперь он был полноправным хозяином Тайного Кийара.
* * *
Ваднор стоял посреди круга белых валунов и его мутило. Он решил, что рехнулся. Только что, оказавшись после привычной тьмы подземного города в залитом гигантским предзакатным солнцем лесу, Сейлио едва не был схвачен неведомым чудовищем с огромными зубами. Ростом оно было раза в три выше него, шкура походила на чешую змей или ящериц Агиза. Беглец заорал, когда челюсти клацнули прямо у него над головой — и вдруг все снова изменилось. Лес, но уже совсем другой. Ночь или глубокий вечер. А рядом — большие белые валуны. И кружится, кружится голова...
Пошатываясь, Сейлио выбрался наружу, и там стало не так дурно.
Далеко в кустах кто-то зашумел. Ваднор выхватил нож. Конечно, против зубастого чудовища эта ковырялка не поможет, но не умирать же, как барану! Сейлио чуть присел, прячась за камни, и огляделся. "Я рехнулся!" — снова подумал он, удивляясь реальности предметов и событий.
Вдалеке возникло несколько человеческих фигур. Кажется, эти люди были почти голыми, а в руках они держали палки с заостренным концом. Они остановились и теперь ждали, не спеша приближаться к странному кругу камней.
Сейлио понял, что еще немного, и он рухнет без признаков жизни. Нужно бежать отсюда, искать убежище, пересидеть, переждать!
Он отступил. Его шатало. Это последнее, что запомнил Ваднор, падая.
* * *
Лязгающий старческий голос кричал что-то на неведомом языке. По старой привычке Сейлио не подал и виду, что пришел в себя. Он сначала прислушался к своему телу — все ли цело. Потом ему захотелось осмотреть место, где он лежал, но старик был слишком близко: его вопли то приближались к самому уху Ваднора, то отдалялись, но не больше, чем на шаг. Вторя его словам, звенел какой-то музыкальный инструмент, а чуть поодаль и вокруг гулко стучали барабаны.
И Сейлио решил сделать по-своему, с помощью "духоводских" приемов, когда он, невидимый, выходил из своей оболочки и мог находить сокрытое. Так он обнаруживал во время путешествия через Агиз подземные источники-родники. Вспомнился и Валторо. Сейлио скрипнул зубами. Жажда мести впилась в него так, что не сразу он смог отрешиться от гневных мыслей и сделать то, что задумал.
Хор голосов приговаривал вслед за стариком и барабанами.
— Та! Та-аяса! — твердили они.
Во время очередной попытки у Сейлио наконец получилось выйти и осмотреться. Он лежал на носилках посреди утоптанной площадки между странными конусообразными домишками. Небо здесь было неузнаваемым, все созвездия здесь выглядели иначе.
Рядом с его неподвижным телом полыхал костер и прыгал худощавый полуголый старик с длинными патлами, заплетенными в косицы и утыканными перьями. За пределами светового круга, отбрасываемого огнем, собралось какое-то племя.
"Постой, великий бог! — услышал Сейлио и заметил, что старик смотрит прямо на него — не на ту лежащую оболочку, а на него настоящего, которого на самом деле видеть был не должен. — Не покидай нас! Мы готовы служить тебе!"
Умиротворенный словами дикаря, Ваднор вернулся.
Когда он открыл глаза, все радостно завопили и пали ниц.
Племя веселилось всю ночь, а на следующий день Сейлио проснулся рядом с голой дикаркой и вспомнил, как выбрал ее в подпитии своей женой и как радовалось этому все племя. Дикарка была немилосердно страшна, но если не глядеть в лицо, чего, по-видимому, и так не сделал Ваднор ночью, то все у нее, как у бабы, было на месте и даже привлекало. "Погорячился я во хмелю и по темноте!" — с ужасом отирая заспанную физиономию ладонью и фыркая, подумал Сейлио.
Дурнушка проснулась, вытаращилась, оскалила в улыбке огромные выпирающие зубы и вскарабкалась на него с прытью ужа. Ваднор скинул ее с себя и побежал вон из жилища, где после вчерашнего спало еще не меньше двенадцати человек.
Старик по-прежнему восседал возле костра. Дрожа с похмелья, Сейлио притащился к нему и рухнул рядом. Дикарь молча протянул ему плетеную бутыль. После пятого глотка настойки в голове беглеца стало чуть яснее.
Да, убивать его никто не собирался. Наоборот, его приняли за божество, и теперь у Сейлио было полно времени, чтобы под приглядом опытного старого раванги развить свое "духоводство". Он уже решил, как отомстит предателю-Валторо.
Но ни Сейлио, ни легшая с ним дикарка, ни шаман, ни, тем паче, рыжий громила, по чьей вине оказался в сельве "белый бог, отмеченный священным знаком", не знали, что случится здесь через семьсот лет и какую роль во всем этом сыграет дальний потомок пришельца и местной, печально известный в этих краях как "черный раванга Улах".
* * *
Из всех уголков Кемлина потекли в Тайный Кийар беглые каторжники, пряча под рваниной рожи с кошмарным клеймом. Став единовластным правителем подземного города, Валторо бесился, не понимая, откуда вдруг столько преступников прознало о древнем городе.
Новички уважали правление рыжего: пришел он раньше, выглядел внушительно, внимание привлекал. Не поклонялись ему, но подчинялись без ропота. Валторо же, давно позабывший об изведенном дружке, приписывал все заслуги по управлению "государством в государстве" исключительно себе, хотя некоторые вопросы находились за пределами его понимания и решались по старой памяти — безотказными методами, придуманными изобретательным умом Сейлио Ваднора.
Беглые каторжане все как один с презрением относились к соседям с восточного берега Ханавура. Лопухи-крестьяне даже представить не могли той жизни, с которой денно и нощно боролись злолицые люди из каменоломен. Чуть больше каторжники привечали отщепенцев из поселка. Эти, по их меркам, хотя бы умели мыслить так, как положено мыслить истинно свободным людям. Но иногда у изгоев была тонка кишка решиться на рискованное предприятие, и потому они никогда не поднимались до вершин настоящих каторжников. Изгои ходили в статусе прислужников и ревностно приглядывали друг за другом, лелея надежды на более выгодное положение при хозяевах.
Сейлио Ваднор завел машину по всем правилам. Если новая власть еще не обладает достаточным богатством, чтобы накормить холуев и стадо, если великие идеи либо отсутствуют изначально, либо иссякли, не привившись в народе на голодный желудок, на помощь приходит главный стимул — страх. Погрузи свое стадо в беспрерывный страх, заставь каждого лопуха думать о том, что за ним внимательно приглядывают, и ты прослывешь самым лучшим, самым справедливым и также самым мудрым вожаком. Даже трезвомыслящие не посмеют пикнуть против тебя не слова, а для остальных ты станешь идолом.
Поначалу каторжники установили эту систему только в подземном городе. Это через шестьсот лет дух гиены вырвется из катакомб и задавит весь Кийар. Который к тому времени уже успеет стать новой столицей Кемлина. Да что там — этот дух задавит весь Кемлин! Отработанное в веках, правило действовало без сбоя. Лопухи и сами не заметили, как поклонились новым правителям, чувствуя что-то зловещее, порождаемое самозванцами. И с тех пор они боялись уже всего, а боящийся — уязвим.
Рыжий Валторо помер на склоне лет, но совсем еще не старым. Нашли его в большом расчищенном от песка зале глубоко под землей. Схватившись за грудь окоченелой рукой, мертвец лежал в двух шагах от неведомого устройства, секрет коего так захочется разгадать полководцу Гельтенстаху. Как утверждали очевидцы, в глазах Валторо застыл ужас, будто перед смертью встретил он чей-то грозный призрак...
* * *
Словно ветром сдуло семь веков.
Там, где в последний раз пировали Сейлио Ваднор и Валторо, располагалась клиника Тайного Кийара, и комната, где когда-то был потайной лаз, теперь стала палатой. Именно в ней на большой специальной кровати лежала девушка, доставленная из Восточного Кийара. Молодая, очень приятной наружности, она существовала только за счет приборов, заставлявших ее легкие дышать, а сердце — вяло биться, качая кровь. В ее карте значился диагноз: "кома". Кто из специалистов только ни осматривал ее в ночь поступления и на протяжении следующих суток, но установить причину заболевания не удалось ни одному светилу Кемлина. Отключись вдруг система — и через несколько минут неподвижная оболочка умрет насовсем.
Утром вторых суток возле палаты стало суетно. Появились военные из спецподразделения, заняли переходы. Откуда ни возьмись нагрянули чиновники с осмотрами. Потом все стихло, и только тогда в клинике появился тот самый мужчина, что разговаривал с ошибочно арестованной Пепти Иссет на съемной квартире верхнего Кийара.
Гатаро Форгос совмещал несколько должностей. Он был одним из "отцов" объединенной столицы, а при Самом выполнял функции советника по здравоохранению и средствам массовой информации, в связи с чем владел крупным издательским домом "Вселенский калейдоскоп-пресс", диктующим свои правила на медиарынке.
Для своих сорока пяти выглядел он великолепно. Под землей он никогда не надевал очки-хамелеоны, заставляя приближенных вздрагивать от странного взгляда серых глаз. Его зрачки изредка взблескивали, словно переливающаяся ртуть, и людям казалось, что за их зеркальной поверхностью таится древний потусторонний мир, готовый затянуть туда дерзнувшего чересчур долго смотреть в глаза советника.
Безупречно одетый, безупречно выбритый и подстриженный, Гатаро Форгос смотрелся, как человек с обложки. Во всем его облике сквозило довольство холеного баловня судьбы. У него почти не было возрастных морщин, да и пепельно-русые волосы оставались такими же густыми, как в ранней юности, без малейшего намека на седину.
— День добрый, мэтр Форгос! — встретив у двери в палату, поприветствовал советника главный нейробиолог столицы. — Надеюсь, в добром здравии?
— Вашими молитвами, мэтр Пинерус, — чуть насмешливо ответил Форгос, приостанавливаясь возле небольшой группы врачей. — Что наша засоня?
— Без изменений, господин советник, — развел руками Пинерус. — Как после Призыва...
Форгос поморщился:
— Да ну вы бросьте! Сколько бы она прожила после Призыва?
В бархатистом голосе мэра послышалось ироничное недоверие. Нейробиолог отвел взгляд и вздохнул:
— Смотря после чьего...
— Моего, — советник улыбнулся.
— Она? Пожалуй, часа полтора.
Улыбка Форгоса тут же погасла:
— Вы шутите? Полтора часа сопротивления? Мне?!
— Да, господин советник. По меньшей мере — полтора часа.
— Я уже хочу посмотреть на эту крошку. Полтора часа! — хмыкнул он себе под нос, входя в палату. — Ну надо же!
Ему стоило, не оглядываясь, лишь поднять руку, чтобы Пинерус тотчас же вложил в его ладонь папку с историей болезни. Форгос сунул папку под мышку и проследовал прямо к кровати.
— Оставьте нас все, тут не представление, — потребовал он, заглянув в лицо Нэфри Иссет.
Врачи и его личная охрана поспешно ретировались за дверь.
Форгос обошел изголовье, рассматривая приборы.
— Ну, здравствуй, беглянка. Оказывается, я хорошо знаю твоего папашу. У вас с ним даже вкус один и тот же... — он стремительно наклонился к ней и почти лизнул в шею. — Совсем тот же! Мы так замечательно спорили с ним, и он убеждал меня, что питающую сущность обмануть нельзя. Ха-ха. Вот он и не смог, к нашему обоюдному огорчению. А я ведь его убеждал тогда, что ставить преграды самому себе глупо, развитие бесконечно и можно все, нужно лишь пожелать! Да... Так что мне с тобой теперь делать, красавица? М? Есть идеи? Во всяком случае, идеи, как спрятать эту шкатулку у тебя были...
Советник уперся руками в края кровати возле ее плеч, нависнув над Нэфри мрачной тенью. Аппарат искусственного дыхания продолжал шипеть, по экрану кардиографа бесшумно бежало зубчатое кружево, меняющиеся по форме пятна плавали на мониторе энцефалотомографа, шлем которого прикрывал верхнюю часть головы девушки. Нэфри напомнила Форгосу создание из фантастической киноленты, наполовину сделанное из органики, наполовину из синтетического вещества. Он подумал, что хорошо бы сейчас перещелкнуть какой-то тумблер, чтобы она взяла и поднялась, как показывают в тех фильмах.
