-Что? — отозвался было он, а я поняла — поздно, и попятилась назад. Поздно что-либо объяснять.
Как в страшном сне, который позволяет увидеть все в мельчайших подробностях, я глядела, как медленно лопается и раскрывается полукругом одно из колец последней преграды, выпуская на свободу мой кошмар. Это нечестно! — взвилось в голове по-Тамаркиному возмущение, когда ее однажды голем гонял.
-Бежим!!! — взвыла я. Ладмир поднял голову, сначала замер, потом, видимо, вспомнив об отсутствии столь необходимого амулета из голубого металла, побелел и без того алебастровым лицом, чертыхнулся и, перехватив мою руку, бросился обратно в коридор, откуда мы появились. Растерянный резкими переменами Мазвий остался лежать на полу, глядя нам вслед. Но когда мы уже были в коридоре, до нас слабеньким отголоском донесся его медленный победный смех. У него-то, наверное, нужный амулет некстати имелся.
-Бойся, дура! — "деликатно" напутствовал меня Ладмир. — Сейчас это наш единственный шанс.
Легко сказать — бойся. Будто я ныне релаксирую и нежусь!
-Как? — чуть не хныча, поинтересовалась я. Дыхание сбивалось, я бежала на пределе возможностей.
-Обернись назад, — сухо бросил вампир, все так же смотря вперед. Я обернулась. Нагонявший кридой уже практически кусал нас за пятки. В животе что-то провалилось, волосы встали дыбом, ноги понесли.
Ладмир удовлетворенно крякнул. Вблизи покинутой нами пещеры этаж был неплохо освещен, но повороты мелькали один за другим, мы мчались, не разбирая дороги, и вскоре оказались во власти всецело темных коридоров. Времени, чтобы отвлечься на создание колдовского огня, не было. Без Ладмира я бы давно поломала нос об какую-нибудь стену, впрочем, закусивший мной после этого кридой вряд ли стал бы предъявлять претензии к подпорченности внешности.
Спустя неопределенное время, когда душа давно обреталась в пятках, а сердце стучало где-то в голове, я с запоздалым удивлением отметила, что стены тоннеля стали светиться квелым бледно-зеленым светом, и сам коридор теперь был не грубо вытесанным в сплошном массиве, а выложен большими аккуратными мутно-белыми кирпичами. Задумываться над переменами было некогда, кридой трудолюбиво когтил пол где-то за нами.
Мы на полной скорости влетели в большой зал. Он был раза в два меньше пещеры, где Мазвий создавал свой артефакт, но тоже имел ровный круглый свод. Потолок и пол были отделан теми же неярко просвечивающими зеленоватыми прямоугольниками камней, что и коридор. В самом центре этой загадочной дымчатой зелени островом стояла огромная кособокая махина, похожая на перевернутое квадратное корыто, из привычного уже темно-бежевого камня.
Воздух в легких закончился, в животе включилась невероятная легкость, и я, совершая невозможное, дикой белкой вознеслась по выросшей передо мной двухсаженной отвесной стене. Торопливо поджала ножки, сзади страшно клацнуло, меня потянуло вниз. Я в отчаянье цеплялась руками за верхнюю грань, как передумавший самоубийца по краю крыши, и норовила подтянуться. Ладмир, оказавшийся на вершине раньше, ухватил меня за руки и верх корсета, точно вышибала дебошира в кабаке, и одним движением втянул наверх. Раздался оглушительный треск, что-то скользнуло по ногам, я без сил повалилась на камень.
Кридой, видимо, поняв, что упустил добычу, как-то несерьезно порявкивая, мелкими шажочками убежал обратно в коридор. Я, скосив глаз, увидела только мелькнувшие в проеме задние лапы и по-рачьи загибающийся книзу хвост. В неестественно глухой тишине слышно было лишь мое прерывистое дыхание. Ладмир лежал неподалеку на боку, под углом ко мне, осматривая зал, потом перевел сосредоточенный взгляд из-под сведенных бровей на меня. Чело его разгладилось, на лицо заползала ненормальная улыбочка. Я перестала безразлично смотреть в потолок, заинтересовавшись причиной неуместного счастья.
-Тэ-ак-с! Лепота, — зажглись глаза шепчущего Ладмира, созерцающего что-то в районе моего лифа, впрочем, он сразу поправился нейтральным тоном знахаря, выясняющего обстоятельства болезни, когда я недоуменно перехватила его взор. — В смысле, не жмет? Ослабить?
-Ай, отвали, — беззлобно отмахнулась я, лежа пластом на спине и стараясь, в конце концов, отдышаться. — Поносить все равно не дам.
-Да я не про корсет, — смутился разоблаченный Ладмир.
-Да я вообще-то тоже, — пробурчала я себе под нос, кляня себя за свое чувство юмора, одной мне понятное. И села, приподнявшись на руках.
-У-у, — схватилась за голову, увидев, какие понесла потери. — Даже куртизанки выглядят целомудреннее!
Нижние юбки, которые мы с Тамаркой любовно пришивали вручную, были разом с корнем выдраны из-под подола, будто бы щепоть лепестков у нераскрывшейся ромашки. Сам подол, мало того, что перестал быть пышным, округлым, словно бутылочные бока, так еще и укоротился, сверкая неровно рваными, точно выкушенный сыр, краями. Сзади серебристой парчи с белыми и серыми вензелями лилий не хватало на пядь, а спереди отсутствовало чуть ли не с локоть материи, ноги были неприлично оголены. Но зато теперь становилось понятно, для чего в городской природе существует такой предмет женского гардероба, как чулки. А затем они, чтобы, если ваше бальное платье оборвал кридой, не было мучительно больно за выстраданную все время до этого кровью, потом, слезами и синяками репутацию и в данных обстановках непонятно ради чего оберегаемую честь. Ведь по моде у нас как: под длинной юбкой голые ноги допускаются, а под короткой — дуля, нагая коленка — как символ женской коварной порочности. Деревенским, конечно, и большее распутство спускают в городе, но смотрят на них горожанки, в цветущую теплую пору щеголяющие в шитых-вязаных гольфах, пестрящих узорами, это если с укороченными платьицами (или по отголоску военной нужды — штанишками), или мелькающих, будто заячьи хвосты под кустами, при ходьбе под пышными оборками, с заметным превосходством. Да еще и к платью такому — что на мне — вечернему необходим был этого аксессуара особый тип. Впрочем, у меня все равно денег на две баснословно стоящие шелковые тряпочки не было, а если когда и были, или, там, чтобы подкопить — так и мерзкое невидимое земноводное всегда брюзгливой дуэньей ворочалось где-то вблизи, готовое к процессу моего удушения.
-Не смотри на меня! — приказала я и, стараясь затерять ноги в складках оставшейся юбки, переползла к краю и свесила голову вниз. Осмотр пещеры показал, что она пустынна и выход из нее там же, где и вход. Каким-то непостижимым образом кридой умудрился прихватить с собой незаконно откушенное тряпье.
-Радуйся, что хоть одна юбка осталась, — попробовал утешить Ладмир, который мне, впрочем, совершенно очевидно ничуть не сострадал. — А вот если б ни одной?
Я серьезно задумалась над возможностью и последствиями исхода такого конфуза.
-Это ты радуйся. Тогда мне пришлось бы тебя убить, — пожала плечами и объяснилась: — Ничего личного, просто... свидетели долго не живут. Странно, чего это он не сел нас дожидаться внизу, — под конец я снова обвела взглядом видимый участок тоннеля на предмет затаившихся кридоев.
-Да, очень странно, — разом посерьезнев, отозвался Ладмир и, осмотрев еще раз пещеру, пронзительно глянул мне точно в глаза: — Тем более что при желании смог бы сюда забраться. Пусть, может, от непривычки и не с первой попытки. С разбега, с распрыга, но, вероятно, смог бы.
У меня от его тона и взгляда на спине, как блохи на дворняге, зарезвились мурашки.
-И что же его остановило?
-Ты ничего не чувствуешь необычного? — уточнил Ладмир. Я прислушалась к своим ощущениям. Разве что воздух был чуть смолистый, тягучий, а в остальном — ничего. Я пожала плечами.
-Нет.
-Я тоже. Значит, скорее всего, его что-то отвлекло, — Ладмир немного расслабился.
-Будем выбираться? Не век же нам здесь куковать, — предложила я, поудобнее перехватывая палочку, чудом не выроненную во время всей этой треплющей нервы (и прочие органы) беготни. — К тому же Мазвий до сих пор на свободе. Злобствует.
-Ладно, — вампир поднялся в полный рост и шагнул в пустоту. Я вскрикнула и подобралась к краю, но он стоял внизу цел и невредим и протягивал ко мне руки, точно жрец, восхваляющий богов:
-Прыгай, я тебя поймаю.
Я недоверчиво покосилась на руки и почувствовала себя глупой кошкой, которая залезть — залезла на дерево, а обратно — страшно. Если не поймает — костей не соберу после двух саженей высоты. Я опасливо села на краешек, свесив ноги, и, набравшись духа, прыгнула.
Спасло меня только то, что я удачно прицелилась. Во всяком случае, упала я, как сыр на хлеб, на мягкое. В самый последний момент Ладмир убрал руки, я сшибла его как ядро осадную башню и приземлилась (привампирилась?) поверх.
-Ну у тебя и шуточки! — прошипела я, поднимаясь на ноги. Ладмир сел с отсутствующим выражением лица. — Эй! — я пощелкала перед ним пальцами. — Ты чего?
Он не обращал на меня внимания и глядел строго перед собой. Я протянула руки, чтобы его как следует потрясти за плечи, и тут прозрела. Пещеры не было. Кругом простиралось бескрайнее цветочное поле. Солнце жизнерадостным яичным желтком светило с ясно-голубого неба. Чудесный восторг распирал грудь.
-Ах! — поразилась я и растроганно сцепила ладошки на груди. — Вот это да!
Откуда здесь взялись эти дивные цветы — было неважно, даже думать о чем-то кроме такой красоты — не радоваться ей — было несимпатично и чуждо. Все, что я хотела — вечно быть здесь, быть вне времени и пространства, лишь бы здесь! Я ласкала руками цветы, гибкие высокие стебли, наклонялась к очередному прекрасному, как занимающийся рассвет, бутону. Казалось даже, что еще чуть-чуть — и я услышу их прекрасный аромат, только нужно побыть здесь еще, и еще. А цветы кивали тугими шелковыми головками мне и моим мыслям, и ветерок иногда дотрагивался легкой ладонью до почти раскрытых лепестков. Аромат откроется избранным! Какое же сказочное место! Что-то отвлекало, хмурило меня и поляну, не давало безгранично отдаться в пучину фееричного наслаждения, и когда я прошла пару шагов и увидела посреди поля, посреди дивных цветов Ладмира, то перестала угрюмиться, а лишь звонко рассмеялась, и цветы смеялись вместе со мной и качали головками. Ладмир лежал посреди великолепной ласковой зелени и загребал ногами и руками так, будто плыл по морю-окияну.
-Ну ты и дурак! — ухахатывалась я. — Ты чего плаваешь-то по моей поляне?
-Как ты это делаешь? — удивился Ладмир, задирая голову к ясному счастливому небу и болтая одними ногами.
-Что? — радостно удивилась я.
-Ходишь по воде! — потрясенным тоном отозвался Ладмир.
-Какой воде? — нахмурилась было я, а потом разобралась, улыбнулась и весело защебетала: — Ах, воде! Да, цветам нужна вода, чтобы пить! Ты такой умный! И забавный! И цветы умные! И красивые! Я бы тоже хотела быть цветком! Умным и красивым! И расти на этой расчудесной поляне! — я раскинула руки в стороны и покачалась из стороны в сторону так, будто уже была цветком, а затем рассмеялась звонко, эйфорично.
Ладмир тем временем насупился, как бука-забияка, медленно остановился, перевернулся на спину. Затем подождал и, резко выдохнув, осторожно опираясь на руки, словно не доверял своим членам, сел. А после уже более уверенно встал и повертел головой в поисках границы бесконечного поля счастья.
-Ну же! Делай как я! — воззвала я радостно и снова покачалась из стороны в сторону. Но Ладмир не заинтересовался моим заразительным примером, а пошел куда-то вперед, сурово оглядываясь и водя руками перед собой, точно марионетка по воле кукловода.
-Дай мне твою палочку! — попросил Ладмир, нарезая очередной круг мимо меня. Я охотно поделилась имуществом в наплыве всепоглощающей любви к миру и тварям, его заселяющим. Друг-вампир, чуть поморщившись, обеими руками неуклюже схватился за палочку и запустил корявый разряд жалящей молнии в пустоту возле себя. Я опять залилась счастливым смехом, поняв, что он хочет повеселить меня своей наигранной нескладностью в обращении с палочкой.
-Дай, вот как надо! — решила подыграть я и запустила аналогичный разряд в другом направлении. Пахнуло горелым. Прямо в воздухе в двух саженях от нас возникло черное по цвету, как обуглившееся дерево, пятно. Я, было, изумилась такому феномену, но Ладмир попросил ласково:
-Еще, не прекращай! В ту же сторону, давай!
Я, любознательно заинтересовавшись, продолжила.
И тут настроение на поле моем изменилось. Посуровело, похмурилось небо ясное, понабежали тучки злые-сердитые. И чем больше я колдовала, тем больше обижалось на меня поле. "Прекрати" — говорило.
-Не прекращай! — уговаривал Ладмир враз. — Это такая тварь действует, Душа камня, если по-нашему. Шиирлорейко — на древнем. Мозги затуманивает на раз плюнуть, а потом пожирает душу, это для нее что хлеб, да и телом не брезгует. Разлагает до жижи и впитывает, а после от камня к камню передает, что сок по дереву.
А рука дрожала — не верила. Али не любо тебе поле дивное, обожаемое? Али не цветок ты названный? Почто братьев и сестер своих нареченных обижаешь? "Любо", — губы шептали, но рука вампира легла на мою руку и присутствием своим вырывала с поля. "Не верь!" — говорила. Глядь — а это и не поле уже, а насекомые огромные многоногие кишмя кишат, лапками по ступням голым бегают, щекочут усами гибкими лодыжки открытые. И конца и края нету им, ползут орды и по коленкам, и на локти, и по лицу. И облетают гроздьями с палочки оттопыренной, и сыплются градом с неба и ползают по волосам живыми гребнями да лентами, да заколками. И вгрызаются в кожу — кровь пьют, и вгрызаются под кожу — ходы роют. И ползет над омерзительным полем унылое "у-у-у" девичье.
-Давай, Варя, еще немного, дожали почти! — подбадривает меня некто невидимый из глубин, что состоят сплошь из полчищ тошнотворных. И в носу, и в ушах, и во рту моих уже давно обживается кто-то, лапками перебирает, брюшком трется да крылышком щекочет гадостно. "Коли прекратишь — будет тебе вновь поле и радость волшебная" — шепчут в уши тараканы юркие усатые, да многоножки верткие, да пауки быстрые восьминогие. Вдруг — раз! Лопнуло все, и ослепил свет неземной невиданный! Тьфу ты! Бледно-зеленым тусклым светом было озарено пространство и Ладмир в нем. Я стояла остолбенело, не в силах пошевелить даже кончиком пальца, помня отвратные ощущения, и не веря, что это закончилось.
-Бежим, пока оно не оклемалось, а то снова затянет, — Ладмир подошел и слегка тронул меня за локоть. Меня от стороннего щекочущего прикосновения одним махом стоптала орда мурашек, а после вывернуло наизнанку, будто набитый золотыми карман на досмотре. Вампир не сказал больше не слова и сочувственно поддержал сзади мои волосы, после чего, придерживая за талию, поволок прочь.
Вылетели из зеленого тоннеля как чумные от зачистки и дальше побрели по незнакомым коридорам, освещаемым исключительно наколдованным мной худосочным светляком.
-А ведь это очень похоже на тюрьму, пусть и без оков, — поразмыслив, выдала я. — Если б мы оказались там по одиночке — по всему выходит, не выбрались. Я дак наверняка даже не задумалась бы. Да и ты, так и качался себе селезнем, да пускал пузыри и фонтанчики в небо.
