Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вот так, глупо, выдать своё присутствие, когда цель уже так близка. Хоть бы они не услышали...
От мысли о них меня переполняет ужас.
...Будто клинком по натянутым струнам нервов...
Забыв обо всех предосторожностях, бегу к выходу в Большой Зал...
А там — это. Я замечаю два силуэта слишком поздно, только услышав хлюпающий звук.
И вонь. Смердящий воздух жжёт лёгкие...
...На полу в беспорядке разбросано оружие, фрагменты доспехов...
...Бурые потёки, куски чего-то...
И посреди всего этого — две нескладных, уродливых твари, облепивших изуродованное тело, сплетающихся с ним...
...В глаза бросается характерная татуировка на предплечье трупа — отличительный знак воинов Высшей Гвардии...
...Монотонные движения, каждое сопровождается тошнотворным хлюпаньем...
...Эта шевелящаяся масса то расслаивается, то сливается...
Пустой желудок начинает болезненно сокращаться, и я бросаюсь прочь — обратно. А там меня уже ждут.
То, что выдвигается из темноты, заставляет меня замереть от ужаса.
...В половину человеческого роста высотой...
...Костистые сегменты, дребезжащие при движении...
В какой-то момент мне начинает казаться, что оно мне мерещится — я смотрю прямо на него и... ничего не вижу. Только марево на полом...
И продолжаю стоять, застыв в оцепенении. Не могу пошевельнуться... даже закричать не могу.
...Перебирает конечностями, подползая ближе...
Что-то клацает, скребёт по полу...
В следующий момент оно уже нависает надо мной, увеличиваясь в размерах, расправляясь...
Зажмуриваю глаза.
Молюсь.
Ко лбу что-то прикасается...
...Жжёт. Всё тело горит.
Агония.
...Хруст перемалываемых костей...
* * *
В ушах до сих пор стоит этот треск... хруст...
Кошмарный сон никак не отпускает меня... Раньше я не видела ничего подобного — или просто не помнила об этом. А теперь мне везде мерещатся монстры — вздрагиваю от каждого шороха...
Даже сейчас, когда солнечный свет заливает комнату. А что будет ночью? Боюсь даже подумать об этом...
Промучившись до обеда, звоню наставнику и пересказываю ему этот кошмар. Глупо, наверное... но другого выхода я не вижу. Тем более, может, это важно?
Выслушав меня, он спрашивает, видела ли я подобных созданий в его книгах... смогу ли узнать их на рисунках...
Лучше бы спросил, смогу ли я это забыть.
Видимо, чувствуя моё состояние — не так уж и часто я ему жалуюсь — он советует мне попытаться отвлечься. Браво!.. Может, он ещё расскажет, как?
Не выдержав, срываюсь:
— Как? Как я отвлекусь, когда в ушах всё время звучит этот мерзкий хруст! И всюду мерещится эта вонь! И постоянно кажется, что кто-то крадётся за спиной! Как мне отвлечься?!
Вызверилась на него... Умница, девочка!
Тут же становится стыдно — за резкий тон, за собственную слабость...
— Ещё полчаса потерпишь? Я за тобой заеду... А пока — подумай, чем бы тебе хотелось заняться. — От мягкого тона становится ещё более стыдно. Не разреветься бы... Всё. Выдыхай.
— А чем можно?
— Можно фильмы смотреть. Хоть всю ночь. Только родителей не забудь предупредить... — Кажется, он улыбается.
— И Лесю. — Я, вот, точно улыбаюсь...
— Всё, жди. Скоро буду. — Всё ещё не до конца веря в реальность происходящего, откидываюсь на спинку кресла. На губах блуждает совершенно счастливая улыбка. Боже, за что мне такое счастье?..
Всю ночь смотреть с ним фильмы? Это, однозначно, меня отвлечёт. Надо было раньше ему звонить...
Интересно, а на тупые американские комедии это предложение распространяется? Думаю, да. В любом случае — он сам виноват. Никто его за язык не тянул...
Настроение стремительно ползёт вверх. Так, Лесе позвонить... И маме... И с Черри погулять не забыть... И одеть на себя что-нибудь приличное...
По дороге мы заезжаем в Университет — получить официально оформленные результаты экзаменов, чтобы завтра можно было передать их в школу. Какая, всё-таки, замечательная штука это свободное посещение...
Большую часть итоговых контрольных мы с Лесей уже написали — осталось только сдать английский и географию. Но в этих предметах я неплохо ориентируюсь, а потому особо не переживаю — с ними проблем быть не должно... А вот с историей... Даже не знаю, как буду её сдавать.
Некоторые детали — особенно, если именно на них делается акцент — могут вызвать отвращение даже к самому интересному предмету. Так у меня с историей — не могу запомнить все эти даты... фамилии помню через одну... А преподаватель требует именно заученные числа, а не понимание причинно-следственных связей между событиями...
Объяснить, что, где, зачем и почему происходило — это всегда пожалуйста. Хоть сейчас. Но выучить даты — превыше моих сил.
Даже Руслан Андреевич пытался помочь мне готовиться — в итоге удалось чётко систематизировать, что и за чем происходило... но не более того. Видимо, всё-таки будет у меня одна четвёрка в аттестате — обидно, конечно, но ничего. Зато я точно знаю, что поступлю...
...Возвращаясь из Академического корпуса, заходим на кафедру — Руслану нужно забрать какие-то бумаги.
Пока наставник что-то перебирает в ящике стола, я разглядываю огромный — во всю стену — плакат с планом территории Университета. И фотографиями. Часть изображений — старые, ещё чёрно-белые... и тут же, рядом — современные. Будто прошлое и настоящее переплетаются вместе... необычное ощущение.
Увлёкшись изучением плаката, не замечаю, как в преподавательскую заходит Валентина Степановна — я осознаю, что в помещении появился кто-то ещё, когда она уже проходит мимо. Здороваюсь с ней, а она... она отвечает, вполоборота смерив меня нехорошим взглядом. Чем я ей опять не угодила?
Затем её внимание переключается на Руслана Андреевича — она подходит к нему и, зачем-то взяв его за плечо, выдаёт буквально следующее:
— А вот и наша пропажа. Наконец я тебя застала. Уделишь мне минутку?
Прежде, чем рассеяно буркнуть ей "ага", он зачем-то оглядывается на меня.
— Посиди пока тут, я сейчас... — Выложив на стол тоненькую стопку бумаг, идёт следом за Василенко к дальней двери...
...Отодвинув в сторону журнал успеваемости — даже не заглянув туда, хотя очень хотелось — вырисовываю пальцем узоры на полированной глади стола. Интересно, зачем ему сейчас понадобился журнал, если в этом семестре у него нет своих пар — помню, он что-то говорил о том, в этом году вся нагрузка ушла на осенний семестр...
А ещё — интересно, зачем он так срочно понадобился ВВС? ВВС — это наша группа так называет Василенко — кажись, от кого-то из старшекурсников пошло.
По ногам тянет сквозняком.. Бесшумно приоткрывается неплотно закрытая дверь во второе помещение...
"Руслан, разуй глаза! В каком месте она идёт на поправку?! Девчонка нестабильна! Она как бомба замедленного действия — не понятно, когда рванёт!" — Такое ощущение, что температура в помещении упала до нулевой отметки... Неужели это про меня?
"Она держится..." — Опять он заступается за меня. Опять — перед ней. Что её на этот раз не устраивает?
"Это пока. Ты можешь что-то гарантировать?" — Таким тоном обвиняют во всех смертных грехах, а не разговаривают с коллегами...
Он что-то отвечает настолько тихо, что я не разбираю слов... Да и не хочу ничего слышать. Мне хочется закрыть уши ладонями и убежать куда-нибудь отсюда... подальше.
"Острых ощущений захотелось? Всё в игры играешь?"
Я встаю. Как марионетка, которую дёргают за ниточки. Иду к двери, открываю её... А в спину, будто острые лезвия, продолжают вонзаться её фразы.
"И что? Тебе напомнить, что ты сам творил? А у неё гораздо больше возможностей! Если она сорвётся — всё полетит к чертям собачьим. И ты не сможешь её остановить — даже если захочешь! И никто не сможет!"
Открываю дверь, вываливаюсь в коридор...
"Мы ещё вернёмся к этому разговору — если он не потеряет своей актуальности. Всего доброго..." — Он, всегда такой спокойный, теперь разговаривает с этой жабой на повышенных тонах.
Вот только мне от этого не легче.
В груди ноет, трудно дышать.
Приваливаюсь спиной к стене и съезжаю по ней, больно впечатавшись кобчиком в плинтус — в этот момент физическая боль превосходит моральную, затмевая её...
И только теперь я понимаю, что плачу. Беззвучно — лишь слёзы катятся по щекам. Хорошо, что сейчас идёт пара... И никто не видит меня — сидящую на полу совершенно пустого коридора.
...Из преподавательской слышится приближающийся звук торопливых шагов. Потом дверь резко распахивается — и он замирает на пороге, едва не споткнувшись об мои ноги.
— Тааак... — Очень нехороший тон. Инстинктивно сжимаюсь — вдруг он начнёт меня ругать...
А он, прошипев себе под нос что-то неразборчивое, закрывает дверь и склоняется ко мне.
— Алис... — Теперь его голос звучит ласково. — Пойдём...
Дождавшись, пока я подниму на него своё зарёванное лицо, подаёт мне руку, помогая встать.
Потом — ждёт, пока я вожусь с салфетками.
Он выводит меня с кафедры, осторожно приобняв за плечи. Постепенно затихаю, прижимаясь к нему...
— Всё будет хорошо, — шепчет он мне в волосы...
Так убедительно... так хочется верить...
* * *
— Прости. — Я наконец-то умылась и теперь сижу на своём любимом диванчике у него в столовой. А сам он заваривает чай с какими-то травами... — Ты не должна была этого слышать. Валентина Степановна не сдержана в выражениях...
Он оборачивается, встречая мой взгляд.
Глаза опять наполняются предательскими слезами, а с языка готовы сорваться хлёсткие слова...
— Алиса, выслушай меня, пожалуйста. Понимаю, что тебе было больно это слышать, но... не обижайся на неё.
Он подходит почти вплотную ко мне — заворожено наблюдаю за его плавными движениями: вот он останавливается, вот — берёт стул, разворачивая его спинкой вперёд...
Я сажусь прямо, расправляя плечи и складывая руки на коленях — теперь, когда он сидит напротив, наши лица находятся на одном уровне.
— Попытайся понять её мотивацию... Она потеряла семью. Она теряла подопечных... Сейчас у неё никого не осталось, кроме нас. И она очень эмоционально переживает это... и по-своему старается оградить тех, кто ей дорог. Уберечь хотя бы их...
— А почему тогда она спохватилась только сегодня? Не вчера, не на прошлой неделе, не полгода назад?..
Он какое-то время молчит. Не знает, что ответить? Или не хочет отвечать?
— Не знаю, почему именно сегодня. Сомневаюсь, что она специально выбирала момент, чтобы ты оказалась рядом... — Я хмыкаю.
— Ага. Она с самого начала — сама доброжелательность по отношению ко мне...
— Алиса... ну почему с тобой всегда так сложно? Я почти месяц не появлялся в Университете — когда ей ещё было со мной говорить? А то, что ты тогда сделала, наглядно продемонстрировало твои возможности. А твоё нынешнее состояние... скажем так: оно сильно бросается в глаза. Понимаешь, когда один из нас срывается — это обычно очень плохо заканчивается. Ты сейчас на грани срыва. И теперь тебя боятся. В тебе чувствуют угрозу. Не только Валентина Степановна.
— И... даже вы?
— Нет.
Смотрю на него, пытаясь понять мотивы...
— Почему?..
— Я в тебя верю. Верю, что ты справишься. Ты сильная. А я буду рядом, чтобы помочь тебе.
— Спасибо.
— Алиса... Моим наставником был отец. И когда его не стало... в общем, я сдался. Сорвался. Поэтому... я знаю, как это бывает. И хочу уберечь тебя от подобного.
Киваю.
— Чай заварился...
Молча пьём ароматный напиток. А потом... потом он начинает рассказывать.
Отец... всегда представлялся чем-то монолитным. Непоколебимым. И это придавало уверенности — в себе, в завтрашнем дне. Казалось, что он всегда будет рядом... Это не образное выражение — у него было более, чем достаточно возможностей для этого.
Мать, шутя, называла отца "рафинированным интеллигентом" — он даже к столу всегда выходил в костюме. Никогда не повышал тона — со всеми говорил предельно вежливо и спокойно. Никто из знакомых ни разу не слышал от него не то, что бранного — даже просто грубого — слова.
Его уважали... или боялись. В любом случае, с его мнением считались. Сопредседатель Большого Совета — шутка ли...
Ничего не знаю ни про какие Советы... а спрашивать не хочу. Не хочу его отвлекать... Ему просто нужно выговориться...
Мать... обычная женщина. Выгорела, навсегда лишившись всех способностей. Ещё до встречи с отцом. Эту тему никогда не затрагивали... Кажется, она была целителем...
Когда пропала без вести мать, было плохо. Очень плохо. Но отец не сдавался... видимо, поэтому и не было ощущения безнадёжности... даже спустя годы всё равно брезжила слабая надежда на то, что мама жива...
Но смерть отца... Она перевернула всё.
Сначала был шок. Происходящее ощущалось нереальным — всё было как в тумане... Действовал как робот, автоматически выполняя заложенную программу жизнеобеспечения.
Потом были похороны, соболезнования...
Сейчас его глаза пугают меня — бездонно-тёмные и... отрешённые. Не могу видеть этот потеряно-грустный взгляд, устремлённый куда-то мимо меня... Будто он всматривается в прошлое...
Он сейчас не здесь. Где угодно, но только не здесь. О чём он жалеет?
Перевожу взгляд на его пальцы, до побелевших костяшек вцепившиеся в угол стола... Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, сжимаю его руку... И тут что-то меняется.
Мелькает образ девушки — не могу рассмотреть деталей. Только знаю, что она ему небезразлична. Не родственница — что-то и большее, и меньшее одновременно... Укол ревности...
Она что-то ему говорит, видимо, пытается утешить...
...Она же — волосы разметались по подушке, раскрасневшееся лицо...
...Солоноватый привкус во рту. Горячая тёмная влага на простынях...
...Широко распахнутые глаза, из которых стремительно утекает жизнь... Её глаза...
Он отдёргивает руку — так резко, что я больно — до онемения — ударяюсь кончиками пальцев об стол. Меня пугает выражение его лица — будто застывшая маска отчаяния...
Замираю. Не отрываясь, смотрю ему в глаза... Сердце бьётся где-то в районе горла... Заставляю себя выровнять дыхание... И повторяю про себя: "Всё будет хорошо... Всё будет хорошо... Всё будет хорошо..."
Мне страшно. Губы дрожат.
"Всё будет хорошо... Всё будет хорошо... Всё будет хорошо..."
* * *
Мы смотрим друг на друга долго — пока головокружение и мерцание перед глазами не заставляют меня крепко зажмуриться...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |