— Потому что я вам завидуууууую! У вас есть тела, а у меня нет! — Миртл ускоряется. — Я ни разу ни с кем не целовалась, ни с мальчиком, ни с девочкоооой, а вы, школьники, словно напоказ все выставляееееете!

— Вот, Луна, наглядный пример, почему лучше подождать до лета.

— Я могу спрятаться, — идет на попятный Миртл, — и вы меня не увидите.

— Любишь подсматривать, а?

— Проведи полвека привидением, без рук и без ног, в туалете, где тебя постоянно смывают! — неожиданно злится Плакса. — И ты обещала сделать меня привидением башни!

Серьезно? Не помню... ах да, что-то было на втором курсе. Можно ли вернуть привидению тело? По методу крестражей связать с предметом, с оживленным големом? Будут ли у него чувства физического тела? Вселение в другого, по методу Квиррелла и Волдеморта на первом курсе?

Кто-то вообще всерьез занимался этим вопросом?

— Ну, теперь точно не сделаю.

— Эй, я пошутила! — идет на попятную Миртл, и скрывается в стене с протяжным стоном. — Ты обещаааааала!

Ну, песец теперь. Ладно, надо будет дедушку Альбуса спросить, он же у нас главный в Хогвартсе. Чем хороша Плакса, так это тем, что действует не хуже холодного душа. Возбуждение перебивает напрочь, не говоря уже о том, что вон она, баночка с мазью, плавает утонувшим корабликом, дном кверху. Наверное, слетела, когда я прыгал в ванну, но кто же знал, что меня внезапно укусят?

Смотрю на Луну и развожу руками.

— В другой раз, когда будет мазь.

— Почти в рифму! — хихикает Луна. — И к другому разу я сделаю медальоны Влюбленных!

— А чем плохи медальоны Дружбы?

— Терновник в них угас, — вздыхает Луна, — нужно искать новый. И медальоны Дружбы не передают чувств сердца, а я так хотела, чтобы ты увидела себя моими глазами! Не настоящими глазами, конечно, просто ощущения, но это важные ощущения!

— Верю, но вряд ли это что-то изменит.

— Изменит!

Еще раз пожимаю плечами. Взгляд влюбленного — не лучший инструмент, для него предмет обожания сияющ и прекрасен, независимо от реальности. И если эти новые медальоны вправду передают всю гамму эмоций, то лучше им подождать еще. Не то, чтобы есть шансы до лета научиться подделывать влюбленность, просто лучше подождать. Вся эта чрезмерная эмоциональность и горючесть начального этапа только навредит, если ее еще и усилить подобными вещами.

Интересно, в сексе оно тоже работает, вот эти вот двусторонние ощущения?

— Летом, Луна, летом, после экзаменов.

Лавгуд понимающе кивает и вскидывает правую руку с оттопыренным мизинцем.

Глава 25

Апрель — май 1996 года

Дни от меня,

летят как ветер от огня

Строчки песни крутятся в голове, характеризуя то, что происходит в Хогвартсе после пасхальных каникул. Дни летят, подготовка к экзаменам, размышления о будущем, просто ничегонеделанье, приятное и теплое, как вступившая в полную силу весна.

При этом снаружи, за стенами Хогвартса, продолжает бушевать политическая гроза.

Сторонники Волдеморта не слишком верят в гибель Лорда — один раз он уже возвращался — и не думают складывать оружие. Европейские маги тоже не сидят без дела, указывают на то, что сопротивление не подавлено, и вообще, лето близко. Министерство и Орден бегают и пытаются всех передавить по частям, в общем, "весело".

Брызги и отголоски этого дурдома долетают через Нимфадору, которая и вправду преподает нам ЗОТИ на полставки. Накал требований Аластора отсутствует, но это Нимфадора пытается компенсировать повышенной угрюмостью. Причина проста — Аластор там, в первых рядах сражающихся за независимость родной Британщины.

— Ладно бы он возглавлял там большой отряд, ведь это было бы правильно, да? — возмущается Нимфадора.

Совместные победы над Темным Лордом сближают, и мы снова нормально общаемся. Немало этому способствует моя благодарность за спасение Луны, и прекращение облизывания Тонкс взглядом. Оно как-то само собой проходит, ну а подколки со стороны Нимфадоры слабеют, в отсутствие Грюма. Все-таки она подзеркаливает его поведение, хотя и отказывается это признавать, во всяком случае вслух.

— Если он волк-одиночка, то ему и правда, легче одному. Не надо ни за кем следить и утирать носы, а спину он и сам себе прикроет.

— Ему-то легче, а мне? — возмущается Нимфадора.

Ее возмущение — последствия очередного "брызга" — Аластор куда-то там ворвался в одиночку, крича матерно про "палочки на пол" и всех положил, повязал и теперь гордо красуется на фотографии в "Пророке". Разве что ногу на голову валяющегося великана не поставил, да и лицо у Грюма странно перекошено, словно фотографа матерно посылает, а не улыбается в камеру.

— Все проходит, — вспоминаю мудрость, высеченную на кольце царя Соломона, — и это пройдет.

— Ему бы лежать, после сдвоенного проклятия, а он подлечился и в бой! — никак не успокаивается Нимфадора.

Наверное, все-таки она его любит. Старого, в шрамах и со скверным характером, одноногого и одноглазого. Вот уж воистину, красавица и чудовище, при этом красавица может становиться и чудовищем, да кем угодно. Представляю, если их дети унаследуют черты родителей.

Бдительно — параноидальные метаморфы, нет, мир такого не переживет.

— Невилл, ты победил Беллатрису?

— Да, ты же сама все видела!

— Ты не испугался и победил ее прямо на глазах у Темного Лорда.

— Ну... да!

— Так какого... Грюма тебе нужна моя помощь? Сам справишься со своей ба!

Понятно, что для Невилла выйти против "ба" страшнее, чем стоять против Беллатрисы и Волдеморта одновременно, но, сколько ж можно? Уже и характер закален, и подвиг совершен, и девушки ему дают, а все че-то мнет булки и просит помощи.

— Но ты обещала...

— Подумать, что можно сделать, — киваю. — Или ты без моего совета ну вообще не можешь ничего решить?

— Почему же, — вздыхает Невилл, — представлю Парвати, но я просто подумал, вдруг ты чего лучше придумала?

Ну вот, может же, когда захочет!

Парвати, и сестра в нагрузку, все замечательно. В порядке подростковой мести Невилл может отпердолить сестричек, обоих одновременно, прямо на кровати бабушки, но лучше такого совета ему не давать. Еще же последует, и, конечно же, по закону кошачьего бутерброда, в самый неподходящий момент придет Августа, в разгар борьбы индийцев против колониального владычества Британии, так сказать.

Хватит же старушку инфаркт, от такого зрелища, а я виноват останусь.

— Невилл, ты молодец, — говорю искренне.

Уже хотя бы тем, что связка Браун — Патил и их сплетни, и пересуды на него не повлияли, да и вообще.

— Не думаю, что заслуживаю такого, — качает головой и твердо говорит Невилл.

Не мне его осуждать, конечно, за убийство не рожденного ребенка, о котором Невилл и не знал. Я творил вещи гораздо, гораздо хуже, правда, меня никто особо молодцом не называл и не называет, и это правильно.

— Могу посоветовать только что-то банальное.

— Например?

— Разберись с бабушкой, разберись в себе, отдохни в обществе прекрасных девушек, для того лето и предназначено, и тогда поймешь, молодец ты или нет.

— Наверное, но вначале надо сдать экзамены, — вздыхает Невилл.

Вот это уж точно не мои проблемы.

Было три попытки добраться до Гарри, со слов Нимфадоры. Первый отряд успели перехватить в Хогсмиде, попутно развалив магазин приколов Зонко, на радость близнецам Уизли. Второй попался Хагриду в Запретном Лесу, совершенно случайно, и там была кровавая бойня, где-то в чащах. Третий отряд нырнул в Черное Озеро и больше не вынырнул.

Пошли на удобрения в подводные сады русалов.

Так что слова Дамблдора об окончании моей миссии, выглядят поспешными. Пока всех сторонников Волдеморта не передавят и не вытеснят из Британии, попытка покушения может повториться в любой момент. Какой-нибудь отчаянный товарищ, напившись зелья удачи, проскочит камином из Министерства и устроит тут побоище в разгар учебного дня!

Да мало ли чего можно придумать, от отчаяния! Например, затаиться и затесаться в министерскую комиссию по приему экзаменов. Да, Темного Лорда так не вернуть, но трупу Гарри от того легче не станет! Пускай и исчез единый мозг и лидер, но он исчезал и пятнадцать лет назад. Правда, самых лучших и преданных его Пожирателей истребили и продолжают истреблять, но все же, рано окончательно расслабляться.

Да и зелья удачи Слагхорн теперь спрятал так, что не достанешь.

Сам Гарри лишь пожимает плечами и говорит, что у него есть мантия и Джинни.

27 мая 1996 года

— Малиновый пудинг! — и вход в башню Дамблдора приоткрывается.

Наш дорогой директор сидит в кресле так, словно и не исчезал никуда. Протягивает что-то фениксу, и тот, радостно курлыкнув, принимает угощение.

— Итак, Гермиона, я обещал тебе разговор, — говорит Дамблдор, делая жест, приглашающий садиться, — и вот его время настало.

— Война официально закончена? — и вправду, в кабинете снова тишина, нет всяких светящихся и трещащих штучек.

— Час назад, под неодобрительное скрежетание зубов магов из Европы, — в улыбке и словах Дамблдора сквозит легкий намек на злорадство. — Последний из Пожирателей Смерти был убит, еще вчера, старший Мальсибер, если тебе интересно. Никаких нарушений Статута при этом не было зафиксировано, спасибо нашим друзьям из Военной Разведки магглов.

Военной Разведки? А, понятно, MI — Military Intelligence, то есть военная разведка, а не Министерство. Что ж, тоже логично, военным лучше и проще заниматься магами, особенно при угрозе противостояния.

— Они успевали замять дело?

— Скажем так, несколько опасных инцидентов так и не получили широкой огласки, — улыбается Дамблдор в бороду, — и потому не привлекли внимания магов Европы. Хотя магглам, посвященным в тайну, и не слишком нравится существование магического мира, но они понимают, что свои маги все же лучше, чем чужие. Особенно французские.

— Не слишком нравится? — повторяю растерянно.

— С тобой вежливо разговаривали, предлагали помощь, выглядели милыми, — кивает Дамблдор, — но по факту, будь у них возможность, то магический мир оказался бы ликвидирован. Во время первой магической войны эта идея особенно активно продвигалась, они вербовали магглорожденных, завозили взрывчатку на Косую Аллею, пытались подложить особо мощный заряд под "Гринготтс" и под Министерство. Да и до этого предпринимались попытки, во время Второй Мировой войны магглов, например.

Он качает головой осуждающе и продолжает.

— Хотя верхушки наших миров сотрудничают, но все равно ситуация остается хрупкой и взрывоопасной. До известной степени мы помогаем друг другу удерживать равновесие, потому что понимаем, чем грозит его нарушение, но стоит перейти некую черту и все. Оба мира рухнут, истребят друг друга. Даже если один из миров победит, то ситуация будет немногим лучше, прольются моря крови и будут горы трупов.

Киваю. Холодная война и взаимное ядерное сдерживание. Кто бы ни нанес первый удар, проиграют оба. Правда у магов тут шансы лучше, можно жахнуть и укрыться, но мало радости править "радиоактивной", условно говоря, пустыней.

— Поэтому вы замыслили новый План, профессор? — вслух, ибо Дамблдор ждет реакции.

— И поэтому тоже, — кивает он, — но даже сейчас, я, честно говоря, не уверен, стоит ли давать ход этому Плану. Возможно, что мной движут слишком личные мотивы, и я не вижу чего-то, упускаю что-то в Плане, и этот изъян приведет к еще большей катастрофе.

— Вам нужен мой совет, профессор?

— Ты же понимаешь, что тебе и Гарри отводятся ключевые роли в новом Плане, поэтому ты имеешь право знать обо всем, в том числе и о моих сомнениях, — говорит о своем Дамблдор. — Статут не игрушка, чтобы просто так взять и отменить его, будет масса политической борьбы, грязной и жестокой, ударов в спину, подножек, шантажа и интриг. Не говоря уже о том, что гоблины все же выскользнули из ловушек.

— Разве они не поддерживали Волдеморта?

— Открыто — нет. Никаких письменных договоров, никаких поставок оружия и денег, никаких подкупов магов в других Министерствах, ничего, — устало вздыхает Дамблдор и тут же оживляется. — Но теперь, когда вся полнота власти снова в руках Амелии Боунс, можно будет действовать решительнее, давить на них и проверять, не оглядываясь на наблюдателей из Европы. Но все же, жизнь испортить они нам могут, хотя очередное их восстание, можно сказать, провалилось.

— В этот раз они и вправду действовали умнее, — говорю задумчиво, припомнив слова Луны.

— Они учатся, и однажды ситуация взорвется, — кивает Дамблдор. — Так же, как и ситуация с двумя мирами, с ущемлением прав тех же оборотней, да много с чем! Самое страшное, что произойдет не просто кризис, а ряд кризисов, один за другим, и в результате два мира все равно откроются друг другу, только магический мир будет в полном упадке и разрухе. Или, наоборот, то, чего хотел Темный Лорд — захватить власть и уничтожить мир магглов, но думаю, ответный удар был бы не менее жесток.

— О да, — тихо шепчу под нос.

— И результате мы все равно войдем в мир магглов, — говорит Дамблдор, кидая на меня острый взгляд, — но не как полноправные партнеры, а как подчиненные. Или вообще будем уничтожены, за попытку уничтожить магглов. Как бы ни обольщали и ни ободряли себя отдельные сторонники превосходства магов, все же Статут в свое время приняли мы, а не магглы. Драка за отмену Статута будет жестокой, и решать там будет уже не магия, точнее говоря, не столько магия, сколько грязная политика.

Он держит многозначительную паузу и говорит, "официальным" тоном.

— Вы еще можете отказаться, мисс Грейнджер. Наше соглашение, как я уже говорил, выполнено, и сейчас мое влияние на Министра, Визенгамот, на все в Британии, практически абсолютно, после исполнения плана по убийству Волдеморта. На самом деле, конечно, исполнилось пророчество, но все думают, что это мой план, и было бы глупо это не использовать. Гарри Поттер и Орден Феникса, включая вас, все хорошо потрудились на общую победу, но маги, не сведущие в вопросе, приписывают все мне.

— Понимаю, профессор, — киваю и задумываюсь.

Дамблдор прав, и если влезать в этот чан с дерьмом под названием "большая политика", то надо быть готовым и уверенным в себе. Все вытащат на свет, все раскопают и переворошат, и обольют грязью, а уж отношения с Луной так вообще, не будут сходить с первых страниц. Но с другой стороны... что, без нас, Дамблдор откажется от Плана? Нет, он все равно будет его двигать, только другими путями и с меньшими шансами, и точно так же меня, и Гарри, и остальных, окунут в дерьмо как креатур дедушки Альбуса. Да и не в окунании дело, все равно давно решено, что План Дамблдора меня устраивает, по всем пунктам.